Текст книги "Шахматы Богов (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Колотилин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 17 страниц)

Они уничтожали все, не щадя ничего, оставляя за собой лишь пепел. Существа мира не смогли противостоять их силе, чуждой магии, и отступали. Теряя последний оплот, они воздвигли врата миров, за которыми таилась сила, способная сокрушить и богов, и всех тех, кто попытается встать на пути. И сила эта достанется тому, кто откроет врата.

Прочитав последние строки обрывающегося полуистлевшего манускрипта, он словно заново родился, в глазах запылало пламя азарта. Вот! Вот тот, что он так долго искал, не осознавая этого! Сила, с помощью которой он возвысится над всеми! Сила, с помощью которой он станет богом!

Осталось лишь найти сведения о вратах, и как их отпереть.

* * *

Воды и еды мало, руки и лицо обгорели от лучей безжалостного солнца и шелушатся. Он не щадил себя, тратя последние силы на переход, останавливаясь лишь тогда, когда идти уже не мог. Старик брел, падал, вставал и продолжал брести, все его мысли были устремлены к цели. Останки руин подобно рифам в море словно поднимались из песков при приближении старика и вновь скрывались в песках при отдалении. Изредка в таких местах Хирлад останавливался, садился и чего-то ждал, спустя какое-то время также резко вставал и продолжал идти. Постоянно доносились звуки, от которых простого человека и зверя бросает с первородный страх. Совсем рядом пески вздымались буграми, словно кто-то шевелился под ними, поднимая своим телом песчаную массу.

Но старик словно бы и не замечал ничего вокруг, слепо идя строго на Восход и крепко держа сумку со свитками. Сменялись дни и ночи, одна песчаная буря приходила на смену другой, и каждая новая была сильнее предыдущей. Песок сбивал с ног, забивался в глаза, уши и рот, но он продолжал идти вперед.

Внезапно Хирлад споткнулся о какой-то камень и упал. Резкая боль от падения отозвалась во всем теле, старик с большим трудом смог собрать все силы и, немного приподнявшись, сесть. Рядом из песка вылезла часть каменной плиты. Старик вгляделся, и его глаза расширились, руки судорожно полезли в сумку, достав небольшую метелочку, которой обычно раньше сметал пыль в библиотеке.

– Неужели?! -дрожащими руками он начал расчищать плиту от песка.

Почти стертые, местами отколотые символы занимали всю поверхность плиты. Ничего схожего с теми, что когда-либо видел Хирлад за время изучения архивов. Лишь в нижней части он смог распознать несколько символов, но перевода не знал – символы были схожи с теми, что были в свитках, но все же лишь схожи. Несмотря на это, Хирлад был уверен, что нашел именно то, что искал. Некоторое время он рассматривал символы, после чего дотронулся до некоторых символов, бурча себе под нос. После чего вытащил один из свитков и положил его на плиту.

Старый нож полоснул по ладони, и капли крови просочились из раны. Алые сферы упали на лежащий свиток и, соприкасаясь, тут же впитались, свиток через мгновение вспыхнул. Плита задрожала и начала сдвигаться в сторону, раскрывая чернеющее чрево тоннеля.

Старик спустился по обсыпающимся ступеням осторожно, руками нащупывая опору на холодных песчаных стенах, осыпающихся при малейшем воздействии. Факелов с собой у Хирлада не было, он шел практически на ощупь. Да и не помогли бы факелы давно уже полуослепшему человеку. Ногами то и дело он натыкался на лежавшие по полу предметы, обступал и шел дальше. Вскоре он привык к темноте и пошел, опираясь лишь на свою палку. Шел, словно наступил день – шаги медленные, но уверенные, ноги сами обступают преграды на полу. Он шел, не думая уже ни о чем, как это было и раньше, отстранившись от окружающего мира.

* * *

С момента познания тайны, в которую никого ни в коем случае нельзя посвящать, особенно, тех, кто зайдет в его владения, прошли десятки кругов. Все стеллажи вокруг его стола были завалены различными древними свитками, громоздкими и большими. Многие из них из человечьей кожи и написаны кровью. Позади стеллажей настоящая свалка из когда-то составляемых по его системе упорядочивания книг и свитков.

С того момента, как он, уже давно пожилой, попал сюда молодым амбициозным, никто так и не посетил и не сменил его или даже просто пришел ассистировать. Можно было бы сказать, что о нем просто забыли, но тот факт, что еда на лифте приезжала регулярно, говорило об обратном. Но все это давно уже не имело значения и воспринималось, как должное. Главное, что никто не посягал на его владения, на его тайны, на его труды.

Постоянные поиски, переводы, изыскания и новые поиски, пока он не найдет, не раздражают, как прежняя лишенная смысла возня, а наоборот. Он настолько стал одержим идеей, что перестал спать, почти не ел, постоянно изучая трактаты на уже ставших родными древних языках, незаметно для себя забывая людские языки.

Оно и правильно, работы по архивам он забросил, общаться не с кем, а мысли постепенно перестраивались именно под те языки, которыми он регулярно пользовался. Но это умозаключение он не мог вывести для себя, так как вообще не задумывался ни о чем, кроме того, что подводило к результату.

Поиск поглотил целиком, все мирское отринуто, позабыто, как никчемное, осталось лишь первичное и то, что потребуется в грядущем путешествии. Даже знания по магии, которые он получил во время учебы, стерты из памяти, казалось, навсегда, как бесполезные и малоэффективные в достижении цели.

Зато он знает, что ожидает этот мир и населяющих его существ, и нисколько их не жалеет. Так им и надо!

* * *

Безграничное царство мрака, одинокие шаги разносились звонким эхом по лабиринтам подземелья, создавая впечатление бесконечности катакомб и прогоняя безмолвие. Бесконечные трапецеидальные тоннели перекрещивались с такими же тоннелями, создавая огромную систему катакомб, ведущих от одного подземного города к другому, вымерших задолго до появления в пустыне людей. Останки некогда сильной цивилизации сокрыты глубоко под песками с какой-то целью, о которой Хирлад не задумывался.

Он лишь безразлично шел по тоннелям, пересекал города, проходя насквозь огромные пирамидальные здания, минуя огромные статуи каких-то то ли богов, то ли существ, которым поклонялись. И всюду подобие посуды стоит на своих местах, ничего не валяется, как бывает при бегстве, словно хозяева отошли ненадолго и скоро придут. Но старик проходил мимо, игнорируя предстающие картины его взору, приноровившемуся к мраку взору, как будь то день. Он шел дальше, проходя мимо поблескивающих золотом предметов, которые для своего предназначения были гораздо больше людских, словно это был дом великанов, о которых он когда-то слушал сказки на ночь.

Но Хирлад не думал ни о чем, что могло бы прийти на ум прожившему долгую для человека жизнь. Он просто шел вперед, время от времени сворачивая то в одну, то в другую сторону. Все, что происходило, он воспринимал как должное, даже внезапно улучшившееся зрение считал данностью. И лишь одно чувство его переполняло целиком – каждый шаг отдавался внутри вспышкой радости, что он все ближе и ближе к цели. И это блаженство напрочь сметало любые сомнения и лишние мысли, мешающие сделать следующий шаг навстречу судьбе.

Спустя бесконечное количество шагов, он остановился, кромешная тьма и тишина, долгие медленно текущие кусочки времени. Он выжидал нужного момента, того единственного момента, упустить который он никак не мог, потому как другого шанса не будет в его жизни.

На звездном небе, не знающем облаков, ярко светили звезды, лун не было на небе совсем. Это была единственная ночь за сотни веков над пустыней, когда луны не покажутся над ней. Лишь звезды, которые выстраивались в малозаметную фигуру, занимающую все ночное небо. Образуемые звездами прямые и кривые повторялись фигурой, которая была отображена лишь на самых древних каменных глыбах, созданных теми, кто жил во времена после рождения мира, кто видел первое построение, кто знал силу этого парада, кто использовал эту силу...

Хирлад конечно же не видел всего этого, он продолжал стоять, молчаливо ожидая момента. Но он стоял не молча, а наизусть зачитывая именно тот манускрипт, в котором описывалось то, что сейчас началось. Он произносил древние слова, что были написаны кровью на коже, вымеряя по мгновениям все точно, как и что происходит вокруг. Вот и сейчас ждал начала главной фазы древнего содрогания мироздания, после которого одни миры умирают, другие появляются. Заканчивался очередной круг мироздания, и происходила фаза перерождения, после которой начинается новая эпоха. Одни боги исчезнут, другие появятся подобно мирам, что вспыхивали и появлялись неизмеримо далеко от этого мира, в котором смертный произносил наполненные древнейшей силой слова.

"Сейчас последние звезды занимают свои места, еще мгновение, вот", – комната озарилась красным светом от одновременно вспыхнувших в полу, потолке и стенах отражений звезд ночного неба.

Он стоял посреди зала, по периметру пирамидальных сводов которого возвышались десятки статуй, по кругу вокруг центра тринадцать саркофагов исполинских размеров. Всюду сияли бесчисленные кристаллы-отражения звезд, свет не рассеивался по комнате, а сходился в центре, поглощаясь кроваво-алой сферой, разрастающейся под вершинным сводом перед стоявшим старцем. Хирлад вытащил из сумки оставшиеся свитки и произнес "Атхаа, Архарааа, Сааатда" – комната затряслась, со сводов посыпались куски, пол покрылся трещинами, свитки вспыхнули в руках, но огонь не обжигал до этого обгоревшую на солнце кожу.

Сфера на мгновение замерла, ее цвет сменился на черны. По поверхности пробежали мириады трещин, и она низринулась с гулом вниз, разбившись на мельчайшие осколки о камень пола. Все погасло, комната вновь погрузилась во тьму.

"Звезды расходятся"

Хирлад присел, напротив горки неестественно алого пепла, ощупывая крошки на полу.

"Не должно было вот так все закончиться, он нигде не ошибся. Сила, заточенная в неосязаемом мире, должна была освободиться от запирающих оков. И все ведь было сделано правильно. Нет, искать, надо искать".

Рука наткнулась на что-то твердое, ощупывая рифленую поверхность. Старик быстро схватил и прижал к груди – это оно. Цель всей его старческой жизни у него в руках, теперь он сможет воплотить все свои мечты, теперь он возродит погибший орден, теперь все будет превосходно.

Фиолетовый рифленый камень, напоминающий сердце, источал огромную силу. Он словно пылал, обдавая теплом державшего старика, и тот с большим усилием прижимал его к груди. Пальцы рук все крепче сжимали камень, и успевшая зажить на ладони царапина приоткрылась.

Малая капля крови выдавилась наружу и соприкоснулось с каменной плотью, та словно ожила и тут же впитала ее. Каменные прожилки расправились будто бы сосуды живого сердца, фиолетовый камень забился подобно живой плоти. По рукам старика проступили сосуды, поднимаясь выше по всему телу, он ощутил, как сила протекает сквозь него, сметая всю старческую боль и бренность. Голова запрокинулась, и глаза его заволокло фиолетовой пеленой, руки раскинулись и одним размахом ударили каменным сердцем в грудь, проломив ее. Ни единой капли крови не брызнуло из разбитой груди, фиолетовый камень вошел внутрь, и рана тут же затянулась, словно и не было ее.

Он встал, не подбирая ничего, что ранее нес с собой. На всем теле проступали фиолетовые сосуды, старческие мышцы вновь наполнились силой молодого человека, Хирлад словно помолодел, но он уже не был Хирладом, магом забытого ордена, забытым архивариусом, немощным стариком.

Некто развернулся и побрел прочь, продолжая идти на Восход все дальше по подземным лабиринтам. И от шагов его вечный камень покрывался трещинами, будто бы наступал великан, а не невысокого роста старый человек.

Междуглавие 6

Старая заброшенная дорога постепенно исчезала под наступающими пределами лесного царства. Молодые деревца поднимались из дорожных трещин каменного полотна некогда тщательно уложенного из булыжников. Большие деревья разрушали своими корнями уложенное очень давно каменное полотно. Трава все больше и больше скрывала под собой свидетельство варварства. Лес привык к тому, что люди давно не ходят по этой дороге, звери уже не боятся и вновь чувствуют себя хозяевами. Скоро упоминания о былом совсем скроются под лесным покровом, и все забудет о недавнем господстве угрожающего всему живому человека.

День выдался солнечный, что не было свойственно этому периоду круговорота. Еще вчера шел проливной дождь, дарующий силы бесчисленным ручьям, сливающимся в одну бушующую лесную реку, сокрушающую все преграды перед собой. И по всем приметам должен был лить дождь еще несколько дней, даруя речке все больше сил для сотворения собственного пути жизни, именуемого русло.

Лес внезапно умолк, звери затаились, птицы стихли, листва перестала шелестеть, будто бы все живое вмиг прекратило свою жизнь, даже ветер прекратил будоражить кроны.

По дороге налегке прогуливался старец в поношенных, но чистых одеяниях. Морщинистое лицо, глаза полностью белые, лишенные зрачков, кои присутствовали у всех живых существ за исключением самых страшных творений. Руки не лишены дряблости прожившего свой век. Беловолосый старец без какой-либо опаски шел по зарастающей дороге. Посох в правой руке причудливо искривленной формы, обвитой веточками, по ходу движения постукивал по камню дороги, и травинки будто бы пытались отстраниться от него. Старец не опирался на посох всем своим телом, как должно было быть. Он попросту шел, игриво переставляя посох, словно это была легкая прогулка по городскому парку.

При его приближении все вокруг еще сильнее затихало, деревья и кустарники будто бы наклонялись своими ветвями в сторону. А старец попросту прогуливался спокойным шагом, на лице его маленькая улыбка от обретаемого блаженства природной идиллии и спокойствия.

Вдруг он остановился, улыбка с лица пропала, лицо нахмурилось.

Погода тут же начала портиться, небо быстро заволокло тяжелыми тучами, в лес ворвался вихревой ветер, раскидывающий листву. Деревья раскачались резкими порывами ветра, который становился все сильнее и сильнее. Грянул гром, тяжелые крупные капли дождя низринулись на землю, с каждым мгновением их становилось больше и больше, пока не слились в один сплошной поток воды.

Старец постоял немного, после чего развернулся и, сделав шаг, растворился в идущем дожде.

Дождь не переставал идти, размывая дорогу и заболачивая местность. Вихрь заваливал многовековые деревья. По размокшей дороге с другой стороны шел человек в черных кожаных одеяниях путников степных пределов, лицо укрывалось под большим капюшоном. Он подошел к месту, где совсем недавно стоял старец, постоял некоторое время. Старая потертая кожа перчаток проскрипела от напряжения сжатых кулаков. Непогода затихала, оставался лишь небольшой дождь.

Путник прошел несколько шагов и также исчез, словно его и не было.

Небольшой моросящий дождь сходил на нет, лишь несколько заваленных деревьев напоминали о недавней бушующей стихии. Но лес не оживал долгое время, лишь одинокий ворон пролетел над вершинами деревьев, осматривая все под собой.

Глава 7
Осада

В темноте проглядывались тела, тысячи тел, облаченных в доспехи и лежащих в посмертных позах. И не было среди тел в иных доспехах и под иными знаменами, покрывшими тела знаменосцев. Останки разрушенных осадных орудий возвышались над песками подобно могильным крестам. Безжалостное солнце лишило мертвые тела влаги, но песок отказывался принимать их, не стремясь засыпать собой, падальщики не притрагивались к столь обильному яству. Смрад разлагающихся тел застилал местность, лишенную возможности быть убереженной от оного малым ветерком. И должно было бы убрать тела павших, как то требует и порядок, и понимание мирского устоя. Но их не убирали, оставляя лежать разлагающимся полем до самих крепостных стен, на штурм которых и были посланы легионы.

Время от времени по заволокшемуся черным дымом небу проносились раскаты грома, за следующим барханом сверкали кратковременные вспышки, и в небо устремлялся еще один столб клубящегося густого дыма. Темнота расползающегося по небу дыма продвигалась все дальше, прогоняя солнечный свет, неспособный пробиться сквозь тяжелые облака поднявшегося пепла. Холодало стремительно, и до этого угнетающие жарой пески принимались угнетать холодом, словно все их призвание с момента сотворения – угнетение всего живущего в них вопреки трудностям.

Сотни шатров сбились вместе за барханами, десятки осадных орудий за самыми высокими скрывались так, чтобы враг не вычислил их расположение. Многочисленные знамена свисали на флагштоках на вершинах барханов, показывая тем самым, что никто не ушел, и войск предостаточно. Военный лагерь стоял на расстоянии залпа перед пепельно-черными стенами города-крепости у подножия спящего вулкана. Темень непроглядная, одни только бесчисленные костры освещали расположение и периметр лагеря осаждающих войск. Периодически осадные требуши метали подпаленные огромные запечатанные бочки, те проносились по небу и падали где-то за стенами города, в то же мгновение вздымались языки пламени, а в небо принимался клубиться еще один столб клубящегося дыма.

В лагере все занимались чем-то своим, не обращая внимания на привычные залпы. По расслабленному поведению простых вояк любому со стороны было бы ясно, что идет длительная блокада.

Две фигуры растворялись во мраке на высоком бархане среди черных песков. И никто не замечал тех, хотя и стояли по периметру караулы, старательно всматривающиеся во мрак окружающей пустыни.

– Ощущаешь?

– Да.

– Ловушки повсюду.

– Если прямиком идти, то получится громко.

– Усыпить тоже не получится, у них там маг на маге и магом погоняет. Почти что сотня, и где столько набрали-то?

– Пойдем иным путем.

Силуэт во мраке припал на колено, коснувшись рукой черного песка, холодного словно лед. Тихие неслышные постороннему звуки подхватились внезапно подувшим ветерком и ударились о песок. Ранее гладкий песок принялся расползаться волнами в стороны, открывая спускающиеся ступеньки в непроглядное чрево тоннеля. Двое спустились вниз, и песок вернулся на свое место. Мгновения спустя на это место прибежал сторожевой пес, за ним несколько караульных. Пес повертелся немного и пошел прочь, караульные забрехали на бестолковую псину, погнавшую их в темень попусту, заставив в доспехах пробежать добрую сотню шагов.

Тоннель цилиндрической формы вел прямо, никуда не сворачивая, ни с чем не перекрещиваясь. Идеально гладкие стены из расплавленного песка до однородной камнеподобной массы лишены изъянов подобно зеркалу. Тоннель пролегал прямо под лагерем, ведя в сторону города, но его форма и стены не позволят обнаружить тот и идущих по нему из-за способности рассеивать магию. Что-то подобное имелось в каждой крепости, но те крысиные норы именовались так именно потому, что не шли в сравнение с этим чистым и широким тоннелем, по которому можно провести телегу.

Сверху было все по-прежнему: орудия продолжали метать болиды, войска выжидали. Время от времени тоннель содрогался, и чем дальше они проходили, тем сильнее содрогалось. Вскоре они дошли до конца, упершись в монолитную стену из черного монолитного камня. И если бы осаждающие решили вырыть подкоп или обнаружили этот или иной тоннель, то уперлись бы в тот же камень, уходящий глубоко в землю.

Рука коснулась камня – символы проступили на монолите, камень провалился, открывая путь. Двое вошли, и камень вернулся на свое место, словно и не беспокоило его ничто, не оставляя ни единого намека на зазор.

Они оказались внутри большого погребального зала, десятки надгробных плит ровными порядками лежали по всему полу и в стенах. На каждой плите высечены символы, вчитываться в которые вошедшие при всем желании не успели бы. Почти в то же мгновение, как они вступили в границы, послышался шум, и в внутрь через входные двери вбежали вооруженные черно-алые воины. Завидев чужаков в плотных одеждах с закрытыми лицами, они приготовились атаковать.

– Остановитесь, – произнес на сарийском один из чужаков.

Сарийцы остановились, но не убрали оружие, выжидая. Произнесший медленно развязал защищающую лицо тряпь и показал себя.

– Простите, Достопочтенный, мы не ведали, что это вы, – сарийцы тут же припали на одно колено, пряча оружие.

– Встаньте. Проводите нас, – произнес Сиригал, – Время не терпит.

Стражи встали и пошли обратно к дверям, скрываясь в длинном коридоре, гости последовали за ними, проходя через весь зал между надгробиями, лишенными излишней пафосности, коей богаты были могильные места иных царей и знати. Гладкий камень, на котором высечены несколько слов, Русберг чувствовал, что под плитами погребены не простые люди, истинные воины, чьи сила и мужество сдерживали врагов долгое время, и каждый из них погиб в бою, что особо почетно. Как только он проходил по центру склепа, что-то заставило посмотреть на одну из плит, Русберг немного замешкался, но окликнутый Сиригалом, быстрым шагом пошел на выход, оставив в сознании ненавязчивое чувство потребности прикоснуться к могиле.

Стены содрогнулись, с потолка посыпались песчинки, потревожив таящуюся под плитами силу послесмертия, которую ощутить могут даже простые люди на курганах захороненных воинов, о которых складывали легенды. В таких местах хранили оружие, потому как оно никогда не ржавело и становилось еще более острым. Сила последнего выдоха умершего существа хранилась в этом месте нетронутая временем. И этот зал был тем священным местом для сарийцев, в котором нашли свое упокоение самые достойные из достойных лежать среди собратьев. И сейчас сила, скопившаяся под плитами, тревожилась, жаждая вырваться наружу, чтобы уничтожить дерзнувших ее потревожить.

Уходя, Русберг почувствовал на себе десятки незримых взглядов, пронизывающих сущность насквозь, изучая чужака. И взгляды исчезли лишь в тот момент, когда тяжелые двери погребального зала плотно закрылись. Стражники доброжелательно указали ему рукой, приглашая присоединиться к уже отдалившимся Сиригалу и сопровождающим его. Не стоит хозяев заставлять нервничать.

Никаких излишних убранств роскоши, лишь тусклое освещение синеватыми кристаллами, ни единого окна. Стены гладкие, ни единого зазора между блоками, местами чем-то сделанные идеальные символы, непонятные Русбергу. Время от времени стены содрогались, доносился гул, но никто не обращал внимания. Казалось бы, незнакомые коридоры подсознательно были знакомы, он интуитивно предугадывал, куда сейчас свернут, что будет за следующими дверьми. И это чувство вызывало тревогу, которая всегда появляется в местах, в которых ранее не был, но кажущихся знакомыми. Русберг помнил, что в жизни наемника однажды оказался поблизости в подобном осадном лагере. В жизни же нынешней он не был здесь. Но почему же так все знакомо, даже язык, на котором говорят, хотя он и не понимает, о чем?

Но сейчас это не главное, его призвали не для выяснений собственных тайн. За стенами города осадные легионы, а это означает только то, что вскоре они начнут осаду, и тогда понадобятся все его способности. Ведь сколько бы хороши ни были сарийские воины, сейчас они не способны отразить столь серьезную атаку. А он сможет сколько-нибудь склонить весы сил в их пользу, не даром Сиригал позвал его.

После очередного поворота они оказались перед тяжелыми дверями, которые медленно распахнулись. Сопровождавшие воины с почтением поклонились, оставаясь в коридоре, Сиригал с Русбергом прошли внутрь.

– Мое почтение, Достойные, – обратился Сиригал к находящимся в зале.

– Мы уже и не наделись снова увидеть тебя, Достопочтенный, – с радостью откликнулся Царь Гардиал, направляясь навстречу к вошедшим, – Ты так внезапно исчез...

– Как всегда, – произнес Сиригал, – Так же и появился.

– Да, так же, – улыбнулся Гардиал, – А кто это позади тебя?

– Позволь представить тебе того, кто поможет нам в этой нелегкой войне, – Сиригал указал рукой на Русберга.

– Убийца, – резко отрезал Царь.

– Гость, он пришел защитить город. Он – Архаат.

– Прости, Достопочтенный, мои глаза видят только то, что видят.

Гардиал пристально смотрел на чужака, который дерзнул не поклониться Правителю Сарии, как на то должно быть. Русберг глядел прямо в глаза правителю и, осматривая боковым зрением зал, игнорировал видимое негодование хозяев. Он заметил, что в зале присутствовали в основном пожилые мужи, среди которых одни были в доспехах, другие в рясах. Много пожилых как воинов, так и явно жрецов. Сама зала казалась знакомой. Старцы не отрывали взгляда от чужака на протяжении всего времени, пристально изучая. Стража также смотрела, ожидая опрометчивого движения.

– Мы видели легионы, какова ситуация?

– Первые две атаки мы отбили, правда потери большие.

– Насколько?

– Осталось три сотни стражей.

– Не хорошо.

– Да, но их потери гораздо выше, под стенами лежат три легиона, два не успели добежать даже до стен.

Гардиал рассказывал на сарийском, полагая, что чужаку этот язык не известен. Все это время Русберг стоял неподвижно, игнорируя враждебные взгляды и вслушиваясь: содрогания стен со временем учащались и усиливались. Среди присутствующих Русберг заметил одно лицо: молодое красивое девичье за забралом легкого шлема.

– Что наверху происходит? – спросил Сиригал.

– Почти всюду бушует пламя, имперцы используют вязкую горючую жидкость, которая просачивается через щели и горит очень долго. Жар плавит все, но наши стены держатся. В бойницах стрелки не дают подступить к стенам. Мы готовы атаковать неверных в любой момент, пусть даже это будет последняя наша атака.

– Надо взглянуть, – Сиригал произнес, немного обдумав слова Гардиала.

– Это возможно, – с этими словами царь Гардиал жестом пригласил Сиригала и его гостя на выход.

За ними следом пошли несколько стражей, остальные же остались в зале и принялись что-то обсуждать, как только гости скрылись за дверьми.

– Я полагаю, пойдем подземными коридорами.

– Да, снаружи невозможно пройти из-за пожарищ, можно сказать, мы тут запечатаны.

– Давно они бомбардируют?

– Вторые сутки непрерывно.

– А достать их орудия пытались?

– Несколько уничтожили ценой жизни атаковавших, а потом они усилили охрану. А напрямую не достать, барханы скрывают те, поставили они выгодно для себя.

Войдя в один из коридоров, проходящих под землей, они тут же почувствовали духоту скопившегося жара. Тот проходил непосредственно под площадью, на которой явно полыхали пожары, так что стены и потолок сильно нагрелись.

– Поспешим, долго здесь быть нельзя.

Прикрыв лица, все поторопились преодолеть расстояние длинного коридора и с облегчением вздохнули менее жаркого воздуха, когда поднялись по ступенькам уже внутрь крепостных стен, где из бойниц тянуло холодным воздухом, хоть и с привкусом гари.

Узкие горизонтальные бойницы позволяли видеть всю панораму: костры осадного лагеря и бесчисленные обгоревшие тела под стенами среди пылающих останков осадных башен и воронок упавших болидов. Передовая проходила на линии выстрела из тяжелого осадного арбалета, пробивающего латы насквозь. И на ней лежали сотни тел с явно одинаковыми причинами смерти. Осадные орудия били из-за бархана, прячась от прицельных ответных выстрелов во мраке. Лишь свет от костров позволял что-то разглядеть. В отблесках пламени играли тени на верхушках шатров, также спрятавшихся за песчаными холмами. Численность врага не посчитать, но по теням возле костров любому было понятно, что ни один легион осаждал крепость.

Русберг внимательно осматривал еле отличимые тени, бродящие в проблесках костров. Переводил взгляд на очередной взлетающий огненный болид и снова возвращался к теням. Сарийцы улавливали каждое его телодвижение, все же они не доверяли, и их можно понять – впервые за многие столетия в их городе находился чужак, тем более столь опасный. Сиригал стоял рядом и с хмурым лицом смотрел в темноту. Очередной болид взмыл в небо и с ревом устремился прямо в ту часть стены, где стояли они. Сарийцы зашевелились, некоторые напряглись – яркая вспышка в небе со стекающими полосами пламени по невидимой преграде на мгновения осветили окрестность, свет вспышки ворвался в бойницу, заставив многих прищуриться. Некоторые сарийцы в рясах упали, но их подхватили и отволокли в сторону, уложив на тут же стоящие лежаки.

– Завтра будет атака, – холодно произнес Русберг.

– Ты уверен? – спросил Сиригал.

– Да... завтра будет атака перед...

– Чем?

– Перед сокрушением, они ждут подкрепление. Среди костров не пьют, а это верный признак.

– Сообщите Правителю, – сказал Сиригал одному из сопровождавших, – Пусть готовится к штурму. Ну а нам нужно отдохнуть.

– Его словам нельзя...

– Я его словам верю, как своим, – отрезал Сиригал, – Или вы уже и мне не верите?..

В небольшой комнате из мебели присутствуют только каменные застеленный лежак, стол и полированная глыба. Свет исходит из все тех же синеватых кристаллов в стене, коими освещалось буквально все. Окна, как и всюду, где Русбергу довелось быть, не было. Но все же сия обитель не походила на тюремную камеру, по крайней мере, дверь не запирали, оставив гостя наедине.

Он потрогал идеально отполированную стену, камень оказался теплым, поверхность почти зеркальная, не видно ни трещин, ни зазоров между блоками, словно комната была высечена прямо в скальной породе. И данная мысль имела право на существование, ведь по всем наблюдениям, он находился как раз под землей, точнее предположительно в скале, поэтому взрывы в городе лишь слегка содрогались помещения, не вызывая обвалов. А если они в скале, то скорее всего именно внутри вулкана, у подножия которого и стоит город. Отсюда и чернота обстановки, и теплые стены, и неспособность имперских болидов проникнуть внутрь укрепления из-за неспособности прожечь то, что было рождено пламенем.

Он сел на камень перед столом, на котором стояли большая миска местного супа, кусок лепешки и чаша с каким-то напитком. Экзотический вкус и сильно острые специи пробрали нутро, очищая разум и распыляя аппетит. Все показалось настолько вкусным и знакомым, о котором он тосковал, что миска опустошалась стремительнее того, как в ней разбегались волны от погружающейся ложки. Отпитый из чаши напиток был безалкогольным и тем сильнее желаемым – сок фруктов как нельзя кстати. Еда впитала силы, снимая усталость, о которой он как всегда и не думал. Специи очистили разум, дыхание стало более свободным, послевкусие приятное и свежее.

Нет, все же это был самый лучший стол за всю его память. Все эти трактирные похлебки, походные котлы и подачки Наставников никогда не сравнятся с этой миской истинно мастерски приготовленного супа. И именно с первыми ложками он осознал, что питался подобно дикому зверью и зачастую гнилой падалью. И именно эта миска заставила задуматься о своем будущем, о том, что стоит ценить и за что стоит сражаться. Эта миска показала, как можно жить, не будучи обремененным ненужными вещами и быть поистине счастливым.