Текст книги "Бастион"

Автор книги: Дмитрий Леонтьев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 11 страниц)

Друзья с затаенными улыбками смотрели на расстроенного генерала. Было что-то трогательное в его детской обиде за честь слабого пола. И уж совсем сложно было представить, что шеф Гродненского гусарского полка… никогда не зал женщин. И дело было не в его, уже ставшей притчей во языцах, внешности (огромный рост, огромная голова, огромный нос: не человек – оживший голем, наспех вылепленный из полусырой глины. Встретишь такого ночью в лесу – неделю заикаться будешь!) , а в его немыслимой, невероятной даже для рыцарских времен чистоте… так отпугивающей женщин! Легендарнейший генерал своего времени, главный герой народных сказок и лубочных рисунков, был непостижимо, беспримерно, трогательно… добр. Сколько раз, посреди сражения, гибнущие под натиском русских солдат враги, в едином порыве отчаяния, начинали звать на помощь… Кульнева! И Кульнев являлся на зов – могучий, скалоподобый, он простирал над сдающимися свой исполинский палаш (Денису Давыдову он как раз доходил до кончика носа), и – спасал, беря под свою личную опеку. Король Швеции, воевавший тогда с Россией, прислал в вою армию приказ, запрещающий… стрелять в Кульнева! Отдававший солдатам все, до последней копейки, он был легендарно бескорыстен, снискав себе славу “беднейшего из генералов”. По свидетельству Дениса Давыдова, он, заботясь о солдатах, за ночь вставал 7-8 раз, говоря: “я не сплю и не отдыхаю, что бы армия спала и отдыхала”… Ну согласитесь: кому нужен такой муж?

Впрочем, один раз непобедимый генерал два не попал в плен. Он долго и безуспешно добивался расположения приглянувшейся ему особы, и… чудо вершилось! Одурманенная блеском славы, окружавшей его (Кульнев только что провел свои войска по льду Балтийского моря до самого Стокгольма, после чего немедленно был заключен Фридрихсгамский мир, положивший конец затянувшейся войне и вновь присоединившей к России Финляндию), она согласилась стать женой этого монстроподобного добряка, но при одном условии: Кульнев навсегда должен оставить военную службу. Ученик Суворова, герой многих славных компаний, человек, живший только ради защиты Отечества, он, наверное, так и не понял, что это не отказ, простое самодурство избалованной дряни… С его ВЫСОТЫ ему этого было просто не понять. Он был огромен! Огромен во всем: в мужестве, щедрости, в скромности, в славе…Это про него Давыдов позже писал: “… жил огромный человек, расточитель славы..” Казалось, он просто иногда не понимает, как могут быть люди такими.. мелкими?!.

– Нет, я действительно не понимаю, – продолжал между тем Кульнев. – Он ведь все – таки офицер… хоть бывший, но – офицер!

– Да все просто, Яков Петрович, – сказал Волконский, раскуривая трубку. – Тщеславие. Вот и весь секрет. Этот недомерок в треуголке невероятно тщеславен. Он весь состоит из самомнения. Всего остального для него просто нет. Ради своих амбиций он готов… Как же он говорил? А, вот! “Когда я его-то хочу, меня ничто не остановит. Ради своей цели я готов целовать задницы!” Он убивает тысячи и сотни тысяч только ради своих амбиций. А уж такая “мелочь”, как дамы… Они для него что-то вроде брадобрея или горничной – при необходимости воспользовался их услугами и пошел дальше, даже не вспоминая…

– Но они-то?! Они – то как соглашаются?! Не горничные ведь, не посудомойки…

– Кто-то из того же тщеславия: император, он и во Франции император… А кто-то по необходимости. Например, когда он указал на Марию Валевскую, то ее (при живом-то муже!), уговаривали всей Польшей: ” Вы должны это сделать ради Речи Посполитой!”.

– Но мне кто-то говорил, что он любит Жозефину…

– Когда любят, не бросают, даже если женщина не может родить ему ребенка. Он и в свою нынешнюю жену просто ткнул пальцем, как в помидор на базаре, и ее родители быстро принесли покупателю заказ. Я иногда думаю, господа: вообще что-то человеческое в этом чурбане есть?

– Есть. Он очень самоуверен, – из-за сильнейшего акцента многие слова сэра Вильямса едва угадывались. – И когда он теряет эту самоуверенность, то впадает в полнейший ступор. Он больше ничего не может. Как трав…

– Как растение, – понимающе кивнул Волконский. – Да, я слышал о том эпизоде при выборе первого консула. Если б не его брат, Наполеона попросту выгнали бы подзатыльниками, как недоучку – школяра. А он стоял, весь красный, и только открывал и закрывал рот, что-то беспомощно лепеча… Нет, Наполеон умен, но какой это ум? Это ум выгоды и только выгоды. До его едва ли не в каждом городке Европы была своя мера и свой вес. Он дал общую меру: литр, грамм, метр. Он заставил работать даже чиновников, что еще не удавалось никому. У него самая большая армия в мире, но все эти мальчишки отобраны от дома силой и не хотят воевать за интересы самодура. Он дал Франции конституцию, но разглядывая ее проект, поморщился: ” конституция должна быть краткой”, а когда его помощник льстиво добавил: “И ясной?”, презрительно бросил: “Темной! Что б была возможность двоякого толкования для правителя”. Он вернул Франции уничтоженную революцией религию, но отделил Церковь от государства, и даже бахвально короновал сам себе, выхватив корону из рук римского папы. Краткое время побыв консулом, он уничтожил сперва “покушавшихся” на него якобинцев, потом расправился с “покушавшимися” на него монархистами и “глубокомысленно” изрекнув: “Это страшно, когда судьба республики зависит от одного человека. Это притягивает убийц. Надо обезопасить свободу республики созданием династии” – и стал императором. Появилась забавная формулировка: “Император, согласно конституции республики”. Он не ожжет прожить без войны и дня. Помните го сакраментальное: Глупцы! Разве вы не понимаете, что настоящим властелином я буду лишь в Константинополе?!” Европа стала от него. Даже покорный ему ара римский же грозит отлучением от Церкви. Слишком много крови. Слишком много жертв ради честолюбия одного человека.

– Сей корсиканец целый век

Гремит кровавыми делами.

Ест по сто тысяч человек

И с…т королями, – неожиданно выдал эпиграмму подозрительно молчаливый до этого Давыдов.

– Денис! – укоризненно пророкотал Кульнев. – Ну что ж вы так, голубчик! Ведь чувствовал я что вы сейчас что нибудь такое… отчебучите…Молчащий Давыдов, это как… хм.. миролюбивый Наполеон…

– Как думаете, Яков Петрович – справимся? – переломил течение разговора Волконский, когда затихли раскаты хохота. – Я не жизнь опасаюсь, а за дело боюсь. Никола Удино – самый талантливый из маршалов Наполеона. Нас – десять тысяч, их – тридцать и, в основной массе – кавалерия. Да еще корпус Макдональда, идущий к нему на соединение… Этакая громада на Петербург прет.. Потеряем столицу – Европа нам такого позора вовек не простит.

– Большая беда, – подтвердил сэр Вильямс. – Моя Англия так надеется на Россию, но проклятый Бонапарте непобедим…

– Да бросьте вы эти глупости, голубчик вы мой! – возмутился Кульнев. – Ваш хваленый Бонапарт, может, и неплохой тактик, но стратег он бездарный!

– Вся Европа…

– “Вся Европа” это меньше чем треть России… Нет-нет, не вычисляйте, я не арифметическом смысле. Еще покойный Суворов гневаться изволил: “Тактику у мня украл негодяй! Встречу – заставлю вернуть краденое!”. Жаль не дожил Александр Васильевич, а то бы Наполеон не то что в Россию, в Европу бы носа не казывал, – Кульнев привычно набил огромных размеров трубку, прикурил от взятой из костра веточки, выдохнул огромное облако дыма, едва не скрывшее в себе всю компанию слушателей и продолжил: – Ведь он, шельмец, се время эту краденную тактику и использует, лучшего выдумать не состоянии. Собирает силы большие, чем противника, дает один – два решающих боя, захватывает столицу и принимает покорную капитуляцию, грабя завоеванные страны так, что хоть лапти гвоздями к полу прибивай. А с Россией этот номер не пройдет. Еще Суворов завещал биться не числом, мним. Да глуп ваш Наполеон, вот и весь сказ. Слышали, как он солдат в Египте перед боем подбадривал: “пирамиды смотрят на вас!”. Добавил бы еще: “Песок слушает вас. А Нил ощущает вас!” По-моему, там у него тепловой удар и случился. Солнце голову напекло – всего и делов. Это еще и хорошо, то его просьбу о поступлении на русскую службу в свое время отклонили. Жаль мне было бы солдат од его началом. Смотрите, что сейчас делает: при жаре необычайной, уже тысячу километров гонит своих солдат за армией Кутузова. А Михайла Илларионович – умница. Он же просто загоняет армию корсиканца, используя тактику “выжженной земли”. Сколько было человек у Наполеона, кода он перешел Неман? И сколько осталось сейчас? Не дав и одного сражения, Кутузов уже сравнял силы и измотал противника. Хитрый лис. Хитростью Наполеона и возьмет. Заморит, закружит. По частям, по кусочкам разметает, словно стог трухлявого сна. А вот нам, голубчики мои, такого никак не позволительно. Бонапарт хитрит, основные силы на Москву бросив, а ударные – а Петербург. И кроме нас – противопоставить ему нечего. И что ж, что трое – а одного? Бывали и хуже переделки. А выстоять надо. Выстоять и разбить!

– Разобьем, Яков Петрович!

– Ну вот и славненько.. А то – “не снимая сапог”… Надо же как, а? Нет, господ, вы как хотите, а мне думается, что проучить его надо крепко. Россия, чай не барышня. У нас за такое и по треуголке схлопотать можно… Ну, вы, ребятушки сидите, отдыхайте. А я пойду, посты проверю. Вы мня не ждите – спать ложитесь. Завтра тяжелый день будет. Важный день…

28 июля 1812 года началась трехдневная, ОСНОВОПОЛАГАЮЩАЯ битва в русско–французской войне. Не Бородино, а Клястицы разрушили неудачную стратегию Наполеона, в нашей многократно перевираемой и нещадно обобранной на победы истории.

По плану Бонапарта, маршал Удино, имевший трехкратное превосходство над силами русских, должен был без труда уничтожить корпус Петра Христафоровича Витгенштейна и захватить столицу России – Санкт Петербург. Самоуверенный француз, с неприкрытым кокетством писал своему сюзерену: Мне очень стыдно, Ваше Величество, что раньше вас буду в Петербурге”… У него были основания надеяться на это. Согласно любой логике войны, Россия (уже в который раз!) была обречена. В своей речи перед армией, 22 июня Бонапарт сказал: “Рок влечет Россию и ее судьба должна свершиться”.Громкие слова. Как и в случае со “смотрящими” на его пирамидами…. Что ж, 26 июня войска Наполеона перешли Неман и “судьба России начала вершиться”…

28 июля 1812 года четыре эскадрона Гродненского гусарского полка, под командованием генерала Кульнева атаковали 12 эскадронов маршала Удино, положив начало одной из самых замечательных побед в истории России.

А потом был невиданный доселе бросок русских гренадер сквозь подожженный французами мост. Был разгром трехкратно превосходящего по силам противника и первая русская победа в войне 12 года. Наполеон был вынужден послать на помощь Удино корпус маршала Сен-Сира, ослабив наступающую на Москву группировку войск…

Так и не дождавшийся капитуляции русских, снедаемый уязвленным тщеславием, Наполеон вошел в пустую Москву… и той же ночью она запылала, подожженная русскими солдатами. На следующее утро Наполеон срочно послал Александру Первому предложение о переговорах… Он напрасно ждал ответа целых пять недель. Договариваться с ним никто больше не собирался.

Бонапарт гордился, тем, что в лексиконе его армии отсутствует слово “отступление”. Оно впервые прозвучало 19 октября 1812 года… Преследуемый по пятам русской армией, вынуждающей его идти по ранее опустошенной смоленской дороге, Бонапарт не просто терял армию: она таяла, как брошенный на жаровню лед…

Позже Наполеон будет оправдываться неблагоприятными погодными условиями, ссылаясь на непобедимость русского мороза.

Он будет лгать! Историки и криминалисты, исследуя кости погибших солдат наполеоновской армии, доподлинно выяснили, что погубила их… банальная жадность! Помимо боле чем двадцатикилограммового ранца, каждый из их тащил на себе – тысячу километров! – десятки килограмм награбленного добра. Их позвоночники деформировались под весом тяжестей, ребра трещали, но они не бросали свою добычу, словно мартышка, засунувшая лапу в бутылку с орехом, и готовая умереть, но не разжимать кулак. Мороз и лихие набеги партизанских отрядов Давыдова лишь помогли им довершить самоубийство. Тогда же, едва не попав в плен к русским казакам, Наполеон приказал изготовить для себя быстродействующий яд…

Он примет его, когда молодой и блистательный Александр Первый будет танцевать в Париже с Жозефиной, а уставшие от бесконечных войн парижане встретят русских солдат с ликованием, сами предупредив Наполеона, что если он пойдет на Париж, то они собственноручно зажгут его, как русские – Москву. Но судьба не позволит этому человеку уйти из жизни и в этот раз. Яд, утратил к тому времени свою силу, как и сам Бонапарт, и император СДАСТЬСЯ своим злейшим врагам – англичанам, сказав: “До 6 ноября я был повелителем Европы, теперь я ее посмешище. От великого до смешного – один шаг”. И вот это будет правдой. Из всех военных компаний мировой истории, эта – самая бесславная. Из полумиллиона вторгшихся в Россию солдат, вернулось немногим более 20 тысяч. Но даже эти остатки Наполеон БРОСИЛ, торопясь не упустить в Париже пошатнувшуюся власть. Наполеоновской армии не позволили даже погибнуть с честью на поле боя. Они просто передохли, а крысы, уползая прочь… А потом будет остров Эльба, недолгая агония “ста дней”, остров святой Елены, отказ жены последовать за мужем, и бесконечные страницы мемуаров, в котором ему, наконец, удастся реализовать все свои комплексы, “создавая” себя великим, милосердным и прозорливым, хотя бы на бумаге…

Кульнев не увидит этой победы. Преследуя французов, авангард генерала попадет в засаду и будет расстрелян перекрестным огнем артиллерии с господствующих высот. Прикрывая отход своих солдат, Кульнев будет смертельно ранен – пушечное ядро оторвет ему ноги выше колен. По свидетельству Давыдова и Волконского, генерал снял знаки отличия, со словами: “Возьмите! Пусть враг, когда найдет мой труп, примет его за труп простого солдата, и не кичится убийством русского генерала”.

Что здесь добавить? Два совершенно разных человека. Оба – прирожденные военные. Один – император, любимец женщин, хозяин Европы, второй – простой русский генерал, одинокий и небогатый. Но я не хочу даже сравнивать их. Якову Петровичу Кульневу такое “соседство” ряд ли бы понравилось…

Глава 7

Но для женщины прошлого нет:

Разлюбила – и стал ей чужой.

Что ж! Камин затоплю, буду пить…

Хорошо бы собаку купить.

И. Бунин. – Подожди! – взмолился, наконец, Виктор. – Дай отдышаться…

Она придержала коня и легко соскочила на землю, с усмешкой глядя на тяжело переводящего дух Виктора.

– Эксперимент провалился? – констатировала она.

– Но попытаться-то надо было… Капитан Фракас и Д`Артаньян догоняли лошадь… По крайней мере, как утверждал Дюма и Готье…

– Значит, такие были лошади, – рассмеялась она. – Впрочем, то мешает тебе говорить то же самое? Таких экспериментаторов, как ты, найдется немного, так что хвастайся смело… Искупаемся?

Привязав коня к дереву, она быстро разделась и вошла в воду. Виктор невольно залюбовался ее гибкой фигурой и распущенными по плечам волосами.

– Что? – лукаво спросила она, явно зная ответ заранее.

– Ты очень похорошела, с тех пор, как приехала сюда… Знаешь что? Давай я тебя сфотографирую? Ты взяла фотоаппарат?

– Я думала – ты взял.

– Ладно, это не проблема. Ты купайся и загорай, а я сбегаю за ним. Не скучай, я быстро.

– А вот у меня фотоаппарат всегда с собой, – раздался вкрадчивый голос, как только Виктор скрылся за поворотом лесной дорожки.

Она вздрогнула от неожиданности и обернулась. Метрах в десяти, прислонившись к сосне, стоял Борис, или – Боренька – как называли его в лагере. Согласно паспорту, ему было уже больше сорока, но бритая до зеркального блеска голова, легкомысленные красные шорты, застиранная футболка с изображением “вечно живого” Ленина и потрясающая простота в отношениях с женщинами, заставляющая вспоминать юношескую гиперсексуальность, переносили его в разряд “вечных подростков”. Можно было не сомневаться, что и в пятьдесят, и в шестьдесят лет, он будет ходить все в тех же шортиках – футболочках – сандаликах, и заигрывать с пионервожатыми, совершенно искренне не понимая, почему к нему относятся не серьезно.

– Я рада за тебя, Боренька, – сказала ему Ольга. – Значит, ты сможешь прямо сейчас, не заходя домой, пойти фотографировать птичек… Или белочек – кого найдешь…

– Здесь нет птиц, – ответил Боря. – В этих местах живности вообще очень мало – ты этого никогда не замечала?

Несколько озадаченная, она прислушалась. Странно, но в огромном и чистом лесу и впрямь не было слышно птичьих голосов.

– Здесь даже комаров и мух практически нет, – добавил Боря.

– Море близко, – пожала она плечами. – Они не любят морской воздух…

– Может быть… Хотя некоторые говорят, что в незапамятные времена именно в этих краях упал какой-то редкий метеорит. Ученые говорят, что шунгит, который добывают только в Карелии – явно метеоритного происхождения. Ледник тоже остановился именно здесь… Вообще это странное место – ты не находишь? Гитлер очень интересовался им с исторической и оккультной точки зрения, а НКВД снаряжало экспедиции для изучения меряченья…

– Изучения чего?

– Меряченья, – повторил он. – Остатки коренных народов иногда впадают в странный транс, начинают говорить на непонятных языках, порываются куда-то идти… А в некоторых местах невозможно находиться из-за внезапных приступов первобытного ужаса… Это действительно странные места. Здесь дремлют древние силы. Те, кто приезжают сюда ненадолго, сначала испытывают приступы радости, граничащей с эйфорией, а потом… потом начинаются депрессии, истерии, сплин…

– У меня все происходило в обратном порядке, – усмехнулась она, выходя на берег. – А сам не боишься этой… радиации?

– Я веду исключительно здоровый образ жизни, – сказал он, словно невзначай подходя все ближе и ближе. – Вон какие бицепсы… Хочешь пощупать?

– Нет, Боренька, спасибо. Вот чего точно не хочу, так это щупать тебя. И не надо смотреть на меня томными глазами. Я не испытываю к тебе такой тяги, что б немедленно бросаться на шею и сливаться в горячей страсти прямо тут же, на песке…

– Почему? – даже удивился он.

– Ну как… даже не знаю… потому что не хочу…

– Странно, – недоверчиво оглядел он себя. – Может, вечером?

– Боренька!..

– Хорошо, пока отложим этот разговор. Но, как только решишь – говори не стесняясь. Травки покурить не хочешь? Ты какая-то напряженная…

– Нет.

– Совсем странно… Ведь скоро пати…

– Что скоро?

– “Пати”. “Растоманы” – “дети цветов”, – облюбовали здесь одно озеро. Говорят тысяч пять со всей России приедет. Музыканты, танцовщицы, драйв…

– Могу представить…

– Тебе понравиться. Там спонсором какая-то прикольная тетка, владелица туристического агентства, обещает праздник по высшему разряду. Я в интернете читал…

– Туристического агентства? Не помнишь, как ее зовут?.. Александра?

– Не помню. Кажется, Александра, – сказал он, и вдруг насторожился, к чему-то прислушиваясь. – Ну, ладно. Мне пора. Значит, договорились – как станет скучно…

– Как только – так сразу…

Он исчез за пару минут до того, как вернулся Виктор. Ольга только усмехнулась.

– Ты что? – спросил Виктор.

– Да так… Местные чудеса…

– Потому и не купалась?

– Тебя ждала. Захотелось поплавать нагишом, а как же без охранника в таком глухом месте?

Продолжая улыбаться чему-то, она скинула купальни и вошла в озеро. Откуда-то из кустов, в которых исчез Боренька, донесся глухой полу-вздох – полу-всхлип… Хотя, может, это ей и показалось: карельские леса и впрямь довольно странное место…

Обещанное Боренькой “пати” действительно оказалось весьма занятным событием.

Ночная Карелия сама по себе особое зрелище. Днем, даже в самую солнечную и знойную погоду, в ее природе все равно чувствуется какой-то, едва уловимый, “налет холода”. Может, сказывается обилие огромных гранитных валунов, словно инеем, покрытых белесым мхом, может, это впечатление создает скупая растительность, с таким трудом отвоевывающая себе место на каменистой почве, а может, прохладная синева многочисленных озер, и такого же прохладно – призрачного неба над ними… Зато ночью, когда многочисленные звезды, в обрамлении сосновых крон, отражаются в иссиня–черных озерах, густой карельский мох глушит звуки шагов, а запах сосновой хвои, смешанный с морским воздухом, пьянит крепче стакана горячего глинтвейна – понимаешь, сколько ты потерял, замкнувшись в каменных гробницах городов. Все вокруг кажется зачарованным много веков назад, и потому сохранившимся до наших дней первозданным.

Александра не зря выбрала это место: “детям цветов”, мечтавшим о покое и единении с природой, о лучшем не стоило и мечтать. Впрочем, идею “стихийных” палаточных городков, заполненных звоном гитар и виман, она тоже отвергла.

По четырем сторонам большого, лесного озера, были установлены концертные площадки для “живой” музыки, и воздеты на сосны огромные жидкокристаллические экраны, на которых мелькали то яркие полевые цветы, то лесные пейзажи, то вовсе невероятные цветные гаммы, словно срежисированные безумным “растоманом”. Но на фоне карельской природы все это выглядело весьма завораживающе. Особенно, когда гитаристов меняли на сцене танцоры с огненными факелами и шестами…

Наибольшее внимание публики привала высокая, стройная девушка, танцующая с двумя “полукружиями”, по краям которых плясали ярко – оранжевые язычки пламени. “Веера” то складывались, образуя крутящийся огненный круг, то змеились огнем по спирали, то взлетали верх – вниз, словно крылья феникса, восхищая, восторгая, завораживая…

– Обрати внимание: она ведь явно танцует для самой себя, – раздался возле Ольгиного уха голос невесть оттуда взявшегося Бореньки. – Этому не научишься… Впрочем, я видел, как танцевала ты. У тебя тот же дар…

– Как ты подкрадываешься… Все время пугаешь… А где Виктор?

– С местными учителями, возле палаток. Спорят о преимуществе глиняных трубок перед каменными, и истории легких галлюциногенов… Ты не хочешь искупаться на дальнем озере, пока он занят?

– Боренька, как говорила одна моя знакомая: “Какую часть слова “нет” ты не понимаешь?”

– Я не понимаю самого смысла отказа, – легко признался он. – Если б ты знала, какое это чудо – секс со мной…

– Вот и занимайся им в свое удовольствие, – слегка отстранила она рукой назойливого ухажера, – не хочу тебе в этом мешать.

– Я тебя искренне не понимаю, – огорченно вздохнул он. – Но если ты так отягощена предрассудками…

– Подожди!..

Он с готовностью обернулся.

– А где может быть Александра? Устроительница этого… шоу?

– Ты только что на нее смотрела, – несколько разочарованно отозвался он. – Танец с веерами…

– Это была она?! Ты не заметил, куда она пошла?

– Нет. Она – то меня, как раз совершенно не интересует.

– Боренька! – с притворным изумлением воскликнула Ольга. – Ты падаешь в моих глазах! Я – то думала, что на свете нет девушки, которую ты обделил бы своим вниманием… Что случилось?

По лицу Бореньки проскользнула странная гримаса. Он как-то неопределенно пожал плечами и поспешил раствориться в толпе.

– Прости, что подслушала, но, кажется, ты меня ищешь?

– Ох! Да что ж у меня сегодня за день такой: все подкрадываются и пытаются довести до заикания…

Склонив голову к плечу, Смерть внимательно рассматривала Ольгу.

– Лесная жизнь пошла тебе на пользу, – констатировала она. – Загорела, похорошела… Здравствуй. Как ты?

– Плохо, – неожиданно для самой себя пожаловалась Ольга. – Какой черт меня сюда занес?! Целый год как будто вырвали из жизни…

– Да? – удивилась Смерть. – Странно. По тебе этого не скажешь. Природа пошла тебе на пользу.

– Я, посреди этой природы, скоро озверею и амазонкой стану. Начну резать мужиков.

– Проблемы с парнем?

– Нет. Какие с ним могут быть “проблемы”? Он… историк. Хороший человек. Только зануда… Надоело! Понимаешь: надоело все до озверения! День поход на день как горошины в стручке… Как люди могут так жить?!

– Веками. Рождаться, влюбляться, мечтать, работать, воспитывать детей… Что с тобой, Оля?

– Не знаю… Мне плохо здесь. Словно я чужая…

– Тогда уезжай.

– Куда?! От себя не уедешь.

– Тоже верно. Ты, впервые за много лет осталась наедине сама с собой. И это тебе не слишком нравится, верно? Все повторяется… Много тысяч лет назад, когда Бог создал женщину из мечты мужчины, она захотела стать “как боги”, еще не став человеком, вкусила запретных знаний, и… Что было?

– Не помню…

– Устыдились своей наготы. А чего мы стыдимся? Чужих взглядов. Они стали чужими друг другу. Люди, созданные друг для друга – тали чужими! Не пошли эти знания в пользу. Не готовы были к ним. Потом от Бога “спрятались”… Так и живем: без Бога, без воплощенной мечты, каждый со своей “неповторимой индивидуальностью”… А потом удивляемся: почему нам так неловко и неуютно посреди “чужих взглядов”?

– Какая ты умная! Прямо как мой историк. Аж зубы сводит…

– А ты оглядись. Вокруг тебя такая красота! Можно радоваться ей, каждый день, каждый миг… А можно тащить на себе целый мешок прошлых обид и неудач. Ты никак не хочешь расстаться со своим “мешком”.

– Здесь целый поселок таких, как я. “Остров погибших кораблей”.

– Значит, надо дать им надежду. Маяк и ветер в паруса… Но для этого надо их любить…

– Кто любит людей – плохо знает людей!

– Но в городах с этим еще хуже. Здесь хоть природа…

– Что вы все достаете меня этой природой?! Я хочу в город! Хочу жить полной грудью! Да, неправильно, да – в суете! Но я хочу! Хочу вбирать в себя все! Все, до остатка! И плохое, и хорошее!

– Жить, как боги, – понимающе усмехнулась Смерть.

– Да!

– Ну что ж… Тогда идем…

– Куда?

– А для чего ты искала меня?.. Идем, я отведу тебя к нему…

…– Какое совпадение! – ничуть не смутился встрече Николай. – А я только вспоминал о тебе… Отлично выглядишь!

– Спасибо…

– Какими судьбами? Приехала на “пати”? Одна? С друзьями?

– Я живу здесь… Недалеко…

– Да ты не стесняйся, проходи к нашему костру. Виски? Вино? Шашлык?

– Вино… Впрочем…

– Послушай, Оля… Я жалею о том, что между нами произошло. Я тогда… Ну, струсил, что ли… Я же закоренелый холостяк, и, когда почувствовал, что начинаю прикипать к тебе – испугался… Я вспоминал тебя… Часто…

Она вскинула голову, всматриваясь в него с какой-то безумной надеждой.

– Я понимаю, – не поднимая глаз, продолжал он. – Такое трудно простить. Не знаю, как у тебя сейчас… есть ли кто – нибудь…

– Нет, – твердо сказала она.

– Я скучаю без тебя… Ты очень злишься?

– Давай уедем отсюда, – неожиданно предложила она.

– Куда?

– Мне все равно… Если хочешь, конечно…

– Хочу. Но как же твои вещи, работа?..

– Ты хочешь, что б я вернулась к тебе? Тогда остальное – неважно…

– Ты права. Остальное – неважно…

По всей комнате были расставлены зажженные свечи. Ярко горел камин. В медленном танце Ольга и Николай скользили по комнате, под аккомпанемент играющей на гитаре песню “Белого орла” Александры.

Ее не всегда среди женщин земных угадаешь,

Но если увидишь, то глаз уже не оторвать,

И дрогнет душа, потому что ты даже ее знаешь,

Чего и когда можешь ты от нее ожидать…

– Оля – Олёнок – дьяволенок, – шептал он на ухо девушке. – Я едва не сделал главной ошибки в своей жизни… Но теперь мы всегда будем вместе, правда?

– Да, – она прижалась к его плечу. – Всегда…

– А вот тетушка сегодня что-то явно не в духе – покосился на певицу Николай. – Какая-то она расстроенная сегодня. О чем вы с ней говорили?

– Так… О ерунде… Что-то опять о Боге, о запретом плоде, и одиночестве вдвоем. Ты же ее знаешь. Иногда ее очень сложно понять. Она живет в своем мире…

– И что ты ей ответила?

– Что не хочу прозябать в “деревне Гадюкино”, отыскивая “Дорогу к Богу”. Уж лучше и впрямь, попытаться самим “стать, как боги, знающие добро и зло”… Это ее и расстроило.

– Понятно…

– Но я действительно хочу дышать полой грудью, и не собираюсь ни от чего отказываться в этой жизни… И прежде всего – от тебя!

– Да, это могло ее расстроить, – согласился Николай. – Она – хороший человек, но слишком зациклилась на религии, и просто забыла, в каком веке мы живем.

– Как ты думаешь: она на меня не обиделась?

– О, нет! Тетушка ее из тех, то обижается. К тому же, она умет проигрывать.

– А знаешь… Мне иногда ее жалко.

– Кого?! – опешил Николай. – Ее?!

– Ну да… Нет, я ей восхищаюсь, и все такое… Но иногда, мне кажется, что она очень несчастна. Как будто она из другого века или из другой вселенной, а мы все здесь…. Даже не чужие, а… мелкие, что ли? И люди, и события, и страсти… И я подумала: как бы она смотрелась в Древней Элладе, на балах в Зимнем дворце, в блистательном веке Екатерины!…

– М-мда… Наверное, ты первый человек в мире, который пожалел её… Раньше не замечал за тобой подобной сентиментальности.

– Я вижу сны.

– Все видят.

– Я опять не так сказала… Я вижу странные сны. С тех пор, как познакомилась с тобой. Наверное, подсознание сделало такой странный подарок… Я словно прожила тысячи жизней в течении тысячи лет, идя к этому дню из глубокой древности. Я видела все грани любви – счастливой, несчастной, горькой, злой, обреченной… Я была княгиней, женой декабриста, бесправной крепостной… Меня бросали, предавали, даже убивали…. Меня носили на руках и меня унижали, ради меня совершали подвиги и подлости… И то же делала я… Мне уже кажется, что я живу на свете тысячи лет… Только со своей, настоящей жизнью, так долго не могла разобраться….

– Но теперь разобралась?

– Да. Теперь я знаю, чего хочу. И чего не хочу… Когда я жила в этом… “Рабочем поселке”, где день похож на день, и год похож на год, словно времени вовсе нет на свете, я все очень явственно поняла… И то, что кроме тебя мне никто не нужен.

– Неужели, тот, другой, был так плох?

– Он был – не ты…

– Это понятно… По сути, мне все равно, я ведь не знал его. Просто хочу понять. Он вернул тебе веру в себя, поддержал в трудный момент, поделился всем, что имел, многому научил… В некотором смысле он – полная моя противоположность…

– Он – не ты, – повторила Ольга. – С ним все было иначе. Это было потерянное время. Я думаю не о том, что я жила с ним, а о том, что я не жила с тобой.

– Неужели не жалко его?

– Нет. Странно, ты словно заступаешься за него… Мужская солидарность?

– Что-то вроде того…

– Правильно говорят, что все мужчины одинаковы!

– Ты даже не представляешь – насколько, рассмеялся он.

…В зеленых глазах утопают ближайшие звезды,

И лучше, поверь, на пути у нее не стоять.

А если внезапно уйдет, значит это серьезно,

Подарит улыбку и станет загадочно ждать…

– Он ведь даже не знает, куда ты исчезла…