Текст книги "Тверской баскак. Том Шестой (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Емельянов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 18 страниц)

Ближайшие годы вообще горазды смертями власть предержащих. Кроме Ярославичей умрут: ильхан Ирана Хулагу, хан улуса Джучи Берке и нынешний хозяин причерноморских степей и всей Европы – темник Бурундай. Ко всем этим смертям надо подготовиться, чтобы как минимум не потерять от смены пограничных властителей, а лучше еще и приобрести да по максимуму. Как это сделать, я еще не решил, но кое-какие мысли у меня уже вертятся в голове, и на них меня навел приезд ханского посла Абатай-нойона.

«Все, хватит заниматься ерундой!» – Мысленно подстегиваю себя к действию и решительно поднимаюсь. Прохожу в туалетную комнату, умываюсь и меняю потную рубаху на свежую. Затем зову Прохора, и тот вынимает из шкафа официальный консульский камзол.

Одев, бросаю взгляд в зеркало.

«Еще ничего, еще поживем!» – Удовлетворенно хмыкаю и бросаю Прохору.

– Зови Острату и тысяцкого!

* * *

Бояре сидят напротив меня, и Лугота с обиженным видом выговаривает.

– Ты, Фрязин, это брось! Татарин к тебе как к консулу Союза городов приехал, а не как к консулу Твери. Так чего ж ты эту ораву голодных ртов только на наш кошт повесил⁈ Пусть все города, что ты в свой Союз собрал, раскошеливаются. Почему только Тверь платит⁈

Говоря на наш кошт, Лугота имеет в виду бюджет города Твери, и тут, действительно, кроется очень непростая проблема. Дело в том, что до сих пор не существует бюджета Союза городов Русских. Нет у него ни общих доходов, ни расходов. Есть только обязательство городов в той или иной мере оплачивать свою долю армии, и мое слово защищать их в случае нападения извне. Изначально, создавая Союз, я так далеко не заглядывал. Для меня тогда главное было выжить и поднять престиж и безопасность базового города Тверь. Сейчас уже другое время, но Союз городов по-прежнему держится только на первоначальных правилах и моем честном слове. По сути, между городами никаких обязательств, кроме военных, нет, но при этом в мозгах у людей уже прочно засело такое понятие как Союз городов Русских, вот и появляются подобного рода накладки.

Принятие закона о создании общего бюджета, как и о едином судебнике, я отложил на предстоящий Земский собор, но для начала хотелось бы еще выиграть выборы. В любом случае на грядущем съезде Земского собора и Палаты князей борьба предстоит нелегкая. Ведь бюджет Союза складывается из взносов его членов, а никто – ни князья, ни прочий городской люд – раскошеливаться не любит, и заставить их сделать это добровольно – задача ещё та.

К ней я уже начал подготовку, а пока изворачиваюсь как могу. Как известно, лучшая оборона – это нападение, поэтому сходу снимаю с лица радушную улыбку.

– А с чего это ты, Лугота Истомич, решил, что ордынский посол по делам Союза приехал? Насколько я знаю, у него задача другая. Ему поручено перепись населения по городам провести, да налогов побольше собрать.

Бросаю на тысяцкого жесткий, насмешливый взгляд.

– Вот как ты думаешь, боярин, сколько с тебя ордынцы стрясут, ежели они о твоих реальных доходах прознают?

Лугота мрачно затих, а я тут же обобщаю тему.

– Вот о чем вам, друзья мои, думать надо, а не о том, как бы траты на свиту посольскую с себя спихнуть. Татарин сей не только моя головная боль, а всего нашего города. Ибо в первую очередь ханского посла интересует Тверь, потому как там, – тут я тыкнул пальцем в смотрящее на восток окно, – не полные дураки сидят и давно уже догадываются, что мы их за нос водим.

Тысяцкий бросил взгляд на Острату. Идя ко мне, они явно в таком аспекте на проблему не смотрели, и теперь оба пребывают в растерянности. Глядя на них, я опять успеваю подумать, о возрасте.

«Да уж, постарели ветераны! Из тех, с кем я начинал, они, пожалуй, одни и остались. Даже супротивник мой главный, Якун, и тот в прошлом году помер».

Молча встретив растерянный взгляд тысяцкого, Острата сходу «развернулся на сто восемьдесят градусов».

– Так и чего ты решил? Как отбиваться будем⁈

Не меняясь в лице, усмехаюсь про себя.

«Так, уже „мы“! Так-то лучше, а то наехали! Тоже мне старики-разбойники!»

Выдержав паузу, выбираю спокойный и уверенный тон.

– Есть у меня мыслишки, но, сразу скажу, это вам встанет в копеечку!

Бояре тут же насупились как дети. Я их не тороплю, мысль, что делать, у меня действительно есть, а вот стрясти денег с боярства и купечества тверского у меня появилась только сейчас.

«А что, с чем пришли, то и получат!» – Мысленно иронизирую и выжидательно смотрю на своих гостей.

Наконец, Лугота осторожно поинтересовался.

– И во сколько ты думаешь, этот посол нам обойдется?

У меня точных цифр, естественно, нет, да сейчас и не время для конкретных сумм. О чем я тысяцкому тут же и заявляю.

– Ты опять не о том, Лугота Истомич! Ныне надо думать не о том, сколько, а о том, как бы все не потерять! Сколько скажет татарин, столько и заплатите, да еще благодарить будете. Ведь ежели этот баскак раскрутит дело о недоимках, то придется отвечать не только за этот год, но и за всё, что недоплатили в прошлые года. А это, как вы понимаете, преступление! За него могут в Орду вызвать да в воровстве обвинить. За такое там головы рубят, не задумываясь. Для острастки, так сказать, на будущее!'

– Ну, ты уж не сгущай, Фрязин! – Острата наморщился. – Пугать нас не надо.

– Дак, я и не пугаю! – Пожимаю плечами, демонстрируя беспристрастность. – Я вам правду говорю, а вы уж решайте!

Переглянувшись, бояре тяжело задумались, чем заставили меня злорадно хмыкнуть.

«Сами напросились! Не искали бы выгоды там, где ее нет, не нашли бы проблем!»

Часть 1
Глава 4

Конец мая 1263 года

Щелкнув зажигалкой, подношу язычок пламени к фитилю спиртовой лампы. Тот вспыхивает, и, дав ему разгореться, накрываю его стеклянным колпаком. Наступающий вечерний полумрак ту же раздвигается желтым пятном света.

Осторожный стук заставляет меня поднять взгляд и увидеть, как входная дверь, не дожидаясь моего разрешения, начала открываться. Легкая улыбка трогает губы, такое может позволить себе только один человек в этом доме – моя жена Евпраксия.

Войдя в мой кабинет, она подошла к столу и, глянув на ворох бумаг, мягко улыбнулась.

– Вижу спать ложиться не собираешься.

Вздохнув, извинительно улыбаюсь ей в ответ.

– Как видишь нет! У меня на сегодня еще одна встреча намечена.

– Так поздно⁈ – Длинные ресницы Евпраксия удивленно взлетели. – Кого это ты ждешь, на ночь глядя⁈

Я знаю, она пришла не за этим, обычно мою жену мало волнует политика и дела государственные. Она, как и множество других людей, абсолютно уверена, что я всегда все знаю, вижу на три хода вперед, и за судьбу Твери вообще не стоит опасаться. Единственно, в чем она не доверяет моему государственному уму – это дела семейные. Дети и их проблемы она всегда решает сама, изредка советуясь со мной или просто ставя в известность. Вот и сейчас я вижу, что ее гложет какая-то насущная детская проблема.

Не отвечая, просто перевожу разговор на другую тему.

– Это неважно! – И тут же с тревогой спрашиваю. – У тебя что-то случилось⁈ Кто-то из детей заболел⁈

Любая болезнь в эти темные века – вещь серьезная и опасная: тут можно умереть от обычной простуды или еще, бог знает от чего, так и не узнав причину. Ведь диагностики-то никакой! Впрочем, и лечения тоже никакого. Это понимание делает мой страх за детей постоянным и навязчивым. Вот и сейчас, увидев жену в неурочный час, моя первая мысль именно об этом.

Евпраксия еще раз мягко улыбнулась.

– Не волнуйся! С детьми все в порядке! Хотя… – Она вмиг посерьезнела. – Пришла я как раз по этому поводу.

Разом отодвинув бумаги в сторону, я киваю жене на кресло напротив.

– Так! Давай, садись, рассказывай! Что случилось⁈

Продолжая стоять и смотреть на меня своими огромными глазами, Евпраксия прикусила губу.

– Я по поводу Катерины.

Не понимая, молча жду продолжения, и жена сражает меня наповал.

– Девка-то на выданье! Ты думаешь жениха ей искать, али нет?

Сказать, что я в шоке, так это ничего не сказать. Какого жениха⁈ Кому⁈ Моей маленькой дочурке⁈ Ей ведь только-только пятнадцать исполнилось!

Все это вихрем проносится в моей голове, но многолетняя привычка не показывать эмоций и сейчас берет верх. На выходе я лишь удивленно поднимаю бровь.

– Ей всего пятнадцать! Не рано ли⁈

В ответ слышу искренне недоумение Евпраксии.

– А ты не помнишь во сколько я за тебя вышла?

Это-то я как раз помню хорошо! Ее детские испуганные глазища, подростковую фигуру и свое ощущение, что меня вот-вот осудят за совращение малолетних. Да, моей жене в день свадьбы было всего шестнадцать лет.

Все так, но я совершенно не думал о том, что и мою любимую дочурку ждет такая же участь.

Оценив мой расстроенный вид, Евпраксия решила сжалиться.

– Сватовство – дело не быстрое, может год, а может и поболе пройдет, прежде чем достойного кандидата найдем и сговоримся. – Еще раз глянув на меня, она добавила. – Ежели ты не хочешь этим заниматься, то мне дозволь. Я сама все решу!

Эти слова тут же заставили меня очнуться.

«Ну уж нет! Я свою дочь никому не доверю, даже тебе, Евпраксия!»

Подняв взгляд, добавляю в голос жесткости.

– Не стоит! Я тебя понял и займусь этим вопросом немедленно.

Моя решимость вполне удовлетворила Евпраксию, и та довольно кивнула.

– Коли так, не буду тебя боле отвлекать. – Напоследок она наградила меня игривым взглядом. – Как закончишь дела свои, приходи… Твоя верная жена будет тебя ждать!

Она повела бедром, и тонкая ткань платья обрисовала все такой же фигуристый силуэт моей жены.

Подавив шальную мысль, а не завалить ли ее прямо здесь, дарю жене шутливую улыбку.

– Знаю я тебя, это ты сейчас такая смелая, а ночью будешь пищать – дай поспать, мне вставать ни свет, ни заря!

В ответ получаю чмок губами, и жена скрывается за дверью. Я же чувствую себя совсем разбитым. Приход жены выбил меня из колеи, а мне надо быть в форме, ведь меня ждет действительно судьбоносная встреча. Сегодня вечером я пригласил ордынского посла на неофициальную беседу. Именно на неофициальную и внезапную. Я очень рассчитываю застать Абатай-нойона врасплох. Для этого Калида сегодня с утра оповестил его о запланированной на завтра официальной аудиенции у Тверского князя, а уже ближе к вечеру пригласил его ко мне на неформальный ужин.

Такая форма общения в эти времена в диковинку, и думаю, посол уже голову сломал, размышляя, что это значит. Десять дней его держат как почетного узника на Ордынском подворье, а потом сразу такое внимание. Он уже выдохся от томительной неизвестности и в душе приготовился к самому худшему повороту событий.

Поначалу, когда все посольство практически заперли в четырех стенах, Абатай топал ногами, ярился и требовал немедля допустить его до князя Ярослава, потом, видать, устал и поутих. Последние три дня вел себя смирно, наверняка думая, что проклятые уруссы затеяли его убить. Сегодня утром, после получения новостей о аудиенции, воспрял духом, но к вечеру Калида вновь его озадачил. В общем, товарищ созрел для серьезного разговора.

* * *

Посредине большого персидского ковра на маленьких пузатых ножках стоит дастархан. На нем расставлены несколько тарелок с мясной и рыбной нарезкой, блюдо с фруктами и бутыль сладкой сорокоградусной настойки.

Я возлежу на подушках с одного края ковра, а мой гость с другого. Мы уже опрокинули по пятидесятиграммовой стопке, и Абатай немного расслабился. Радушно улыбаясь, я не перестаю осыпать его лестью.

– Я так много слышал о твоей мудрости, Абатай-нойон, и потому нисколько не удивился, когда Великий хан Мунке выбрал именно тебя для такого важного дела. – Одеваю на лицо скорбную мину. – Как жаль, что Бескрайнее небо оборвало нить его жизни и забрало к себе так рано.

Подняв свою стопку, предлагаю выпить за упокой души Великого хана Мунке.

Опрокинув в себя крепкую настойку, монгол с удовлетворением крякнул и, собрав пятерней несколько кусков копченого мяса, отправил их себе в рот. Челюсти заработали, пережевывая пищу, а вот верхняя часть лица по-прежнему осталась желтой неподвижной маской.

На все мои слова Абатай лишь бесстрастно кивает, и я понимаю, что передо мной матерый волчара и уговорить его будет ох как нелегко. Понимаю, но надежды не теряю! Мне такие переговоры тоже не в новинку, я можно сказать на них «собаку съел».

Глядя на бесстрастное скуластое лицо гостя, я по новой наполняю стопки и мысленно усмехаюсь.

«Ничего-ничего, лесть с алкоголем такой термоядерный коктейль, что любую оборону сломает!»

Подавив ненужную сейчас иронию, я назидательно поднимаю вверх указательный палец.

– Даже великий повелитель улуса Джучи ван Берке оценил твою мудрость и знание дела, Абатай-нойон. Ведь в такие непростые времена, когда степь переполнена враждой, он поручил посланцу Каракорума перепись своих владений. – Тут я собираю на лбу морщины грустной озабоченности. – А ведь это очень ответственное и трудное дело! Давай выпьем за прозорливость вана Берке и его умение разглядеть настоящих людей, преданных заветам Чингисхана и интересам Великой монгольской державы!

Абатай влил в себя еще одну стопку и, утерев жиденькие усы, демонстративно отставил ее от себя. Я же, несмотря на эту демонстрацию, продолжаю свою линию.

– Одно только навевает на меня грусть! То, что нынешний Великий хан Хубилай ничего не знает о столь полезном и мудром человеке, как ты, Абатай-нойон, и к моему величайшему сожалению, никогда не узнает! Ведь Русский улус его очень мало интересует. Ныне, когда конфликт с Ариг-Бугой почти завершен, все помыслы Великого хана Хубилая заняты Китаем и его полным подчинением.

Мой краткий экскурс в дела Каракорума, явно, заинтересовал посла, хоть он и попытался это скрыть. Абатай не был дома уже больше трех лет, и то, что творится сейчас в монгольских степях, доходит до него сильно искаженным и с большим опозданием. Как я и предполагал, туманные перспективы собственного будущего сильно нервировали моего гостя. Смерть хозяина, пославшего его в дальний край, все сильно усложнила. Оценит ли кто-нибудь теперь его старания, вернут ли его обратно к ханскому двору, или он так и сгинет в этих диких урусских лесах? Что принесет лично ему его верная служба? Да и кому он теперь служит, если до сих пор нет единой власти, а по всей степи идет война за престол империи.

Из Орды ко мне приходили сведения, что Берке прямо предложил Абатаю перейти к нему на службу, чтобы данные последней переписи не ушли дальше Сарай-Берке. Золотоордынский хан, не желая делиться с Каракорумом, предпочел бы, чтобы там оставались в неведении об истинных размере Русского выхода. В таком случае, львиную долю русской дани можно будет оставить себе, отстегнув какие-нибудь крохи Великому хану.

Принял Абатай это предложение или нет, мне не известно, но в любом случае уже сам факт такого предложения должен был вносить диссонанс в душу ханского баскака, ведь, выбрав нового хозяина, он закрывал себе дорогу домой, в Каракорум.

Все эти сомнения я ловлю в промелькнувшей по лицу Абатая тени, а тот, подавив вспыхнувшее было сожаление, впервые за вечер проявил раздраженное нетерпение.

– Зачем ты позвал меня, консул Твери? – Его узкие глазки жестко встретились с моим взглядом.

Не отводя глаз, я вновь растянул губы в радушной улыбке.

– Только лишь для того, чтобы обсудить дела наши бренные.

Монгол ответил мне каменным выражением лица.

– Сначала ты запираешь меня, посланца Великого хана, в четырех стенах. Потом зовешь в неурочный час. Не мечтай, консул, твои хитрости не подействуют на меня! Завтра я потребую от князя Ярослава предоставить моим людям возможность действовать, и мы начнем перепись Твери. Если этого не случится, то я немедленно возвращаюсь в Сарай-Берке, а вам надо будет ждать совсем других посланцев. – Подумав еще, он со злым удовольствием добавил и даже повторил для понятливости дважды. – С огнем и мечом! С огнем и мечом!

Делаю для себя вывод, что пары алкоголя уже делают свою работу, и театрально взмахиваю рукой.

– Да что ты! Даже не сомневайся! Конечно же, завтра князь Ярослав предоставит тебе все полномочия, возможно, даже извинится за мою нерасторопность и задержку. – Тут я вновь изображаю озабоченность. – Ведь именно поэтому я и позвал тебя. Только неустанная забота и тревога за твое будущее, о многомудрый Абатай-нойон, заставила меня потревожить тебя в сей вечерний час.

Молва о моих вещих способностях давно уже ходит как по Русской земле, так и по Ордынским степям, и, думаю, именно она заставила моего гостя резко вскинуть на меня вопросительный взгляд.

– При чем тут мое будущее и что ты знаешь о нем? – Узкие бойницы глаз пробуравили меня недоверчивым интересом.

Продолжая хранить на лице печать озабоченности, добавляю туда еще и немного печали.

– Видишь ли, мой дорогой и уважаемый Абатай-нойон, Великое небо, подарившее мне способность предвидения, говорит, что уже в следующем году произойдут очень грозные события. Перемирие на западе империи будет нарушено. В начале года умрет ильхан Ирана Хулагу и повелитель улуса Джучи Берке тут же захочет воспользоваться этой ситуацией. Он нападет на южный Ширван и начнет войну против Абага, старшего сына и наследника Хулагу. Война будет затяжной и кровавой, а через год умрет и сам Берке. Новый же ван улуса Джучи Менгу-Тимур будет слабым властителем. Он не вернет откачнувшийся Хорезм, потеряет Ширван и всю причерноморскую степь, но тем не менее его амбиций хватит на то, чтобы объявить себя ханом, полностью независимым от Каракорума. Великий хан Хубилай будет так занят Китаем, что не сможет на это отреагировать и попросту махнет рукой на сей далекий осколок империи.

Делаю паузу и внимательно слежу за реакцией посла. Как бы он не старался сохранить на лице абсолютную бесстрастность, ему это плохо удается. Каждое мое слово вызывает у него жгучий интерес, а забурливший в крови алкоголь лишь усиливает это волнение.

Мой взгляд еще мгновение держит внимание Абатая, а потом я задаю вопрос.

– Вот и скажи, кому в такое смутное время нужна будет твоя перепись? – Он не торопится отвечать, и я усиливаю нажим. – Или лучше скажи, кто спросит за тебя, если вдруг посол покойного хана случайно пропадет в бескрайних русских лесах. Тут, бывает, целые армии пропадают, не то что пара-тройка сотен посольской охраны!

Ответ на мой вопрос очевиден, как и мой намек на ждущую ханского посла участь. Абатаю такая откровенность не нравится, и он тут же переходит в атаку.

– Неужто ты пугаешь меня, консул? – Он напыжился, до синевы стиснув губы. – Ты знаешь, что ждет того, кто поднимет руку на ханского баскака? Какая бы смута не царила в Великой степи, ханский гнев и правосудие все равно настигнут виновного! И тогда пощады не будет ни старому, ни малому. Все Землю твою предадут огню, а людей изничтожат!

Вижу, что от тревоги и неуверенности мой гость разошелся не на шутку, и, едва он замолкает, вскидываю руки от наигранного испуга.

– Да что ты, что ты! Разве кому придет в голову пугать ханского посланника⁈ Мне, точно нет! Ведь ты же знаешь, я человек деловой и разумный! Я просто хотел представить тебе разные картины будущего. – Даю еще пару секунд своему гостю спустить пар и продолжаю. – Один вариант будущего ты уже услышал, но есть и второй. На мой взгляд, он гораздо выгоднее для всех. Например, что если после смерти Берке на престол Золотой Орды сядет не Менгу-Тимур, а другой – совсем юный и более покладистый хан. Он будет слаб, будет нуждаться в поддержке и уж точно не захочет отделяться от империи, а даже наоборот, ему непременно потребуется признание Великого хана Хубилая.

Замолкаю на миг, позволяя Абатаю лучше переварить услышанное, и перехожу к главному.

– Что же тогда сделает юный хан, или, точнее, что сделает его мудрая мать? – Последним замечанием рассеиваю всякие сомнения моего гостя о том, о каком именно хане идет речь, и продолжаю. – Правильно, она захочет послать верного человека к Хубилаю. Верных и одновременно мудрых людей не много! Кого же ей выбрать? Я бы на ее месте остановил свой взгляд на верном и многоопытном советнике – Абатай-нойоне.

Еще одна пауза, и я дарю моему гостю мягкую улыбку хищника перед смертельным броском.

– Думаю, мне не надо тебе рассказывать, что будет ждать при дворе Хубилая человека, который привезет ему клятву верности от почти потерянного улуса. Далекий западный улус Джучи, огромная и беспокойная окраина Великой империи, вместо провозглашения независимости вдруг присягнет великому хану, и эта невероятная бескровная победа станет заслугой только одного человека – непревзойденного посла и дипломата, Абатай-нойона.

Для моего гостя только что нарисованное будущее и правда ослепительно. Я читаю это во вспыхнувших глазах монгола и, пока он в некоем ступоре, ставлю финальную точку.

– Вот поэтому я и позвал тебя, многомудрый Абатай-нойон, чтобы перед завтрашней встречей с князем Ярославом ты хорошо представил себе два варианта своего будущего и сделал правильный выбор.

Я жду ответа, но посол молчит и лишь зыркает на меня затравленным зверем. Именно ради этого момента я и держал его в десятидневном затворничестве. Ничто так не смущает душу и не вносит сомнения, как неведение. Я хотел добиться именно этого. Монгол должен был задергаться, занервничать, потерять свою выработанную годами спокойную уверенность. Именно поэтому и поздняя встреча! Все ради того, чтобы мысли Абатай-нойона не сумели выстроиться в стройную цепочку, а закружились бы в суетливом хороводе. Чтобы ему не пришло в голову взять время подумать, а все произошло здесь и сейчас! Тогда, по моим расчетам, шанс получить желаемый результат возрастал многократно.

Мой гость пока молчит и буравит меня глазами. Здравый смысл говорит ему: «Не торопись, тут надо все взвесить и хорошенько подумать», а азарт, нервное напряжение и алкоголь подстегивают: «Чего тут думать, ведь выбор очевиден». С одной стороны, безвестность и, возможно, глупая смерть, а с другой – слава, почет и богатство. Выпитая настойка давит на мозг моему гостю, мешая сосредоточиться и добавляя красок в оба варианта. В одном все черное и мрачное, а в другом – покрыто золотом и алым китайским шелком.

Абатай хмурит брови, а я с улыбкой поднимаю пузатую бутылку.

– Может еще по одной!

Скрипнув зубами, монгол машет рукой: «А давай», и подставляет свою стопку. Наливаю ему бордовую густую жидкость и позволяю себе немного иронии.

– Нелегкий выбор требует нелегких решений! – Подняв свой бокал, провозглашаю тост. – За те решения, о которых в будущем нам не придется жалеть!

Ханский баскак жадно опрокинул в себя обжигающую влагу и не менее жадно накинулся на еду. Наконец, прожевав, он поднял на меня прищуренный взгляд.

– Как этому юному хану удастся взять трон улуса Джучи?

Абатай-нойон не был бы собой, если бы сдался так легко, но в его вопросе, как и в тоне, с каким он произнесен, я уже вижу начало отступления и желание получить гарантии.

«Так, наш „приятель“ решил поторговаться, – подтруниваю над гостем про себя, – что же, это его право!»

По-прежнему держа на лице доброжелательную улыбку, отвечаю так, будто это абсолютно очевидно.

– Юному хану в сем нелегком деле поможет его добрый друг и северный сосед.

В глазах монгола промелькнуло сомнение.

– У северного соседа есть необходимые для этого силы?

– Есть не только силы, – рассеиваю его недоверие своим уверенным тоном, – но и полная поддержка влиятельных людей в Золотой Орде.

Мой блеф принес результат, и впервые за время нашей беседы посол удовлетворенно кивнул, но тут же задал очередной вопрос.

– Где гарантия того, что юный хан выберет послом к Хубилаю именно меня?

Откинувшись на подушки, я понимаю, что уже выиграл эту битву, но не тороплюсь расслабляться.

– Я мог бы сказать, что гарантией служит мое слово, которое я ни разу не нарушал, но вижу, что тебе, многомудрый Абатай-нойон, этого будет недостаточно. – Еще одна мягкая понимающая улыбка. – Мне кажется, что у тебя есть желание получить гарантии, так сказать, из первых уст?

Мой гость уже открыл было рот, чтобы ответить, но я опережаю его.

– Вот сейчас не торопись с ответом, уважаемый Абатай-нойон, потому что, получив эти гарантии, у тебя уже не будет дороги назад.

Мне нужен ответ прямо сейчас, но я хочу убедиться, что Абатай хорошо понимает: открыв ему свою тайну, я уже не приму отказа.

Минута тишины, и, не меняясь в лице, я замираю в ожидании. Вижу по лицу своего гостя, что сейчас в его голове идет нешуточная борьба. Алкоголь и раздерганная нервная система требуют от него «не тянуть кота за хвост», а быстрее согласиться и сбросить, наконец, этот невыносимый груз тяжкого решения, а опыт и здравый смысл отчаянно сопротивляются и отказываются лезть в расставленную ловушку.

Еще одна минута гнетущего безмолвия, но я не тороплю своего гостя и с безмятежным видом продолжаю расслаблено возлежать на подушках.

Время идет, но вот, утерев с бритой головы пот, Абатай вдруг двинул пустую стопку в мою сторону.

Понятливо наполняю ее, и мой гость жадно опрокидывает ее в рот. Затем, выдохнув, он решительно произносит.

– Я хочу получить гарантии от самой Боракчин-хатун и две тысячи золотых динаров.

Делаю вид, что не услышал вторую часть фразы, и удивляюсь прозорливости своего гостя.

– От тебя ничего не укроется, о мудрейший Абатай-нойон! Как быстро и тонко ты разгадал мою тайну!

Рот моего гостя растягивается в снисходительной усмешке, не замечая иронии, ведь я так старательно в течении всего разговора подсказывал ему это имя.

Затем я ненадолго задумываюсь, показывая тяжесть своего решения, и в миг сокращаю запрошенную сумму вдвое.

– Одна тысяча динаров и ты получишь гарантии!

– Полторы! – Тут же возвращает мне «мяч» посол.

Вновь беру паузу. Быстро соглашаться нельзя, таковы правила торговли. Потянув для вида время, азартно протягиваю руку.

– Хорошо! Только из уважения к тебе, мой уважаемый друг! – Позволяю себе легкую фамильярность. – Пятьсот вперед и тысяча после заключения сделки!

Абатай-нойон тоже для приличия медлит, а потом подает мне свою маленькую, но жилистую ладошку.

– Холосо! – Произносит он по-русски и сжимает мою ладонь.

В этот момент я мысленно поздравляю себя с победой.

«Итак, большая игра началась!»