Текст книги "Шахматы Богов (СИ)"
Автор книги: Дмитрий Колотилин
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 17 страниц)
Междуглавие 7
Механизм с тяжестью прокрутился внутри массивной двери, намертво запирая Покои Императора Халлана. Охрана осталась в коридоре, окна закрыты наглухо, снаружи прочные решетки. Дымоход в камине витиеватый и узкий настолько, что даже ребенок не смог бы протиснуться. Вдобавок повсюду охранные печати, защищающие от любых магических посягательств.
Император Сиварий упал в мягкое кресло, развалившись на нежно мягкой опоре.
"Теперь можно расслабиться".
Только тут он чувствовал себя в полной безопасности, это была его личная крепость, убежище, куда никто не допускался. Никаких тайных ходов, о которых бы он не знал, никаких тайных комнат, о которых бы знал кто-то еще. Такая власть не исключает заговоров и подосланных убийц, и нельзя оставлять им лазейку, чтобы те во время сна нанесли свой смертельный удар. От любого можно ждать ножа в спину, все могут предать, лишь верные телохранители не придадут, ведь каждый из них обязан ему жизнью.
Власть далась с трудом, пришлось испачкаться кровью всех, кто вставал на пути. Теперь они по ночам стоят у его постели и проклинают. Но все это ничто по сравнению с тем ощущением, что присуще при осознании власти.
"Да, тиран, безжалостен, но только так и поднять былую силу империи из пепелищ, и ничто не остановит, ничто не страшит, пусть даже вся империя усеется садами виселиц и очистительных костров Церкви. Я – Мессия, Я – Спаситель Мира!!!"
– Занятные мысли.
Сиварий вскочил, на его лице выскочил пот, и читался неподдельный страх перед неминуемой участью. Руки дрожат, рот дергается в попытке что-то произнести, но от этого он больше задыхался.
В руках убийцы ничего, положение тело выказывало спокойствие, но это ничего не значило. Слуга Теней, скрывал свое лицо под черной тряпью, через которую ничего нельзя увидеть.
"Как так? Как он смог сюда проникнуть? Через кольцо личной стражи императора, через решетки..."
– Не стоит беспокоиться, я пришел не для того, чтобы убить Ваше Величие. Наши Цели свели путь их достижения с Вами. У нас есть предложение.
– Какое? – Сиварий осмелел, вытирая капли холодного пота золоченым платочком.
– Мы хотим помочь Вам избавиться от всех помех для достижения Ваших целей, также будем отдаленно охранять, при этом не Вы, не Ваши выкормыши не будут подозревать о нашем присутствии. Мы гарантируем Вашу неприкосновенность, откроем Вам всех заговорщиков, всех нанятых убить Вас, избавим от всех проблем, – слуга Теней говорил спокойно, стоя неподвижно и скрестив руки на груди.
– Хм, а взамен что вы требуете? – император прищурился, пытаясь разглядеть лицо сквозь темную ткань.
– Взамен, самая малость. Нам нужны некоторые люди.
– Зачем тогда пытаться договариваться со мной, если вы способны и без моей протекции убить их? – рассмеялся Сиварий, наполняя бокал крепленым густым как кровь вином.
– Мы не просим протекции, мы попросту хотим, чтобы Вы были в курсе. Вот список имен, прочтите, и вы все поймете, – тот протянул свиток, на котором стояла Печать Теней.
Сиварий медленно развернул и начал его просматривать, лицо его немного сморщилось, брови нахмурились, на мгновение проступил злобный оскал.
– Ясно, вот вы чего хотите, но... – он отвел глаза от свитка, чтобы посмотреть на непрошеного гостя, но рядом никого не было.
Император вскочил, отбросив свиток на столешницу. Пробежался по покоям, заглядывая за каждую штору, на каждое окно, проверяя тайный ход, который также был нетронут. После он подбежал к камину, в котором высоко поднималось пламя. Оглянувшись еще раз, никого не увидел, подошел к столешнице и, взяв бокал, большими глотками стал пить вино. Лишь после этого вспомнив про свиток, обратил внимание на столешницу – небольшие кусочки дотлевали, оставляя после себя пепел, но пламени не было.
Сиварий рванул к тяжелой двери и открыл ее, за дверью стояло трое его личных телохранителей. Те, молча, стояли на своих местах, не обращая взоров на взъерошенного Императора. Сиварий бросил взгляд на них и громко хлопнул дверью, замки тут же закрылись сами собой. Он вновь наполнил бокал и стал пить вино большими глотками. После на его лице проскользнула надменная ухмылка.
"Все-таки, эти Убийцы также хороши, как о них рассказывают. Даже Его верные телохранители не смогли распознать присутствие постороннего. Что ж, а это даже ничего, они еще могут и пригодиться. Теперь-то страшиться нечего, а всю грязную работу можно будет поручить им, а сам как бы и не причем. Заманчиво, очень даже заманчиво.
Ах да. Список, ну что ж, придется пожертвовать. Все равно их не остановило бы ничего. Только вот не понятно, что за имена были среди тех знакомых? Никогда не слышал о них. Хм, об этом стоит задуматься, очень даже стоит".
Глава 8
Путь домой
Ничто не проходит бесследно, каждый поступок имеет последствия, каждая война отзывается эхом долгие годы. Нет ничего страшнее бесконечной войны, нет ничего ужаснее бессмысленной смерти. Но когда остается лишь выбор между смертью и долгой расплатой, то он очевиден, хоть и безумен, умирать никто не хочет, когда есть хотя бы малейший шанс выжить.
Еще одна битва в вечном противостоянии выиграна, но война не окончена, а цена этой победы непомерно высока. Нет более единственного сарийского города, сметенного потоками лавы проснувшегося вулкана и погребенного навечно под застывшей черной массой. Непрерывно падают черные липкие капли дождя, пропитанного пеплом и разъедающего все живое, и пропитывая еще больше чернеющие пески. Все повторяется, как в Темное время. Еще не скоро наступит рассвет, черные пепельные облака не торопятся освободить небо.
Сарийский народ ушел в подгорные катакомбы, кои для них заранее были изготовлены подгорным народом, знавшим о том, что когда-нибудь тем придется уходить из города. Здесь конечно не было солнечного света, но столь же тепло и светло за счет вулкана и огромных кристаллов, коими были усеяны все неестественно высокие своды. Горный народ умел делать внутри гор настоящие города не в сравнение людским шахтам, где не всегда можно было встать в полный рост. Вода текла из многочисленных каналов, была даже теплая из бьющих тут же гейзеров, способствующая быстрому заживлению ран. Народ по большей части задействовался на выращивании овощей и фруктов, кои росли в отдельных залах, особо освещаемых для таких целей. Воины же вставали на охрану тоннелей и подводных шахт в ожидании скорого появления врага живого и неживого.
Русберг сидел на лежаке в сумраке в своих покоях, сжимая в правой руке эфес черного клинка, рядом на полу валялось изрубленное тело Убийцы Теней, из ран которого сыпался блеклый песок. Как всегда кукла была неразговорчивой, но кое-что все же от него северос смог узнать, хотя та не произнесла ни слова. Русберг принялся медленно собираться, тщательно пряча под старыми одеждами черные доспехи, выкованные сотни кругов назад подгорным народом в знак признания первого из тринадцати Безликих, ставших первыми на защиту Великих Врат. Лезвия гибкие бесшумно вошли в заплечные ножны, тряпки на эфесах надежно скрыли те, превращая в рукояти обычных мечей. Более здесь находится нельзя, привлекая к ни в чем неповинным людям беды.
Он вышел и пошел по коридору вдоль таких же комнат, в которых спали изрядно уставшие за день люди. Хотя и не было здесь смены дня и ночи, но кристаллы, коими были усеяны своды, со временем самостоятельно сменяли интенсивность, имитируя тем самым утро, день, вечер и ночь. Особенность этих кристаллов была именно в том, что они словно ощущали, какое освещение на поверхности. И никто не мог объяснить, как это происходит.
– Великий, Вы нас покидаете? – за спиной раздался женский голос.
Русберг обернулся, позади стояла девушка, которую он уже видел еще тогда в тот день в зале, когда все просверливали его своими взглядами. Он узнал эти глаза, ее лицо красивое и такое молодое, хотя и он молод для этой жизни.
– Да.
– Но почему? – в этом вопросе прозвучало столько наивности, словно его задала маленькая девочка, у которой из-за неверного ответа мог рухнуть весь мир.
– Так будет безопаснее для Вас.
– Мы сможем себя защитить, – опять оттенок детской наивности.
– Сможете, но не от тех, кто придет сюда только потому, что я здесь.
– Но без Вас мы не устоим!
– Как тебя зовут?
– Билери, – она осеклась, – Принцесса Билери, дочь Царя Гардиала, Великий.
– А меня Русберг, и я не скрываю, и враги мои знают, как меня зовут, и придут сюда непременно, и я не смогу всех защитить, кто-нибудь погибнет. А я этого не хочу.
– Но...
– И мир просит меня помочь ему. А ты, можно я буду звать тебя на ты? Ты сильная, в тебе сильная кровь, я сражался с твоим прадедом.
– Я знаю. Ой! Простите, что перебила.
– Прости. Мы с тобой ровесники, по крайней мере телесно. Так вот, ты должна будешь защищать их и выучить всех женщин так, как учили тебя. Слишком мало выжило, чтобы пренебрегать остальными.
– Да, Ве... Русберг.
– Вот и хорошо, а теперь попрощаемся, мне надо идти, дорога длинная.
– Погоди, возьми это, – она протянула маленький конверт, в котором что-то лежало, – Подарок, оно раньше принадлежало моей матери. Я хочу, чтобы оно было с тобой и защищало тебя. Возьми! Я настаиваю!
– Хорошо, да хранят тебя звезды, принцесса, – Русберг взял конвертик, развернулся и пошел, пряча его за пазуху.
– До хранят тебя, – прошептала она про себя.
Он пошел дальше, удаляясь от застывшей в сумраке освещения девушки. Все же она что-то внутри зацепила, и непонятно почему так быстро бьется сердце, как будто у молодого паренька. Хотя может показаться странным, что он себя так не воспринимал, но здесь все воспринимали его также.
Каждый сариец знал, кто такие Великие воины, и каково их предназначение. Они искренне верили в перерождение сущностей лучших воинов, встающих каждый раз на защиту своего народа. И доспехи, что были на нем, этому подтверждение. Но все же, эта встреча зацепила что-то внутри, и Русберг не переставал думать о разговоре до того момента, как достиг границы убежища.
Трое часовых стояли возле тяжелых ворот и, увидев приближающегося к ним человека, сначала в сумраке не разобрали, кто бы это мог быть. Но различив идущего, тут же отдали приветствие почитающих воина.
– Тихой ночи вам, – поприветствовал их Русберг.
– И тебе, Великий, – отозвался один из них, не поднимая взора еще несколько мгновений, – покидаешь нас?
– Да.
– Открыть ворота, – тут же скомандовал тот.
Когда Русберг вышел, ворота тут же закрылись, и послышался мягкий шорох задвигающегося засова.
– Доброго пути, – послышалось из-за ворот.
Он быстро удалялся во мрак тоннеля, оставляя позади вновь ставших своими людей, возлагавших на него огромные надежды. Но иначе нельзя было поступить, что может быть и лучше.
Конечно же, он правильно поступал, и иначе поступить не мог. Битва раскрыла его, Тени знают, что он не погиб, и, следовательно, предпримут все, чтобы добраться и уничтожить его уже наверняка. И этот убийца, пришедший из мрака теней, тому подтверждение. Прислать ходящего во мраке ради проверки, что это действительно он, попытаться убить его, кажется очередной глупостью, или же Тени преследуют какие-то свои цели. В этом предстоит разобраться.
Но, так или иначе, уйти было необходимо. Здесь его боготворили, а это бы повредило всему: и его планам, и народу. Иерархия начала бы разрушаться, все бы слушали только его, а он не управленец, он воин, точнее архивоин, умеющий лишь убивать. И его присутствие привлекло бы лишние взоры к затерявшемуся среди бедствия народу. Им и так придется не сладко из-за саркофага, в котором он потревожил силу, спавшую слишком долго и теперь очень злобную и голодную, силу, появившуюся еще до сотворения мира. Бестелесные будут стремиться к ней, потянутся и другие существа, долгое время прятавшиеся от людских глаз, и о которых складывали лишь страшилки для детишек.
Все, что не делается, все к лучшему. Все, что не мыслится, все к одному.
Но все это лишь малая толика проблем, надвигающихся волнами вселенского прибоя бед. Малая толика того, что этот мир ожидает, а он тот риф, о который эти волны будут разбиваться.
Долгие раздумья в, казалось бы, бесконечном тоннеле оборвались пропастью, уходящей в непроглядный мрак. Разлом распахнул свою зубастую пасть и оборвал тем самым десятки подземных шахт. Стены ненадежные и тонкие, в любой момент способные обрушиться. Непрекращающийся смертный дождь грозится отравить живую плоть, в мгновения превращая в гнилую отслаивающуюся тошнотворную массу.
"Что ж, достаточно эффективная защита от непрошенных гостей, живые уже точно не полезут, по крайней мере, по пескам, а под землей остановит эта пропасть в тридцать шагов шириной". Расстояние достаточное, чтобы отбить желание попытаться преодолеть его, вид разверзшейся пропасти это желание снижает в разы. Но иного пути нет, остается лишь преодолеть его, не взирая ни на что.
Он осмотрел скрывающие тело одежды, чтобы ни единой открытой щели. Руки проверили шлем, сокрытый в нашлемнике из толстой кожи, зазор для глаз минимальный, капли яда не попадут. Необходимо отойти на несколько шагов для разгона.
Тело сгруппировалось, мышцы сжались, кости затрещали от напряжения. Рывок с места выдавил воздух из тоннеля, порождая хлопок, стремительный бег, резкий прыжок с края в неизвестность, полет, тело изогнулось, ускоряя взлет, верхняя точка, падение, приземление на небольшой выступ, прыжок, отскок от потолка и кувырок, гасящий скорость. Тоннель под ногами трескается, куски выступа падают в пропасть.
Мышцы горят, кости ноют, зубы стиснуты от боли. Тяжесть накатывает вновь, но нельзя отдыхать, надо идти, надо двигаться, иначе мышцы одеревенеют, и каждое движение сопроводит новая боль.
"Вставай".
Сквозь накатывающую боль он поднялся с пола и медленно побрел вперед, преодолевая самого себя. Это только в сказках герои могут без усилий преодолевать такие расстояния, летать по воздуху, бегать по воде. А в жизни он уже давно перешагнул черту возможного, и тело каждый раз напоминает ему об этом. Оно кричит, что, сколько бы ты силен не был, насколько бы не превосходил кого бы то ни было, всему есть пределы.
Боль можно стерпеть, раны заживут, силы вернутся, но на это нужно время, а его нет. Русберг медленно пошел внутрь уходящего вглубь пустыни тоннелю. Постепенно свет сходил на нет, и лишь уменьшающаяся позади точка еще некоторое время напоминала, что он входит в царство мрака. Но Русберг подсознательно был даже рад темноте вокруг, в ней он чувствовал себя спокойнее, видя даже лучше, чем днем, благодаря развитым способностям и чувствам, подскакивающим в такие моменты до предела. Появляется время поразмыслить, пока он идет по гладкому полу в нежной прохладе тоннеля, ведущего в лабиринт из таких же, расходящихся в разные стороны мира.
В лишенном дневного света замкнутом пространстве восприятие времени утрачивается, каждое мгновение становится вечностью. Бесконечные спуски и подъемы в лабиринте однообразных тоннелей, низкие потолки, внезапно распахивающие пасти бездонных разломов безжизненной породы, очаги жизни, идущей по пятам или притаившиеся под ногами, в норах, щелях, и не лучика света в этом бескрайнем царстве темноты.
Русберг остановился, ощутив иного преследователя. Это не был зверь или иное существо, избравшее своим домом царство темноты. Нет, иное, неживое, но учуявшее его и теперь неотрывно следующее. Но оно почему-то таилось, хотя Русберг и чувствовал, как голод гонит вперед, требуя напасть. Но оно слишком слабо и понимает своим искаженным разумом, что не одолеть столь опасное живое существо, за которым оно идет. Русберг пошел дальше, и существо принялось следовать вновь. Он ощутил, как мелкие твари, почуяв следовавшего, стремились скрыться, убежать прочь. Значит, они тоже чувствовали угрозу, но большую, чем он.
"Кто бы это мог быть?"
Магией воспользоваться нельзя, иначе его быстро найдут, ведь любая доступная ему относится либо к магии крови, либо к некромантии. И та, и та очень явные и особенные. Первая выдаст его, как слугу Теней, что, конечно же, даст тем понять, другая как некроманта, а, следовательно, сарийца. Что даст понять и Теням, и церковникам, и тем, кто за ними стоит. Что ж, по крайней мере, преследователь не атакует хотя бы сейчас. Хотя, атакуй он, зачарованное черное лезвие лишит его жизни, в какой форме она бы не была воплощена.
Сколько было пройдено, сколько прошло времени? Эти вопросы лишаются смысла после долгого пребывания в темноте. Но даже он иногда должен отдыхать. Русберг присел прямо посреди тоннеля, невзирая на застилавшую все пыль. Камень прохладный, как в каморке, в который он прожил большую часть этой жизни. И здесь, как и там кто-то желает напасть, чтобы поживиться.
Нечто скрывалось за выступом, который недавно Русберг миновал. Он не смотрел туда, но ощущал явное присутствие того. Его голод и злоба наполняли нечто, но страх перед живым был гораздо сильнее. Но даже он не мог заставить нечто убраться прочь и поискать добычу попроще. Это было бы странным для живого существа, но не неживого. Оно слабо, а ниточка связи с живым давало силы следовать, голод толкал, и, скорее всего, нечто надеялось напасть на спящего или же кого иного, повстречавшегося по пути.
Запасенный вяленый кусок мяса прожевывался долго, его солоноватость заставляла прикладываться к бурдюку с водой. Но такая еда в походах была наилучшим способом восстановить силы, ведь засоленное вяленое мясо хранилось долго в любых условиях, при этом оно питательно, а соль восполняет утраченную с потом. Поэтому такой набор был обыденным особенно в пустыне, где жара заставляет потеть постоянно.
Нечто так и не пыталось приблизиться, оставаясь за выступом. Русберг продолжил путь, и оно последовало за ним, держась на расстоянии. Вскоре показалось, что стало прохладнее, и увеличилась влажность, стали встречаться пробивающиеся сквозь породу водные протоки. Путь по подземелью заканчивался, повеяло свежим воздухом, донеслись звуки шелеста травы. Русберг незаметно для себя даже ускорил шаг, покидая темное царство бесконечных лабиринтов подземных тоннелей, по которым можно уйти туда, куда и живущие в этом царстве не стремились.
Он обернулся, вход в тоннель больше походил на обрушенную временем и полузасыпанную каменными глыбами колодезную яму среди заросших кустарником развалин. Нечто, следовавшее по пятам почти все его подземное путешествие, вроде бы ушло. Видимо, оно не было любителем света. Выяснять же, было ли это побеспокоенным происходящим в пустыне фантомом, или же это был Бестелесный, желания не возникало, а хотелось продолжить свой путь.
Взору открывалась бескрайняя степь, ветер гулял среди пологих холмов, разглаживая высокую траву. Бескрайнее зеленое море раскинулось от Восхода до Заката и от Полуночи до Полудня. Ветер обдувал мягким, пропитанным запахом травы воздухом, каждое дуновение заставляло вдыхать, расправляя грудь. И новые ощущения переполняли Русберга, придавая желания сражаться за всю эту красоту, заставляя полюбить эти просторы, на которых по настоящему почувствуешь себя свободным. Он видел, как дикие, не видевшие человека зверьки скакали в траве, видел, как облака красивые, белоснежные неслись по чистому голубому небу. И казалось, что нет войны, нет нависшей над миром смертной угрозой, нет ничего, только свобода и единение с миром.
Идти, утопая в траве, было приятно, казалось, что плывешь в море, в котором нельзя утонуть. Трава приятно шелестела и пахла, причудливые растения радовали глаз разномастными соцветиями, среди которых летали насекомые. Не обращая внимания на проходящего мимо великана, в сооруженной ими куче копошились мелкие насекомые. Царство благоденствия и первозданности жило своей независимой нетронутой никем жизнью, невзирая на вторгшегося в его пределы чужака.
Небольшая колейная дорога, на которую Русберг вышел, появилась как-то внезапно, перерезая зеленое море двумя бурыми бороздами от колес. Русберг пошел по ней в сторону Заката, другой же конец терялся в степи, уходя куда-то на Восход. Идти по ней было проще, трава не норовила запутаться под ногами, то и дело заставляя снимать с сапог собравшиеся снопы. Но ощущение бескрайней свободы истаяло, и теперь это был просто путь, а не прогулка по царству мирского спокойствия. В один момент земляная колея сменилась наезженной и укатанной мелким камнем, впереди показалось перепутье, от которого в стороны расходились еще две дороги.
За ним следовали, Русберг это почувствовал, на этот раз живые, он слышал дыхание. Притаились и наблюдали неподалеку среди высокой травы. Он пошел по дороге, приближаясь к городку, показавшемуся на горизонте. Степи и были хороши тем, что на больших расстояниях все было, как на ладони, лишь редкие деревца и холмы могли сужать дальность обзора.
Городок небольшой, окружен невысокой стеной, ворота прикрыты, как подобает делать с наступлением сумерек. Рва вокруг городка нет, лишь воткнутые в землю заостренные колья. На башнях никого из дозорных, видимо, горожанам некого страшиться, либо они слишком уверены в недосягаемости за стенами. Русберг подошел к вратам и постучал, спустя некоторое время, небольшое окошечко в воротах открылось, и там показалось морщинистое лицо старика, пристально рассматривавшего гостя.
– Кто таков? С чем пришел? Надолго? – проскрипел старик.
– Странник, с миром, на постой.
Небольшая створка дверцы в воротах открылась, впуская за ворота. Внутри встречал старик с парой караульных из местных ополченцев.
– А что так занесло тебя, Странник, в нашу глухомань? – поинтересовался старик.
– Искал лучшей доли, в охране караванов ходил, вот теперь возвращаюсь обратно, – внешне с равнодушием на вопрос ответил он.
– А ну да, многие ищут, это да. Ну идти тебе вот по этой улице прямо, а там увидишь гостиницу.
– Спасибо.
– А чего же ты без лошади-то? – окликнул его вновь старик.
– Степные собаки загрызли, сам только отбился.
– А ну да, напасть еще да, ну да, ну да, – провожая взглядом, пробормотал старик и пошел внутрь караулки, куда уже ушли караульные.
Городок не относился к ремесленным или рабочим подобно тем, что строились около добыч породы или дерева, а больше служил перевалочным пунктом для караванов, проходящих здесь. Самое большое здание – Постоялый Двор, раскинулось со всеми своими дворовыми постройками прямо в центре, около на небольшой площади под навесами стояли распряженные караваны. Темнело в это время года быстро, улочки в городке почти не освещались, да и улочек как таковых не было, лишь центральная и закоулки.
Русберг потянул на себя тяжелую трактирную дверь, сильный пропитанный копотью и хмелем воздух вырвался наружу, десятки голосов прогнали тишину, обитавшую на улице. Обычный трактир, почти все столы заняты разным людом, большинство проездом, сопровождая караваны со своим грузом или охраняя их. По небольшим группкам можно распознать люд с разных земель, каждая держалась особняком. Русберг медленно направился к небольшому свободному столику, стаявшему в дальнем углу трактира. Как только он сел, тут же рядом оказалась миловидная деваха круглых форм и тяжелой рукой на случай, если кому из посетителей вздумается что-то бесцеремонное. Она с вопросительным взглядом смотрела на нового посетителя.
– Поесть чего-нибудь горячего, воды и комнату на одного на ночь, – на засаленный стол со звоном упала серебряная монета Халлана.
Деваха взяла ее и торопливо пошла к двери рядом с местом трактирщика, наливавшего в кувшины и деревянные чушки местное пойло. Русберг, молчаливо наблюдал за шумной обстановкой. Народ уже изрядно подпил, разговоры постепенно переходили от обсуждений цен и прелестей гулянок в том или ином городе к более смелым даже для этих мест рассуждениям и мыслям по поводу нынешней жизни. Еду принесли быстро, разогретая баранина с несколькими белесыми вареными клубнями не удостоились бы внимания знатного гурмана, но были не столь плохи для обычного человека. Русберг не стал снимать перчатки, взяв гнутую железную вилку, и принялся ужинать.
Оказывается, он успел отвыкнуть от подобной пищи, показавшейся не доготовленной. Но все же это была еда, какая никакая, но еда. За окном уже стало довольно темно, кое-где зажглись уличные фонари. Неожиданно раздались стуки в стекло – полил сильный дождь. Кое-кто из народа, заприметив усилившийся стук по крыше, проворчал, негодуя о непогоде и завтрашней скверной дороге. В таверну вошли еще четверо, подмокших и проклинавших небо с порога, громко требуя бочонок для согрева. Русберг молчаливо ел и вглядывался в посетителей.
Народ активно спивался, хотя это была не его вина. Дабы усыпить негодование угнетаемого налогами и повинностями простого люда, сильные мира сего частенько прибегали к упразднению налогового обременения браговаров, которые в свою очередь засеивали поля дурным зерном вместо пшеницы, вываривая и снабжая грошовым пойлом окрестности. Мужики, дабы уйти от нарастающей повинности местных ставленников власти, начинал каждый вечер напиваться до состояния неспособности передвигаться. В свою очередь, давался приказ не хватать загулявших и не бросать в тюрьмы, как это было ранее, а складывать под навесы вместе со скотом и лошадьми для просыпания.
– Да что ты! Не уж то так и было? – донеслось до Русберга из всех сливающихся в единой шум хмельных разговоров.
– Даетить, тебе вот знак, – один из мужиков за недалеким столом окрестил себя, сложил руки на груди и пробормотал под нос, – Народ просто так говорить не будет.
Несколько подвыпивших мужиков, сгорбившись к центру, вели бурную беседу.
– Да ясен-красен, ты слыхивал, сколько собралось на вольницу? Они без боя заходили из городка в городок. И все больше и больше людей шли следом, бросали все и уходили. Всем же невмоготу стало быть, уходили все на Восход, где и зверь в лесах водится. И может, продержались бы они, построили вольницу, да нет. Легионы пришли и раздавили всех. А люди еще поговаривают, что и не легионы это были, а страхи смертные нелюдские пришли по ночи и вырезали всех, истерзав на куски.
– Тише ты. А то кто нить услышит, – зашушукал один из собеседников, в его глазах отражался неподдельный страх.
– Да что уже, мне не страшно, я пожил свое. Разве что с этими страхами не хотел бы повидаться.
– А стоило бы, ты слыхивал про церковных? Никто у них еще не умер, молча.
– Так может Император просто не ведает.
– А что Император? Церковники поддержали его, дабы свою силу приумножить, вон как развернулись. Сами ходят своими войнами, и никто им не указ. Да и Император не лучше, сколько народу погубил, сколько вздернул. Костры горят чуть ли не каждый день, виселиц по дорогам. А чуть что, задавят, сожгут, распнут. А ты говоришь, не ведает.
– И не говори, да и земельные хозяева не лучше, мало того, что сборщики и церковники обложили повинностями, так еще и эти свое требуют. Простому люду не продохнуть, так и дохнем не от казни, так от работы.
Собеседники взялись за деревянные чушки с местным пойлом и выпили, морщась от горечи и жжения. За другим столом велась иная беседа.
– Помнится, было это в том году, когда случился большой мор. Есть тогда нечего было, жара сожгла все поля, сами помните, как худо было. Ну вот, мы кое-как собрались и ушли в свободные земли. Построили хутор. Начали возделывать землю, с каждой порой появлялись новые дома. Не сказал бы, что жизнь беззаветная была, то зверь скот перережет, то кочевники, то страх невиданный. Но недавно пришли церковники, за ними мздоимцы и вербовщики, жить стало и там тяжко... – мужчина взял чушку и с горечью на лице отпил.
– Да уж, и не знаешь теперь куда деваться, – вздохнул его сосед.
– А слышали ли вы, чего это поперлись в пустыню-то?
– Слыхивал, подтвердил второй, протягиваясь к свободной чушке. Рассказать что ли?
– Дык само понятно же.
– А поперлися, народ говорит, за золотом тамошним. Говорять, есь там городец малый, у вулкану тамошнего сразуть, ну воть в нем-те и золота ентого как сама гора.
– Да ну ты брешешь.
– Да ты и не верь, мож и брешу, но народ сказывал. И войска туда пошло, стока не видано было с той поры, как на остров демонский хаживали.
– А там же в городе этом дык вроде демоны черные живут.
– Они самые нто и живуть.
– И не взяли ведь?
– Взяли почти, дуже войска было много, усю пустынь подмяли, иноверцев пожгли тады многати. Тока полегло у города почти усе воинство.
– Как так?
– Дык знамо как. Взяли, значить осадую, начали жечь пламенюгою праведной и освященную. Горело тама, выгорала знамо так, шо никто не выжил бы из люда простого. А тама знамо нелюди же обиталище свое устроили. Ну воть и наколдовали они магию свою чернющую злобную, да так наколдовали, аж вулкан проснулси, земли разверзлися, и пришло воинство неживое.
– Как это неживое?
– Да так! Трынадцать черных чернее ночи прямо из земли вылезло, все у черных доспехах, а лиц нет, ничего нет, тьма тока. И начали они рубать, кто попалси, кровищи брыжило, крики, гром гремит, все трясется. А эти вот вертятся, словно вихри, и тока падают люди. И ничего их не спасаеть.
– А дальше шо?
– Шо, шо. Инквизиторы лучшие выступили на защиту, значить. И было их больше, тридцать три шо ли. Не знаю, бряхать не буду. Ну воть и началося рубилово такое, шо и не разобрать, кто там кого и как.
– И?
– Да шо ты заикал тута? Не мешай! И короче не суздали, один черный как успыхнет и как начнет косить, а другие тоже успыхнут, и испепелили усех инквизиторов тех. Ну и оставшиеся бежали, они-то и порассказывали, тока говорят, что многие из тех потом умом тронулися, орут по ночам и серутся.
– Страх то мирской.
– И не говори.
– Вот где зло то все засело. Все от этих-то и насылается на нас, и мор, и войны.
– Знамо, что от них, не от кого же более.
Русберг закончил ужинать, встал и пошел между столами к лестнице на второй этаж, ведущий к комнатам для ночевки. Трактирщик окликнул паренька. Который тут же выбежал из кладовой со связкой ключей и, опережая посетителя, застучал деревянными ботинками по лестнице. Русберг поднялся следом, паренек уже перебирал ключи возле двери прямо по балкону, наконец, нашел и отворил дверцу.
– Слышь, а ентот вон, шо поднявси щас, не из ихних ли? – почти шепотом проговорил один.
– Да нее, те вон черные, а ентот белый, больше на вольных похож.
– Ну да, а то мне показалося, шо у него под одеждами железо черное оденто.
– Ты еще стока же выпий, тебе и демоны причудятся.
Дружный смех заполнил все пропитавшееся хмелем пространство.
Дверь со скрипом закрылась, и Русберг остался один в небольшой комнатушке. Столик, табурет, настил на лежаке, который кроватью нельзя было бы назвать, если бы не его неприхотливость, как говорится "и не на таком спали". В стене-крыше небольшое оконце, ночной дождь постоянно барабанит. Ночь окутала городок, лишь небольшие огоньки кое-где мелькали маленькими точками подобно звездам на небе. Он снял плащ и небрежно бросил на стол, клинки в ножнах поставил рядом с оголовьем лежака и сел, медленно снимая перчатки сначала с правой, потом левой руки.