Текст книги "Последнее фото"

Автор книги: Дмитрий Ковальски

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 14 страниц)

Глава 37

Петр Алексеевич задерживался, чем тревожил ждавших его людей. Фролов без конца дергал писателя, просил его самого отправиться за письмом, потому что считал показания Георгия Александровича важным дополнением к уликам.

Наконец, поддавшись уговорам, а может, из-за собственных рассуждений, Николас все-таки решился сходить в свою квартиру. Но перед этим вежливо попросил без его участия ничего не предпринимать. Фролов сказал, что разберется сам. Но с такой интонацией, что Николас не сомневался в том, что сыщик будет ждать писателя.

К вечеру пошел мелкий дождь, а редкие порывы ветра отправляли его прямо в лицо и за шиворот. Отчего по телу бегали мурашки. А может, из-за нарастающей внутри напряженности.

Николас не прошел и ста метров, как его, шлепая по лужам, нагнал Кузьма. Выглядел он встревоженно.

– Николай, друг мой, – начал он льстиво, – беда случилась!

Так и знал, подумал Николас.

– Выкладывайте.

– Ермолай глупость совершил…

– Какую? – Голос писателя дрогнул.

– Настеньку выкрал! – с досадой выпалил Кузьма. – Я сделал что мог, но вы видели, что он крупнее меня. Чуть не придушил. – Для правдоподобности Кузьма отодвинул ворот и показал красные следы, оставленные Савелием. – Еле ноги унес.

Звучало все складно, но по какой-то причине Николас сомневался.

– Зачем ему Настя?

– Денег с вас хочет потребовать за долг… за обман… Но сказал, чтобы вы один шли иначе… – Кузьма откашлялся и дальше заговорил голосом Ермолая. – Девке конец!

– Денег? – удивился Николас. Ведь тому здоровяку с острым носом ничего не мешало навестить писателя лично и вытрясти из него все до копейки, но делать было нечего. – Хорошо, веди!

Довольный своей хитростью, Кузьма шел впереди, чтобы писатель ненароком не заметил плохо скрываемую улыбку. Он убирал ее только для того, чтобы обернуться и с напряженным лицом поторопить писателя.

Конечной целью пути оказалось ателье на Думской улице.

– Почему здесь? – недоверчиво спросил писатель, стоя перед парадной дверью.

– Мне почем знать? – завертел головой Кузьма. – Видимо, потому что никого тут больше нет.

– Хорошо, – ответил Николас и вошел внутрь. – Только если я не вернусь через десять минут, сообщите обо всем Лаврентию Павловичу, – сказал он напоследок.

– Обязательно… – успокоил его Кузьма и закрыл дверь.

Затем вставил в замочную скважину ключ и дважды провернул.

– Обязательно не вернетесь, – закончил он свою фразу и рассмеялся собственной остроумности.

***

В том, что это была ловушка, Николас не сомневался. С чего бы это Кузьме прикидываться другом и предавать компаньона? Скорее всего, они действовали заодно. Но рисковать здоровьем Насти Николас не хотел, потому осознанно сунул голову в пасть льва.

Окруженный темнотой пустующего ателье Николас остро ощутил одиночество, виной которому стало его собственное проклятие, ведь по своей воле он ввязывался в дурные дела. При этом опасность всегда обходила его стороной, за что расплачивались близкие и дорогие люди.

Через главную дверь Николас попал в общий зал, где не раз уже бывал. В нос ударил едкий запах масла для ламп. Вместе с ним к голове подкатила острая боль, а за спиной зашептались тени – очередной приступ! И так не вовремя.

– Настя! – крикнул Николас в надежде на то, что девушка услышит.

Голос эхом разлетелся по комнатам. Еще одна странная загадка ателье – хорошая слышимость и мистические разговоры с духами. Возможно…

Но мысли писателя оборвал девичий голос.

– Николай, – слабо ответила она. Звук доносился из кабинета Мастера.

Николас подошел к двери и только сейчас сквозь щель заметил, что в комнате горит свет. Он еще раз окликнул Настю, и она снова отозвалась из кабинета. Тогда писатель, подгоняемый страхом, толкнув плечом дверь, влетел в комнату.

На тонкой бечевке с обратной стороны двери висели три зажженные масляные лампы. Их развесили так, чтобы даже при малейшем открывании двери бечевки выскальзывали, а лампы падали и разбивались.

Это и произошло, когда писатель, не раздумывая, ворвался в кабинет. Первая лампа ударилась об голову и пролила масло на руки, вмиг вспыхнув. Николас тут же сбросил с себя пиджак. Вторая лампа не разбилась, но разлилась по деревянному полу, подхватывая и раскидывая языки пламени. Третья лампа сделала то, что ей и полагалась: разбрызгивая искры, разбилась. И тут же огонь захватил дверь.

– Николай! – крикнула девушка. – Что случилось?

Голос прозвучал ближе, а значит, ее спрятали в покоях Мастера.

Превосходный план, подумал Николас, сжечь его вместе со всем ателье, чтобы навсегда развеять пепел тайн по ветру. Вот только время все еще оставалось. Николас окинул взглядом стремительно растущий огонь – минут пять, не больше. Но если он освободит Настю, им как раз хватит этого времени, чтобы уйти через черный ход. Ведь там дверь запиралась изнутри.

– Я иду! – крикнул он, чтобы успокоить девушку.

– Ты-ы-ы не-е-е справиш-ш-шься, – зашипел жуткий голос за спиной писателя. Николас знал, кому он принадлежит, и оборачиваться не собирался. Ведь призраков не существует.

– Она-а-а умре-е-ет, – шипели тени.

Под их ядовитый шепот, звучавший в голове, Николас, перескакивая огонь, добрался до двери. Та оказалась заперта. Ну конечно!

– Она-а-а задыхае-е-ется, – прозвучало в воздухе, и словно в подтверждение этих слов Настя закашляла. Едкий дым действовал быстрее, чем писатель.

– Задержите дыхание! – Николас плечом ударил дверь, та выдержала.

Еще один удар. Устояла. Удар. Ничего.

Вместе с выгорающим в воздухе кислородом тело писателя лишалось сил. Руки теряли чувствительность, голова шумела и кружилась. А призрачные проклятия сливались в единый шум.

Огонь обжигал спину. Нужно было либо уходить, либо собрать все силы для заключительного удара.

– Николай! – простонала из-за двери Настя.

– Она-а-а умре-е-ет, – ехидно повторила тень.

– Нет! – спокойно ответил писатель и всем весом влетел в дверь.

Хрустнула ключица и болью пронзила левую сторону тела. Но вместе с ней хрустнуло и дерево в области замка. Тогда Николас ударил ногой, и дверь распахнулась.

Сквозь разбитое окно комнату наполнил кислород, и огонь разгорелся с новой силой.

Но хуже всего было то, что комната оказалась пуста.

Не веря собственным глазам, под жуткий хохот следующего за ним призрака писатель вбежал в покои, проверяя каждый метр комнаты. Девушки не было.

– Николай! – раздался над головой голос Насти.

Николас посмотрел вверх и в этот же момент понял свою ошибку. В свете пламени было видно, что потолок усеян темными отверстиями, сделанными из металлических трубок, сквозь которые и распространялся звук. Мошенники, выдававшие себя за призраков, говорили этажом выше. А значит, и Настя сейчас была там.

Отдышавшись, насколько это возможно, у окна Николас вернулся в квартиру. Времени не оставалось, огонь легко покорил деревянные полы, двери и мебель, особенно в тех местах, где намеренно пролили масло.

Но на второй этаж пожар не добрался, а значит, шанс все еще был.

В проявочной комнате, за шторкой, которую поедал огонь, оказалась железная лестница, а над нею незапертый люк. Хоть какая-то удача. Вот только правая рука с той стороны тела, где треснула ключица, отказывалась подниматься выше плеча. Так что, придерживаясь правой и подтягиваясь левой, Николас забрался на второй, точно такой же этаж квартиры. Только менее угрюмый, но пропитанный дымом огня. Видимо, здесь и жили все подельники Мастера.

Пройдя также через общий зал, Николас попал в комнату, которая была над кабинетом Мастера. Сквозь отверстия в полу прорывались редкие языки пламени. Словно вся эта квартира находилась над адским пеклом.

– Ого-о-онь приде-е-ет с-с-сюда, – прошептал призрак. Его слова обратились в свинец, который заполнил легкие, отчего свело дыхание. И если на первом этаже писатель мог сгореть, то на втором – задохнуться.

– На… кхм… стя, – сквозь кашель прохрипел Николас и, шатаясь, вошел в комнату над покоями.

Девушка сидела без сознания, привязанная к стулу. Деревянными пальцами он с трудом развязал узел и размотал веревку. Следом закинул руку девушки на плечо и попробовал поднять ее. Из-за нагрузки что-то снова хрустнуло в плече, и рука онемела полностью. Но Николас успел перехватить тело девушки, прежде чем та упала.

– Не успе-е-е-ел, – прошептал голос.

– Замолчи, – твердо ответил Николас. – Дождись, Настя, скоро выйдем на воздух.

Оставалось вернуться через люк на первый этаж и оттуда к черному входу. Если огонь не успел добраться до проявочной комнаты, значит, они спаслись. А что до руки, то плевать. И с одной он спустит девушку по лестнице.

Николас, едва держась на ногах и вообще не дыша, вошел в комнату над кабинетом Мастера. Огонь, проникнув сквозь металлические трубки, уже поедал деревянные доски пола второго этажа. Писатель сделал шаг, и пол с предупреждением заскрипел. Видимо, в комнате под ним пожар во всю уже разрушал потолок.

Осторожно, тщательно выбирая, куда ступать, Николас преодолел половину комнаты. Голова кружилась. С каждой минутой Настя становилась все тяжелее. А ноги путались. Так что неудивительно, что, не дойдя двух шагов, Николас оступился и ногой угодил в развалившееся отверстие. Следом он упал и уронил на себя Настю.

От такого удара пол проломился, и они рухнули на первый этаж. Николас приземлился на сломанное плечо и вскрикнул от боли. Настя свалилась сверху и затылком разбила писателю губу.

– Прощ-ща-а-ай. – Тень возникла над писателем, когда из него с кровью утекало сознание. – Ты не спас девушку в прошлом, не спас и сейчас…

– Неправда.

Сквозь боль, к которой Николас за все эти ночи привык, он встал, придерживая за талию Настю. Ее руки он закинул себе на плечи. Огонь сквозь разорванную ткань обжигал ноги, руки, спину. Но писатель этого не чувствовал, он думал лишь об одном: чтобы пламя пощадило девушку.

Покинув комнату, он брел сквозь задымленный коридор, ориентируясь только по памяти. Наконец, он уткнулся в железную дверь. Конечно, огонь сюда еще не добрался, но дым, пусть и не такой едкий, обжигал легкие.

Из последних сил Николас дернул задвижку. Металл скрипнул и звонко ударился об амбарный замок, который висел на задвижке. Николас не мог в это поверить. Он ошибся. Забыл про замок. А ведь спасение ждало за этой дверью. Еще несколько раз он дернул задвижкой, не надеясь на то, что разобьет замок. Скорее, из-за подступившей истерики. После чего облокотился на дверь спиной и сполз по ней. Он взял голову девушки и уткнул себе в грудь, полагая, что так она будет вдыхать меньше дыма.

«Трубки!» – вдруг вспомнил он. В маленькой комнате с инструментами хранились трубки и было небольшое окно. Сквозь него не пролезть. Но можно просунуть трубки и дышать свежим воздухом. Вот только сил больше не осталось.

Николас лежал без чувств, смотря вдаль коридора, откуда на него медленно плыла мрачная, окруженная желтым дымом и лезвиями красного пламени призрачная тень. Звуки растворились, остался только монотонный гул.

Николас настолько потерял связь с реальностью, что ему почудилось, будто дверь, на которую он облокотился, взлетает. А затем огромная птица берет его в свои когтистые лапы и тащит наружу.

Через минуту от холодных капель дождя сознание стало возвращаться. Николас открыл глаза – рядом лежала Настя и тяжело дышала. Над ней возвышался Ермолай, брызгая на лицо воду из лужи. С другой стороны с распухшим от кулачных ударов лицом лежал связанный Кузьма.

«Неужели повезло?» – подумал Николас и поднял голову. Он лежал в метре от двери, которую сняли с петель. А где-то там из тьмы коридора за ним следила тень.

– Вот видишь! – выкрикнул Николас в воздух. – Я ее спас! – сказал он, слезы брызнули из глаз. – Я ее… спас… спас! – дрожащим голосом повторил он и вернул голову на мокрую и холодную землю.

На лицо падали капли дождя, принося с собой прохладу и облегчение обожженному телу. Как же замечательно, что в Петербурге так часто идут дожди, подумал Николас и потерял сознание.

Глава 38

С момента ареста никто из людей Мастера не проронил ни слова. Они молча ехали в карете, также молча прошли в тесную для трех человек комнату, где им предстояло ждать решения сыщика. Даже когда они остались наедине, они хранили молчание, лишь изредка переглядываясь между собой.

Только спустя пару часов, когда к двери комнаты подошел Макар, Федор нарушил тишину.

– Что там происходит? – серьезно спросил он.

– Петр Алексеевич сказал, что на соседа Николаса напали, так что оба: и Лаврентий Павлович, и Юрий Михайлович – уехали к нему.

– Значит, ты за старшего, – строго заключила Людмила Матвеевна.

– Так точно, – ответил Макар. – Только на улице дежурят еще несколько городовых.

– Славно, – она улыбнулась. – Мы простим тебя за то, что ты неверно сообщил нам об аресте…

– Я передал только то, что слышал.

– Неважно, – отрезала она. – Мы платили всегда в срок за сведения, за безопасность, за предупреждения. А ты нас подвел.

В ответ Макар лишь вздохнул.

Тогда Людмила Матвеевна встала и подошла к двери. После чего заговорила шепотом.

– Когда нас отвезут в управление?

– Как вернется Фролов.

– Отлично, тогда придерживаемся изначального плана, – включился в разговор Федор. – Вывези нас и получишь пятьсот рублей.

– Но я…

– Тысячу! – сказала Людмила Матвеевна. – И мое прощение.

– Куда вас отвезти?

– Я покажу, – сказал Федор.

– Нет, – отрезал Макар. – Как вы себе это представляете? Вы должны быть заперты в карете. Так что никак не сможете подсказывать дорогу.

– И то верно, – почесал за ухом Федор, затем вплотную прижался к двери и прошептал адрес.

– Хорошо, – сказал Макар. – Только помните: тысячу рублей! Все же у меня дети.

***

Макар защелкнул замок на двери кареты, когда к нему подошел другой городовой. Он с любопытством заглянул внутрь, но увидел только фигуры людей с мешками на голове.

– Куда ты их? – спросил он.

– Фролов приказал доставить их в управление, – спокойно ответил Макар.

– Понял, – городовой почесал бороду. – Сопроводить?

– Не нужно. Он приказал остальным остаться, чтобы лично дать указания, когда вернется.

– Хорошо, – довольно ответил городовой и зашагал прочь. Ему явно не хотелось везти заключенных. Обычно в такие моменты происходили разные случаи. И чаще всего не пользу городовых.

Макар запрыгнул на козлы и взмахнул поводьями. Полицейская карета медленно выехала со двора. Чтобы подать сигнал, Макар дважды стукнул в стенку. Один раз стукнули в ответ.

Он ехал около получаса. До конца пути оставалось столько же, когда на козлы запрыгнул незнакомец в капюшоне.

– Сворачивай, – приказал он.

– Но…

– Нужны рубли – сворачивай!

Макар повиновался. Он съехал с главной дороги, проехал один квартал и по указанию попутчика завернул в темную арку.

– Славно, – сказал незнакомец. – Теперь давай свой пистолет.

– Зачем вам? – испуганно спросил Макар.

– Чтобы не вздумал вспомнить свои обязанности, – ответил мужчина и скинул капюшон.

– Вы?! – У Макара свело дыхание. Он никогда не думал, что воочию увидит воскресшего из мертвых человека.

– Ха! – улыбнулся Мастер. – Узнал, подлец. Вот же ты дров мне наломал, из-за тебя честных людей арестовали. К твоему счастью, в моей голове мозгов столько, что за двоих думать могу.

Все еще не веря тому, что видит, Макар достал из кобуры пистолет и протянул его мастеру. Тот взял оружие и спрятал под плащ.

Затем Макар расстался с ключом.

– Теперь свободен.

– А деньги?

– Считай, за них ты жизнь себе купил. Проваливай, идиот. – Он пихнул ногой испуганного Макара, тот, не сопротивляясь, спрыгнул.

– Привет Фролову и писателю! – выкрикнул Мастер и взмахнул поводьями.

Отъехав на небольшое расстояние, Мастер остановился. Он спрыгнул с козлов, обошел карету и открыл дверь.

– Выходите, бездельники, – сказал он и рассмеялся.

Но никто не вышел, только прозвучал удивленный голос:

– Вот же Николас, вот же гений…

– А я вам говорил, – подхватил его второй голос.

Затем, скинув с головы мешок, из кареты выскочил Юрий Михайлович, а за ним и Петр Алексеевич.

– Знаете, – сказал редактор. – Николай был уверен, что вы обязательно вылезете из укрытия.

Уязвленный тем, что его провели, Мастер достал пистолет.

– Какая разница? – Он навел оружие на Петра Алексеевича. – Если я все равно на шаг впереди.

– Э нет, – замотал головой редактор на радость сыщику. – Николай предупредил, чтобы мы не заряжали оружие Макара.

Мастер не поверил, нажал на курок несколько раз, но услышал только щелчки.

– А вот я свое зарядил, – хихикнув, достал пистолет Фролов. – Петр Алексеевич, сжальтесь, откуда же Николай узнал, что Мастер жив?

– К сожалению, у Николая то же дурное пристрастие к опиуму, что и у Мастера. Сегодня днем, когда мы были в ателье, Николай учуял знакомый аромат, словно курили недавно. А так как он видел, что Мастер употребляет опиум, то предположил, что тот жив. И то представление, когда Николас прятался в шкафу, вы устроили только для него. К тому же вся его команда, на удивление, спокойно себя вела. – Редактор почесал затылок и сощурил глаз. – Вроде ничего не забыл.

– Все равно ничего не понимаю, – сказал Фролов, запихивая в карету Мастера с лицом обиженного ребенка.

– Фух! – Петр Алексеевич взъерошил волосы. – Дай бог памяти, просто Николас говорил так быстро, что я могу что-то напутать…

– Ничего страшного, – возбужденно сказал Фролов, запрыгивая на козлы. – Говорите же, иначе лопну от любопытства.

– Значит так, Мастер дурил людей, делая снимки призраков через трафарет. Но Георгий Александрович его поймал на вранье. Тот пришел договариваться вместе с Яковом, но вышло неудачно, и вроде бы пепельницей они расшибли голову начальнику почтовой службы.

– Почему с Яковом? – спросил Фролов.

– Он выглядит сильным парнем. К тому же на следующий день мы его не видели. Людмила Матвеевна сказала, что ему нездоровится. Думаю, получил от Георгия Александровича.

– Хорошо, а дальше-то что?

– Тогда Мастер обвинил Николая, обдурил околоточного, узнав о его истории через Макара. Тот собирал для них информацию в обмен на хорошую плату. Затем побег. – Петр Алексеевич стал загибать пальцы. – Эксперимент писателя, смерть Мастера, визит Макара.

– Вот кто рассказал Федору, где прячется Николай. – Юрий Михайлович хлопнул ладошкой по коленке.

– Не совсем так, он навел Федора на Настю. А тот уже сам узнал адрес и выкрал все инструменты. Затем Николас провернул трюк с письмом и подтвердил догадки насчет Макара.

– Это я помню, – добавил Фролов. – Николас сначала одно говорил, мол, улики есть, а потом во время рукопожатия мне передал записку.

– А дальше вы знаете, – выдохнул Петр Алексеевич. Оказалось, не так просто уместить в короткий рассказ такое количество событий. Но вроде бы редактор ничего не упустил.

– Одного только не предусмотрел Николай, – с грустью сказал Петр Алексеевич. – Того, что Кузьма сговорится с шайкой Мастера. Очень грустно за Савелия. Приди я минутой позже – не спасли бы его. А так и помощь оказали, и в больницу доставили.

– Следует навестить его, – сказал Фролов. – Я распорядился, чтобы их с Николасом в одну палату положили. Так что отвезем фокусника в управление и поедем в больницу.

Сыщик хлестнул поводьями, и карета поехала быстрее.

Из письма Петра Алексеевича

Последняя неделя, моя дорогая Елизавета Марковна, выдалась спокойной. К моей большой радости, вся троица быстро шла на поправку. Первой полегчало Насте. Уже через два дня она ходила без посторонней помощи. Вот только сильный кашель сохранился. К концу недели выписали Савелия. Рана на животе быстро затянулась. Да и долго лежать он не мог. Все же не зря говорят, что врачи болеть не умеют.

Дольше всех восстанавливался Николай. Признаюсь вам, душа моя, что я уже и не надеялся увидеть писателя здоровым. Все-таки он получил ожоги, надышался дымом, сломал ключицу. Да и вообще, бессонная неделя сильно измотала его. Но писатель, будучи упертым типом, как обычно, поступил по-своему. Что меня порадовало больше всего, так это то, что Николай отказался от опиума даже в медицинских целях. Врач предлагал ему употребить раствор, чтобы избавиться от боли. Но писатель отказался, сказав, что уже от нее избавился.

Простите меня, Елизавета Марковна, за мою задержку. Но я не мог покинуть Санкт-Петербург, пока не убедился, что Николас здоров. К тому же все это время я посвятил прогулкам, которые полюбил, и работе.

Со второго дня лечения Николас затеял писать книгу. Вот только он был не в состоянии что-либо делать руками, поэтому задача водить пером по бумаге досталась мне. И я, к своему удивлению, настолько погрузился в писательский процесс, что, сам того не понимая, к концу недели стал полноценным соавтором книги. Каждый день я навещал Николая, он рассказывал историю, я покорно переносил на бумагу. Но вечером, когда я правил текст, добавлял новые детали, и, как сказал Николас, они только сделали рассказ лучше. Писательство мне понравилось гораздо больше, чем редакция. Я чувствовал настоящую власть над словами. Ведь по моему велению они, точно верные солдаты, выстраивались в аккуратную шеренгу и тем самым дарили мне наполненные смыслом предложения. Вот не настоящая ли это магия, спрошу я Вас?

Когда пришло время возвращаться, я ощутил тоску. Ведь за эти пару недель Санкт-Петербург вместе с некоторыми его жителями стал мне родным.

Но знаете, что меня поразило больше всего? Как вы можете помнить, для поездок я предпочитаю свой серый костюм-тройку английского кроя. Теперь представьте мое удивление оттого, что я смог просунуть руку между жилетом и животом, а еще застегнуть пиджак. Каких-то две недели – и вот я с трудом узнаю этого стройного юношу в отражении. Конечно, с юношей я перегнул. Но чувствую себя именно так. Даже колени и те согласны со мной.

Кстати, городового Макара судили вместе с компанией Мастера. Его, как и Якова с Федором, отправили на строительство железнодорожных путей. И я считаю, что правильно. Ведь от повешенных толку гораздо меньше. Мастера эта участь тоже обошла стороной. Юрий Михайлович сказал мне, что судьба этого человека покрыта тайной, отчего, признаюсь, мне стало тревожно. Ну да бог с ним. Раз Николай справился с ним единожды, то и одолеет во второй раз, если тот сбежит.

Справедливый суд обошел стороной Лаврентия Павловича. Хотя тот не мог простить себе халатности, из-за которой все поверили в смерть Мастера. Он без конца повторял о том, что не должен был верить на слово, а должен был лучше изучить тело в кровати. Но Юрий Михайлович успокоил его тем, что, поймай мы его на таком обмане, упустили бы навсегда. Как мне показалось, слова подействовали на околоточного.

Савелия по решению главы больницы решили перевести в деревню. В какую – пока не решили. Но поверьте, таких деревень, где не сыскать толкового врача, полным-полно. Савелий с тоской в глазах говорил об этом Насте, но та успокоила его всего одной фразой. Она сказала, что поедет с ним. Город ей порядком надоел. От радости я обнял обоих, изо всех сил обнял. Пусть у них все сложится.

Стоило писателю поправиться, как тут же явился Фролов и настоятельно просил отправиться с ним в Оренбургскую губернию, где при странных обстоятельствах пропадают люди. Николас согласился. Но только при условии, что напишет об этом книгу. Юрий Михайлович возражать не стал.

Завтра же поездом я прибуду в Москву. Как и обещал, первым делом навещу Вас с букетом ваших любимых ромашек. На этом все.

С вечной любовью, ваш покорный слуга Петр Алексеевич!