Текст книги "Тверской баскак. Том Шестой (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Емельянов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 18 страниц)

Часть 1
Глава 5

Середина июня 1263 года

Лошади идут по наезженному Бежецкому тракту. Впереди десяток охраны, за ним еду я, Калида и наш почетный гость Абатай-нойон. За нами небольшой обоз из трех телег и еще два десятка конных стрелков. Никого из монгольской охраны с нами нет, и это не мое требование. Это желание самого Абатая. Почему? Да потому что именно он больше всего заинтересован в том, чтобы это его путешествие осталось в тайне. Ведь своей свите и охране он доверяет куда меньше, чем нам, своим недавним врагам, коих он совсем недавно собирался вывести на чистую воду.

Мы уже второй день в пути и направляемся в усадьбу ныне покойного тверского боярина Драгомира Браги, которую я почти пять лет назад забрал у его наследников за долги. Большой дом, двор с конюшней и псарней, полтора десятка крестьянских домов и почти две тысячи десятин обработанной земли, все это висело бы у меня на балансе ненужным активом, если бы не один немаловажный фактор. Эта усадьба, на самой границе Тверского и Бежецкого княжеств, находится в такой глухомани, что представляет из себя идеальнейшее место для сокрытия от любопытных глаз кого-угодно и чего-угодно.

Именно об этой усадьбе «Темный бор» я и подумал три года назад, получив известие от полковника Соболя с коротким сообщением «Бог нас не оставил! Везу всех». Разъяснений не требовалось, я и так понял, что операция, ради которой я отправил его в Орду удалась. Отряд Соболя везет мне не только Иргиль, но и бывшую повелительницу улуса Джучи Боракчин-хатун вместе с малолетним сыном Туда-Мунке.

Так же я понимал, что Берке будет землю рыть в поисках пропавшей ханши и первыми кто попадет под подозрение буду я и ильхан Ирана Хулагу. Поэтому крайне важно было не дать ему ни малейшего повода для прямого обвинения, хотя бы до того, как он начнет войну с идьханом за Дербент и Азербайджан. Первая война, как я знал из своей прошлой жизни, должна была пройти в 1262−63, а вторая в 1264−65 годах.

Боракчин с сыном заперли в этой усадьбе, пустив слух у местных, что Бежецкий князь Роман Жидиславич прячет там свою полюбовницу с незаконнорожденным сыном. В самом Бежецке дали понять, что в усадьбе томится плененная сестра мордвинского князя Вогулы, а в Твери все были уверены, что я услал туда опостылевшую мне ведьму с бастардом. Причем последний слух так утвердился в умах тверичей, что Евпраксия, успевшая было подзабыть про Иргиль, устроила мне парочку сцен ревности.

В общем, я постарался напустить вокруг усадьбы такого густого тумана, что никому и в голову не пришло искать там следы пропавшей Ордынской царевны. За эти три года, не найдя ее следов на Руси, Берке поостыл и полностью уверился в причастности к похищению своего главного недруга – могущественного ильхана Хулагу.

Тем не менее надо отдать должное подозрительности Берке. Посылая Абатай-нойона в Русский улус, он все же поручил ему провести тщательный розыск, не было ли в деле о похищении русского следа? Этот посыл даже сыграл мне на руку, косвенно подтвердив мои слова для Абатай-нойона.

Лошади идут шагом, мы особо не торопимся, соблюдая максимально комфортную скорость. Сегодня к вечеру по-любому доберемся до места, а часом раньше или позже – не важно.

Абатай едет на корпус впереди нас с Калидой, и дело тут не в его желании уединиться. Просто его малорослый жеребец ведет себя как настоящая злобная бестия. Он не в состоянии спокойно шагать рядом с другими лошадьми и все время пытается то укусить мою кобылу, то лягнуть мерина Калиды. Плеть и крики хозяина его ничуть не останавливают, и, только вырвавшись вперед, его альфа-эго успокаивается и он идет смирно.

По обе стороны от дороги сплошной стеной стоит сосновый лес, грозя из своей глубины непроницаемой темнотой. Мимо одно за другим проплывают стволы могучих деревьев. Мерный шаг лошади и убаюкивающий шум ветра в сосновых кронах вгоняет в сон. Временами я ловлю себя на том, что по-настоящему вырубаюсь, и это может окончиться плохо.

«Упасть с лошади на глазах степняка, что может быть позорней!» – Убеждаю себя держаться и с благодарностью откликаюсь на голос Калиды.

Пригнувшись ко мне, тот говорит так, чтобы кроме меня его никто не слышал.

– Так что ты решил с Василием Михайловичем?

Он имеет ввиду Мозырского князя, о наследстве которого сильно беспокоится наш давний «друг» – Черниговский князь Роман Михайлович Старый. Челобитная от него пришла перед самым отъездом. В ней князь просил меня пособить ему в защите его законных интересов.

Честно сказать, проблемы Романа Старого меня мало тронули. На тот момент, впрочем, как и сейчас, все мои мысли были заняты предстоящей встречей – и даже не с Боракчин-хатун, а с Иргиль. Последний раз я видел ее три года назад, когда лично встречал и определял ханшу на постой в эту самую усадьбу Темный бор. Тогда, к моему величайшему сожалению, разговор у нас не заладился. Я, несмотря на прошедшие годы, жил еще прежними отношениями и встретил Иргиль так, будто и не было этого перерыва в семь лет, а вот Иргиль – нет!

Она была холодна, ни о какой близости и речи не шло. На мое предложение уехать со мной в Тверь она ответила отказом, сославшись на то, что в такое тяжелое время нужна Боракчин-хатун и не может ее оставить. Ее ответ застал меня врасплох. Я совсем не ожидал такой ледяной отстраненности и позволил обиде взять верх над разумом. Сказав ей, что она вольна в своих действиях, я ушел, хлопнув дверью, и за три года мы больше не виделись. За это время буря в моей душе улеглась, и я даже начал думать, что все уже в прошлом. Былая любовь ушла вместе с молодостью!

Моя уверенность в этом исчезла ровно в тот момент, когда я решил сам ехать в Темный бор. Я привык не врать самому себе и сейчас тоже не хочу. Я отдаю себе отчет в том, что едва предстоящая встреча забрезжила на горизонте, как мне все труднее и труднее сконцентрироваться на переговорах о будущем мира и все больше мои мысли заняты тем, что я скажу Иргиль и что она мне ответит.

Вот и сейчас, стоило мне вспомнить об Иргиль, как я полностью отключился и пропустил мимо ушей все, что рассказывал мне Калида, а он, явно, ждет ответа.

Делаю виноватое лицо.

– Прости, дружище, отвлекся! Что ты там говорил?

За мной никогда рассеянности не водилось, и Калида, с трудом сдержав удивление, начал по новой.

– Я к чему спрашиваю-то! Там за Мозырь этот назревает большая свара. Нехорошие вести приходят и с Литвы, и с Киева, да и из Галича.

Я в курсе того, что Мозырской князь Святослав Михайлович тяжело болен и вот-вот отдаст богу душу. А так как Бог сыновей ему не дал, то вопрос о наследии княжества взволновал умы всех его ближайших соседей. По всем существующим законам наследовать ему должен его родной брат – Черниговский князь Роман Михайлович Старый. Он имеет наибольшее право на Мозырский стол, но все могущественные соседи этого маленького княжества, кажется, плевать хотели на законы и чьи-то там права.

Тут надо сказать, что с этими самыми могущественными соседями Мозырской земле не повезло. С юга ее подпирает Киевское княжество Александра Ярославича (Невского), коему после Западного похода не терпится приложить куда-нибудь свои недюжинные способности. С запада Даниил Галицкий положил глаз на освобождающий стол. Сыновей у него много и их куда-то надо пристраивать. А с севера вновь замаячила угроза новоявленного короля Литовского – Миндовга. Он уже оправился от недавнего монгольского разгрома и вновь зарится на русские земли.

Только с востока и юго-востока от Мозыря лежит, вроде бы, родственная Черниговская да Брянская земля – поднявшегося с моей помощью Романа Старого.

Быстро прокрутив все это в своей голове, бросаю на друга вопросительный взгляд.

– Думаешь и нам стоит влезть в это дерьмо? Этот городишко того стоит?

Калида недоуменно поднял правую бровь.

– Не узнаю тебя, Фрязин! Ты о чем думаешь⁈ Приобретение Мозыря усилит любого из его соседей, а они нам совсем не друзья! К тому же совсем рядом к востоку лежат наши земли, что ты у Романа Старого за помощь выморочил. Ежели Миндовг одолеет, то нам их придется не только с юга оборонять, но и с запада. Опять же и Роману Старому отдавать такой жирный кусок ни к чему. Он и так уже разошелся не на шутку! Сам сидит в Чернигове, старшему Михаилу Брянск оставил, а теперь норовит младшего Олега в Мозыре посадить. Такое усиление княжеской власти в Союзе, нам зачем⁈

Чувствую легкий укол совести. Калида во всем прав, а я, действительно, расслабился и перестал «мышей ловить». За высотами вселенских планов не вижу сегодняшние маленькие проблемы, из которых может вырасти большая беда.

С улыбкой соглашаюсь с другом.

– Ты прав, этого допускать нельзя, но и лезть поперед всех нам тоже не след. Пущай князья сцепятся как следует, а мы уж ударим по рукам тому, кто сверху окажется.

– Ну вот, – Калида чуть раздвинул губы в ответной улыбке, – узнаю былого Фрязина!

Подумав немного, он все же решил добавить.

– И это…! – Он немного замялся, показывая, что эта тема ему не нравится, но он не может не сказать. – Ты бы не связывался вновь с ведьмой. Людям она не нравится! Церкви тож, а впереди Земский собор и выборы!

Его мысль и забота понятны, но я и сам не мальчик, потому отвечаю довольно жестко.

– В делах государственных я твой совет, Калида, завсегда приму и благодарен буду, а в мою личную жизнь тебе лучше не лезть.

Калида тут же помрачнел, а я, дабы подсластить пилюлю, рассмеялся:

– В ней прямых ходов нет, я сам плутаю в темноте!

* * *

В дальнем конце полутемной залы горят в подсвечнике четыре свечи. Желтый круг света выхватывает из вечернего полумрака деревянное кресло с высокой спинкой и сидящую в нем женщину

Подхожу ближе и, кланяясь в пояс, успеваю заметить, что Боракчин-хатун за эти три года сильно располнела и в свои неполные тридцать пять выглядит на все пятьдесят, а то и старше. Зато вот стоящая за ней Иргиль, наоборот, словно бы и не изменилась с того времени, как я оставил ее в Золотом Сарае.

Стою склонившись, пока бывшая ханша не подает знак, что я могу выпрямиться. Боракчин – моя пленница, и, в общем-то, нет никакой нужды ей кланяться, но я делаю это сознательно. Клетка, хоть и золотая, все равно клетка! Плен – тяжелейшее испытание, способное сломать человека, а для дела мне нужна прежняя Боракчин-хатун. Надменная и уверенная в себе женщина, способная безжалостно править огромным степным царством. Поэтому по моему повелению с первого дня ее появления в этой усадьбе к ней относятся как к царице, и я первым подаю в этом пример.

Думаю, в глубине души она понимает, что это игра, но с достоинством принимает предложенные ей правила. Больше всего эта женщина напоминает мне сейчас свернувшуюся перед броском змею, холодную, расчетливую, способную бесконечно долго ждать своего часа.

Подняв взгляд, встречаюсь с ледяными глазами Боракчин. В них, к своему удовлетворению, я нахожу подтверждение тому, что железная воля этой женщины до сих пор не сломлена, и она по-прежнему жаждет возвращения в игру.

Без предисловий и приветствий бывшая ханша сразу же начала с претензий.

– Зачем ты привез этого предателя Абатая⁈ – Узкие щели ее глаз вцепились в меня как когти. – Он же дешевая продажная тварь! Он сдал меня Берке!

Я не собираюсь выяснять, откуда у нее основания так считать. Для сегодняшнего момента это не важно, поэтому, не отвечая, свожу все к ироничной сентенции.

– Иногда продажные твари нужны не меньше, чем верные!

В этот момент в моей голове пронеслась мысль, совсем не имеющая отношения к делу.

«Она знает про Абатая, потому что, скорее всего, тайно наблюдала за нашим приездом. Вряд ли одна, без своей верной подруги! Выходит, Иргиль видела мой приезд, но не вышла меня встречать, даже не сочла нужным поздороваться!»

Эта мысль задержалась в голове настолько, что я услышал недовольный голос Боракчин.

– Консул, ты приехал сюда глубокомысленно помолчать⁈

Беззвучно крою себя за ненужные сейчас эмоции, а вслух приношу извинения.

– Прости, госпожа! Если позволишь, я объясню тебе зачем здесь Абатай-нойон.

Разрешающий кивок ханши, и я начинаю обстоятельно рассказывать ей о том, как можно будет посадить на престол Золотой орды ее малолетнего сына.

В процессе рассказа внимательно слежу за лицом Боракчин и, несмотря на ее попытки скрыть эмоции за бесстрастной маской, вижу, что она не впечатлена и полна сомнений.

Ее голос, прервавший меня, подтверждает это.

– Консул, ты описываешь мне много ненужных мелочей, но опускаешь главное – как я смогу взять трон⁈ У меня не осталось в Сарае преданных людей. Они все или убиты, или переметнулись к Берке, или бежали в другие страны! Кто поддержит меня⁈ Как я смогу удержать власть⁈ – Тут ее рот скривился в презрительной усмешке. – Или ты наивно рассчитываешь на этого червя Абатая⁈

Отрицательно машу головой и, подняв руку, прошу ее успокоиться.

– Нет, Абатай нужен совсем для другого дела.

Мой ответ бывшую ханшу не устроил, но она все же взяла себя в руки, демонстрируя, что готова слушать.

Дав ей еще секунду, я продолжаю.

– Через два года Берке начнет новую войну с Ираном. Он вместе с войском будет на Кавказе, когда мои воины возьмут для тебя Булгар, Сарай-Берке и Золотой Сарай…

Боракчин вновь прервала меня.

– Хорошо…! Мой сын сядет на принадлежащий ему по праву трон, но все войны рано или поздно заканчиваются! Кто встанет на его защиту, когда Берке с войском вернется на Волгу⁈ Ты⁈

Бросаю на нее укоризненный взгляд, мол, наберись терпения, женщина! Этого оказывается достаточно, и в наступившей тишине я вновь начинаю говорить.

– Ты абсолютно права, госпожа, все когда-нибудь заканчивается и человеческая жизнь тоже. – На моем лице непроизвольно появляется ироничная усмешка. – Берке также смертен, как и все! Он никогда уже не вернется в свою столицу на Волге, он умрет примерно через год после окончания войны.

Мгновенная злая радость промелькнула в глазах Боракчин, но тут же исчезла.

– Откуда ты знаешь?

Оставляю этот вопрос без ответа, лишь одеваю на лицо маску искреннего удивления – мол, что за глупые вопросы!

О моем даре предвидения бывшая ханша знает не понаслышке, и потому такой ответ ее вполне удовлетворяет. Несколько секунд глубокого раздумья чертят складками ее лоб, и она вновь озвучивает свои сомнения.

– А что скажет сын этой сучки Хучухадунь⁈

Моих знаний из прошлой жизни хватает, чтобы понять: она имеет в виду старшего сына своего бывшего мужа Тукана от первой жены Хучухадунь, и лишь пожимаю плечами.

– А кто будет его спрашивать⁈ Если он попадет к нам в руки, ты сможешь сама решить его судьбу, а ежели нет, то ею распорядится Высокое Небо.

Демонстративно изображаю безразличие и непонимание проблемы, дабы вывести Боракчин из себя.

– Я не об этом! – Недовольно взрывается она. – Что, если знать и войско поддержат его, а не моего сына⁈

Этот нервный срыв показывает, чего бывшая ханша опасается больше всего. То, что Берке не вечен, ей понятно. Ему уже пятьдесят четыре, а для Великой степи это глубокая старость. Мало кто из монгольских ханов доживал до шестидесяти.

Дождаться смерти Берке – это она могла себе позволить, а вот для устранения других претендентов на трон у нее уже не было ни сил, ни возможностей. Для большинства монгольской знати она отыгранная партия, и то, что они вновь позволят ей стать регентом при малолетнем сыне, казалось ей маловероятным.

Тут, в общем-то, успокоить ее мне было нечем. Риск проиграть есть всегда! Все может быть в этой жизни! Конечно, у меня есть план, как удержать трон для ее сына и сделать его правление полностью зависимым от моей воли. Вот только раскрывать его сейчас рановато, да и желания упрощать ей жизнь у меня нет никакого.

Поэтому просто давлю на нее своей непоколебимой уверенностью.

– Поверь мне, госпожа, войско это всего лишь стадо баранов, оно пойдет туда, куда поведут его пастухи. – Тут я позволяю себе загадочную улыбку. – А для пастухов у меня есть очень убедительные доводы.

Никаких доказательств, всего лишь слова, но иногда и этого бывает достаточно, если произносит их человек с определенным авторитетом. Мой же авторитет для Боракчин-хатун имеет довольно высокую планку, особенно с того дня, как мои люди выкрали ее из-под самого носа Берке.

Боракчин сделала вид, что удовлетворилась моей уверенностью. Впрочем, другого выбора у нее и нет! Очереди из желающих помочь ей вернуться на трон что-то не видно! Я единственный, кто протянул ей руку помощи после переворота Берке, даже от Хулагу поддержка последовала лишь на словах.

Верить мне на слово – это единственное, что ей остается, но она все же не успокаивается.

– Ну хорошо, допустим, все будет так, как ты говоришь. В чем же тогда твой интерес?

«Вот об этом уж точно говорить рано! – Иронично хмыкаю про себя. – Боюсь, когда ты узнаешь в чем кроется мой интерес, тебе это сильно не понравится!»

Отвечаю ей почти также, как и подумал, только опустив вторую часть своей мысли.

– Об этом пока говорить рано. Вернемся к разговору об интересах, когда твой сын будет сидеть на ханских подушках.

Такая постановка вопроса Боракчин-хатун более чем устраивает. Как она рассуждает для меня не секрет. Думаю, примерно так:

«Этот консул, не так уж и умен, как говорят! Что может быть глупее, чем довольствоваться обещаниями. Он не требует ничего вперед – прекрасно! Потому что когда я возьму власть в Золотом Сарае, уже я буду решать, какое из моих обещаний выполнять, а какое нет!»

Моя «близорукость» и нежелание потребовать за свою помощь что-то уже сейчас подействовали на ханшу благотворно. Она вдруг успокоилась и, может, впервые за время нашего разговора поверила в реальность осуществимого.

Посидев молча и прокрутив в голове еще раз весь разговор, Боракчин вдруг иронично усмехнулась.

– Если это все, то тогда непонятно зачем ты притащил сюда этого проныру Абатая?

Живя в полной изоляции, Боракчин-хатун не могла знать, с какой именно миссией приехал на Русь Абатай-нойон, и посвящать ее во все тонкости моего плана я не собираюсь.

Поэтому ограничиваюсь просто просьбой.

– Абатай нужен мне для других дел, не решив которых, я не смогу полностью посвятить себя твоей проблеме. Потому я прошу тебя, госпожа, о небольшом авансе. Прояви, о добрейшая из милосердных, свое снисхождение и мудрость, забудь на время про обиды. Оставь свое презрение и заверь Абатай-нойона в том, что когда твой сын сядет на трон, то его первым послом к Великому хану Хубилаю будет именно он. Что именно Абатай отвезет в Каракорум клятву верности от нового повелителя улуса Джучи.

Выслушав меня, ханша презрительно скривила губы.

– Ты просишь меня солгать⁈

Мне нет дела до Абатая и его судьбы. Есть только договор между нами и мое слово, но, формально, свою часть сделки с ним я выполню: Боракчин пообещает ему пост посла, а уж исполнит она свое обещание или нет – это уже не мое дело. Я за это ответственности не несу.

Подумав так, смиренно склоняю голову.

– Если ты, госпожа, не видишь другого исхода, то да…

Еще одна усмешка на желтом неподвижном лице ханши, и она согласно кивнула.

– Хорошо, я сделаю то, о чем ты просишь, но как ты сам и сказал, это будет считаться авансом в наших с тобой будущих расчетах.

Сказав, она поднялась с кресла, давая понять, что разговор окончен. Иргиль тоже приготовилась последовать за ней.

Пытаюсь поймать ее взгляд, но она старательно отводит глаза.

«Ну уж нет, в этот раз я не дам тебе уйти от разговора!» – Твердо решаю про себя и вновь обращаюсь к Боракчин-хатун.

– Госпожа, позволь мне поговорить с твоей наперсницей наедине.

Кинув на меня насмешливый взгляд, та повернулась к Иргиль и произнесла негромко, но твердо.

– Останься!

Бросив одно это слово, она тяжело зашагала к двери в свои покои, оставив нас в напряженной тишине.

Часть 1
Глава 6

Середина июня 1263 года

Скрипнув, закрылась тяжелая дубовая дверь, а мы с Иргиль по-прежнему стоим в напряженной тишине. Между нами всего три шага, но почему-то преодолеть их невероятно трудно.

Иргиль вскидывает на меня свои темно-зеленые глаза.

– Давай просто попрощаемся и не будем мучить друг друга. – Она старается, чтобы ее голос звучал спокойно и бесстрастно, но все равно я слышу в нем надрывные нотки.

В отличие от нее, я настроен помучиться, поэтому решительно шагаю вперед и беру ее за руку.

– Зачем⁈ – В моем голосе прозвучала сталь. Объясни мне дураку. – Почему мы должны расстаться! Я не хочу! Если ты говоришь, что без боли не будет, то я готов терпеть боль! Все эти годы я помнил и ждал тебя, и сейчас я хочу знать, что с тобой происходит⁈

Три года назад своей холодной отстраненностью ей удалось застать меня врасплох, ее показное равнодушие достигло цели. Я вспылил, позволил обиде взять верх и ушел. Сегодня я готов к встрече, и ей уже не удастся оттолкнуть меня так легко.

Иргиль молчит, и я, пользуясь этим, всматриваюсь в ее лицо.

«Нет, она все-таки изменилась! Теперь, когда в ней расцвела настоящая женщина, она стала еще прекрасней и загадочней».

В порыве нежности пытаюсь прижать ее к себе, но маленькие ладошки жестко упираются мне в грудь.

– Не надо! – Его голос звучит мягко и властно одновременно. – Не надо, не испытывай меня. Я знаю, что принесу тебе несчастье и не хочу этого!

Не отпуская ее, добавляю в голос твердости.

– Что ж, ради тебя я готов рискнуть!

– Чем⁈ – В глубине ее зрачков вспыхивает насмешливое зеленое пламя. – Своей женой, своими детьми, или своими грандиозными планами⁈

Ее напор заставляет меня смутиться. Таких вопросов я себе не задавал и потому не нахожусь сразу с ответом, а Иргиль впечатывает слово за словом.

– Семь лет назад, оставляя меня в Орде, ты показал мне, что для тебя по-настоящему важно, и я приняла это. Я знаю, ты не такой как все, ты чужой в этом мире и у тебя своя миссия. В твоей голове крутятся судьбы мира, ты играешь в игры, где ставкой ложится судьба царств и жизни сотен тысяч людей. Поэтому я помогла тебе тогда и помогаю сейчас, но я не позволю тебе играть со мной.

– Я никогда не играл с тобой! – Сказав, понимаю, что это звучит как оправдание, а я не хочу оправдываться. Да, я не могу посвятить себя целиком ни ей, ни семье, слишком уж много судеб зависят от любого моего шага, но я люблю ее и в этом никогда ей не врал.

Мне трудно сейчас полностью определиться со своими желаниями, но одно я знаю точно – я не хочу терять эту женщину.

Именно это я и хочу донести до нее, впиваясь взглядом в ее глаза.

– Все, что ты говоришь – правда, но сейчас это не важно! Сейчас для меня имеет значение только одно – ты еще любишь меня⁈ Скажи мне честно! Если нет, то я больше никогда не побеспокою тебя!

Мой вопрос застывает в воздухе, но Иргиль молчит. Секунда за секундой стучат в моей голове, как стрелка метронома, и с каждым утекающим мгновением шанс получить положительный ответ все меньше и меньше. Я чувствую это, но по-прежнему прижимаю ее к себе и жду.

Я вижу, какая борьба идет внутри Иргиль, но моя настойчивость все же побеждает ее нежелание.

Она не выдерживает и срывается.

– Да, я люблю тебя! Это ты хотел услышать! Я по-прежнему люблю тебя! – Выкрикнув, она вдруг успокоилась и продолжила уже другим тоном. – Но так как было уже не будет! И не в тебе одном дело! Я уже другая! За эти семь лет я почувствовала в себе большую силу и испугалась ее. Я твердо знаю: если ты останешься со мной, то я заберу тебя полностью, возможно, даже против своей воли, но заберу всего без остатка.

В ее глазах вдруг заплескалась безграничная нежность.

– Твой друг Калида прав, я ведьма! Если ты останешься со мной, то будешь несчастен, потому что потеряешь все, что тебе по-настоящему дорого: свою семью, свою власть и ту цель, к которой так стремишься!

Ее теплые пальцы коснулись моей щеки.

– Я очень люблю тебя, Ваня, потому и отпускаю!

В этот миг в ней что-то изменилось, и я почувствовал резкую боль в голове, будто кто-то сжал ее стальными пальцами. Мои ладони враз потеряли силу, а руки, сжимающие женскую талию, бессильно опустились. Перед глазами застилающе повисло белое облако с жестким безжизненным лицом, а где-то в глубине моего сознания зазвучал голос, которому невозможно сопротивляться.

«Уходи, иначе погибнешь!»

Сколько я так простоял, не знаю, но возвращение оказалось еще хуже. Едва реальное зрение вернулось ко мне, как я увидел, что Иргиль уже нет рядом, зато появилась жуткая головная боль и ощущение ватной слабости во всем теле.

«Да уж, Иргиль постаралась, чтобы ее забота дошла до меня в полной мере!» – Сделав первый шаг и ощутив, как от слабости закружилась голова, я остановился.

– Не торопись! – Приободрив себя, я не смог удержаться от иронии.

«Говорила мне мама – не влюбляйся, Ваня! От любви одна головная боль!»

* * *

Со двора доносится людской гомон и ржание лошадей. Там Калида раздает последние распоряжение перед выездом. Мы покидаем усадьбу «Темный бор».

Основная цель, ради которой мы проделали этот путь, выполнена. Вчера в тайной беседе Боракчин-хатун дала Абатай-нойону клятвенное заверение, что ее сын после восшествия на трон улуса Джучи присягнет на верность Великому хану Хубилаю, а отвезти эту весть в Каракорум поручат именно ему – Абатай-нойону.

Ханский посол оказался калачом тертым и, словно почувствовав подставу со стороны бывшей ханши, потребовал и от меня гарантий выполнения ее обязательств. Зная о мстительных планах Боракчин, я этого делать, естественно, не хотел, но вынужден был уступить. Затягивание дела было не в моих интересах, а Абатай грозился вообще расторгнуть наметившуюся сделку.

Дав гарантии ханскому послу, я обменялся взглядами с Боракчин, дав ей безмолвно понять, что ее месть откладывается и придется держать слово. Та сделала вид, что ее это не особо волнует, что, впрочем, было недалеко от истины. Она искренне считала, что кинет меня с той же легкостью, с какой собиралась кинуть Абатая.

После, уже наедине с ханским баскаком, мы согласовали его дальнейшие действия. Всю свою банду он обязался разогнать по другим княжествам, с тем чтобы в Твери остался только он сам с самыми доверенными писцами. Они не будут ходить по дворам, не будут ничего пересчитывать и проверять, а перепишут всю информацию с листов, кои я им предоставлю.

В общем, дело сделано, и я бы должен чувствовать себя победителем, но горький осадок в душе не дает насладиться торжеством в полной мере. Наоборот, какое-то злое раздражение грызет душу, и причиной тому опять Иргиль. Она пропала в ночь, когда я ворочался с тяжелой головой после ее «исчерпывающего откровения». Куда, зачем⁈ Непонятно! Просто утром её уже не было в усадьбе, и тщательные поиски ни к чему не привели. Да, я особо и не надеялся её найти, что-то подсказывало мне: если она не захочет, чтобы ее нашли, ее никто и никогда не найдет. Гипнотические способности Иргиль всегда были на высоте, а нынешнюю свою силу она продемонстрировала мне только что. Наш последний разговор оставил у меня, мягко говоря, вопросы, и то, что я не смогу их ей задать, выворачивает мне душу. Я уже ничего не могу исправить, и это невыносимо. Нет ничего хуже собственного бессилия!

Конечно, разумом я все понимаю: она ушла, чтобы защитить меня. В первую очередь от себя самой, но понимание не спасает меня от ощущения пустоты и недосказанности. Мне все кажется, что если бы я повел себя иначе, что-то сказал по-другому, что-то сделал не так, то смог бы изменить ее решение. Смог бы убедить ее в том, что главное – быть вместе, и что вдвоем мы обязательно справимся с любыми проблемами. Теперь уже этого не скажешь и ничего не изменишь, и то, что я упустил свой шанс, терзает меня и не дает покоя.

Избавиться от этого самобичевания невозможно, душевные муки может излечить только время или новое нервное потрясение. Что-нибудь экстремальное, такое, чтобы адреналин в крови взлетел до небес. Была бы сейчас началась какая-нибудь война, я бы, ей богу, помчался на поле боя, но войны нет, и нет ни малейшего шанса совершить что-то отчаянное и безрассудное.

Слышу шаги на крыльце и поворачиваюсь к двери. Она распахивается, и стоящий на пороге Калида сообщает.

– Все готово, можно трогаться в путь.

– Хорошо! – Киваю ему на ходу и выхожу во двор.

Стремянной тут же подводит мою кобылу, и я уже было вставил ногу в стремя, как замятня у ворот вдруг привлекла мое внимание.

Бросаю туда взгляд и вижу, как стрелок у ворот орет на странно одетого мужика.

– Куда прешь⁈ А ну, иди отсюда!

Несмотря на грозный вид стража, мужик не уходит, а пытается что-то объяснить тому по-своему.

Прислушиваюсь, и мой дар подсказывает мне, что чужак говорит на древнем финно-угорском языке с ярко выраженным карельским диалектом. Знаю, не надо мне в это лезть! Всех проблем не решить и каждому бедолаге на Руси не помочь, но сегодня мне до зарезу надо отвлечься от мыслей об Иргиль. Проблемы какого-то карела не наполнят мою кровь адреналином, как кавалерийская атака, но хоть что-то!

Ставлю ногу обратно на землю и поворачиваюсь к Калиде.

– Кто это?

Тот переводит мой вопрос сотнику, оставленному здесь за старшего.

– Кто это⁈ – Для убедительности палец Калиды тыкает в мужика у ворот.

Проследив за направлением пальца, сотник несколько растерянно отвечает:

– Дак, это карелы! Тут недалеча стоят.

Ответ не приносит мне никакой информации, и я недовольно хмурюсь. Брови Калиды синхронно повторяют мою мимику, и испуганный сотник тут же поясняет.

– Ентот старший у них, а чего хочет… Дык, кто ж его разберет – нехристя-то!

Вижу, что от сотника большего не добиться, и иду сам к воротам. Останавливаюсь в шаге от одетого в меха чужака и спрашиваю:

– Чего ты хотел, отец?

Обращаюсь к нему почтительно, потому как вблизи различаю, что передо мной уже старый человек.

Тот факт, что я говорю с ним на его же языке, не удивил чужака, а наоборот привел в восторг.

– Коли по-нашему знаешь, то, видать, ты тот самый консул и есть, про которого люди гаворят. – Словно забыв, зачем пришел, старик тут же отвлекся. – А ты и всякого зверя язык понимашь али тока человечий?

Мягко усмехнувшись, качаю головой.

– Нет, отец, по-звериному не понимаю и по-птичьи тож.

– Ааа! – Все так же завороженно глядя на меня кивает карел, и мне приходится напомнить ему:

– Так чего ты хотел-то? Говори, не бойся!

– А чего мне бояться, – с вызовом начал старик, – я уж пожил свое и бояться разучился!

Вдруг осознав, что начал не с того, он спохватился и, резко стянув с головы меховую шапку, склонился в поклоне.

– Ты уж извиняй, консул, за мое невежество. Мы к тебе со всем уважением. – Он выпрямился и, утерев со лба пот, забегал глазами. – Ты не серчай, дело у нас к тебе, защиты просим.

Калида осторожно тронул меня за плечо.