Текст книги "Последнее фото"

Автор книги: Дмитрий Ковальски

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц)

Глава 11

Оставшись в одиночестве, Настя взялась за домашние дела. Она убиралась, мыла, чистила, натирала, готовила, лишь бы прогнать из головы дурные мысли. Окруженная заботами, она совсем забыла про входную дверь. После того как вышел Петр Алексеевич, она не заперла ее и вспомнила об этом, только когда услышала, как ее петли скрипнули.

Наконец-то вернулись, обрадовалась Настя и выскочила в коридор.

Но там стояли совершенно незнакомые ей люди.

– Голубушка, зови хозяина! – сказал один, и его круглое лицо изобразило то ли улыбку, то ли оскал. – Скажи, Кузьма явился!

Затем он ткнул своего друга в бок и, не обращая внимания на Настю, сказал:

– Ты посмотри, у него горничная в услужении, а он и рубля нам не дал. Пожадничал.

– Я не работаю здесь, а живу. – Настя постаралась ответить строго, но не вышло. – Кто вам нужен? – Хотя девушка понимала, что пришли они к писателю.

– Николая зови.

– Его нет.

Остроносый нахмурился, но второй засиял. Он осмотрел квартиру, увидев несколько приличных вещей, прикинул, сколько они могли бы стоить, но решил, что немного.

– Ничего страшного, мы люди терпеливые, ждать умеем.

Гости к Николасу захаживали часто, и Настя обычно провожала их в кабинет. Порой она беседовала с ними, предлагала чай. Но не сейчас. Наглые лица гостей настораживали.

– Хорошо, – ответила она, надеясь, что незнакомцы не заметили дрожь в голосе.

Но они заметили. Проходя мимо девушки, Кузьма оценивающе посмотрел на Настю снизу вверх. Он задержал внимание на ее формах, после чего что-то сказал своему товарищу. Тот улыбнулся.

Кузьма вошел в кабинет Николаса и осмотрелся. Ничего ценного он не заметил. Разве что книги. Порой зажиточные глупцы прятали в них рубли, а иногда, не жалея текстов писателя, вырезали отверстия для ценных камней, превращая книгу в шкатулку.

– Прошманаем иль подождем? – спросил его Ермолай, стоя в дверях.

– Погоди ты. – Кузьма плюхнулся в писательское кресло. – Сперва понять надо, есть ли что за душой у него.

– Точно есть, поверь мне, я такие вещи чую.

– Еще бы ты не чуял с таким-то шнобелем. – Кузьма захохотал. Ермолай махнул на него рукой и подошел к книжной полке.

– Может, книги проверить? Авось рыжик подвернется?

– Сомневаюсь, – с небрежным видом сказал Кузьма и поднял пыльные бумаги, лежавшие на столе как попало, посмотрел на них, вздохнул и бросил обратно, отчего в воздух взмыла пыль. – Сдается мне, писатель не врал, когда говорил, что ни рубля у него нет. – Кузьма поморщил нос, из-за пыли хотелось чихнуть. – Но прошманать нужно.

Кузьма громко чихнул, схватил листок, высморкался в него и бросил под стол.

В это время Ермолай подошел к двери, ведущей в спальню писателя, и потянул ручку. Дверь оказалась заперта. Ермолай улыбнулся.

– Кажись, в той комнате что-то любопытное.

– Вот ты тогда и посмотри, что там, а я пока пойду барышню отвлеку.

– На кой ляд она тебе?

– А вдруг зайдет, увидит, чем мы занимаемся, – придется душить. А так я ей зубы заговорю, обольщу, может, сболтнет чего лишнего, и сделаем все без шума и пыли.

– Ты со своей пухлой рожей даже курву за рубль не обольстишь, куда до девки-то. – Ермолай сухо хихикнул. Кузьма взорвался смехом.

– Ты на мою рожу не смотри, я другим барышень очаровываю. – Все еще улыбаясь, он встал и покачал бедрами.

– Хорошо, иди, все равно домушник из тебя никакой.

– Это правда, так, как ты, хаты вскрывать я не умею, но оно и понятно, с таким-то инструментом под глазами.

Оба представили, как Ермолай сует острый нос в замочную скважину, и рассмеялись.

– Фарту тебе, и чтобы все чистенько… – Махнул Кузьма и вышел.

– Обижаешь, – ответил Ермолай и наклонился к замку, чтобы его изучить.

К его радости, замок оказался простым. Ермолай достал маленький ножик, вставил лезвие в щель между дверью и стеной, резко дернул рукой, и щеколда с механическим щелчком исчезла в глубине замка. Он открыл дверь и жестом пригласил сам себя войти внутрь. Сам же себе отвесил поклон и переступил порог.

Все это время Настя сидела будто на раскаленной печи. Она не слышала, о чем мужчины говорили, но каждый раз, когда они взрывались смехом, подскакивала. Внутри возник спор. Позвать участкового или нет. С одной стороны, на обычных гостей эти мужчины не походили. Жуткие и наглые. Точно разбойники, выдающие себя за обычных людей. Но что, если они действительно таковые и есть. А весь пугающий образ лишь девичья фантазия. Возможно, они вообще не из этих краев, потому так и выглядят. И говорят. Точно. Говорили они тоже странно.

– Голубушка! – Кузьма постарался сделать голос милым, но вышло не очень.

Настя выбежала из своей комнаты и чуть не врезалась в гостя. Тот, увидев, что к нему навстречу бежит девушка, развел руки. Он решил, что если та врежется в него, то он сожмет ее в объятиях, но Настя вовремя успела остановиться.

– Звали? – с тревогой спросила она.

– Да-а-а, – промурлыкал он. – Мне казалось, что вы предлагали выпить чаю, или мне послышалось?

Слова ошарашили девушку. Она не помнила, чтобы такого говорила, но уверенность, с которой мужчина это произнес, вызывала сомнения.

– Да… – Настя захлопала глазками, что понравилось Кузьме. – Да, простите, вылетело из головы, я сейчас принесу в кабинет.

– Не нужно, Ермолай задремал, а если его разбудить, то он начнет ворчать. – Кузьма поморщился – Поверь, лучше не тревожить лихо.

Гость говорил с улыбкой на лице, но тепла Настя от него не чувствовала. Наоборот, на последних словах по спине пробежали мурашки, и она едва заметно вздрогнула плечами.

– Располагайтесь в гостевой, я подам чай.

– Обязательно две чашки! Не привык пить в одиночестве. А хотя знаешь… – Он сделал шаг в сторону девушки. – Давай лучше выпьем вина, от него и тело согревается, и душа.

Настя отступила.

– Вина, к сожалению, не держим. Так что чай.

– Тогда можно и без вина. – Кузьма крался подобно коту.

Шаг его был мягким, беззвучным. Настя, словно мышка, чувствовала приближающуюся угрозу, но сделать ничего не могла. Проскочи она к двери, наглый гость бросится за нею. В этом она не сомневалась. Так что продолжала пятиться, пока не уперлась спиной в стену.

– А что, ты девка красивая, да и неплоха собой. – Кузьма улыбнулся, показав коричневые от табака зубы.

– У меня жених есть, – сказала она, но так неубедительно, что сама не поверила в свои слова.

– Так я жениться и не предлагаю. – Он подошел ближе и упер ладони в стену, лишив Настю возможности бежать.

Еще один шаг, и Кузьма подойдет вплотную. Но даже так девушка чувствовала неприятный запах, по-другому этот тип пахнуть не мог. Смесь сырости, скисшего молока, табака и чего-то сладкого. Настолько приторного, что запершило в горле. Но больше всего угнетало его дыхание – частое и слишком теплое. Словно внутри он закипал и вот-вот из него повалит пар.

– Ты вроде немалая, а простых вещей не понимаешь. Сколько еще в девках ходить будешь? Да как жениха найдешь, если даже не знаешь, каким бывает настоящий мужчина?! – Кузьма посмотрел на ее бледно-розовые губы и сделал последний шаг.

***

Ермолай вошел в спальню писателя, огляделся и вздохнул. Всем своим видом комната показывала, что брать в ней нечего. Даже раскрыла створки шкафа и не закрыла полки в столе и тумбе, чтобы домушник убедился в этом.

Да и пахло здесь немного лучше, чем в тюремной камере. Странный, спертый воздух, казалось, обволакивает и липнет к телу. К тому же оставляет в носу и на языке слабый горьковатый привкус.

Несмотря на это, Ермолай чувствовал, что обязательно что-нибудь найдет. Пусть не очень дорогое, но хотя бы не уйдет с пустыми руками. Первым он осмотрел шкаф, в котором висел всего один затасканный костюм. На всякий случай Ермолай прохлопал карманы, но нашел только испачканный платок. Среди сваленных на столе бумаг лежала перьевая ручка. Он знал, что такие могут быть с золотым наконечником, потому, не раздумывая, засунул в карман. Больше на столе ничего не было. На верхней полке стоял причудливый механизм. Один его бок был поврежден. Механическая рана открывала всем свое нутро. Несколько блестящих шестеренок и провода. На всякий случай Ермолай вытащил их и отправил к перу.

С ужасным отвращением он осмотрел кровать. Влажную и дурно пахнущую. Но ничего не нашел.

Оставалась только прикроватная тумба. Он сразу заметил, что на ней что-то лежит, но оставил ее напоследок. Теперь же Ермолай внимательно изучал фарфоровую трубку.

Жизнь порой подкидывала ему разные ситуации, поэтому он прекрасно знал, для чего писателю нужна эта вещица. Так что неподалеку, он скользнул глазами с тумбы на пол, должен храниться опиум. Опытный взгляд быстро разобрал среди вещей стеклянный флакон, закрытый древесной пробкой. Ермолай аккуратно взял его большим и средним пальцем и поднял к окну. На дне флакона лежало несколько коричневых камней. Он тряхнул, камешки подпрыгнули и звонко ударились о стекло.

– Не много, – сказал он сам себе, – но тоже неплохо. – Флакон скрылся в кармане.

Ермолай упер руки в бока и еще раз осмотрел комнату. Чутье его подвело. Может быть, где-то под половицей или в стене существовал тайник, где писатель хранил сбережения. Но для этого следовало перевернуть всю комнату, а это не входило в изначальный план. Даже если писатель измучает себя вопросом, куда делись перо и опиум, он никогда не подумает, что его ограбили.

С легким чувством разочарования Ермолай вышел из спальни и тем же нехитрым способом запер дверь. В этот же момент из гостиной раздался грохот.

***

– Уберите свои руки! – крикнул Савелий, хватая вторую вазу.

Первая влетела в плечо Кузьмы, отскочила от него, ударилась об пол и разлетелась на мелкие осколки. Кузьма отпрыгнул от девушки и с удивлением уставился на помешавшего ему человека.

– Ты что, шваль?! Из ума выжил?! – Он надулся, отчего его круглое лицо стало шире. – Ты знаешь, в кого ты вазу кинул?

– Мне разницы нет, могу еще одну запустить, только на этот раз в голову.

– Да я тебя… – прорычал Кузьма, выхватил из-за пояса нож и бросился на Савелия.

Тот был готов: легко увернулся от выпада руки, переставил одну ногу, зашел за спину и огрел нападающего вазой по голове. На этот раз ваза уцелела. Как и затылок Кузьмы. Несмотря на это, сильный удар и ловкость врага заставили Кузьму пересмотреть свою тактику. Больше так необдуманно нападать было нельзя. Но и показывать своего смятения врагу тоже.

– Ты кто такой?! – спросил Кузьма. Его вид все еще был устрашающим.

Савелий, держа в правой руке вазу, встал так, чтобы Настя оказалась за его спиной. Он лишь на миг взглянул на девушку. В ее глазах стояли слезы, на запястьях проступили красные полосы – следы ладоней Кузьмы, а на талии платье было надорвано.

Говорить с ней времени не было, но Савелий надеялся, что успел вовремя.

– Ее жених, – стараясь дышать ровно, ответил Савелий, – и хочу заметить как врач, что таким лезвием вы не сможете достать до сердца или печени.

– Заколю, как свинью, и ты истечешь кровью! – ответил Кузьма, держа нож перед собой, при этом на мгновение взглянув на лезвие. А что, если, и вправду, длины не хватит?

Воспользовавшись секундным замешательством, Савелий шепнул Насте: «Вы в порядке?». Она кивнула. Это его немного успокоило.

– Что вам здесь нужно?

– Не твое собачье дело!

На этих словах из кабинета вышел Ермолай. Он посмотрел на Кузьму, затем на Савелия и уже потом на Настю. Быстро смекнув, что случилось, он встал между враждующими.

– Опусти нож, – сказал он Кузьме.

– Пусть вазу поставит.

– Сперва нож, – ответил Савелий.

– Нам проблемы не нужны, – сказал Ермолай, положил свою ладонь на ладонь Кузьмы и опустил руку. – Без шума и пыли, – шепнул он ему.

– Да помню, – громко ответил Кузьма, – просто этот пес напал на меня первым.

– Я защищал честь девушки.

– Ага, – хихикнул Кузьма, в компании он чувствовал себя более уверенно. – Она сама этого хотела, видел бы ты, как она передо мной виляла, точно лисица.

Слова ранили Настю и подкинули поленьев в угасающее пламя ненависти врача. Если бы на его пути не стоял этот остроносый бородатый здоровяк, он бы метнул вазу прямо в лоб обидчику.

Но Ермолай, словно прочитав мысли Савелия, поднял перед ним раскрытую ладонь.

– Не глупи, мы сейчас уйдем.

Он взял под локоть Кузьму и выволок его в коридор. Там они о чем-то спорили, но их слов Савелий не разобрал. Через несколько минут голоса стихли. Врач вышел в пустой коридор и запер за ними дверь.

***

Оказавшись на улице, Кузьма с обидой посмотрел на Ермолая. Тот пожал плечами и, все еще ведя его под локоть, отвел его подальше от парадной.

– Такое нельзя прощать, без суда зарядил в меня вазой. – Он потрогал шишку на затылке. – Дважды!

– Знаю, и мы не простим, но мертвец нам пока не нужен. – Ермолай огляделся и засунул руку в карман.

В глазах Кузьмы блеснул интерес.

– Что-то нашел?

– Не густо, – мрачно ответил Ермолай и раскрыл ладонь.

Перо с позолотой на конце, какие-то шестеренки да стеклянный флакон. Кузьма посмотрел на добычу, потом поднял глаза на остроносое лицо, снова на ладонь и опять на лицо.

– У тебя что, нос заложило? Где твое чутье домушника?

Ермолай нахмурился.

– Ты, видно, от удара слепым стал. – Он чуть ли не в упор поднял ладонь. – Внимательно смотри. Перо явно золотое, как и механизмы. А что до стекляшки, – он взял флакон и потряс, – наш писатель не так прост, как мы думали.

– Опиум, – сказав, Кузьма поморщил нос, – никогда не любил эту гадость. Да и нам какой прок с того, что подлец – любитель покурить?

– Пока не знаю. – Ермолай убрал вещи в карман. – Если что, обменяем на бутылку вина в каком-нибудь кабаке.

Кузьма пожал плечами, и приятели пошли в сторону арки, чтобы выйти из внутреннего двора доходного дома. Они почти дошли до нее, когда Кузьма рукой остановил Ермолая и потянул за собой.

– Ты что?

– Погляди, там коллежский секретарь, тот, что был на сеансе, лучше ему на глаза не попадаться.

Ермолай сузил глаза.

– Точно.

Они проследили за тем, как Петр Алексеевич просеменил мимо них, даже не удостоив вниманием, и скрылся в парадной. Благо день подходил к концу, и внутренний двор утонул в мрачно-серых тонах.

Что-то в его походке смущало. Не так должен ходить государственный служащий, особенно носящий такой чин.

– Знаешь, – начал Кузьма, – что-то не похож он на секретаря.

– Вот и я об этом думаю. – Ермолай почесал бороду. – Одет не по форме, нет выправки. Сдается, твой писатель и с этим нас обманул.

– Тогда кто же он такой? – спросил Кузьма, но ответа не требовалось, он уже знал, как поступить. – Предлагаю подождать и выяснить.

– Согласен, да и чутье подсказывает, что он при деньгах, – поддержал его Ермолай и коснулся пальцем носа.

Глава 12

Мало того что от рук неизвестного погиб начальник почтовой службы, так еще и в деле оказался замешан известный писатель. За какой грех Лаврентию Павловичу выпало такое наказание. Ведь верой и правдой он служил государству, исправно наказывая преступников и защищая обычных людей. Все эти годы вверенный ему участок был образцовым. Каждого он знал, и все знали о нем. Многих уберег от беды, кому-то помог советом. Да и вырос он на этих улицах. Так что неспроста на его мундире золотом сияла начищенная до блеска медаль «За усердие».

Вкупе с пышными усами, шашкой на черной портупее и револьвером Smith & Wesson она прекрасно подчеркивала образ строгого, но справедливого надзирателя.

И так всегда было легко и привычно отделять плохое от хорошего, черное от белого, что чувства притупились. И в таком сложном деле, где все обстоятельства указывали на вину писателя, а нутро им противилось, Лаврентий Павлович не мог ничего решить. Но и поиски убийцы не его забота.

А если бы Фролов не ленился исполнять свои должностные обязанности, то сидел бы Лаврентий Павлович сейчас в своей квартире, пил горячий чай, от которого пот выступает на спине, и ел пряники. А всей рутиной занималась бы сыскная полиция.

Однако ему достался Фролов, так что, оставив вместо себя городового на случай, если кому-то срочно понадобится околоточный надзиратель, Лаврентий Павлович отправился на поиски хоть каких-нибудь сведений.

Первой была горничная Георгия Александровича, но ничего путного она не сообщила.

Марфа ушла из квартиры вечером, примерно в десятом часу. По пути она, как обычно, закинула несколько рабочих писем Георгия Александровича в ящик почтовой службы, затем пошла по своим делам. Вернулась утром, зайдя в ближайшую к квартире пекарню. По какой причине она не жила с Георгием Александровичем, околоточный не знал. На прямой вопрос она лишь потупила глаза, попыталась скрыть смущение и промямлила что-то типа «распоряжение хозяина». И если бы она не была лет на десять старше Георгия Александровича, то Лавр обязательно заподозрил ее в любовных отношениях с хозяином. Так что после разговора с ней он выяснил только то, что у убийцы в распоряжении была вся ночь.

Теперь же, как бы он ни хотел, ему следовало навестить фотоателье на Думской улице.

Именно там он видел живого Георгия Александровича в последний раз. Обвинять Мастера в убийстве он не собирался, но исполнить свой долг был обязан.

К удивлению, перед фотоателье не толпились, как обычно, люди. Да и свет в окнах не горел, дверь казалась запертой на все замки. Неужели он бежал? Если так, то Лаврентий Павлович в беде. Потому как упустил главного подозреваемого.

К его счастью, дверь открыли сразу же, как он постучался.

– Мы никого не принимаем, – прозвучал строгий голос, затем из-за двери показалась Людмила Матвеевна и неискренне улыбнулась. – А, это вы, ваше благородие!

Не рада меня видеть, подумал околоточный и сделал засечку в памяти.

– Прошу прощения за поздний визит, но мне нужно поговорить с Мастером.

Лаврентия Павловича до сих пор не смущало то, что он не знал имени человека, промышляющего странным делом на его участке. Теперь же подумал, что зря. Реши мистификатор бежать, как его потом найти?

– Мы вам рады в любое время. – Женщина открыла дверь шире и отступила, чтобы гость вошел.

Людмила Матвеевна закрыла за околоточным дверь и провернула ключ.

– Я должна предупредить Мастера о том, что вы пришли. – Она указала на кресло в общем зале. – Располагайтесь. Минут через десять за вами явится помощник Федор, Якову сегодня нездоровится.

– Хорошо.

Лаврентий Павлович окинул взглядом комнату. Ничего в ней не изменилось. Стояла та же мебель. Слабо горели на стенах те же самые газовые светильники. Но изменилось само ощущение этого пространства. Оно стало брошенным. Серые стены отдавали холодом, а звонкое эхо каблуков по паркету звучало одиноко.

– Мастер готов. – Федор возник из ниоткуда. По крайней мере, Лаврентию Павловичу так показалось.

Погруженный в размышления, он не сел в кресло, хотя, стоя посреди комнаты, выглядел весьма глупо.

– Да, конечно, ведите, – важно ответил он.

К чему должен готовиться Мастер? Почему нельзя сразу войти в его кабинет? Два вопроса, которые явились без спроса и не принимали никаких ответов.

Федор проводил гостя в кабинет, усадил его на единственный стул. Зажег толстую свечу на низеньком столике. Туда же положил что-то обернутое в черный платок. Затем учтиво поклонился и, сверкнув глазами, покинул кабинет.

Лаврентию Павловичу стало не по себе. В прошлый раз все проходило иначе. Дневной свет, радушный прием, улыбки и почтительное отношение. Теперь же он чувствовал, как вокруг него сгущается гнетущая тьма. При дневном свете он не верил в духов. Но сейчас обижать мертвых своим сомнением он не решался. Потому загнал свои домыслы на этот счет в самый дальний уголок сознания. При этом всем вид сохранил достойный вид государственного служащего.

Дверь открылась, и в комнату вошел Мастер. Мягкими шагами он подошел к столу и внимательно посмотрел на гостя. Оба молчали. Тень от огня свечи острыми линиями очернила его лицо.

– Вы здесь из-за гибели Георгия Александровича?

– Откуда вы знаете? – Лаврентий Павлович держал происшествие в тайне. Фролов дал четкие указания ни с кем этого дела не обсуждать.

– Он приходил ко мне, – ответил Мастер.

– Кто? – Лавр наморщил лоб.

– Дух Георгия Александровича. – Мастер указал на черный сверток. – Убедитесь сами.

Лаврентий Павлович с осторожностью его взял и раскрыл. На черном платке лежала фотокарточка.

– Каждое утро мы с моим помощником настраиваем наш инструмент и делаем пробный снимок. – Лаврентий Павлович слышал голос Мастера, но все его внимание приковала картинка. Снимок хранил черно-белое изображение двух людей. Первый – сам Мастер. Второй – начальник почтовой службы. Только что-то в нем было не так. Нечеткие линии, размытое лицо…

– Он мог появиться на фото, только если бы погиб, поэтому я и спросил, – закончил Мастер.

– Вы уверены, что это не случайность?

– Исключено. Каждый раз мы используем новые фотоэлементы, так что ошибки быть не может.

– Почему он явился вам?

– Я не знаю, – устало вздохнул Мастер. – Они приходят ночью, говорят со мной, например, в ночь после вашего визита со мной заговорил ребенок…

Лаврентий Павлович побелел. Сердце замерло.

– Я не разобрал, мальчик это или девочка. Говорил он сбивчиво. Я едва разобрал разве что ваше имя.

– Девочка, – прошептал Лаврентий Павлович.

– Что, простите?

– Ничего. – Он затряс головой и побил себя по щекам. – Это не имеет отношения к делу! – Неожиданно его наполнила злость. – Что мне с вашей фотокарточки? Мне важно понимать, кто совершил преступление!

– Я могу помочь! – строго ответил ему Мастер. – Мы поговорим с ним в вашем присутствии и спросим, кто его убил.

Лаврентий Павлович замолк. Будь он в иной ситуации и не под таким впечатлением, то решил бы, что человек перед ним бредит. Но детский голос. Как он мог узнать?

– Лучше расскажите, что вы делали прошлым вечером и ночью.

– Был, как всегда, в ателье, вы сами засвидетельствовали ту толпу, что требует от меня снимков.

– Ваши работники могут подтвердить ваши слова?

– Конечно! Все утро мы настраивали камеру. Поверьте, я не ожидал, что он проявится на бумаге. Обычно они предупреждают меня. – Мастер пожал плечами. – Как тот ребенок.

В голове околоточного снова возникла бредовая мысль. На этот раз он дал ей волю.

– Вы можете сделать фотокарточку с этим ребенком? – спросил Лаврентий Павлович.

– Для этого мне нужно знать, почему ребенок назвал ваше имя.

Околоточный заерзал на жестком стуле. Никто никогда не говорил с ним о ребенке. Даже он сам избегал ворошить прошлое. Он запрятал воспоминания так глубоко, что, казалось, полностью от них избавился. Но ошибся. Простой вопрос – и жар вспыхнул в груди, терзая его сердце.

Довериться или отступить? Вот о чем сейчас думал Лаврентий Павлович, прекрасно понимая, что одним своим вопросом лишил себя положения околоточного надзирателя.

Мастер ждал. Торопить нужды не было. Он уже согласился открыть мистификатору свою душу, просто пока не понял об этом.

Спустя минуту, показавшуюся Лаврентию Павловичу вечностью, он заговорил.

– Когда мне было чуть больше двадцати, я обвенчался. – Он вздохнул. – В тот же год должен был стать отцом. Но в назначенный день случилась беда. – На последних словах голос захрипел. – Мне не показали ребенка. Уберегли меня, иначе сошел бы с ума…

– Значит, голос принадлежал вашей дочери, – сухо сказал Мастер. – Мы попробуем, но я не властен над духами, так что обещать ничего не могу.

– Конечно-конечно, – затараторил Лаврентий Павлович. – Я все понимаю.

– Только вы должны понимать, что вторжение в мир духов – невероятно опасное дело. Георгий Александрович допустил ошибку, ответил на зов покойной супруги…

– Вы считаете, его убили духи?

Мастер внимательно посмотрел на съежившегося человека на стуле. Первое впечатление оказалось ошибочным. Он полагал, что государственный служащий, пусть и в низшем чине, окажется куда более скептичным человеком. Но вот всего один факт из его прошлого, и человек готов поверить во что угодно.

– Не ожидал от вас такого вопроса…

Лаврентий Павлович стыдливо отвел глаза. Благо тени скрывали красные щеки.

– Я не это имел в виду, – замялся он. – Мне важно знать, верите ли вы в подобную чертовщину? – наконец выкрутился он.

Но вопрос прозвучал неубедительно. Мастер лишь усмехнулся, после чего отвесил поклон и оставил околоточного в гордом одиночестве. Через минуту явился Федор и проводил Лаврентия Павловича к выходу.

Фотоателье надзиратель покинул в смешанных чувствах. Убийство начальника почтовой службы его больше не беспокоило. В груди поселилось давно позабытое чувство, сродни тому, которое он когда-то ощущал в течение девяти месяцев. Правда, теперь к нему добавилась тоска.

Вечером у него назначена встреча с Фроловым, но видеть его не хотелось. Да и отчитаться не о чем. Что он расскажет? Как Мастер показал фотографию призрака и предложил его допросить?

– Да вы, Лаврентий Павлович, большой молодец, услужили государству, – высказал он сам себе и зашагал в противоположную от своей квартиры сторону.