Текст книги "Матерь Лада. Божественное родословие славян. Языческий пантеон."

Автор книги: Дмитрий Дудко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 18 страниц)

Дудко Дмитрий
Матерь Лада. Божественное родословие славян. Языческий пантеон

Пути в мир славянских богов

Эта книга – не просто очередной словарь славянской мифологии. В таких словарях (даже составленных на высоком научном уровне серьезными учеными) сведения о богах, духах, праздниках, обрядах оказываются разбросанными по лаконичным статьям, расположенным в алфавитном порядке. Это, конечно, удобно для справок. Но в результате вместо цельного образа славянского Олимпа получается что-то вроде бухгалтерской ведомости или справки из отдела кадров на бригаду, набранную с бору по сосенке.

А ведь славяне, жившие общинным строем, и пантеон свой представляли общиной-племенем, родом или патриархальной семьей. В этой семье-племени есть свой старейшина (Род), его супруга (Лада), свой князь-воевода (Перун), волхв-шаман (Велес) и т. д. Это – не двор небесного самодержца с придворными «чинами ангельскими» и святыми угодниками. И сами люди богам не бесправные рабы, а родичи и потомки. А вековая Правда была одинаково писана людям и богам.

У каждого племени был свой, особо чтимый, бог-покровитель. Но сам пантеон (кроме некоторых локальных божеств) был единым для всего славянского мира. (Так же, как, например, олимпийский – для мира эллинов, разделенного на множество полисов.) При этом одно и тоже божество у разных племен, в разных обрядах могло носить разные имена. А в христианские времена гонимые боги стали скрываться под именами-масками святых, а также эпических и сказочных героев. Бог солнца, например, у восточных славян звался Даждьбогом, Сварожичем и Хорсом, у полабских – Радигостом Сварожичем, у южных – Божичем; в купальских песнях он – Иван (Ян), в сказках – Иван Царевич, Иван Сучич, Зоревик, в былинах – Иван Годинович и т. д. Племенным богом он был у бодричей и лютичей в нынешних Мекленбурге и Померании.

Цель этой книги – показать семью славянских богов такой, какой ее представляли сами славяне-язычники. Задача, надо сказать, не из простых. То ли дело писать О мифологии эллинов, индийцев или иранцев. Тут к твоим услугам Гомер, Гесиод, Веды, Авеста, «Махабхарата», «Шахнаме»… Сумей только не запутаться во множестве имен и противоречивых версий. Даже кельтские и германские мифы неплохо сохранены христианскими книжниками. А славянские? Увы. Не нашлось у славян своей Ирландии или Исландии, где можно было бы записывать отечественные мифы, не рискуя попасть на костер. А книги языческих волхвов до нас не дошли – если вообще существовали. Знаменитая «Велесова книга» – талантливое и мудрое сочинение. Только не волхва IX века, а белоэмигранта Юрия Миролюбова (при участии известного коллекционера и подделывателя древнерусских рукописей А. И. Сулакадзева)[1]1
  Отсутствие священных книг и самой письменности – вовсе не признак «дикости» или скудоумия. Веды и Авеста долгие века существовали лишь в устной форме, а кельтские друиды принципиально не записывали своего учения.


[Закрыть].

О живом еще славянском язычестве писали, казалось бы, многие. Авторы древнерусских и польских антиязыческих поучений; русские летописцы; хронисты польские (Ян Длугош, Мацей Меховский, Мартин Кромер, Мартин Вельский, Мацей Стрыйковский), чешские (Козьма Пражский, Неплаха, Вацлав Гаек), немецкие (Видукинд Корвейский, Титмар Мерзебургский, Адам Бременский, Гельмольд), датские (Саксон Грамматик и автор «Саги о Книтлингах»); византийский историк Прокопий Кесарийский; ученые арабы ал-Масуди и Ибн-Фадлан. Но почти все они стремились искоренить «идолобесие», а не сохранить память о нем. Имена богов, их функции (не всегда), описания идолов, святилищ, обрядов – вот и все, что они считали нужным доверить пергаменту. Ни родословных богов, ни сюжетных мифов. При этом иностранцы (немцы, датчане, арабы), для которых славянское язычество было занятной экзотикой, писали о нем подробнее, чем сами славяне. Польские ксендзы в своем католическом усердии не называли отеческих богов по именам вплоть до XV в., а их чешские собратья – до XIV в. Козьма Пражский в XII в. упоминал чешских богов лишь под античными псевдонимами («Юпитер», «Марс» и т. п.).

Одно из немногих исключений – летописная статья 1114 г. Хитрый русский книжник поведал о Свароге и Даждьбоге, отождествив их с египетскими «царями» Гефестом и Гелиосом (читай: богами Пта и Гором) из греческой хроники Иоанна Малалы и выписав оттуда лишь то, что напоминало славянский миф. Другое исключение – бессмертное «Слово о полку Игореве». Его автор-христианин смело и без всякой враждебности упоминал языческих богов. Само восприятие мира в поэме – глубоко языческое. Вся природа одухотворена, злые ее силы вещают гибель князю и дружине, а добрые – помогают, княгиня молится трем стихиям… Одно это доказывает подлинность «Слова…»

Два века спустя автор «Задонщины» заставит Мамая призывать русских богов, путая при этом их имена.

Будем, однако, благодарны всем средневековым авторам, донесшим до нас хоть какие-то сведения о славянском Олимпе. Ведь именно из рядов гонителей язычества вышли его первые исследователи. В XII в. ученый русский паломник на борту корабля в Эгейском море переводил и комментировал антиязыческий трактат Григория Богослова, разработав при этом целую схему развития славянских верований: культ упырей и берегинь – почитание Рода и Рожаниц – поклонение Перуну. Схема эта в главном соответствует принятой ныне в науке: духи стихий уступают место божествам плодородия, а те – воинственному богу князей и дружинников. В XV в., в эпоху Ренессанса, каноник Ян Длугош описал польский пантеон, соотнося отечественных богов с античными. Ему последовали польские историки XV–XVI вв. Меховский, Кромер, Вельский, Стрыйковский, их чешские коллеги – Ян Дубравский (XVII в.), М. Странский (1634), Иржи Стрже-довский (1719), Г. Папанек (1780), немецкие и лужицкие историки XVI–XVIII вв. А. Кранц (1572), П. Альбин (1590), Э. Шедиус (1648), Г. Мазиус (1710), Абрахам и Михаил Френцели (конец XVII – начало XVIII вв.), Экхардт (1732).

Собственно, между письменными источниками и исследованиями по славянской мифологии нет строгой грани.

Историки эпохи Возрождения и барокко не только переписывали друг у друга сведения о славянских богах, но и дополняли их оригинальными данными. Ценны в этом плане сочинения чеха Вацлава Гаека (XVI в.), немцев Марешалка Турия и Конрада Бото (XV в.).

Да, авторы тех времен были склонны к «баснословию», ученым фантазиям, не отделяли строго свои догадки и «реконструкции» от фактов. Наивно выглядят их попытки представить славянских богов в виде обожествленных славянских или германских королей. Иллюстраторы этих трудов в глаза не видели славянских идолов и рисовали их на псевдоантичный лад. И все же труды эти заслуживают внимания. Хотя бы потому, что в те времена память о язычестве в народе была сильнее и полнее, чем в XIX в., когда за дело взялись профессиональные этнографы и фольклористы. А в Мекленбурге, например, где трудились Бото и Турий, славянская речь вообще перестала звучать каких-нибудь два века спустя.

На волне нараставшего интереса к славянским древностям появились даже подделки. В начале XVIII в. граф Пшибыслав Диаментовский сочинил под именем Прокоша (польского епископа X в.) «Славяне-сарматскую хронику», где изобразил почти всех польских богов древними королями, но при этом сохранил, например, ценное этнографическое свидетельство о почитании богини Живы в виде кукушки. Как видим, даже такие источники не стоит игнорировать. Другое дело – «приллвицкие идолы»: две сотни грубых, уродливых, порой непристойных фигурок с безграмотными руническими надписями, изготовленные В конце XVIII в. Г. Шпонгольцем, бронзолитейщиком и археологом-любителем. Как ни странно, эти «творения» невежественного, презиравшего славян немца и сегодня находят защитников и почитателей. А ведь автор их давно попался на том, что использовал книгу о рунах с типографскими ошибками, которые оказались и на идолах. Подлинные же славянские идолы, открытые позднее, совершенно не похожи на изделия Шпонгольца.

Восточные славяне возобновили изучение своей мифологии под влиянием западных. Начали в XVII в. украинцы – авторы Густынской летописи и «Синопсиса»[2]2
  «Синопсис», созданный в Кие¬ве И. Гизелем (перешедшим в пра¬вославие выходцем из Пруссии), был до начала XIX в. основным учебником отечественной истории в России и на Украине.


[Закрыть], использовавшие как польские хроники, так и этнографические наблюдения. Им последовали россияне – великий Михайло Ломоносов и три популярных автора екатерининской эпохи: Михаил Попов, Михаил Чулков и Василий Левшин. Эти трое к тому же создали русский рыцарский роман, положив начало процветающему ныне жанру славянской фэнтэзи. Их увлекательные сочинения позднее померкли в свете «Руслана и Людмилы», но без них не было бы и пушкинского шедевра.

Все же научный уровень этих исследований (и отечественных, и западных) был невысок. В перечнях богов путались божества славянские и балтские, западно– и восточнославянские, отсутствовала критика источников, а анализ ограничивался отождествлением отеческих богов с античными. Множились ошибки и «басни». В славянский пантеон, например, попала финно-угорская «Золотая Баба» (Зорни-Най), а бог Симаргл обратился в богиню весны Зимцерлу или Зимстерлу («стирающую зиму»). На том же уровне работали и авторы начала XIX в. – Андрей Кайсаров и Сергей Глинка. Последний откровенно фантазировал: сочинил даже гимн Перуну и красочно описал обряды в храме Святовита. Он, правда, не выдавал своих фантазий за подлинные факты. «Период поэтической мифологии» – так назвал один из историков это время, когда грань между научной и художественной реконструкцией славянских мифов была очень зыбкой (почти как сегодня).

Наступившая эпоха романтизма принесла новые фантазии и подделки. Великий словацкий поэт Ян Колар, например, вымыслил богиню победы Славу. Крупнейший чешский славист Вацлав Ганка сфабриковал «Краледворскую рукопись» с песнями будто бы языческих времен и изуродовал приписками латинско-немецко-чешский словарь XIII в. «Матер верборум» (Мать слов)[3]3
  Приписки выявил в 1866 г. А. Патера. Однако он был склонен к гиперкритицизму и часто не указывал, почему счи¬тает ту или иную глоссу фальшивой. Поэтому отвергать пол¬ностью «Мать слов» как источник по славянской мифологии все же нельзя.


[Закрыть]. И все, разумеется, ради поднятия национального и общеславянского духа. Появлялись все новые «славянорунические» памятники: микоржинские камни, «краковская медаль» и др. В конечном счете все «славянские руны» оказались либо неславянскими, либо поддельными. Итог их поискам подвел В. Ягич в своей «Энциклопедии славянской филологии» (1912, вып. 3).

От чешских и польских братьев не отставал и обрусевший грузин А. И. Сулакадзев, изготовивший «Боянов гимн Словену», «Перуна и Велеса вещания» и, видимо, таинственные дощечки, найденные в 1919 г. А. Ф. Изенбеком. На основе их впоследствии возникла «Велесова книга» Ю. Миролюбова.

Все же славянские мифологи-романтики относились К источникам гораздо более серьезно и критически, чем авторы времен барокко и классицизма. Главное же – они Проложили новый путь в мир славянских богов. Он лежал через народные верования, обычаи, фольклор – все то, что носители пудреных париков обычно считали «грубыми выдумками невежественной черни». Отеческое язычество теперь не подгоняли под «(непревзойденную» античность, а рассматривали на общеиндоевропейском фоне.

Один за другим выходили фольклорно-этнографические сборники И. М. Снегирева «Русские простонародные праздники и суеверные обряды» (1837–1838), И. П. Сахарова «Сказания русского народа» (1836–1837), А. Терещенко «Быт русского народа» (1848), сборники обрядовых песен и духовных стихов (11. Бессонов), сказок (А. Н. Афанасьев), заклинаний (Л. Н. Майков). И восставали из небытия культы богов, порой не известных по письменным источникам – Ярилы, Весны, Костромы; знакомые по Ригведе мифологические образы – палица громовника, солнечный конь, солнце-колесо… Этнограф Древлянский (П. М. Шпилевский) застал в Белоруссии обряды в честь Ярилы и Лели, предания о Перуне и других богах. А северные великорусы сохранили память о Мокоши и Волосе. За образами христианских святых, былинных богатырей, героев сказок обнаруживались языческие боги.

Ученых-романтиков господствовавшей тогда «мифологической школы» справедливо упрекали в поэтическом фантазировании, в произвольных поисках всюду «олицетворений» грозы или солнца (кому что больше нравилось), в сведении всей религии и мифологии к воплощениям природных сил. Но ведь славяне действительно почитали и воспевали солнце, месяц, гром, зарю, деревья, воду… только не из праздного любования красотами природы, а чтобы воздействовать на те ее силы, от которых зависели благополучие и сама жизнь земледельца. Холодная весна или засушливое лето могли привести к голоду. Вот и ублажали человеческими жертвами грозного Перуна и веселого Ярилу. А влияние на урожай и приплод скота приписывали даже месяцу и звездам.

Вершиной ученой мысли того периода был трехтомный труд А. Н. Афанасьева «Поэтические воззрения славян на природу» (1865–1869) – настоящая энциклопедия славянской натурмифологии, преимущественно на фольклорном материале. Можно не соглашаться с Александром Николаевичем по поводу тех или иных его интерпретаций, но без его труда нельзя узнать, что же думали славяне о солнце, грозе, земле, растениях, зверях… К неудовольствию церкви, теперь все увидели, какой «православный» русский народ. Под оболочкой насильно навязанной, казенной веры таилось почти нетронутое языческое мировоззрение. Подтвердилось сказанное Белинским Гоголю: в народе еще много «суеверия» (язычества), но религиозности (христианской) нет. «Чиновники во Христе» отплатили великому ученому: выгнанный с работы за издание «кощунственных» легенд, А. Н. Афанасьев умер в нищете.

На Западе в это время успешно трудились чешские «мифологи» – Павел Шафарик, Карел Яромир Эрбен, Иозеф Игнаций Гануш. Очень популярна была книга последнего «Наука о славянском мифе» (1846), впоследствии заслуженно раскритикованная и незаслуженно забытая. Гануш стремился отыскать индоевропейские истоки славянской мифологии, но сравнивал ее не с верованиями ведических ариев, а с современным индуизмом. Тем не менее он собрал много интересных материалов из поздних источников (XVII–XVIII вв.), потом также забытых.

Пожалуй, последним видным «мифологом» был хорват Надко Нодило. Его труд «Религия сербов и хорватов» (вышедший в 1880-х гг. и переизданный сто лет спустя) очень богат фактическим материалом, но, к сожалению, почти не известен в нашей стране.

«Мифологическая» школа надолго пережила эпоху романтизма. Но с 70—80-х годов XIX в. и в изучении славянского язычества настало иное время – прозаическое, буржуазное, гиперкритическое. Над «поэзией» теперь смеялись, реконструкций избегали. Предпочитали описывать что-нибудь бесспорно существовавшее и хорошо представленное в источниках. Например, культы русалок и заложных (вредоносных) покойников (Д. К. Зеленин), народные поверья о нечистой силе – леших, домовых и т. п. (СВ. Максимов).

А «великие» боги? Да что о них вообще известно достоверного? А раз их нет в источниках – значит, не было и в истории. Да какие там олимпы и пантеоны у этих отсталых славян? Мало кого из славянских богов тогда не пытались «изничтожить» – объявить вымышленным или хотя бы заимствованным (даже у христиан), «разжаловать» в низшие духи или обрядовые чучела. И занимались этим не какие-нибудь немцы-славянофобы, а поляк А. Брюкнер, серб В. Ягич, русские А. Н. Веселовский, Е. В. Аничков, Д. Шеппинг.

Не будем обвинять их в антипатриотизме, ведь это были крупнейшие знатоки славянских языков, литератур, фольклора, неутомимые труженики на ниве науки. Только вот в итоге их трудов славянское язычество стало напоминать религию каких-нибудь австралийских туземцев: одни духи-«боженята», да культ предков, да колдовские обряды. Да еще убогий, наскоро и поздно собранный пантеон богов, забытых чуть ли не на другой день после крещения.

Однако славяне накануне своего «просвещения» огнем, мечом и крестом находились на стадии не дикости, а варварства или ранней цивилизации, не уступая скандинавам эпохи викингов и далеко превосходя ведических ариев. Если же не сохранились (в «чистом» виде) славянские веды, эдды и теогонии, то это не вина славянских волхвов, а «заслуга» их гонителей.

Тем не менее в конце XIX – начале XX вв. появлялись серьезные книги и статьи о славянских богах, свободные от гиперкритицизма: «Божества древних славян».. С. Фаминцына (1884), «Старорусские солнечные боги и богини» М. Соколова (1887), ряд работ видного языковеда А. А. Потебни. Особенно интересна статья Н. Квашнина-Самарина «Очерк славянской мифологии» (1872), впервые попытавшегося реконструировать славянский пантеон как семью богов. (Подобные «опыты» времен «поэтической мифологии» были далеки от научных.) К ней близка ценная статья А. С. Фаминцына «Богиня весны и смерти в песнях и обрядах славян» (1895), в которой был восстановлен славянский миф, аналогичный мифу об Аиде и Персефоне. Заметим, что эта группа ученых хорошо умела увязывать данные письменных и этнографических источников, чего не скажешь об их коллегах-гиперкритиках.

А тем временем прокладывался, поначалу медленно и неумело, еще один путь в мир славянских богов – через археологию. Попадались на нем и подделки, вроде описанных выше, и мнимые идолы, оказывавшиеся средневековыми подсвечниками либо игрушками. Но уже в XVII в. был описан подлинный рельеф с изображением Святовита, сохранившийся в Альтенкирхене на Рюгене (славянском Руяне). А в 1848 г. произошло настоящее языческое чудо. Из вод обмелевшей в жару реки Збруч в Галиции показалась четырехликая, увенчанная княжеской шапкой каменная голова. Идол стоял, будто свая. Вероятно, язычники сумели вкопать его основание в дно реки или обложить внизу камнями. Изваяние находилось ближе к австрийскому берегу пограничного тогда Збруча и потому оказалось в одном из музеев Кракова. (От рук нацистов его впоследствии спасла лишь выставленная работниками музея табличка «Статуя германского викинга».) О подлинности и значении Збручского идола много спорили. Ныне общепризнано, что это – статуя Рода-Святовита X в. В 1908–1914 гг. киевский археолог К. В. Болсуновский издал две работы, посвященные жертвеннику Рода (раскопанному в Киеве В. В. Хвойкой) и священному Перунову дубу, поднятому со дна Десны.

Итоги исследований XIX – начала XX вв. подвел крупнейший чешский славист Любор Нидерле в отдельном томе своих «Славянских древностей» (1916), посвященном религии славян. К тому времени три пути на славянский Олимп, проложенные историками, этнографами и археологами, часто пересекались, но не сливались в один.

А мир тем временем менялся. В революционных бурях все славянские страны стали социалистическими. На отечественное язычество начали смотреть, разумеется, по-марксистски. Первобытнообщинному строю соответствует язычество, феодальному – христианство. Сменилась формация – и прежние боги уходят на свалку истории. (Хотя что такое, например, индуизм, как не живое язычество XXI века?) Этот взгляд почему-то весьма напоминал ортодоксально-церковный: язычество – тьма, дикость и отсталость, христианство – свет, культура и духовность; первое, по воле Божьей, неминуемо сменится вторым.

Маститый польский историк Г. Ловмяньский в 1978 г. доказывал, что даже первобытные славяне были чуть ли не монотеистами, почитая лишь верховного бога неба да земных «боженят», а прочих богов заимствовали позже от скифов и… христиан. Видно, поляков даже Маркс не смог излечить от католического усердия в изничтожении языческих богов!

За период до конца XX в. круг письменных источников по славянским богам оставался прежним, зато круг источников этнографических, и особенно археологических, стремительно рос. В Сербии, например, были открыты обряды в честь Ярилы, на Украине – народные песни о Даждьбоге. Археологи раскапывали все новые славянские храмы и святилища, находили идолов. В 1921 г. К. Шуххардт раскопал Аркону – священный город Святовита на Руяне, В. В. Седов в 50-х гг. – святилище Перуна в Перыни под Новгородом, П. П. Толочко в 1975 г. – «пантеон Владимира» (святилище пяти богов во главе с Перуном, сооруженное в 980 г. будущим крестителем Руси).

Синтез всех трех источников стал неизбежным и необходимым. И его осуществили два великих русских и советских археолога – Владимир Андреевич Городцов и Борис Александрович Рыбаков. В 1921 г. В. А. Городцов посетил выставку русских народных вышивок. И вдруг узнал на деревенских полотенцах священные сцены, хорошо знакомые ему по скифо-сарматским древностям. В его статье «Дако-сарматские религиозные элементы в русском народном творчестве» (1926) предстал целый мир образов: Великая Богиня, хозяйка зверей и растений, воздевающая руки к своему небесному супругу; ее спутники – воинственные «прибоги»-всадники; почитающие ее цари и жрецы. С тех пор исследователи восточнославянской вышивки находят в ней все новые следы язычества. Храмы и капища, сожженные «просветителями», воскресают под лопатой археолога и вдумчивым взглядом этнографа-искусствоведа.

Б. А. Рыбаков, академик и Герой Социалистического Труда, никогда не угодничал перед властями, почти не ссылался на классиков марксизма и партийные постановления. Но вполне по-марксистски выявлял органическую связь верований славян с их хозяйством и общественной жизнью. И это не мешало ему быть объективным исследователем и великим патриотом России. Он одинаково глубоко знал археологические памятники и летописи, былины и вышивки. И благодаря этому совершал, начиная с 60-х годов, все новые открытия. Расшифровал ритуальные календари на славянских сосудах III–IV вв.; раскрыл связь древнерусских женских украшений (браслетов и колтов) с языческими обрядами-русалиями; доказал тождество славянского Симаргла и иранского крылатого пса Симурга-Сэнмурва; обнаружил следы славянского мифа в скифском рассказе Геродота. В его книгах «Язычество древних славян» (1981) и «Язычество Древней Руси» (1987) разворачивается панорама верований славян и их предков от палеолита до эпохи Киевской Руси. И при этом Борис Александрович умел самые сложные научные вопросы излагать так, чтобы они были понятны всем.

Одновременно с Б. А. Рыбаковым развернули свои исследования лингвисты Вячеслав Всеволодович Иванов и Владимир Николаевич Топоров. Их совместные монографии, вышедшие в 1965 и 1974 гг., гораздо суше и академичнее книг Рыбакова. Но именно им принадлежат статьи по славянской мифологии в классических «Мифах народов мира». Исследователи и их ученики умело сочетают письменные, этнографические и фольклорные источники, выявляют индоевропейские истоки славянских мифов. Особое значение Иванов и Топоров придают мифу о борьбе Громовника и Змея. Их пристрастие к этому «основному мифу», однако, напоминает крайности «мифологической школы».

В 1984–1985 гг. были раскопаны городища Богит и Звенигород над Збручем. На первом из них и стоял Збручский идол. К удивлению исследователей, оказалось, что оба священных языческих городка функционировали вплоть до татарского нашествия. Только тогда, через два с половиной века после крещения Руси, и был укрыт на дне реки знаменитый идол.

Из зарубежных исследований стоит отметить книгу А. Калоянова «Болгарские мифы» (1979), где в образах героев болгарских народных песен прослеживаются языческие боги.

Общественные перемены конца 80—90-х гг. повысили интерес к отечественной старине и духовности, в частности – к славянскому язычеству. В славянских странах возникли и распространились общины неоязычников. (Их религия, впрочем, представляет собой реконструкцию-«новодел» и ограничивается узким кругом интеллигенции, преимущественно националистически настроенной.) Стали популярными всякого рода словари и энциклопедии славянских верований. Расцвел жанр славянской фэнтэзи. Появились художественные реконструкции всего свода славянских мифов о богах: «Поединок со змеем» Марии Семеновой (1996), «Русские Веды» (1992) и «Звездная книга Коляды» (1996) Александра Игоревича Асова (Барашкова), «Берегиня» В. Рубана (1992). При этом М. Семеновой принадлежит также превосходная популярная энциклопедия «Мы – славяне» и цикл фэнтэзийных романов, а А. И. Асову – многочисленные издания «Велесовой книги» и работы по истории и мифологии славян. Поистине вернулись времена «поэтической мифологии»!

Увы, вернулись они не только в лучшем, но и в худшем смысле. Если одни словари и энциклопедии (академические «Славянские древности» и выборка из них – «Славянская мифология», «Русский демонологический словарь» Т. А. Новичковой, «Русские суеверия» М. Власовой, «Мы – славяне» М. Семеновой, «Краткая энциклопедия славянской мифологии» Н. С. Шапаровой, «Мифы русского народа» Е. Левкиевской) сделаны добротно, на высоком научном уровне, то уровень других вполне соответствует XVIII веку.

Печальный пример такого рода – «Энциклопедия языческих богов» А. А. Бычкова (2001). Халтурой ее не назовешь: автор трудолюбиво выбрал из редких изданий множество изображений славянских богов. Только изображения эти – поздние, нарисованные «по наитию». А подлинных славянских идолов, открытых археологами, наш «энциклопедист» явно не знает. Что и неудивительно при его поверхностных, дилетантских познаниях в истории религии. Дилетантизмом грешат и работы А. И. Асова. Его реконструкции славянских мифов совершенны в художественном, но не в научном отношении. Не будучи филологом, он судит о происхождении слов. «Ославянивает» индийские, кавказские и другие мифы, не прослеживающиеся у славян. Принимает за чистую монету «Велесову книгу», «приллвицких идолов» и другие фальшивки. И при этом ссылается на свои же реконструкции, как на исторический источник: ему-де их диктует дух волхва Буса Кресеня.

Александр Игоревич, по крайней мере, не обманывает людей и не учит их дурному. А вот омские неоязычники публикуют некие «Сантьи – веды Перуна» – «арийские» скрижали, разумеется, им одним доступные. И проповедуют в них расизм и фашизм, позоря своих близких и далеких предков.

А ведь знать, во что верили твои предки (или предки народа, среди которого ты живешь), необходимо, если не хочешь пополнить собой орду «граждан мира», не знающих и не уважающих ни одной страны, ни одного народа, и способных всюду лишь разрушать и расхищать. Не обязательно быть неоязычником или православным, но надо знать о культурных достижениях своих пращуров. И знать правду, а не невежественные домыслы, чтобы не возомнить пращуров «высшей расой» или, наоборот, тупыми дикарями, способными лишь пугаться лешего или скакать вокруг соломенного чучела.

Эта книга – не академическая монография и не фантастический роман (хотя автору ее приходилось писать и то, и другое), а попытка доступно изложить то, что мы достоверно знаем о семье славянских богов – потомков Матери Лады, Великой Богини.

Д.М.Дудко