Текст книги "Лохо Эректус"

Автор книги: Дмитрий Бычков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц)

Венедикт глубоко затягивался и лихорадочно думал. Похоже, узкоглазый не лгал. И говорил с ним всю дорогу так, будто привык командовать армией. Китайские гэбэшники… Вот это да! Вот это подстава! Черт бы побрал этого Мо! Ведь это уже не какая-то там непонятная триада, а гораздо, гораздо более жесткая вещь! Это целая государственная машина со всей своей мощью, которая не остановится ни перед чем и, без сомненья, сотрет их всех в порошок. И даже свои комитетчики не помогут – Китай нам с недавних пор большой друг. А скорее, сами же и сдадут его желторожим. Ведь сориться из-за него, Венедикта, с Пекином не станет никто.

– Но у меня нет того, о чем вы просите, – выдавил наконец бандит и кинул на стол ключи от наручников. – Мо нас самих круто кинул. А кейс взял какой-то собачник.

– Зачем ваши люди присутствовали при сделке? – спросил, освобождая руки, Ли Пенг.

– Мо просил оказать помощь в охране. Сказал, что опасается за жизнь.

– Что это за человек с собакой, о котором вы говорите?

– Не знаю. Мы его сами ищем. Мы думали, в кейсе деньги. Мо обещал заплатить.

– Хорошо, я готов пойти на дополнительные издержки, – понял намек Ли Пенг. – Сколько вам должен был Мо?

Венедикт назвал сумму.

– Вы получите в три раза больше, – китаец встал и принялся разминать затекшие конечности. – Сегодня же сможете забрать половину. Остальное – после того, как я получу "дипломат".

Венедикт продолжал раздумывать. Нет, на лоха желторожий точно не тянет, а его угрозы звучат очень внушительно. Черт, так он и знал! Развел его Мо… И теперь, выходит, найти кейс – вопрос его жизни. А что если грохнуть китайца? Он смерил Ли Пенга оценивающим взглядом и с самодовольным видом выпустил несколько колец.

– А что, если я скажу "нет"?

– Если со мной что-нибудь случится, товарищ, – Ли Пенг многозначительно улыбнулся. – Через несколько дней здесь будет отряд профессиональных убийц. И тогда смерти вам не избежать, это точно. Они выйдут на вас так же быстро, как я нашел этот пруд. Так что вам со мной лучше не ссориться. Поверьте на слово, наши возможности безграничны, и я бы на вашем месте не стал рисковать. Это не голливудский боевик с Джеки Чаном. Это чужая и очень большая игра, а вы… Вы просто случайный попутчик. Так что найдите мне этого человека и отдайте контейнер.

По скулам Венедикта заходили желваки. Он пронзительно посмотрел на китайца.

– Ну, хорошо, допустим… Допустим, мы найдем этого собачника и вы получите кейс. Какие у меня гарантии, что после этого ваши киллеры не появятся здесь?

– Мое слово, – холодно ответил Ли Пенг и, подойдя к столу, стал засовывать сюрикены в потайные карманы рукавов. – Ваша жизнь не интересна моей стране, так что можете спать спокойно. Змея орла не укусит.

4.2. Ситуация со слоном не продвинулась ни на метр. Ольга, промучившись еще с полдня, по-прежнему так и не нашла ни одного желающего с нами сотрудничать. Никто из организаций и лиц, имеющих в распоряжении животных, не шел на контакт ни на каких условиях. Ко всему прочему с утра на городской мне позвонил Егор и объявил, что помочь с нашим вопросом не сможет. Вероятно, догадывался я, проанализировав неадекватность Джорджа в связи с последним звонком, он просто решил соскочить и не портить ни с кем отношения. Ведь знакомить пассажира с такой репутацией с милицейскими шишками наверняка будет делом рискованным. А ссориться с ментами из-за какого-то слона – дело неблагодарное. В общем, в воздухе явно чувствовался запашок катастрофы, потому как за все время работы в компании это был первый раз, когда мы с Ольгой оказались не в состоянии выполнить задание. Единственное, что было к этому моменту готово, так это маршрут. Чего, разумеется, было весьма мало.

После обеда мы с Ольгой и пара еще заряженных Джорджем манагеров провели совещание, на котором было решено приостановить все действия до появления Его Высочества в офисе. Договорились, что как приедет, зайдем для отчета все вместе, чтобы он не смог обвинить в саботаже кого-нибудь одного. К тому же нам надо было, в конце концов, отвлечься и на другие дела. А мне еще и заняться мобильным. Мало того, что мне предстояло купить новый аппарат, необходимо было еще восстановить прежний номер.

Генеральный появился в офисе только к семи. Вид у него был помятый, кулаки были разбиты в кровь. Водитель по секрету объяснил, что вчера Джордж по пьяни разбил после "Рая" в стрип-клубе какое-то стекло и порвал пиджак официанту. Через полчаса вся наша группа была вызвана на ковер. Когда мы расселись, шеф приказал доложить ситуацию со слоном, и мы начали по очереди "хвалиться" успехами. Джордж слушал молча, курил. На нас почти не смотрел, изучая страницы журнала.

Когда монологи стихли, и в кабинете повисла угрюмая тишина. Генеральный по-прежнему был нем, однако на этот раз почему-то смотрел на меня очень внимательно. Выражение лица его было презрительным – вероятно, он даже не понял того, о чем мы ему только что сообщили. Наконец, выдержав паузу, он кинул на стол передо мной свой таблоид.

– Найди мне эту доску срочно! В мае мега-конференция в Сочах. Хочу там круто засветиться.

Я кинул взгляд на журнал. На одной из фоток была изображена доска для серфинга с мотором. Сопроводительная надпись гласила, что это нынче самый тренд. Однако ни названия дистрибьютора, ни контактов компании под картинкой не было.

– Хорошо, Юрий Борисович, понял. Завтра займусь.

– Давай, помоги мне. Ольга, теперь ты, – обратился генеральный к ивент-менеджеру. – Ты в отпуск на пару недель случайно отправиться хочешь? Мне кажется, тебе бы пора отдохнуть. Ты очень устала.

Та оторопела.

– Да, нет, Юрий Борисович, не чувствую пока. Я вроде зимой собиралась…

– Не, не, не, – перебил, запротестовав, Джордж. – Ты меня, блядь, не понимаешь. Если я говорю, что ты устала, значит, ты, сука, устала. Так что прямо с понедельника – в путь. И чтобы тебя тут в ближайшие две недели не было!

Ольга интенсивно заморгала. Казалось, смотреть ей стали мешать выступавшие слезы.

– Ну, Юрий Борисович, я уже со всеми договорилась. Тур забронировала. А сейчас и денег-то нет…

– Я тебе сказал, в понедельник, значит, в понедельник, тупая! А зимой – это отдельная тема, – прошипел шеф, ударив кулаком по столу. – Ты что, блядь, не русская, что ли? Тебе по-аглицки повторить? Или хочешь, чтобы я телефон твой сейчас из окна нахуй выкинул? Чтобы завтра же купила себе сраный тур! А деньги вон у Николая займи! Все, уебывай нахуй! Пока!

Ивент-менеджер, всхлипывая, выбежала из кабинета. Мы молча опустили глаза, чтобы не дай бог не встретиться ими с шефом. Тот снова начинал заводиться, и попасть под горячую руку можно было легко. Однако неожиданно Джордж успокоился – видимо, всю злость растратил, когда бил стекла клуба рукой – и вновь принялся нам что-то негромко втирать.

Смысл текста состоял в том, что преодолевать кризис необходимо сообща, в кругу единомышленников, то бишь сплотившись вокруг лидера. Но прежде всего, конечно, надо начать с себя и убить в себе упаднические настроения. Перестроиться, найти новые пути, новые решения в преодолении проблем. При этом, подчеркивал Джордж, он не намерен в отличие от других руководителей, сокращать штат сотрудников. Скорее наоборот, будет пристально присматриваться к уволенным из конкурирующих фирм с целью закупить задешево профессионалов. И так далее. Про слона он больше не вспоминал. Эта тема, похоже, перестала его интересовать абсолютно.

Однако произнесенная им ересь, как ни странно, никого не тронула, хотя все и кивали, глядя в пол. Да и верить ему на слово было занятием накладным. Но главное, чего я не мог понять, так это к чему была вся эта болтовня и почему в таком узком составе. Ведь Джордж никогда не произносил программные речи просто так, а уж если и затевал какую-то лекцию, то непременно приглашал на нее весь высший состав. Так что, определенно, этот спич ничего нам хорошего не сулил. Джордж либо снова пытался нас вместо слона загрузить, либо как раз наоборот готовил нас к увольнениям. Либо, что представлялось в тех обстоятельствах наиболее вероятным, съехал с катушек совсем. Единственное, что я вынес полезного из тирады директора, это необходимость постоянно пребывать в убежденности, что тебе все по плечу, а ноют лишь слабаки да лузеры.

В дверь постучали. В проеме показалась испуганное лицо секретарши, доложившей, что к генеральному двое из какого-то клуба.

– Зови! – невозмутимо приказал тот и откинулся в кресле.

В кабинет зашли два качка в костюмах. Один представился начальником службы безопасности заведения, где ночью накуролесил Джордж, второй промолчал. Мы поднялись с намерением выйти, но шеф жестом остановил.

– Юрий, – обратился первый к нашему генеральному и положил на стол визитку Джорджа, – я приехал, как мы договаривались. У нас, если помните, остался один нерешенный вопрос. Вы обещали расплатиться за стекло и одежду официанта. Вот, взгляните, пожалуйста, это наш счет.

Джордж не спеша закурил, взял файлик с бумажкой и, бегло пробежав, демонстративно швырнул его на пол.

– Скажи Ахмеду, сочтемся потом. Мне сейчас не до этого. Что еще?

– Юрий, я… – замялся громила. – Я как раз приехал по личному поручению Ахмеда Фазыловича. Он очень просил оплатить. И именно сегодня. Можете по безналу.

Генеральный сверкнул взглядом и, схватив телефон, стал набирать чей-то номер. На вызов никто не подходил.

– А почему пиджак штуку стоит? – с возмущением выпалил он, швыряя на стол Верту. – Для халдея что-то дороговато!

– Нет, форма официанта, конечно, стоит дешевле, – объяснил бык. – В этой сумме компенсация за моральный ущерб. Мы человека в травмпункт среди ночи возили. Он сейчас на больничном.

– Да ладно? – поднял бровь Джордж. – И сильно болеет?

Мы молча переглянулись. Было заметно, шеф начинал свирепеть. Однозначно, конфликт скоро будет.

– Юрий, поймите, вы наш почетный и уважаемый гость, и мы вас всегда ждем у нас в клубе, – с трудом подбирая слова, сжал губы начальник службы охраны. – Но у клуба есть свои правила и репутация. Надеюсь, вы не будете отрицать, что причинили нам материальный ущерб?

Генеральный побагровел.

– Прошу вас, оплатите счет, и позабудем о недоразумении…

– А если нет? – взревел, вскочив, Джордж. – Ну, говори! Что, в ебало мне сунешь? Да? Ну, попробуй! Ты кто такой вообще, чтоб мне тут указывать? Да я в вашем клубе, знаешь, столько бабла оставляю! На миллион стекол хватит! Все, я закончил! Уебывай нахуй, пока с лестницы не спустили! Адье!

Бугай посмотрел на своего спутника, на нас, оглядел кабинет.

– Юрий, Ахмед Фазылович очень просил передать…

– Закрой рот, животное! Я не спрашивал тебя, что просил передать Ахмед! Я сказал, пошел на хуй! Ты что, не понял?

Ну, ладно, ты сам виноват! – процедил сквозь зубы охранник и со всей дури нанес Джорджу удар рукой в грудь.

Тот прямо с креслом опрокинулся навзничь. С пола послышалось хрипение.

– Это тебе за "животное"! – произнес гость и повернулся к нам.

Мы продолжали сидеть, не шелохнувшись. Казалось, сейчас будут бить нас.

– И как вы только с таким уродом работаете?

Затем бык покачал головой и, плюнув себе под ноги, вместе со спутником вышел из кабинета.

Через минуту, бормоча проклятья, генеральный поднялся. Вид у него был жалкий, и мы с трудом сдерживались, чтобы не улыбнуться. Никто из нас даже не думал о том, чтобы вступиться. Более того мы даже не собирались звонить вниз на пост, чтобы вызвать охрану. Когда дыхание у шефа пришло в норму, он как ни в чем не бывало вновь бухнулся в кресло.

– У меня на ебале что-нибудь есть? – спросил он, глядя куда-то в сторону.

– Вроде нет, – робко произнес мой сосед.

– Хуево, – резюмировал генеральный и недовольно скривился.

И тут же, резко отодвинувшись от стола, что есть силы ударил себя лицом прямо об угол.

– А теперь?

От отвращения и чужой боли я даже поморщился.

– Теперь вроде да, – с трудом вымолвил ошеломленный сотрудник.

– Так вроде или да? – заорал на него Джордж. – Или тебе еще посмотреть охота?

– Нет, нет, Юрий Борисович! Что вы! – пролепетал тот. – У вас красное вот тут, под глазом, и кровь, кажется, из носа течет.

– Кровь течет? – радостно переспросил Джордж и пощупал рукой. – Охуительно! Вызывайте ментов! Будем писать заявление! Вы все – свидетели!

Из офиса я вышел около девяти, до глубины души потрясенный всем, что мне довелось там увидеть. Такой постановки, признаться, я даже не ожидал. Мне было и смешно, и противно одновременно. Но абсолютно не жалко Джорджа, который получил, что хотел. Слон, стоявший нам всем не одного седого волоса и как минимум года жизни, с этого дня, кажется, навсегда почил в бозе. Как, впрочем, я изначально и полагал. Хотя после всего происшедшего… – я аж поежился – лучше не зарекаться. Так ведь и накаркать недолго. Лучше, подумал я, вообще забыть про него и весь этот бред и вновь заняться картиной.

Ведь то, что эта вещь все же таила в себе какой-то секрет, не подлежало сомнению. Нерешенным оставался лишь вопрос, какой именно и как эту тайну раскрыть. Но идей по этому поводу у меня не имелось. В принципе, я и так уже сделал все, что было в моих силах. Серега помочь мне больше не мог, а обращаться к еще одному реставратору или музейщику было бессмысленно. Его профессиональному мнению я доверял. Наверное, подумал я, стоило пока отложить все до лучших времен, а точнее, пригубить еще абсента. Этот выход из тупика представлялся мне наиболее предпочтительным. Бухну, как в прошлый раз, решил я, а там, глядишь, и придет озарение.

С такими мыслями я и подъехал к дому. У подъезда по-прежнему не было заметно никаких подозрительных лиц и автомобилей, и это обстоятельство придало мне сил. Может быть, рассудил я, неведомые бандиты уже потеряли мой след, и жизнь, наконец, вне угрозы. Ведь ежедневный постоянный стресс не только на работе, но и дома начинал серьезно угнетать и забирал по ходу слишком много нервов. Эх, лучше бы мне в отпуск вместо Ольги, а то запью еще с горя. Не дай бог, конечно.

Выгуляв собаку, я достал из бара бутылку "King of Spirits" (обычно их у меня было две) и, навалив в тарелку бутербродов, включил телевизор. По одному из каналов пытался шутить Задорнов, но отстой про тупых американцев меня не цеплял. Настроение вновь стало портиться. Я продолжал тупо смотреть на экран, не представляя, что делать. Кроме злосчастной картины, меня всерьез начала беспокоить ситуация, что я с каждым днем полностью теряю идентичность, себе абсолютно не принадлежу, а вся моя жизнь без остатка посвящается шефу. Впереди вновь замаячила неопределенность и страх того, что я окажусь не готовым к ударам судьбы. В общем, башку упрямо не покидала мысль о скором провале, который, казалось, все время идет по пятам, сокращая дистанцию. Возможно даже, подумалось мне, на этот раз это вообще будет не просто крушение планов, а конец всего. Самой жизни.

Зазвонил мобильный. Я взглянул на часы – двадцать три десять. Это был Джордж, но я без эмоций поднял трубу.

– Здравствуйте, Юрий Борисович, – убитым тоном произнес я. – Я вас слушаю.

– Ты деньги Ольге отдал?

– Какие деньги? А… Нет, еще нет. Она не просила.

– Почему? Опять мне вредить что ли начал? – проворчал шеф.

– Нет, просто она не просила. Я же не буду за ней бегать, как мальчик. Ей же надо, не мне.

– Ладно, – неожиданно обрадовался Джордж. – Давай тогда так… Ты теперь лично отвечаешь за то, чтобы она ушла в отпуск. И если в понедельник эта сука еще будет в офисе, заплатишь мне две штуки грина. А потом за каждый день просрочки – еще по пятьсот. Годится?

– Хорошо, Юрий Борисович, как скажете, – безразлично ответил я. – Уйдет в понедельник.

– Ни хуя хорошего, – на удивление спокойно пробурчал тот. – Ты что, специально меня теперь злишь? Так это ты зря. Мне твои приемчики теперь по хую. Но если ты такой крутой, то тогда, может, сам ее в отпуск отправишь? Купишь ей тур за свой счет, а? Не думал?

Я захохотал. Неожиданно, дерзко. Захлебываясь от приступов. Боясь и злорадствуя одновременно. Не в силах ни извиняться, ни оправдываться, ни что-либо объяснять. Точно так, как смеялся тогда под абсентом. И снова будучи не в состоянии себя остановить. И напрасно генеральный орал и извергал проклятия. Мне было уже наплевать – меня прорвало, мой нарыв лопнул. Как перекачанный мяч. Как раздутая грелка. И теперь вся скопившаяся за месяцы унижений ненависть вываливалась из меня обидным для него потоком какого-то не моего, потустороннего, инфернального смеха.

Не имея возможности более контролировать разговор, я разъединил связь и повалился, гогоча, на диван. Только когда я перестал слышать его голос, меня начало отпускать, и через пару минут я был снова в состоянии думать. Первое, что мне сразу же захотелось сделать – это немедленно перезвонить и покаяться. Однако едва я дотянулся до мобилы, снова раздался звонок.

– Хуевый смех, – услышал я знакомое шипенье. – Завтра занесешь мне косарь. Понял, сука?

– Хорошо, Юрий Борисович… – только и успел выговорить я и снова как безумный закатился.

На этот раз я даже не собирался его слушать – сотовый вновь оказался на полу, а сам я корчился в конвульсиях рядом. Когда же приступ затих, в трубке уже были короткие гудки. Не понимая, что со мной происходит, я вытер выступившую на лбу испарину и отдышался. Прикольно я это… Такого номера я от себя, точно, не ждал. Ведь так плюнуть в лицо генеральному я не посмел бы даже во сне. И откуда он мог только взяться, этот дебильный смех? Как мог я посметь столь изощренно хамить начальнику? Так нагло, и вместе с тем, так легко. Как будто это вовсе не я, а кто-то другой, кто мне не подвластен. Мне стало не по себе при мысли о последствиях, которые меня ожидают, и я уже начал было прикидывать, что завтра буду лепетать в свое оправдание, как вдруг тишину вновь прорезал сигнал входящего. Это был снова Джордж.

– А знаешь, что я решил, – начал, с трудом подбирая слова, генеральный. – Ты вообще лучше в офис больше не приходи. И про деньги забудь. Никакой зарплаты у тебя в этот месяц не будет. И никаких, блядь, рекомендаций. Даже не думай. Повоевать со мной, сука, решил. Ну, так я тебе войну, блядь, устрою. Век помнить будешь. Ты кто такой вообще? Ты кого из себя мне тут корчишь? Думаешь, телку мою отъебал, круче стал? Да? Нет, сука, ты пшик! Ты никто!

– Эта телка с яйцами, имейте в виду, – съязвил я, чувствуя, что истерика вновь подступает.

– Уволен, лошара! Уволен, блядь, тварь!

Я попытался сдержать предательский позыв и что-то снова ответить, но тот опять победил, и мой дьявольский смех вновь заполнил пространство комнаты.

Я медленно парил над землей, двигаясь по узкому темному коридору навстречу яркому свету. Было похоже, будто я в состоянии клинической смерти, однако эта мысль меня не пугала. Каким-то надежным знанием я знал, что это не так, и на самом деле я жив и вполне вменяем. Голова моя почти касалась волосами потолка, а раздвинутые в стороны руки будто чувствовали шершавую поверхность стен. Вскоре в конце коридора на фоне слепящего пятна я различил силуэт трона и восседающего на нем неизвестного существа. Изображение было несколько размытым, так что определить размеры сидящего было невозможно, впрочем, как и его лицо. К тому же я вдруг внезапно прекратил полет, и под ногами почувствовалась твердая поверхность. Я порылся в карманах, но солнцезащитных очков при себе не обнаружил. Как всегда, проворчал я, когда что-нибудь нужно, обязательно дома забудешь. Вот лох!

Между тем существо меня явно заметило и, наклонив голову влево, принялось внимательно разглядывать с головы до ног. Яркий свет за его спиной теперь обрел очертания и представлял из себя ослепительный, будто бы галогенный, нимб. В руках существо держало вроде бы младенца с поднятым вверх двоеперстием.

– Мы ждали тебя, Лох, – услышал я с трона, не в силах определить, кому из этих двоих принадлежит показавшийся мне знакомым голос. – Мы – Великий Разводящий. А ты кто таков есть?

Я представился.

– Знаешь ли ты, Лох, зачем ты здесь? – снова спросили сверху, и теперь я узнал голос Джорджа.

– Не знаю, Великий Разводящий. Я, видимо, случайно сюда попал. Извини, я не знал…

– Не стоит извиняться, Лох. Никто просто так не появляется здесь. Значит, ты выбран и поэтому можешь задать нам любые вопросы, что тяготят тебя. Обещаем, ты получишь ответы на все из них. Итак, мы слушаем, Лох.

Я задумался. Конечно, прежде всего мне хотелось бы сейчас спросить, как и кому продать картину, сколько она стоит и тому подобные вещи, однако едва я раскрыл рот, вопреки собственной воле смог произнести лишь: "С чего ты взял, что я лох?".

– Хм, – младенец и существо переглянулись. – Ты мудр и начинаешь с истоков. Что ж, изволь, мы ответим. Итак… Мир, в котором ты живешь – это мир подлости и обмана, построенный на подчинении посредством лжи. И в мире этом есть место только для двух субъектов пребывания – Разводящих и Лохов. На первых ты не похож. Значит…

Я сглотнул. Неожиданно для самого себя эти слова показались мне справедливыми, и возражать я не стал. Следующий вопрос сорвался с языка так же внезапно, как и предыдущий.

– Тогда объясни, что это значит, быть Лохом?

– Государства и религии, – продолжило существо, – с самого начала не просто эксплуатируют, а подавляют массы посредством обмана. Но сегодня массы и Власть различаются не как рабы и эксплуататоры, а как электорат и элита, как Лохи и Разводящие. Это всемирный обман, и мы называем его Разводом, который по сути своей есть не что иное, как банальное изъятие меньшинством у большинства их жизненных прав и ресурсов. Одни разводят других, и другие на это ведутся. Одни преуспевают, другие, наоборот, остаются ни с чем. Но принцип и сущность Развода дано постичь не каждому. И тот, кто ради процветания не способен корыстно пользоваться слабостью других, тот, кто будучи хоть раз обманут, сам не в состоянии обмануть никого, и называется Лохом. И не важно, по какой причине он не может этого сделать. По доброте или по глупости. Иными словами, люди делятся на способных к Разводу и неспособных к нему – тех, кто всегда обделен и вечно собой недоволен. Лох – это лузер в квадрате. Тот, кто не только всегда проигрывает, но и всегда за все платит. Причем, чтобы сделать его таковым, Разводящим не требуется насилия. Лохов давно уже не грабят, не загоняют в стойло кнутом, их просто разводят как кроликов, поэтому можно с уверенностью сказать, что они – бесценный социальный капитал. Лоху можно предложить любой Развод, и взамен он с готовностью отдаст необходимые для наживы ресурсы. Вместе с тем Лох может быть вполне компетентен, критичен и не всегда так глуп, как может казаться сначала. Но ум его – задний. Лох способен понять, что его развели, только тогда, когда уже поздно. Когда ситуация приобрела необратимый характер…

– Но ведь рабы рано или поздно восстают и свергают эксплуататоров, – перебил я. – Как с этим быть?

– Это утопия, – возразило существо, – и времена революций давно прошли. В современном обществе противоречия между Разводящими и Лохами так искусно замаскированы демократией и толерантностью, что обнаружение их в реальной жизни практически исключено. Низы более не видят в угнетателях причину своих бед, да и сама мысль о переполохе представляется им полным абсурдом. Опираясь на свою недоверчивость, виной всему Лохи считают лишь собственную несостоятельность. Взращенный и пропагандируемый Разводящими как истинная ценность жизни индивидуализм приучает их к мысли, что спасение зависит только от меры их собственных усилий, трудолюбия, энергии и решимости преуспеть. Недаром ведь Лох всегда стремится к лучшей доле и всегда не доволен настоящим. И при этом всегда надеется, что он – уж точно не Лох и что, в конце концов, выбьется в люди. Но что бы он ни делал, какие усилия ни предпринимал, его всегда ждет проигрыш – истинная судьба Лоха. Корысть Разводящего Лоху не видна и заключается в том, что под видом законности эксплуататор присваивает себе продукт его жизни. Да, именно жизни. Поскольку Лох вкладывает в труд всю свою жизнь в ее духовном и физическом наполнении. Одновременно Разводящий создает Лоху такие невыносимые условия существования, что сама идея выбора теряет для него всякий смысл. Потому что это выбор между худшим и еще более плохим. И Лоху остается лишь уповать на судьбу и якобы "лучшую" долю.

Я оторопел.

– При этом Разводящий, – продолжило существо, – прекрасно знает, что Лохи верят в миф о доброте и совести и оттого не могут пойти на подлость, необходимую, чтобы подняться наверх. Разводящий постоянно требует от Лоха активности, нездоровой энергичности в действиях, заранее зная, что требования его невыполнимы. В созданных якобы законами рынка условиях Лох все равно останется неконкурентноспособным или точнее, запросам Власти. Разводящий ставит перед Лохом задачу "принести еще неизданную книгу о Гарри Поттере", а затем обвиняет его в неспособности и убогости, стремясь вызвать тем самым досаду на самого себя, чувство вины и собственной неполноценности. Главное для Разводящих, чтобы сама среда обитания для Лохов была борьбой за выживание, где у них будет всегда только одно место – место вечного лузера. Власть вездесуща, нет предела ее изобретательности и коварству. Ее постулат прост – не обманешь ты, обманут тебя, не разведешь ты, разведут тебя. Удивительно, но некоторые Лохи даже не подозревают, что они Лохи, пребывая в блаженном неведении. Лох, кто угодно, но не я – рассуждают они, воспринимая свой жалкий удел как неизбежное и ниспосланное свыше. Другие, наоборот, в полной мере осознают претерпеваемые ими невзгоды. Более того, они считают такое положение несправедливым и не желают мириться с тем, что Развод вечен. Это что-то наподобие фронды, контркультуры. Такие Лохи вообще не верят Власти и протестуют против нее, но все их жалкие потуги привести ни к чему не в состоянии. Они думают, что сознательно отказываются разводить других, на самом же деле они априори не обладают этой способностью. Но самые многочисленные – это те, кого тяготит их лошизм и кто мечтает стать Разводящим. Всеми правдами и неправдами такие Лохи стремятся во Власть, удивляя своей приспособляемостью. Предел мечтаний таких Лохов – устроиться в системе Развода и получить от него какие-то блага. Они понимают, что с Властью спорить бессмысленно, поэтому и выступают в роли раба. Власть для таких Лохов – добрый батюшка царь. Но они для нее – всегда Лохи.

– То есть иными словами, ты хочешь сказать, что Разводящими не становятся, а рождаются? – очнулся я.

– Нет, отчего ж. Производительный труд в наши дни мало что значит в жизни. Главное в подъеме на социальный верх – не упустить единственный шанс. Случай важнее труда и он – критерий успеха. Нужно лишь оказаться в нужное время в нужном месте и первым забрать свой кусок, опередив конкурентов. Но чтобы уметь разводить, нужно уметь не только лгать, но и внушать доверие. Лох должен принимать условия игры такими, какими они предложены Разводящим, только тогда будет полный успех. Как в Лохотроне. Не вступишь в игру – потеряешь шанс выиграть. А без игры не будет и шанса. И, как известно, даже подозревая о подвохе, Лох всегда принимает вызов. Потому что иного выбора для него просто не существует. Ведь сама жизнь – игра, а любая игра – Лохотрон. Почему одни преуспевают, а другие нет? Потому что одним это нужно по внутренней потребности, а другим по мере необходимости. И главное, Разводящие ничем не связаны в своих действиях и готовы на многое. Чтобы преуспеть, они ставят на кон все, а Лохи лишь кое-что и оттого, конечно, проигрывают.

– Замечательно! Значит, Развод действительно вечен? Но как тогда жить? – не унимался я.

– Ну, можно и так сказать, – согласилось существо. – Раньше считалось, что панацеей от Развода может быть вера. Ведь всякий Лох, верящий не в себя, естественно, перестает быть собой, а значит, и Лохом и обретает тем самым некую отстраненность. Именно такой способ Развода предлагают религии разного толка. Истинно верующий Лох более не воспринимает ложь как ложь, а Развод воспринимает как благо. Но религия, якобы лишая Лохов их лоховости, не затрагивает собственно механизм Развода. Она выполняет лишь последний Развод Лохов, после которого Развод как бы самоустраняется. Но это снова иллюзия, не что иное, как Развод самого Развода. А Развод Развода – это его усиление вдвойне. Вторым пределом Развода, думали, является прогресс. Но Власть научилась нивелировать этот пробел ценой бесчисленного умножения прогрессов одного на другой, что в итоге преобразило его до неузнаваемости, превратив, в конце концов, в очередной Развод. Например, любое социальное потрясение, апеллирующее, казалось бы, к прогрессу, тем не менее, недостаточно радикально. Оно никогда не затрагивает собственно механизм Развода, а просто сменяет один тип Развода на другой. Приостанавливая какой-либо Развод в эволюционном процессе, Лох все равно оказывается разведен. Самой этой эволюцией. Лох всегда Лох, ибо существует закон сохранения Развода. Он никуда не исчезает, а только переходит из одного состояния в другое. Но в чем-то ты, конечно, прав. Безусловно, когда-то должен наступить момент, когда будут разведены все Лохи, а потом и все Разводящие и не останется ничего, что не подверглось бы Разводу. Тогда, как полагают, неразведенным останется лишь сам механизм, то есть мы, Великий Разводящий. Поэтому единственно возможный для Лоха выход из этого круга – хотя бы частичный разрыв с Властью, саботаж системы, неучастие в любых, даже самых позитивных ее начинаниях. Иными словами, не верить никому, не читать газет, не смотреть телевизор – ведь любая информация извне, за исключением, пожалуй, лишь инструкции по эксплуатации, так или иначе несет в себе разводилово. Не слушать демагогов и не ходить на выборы, тем более что у Лоха все равно нет никакого выбора. А неучастие в выборах для Власти страшнее, чем любые марши несогласных. И поскольку к такому она действительно не готова, и это и есть первый шаг внести в ее ряды смуту. То есть нужно стать циничной шестеренкой общественного механизма и не действовать как большинство, которое, как известно, всегда неправо. Но для начала необходимо начать с себя, осознать себя Лохом.

Я стоял, словно пораженный громом. Вопросы кончились, и о чем говорить, я не знал. Тишину нарушил Великий Разводящий.

– Это все, что ты хотел узнать от нас, Лох?

Я молча кивнул.

– Тогда прощай! – младенец перекрестил меня. – И помни, Власть не терпит того, кто стремится поставить ее под сомнение. И того, кто не будет подвластен Разводу, ждут преследования и травля. Так что нет способа у Лоха избежать Развода…