Текст книги "Матерь Лада. Божественное родословие славян. Языческий пантеон."

Автор книги: Дмитрий Дудко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 18 страниц)

Курент – веселый бог

Курент известен только по словенскому фольклору. Этот веселый бог ходил со скрипкой или дудкой. Его игра может исцелить, а может заставить плясать. Он свистит в уши безнадежно влюбленным парням. Крадет у богачей еду и одежду и отдает беднякам. Одного человека он спас во время Всемирного потопа, протянув тонувшему с неба виноградную гроздь.

Курент связан со Святками и Масленицей. С и хорваты на Масленицу носили, поили, судили и казнили (топили, сжигали, закапывали, расстреливали) чучело. В Далмации его именовали Карнавал, в Славонии – Покладна баба, в Словении – Пуст, Соломенный муж или Курент. Курентами называли также масленичных ряженых. Они ходили в рогатых, усатых и длинноносых масках, с палками, к которым были привешены шкурки ежей. В болгарской легенде еж уговаривает Солнце не жениться, чтобы дети того не сожгли весь мир. Иранские же народы почитали ежа как борца со змеями. Среди курентов были «черт», «тур», «лошадь» и другие маски.

Связь Курента со Святками и Масленицей, явная близость его к Маржаку-Масленику заставляет видеть в нем Даждьбога. В то же время веселым и беззаботным нравом он скорее напоминает Ярилу. Возможно, на образ Курента повлиял Дионис – как античный бог, так и средневековы карнавальный Бахус (известный, как уже сказано, и западным славянам).

Две зари – утренняяи вечерняя

Среди общеиндоевропейских божеств была и богиня утренней зари – индийская Ушас, греческая Эос, римская Аврора, балтская Аушра, германская Остара. Эос, сестра и спутница Гелиоса-Солнца, олицетворяла одновременно утреннюю и вечернюю зарю. Ушас (Уша), сестра Ночи и мать (или возлюбленная) Сурьи-Солнца, отличалась от Пратюши – вечерней зари. У балтов было и мужское воплощение зари – Усиньш, бог-всадник и покровитель коневодства.

На миниатюре Хлудовской псалтыри XIII в. утренняя Заря – женщина в красном, с факелом и красным кольцом в руках; вечерняя же – в зеленом, с ящичком. Солнце движется от первой ко второй. Все это удивительно напоминает изображение из индийского пещерного храма Натик (II–III вв.): Уша зажигает Солнце факелом и пересылает светило Пратюше. Вспомним также Митру и его спутников-факелоносцев – Каута (в красном) и Каутопата (в зеленом). Они символизировали, помимо всего, утреннюю и вечернюю зарю. А изобразил славянский миниатюрист всю эту древнейшую языческую композицию для того, чтобы показать, как некий святой молится от зари до зари.

Утренняя Заря с кольцом в руке стоит на Збручском идоле рядом с Даждьбогом. Этот образ был известен и западным славянам. В гербе герцогов мекленбургских (бывших бодрицких князей) фигурирует рука, держащая кольцо и ленту, или девушка с лентой. Герцог Прибыслав Пархимский (XIII в.), по словам хрониста, почитал эту девушку «совсем и совершенно как бога». Не удивительно, ведь в том же гербе выступали атрибуты солнечного Радигоста Сварожича.

Титмар Мерзебургский описал славянский обряд: пастух, неся шест, увенчанный изображением руки, держащей кольцо, обходил дома и восклицал: «Бди, Генниль, бди!». Уже в XIX в. онемеченные жители села Зебен у Зальцведеля (на нижней Эльбе) с теми же словами плясали вокруг срубленного дерева. Их соседи-древане, еще сохранявшие славянскую речь, на Благовещенье ставили срубленное дерево с железным петухом на верхушке и плясали вокруг него. В селе Предель вокруг такого же дерева гоняли скот.

Этот Генниль, охраняющий скот, явно связан с солнцем, весной и утром (петух – вестник зари). Ушас молили об изобилии скота, а Усиньш покровительствовал коням. Имя Генниля, по мнению А. Френцеля, звучало по-славянски как «Гонидло» – «погонщик (скота)». Оно напоминает также польское, словацкое и венгерское слово hajnal – «утренняя заря». У литовцев бог скотоводства именовался Гониглис.

Богом зари, вероятно, был первоначально и русский Овсень (Усень, Таусень, Баусень и др.). Имя это родственно именам Усиньша, Ушас и т. д. В святочных песнях Овсень – воплощение Нового года. Он дарует изобилие и богатство, но распределяет их между людьми не поровну. Рубит сосну и строит мост, по которому едут три брата, три праздника – Рождество, Новый год и Крещение. Или же сам едет по мосту верхом на коне или свинье, напоминая этим как солнечных богов, так и германского Фрейра, бога солнца и плодородия, ездящего на златошерстном вепре. Овсень не связывался прямо с утренней зарей, то есть началом дня. Но он твердо связан с началом года. Потому его и просили дать благополучие на целый год.

В народе к утренней и вечерней заре относились не одинаково. Их обеих почитали, заговоры произносили обычно на заре, оборачиваясь утром к востоку, вечером – к западу. Утреннюю Зарю называли Марьей, вечернюю – Маремьяной. (Очевидно, их языческие имена были сродни именам Мораны и Мары.) Однако вечерней зари боялись, считали, что спящий в это время скоро умрет. Наоборот, на три или семь утренних зорь ставили посевные зерна, на одну – лучший моток пряжи. Верили, что от этого урожай будет обильным, а пряжа – хорошей.

В заговорах обе Зари обычно упоминаются вместе. Или же выступает только одна «Заря-зареница, красная девица». У зари или Зорь просили исцеления, защиты от оружия, а также хорошего урожая.

Зарю величали девицей, но однако же упоминали ее плачущее дитя. Или же прямо отождествляли «красную девицу» с Богоматерью. То есть с Ладой, рожающей на заре Зоревика-Даждьбога.

Казалось бы, заря – прекрасное явление природы, которым можно лишь бескорыстно любоваться. Славяне-язычники думали иначе. Заря прекрасна – значит, добра. А раз добра – значит, может помочь людям.

Обида, Карна и Желя – вестницы смерти

В «Слове о полку Игореве» поражение Игорева войска и последующее вторжение половцев описываются как космическое бедствие. С дерева падает на землю зловещий Див-грифон. Плещет лебедиными крыльями дева Обида, неся Даждьбожьим внукам (русичам) горе и разорение. Скачут страшные всадницы Карна и Желя (Жля), с криком разбрасывая горящие угли из огненного рога.

Эти три богини напоминают германских валькирий крылатых конных воительниц, сеющих смерть, а также подобных им южнославянских вил. Лебедь – птица нижнего мира, на лебедях ездит под землей Солнце. «Белой Лебедью» зовется Марья-Авдотья Лиходеевна. Троянова земля (у устья Дона, в глубине половецкой степи), где живет Обида, – та же преисподняя, царство Трояна-Чернобога. Имена же Карны и Жели происходят от древнерус. «карити» и «желети» – «оплакивать умерших».

Для воинственного германца пасть в бою, даже потерпев полный разгром, и вознестись с валькириями в Валгаллу («зал мертвецов») – высочайшая честь и счастье. Но славянам был чужд такой культ войны и смерти. Для них военное поражение – горе, торжество темных сил.

Царь Морской

В мифах многих индоевропейских народов выступает бог моря: индийский Варуна, индоиранский Апам На-пат, греческие Океан, Нерей, Посейдон, римский Нептун, кельтские Лир (Нуаду) и его сын Мананнан, германские Ньёрд и Эгир. Обычно он – зрелый муж-колесничий или величавый старец, властный также над всеми земными водами. Все реки – его дочери. Он не зол, но суров, гневен и своенравен.

Жизнь праславян была мало связана с морем. Их территория выходила к нему лишь в польском Поморье, но и отсюда их часто оттесняли германцы и балты. Хотя Балтийское море в начале нашей эры именовалось Венедским, то есть славянским. Лишь в раннем средневековье славяне обрели более широкий выход к Балтийскому, Черному и Адриатическому морям.

И все же в славянском пантеоне был и бог морей – Морской Царь. Его образ сохранился лишь в былине о Садко. Герой этой былины – не только удачливый рыбак и купец, но и могучий волхв-шаман. Завороженный его игрой на гуслях, Морской Царь дает ему поймать трех чудесных золотых рыбок, и неимущий гусляр делается богачом. Он выходит на кораблях в море, но поднявшуюся бурю можно усмирить лишь человеческой жертвой. И Садко попадает на дно моря, в хрустальный дворец владыки вод.

От игры гусляра Морской Царь расплясался, да так, что корабли начали тонуть. Садко прекратил игру – и море утихло. Тогда повелитель вод решил привязать его к себе, женив на одной из своих многочисленных дочерей. По совету св. Николы Садко выбрал красавицу Чернаву, однако ночью не стал овладевать ею. И проснулся… на берегу реки Чернавы.

Былинный Морской Царь могуч и величествен, но, приглядевшись, в нем легко узнать самого обычного водяного.

Тот тоже любит музыку и пляски, заставляет утопленников играть для себя и порой живет во дворце. С человеческими жертвами водяному этнографы не сталкивались, однако рыбаки на Онежском озере топили чучело в виде человека.

И все же Морской Царь – не просто «разросшийся» в поздние времена водяной. Есть у него и древние индоевропейские черты. Подобно Нерею или Океану, он – отец рек. Его не представляли колесничим наподобие Посейдона, Мананна или Апам Напата. Но в жертву водяному приносили лошадей.

В мифологии восточных славян известны и другие цари. Так, лешими повелевает «лесной царь», домовыми и дворовыми – «дворовый царь». «Лесным царем», «водяныл царем» могут величать и обычного лешего или водяного.

Морской Царь стоит, таким образом, на грани между миром великих богов и миром «боженят» – стихийные духов. А великие боги уже начинают теснить его. В былине усмирить морского владыку помогает Садко св. Николай. Как уже указывалось, за ним, возможно, стоит Стрибог, также связанный с морем.

Боги и богини малоизвестные и вымышленные

О некоторых славянских богах и богинях, к сожалению, неизвестно ничего или почти ничего, кроме имен и мест поклонения. Об их функциях, родственных связях, даже о значении их имен можно лишь догадываться. Таковы плоды истребления «просветителями» памяти о богах славян.

В хронике Вацлава Гаека говорится о почитании чешскими князьями и княгинями ряда богинь. Сведения его очень скупы и лишь немного дополняются чешским историком Я. Ф. Гаммершмидтом (1659–1735). Следует заметить, что в легендарной истории Чехии большую роль играют вещие княгини, жрицы, амазонки. Вполне естественно и большое значение в столь матриархальной стране культов богинь.

Знаменитыми волхвинями были три дочери князя Крока: Казн – знахарка и прорицательница, Тетка – жрица и учредительница обрядов, Либуша – княгиня и пророчица, «сивилла чехов». Тетка основала священный город Тетин, а рядом, на горе Поглед, – капище богини Климбы. На этой же горе жрица была погребена, и на поминках по ней (в 9-й день) ее муж принес обильную жертву этой богине. Имя Климбы родственно слову klimbati – «дремать», «качаться». По Гаммершмидту, идол ее был каменный, в каменной короне, со щитом в левой руке и золотым копьем в правой. Очевидно, это была богиня сна, ночи (возможно, луны) и войны. Не тождественна ли она Деване или Моране?

Богиня Дирцея и бог Зелу помогли Пржемыслу, мужу Аибуши, одолеть амазонок Власты. Как уже говорилось, эта божественная пара может соответствовать Моране и Даждьбогу.

Князь Незамысл и княгиня Лидомира почитали богиню Красатину, соответствующую, видимо, Красопани-Ладе. Княгиня Банка узнавала волю всех богов через посредство богини Кигалы. Больше об этой вестнице богов ничего не ведомо.

Князь Вехослав из Клатова почитал богиню войны Клювину и поставил ей святилище с серебряным идолом-оракулом. О ней известно лишь по Гаммершмидту. Она также может быть ликом Мораны или Деваны (серебро – металл луны и загробного мира).

Княгиня Людмила, будущая крестительница Чехии, поклонялась богине Кросине. Эта богиня, чей золотой идол был перелит в статую Богоматери, – также ипостась Лады (см. выше).

О божестве Бода, почитавшемся на Лысой горе в Польше вместе с Ладой и Лелей, уже говорилось. Возможно, это – перенятый у германцев Водан.

Божество Подага имело свой храм и идола в Плуне, в земле вагров. Только это и сообщает о нем Гельмольд. Исследователи чаще всего отождествляют это божество с польской Погодой.

«Сага о Книтлингах» именует кореницкого Поренута «Турупит». Это напоминает эстонское божество «Тарапита», о котором говорит хронист Генрих Латвийский (XIII в.). Последний, однако, не понял эстонского выражения «Таарепи, та!» – «Таара, помоги!» Карело-финский Таара, Туури – бог неба и грома. Не отождествляли ли с ним руяне Поренута? Или датский автор просто перепутал славянского бога с финским? Та же сага говорит о боге Пизамаре, почитавшемся в Ясмунде на Руяне. Это имя исследователи толковали по-разному: «Бесомир», «Бесомор», «Позмор» (то есть бог моря), «Печимир» («пекущийся о мире»). Не ясно, был ли это бог смерти (Чернобог?) или, наоборот, добрый бог, защитник людей от бесов. Вряд ли, впрочем, капище Чернобога могло существовать не в карпатской глуши, а на густонаселенном Руяне, недалеко от Арконы – твердыни Святови-та. Скорее здесь можно предполагать какую-нибудь мрачную ипостась Даждьбога.

Бог Годраг (или Гонодраг) почитался в Зверине (Шверине) у бодричей. Церковники велели славянам вместо него почитать св. Годегарда (руководствуясь, видимо, сходством имен). Об этом сообщил продолжатель Гельмольда Арнольд.

Лужицкие историки XVIII в. Френцель и Кнаут утверждали, что в городе Цейц (южнее Лейпцига) славяне почитали богиню-мать Цицу (чеш., польск. и луж. сус – «женская грудь», рус. «титька», укр. «цицька»). Ее храм здесь якобы существовал при Карле Великом. Лужичане, однако, называют Цейц не «Циц», а «Жич». А немецкая хроника XVI в. говорит о почитании Цицы в Аугсбурге и ее празднике 28 сентября, после жатвы.

Аугсбург лежит в Баварии, далеко от славянских земель. Его римское название – Августа Винделиков. Быть может, немец-хронист спутал славян-венедов с кельтами-винделиками и перенес славянскую богиню за Дунай? Или, наоборот, лужицкие книжники перенесли к славянам чужой культ? Или же этот культ, как и некоторые другие, был общим для славян и германцев? Сама же Цица была, очевидно, одним из многих ликов Матери Мира.

Все рассмотренные до сих пор божества, по крайней мере, действительно почитались славянами. Но, к сожалению, по страницам популярной и неоязыческой литературы до сих пор странствуют «славянские боги», которых не почитал никто и никогда. Своим появлением они обязаны, в лучшем случае, домыслам поздних авторов, в худшем же – бессовестному обману.

В 1550 г. в Тюрингии была найдена полая бронзовая фигурка толстого голого человека. Внутрь ее можно было залить воду, развести в нижней части огонь – и толстяк принимался с шумом извергать изо рта и отверстия в голове дым и пар. В 1561 г. историк Г. Фабрициус счел фигурку идолом, изготовленным хитрыми жрецами, и окрестил ее «Пустериком». Полтора века спустя А. Френцель принял этого «идола» за лужицкого бога «Быстрика». На самом деле «Пустерик» был механической игрушкой XV–XVI вв.

Г. Шпонгольц, фабрикуя своих «приллвицких идолов», наносил на них имена славянских и балтских божеств – Белбога, Радигоста, Живы, Прове, Перкунаса и др., а также римской Немезиды («Немиса») и германского Водана («Вода»). Некоторых же богов литейщик измыслил сам. Среди них Числобог (с полумесяцем на плечах), Чернитра (дракон), Ипабог (с охотничьей сценой на спине и большим фаллосом). Числобог, очевидно, бог времени, а Ипабог – охоты. Имя и внешность последнего явно говорят о знакомстве Шпонгольца со славянскими непристойными выражениями…

Числобог попал и в «Велесову книгу» Ю. П. Миролюбова. Там же в качестве славянских богов фигурируют индийские: Индра, Шива (Сивый), Вишну (Вышень), Кришна (Крышень), Сурья, Дьяус (Питар Дый), Притхиви (Протева). Миролюбов по-дилетантски отождествлял язык и пантеон древних индийцев с общеиндоевропейским. Образы Сурьи-Солнца, Дьяуса-Неба, Притхиви-Земли, Индры-Громовника – действительно общеиндоевропейские. Но образы Шивы и Кришны сложились в основном уже в послеведические времена. В славянских же источниках все эти теонимы не встречаются (кроме Дыя и Индрика – Индры[41]41
  Индриком (Индрой) – зверем в русских духовных стихах именуется мамонт, что напоминает Аиравату слона Индры.


[Закрыть]).

Особое место в «Велесовой книге» занимает Матерь Сва-Слава – огненная птица. Она воспевает победы русов, зовет их в бой, но может и опустошить мир огнем. Этот образ напоминает и русскую Жар-птицу, и Матаришвана – индийского Прометея. Но нигде, кроме «Велесовой книги», он, опять-таки, не встречается.

Древнерусские и общеславянские боги (Перун, Велес и др.) в «Велесовой книге» соседствуют с западнославянскими Триглавом и Святовитом. Кроме того, перечисляются десятки второстепенных богов, олицетворяющих месяцы года, явления природы и человеческие дела (Ледич, Лютич, Ягодич, Озернич, Мыслич, Гостич и т. д.). Они нигде не известны, кроме этой книги и «фольклорных» записей ее «открывателя» (и только его!). Другие «оригинальные» боги в книге хотя бы соответствуют известным славянским божествам: Заребог – Ютробогу, Землебог – вероятно, Велесу, Перуница – Летнице, Яробог – Яриле и др.

Следует отдать должное литературному таланту Юрия Петровича, его искреннему патриотизму и бескорыстию. Но изучать славянское язычество по «Велесовой книге» нельзя, как нельзя изучать кельтскую старину III в. по «Песням Оссиана», подделанным Дж. Макферсоном.

Среди украинских неоязычников популярны богини Слава и Дана. О богине Славе писал еще Ян Колар в XIX в. Дану же «извлек» в 1860 г. Галицкий историк Я. Головацкий из гуцульских припевов. Предполагают, что Слава была богиней войны, а Дана – воды. Да, «Слава!» было боевым кличем запорожцев. А «Дана» родственно иранскому корню don («вода», отсюда «Дон», «Днепр» и др.), а также именам двух богинь: индийской Дану (матери демонов-данавов) и кельтской Дану (прародительницы племени полубогов). Но, в отличие от Лады, Лели и т. д., Слава и Дана ни в каких письменных или фольклорных источниках не выступают как богини и вообще человекоподобные существа. Так что существование таких богинь у славян – не более чем догадка.

Но, как видим, славянский пантеон достаточно богат и без сомнительных или вымышленных божеств.

Славянские боженята

Славянский Олимп, мир великих богов, как бы покоился сверху на более обширном мире «боженят» – низших божеств. Не только в ученых книгах, но нередко и в народе боженят именуют «духами», хотя они, как правило, не бестелесные призраки, а существа из плоти и крови. Они даже не бессмертны, и их можно убить. Порой их зовут богами и богинями. Часто же (не без влияния христианства) – «нечистой силой», «нечистыми», хотя многие из них больше помогают людям, чем вредят.

Древнерусские авторы знали, что берегинь 7 или 9 сестер, а вил – 27 или 30 сестер. Обычно же боженят каждого вида – бесконечное множество, и они лишены индивидуальных имен. С великими богами у них порой довольно тесные связи. Великая Богиня может именоваться Берегиней или вилой Живой. Морана – предводительница русалок. Яриле (Георгию) служит волчий пастырь (разновидность лешего). Сатана (Чернобог) – повелитель чертей. Дружину Перуна составляют гарцуки. Месяц (то есть Белее) – солнце и божество мира боженят, и они ему поклоняются.

Мир этот старше многих богов: образы леших, водяных, русалок, упырей и др. сложились еще у первобытных охотников и рыболовов. При этом он необычайно живуч. Церковники не сумели искоренить не только веры в боженят, но и их культа. Жертвы водяному или домовому приносились и в XX в. Более того, семья «нечистых» уже в христианские времена пополнилась «колокольным маном», обосновавшимся прямо на церковной колокольне, чуть ли не в самом храме нового бога! Да и в церкви нечистые могли устроить форменный шабаш: вспомним гоголевского «Вия».

По преданию, боженятами стали бесы, сброшенные с небес Богом при разгроме Сатаны: кто упал на дом – стал домовым, в лес – лешим, в реку – водяным и т. д. Упырями, русалками, мавками и т. п. становятся люди, умершие «недоброй» смертью: утопленники, самоубийцы, некрещеные дети[42]42
  У славян-язычников мог существовать обряд вроде принятого у языческих германцев обливания младенцев.


[Закрыть], злые колдуны и т. д. Домовыми же – предки хозяев дома. «Нечисть» охотно подменяла человеческих детей своими или забирала детей, проклятых родителями. Наконец, боженята интенсивно плодились, сходясь друг с другом и с людьми.

Отношение боженят к людям варьирует от доброжелательного до враждебного. Как правило, чем ближе к человеку обитает какой-либо дух, тем меньше он ему вредит и больше помогает. Наоборот, чем больше связан дух с миром дикой природы, а не со сферой культуры, тем он злее и опаснее. Наиболее злы черти, обитающие в болотах или под землей. В целом же боженята не так злы, как проказливы и мстительны. Элементарное уважение, скромные жертвы, соблюдение определенных правил – этого всего хватает, чтобы завоевать расположение большинства из них. Особо же зловредных можно и усмирить магическими средствами – например, плетью или крепким матом.

Наиболее близок и добр к человеку домовой. Имен у него множество. Восточные славяне его величают «хозяин», «дедушко-браток», «господарь» и т. п., западные славяне и словенцы – «скрат», «кобольд» (на немецкий лад), «красняк», «краснолюд» (из-за его красной одежды или шапки), южные славяне – «стопан» (хозяин). Домовым, как уже сказано, становится один из предков семьи. Является он во всем похожим на хозяина дома или же низеньким человеком, заросшим шерстью (чем она гуще – тем богаче семья). Или же в виде животного, особенно змеи (это может быть и реальный домашний уж) или ласки. У него есть жена-домовиха и дети.

Домовой усердно заботится о хозяйстве и скотине, поучает хозяев, предсказывает им будущее, предупреждает о несчастьях. Без него и дом не стоит. Потому, переезжая в новое жилье, из старого перезывают домового. Ему ставили угощение, дарили монеты, лоскуты и т. д. Но если «хозяин» прогневается на людей (за лень, ссоры, несоблюдение правил и обычаев) – беда. Он устроит в доме, по-современному говоря, полтергейст, изведет скотину, будет давить во сне. Еще хуже, если колдун вселит в дом «чужого» домового, способного лишь вредить. Такого уже не умилостивляют, а изгоняют плетью или вилами.

Может поселиться в доме и совсем уже вредное существо – кикимора. Выглядит она, как маленькая горбатая старушка в лохмотьях. Вырастает из некрещеного или проклятого ребенка. Или недобрые люди (обычно печники либо плотники, не поладившие с хозяевами) вселяют ее в дом, запрятав в нем особую куколку. Полтергейст – основное занятие кикиморы: бить посуду, всячески шуметь, являться в виде животных и т. п. Еще любит она прясть и шить, но неумело, никогда не доводя до конца. Избавиться от нее удается с трудом, с помощью особых обрядов. Живет она также в болоте. При всем этом кикимора может и помогать хорошим хозяевам, а плохим вредит особенно усердно.

На Рождество кикимора рождает шуликунов. Эти демоны (от тат. «шульган» – «водяной») известны лишь на русском Севере. Они живут в воде и заняты тем, что на Святки бегают толпами и всячески пакостят людям, после чего исчезают.

Близка к кикиморе общеславянская мора (змора), давящая людей по ночам.

На дворе обитает дворовой, заботящийся о скотине. В народном представлении он почти сливается с домовым.

Нельзя не заметить близость домового и дворового к Велесу, а кикиморы – к Мокоши-Пятнице. Кикимора вообще выглядит какой-то карикатурой на Мать Мира (или на Ягу). Ученые давно спорят: выросли великие боги из боженят или деградировали до их уровня? Это напоминает спор о курице и яйце. Вернее будет сказать, что боги и духи с одинаковыми функциями создавались как бы по одной модели. Росла власть над обществом старейшин, вождей, шаманов – и разрастались образы могучих богов. Но верующим нужны были и такие боги, с которыми можно разобраться по-семейному. От Велеса ведь горшком каши не откупишься и вилами его не прогонишь! Вот и соседствовали боги (а затем святые) с боженятами.

Западным и восточным славянам, а также словенцам, балтам и немцам известен домовой в виде огненного летучего змея. Западные славяне зовут его пливником или денежным (пшеничным, молочным) змеем, восточные – просто змеем. Выводят его из яйца, снесенного петухом. Змей носит своему хозяину деньги, зерно, муку или молоко (украденные в чужих домах). Ему сродни огненный змей-соблазнитель – летавец, прелестник. Этот сам прилетает, но только к женщине, тоскующей по умершему или отсутствующему мужу. Принимая его облик, змей сожительствует с ней, а заодно приносит деньги, зерно и т. д. Только от его любви она быстро истощается и умирает, если его не отвадят молитвами или магическими приемами.

Эти персонажи опять-таки сродни великому богу – Перуну. Не только обликом змея, но и склонностью к любовным похождениям, столь свойственной индоевропейскому громовнику. Особенно интересен западнославянский рарог – существо того же типа. Он может являться не только огненным змеем, но и хищной птицей (соколом), и вихрем. Имя его родственно авестийскому Varagan – так называется хищная птица, в которую (а также в ветер) может превратиться иранский Веретрагна, соответствующий Перуну.

Особые духи обитают в хозяйственных постройках. В бане живут банник и банница (обдериха) – существа опасные. Они могут запарить или обварить до смерти, живьем содрать кожу. Но все это они делают лишь с тем, кто не соблюдает определенных правил (моется слишком поздно и т. д.). Если же делать все как следует, то банник предсказывает будущее, а банница помогает роженицам и повитухам (раньше рожали обычно в бане).

В овине обитает овинник. Он помогает сушить зерно, но может и сжечь хлеб вместе с овином, если хозяин обидит его. Подобным же образом ведут себя гуменник и ригачник, ведающие, соответственно, током и ригой (помещением для молотьбы). Вообще же наиболее скверным и обидчивым характером отличались банник и овинник.

Именно к домашним духам (домовому, баннику, гуменнику) обращались девушки, гадая о замужестве. Если дух коснется мохнатой рукой – муж будет богат, если голой и жесткой – беден и суров, если мягкой – добр.

Своеобразная домашняя нечисть – баечник. Он пугает наслушавшихся на ночь страшных баек: шуршит, стонет, насылает кошмары.

С древнерусских времен известно представление о злых днях и часах, когда ни в чем не может быть удачи. Еще хуже, если к человеку привяжется их воплощение – Горе-Злочасье, о котором говорят русские сказки и древнерусская повесть. В украинских поверьях ему соответствуют злыдни – двенадцать маленьких худых существ. Если они поселяются в хате – ее хозяев ждут лишь беспросветная нужда и несчастья. Избавиться от них, как и от Злочасья, можно лишь хитростью, – например, заманив и заточив в бочку.

В поле хозяин – полевик. Как и другие боженята, он многолик: может являться маленьким человечком, стариком с бородой из колосьев и травяными волосами, мужиком в огненной шерсти, с хвостом и рогами и т. д. Полевик заботится о посеве и скотине, пасущейся на полях, но может и навредить плохому хозяину либо человеку, заснувшему в поле, особенно в полдень или на меже. У него есть дети – межевички и луговички. Зимует полевик в «Велесовой бороде».

В поле же обитает известная и западным, и восточным славянам полудница. Это – высокая, прекрасная девушка в белом (или, наоборот, уродливая, страшная старуха). Она тоже охраняет посевы. Любит пляски, в которых с ней состязаться трудно и опасно, сумевшего все же переплясать ее щедро награждает. Опасна полудница для тех, кто работает в поле в самый полдень: насылает на них солнечный удар или сворачивает шею. Она также наказывает и пугает детей, бегающих в хлебах, особенно во ржи. Там, надо сказать, обитают существа и пострашнее. Например, описанная Древлянским расамаха – до пояса человек, а выше – лев.

Все эти полевые боженята – духи хлебов. Их не увидишь осенью или зимой, на голых холодных полях.

Почти всем славянам известен леший (полисун, волчий пастырь, граб и т. д.). Он многолик, как сам лес. Может явиться обычным человеком (только одежда запахнута слева направо[43]43
  Сейчас, когда одежде почти не придают сакрально-магического значения, ее все запахивают, «как у лешего».


[Закрыть]) или остроголовым, покрытым шерстью существом без одежды, или подобным черту – с рогами и копытами. Может менять рост: на поляне – вровень с травой, в чаще – с самыми высокими деревьями. Оборачивается любыми животными или растениями. Горланит и свистит на все голоса, быстро носится, вызывая бурю.

Леший весьма женолюбив, женится и на лешачихах (своей собственной породы), и на русалках, и на девушках, пропавших в лесу, проклятых родителями или же похищенных им. Он охотно крадет или подменяет человеческих детей.

В лесу леший – полный хозяин. Все звери – его скот, и он их даже проигрывает в карты другим лешим. Над людьми в своих владениях лесовик шутит, порой зло: заводит в чащу, шумит, пугает и т. п. Есть даже лешие-людоеды. Но тем, кто его уважает, приносит жертвы и не безобразничает в лесу, леший помогает. С пастухами, охотниками, колдунами он заключает целые договоры и тщательно их соблюдает.

Из всех славянских боженят леший наиболее напоминает «снежных людей» (реликтовых гоминоидов). Волосатое тело, заостренная голова, громкий крик – их характерные черты, при том засвидетельствованные в неславянских регионах и от людей, не веривших ни в каких духов. Западные славяне отличают собственно леших (грабов, борут) от «диких мужей» и «дивожен». Если реликтовые гоминоиды существуют (а тому есть немало доказательств и помимо фольклора), то вполне естественно, что люди принимают их за леших и других боженят. С другой стороны, чтобы придумать человекоподобного хозяина леса (гор, реки, дома и т. д.), не обязательно иметь дело с какими-либо «живыми ископаемыми». Потому, если всерьез искать следы наших реликтовых родичей, нужно знать не только биологию, но и фольклористику и историю религии.

В Карпатах, по представлениям поляков, украинцев и словаков, обитают богинки (богини, дивожены). Это уродливые женщины, длинноволосые, покрытые шерстью, с огромными грудями, заброшенными за плечи, и большими животами. Они напоминают обезьян, да их и называют «малпами», «мамунами» – «обезьянами». Обитают богинки возле воды либо в норах и пещерах. Все это – типичные черты реликтовых гоминоидов.

Другие черты богинек, однако же, не объяснит ни один криптозоолог. У них птичьи ноги, а руки трехпалые и с когтями. Они любят стирать и прясть. Очень часто вредят роженицам и новорожденным: похищают и подменяют детей, насылают болезни и смерть, таинственным образом вытаскивают из тела матери плод или внутренности. Мужья и отцы богинек – водяные; кроме того, богинками становятся некрещеные дети, невесты, умершие до свадьбы, грешные женщины и т. д. Ребенка, умственно отсталого, чересчур прожорливого и плаксивого, считают «подменой» и бьют его, чтобы богинка (лешачиха и т. д.) пожалела своего и подменила обратно.

Самое интересное то, что среднеазиатские и другие тюркские народы почти так же описывают алмасты (албасты) – водяных женщин. И точно так же полагают, что те вредят роженицам.