Текст книги "Последнее фото"
Автор книги: Дмитрий Ковальски
Жанры:
Прочие детективы
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 14 страниц)
Из письма Петра Алексеевича
Всем сердцем надеюсь, что не придется отправлять это письмо и я не задержусь ни на один лишний день. Потому как чем дольше я нахожусь в Петербурге, тем хуже обстоят дела. Но я не в силах отказать себе в написании письма. Во время написания мои мысли приходят в порядок. И я могу видеть картину со стороны, да и когда-нибудь я, может, составлю из писем собственные мемуары. Не шутка ли? Хотя почему бы и нет?
День начался странно. Побег писателя удивил меня куда больше, чем Лаврентия Павловича. Тот даже не сразу сообразил, что узник бежал. Сначала он решил, что Николаса уже забрали на допрос, потому просто пожал плечами и извинился передо мной. Но так даже лучше. Ведь благодаря этому я оказался вне всяких подозрений, и меня, признаюсь, это успокоило.
Он вернул мне книжки, с которыми был Николас в день, когда его арестовали, и даже не спросил меня зачем. Но я все равно сказал ему, что их следует вернуть в библиотеку. В ответ околоточный лишь кивнул.
Скажу Вам, дорогая Елизавета Марковна, я тревожусь о состоянии Лаврентия Павловича. Человек он хороший, да и долг выполняет свой ответственно. Но сегодня он явно был не в себе. Что, конечно же, играет нам на руку. И надеюсь, позволит довести до конца все задумки писателя.
Кстати, о них. Мне пришлось знатно побегать по городу, и скажу, не скрывая гордости за себя, я лишь однажды воспользовался каретой. Погода, пусть небо и затягивали тучи, мне в этом благоволила. И, несмотря на то что моим ногам непривычно и тяжело, особенно по утрам, я давно не чувствовал себя таким живым.
После визита к Лаврентию Павловичу я посетил телеграфную станцию, где связался с издательством. Моего краткого объяснения оказалось достаточно, так что, когда я перешел к просьбе, они не задавали никаких вопросов. Их устроило то, что писатель приступил к книге и ему срочно нужна информация об отставном штабс-ротмистре двенадцатого драгунского полка некоем Михаиле Юрьевиче. Мой запрос они приняли, но обещать мне ничего не стали.
Следующими в моем списке были Савелий и Настенька. Я хотел как можно скорее навестить их, потому что в прошлый вечер мы расстались на грустной ноте. К этим двоим я пропитался искренней симпатией и по-отцовски посоветовал бы девушке выбросить из головы проблемного писателя и обратить внимание на врача.
К сожалению, настроение в их квартире ни капли не улучшилось. Как рассказал мне Савелий, Настя не спала всю ночь. А из-за стенки ее спальни доносился плач. Я передал записку и, воспользовавшись тем, что остался с девушкой наедине, побеспокоился о ее здоровье. Как оказалась, ночью она лила слезы не о себе и том вопиющем случае, а о писателе и его беспричинном аресте.
В мою голову пришла блестящая идея. По крайней мере, в тот момент мне так показалось. Когда Савелий принес и вручил мне мешок, набитый всякими железками, я отказался его брать. Мне даже не пришлось его обманывать, ведь у меня еще был список обязательных покупок, который составил Николас. Так что этот мешок мне никак не унести. Поэтому я предложил навестить меня вечером и принести все, что попросил писатель.
Савелию моя идея явно не понравилась, но он ничего не сказал. Спросил лишь, зачем Николаю в тюрьме весь этот хлам. Я ответил, что не знаю. Но я, и правда, не понимал замысел писателя, но чувствовал, что тот поступает верно.
Последнее поручение вынудило меня посетить такие места в столице, о которых я и не подозревал.
Самым удивительным для меня оказалось знакомство с Чиколевым Владимиром Николаевичем, членом товарищества «Электротехник». Я разыскал его в Соляном городке, где он читал лекцию об электричестве. На мой взгляд, умнейший человек. К тому же автор научных трудов и книжных изданий. Между делом я обмолвился о нашем издательстве – Владимир Николаевич обещал подумать.
К просьбе писателя он отнесся с уважением. Даже поинтересовался целью его опыта, но я, к моему стыду, ответить ему не смог. В завершение нашей беседы он вручил мне лампу накаливания, похожую на стеклянный шар. За нее он попросил пятьдесят рублей. Пятьдесят! Вы представляете!
Благо я не выкладывал писательский аванс. Так что, раз траты по нужде Николая, я заплатил из его средств. Но все равно в моей голове не укладываются такие расходы.
Домой я вернулся к вечеру и не узнал своей квартиры. Писатель превратил ее в настоящую мастерскую. Всю мебель из спальни он вынес, а окна внутри заставил так, чтобы в комнату не проникал свет. К моему ужасу, в стене между комнатами он проделал дыру размером с мою голову.
Николас пообещал, что как только он закончит свой эксперимент, то вернет все на места, но я видел эту дыру. Так что прекрасно осознаю грядущие проблемы с домоправителем.
Мне удалось собрать практически все из списка писателя. Многих вещей я не знал и покупал их, доверившись торговцу. Так что неудивительно, что меня облапошили и не положили «очень важный элемент». Так его назвал Николай. Благо, что в книге, которую я принес от Лаврентия Павловича, он вычитал другой способ, для которого нужны были яичные белки.
Признаюсь, как и в случае с электротехником, я ничего не понял, но было приятно наблюдать за тем, как Николай с головой ушел в процесс. Возможно, из него вышел бы отличный изобретатель.
Но скоро мне это занятие наскучило. Благо к тому времени наконец пришли Савелий и Анастасия. Я не стал сразу же раскрывать им всех тайн. Николас уже работал в соседней комнате и об их визите ничего не знал.
Когда я наконец открыл им все карты, устроив небольшое театральное представление, и пригласил писателя, обрадовалась только Настя. Савелий нахмурился и сложил руки на груди, словно собирался меня отчитать. Николас же с безразличием посмотрел сначала на меня, затем на гостей и вернулся в спальню. Удивить мне никого не получилось.
Глава 19
– Как он здесь оказался? – спросил Савелий.
– Сбежал.
– Сбежал?! – Савелий едва сдерживал возмущение.
Петр Алексеевич нахмурился. До него наконец дошло, что его благие намерения для всех обернулись проблемой.
– Не корите себя, – вступилась за него Настя, – все же мы рады знать, что Николай в порядке.
– Простите, друзья, я не подумал…
В этот момент из спальни, ставшей мастерской, вернулся Николас.
– Ничего страшного не случилось, – сказал он с улыбкой.
– Вас это забавляет? – Савелий сделал шаг в его сторону. – Теперь мы вынуждены сообщить о вашем побеге городовому, иначе вместе с вами отправимся в тюрьму…
– Зачем вы так усложняете? – Николас прошел мимо врача, улыбнулся Насте, отчего та покраснела, и заглянул в мешок. – Просто представьте, что меня здесь нет.
Он рылся в мешке, не обращая внимания на прожигающий взгляд Савелия.
Петр Алексеевич предложил выпить чаю, и Настя вызвалась ему помочь.
– Отлично, все на месте, – наконец сказал писатель, вытащив разные запчасти из мешка.
Когда-то давно он собрал странное устройство с динамо-машиной и электрической свечой Яблочкова. Ему казалось, в световой луч можно поймать призрака. Для этого у устройства была ручка, которую приходилось вращать, и колпак с отверстием, откуда бил свет. Вот только его самодельное устройство пострадало, когда он гонялся среди виноградников за переодетым в призрака человеком. С тех пор Николас ни разу не прикоснулся к механизму, хотя каждый раз обещал себе починить его.
Он вытащил устройство и покрутил ручку, что-то внутри защелкало. Николас осмотрел провода, воткнул их в пазы, другие скрутил между собой и еще раз повернул ручку. Снова щелкнуло.
Савелий молча за всем наблюдал. В какой-то момент злость отступила, оставив место любопытству.
– Что вы делаете? – сказал он, наконец не выдержав молчания. Да и писатель был прав. Кто узнает, что они виделись?
– Если все получится, то сегодня ночью я разгадаю тайну призрака на фото.
– Что если ничего не выйдет?
Писатель на миг замер, затем продолжил возиться с устройством.
– О таком я не думал.
Именно таким был Николас в день знакомства с Савелием – уверенным в себе и сконцентрированным. Таким он понравился врачу и, вероятно, полюбился Насте. Но такой Николас иногда уступал живущей внутри него разъедающей темноте. И тогда он становился невыносимым и капризным. Особенно после пристрастия к дурной привычке.
– Я не все принес, что вы просили, – тихо сказал Савелий.
– Я заметил, – не оборачиваясь, ответил Николас.
– Вам стоит избавить себя от этой отравы. Я видел, как из-за нее гибнут люди.
– Не беспокойтесь, я уже…
В целом Николас не обманул его. Последние сутки он держался без опиума. Любопытство и азарт разгоняли кровь, а страх быть арестованным поддерживал в теле жизнь. Но приближалась разгадка, а за ней ночь. К тому же опиум лежал в кармане пиджака. Так что писатель еще не победил.
Спустя полчаса Петр Алексеевич вынес самовар и не смог поставить на стол из-за разбросанных сломанных деталей. Савелий подскочил и сгреб их в одну кучу, освободив место. Следом появилась Настя, она принесла чашки и блюдца. Среди запасов редактора отыскала пряники, сушки и варенье.
Наступил вечер, и Петр Алексеевич зажег керосиновую лампу.
– Квартиры с электричеством стоят больших денег, – сказал между делом он.
Настроение у всех понемногу улучшилось. На задний план ушли тревоги и мысли о дурной ситуации. Только Николас все еще сосредоточенно возился над устройством. Он уже присоединил к нему шарообразную лампу, которую достал Петр Алексеевич. Но как ни крутил ручку, она не загоралась.
– Прошу к столу, – сказал Петр Алексеевич.
В ту же секунду комнату наполнил яркий свет.
– Получилось! – выкрикнул Николас и убежал вместе с устройством в соседнюю комнату.
Все трое проводили его взглядом. Савелий махнул на него рукой.
– Я видел его в подобном состоянии, полагаю, он даже вас не слышал.
Они сели за стол. Петр Алексеевич поставил перед собой чашку, макнул пряник в чай и собирался его укусить, как в комнату вбежал Николас. Не говоря ни слова, он затушил керосиновую лампу, погрузив всех в темноту. Затем также молча убежал в спальню.
– Савелий, – выкрикнул он из спальни-мастерской, – мне нужна ваша помощь.
Врач посмотрел на Петра Алексеевича, сказав взглядом: «Ох, сейчас что-то будет», и встал.
Николас выглянул, но из-за темноты был виден лишь слабый силуэт.
– Захватите самовар, – сказал он и исчез.
Ничего не понимая, Савелий взял самовар и скрылся вслед за писателем. Тот в свою очередь что-то с трудом, судя по грохоту и кряхтению, вставил в отверстие в стене.
– Отлично, – сказал Николас за стеной, – ставьте его здесь.
Настю и Петра Алексеевича распирало любопытство, но они не смели мешать писателю, боясь, что могут что-то испортить.
– Теперь возьмите это… так… хорошо… крутите…
За стенкой начало что-то щелкать, а в щелях в стене и дверях появились полоски света.
– Крутите, крутите, – требовал Николас, и, судя по свету, врач делал то, о чем его просили.
Наконец, спустя минуту в комнату вошел Николай. Он подошел к стене и снял деревянную заслонку с устройства, которое втиснул в отверстие в стене. В комнату проник луч света. Писатель встал перед ним и натянул белую простыню. Свет заморгал.
– Не переставайте крутить, – скомандовал писатель. Савелий в ответ лишь вздохнул. Но свет вернулся.
Петр Алексеевич посмотрел на простыню и не поверил своим глазам. Пусть мутно, но он видел на ней самовар. Правда, тот висел ножками вверх.
– Как это? – спросил он.
– Обойдите меня и посмотрите.
Они послушались и обошли. На простыне проявилась соседняя комната. Узнать ее было сложно – все-таки писатель создал камеру-обскуру из подручных средств. Но, несмотря на это, очертания угадывались.
– Так и создаются фотокарточки, – сказал он. – Вот только изображение, которое переносит свет, падает не на простыню, а на специальную бумагу.
– Это значит, свет ловит отражение призраков? – с тревогой спросил Петр Алексеевич. По спине забегали мурашки.
– Нет, успокойте свои фантазии, это удел писателей, не редакторов, – пошутил Николас и убрал простыню.
– Достаточно, – крикнул он, и свет погас.
Он зажег керосиновую лампу. По сравнению с ярким светом электрической лампы керосинка горела слабо, но этого хватило, чтобы все увидели красное и взмокшее лицо Савелия.
Николас тем временем вытащил из самодельной камеры-обскуры стекляшку размером с ладонь и закрыл камеру дощечкой.
– Было непросто, – сказал Савелий, вернувшись за стол. Он взял чашку дрожащей рукой.
Петр Алексеевич вернул самовар на стол и скрупулезно осмотрел его. Так, на всякий случай.
Николас поднял перед собой стекляшку с маленьким грязным пятном и посмотрел на него.
– Надеюсь, получилось.
– Что получилось? – с волнением спросил редактор.
– Сейчас увидите.
Он ушел в комнату, где положил стекляшку в блюдце и залил раствором из бутылки.
Затем вернулся и вставил стекляшку в камеру.
– Савелий, надеюсь, вы несильно устали?
– Может, немного отдохнем? – спросила Настя. Ей не столько было жаль Савелия, сколько хотелось провести время с писателем.
– Теперь, когда я на пороге чуда, я не могу ждать ни минуты. – Николас топал ногой от нетерпения. – Ладно, – он не дал ничего ответить Савелию, – я сам буду крутить, а вы по моему сигналу натянете простыню.
– Я сделаю это, – пролепетала Настя.
Но Савелий первым встал и взял белую ткань.
– Идите, я готов.
Николас убежал в комнату. И уже оттуда крикнул.
– Лампа!
Петр Алексеевич сообразил и затушил ее.
Судя по щелчкам из другой комнаты, Николас закрутил ручку, но света не появилось. Он выругался, минуту молчал, потом снова послышались щелчки. На этот раз комнату наполнил свет. Луч ударил сквозь стену.
– Простыня!
Савелий тут же встал перед лучом и растянул руки в стороны. На белой ткани проступило изображение, вот только он не мог понять, что это.
– Ну?! – крикнул из комнаты Николас.
– Не пойму, – крикнул в ответ Савелий.
Петр Алексеевич подошел и посмотрел на полотно.
– А ну-ка сделайте шаг вперед… – Савелий шагнул. – Еще… Так… Стоп!
Редактор с удивлением посмотрел на получившееся изображение, затем на стол.
– Ничего не пойму. Настенька, подойдите.
Девушка побежала и посмотрела на ткань.
– Что там?! Не молчите! – нетерпеливо выкрикнул писатель.
– Самовар, – неуверенно прошептала Настя.
Петр Алексеевич громче повторил ее слова:
– Самовар! Правда, серый и смазанный по краям, но это точно самовар! – Он посмотрел на стол. – Причем мой самовар.
– Отлично, – рассмеялся Николас и бросил устройство. Свет пропал, за ним и картинка на белой простыне.
Вновь комнату освещала только керосинка. Вся компания сидела за столом и увлеченно слушала рассказ писателя.
– Все оказалось просто. Свет способен переносить изображение, а чувствительные к нему вещества могут запечатлеть их.
– Вещества? – спросил Савелий.
– В данном случае немного серебра и яичного белка. Конечно, если бы Петр Алексеевич купил все, о чем я его просил, – на этих словах редактор отвел глаза, – то, возможно, самовар получился бы лучше, но даже так я смогу доказать, что Мастер – шарлатан, а все их фотографии – чистая мистификация.
– Но разве вы только что не доказали обратное? – спросил Петр Алексеевич.
Тогда Николас положил перед ним стекляшку с маленьким пятном – самоваром.
Петр Алексеевич хотел было спросить, откуда он достал стекло, но не стал – догадался, что ответ его не порадует.
Чтобы дневным светом осветить всю квартиру в верхней части дверей делали стеклянные окошки. Несколько таких окошек и стали жертвой писательского эксперимента.
– Нет же, – удивился Николас, – как раз наоборот. Я понял принцип.
Он поднял стекляшку и поднес к лампе.
– Сперва они делают снимок нужного им призрака – мужчины, женщины, ребенка. Потом переносят его на стекло. Так у них получается трафарет.
– Но невозможно же найти похожего человека… А Георгий Александрович утверждал, что на фотографии его супруга… – возмутился Петр Алексеевич.
– Вы же сами видели этот снимок – лицо закрыла вуаль, а узнал он ее по родинке, довольно спорная деталь. Запомните, что очень просто обмануть человека, который хочет верить. Этим и пользовался Мастер.
– Видимо, Георгий Александрович верить перестал, раз его убили, – заключил Савелий.
– Возможно, но я вернусь к фотографии. Затем, когда они приглашали человека и делали снимок, трафарет уже стоял в камере. Так что проявить на бумаге не составляло труда. При этом все это делали в присутствии гостя, чтобы избавить его от всяких сомнений.
– Гениально, – восхитилась Настя, – то есть я хотела сказать, что вы их раскусили гениально, а не то, что они придумали.
Николас улыбнулся. Настя спешно схватилась за кружку и поднесла ее к лицу. Правда, чая там не было, но зато она закрыла красное от смущения лицо.
– Признаюсь, я восхищен их задумкой. И браво тому, кто придумал накладывать изображение, – сказал Николас. – Вот только из-за них меня хотят судить за убийство, так что я вынужден раскрыть их тайну.
– Как же вам это удастся? – спросил Петр Алексеевич.
– Завтра утром я получу трафарет, и останется дело за малым.
Он отхлебнул холодный чай, и, довольный, подумал о том, что солнце село, а приступ не наступил. Если так дальше пойдет, то он раз и навсегда покончит с дурной привычкой.
– Рад слышать, – сказал Петр Алексеевич. – Но когда вы приступите к первой главе? И вы обещали навести порядок в квартире, как закончите.
Глава 20
До восхода солнца оставалось не больше часа. Хотя, возможно, сегодня рассвета и не будет вовсе. Николас взглянул на затянутое серыми тучами небо – явно будет дождь.
Хотя так даже лучше. Тени от деревьев и домов красили город в привычный серый цвет, что так удачно сливался с серым писательским костюмом. Так что до Думской улицы Николас дошел без приключений. Даже не ощутил слежки. Видимо, остроносый и круглолицый сегодня устроили выходной. Писатель улыбнулся. Маленькая победа над одной из загадок Мастера принесла отличное настроение.
Этим утром под напором писателя он наверняка признается во всех своих грехах и выдаст подельников. Возможно, Мастер не планировал убийства, но судьба распорядилась иначе. И теперь ему страшно, ведь сыщики обязательно найдут доказательства вины. Поэтому он без лишних вопросов согласился отдать фотографию.
Ведь у Николаса было преимущество. Он знал их секрет. А значит, имел право потребовать с него трафарет – стекло с негативом.
Время шло, и назначенный час – рассвет – уже давно минул, но Мастер так и не вышел. Он мог запросто обмануть писателя. Такой поступок, скорее всего, был для него нормой. Все его сеансы – один сплошной обман.
С каждой последующей минутой писатель все сильнее сомневался. В конце концов он решил, что зря доверился и прождал все утро. Но уйти ни с чем он не мог. Нужен был трафарет, чтобы доказать собственную невиновность и направить сыщиков по верному следу.
Николас подошел и проверил дверь черного хода. Открыта. Очередное везение? Вчера все получилось. Ну, почти все. Он незаметно проник и так же незаметно покинул ателье. Тем более он знал, в какой комнате стоит камера и проявляют снимки. Там же должен храниться трафарет.
Однако нерешительность росла. Почему вот уже во второй раз дверь не заперта? Возможно, его втягивают во что-то дурное либо приготовили ему ловушку.
За дверью послышались шаги. Николас едва успел спрятаться за ближайшую колонну, выступавшую у правой стены дома, когда из черного хода вышли двое. Выглядывать писатель не стал, сомнительное укрытие едва спасало его, но по голосам легко догадался, кто говорит.
– И главное, об этом никто не должен узнать! – сказал строгий женский голос. Явно говорила Людмила Матвеевна.
– Само собой. Очередное убийство. И хуже всего то, что мы упустили главного подозреваемого, – ответил второй голос – мужской. Звучал он устало.
В нем писатель узнал Лаврентия Павловича.
– Упустили? – возмутилась Людмила Матвеевна.
– Я не стал говорить об этом, но Николас Райт сбежал прошлым утром…
Женщина охнула от удивления.
– Значит, он мог проникнуть и задушить Мастера, – голос ее дрогнул. – Простите, не могла даже представить, что увижу его мертвым.
Новости шокировали писателя. Кто-то убил Мастера и теперь, что весьма логично, главным подозреваемым оказался писатель. Ведь его не было в квартире околоточного надзирателя в ночь убийства. Прекрасно. Николас от досады закусил губу – его план рушился с каждой секундой. Оставалась одна надежда – отыскать трафарет.
– Не переживайте, по его следам идет сыщик Фролов, так что рано или поздно мы изловим убийцу и, поверьте, добьемся справедливости, – с напускной важностью ответил Лаврентий Павлович.
– Но как же быть с камерой? Она стоила больших денег!
– Отыщем, – постарался успокоить ее надзиратель.
– Наверняка ее выкрал писатель. Федор сказал, что он выказал неподдельный интерес к съемке.
– Вполне возможно…
Камера пропала. Вероятно, и все трафареты тоже.
Шансов раскрыть заговор у писателя не осталось. Да и зачем? Теперь, когда его главный подозреваемый скончался. Хотя… Может быть, еще не все потеряно.
– Еще один момент, – сказала Людмила Матвеевна и, видимо, что-то достала и протянула Лавру. – Мастер хотел отдать вам лично.
Как же хотелось Николасу выглянуть и увидеть, что она держит в руках.
– Что это? – обнадежил писателя Лаврентий Павлович.
– Увидите сами, – ответила Людмила Матвеевна, чем разочаровала писателя.
Затем они расстались. Лаврентий Павлович ушел, что-то ворча себе под нос. Строгая дама скрылась за дверью и закрыла ее на засов. Это стало понятно по скрипу металла. Николас для надежности досчитал до ста и вышел из укрытия.
Дела складывались паршиво. Следовало все начать заново либо явиться с повинной к околоточному надзирателю. Тем более что за писателем по пятам следует агент сыскной полиции.
От дурных новостей голова налилась свинцом – верный знак приближающегося приступа. Никогда еще не случалось так, чтобы недуг одолевал писателя днем. Но, вероятно, сказались недосып и тревога.
Николас проверил карман пиджака – опиум лежал внутри. Пару часов назад он думал о том, чтобы расстаться с ним навсегда, и даже хотел бросить флакон в Неву, но благо передумал. Так что он даст себе шанс в надежде, что приступ пройдет стороной. А если станет совсем невмоготу, то… Он отбросил эту мысль, пока оставались силы.
– Николай! – Голос вернул писателя из размышлений. Он повертел головой и понял, что не заметил, как дошел до центральной улицы.
Окрикнул его Михаил Юрьевич, который стоял по другую сторону дороги и махал рукой.
– Я здесь! – крикнул он.
Михаил Юрьевич спешно перебежал дорогу. Он не смотрел по сторонам, так что чуть было не угодил под телегу, благо лошадь оказалась умней и вовремя остановилась.
Николас скривил подобие улыбки – видеть этого странного человека ему не хотелось.
– Что же вы стоите с кислым лицом? – спросил Михаил Юрьевич, подойдя ближе.
– Разобрались с призраком? – ответил вопросом на вопрос писатель.
– Почти, – улыбнулся Михаил Юрьевич и хлопнул писателя по плечу. – Взбодритесь, друг мой. Что-то на вас совсем нет лица.
Николас жеста не оценил. Мужчина с рыжей торчащей во все стороны бородой явно пренебрегал нормами этикета. К тому же удивительно встретить его здесь, недалеко от ателье, где убили Мастера.
– Где вы были? – спросил писатель.
Михаил Юрьевич почесал бороду.
– Вы что, решили мне устроить допрос? – Он еще раз хлопнул по плечу. На этот раз сильнее. Затем улыбнулся во весь рот. – Шучу! Вы сами на себя не похожи, Николай!
Писатель молчал. Он так и не получил ответа на свой вопрос. Видимо, Михаил Юрьевич понял это.
– С нашей прошлой встречи я занимался своими делами, но также наведался к нашему общему другу в надежде, что смогу убедить его помочь мне.
– Что же он ответил на вашу просьбу?
– Ничего. – Михаил Юрьевич пожал плечами. – Меня даже не пустили к нему.
– Он мертв, – безразлично сказал Николас.
– Кто?
– Мастер.
– Да вы что?! – удивленно воскликнул Михаил Юрьевич.
Но писатель не поверил ему. Он надеялся на иную реакцию. Все же от Мастера зависела судьба человека, подвластного суевериям. Но он ответил так, словно ему было все равно. Либо узнал об этом гораздо раньше.
– Что же вы собираетесь делать? – Мужчина чесал рыжую бороду и не сводил глаз с писателя.
– Искать убийцу, – резко ответил Николас.
– Удачи вам в этом деле, все же за двойное убийство грозит петля. Хотя я точно знаю, что вы невиновны. – Он еще раз хлопнул писателя, отчего тот закипел. Но чувства все же сдержал.
– Почему вы в этом так уверены?
– Я вижу людей насквозь, – улыбнулся Михаил Юрьевич.
Они пожали руки, и чудаковатый тип зашагал прочь от писателя.
Николас смотрел ему вслед. Внутри горел пожар. И дело не в том, что он вел себя по-хамски. Нет. Дело в тайне, которой окружил себя Михаил Юрьевич.
И, видимо, именно Николасу предстояло открыть ее миру.








