Текст книги "Тверской баскак. Том Шестой (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Емельянов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 18 страниц)

Тверской баскак. Том Шестой

Часть 1
Пролог // Эндшпиль

Середина июня 1259 года

Караван-сарай Муйна'-аль-Салах стоит на месте бывшей сторожевой крепости Хорезмского царства у самой границы Мавераннахра и Дешт-и-Кипчак. Некогда разгромленное монголами поселение через сорок лет вновь возродилось из пепла, словно птица Феникс. Только вместо магии, животворящей силой послужила неиссякаемая тяга человечества к наживе. Через эту точку на карте лежит самый прямой торговый путь от новой столицы улуса Джучи к плодородному междуречью Мавераннахра и дальше – к Хорасану и владениям ильхана Хулагу. Бескрайняя монгольская империя на короткое время объединила Великую степь с государствами Междуречья и Иранского нагорья, ненадолго усмирив пожар бесконечных войн. Этот краткий период мира тут же откликнулся расцветом торговли, и столица Золотой Орды соединилась с городами бывшего Хорезма нитью бесчисленных торговых караванов.

Этот жаркий июньский день не стал исключением, и с севера по направлению к Муйна'-аль-Салаху тоже двигался караван. Два десятка верблюдов растянулись по торговой тропе посреди зеленого моря молодой степной травы. Три всадника в волчьих монгольских шапках ходко рысили впереди, всматриваясь в степь и выискивая глазами возможную опасность. Бескрайнее степное море отвечало им полной безмятежностью, но это кажущееся спокойствие ничуть не усыпляло их бдительность. И это не удивительно, ведь они охраняли не просто дорогой товар…! Они охраняли самую высокородную беглянку из всех, что когда-либо проезжала по этим местам! Боракчин-хатун бывшая старшая жена Батыя, а ныне жена его сына Тукана и регентша так недолго правившего хана Улагчи. Именно она бежала сейчас под палящим солнцем Дешт-и-Кипчак под защиту ильхана Хулагу. Вместе со своим малолетним сыном Туда-Мунке она надеялась укрыться от преследования Берке при дворе двоюродного брата своего бывшего мужа. После смерти наследника Улагчи удача покинула Боракчин-хатун, и все ее попытки усидеть на троне окончились ничем. Она тщетно пыталась посадить на престол Золотой Орды своего новорожденного сына Туда-Мунке, но во второй раз тот же трюк, что и с Улагчи, не прошел. Уставшая от женского правления, монгольская знать ее не поддержала, почти вся она встала на сторону вовремя вернувшегося из похода Берке.

Тут не было вины Боракчин, просто она была слишком уж умной и властной женщиной для своего времени, а такие качества уже сами по себе несли для нее массу неприятностей. Степная аристократия уважала матерей своих детей, но не более. Женщина должна знать свое место, так считал любой мужчина в любой юрте от Керулена до Волги, и не важно, была ли эта юрта хана, нойона или бедного пастуха. Вся степь смотрела на властные притязания Боракчин с крайним раздражением. Любой ее указ воспринимался в штыки, а силовое давление с затаенным ворчанием.

Поэтому дворцовый переворот не стоил Берке больших усилий. Он взял власть в Золотом Сарае еще до своего появления в городе во главе двадцатитысячного войска. Уже тогда родовая аристократия Улуса Джучи ясно дала понять Боракчин-хатун, что воевать за нее и ее сына не станет. Точно зная, что от Берке пощады не будет, той оставалось лишь бегство. На тот момент убежище от всевластной руки властителя Золотой Орды можно было найти либо в Каракоруме под сенью ханского шатра, либо у Хулагу, полновластного властителя Ирана и всей Центральной Азии. Боракчин выбрала Хулагу, потому что тот обещал ей полную защиту и прием, соответствующий ее статусу, да и дорога в Иран была куда короче, чем в Монголию или даже в Китай.

Здравый смысл и многолетний опыт подсказали Боракчин-хатун, что борьба в таких условиях бесполезна, и она полностью сосредоточилась на бегстве. Двоюродный брат Батыя и нынешний ильхан Ирана – Хулагу – всегда питал к ней особые чувства, и при его дворе она, действительно, могла рассчитывать на реальную поддержку, вплоть до военной помощи. К тому же Хулагу терпеть не мог Берке, и это чувство было у них взаимным. Эти два внука Чингисхана ненавидели друг друга больше, чем кого-либо из своих самых лютых врагов.

Боракчин спешила, торопясь уйти как можно дальше от Золотого Сарая, и здесь на границах Великой степи ей уже начало казаться, что удача вновь ей улыбнулась, но это было не так. В Караван-сарае, куда она держала путь, ее ждала засада. Будь у нее крылья и поднимись она как орлица над облаками, то увидела бы целую сотню всадников, прячущуюся за стенами Муйна'-аль-Салаха. К сожалению для нее, бог не дал ей крыльев, и она упорно двигалась к своей гибели.

Буркан Кули, сотник личной охраны Боракчин-хатун, ехал во главе каравана, не сводя глаз с линии горизонта. Из целой сотни охраны лишь он да еще с десяток воинов сохранили верность опальной ханше, и их жизнь также как и ее теперь висела на волоске.

Сотник в очередной раз вскинул взгляд к горизонту и вдруг зло скривился.

– Вот, дерьмо! – Прошептал он про себя.

Его глаза впились в появившуюся на гребне ближайшего холма цепочку всадников. На таком расстоянии трудно было различить кто это, но одно можно было сказать точно – это воины! Солнечный блик на начищенных шлемах говорил сам за себя.

В этом забытом уголке вселенной, как посчитал Буркан, других воинов, кроме посланцев Берке, быть не может. Матерый вояка даже не усомнился в этом и, повернувшись назад, заорал во весь голос на погонщиков.

– Разворачивайте верблюдов! Живо!

Слуги засуетились, а из центра каравана к нему подъехала всадница, закутанная с ног до головы в белый бурнус.

– Мы сможем оторваться от них? – Раздался из темноты капюшона ее властный грудной голос, и Буркан безапелляционно отрезал.

– Всем не уйти, моя госпожа! – Он почтительно склонил голову. – Возьмите заводных лошадей и бегите, я попытаюсь задержать погоню.

Боракчин молча кивнула, принимая его самопожертвование, как должное. Ее взгляд мгновенно выцепил из толпы еще одну всадницу с кулем младенца на руках. Жестом она приказала той следовать за собой и нервно ткнула пятками свою кобылу.

– Пошла! Пошла! – Боракчин стеганула камчой по лошадиному крупу, и маленькая степная лошадка рванула с места в галоп.

Всадница с ребенком пристроилась следом, и пока погонщики верблюдов суетились возле своих кораблей пустыни, две женщины во весь опор помчались в сторону ближайшего распадка, надеясь укрыться там от глаз преследователей.

Буркан и его десяток бойцов поскакали в противоположную сторону, вытаскивая на ходу луки и цепляя тетиву. Верные клятве телохранители готовились к последнему в своей жизни бою. Исход его был ясен заранее, противника больше чем вдвое и все на что можно было надеяться в этой схватке – это задержать врага хоть на какое-то время, чтобы дать беглянкам возможность оторваться.

Опытный глаз матерого воина смерил стремительно уменьшающееся расстояние до врага и наложил стрелу. Рука приготовилась натянуть тетиву, как только дистанция позволит достать противника выстрелом.

– Триста шагов, двести пятьдесят, двести… – Автоматически отсекло сознание монгольского сотника, когда его десяток накрыл дождь коротких, зло жалящих стрел.

Под недоумение старого вояки вокруг него начали падать с коней его товарищи. Стрелять с такого расстояния – это попусту расходовать стрелы! Так говорил ему многолетний опыт, но противник явно опровергал его. Почти не целясь, Буркан спустил тетиву, и стрела рванулась в воздух. Времени на второй выстрел уже не было, и он выхватил саблю. Другая рука рванула из-за спины щит, и как раз вовремя! Острие чужого копья, грохнув по щиту, пронеслось мимо, и Буркан что есть силы обрушил на врага свою саблю.

Уже с первого обмена ударами сотник понял, что перед ним серьезный противник. Со второго – это не воины Берке! По тому, что он видел, это вообще были не монголы, не кипчаки и не булгары. Особо всматриваться во врага у него не было времени, впрочем как и на еще одну атаку. Удары посыпались на него со всех сторон, и он едва-едва успевал отбиваться.

«Рядом уже не осталось товарищей, способных прикрыть со спины!» – Едва в его голове вспыхнула эта мысль, как мощный удар в голову выбил его из седла. Теряя сознание и валясь на землю, он услышал на плохо знакомом ему урусском языке.

– Вяжи его! Старшой гаво’рил ентого живьем брать!

* * *

Нахлестывая кобылу, Боракчин неслась к виднеющемуся впереди распадку. Сзади слышался топот заводных лошадей. На круп позади, раздувая ноздри и высоко вскидывая передние копыта, скакал мерин Иргиль.

«Если сейчас оторвемся, то до темноты не догонят, – мелькнуло в голове Боракчин, – а там, может и…»

Эта мысль еще не успела до конца сформироваться, как рука бывшей повелительницы половины мира резко натянула поводья. Заржав, кобыла взвилась на дыбы. Бежать дальше было некуда. Из того самого распадка, куда они так стремились, вдруг показались всадники.

Боракчин бросила взгляд назад, туда, где отчаянно рубилась ее охрана, потом вновь на приближающихся чужаков и поняла.

«Это все ловко расставленная западня! Пока те, с холма, разбираются с охраной, эти должны захватить меня и сына! – Женщина до боли закусила губу. – Захватить живой, чтобы эта мразь Берке смог насладиться казнью!»

Ее ладонь легла на рукоять кинжала.

«Сына он тронуть не посмеет, а меня не получит!»

Боракчин рванул лезвие из ножен, но в тот момент, когда она уже готова была ударить себя в сердце, ее запястье перехватила жесткая рука.

– Не торопись, госпожа! – Взгляд Иргиль встретился со вспышкой ярости в глазах ханши.

– И ты?!. Будь ты проклята…! – Боракчин разразилась проклятиями, пытаясь вырваться. – Как ты могла продаться Берке⁈

Удерживая одной рукой испуганно завопившего ребенка, Иргиль все же смогла справиться с бешеным сопротивлением его матери

– Успокойся, я не предавала тебя! Это не посланцы Берке!

Не сразу, но до бывшей ханши все же начал доходить смысл сказанного, и ее взгляд вновь метнулся к мчавшимся к ним всадникам. Теперь, когда уже стали видны бородатые лица, можно было точно сказать – на воинов Берке они походили мало.

Вырвав нож из руки Боракчин, Иргиль повернулась к подлетевшему чужаку.

– Чего так долго, Соболь⁈ Еще немного и нас бы перехватила ханская погоня!

В ответ тот осклабился во всю ширь своего рта.

– И я рад видеть тебя, Иргиль!

Глядя на это искрящееся радушие, суровые черты лица Иргиль на миг разгладились, но тут же вновь закаменели. Она обернулась к оставленному каравану и, глядя на суетящихся погонщиков, жестко бросила Соболю в лицо.

– В живых никого не оставлять! Свидетелей случившегося остаться не должно!

Часть 1
Глава 1

Начало мая 1263 года

Стоя у открытого окна, я смотрю на раскинувшийся внизу город. То, что я вижу, мне нравится, и тихо подошедший со спины Калида словно бы озвучил мои мысли.

– Да уж, разрослась Тверь, глазом не охватить!

Не отвечая, молча соглашаюсь со своим другом, в сравнении с тем, что мы увидели здесь двадцать пять лет назад, город действительно не узнать. Тот Заволжский острог на левом берегу Волги, что когда-то начинался с простого барака, ныне уже выплеснулся за свои стены с населением поболее многих городов русских.

Мой взгляд прошелся по противоположному берегу Волги, где красные черепичные крыши, словно шляпки крепких грибов-боровиков, облепили со всех сторон кирпичные стены и башни острога. Эта крепость вместе с заводскими укреплениями в селе Медное надежно прикрывали Тверь с севера, хотя сейчас трудно даже представить, кто осмелился бы посягнуть на Тверскую землю с той стороны. Ливонский орден отодвинут на запад, все их города в Эстляндии теперь под Тверью. В Ревеле, Дерпте и Нарве стоят наши гарнизоны, обеспечивая Балтийский выход тверской торговле. Новгород ныне хоть и бурлит временами, но на первенство Твери не претендует. Нездиничи крепко держат там бразды правления, а уж они-то точно знают, что сориться со мной невыгодно, родня все же. Да и небезопасное это дело, если честно. Пример Эстляндии у них всегда перед глазами, ведь в одну зиму мы оттяпали ее у ливонцев, и те ничего, сидят смирно. Потому что понимают, если рыпнутся, то могут потерять и Ригу и вообще все, что у них осталось в Прибалтике.

С северного берега Волги мой взгляд переходит на южный, где стоит сама Тверь или как теперь ее называют на Руси – Красная Тверь. Поначалу название прилипло из-за красно-коричневого цвета глиняных кирпичей, из которых сложены стены Тверского кремля, а потом уже в цвет пошло и другое значение этого слова – красивая, богатая. Уж больно дивит русичей сей город, и своими каменными домами в два-три этажа, и широкими мощеными камнем улицами, и златоглавыми соборами, да церквями.

Два пояса крепостных стен защищают город. Кремлевские стены – раз, и стены Нового города – два, но Тверь давно уже перешагнула и второй защитный пояс. Ремесленные слободы и районы мануфактур раскинулись так далеко на юг и юго-запад, что уже сомкнулись там с окружающими город деревнями.

Так что Калида прав, границ города не видно даже отсюда, с высоты башен Кремля.

Такой стремительный рост города обусловлен еще и моей постоянной борьбой с главной бедой всех русских городов – пожарами. Большие пожары на Твери теперь редкость, а когда город выгорал целыми районами уже мало кто и вспомнит, а все потому что с каждым годом уменьшается процент пожароопасной деревянной застройки, а эффективность противопожарной охраны растет.

Сейчас внутри кремлевских стен только кирпичные и каменные дома. Впрочем, частных зданий здесь раз два и обчелся: в основном Тверские и Союзные приказы, княжий терем, палаты консула, кремлевский Богоявленский собор, да несколько домов самых знатных тверских боярских родов. Дальше за стенами кремля раскинулся Новый город, там деревянных домов примерно половина, но уж крыши их точно черепичные, и печные трубы в обязательном порядке накрыты искрогасителями. Пожарные пруды выкопаны в каждом квартале, дозорные с вышек постоянно следят за городом, а обученные команды по сигналу колокола готовы ринуться на тушение любого пожара.

Отсюда сверху мне хорошо видно, как две широкие мощенные брусчаткой улицы – Южный тракт и Московский проспект – делят красное море черепичных двускатных крыш на три неравные части, в каждой из которых торчат шпили колоколен, купола церквей и пузатых водонапорных башен.

Южный тракт начинается Преображенской площадью прямо от Троицких ворот кремля и идет через весь Новый город до Затверецкой заставы. Это самый деловой и богатый квартал города. Здесь в основном боярские терема и дома именитого купечества, а вокруг Преображенской площади стоят трех– и двухэтажные здания гостевых дворов и крытых торговых рядов.

За стеной Нового города царит уже полное разномастье. Там еще полно деревянных построек, а ближе к окраинам так и крыш, крытых соломой да дранкой. Приходиться с этим мириться, ну нет у людей денег на большее! Тут перегибать палку тоже не стоит, я же вижу, стоит тверичанину чуть разбогатеть, чуть обрасти жирком, так он первым делом крышу перекрывает да дом перекладывает. Чтоб под стать лучшим людям было, чтоб не зазорно! Что поделаешь, статус! Встречают-то по одежке, да и выпендриться перед соседями тоже охота.

Строить еще одну городскую стену вокруг разросшихся окраин я не планирую. Площадь города уже настолько велика, что защищать ее сплошным кольцом стен нерентабельно. Теперь оборона держится на цепочке крепостей вдоль южной и западной границ княжества. Первый пояс: остроги Городня, Бурашево, Никольское. Второй: Старица, Клин, Дмитров. И внешняя граница из крепостей: Ржева, Вязьма, Калуга, Тула, Кашира и Коломна. Просочиться мимо такого заслона для более-менее значительного войска просто нереально, а от малых набегов отсиживаться за стенами Твери уже и не с руки. Да и по большому счету после похода на Запад у Союза городов Русских остался только один серьезный противник и пока что, к сожалению, сюзерен – это Золотая Орда и монгольская империя. И хоть сразу после окончания большого Западного похода там началась очередная междоусобная свара, стричь купоны со своего Русского улуса они не забывают. Великий хан Мунке умер три года назад, и его младшие братья Хубилай и Ариг-Буга тут же начали грызню за ханский престол. Уже больше трех лет по всей Великой степи идет война, режутся ни на шутку, крови монгольской не жалеют, и, насколько мне позволяет знать мое историческое образование, еще год будут резать друг друга, пока Хубилай не одолеет.

С одной стороны, это хорошо! Недосуг им серьезно совать свой нос в дела далекого Русского улуса, а с другой, война всегда вредит торговле. Караваны с Китая уже не приходят в Золотой Сарай как раньше, да и сама столица Батыя, надо сказать, захирела. Берке, едва усевшись на троне, первым делом перенес главный город. Теперь он почти на сотню верст севернее и стоит на левом берегу реки Ахтуба. Называется стольный ордынский град ныне Сарай-Берке, хотя и там беспокойный властитель не задержался. Года не прошло как ван улуса Джучи перенес свою резиденцию из Сарай-Берке в город Булгар, что стоит на восточном берегу Волги, чуть южнее впадения реки Камы. Там теперь центр торговли, центр пересечения торговых путей. С севера идут товары с Твери и Руси, с востока торгует Пермь и Великая степь, а с юга приходят караваны из Мавераннахра и Ирана.

Хотя в последний год торговля встала и здесь. И причиной опять война, хоть и другая. Двоюродные братья и хозяева западной части Великой монгольской империи не смогли мирно поделить Азербайджан и Закавказье. Так что уже второй год идет война между ваном Золотой Орды Берке и ильханом Ирана Хулагу. С переменным успехом сражаются монгольские батыры на Кавказе и здесь тоже крови своей не жалеют. Ныне Дербент и Шемаха под Берке, а Баку и южный Ширван остались за Хулагу.

Для меня и всей восточной торговли самое печальное в этом то, что в начале сего года в порыве бессильной ярости Хулагу приказал перебить на своей земле всех купцов из Орды. Естественно, Берке в долгу не остался и ответил казнью всех торговцев из Ирана. На этом торговля по всему Востоку замерла в ожидании перемен к лучшему. Вот и я сейчас на перепутье, отправлять ли в этом году корабли в Дербент и Ширван, или как в прошлом ограничиться Булгаром и Сарай-Берке. Уж слишком высоки риски попасть под раздачу! Там на подконтрольных ильхана Хулагу землях особо разбираться не станут, с Руси купцы или с Орды. Для чиновников ильхана достаточно того, что Русский улус де-юре входит в улус Джучи, а стало быть, все мы здесь подданные вана Берке, а значит, подлежим суровому наказанию.

Я ломаю голову над этой проблемой уже не один месяц и все еще не могу прийти к однозначному решению. В прошлом году, заранее зная о торговом терроризме обоих правителей, я запретил своим кораблям походы в Баку и порты Кавказа. В этом также благоразумнее было бы не лезть головой в пасть льву, но, с другой стороны, торговля стоит уже год. И тот, кто первый ее откроет, тот и получит весь навар.

Ко всему мои Ганзейские партнеры прямо умоляют меня о товарах с юга. Пряности Индии, шелк из Китая, хлопковые ткани и иранские ковры! Все это шло из Баку, Дербента и Маверанахра и приносило нашему торговому союзу немалую долю дохода. Теперь этого нет, и они ноют как капризные дети, каждый раз напоминая мне о моих обещаниях. Конечно, ведь рисковать не им! Их корабли, что придут к осени в Ревель, будут ждать там зимы и тверских караванов, что доставят по санному пути заморский товар.

Да, я обещал им золотые горы, но ведь даже без восточной экзотики им жаловаться грех. Свекольный сахар, подсолнечное масло, льняные ткани, не говоря уж о традиционно русских товарах: меха, зерно, пенька и прочее… Все это идет с Руси сплошным потоком и, думаю, уже озолотило тех ганзейских купцов Любека, что заключили когда-то со мной торговый договор.

В общем, товара хватает и без азиатских диковинок! С караваном на юг можно было бы и подождать, но кроме барыша у меня на уме есть и еще кое-что. Мои знания из прошлой жизни подсказывают, что сейчас на востоке наступают такие времена, кои могут развернуть взаимоотношения Орды и Руси на сто восемьдесят градусов. Если сработать тонко и умно, то можно без большой войны подчинить себе не только весь Волжско-Каспийский торговый путь, но и вообще всю Золотую Орду. Тут очень важна своевременность действий, опасно как опоздать, так и начать преждевременно.

Об этом как раз и напомнил мне голос Калиды.

– Посол хана Берке Абатай-нойон вчера миновал острог Клин и через пару дней уже обещает быть на Твери.

Я озабоченно морщу лоб. По поступающим из Орды сведениям, этот Абатай не просто посол хана Берке. Он едет аж из Каракорума с поручением уже почившего ныне Великого хана Мунке, провести полную и достоверную перепись населения Русского улуса.

Поскольку, пока Абатай ехал, хан Мунке уже умер, а новая власть в Каракоруме еще не устоялась, то утвердить наказ почившего хана пришлось Берке. Тот, говорят, возражать не стал и не только почтил Абатая своим доверием, но еще и довесил полномочий. Он назначил ханского беклярбека своим послом и поручил ему в дополнение к переписи провести еще и тщательное расследование старого дела об исчезновении Боракчин-хатун с сыном.

По понятным причинам, эти новости меня сильно встревожили. Я ведь не доплачиваю в казну монгольской империи до двух третей налогов и очередная перепись населения мне совсем не к чему! Да и возобновление дела о похищении Боракчин-хатун тоже весьма некстати.

Только-только шум от того скандала поутих, и вот опять! Тогда, сразу после инцидента, основное подозрение пало на людей Хулагу, но и меня не миновало придирчивое внимание следователей Берке. К счастью, никаких доказательств моего участия в деле не обнаружилось, и тем не менее вот уже третий год Берке настойчиво желает моего приезда в Орду для дознания и допроса. До сего дня мне удавалось находить убедительные отговорки, но я знаю, что ехать все равно придется. Хотя бы потому что в январе будущего года грядут выборы, и, если я сохраню свой пост, то надо будет получить на него ярлык, то бишь, подтвердить полномочия у хана Золотой Орды.

Повернувшись к Калиде, смотрю ему прямо в глаза.

– Встретить посла со всеми почестями, разместить на Ордынском подворье и пусть ждет. Вино, еда, женщины, ни в чем ему не отказывай, но торопиться с аудиенцией не будем. Пусть наш «друг» потомится в ожидании и поймет, что здесь, в Твери, далеко не все во власти монгольских ханов.

Ордынский двор – это специальный район на юго-восточной окраине Твери, примыкающий к наружной стене Нового города. Там есть терем для высоких гостей, место для юрт его свиты и конюшни для их многочисленных лошадей. Главное в том, что оно огорожено со всех сторон, и контакт наших «милейших степных хозяев» с коренным населением ограничен до минимума. Выход ордынцев со двора разрешен только в сопровождении сильной тверской охраны, способной мгновенно погасить любую агрессию как со стороны ордынцев, так и со стороны тверичей.

Этому новшеству всего три года и за него, скорее всего, тоже придется отвечать в случае поездки в Орду, поскольку оно крайне раздражает наших степных гостей. Я это понимаю, но и отлично помню, что в той изучаемой мною истории тверской бунт и убийство баскака стоили Михаилу Тверскому головы. Поэтому считаю, пусть уж лучше монгольские послы злятся живыми, чем мне придется отвечать за них мертвых. За те три года, что прошли после возвращения из Западного похода, в Твери их побывало немало, и кляуз на меня, думаю, они настрочили тоже изрядно.

Почему, до сих пор, за них с меня не спросили⁈ Да все по той же причине! Хану Золотой Орды в последние четыре годы не до того. У Берке и без Русского улуса полно головной боли, поэтому мне пока и удается избегать серьезных проблем. К тому же я нужен Берке! Ведь что для Орды сейчас важнее всего⁈ Правильно, деньги! А я, то бишь Союз городов Русских, являюсь основным их поставщиком. Ордынский выход с Русского улуса в казну Берке приходит⁈ Приходит! Налоги с русского товара, что продается на рынках Орды, поступают⁈ Поступают! Пошлина за транзит по Волге тверских судов идет⁈ Идет! Что еще надо⁈ Ведь, ежели все перечисленное суммировать, то сумма составит львиную долю всего дохода улуса Джучи.

Берке это понимает и потому терпит мои выходки, пока я не выхожу за рамки разумного. Ведь владения его, действительно, сильно усохли в сравнении со временами Батыя. В Хорезме внук Чагатая Алгу-хан объявил себя независимым от Золотого сарая, а на то, чтобы проучить неразумного, у Берке нет ни времени, ни сил. У него другая война. Он втянулся в разборки с ильханом Хулагу за Ширван, которым не видно конца.

Западные земли от Днепра до Дуная тоже практически потеряны, потому что они теперь под Бурундаем. После Западного похода тот с половиной войска так и не вернулся на Волгу, а основал свой улус на этих землях. Формально, он входит в улус Джучи и подчиняется Берке, но на деле это не так. Бурундай полностью самостоятельный правитель. Он хоть и чтит традиции, но долю со своих владений Берке не платит, а доля эта немалая! Пол Европы платит дань Бурундаю, и золота у него, пожалуй, поболее, чем у хана Золотой Орды.

Бурундай уже очень стар и вот-вот помрет, а кому достанется его наследство большой вопрос. Берке смотрит далеко вперед, и это еще один момент, почему он жестко не наезжает на меня. Он точно знает, что за улус Бурундая придется побороться, и моя помощь в этом деле может стать решающей. Вот и получается, что я нужен Берке даже больше, чем он мне! Пока я сижу в Твери, налоги с Руси и с русской торговли текут ему в казну, а стоит начать разборки и денежный поток тут же прекратится. На что тогда ему воевать⁈

Да, я могу позволить себе некоторую свободу, но до определенных пределов. У нас с Берке как бы была негласная договоренность, я плачу по счетам, а он до поры не лезет в дела Русского улуса. А теперь что⁈ Получается, что приезд нового баскака со старой песней о переписи населения эту договоренность нарушает.

«Зачем это Берке⁈ – Задаю себе этот вопрос и не нахожу ответа. Порой понять логику средневекового монгольского хана бывает трудновато. – Может почувствовал силу⁈ У него есть основания считать, что войну с Хулагу он выиграл. Дербент и северный Ширван он вернул под свою руку. Правда, война ещё не закончилась и на следующий год разгорится вновь, но он-то этого еще не знает!»

Подумав, усмехаюсь про себя.

«Кажется, этот человек просто не может жить спокойно! Пока на фронте с родней замирение, надо по-быстрому наехать на северных подданных! Не сидеть же без дела!»

Звук приоткрывшейся двери отрывает меня от мыслей. Поднимаю взгляд и вижу вошедшего Прошку. Нет, ныне его так назвать уже язык не повернется. Ныне он солидный человек – глава всей моей личной канцелярии, Прохор Василич Смолянинов.

На мой вопросительный взгляд Прохор кланяется в пояс.

– Извини, господин консул, за беспокойство, но жена твоя – Евпраксия Нездинична – спрашивает. Изволишь ли ты быть к обеду?

«О, черт! – Мысленно крою себя за забывчивость. – Ведь обещал же!»

Дело в том, что из Новгорода приехали братья жены, и она очень просила меня быть на сегодняшнем обеде. Евпраксия пригласила братьев к обеду и хотела, чтобы я обязательно присутствовал.

Я имел неосторожность согласиться, хотя и понимал, что с того момента, для братьев Нездиничей это будет уже не просто обед, а случай изложить свои просьбы в неформальной обстановке. Ну и, конечно же, возможность показать всем, что они не абы кто, а родня самому консулу.

Выслушивать новгородские дрязги мне не очень хочется, но и обижать родню не с руки, поэтому я прячу тяжелый вздох.

– Хорошо, Прохор, скажи Евпраксии Нездиничне, что я сейчас буду.