Текст книги "Бастион"

Автор книги: Дмитрий Леонтьев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 11 страниц)

… Она вернется в Москву через несколько лет… Связанная, в цепях! Вернется, что бы погибнуть через считанные недели при загадочных обстоятельствах. Мне искренне жаль эту девочку. Властолюбие сыграло с ней недобрую шутку. Хотя она не самый отвратительный персонаж в этой давней, запутанной истории. Были монстры пострашнее…

А сейчас у нее еще все впереди. Ей еще предстоит, преданной и брошенной сбежавшим “тушинским вором”, уговаривать наемников в полупустом лагере не даваться и продолжать борьбу. Подкупать их “панов” и “атаманов”, всеми возможным способами, убеждать, умолять… Даже родной отец, ради личных интересов втянувший ее в самое пекло этой смуты, бежал в Польшу, не отвечая на письма дочери, словно ее уже и в живых-то не было… Бежав из тушинского лагеря, ей еще предстоит выдерживать осаду Дмитрова, и, поднимаясь на стены крепости, личным примеров воодушевлять трусящих солдат. Ей еще предстоит пережить предательство короля польского и римского папы, предоставивших претендентом на московский трон кандидатуру Владислава Жигмонтовича, сына Сигизмунда Третьего….Ей еще предстоит уговорить встать донских казаков гетмана Заруцкого на защиту ее интересов, и отступать с его войсками, оберегая новорожденного венценосного младенца – царевича Ивана. Ей еще предстоит пережить предательство казаков и позорное возвращение в Москву, де ее трехлетний сын будет повешен за Серпуховскими воротами, по приказу вступивших на трон Романовых. И ей еще предстоит погибнуть в заточении кремлевского бастиона… Но это будет впереди. Как будут впереди еще многие подлости и подвиги, одинаково огромные по своему величию и значению…

Впереди еще возведение Лжедмитрием Вторым в сан митрополита Филарета Романова (при живом митрополите Гермогене, взывавшем из заточения о восстании русского народа, и заморенного голодом, но не сдавшегося!). Впереди еще благословление Филаретом войска “Тушинского вора” на штурм Москвы и предательское посольство все с тем же Филаретов, под стены осажденного Смоленска, на поклон к польскому королю. Будут просьбы о воцарении сына Сигизмунда и будет странное “пленение” этого посольства, содержавшегося при дворе короля в здравии и довольствии до конца “смутного времени”…

Но будет и беспримерная осада Троице – Сергиевой Лавры – главного оплота русской свободы. Монахи, рассылавшие воззвания во все концы земли русской, выдерживающие (и выдержавшие!), осаду тридцати тысячного войска, самого обученного и хорошо вооруженного в Европе. Будет подвиг скромного торговца Козьмы Минина и воеводы небольшого городка Дмитрия Пожарского. Будут чудесные явления русских святых и тяжелейший, повседневный труд простых русских людей… И будет постыдное бегство превосходящих сил поляков от стен Троице – Сергиевой Лавры и от стен Кремля… Народ опять, без помощи “кремлевских бояр”, сам, спасет свою страну. И будет великая победа 4 ноября 1612 года…

Будет и избрание все же пробившихся на трон Романовых, и возвращение митрополита Филарета из “ссылки” во власть… Их потоми продержаться на троне еще долгих триста лет. И закончат свое правление, так же, как и начинали – гибелью невинного царевича в подвале ипатьевского дома… Но это – уже совсем другая история…

Глава 5

Любовь, ты бездонна, как море,

Любовь, ты великое горе,

Хоть счастьем надеешься стать,

Предвестник всех бед и несчастий,

Ты – одиночества мать.

Александр Вепрь. Я проснулся, когда она еще безмятежно спала. Встал, механически приготовил кофе, принял душ, побрился. На душе было как-то… нехорошо. Сегодня мне предстояло положить конец первому, “примитивному” этапу моего плана и перейти ко второй, более сложной его части… нет, дело было не в стыде, и даже не в жалости. Я уже давно ничего не стыжусь, ни в чем не раскаиваюсь, и почти никого не жалею. Кто знает, кем бы я был, отпусти тогда ее из этого мира, или хотя бы прости ее убийц, но… Как говорят: история сослагательного наклонения не имеет… Я есть то, что я есть. И упустить даже ничтожный шанс изменить се, я не собираюсь, его бы это не стоило. А девчонка… то ж… Обычная девчонка, не лучше и не хуже других. Миллионы таких есть сейчас, миллионы – были, и миллионы будут. А ТА – одна. И я – один. Да и наделал я уже столько всего, то каяться сейчас было бы как – то… смешно, что ли… Но на сердце все равно было сумрачно. Надо побыстрее кончать со сем этим спектаклем… Я возил ее на Кипр, и в Италию, на Ибицу, и в Париж. Я знакомил ее со знаменитейшими и богатейшими людьми. Одевал в лучших бутиках мира. У нее была самая дорогая косметика и самые изысканные салоны красоты. Она сладко спала, вкусно ела, дорого одевалась. Не всем выпадает такой шанс… А теперь настало время контрастов…

В ванной комнате я легонько постучал по зеркалу. Отражение качнулось и вопросительно посмотрело на меня.

– Пора, – сказал я. – Встретишь ее в баре. Наверняка будет пить, потому справишься легко. Дальнейшее ты знаешь… Бедность, однообразие рутиной жизни.. И, пожалуй, добавь побольше нудных и нравоучительных историй о высокой морали, христианских ценностях и все тому подобное… Надо подстраховаться: тетушка не зря поет эти притчи… Она что-то задумала, и меня это тревожит… Постарайся окончательно отбить у нее охоту к подобным темам.

– Не в первый раз.

– Вот и хорошо. Тогда – к делу!

Призрак исчез, а я направился в спальню. Ольга отрыла глаза, потянулась ко мне…

– Вставай, – мягко сказал я. – Пора.

– Мы куда-то идем?

– Да. Надо подыскать тебе новую квартиру.

– Зачем? – не сразу поняла она.

– Я не уверен, что ты захочешь вернуться к себе домой, но если я ошибаюсь…

Я знал эту странную, всегда удивлявшую меня особенность: она была совершенно равнодушна к своему дому. Тому дому, где родилась. Она быстро обустраивалась в любом, новом, месте, обживалась, чувствуя себя комфортно, но тот, первый дом, дом ее родителей, был ей явно чужой. Она не любила об этом говорить, а я никогда не расспрашивал…

– Я тебя не понимаю, – на ее лице появилось озадаченное выражение. – Что-то случилось?

– Нам пора расстаться, – прямо сказал я. – Я говорил тебе, то не создан для долгих отношений, и когда–нибудь этот день настанет. Вот он и настал.

– Подожди, подожди, – растерянно запротестовала она. – но… Вот так? Просто? Безо всякого повода?

– Ну не ссору же устраивать, право слово, – пожал я плечами. – Взрослые люди все таки… Как дань традиции?

– Я ничего не понимаю… Я сделала что-то не так? У тебя кто-то появился?

– Вот мученье-то, – вздохнул я, и терпеливо пояснил: – Просто пришло время расстаться. Пора сбрасывать кожу, как говорил мудрый Каа. Я совершенно не семейный человек, и долгие отношения меня утомляют. Нам было хорошо вместе… Ты же не в претензии на меня за то время, что мы провели вдвоем?.. кстати, я приготовил тебе небольшой прощальный подарок…

Но обтянутый бархатом футляр полетел в угол нераскрытым.

– Так, – задумчиво посмотрел я ему вслед, – похоже, без ссоры ты расставаться не привыкла. Извини, но я не сторонник традиций. Я ухожу, когда остынешь – позвони. Я помогу тебе найти квартиру и перевезти вещи… Пока!

Не вслушиваясь в несущиеся мне вслед слова, я вышел из квартиры. Звонить она не будет – в этом я был уверен. Через пару часов, в одном из баров ее найдет мое “Альтер эго”, и… дальнейшее – дело техники…

Неожиданно для себя само, я что было сил ударил кулаком по рекламному щиту, мимо которого походил. Рассеянно посмотрел, как затягиваются раны, не оставляя даже белесых шрамов… Если б можно было так же легко затягивать раны памяти… Или раны совести… Обычная девчонка… Такая же, как сотни и тысячи… Надо будет все же проститься с ней по хорошему… Хотя бы во сне… А потом, выиграв пари, я исчезну, и она утешиться очень быстро… Что люди вообще знают о боли? О настоящей боли?.. Прости, душа моя, но так надо. Не тебе. Не “нам”. Мне…

– Да брось ты, – сказала Смерть, разливая остатки ликера по рюмкам. – Разве ж это беда? Это просто обида… Если б ты его любила… Но о любви, как я понимаю, речи не шло?

– Я не знаю, – всхлипнула Ольга. – Но нельзя же вот так… просто… так не бывает…

– А как бы ты хотела, что б это произошло?

– Ты защищаешь его потому, что он твой племянник…

– Это не причина. Просто, по моему опыту, игры без любви примерно так и заканчиваются. Кому-то одному просто все надоедает. Если б ты бросила его первой, сейчас так же бесился бы он.

– Но я-то с ним так не поступала!

– Опять мы пошли по кругу, – вздохнула Смерть, осушая рюмку. – Я просто промолчу… И учти, то если женщина молчит – это еще не значит, что она о чем-то думает… Чаще всего наоборот.

– Мне сейчас не до шуток…

– Это вполне естественно… Просто помни, что то, то кажется тебе сейчас настоящей бедой, когда-нибудь не будет стоить и выеденного яйца. Это еще не беда, девочка. Это просто – слюнки и сопельки. Давай лучше выпьем за то, что б ты никогда не столкнулась с настоящей бедой…

– Что же может быть бедой? Смерть?!

– Кхм-м… Ну, почему? Не обязательно… Например, самому стать причиной беды. Просто поверь: лучше для тебя самой, что б обижали тебя, а не ты…

– Какой-то странный мазохизм…

– Есть такая притча… Умирал старый монах, и его молодой послушник просил открыть ему тайны духовного совершенствования. Монах так сказал ему: ” В душе каждого человека каждый день, каждый час бьются насмерть два одинаково сильных и умных волка: добро и зло. Как ты думаешь, какой победит?” “Наверняка – добро!” – воскликнул послушник. “Нет, – ответил старец. – Победит тот, которого ты кормишь”. То, что ты называешь “мазохизмом” я называю – не оскотиниться, выкормив в себе волка… Да и волк – не самое страшное животное, которое человек может в себе вырастить… Губерман, например, утверждал, что “сытые свиньи страшней, чем голодные волки”…

– Если б еще от этих мудростей хоть какая-то практическая польза была… Закажем еще.. по чуть – чуть?

– Я – пас, не завтра рано вставать. Тебя отвезти домой?

– Нет, я еще посижу.

– Как знаешь… просто помни о том, что я тебе сказала. А это все – не беда… До встречи, девочка…

Она поднялась, и на ее место, тот час, нацелился какой-то молодой, спортивного вида мужчина, давно, исподволь, наблюдавший за их беседой из дальнего конца зала. Встретившись взглядом со Смертью, смутился и поспешно отвел глаза. Та лишь презрительно усмехнулась краешком рта, еще раз махнула Ольге на прощание рукой, и вышла из бара, словно уступая поле боя…

Сон 1037 Бирюзовые волны нежили песок. Обнаженная, она выходила ко мне из воды, и крохотные капельки влаги, отражая солнце, освещали ее фигуру неземным сиянием.

– Сколько здесь янтаря, – удивилась она. – Я никогда не видела столько прекрасного, разноцветного янтаря в одном месте… Да на земле и нет такого места… Где мы?

– Это пристань для тех, кто смертельно устал… Помнишь, знаменитое, булгаковское: “Он не заслужил счастье, он заслужил покой”? Для счастливых – иные миры… Знаешь, ученые думают, что янтарь – это кусочки застывшей смолы. Они ошибаются. Это спящие солнечные зайчики. Но ученые не узнают об этом никогда – никому и в голову не придет изучать солнечных зайчиков…

– Солнечные зайчики, – повторила она, держа на раскрытой ладони несколько ярко-желтых камешков. – Они точно спят? Они не умерли?

– Смерти нет, – успокоило я ее.– Есть лишь проводница по Дороге Сновидений. В мире ничто не исчезает бесследно. Мы просто уходим в те места, которые заслужили при жизни… если не заслужили рай или ад…

– А что такое рай?

– Это Бог. Это любовь… Кто-то из отцов Церкви глубоко подметил, что, возможно, рай и ад – это один и тот же Свет. Только чистые души он согревает, а черные – жжет…

– Ты был там?

– Нет. Я, в некотором роде, тоже принадлежу к той силе, “что вечно хочет зла и вечно совершает благо”… Я из тех ангелов, что когда-то ушли от Бога, не веря в Его замысел о людях. Древние нам поклонялись как богам… Мы даже жили среди них… Потом пришел Христос, и театр закончился… А мы остались. И люди остались. И наши проблемы остались… Но я хотел поговорить с тобой о другом. Я привел тебя сюда, что бы поговорить начистоту и просить… ну, если не о прощении, то хотя бы о понимании…

– В чем?

– Я увел тебя с твоей дороги. Я водил тебя по другим мирам и временам, показывая все виды и грани любви.. и буду водить еще долго… Ты ни в чем не виновата, ты просто оказалась не в том месте и не в то время. Ты, наверное, неплохой человек, и не заслужила всех этих интриг и обманов… У меня просто не было другого выхода… Сейчас я могу признаться тебе в этом, потому что завтра ты проснешься и забудешь этот сон… Зато я показал тебе то, что доступно очень немногим. Ты сможешь использовать этот опыт по своему усмотрению, во благо, или во зло… От этого будет зависеть куда ты пойдешь дальше. Каждый час, каждую секунду мы стоим на перепутье и делаем свой выбор, свой шаг в собственную судьбу…Как сказал О.Генри: “Дело не в дороге, которую мы выбираем; то, что внутри нас, заставляет нас выбирать дорогу”…

– Все равно не понимаю… Почему?

– Когда-то, очень давно, когда тебя еще не было на свете, я любил одну девушку. Прекрасную, нежную, златовласую… Она была для меня всем… У нас и без того было совсем немного времени для счастья: она – простая смертная, а я… Люди, окружавшие ее, видели, что твориться что-то необычное, и по состоянию своей души считали это злым и опасным. Они обвинили ее в колдовстве, связи с бесами… Меня не было рядом, когда они убили ее… Но и позволить ей уйти я не мог. Я нарушил все законы этого мира, заключив ее душу в тот дуб, на котором ее повесили, удержав ее на краю жизни и смерти… С тех пор я охраняю этот дуб в Княжьем логе… А те, кто убил ее… Они очень пожалели об этом перед смертью… Но после этого и я изменился окончательно. Я не могу жить среди людей, но и уйти не могу, оставив ее здесь… И вот теперь мне выпал шанс. Шанс, который выпадает раз в сто тысяч лет….

– А как же я?

– Прости… Что я еще могу тебе сказать?

– Ты хочешь, что б я полюбила тебя, а сам… Что это?! Смотри!

Я взглянул на скалу, возвышавшуюся над зеленой дымкой леса. Изящный, грациозный, словно вырезанный из слоновой кости, Единорог стоял на вершине, выделяясь девственной белизной на фоне ярко – синего неба. Золотистый рог сиял на солнце, а серебряные копытца выбивали из мрамора снопы искр…

– Это был мой подарок…Ей… Как и весь этот мир. Для этого я и отлучался тогда… Ладно, я думаю, что этот разговор был ошибкой… Пусть он просто не запомниться тебе, как и множество ненужных снов… Прости…

– Подожди! – крикнула она. – Я…

Но меня уже не было…

Часть 2

“Зазеркалье”

Глава 6

Я хотел, что б мы были врагами,

Так за что ж подарила мне ты

Луг с цветами и твердь со звездами —

Все проклятье твоей красоты?

И была роковая отрада

В попираньи заветных святынь,

И бездумная сердцу услада —

Эта горькая страсть, как полынь!

А. Блок Вероятно, это был самый известный и самый богатый лагерь детского отдыха в России. Детище знаменитого Дворца, он десятилетиями был мечтой и главным призом для юных спортсменов, ученых, литераторов. Именно на его озере впервые вспыхнули зарницей Алые Паруса бригантины – праздника, придуманного во Дворце и захватившего всю Россию романтикой юношеских надежд и стремлений.

Благодаря изрядной удаленности от городов и близости к Финскому заливу, лагерь был наполнен морским воздухом, смешанным с ароматом окружавшим его соснового леса. Только сосны и тишина…

А сбоку, за ограждающим лагерь многокилометровым забором, прилепился серый и невзрачный рабочий поселок, с вытертыми до песка газонами и вечными лужами на щербатых дорогах. Панельные коммуналки, забитые до отказа, пресловутый “прожиточный минимум” и – та же тишина… Впрочем, нет, не та же. Другая. Тишина запустения, безнадежности, тишина доживания… “Бедный родственник”, с завистью и отчаянием заглядывающий за забор к своему удачливому “старшему брату”, забывшему пригласить его на этот цветущий праздник жизни. Когда-то в поселок приезжали жить и работать лучшие учителя и тренера Петербурга. Ехали в “страну озер и сосен”, как на долгожданный праздник, а потом… Потом в страну вползла горбачевская “перестройка” и образование, вместе со спортом и здравоохранением, оказались под обломками “капитализации по-русски”. Капитализации без правил, без ума, без жалости… без будущего. Те “интеллигенты”, что “голосовали сердцем”, забыв про разум, в одночасье оказались по уши в демократии, и уныло потянулись обратно в Петербург, что бы торговать на рынках, сторожить овощебазы и выдавать в гардеробах пальто новым “хозяевам жизни”. А их места в рабочем поселке заполнили жители ближайших сел и деревень, обитатели бывшего “сто первого километра”. Небольшое количество оставшихся энтузиастов не могло повлиять ни на быт, ни на духовность. А за забором уже куражились, вытесняя юных спортсменов и ученых, отпрыски удачливой “элиты” из бизнеса и политики. Это была Россия “в миниатюре”, в ее прошлом, настоящем, и… Но не будем загадывать так далеко…

Виктор поставил совок и метлу в угол, запер гараж, заменявший ему дворницкую и повернулся к ожидавшему его Борису:

– На сегодня хватит. По домам.

– Может – на шашлыки? – предложил Борис. – Что тебе дома делать? Твоя опять с утра пораньше в магазине джин-тониками затаривалась, как на праздник. Значит, готовься к очередному скандалу.

– Тяжело ей здесь, – сказал Виктор. – Она городская, наш поселок не для нее. День похож на день, ни развлечений, ни работы…

– Сопьется она… Как ей вообще в голову пришло сюда приехать?

– Мы с ней в баре познакомились. Я отвозил в город статью для журнала, а она только что со своим любовником рассталась. Идти некуда, депрессия… вот и согласилась. Жить теперь есть где, только… мне кажется, она меня за это как раз и ненавидит.

– Гнал бы ты ее, – посоветовал Борис. – Ничем хорошим это все равно не кончиться, а женский алкоголизм страшнее мужского. Ее не изменишь, а себе жизнь загубишь…

– Жалко… Да и нравиться она мне. Просто здесь отношения обречены на провал по определению.

– Да, место жутковатое.

– Не в этом дело. Место здесь ни при чем. Просто мы слишком разные. И еще одна “мелочь”: она меня не любит. Вот и все. А природа-то как раз здесь красивая: сосны, озера, гранитные валуны…

– Не скажи. Говорят, раньше здесь было кладбище. Финны называли это озеро: “Озеро мертвых”. Я не робкого десятка, но когда я иду по лагерю ночью, мне как-то… не по себе.

– Ты только это Ольге не рассказывай, – полушутя попросил Виктор. – А то это очень укладывается в ее теорию. Она и так считает, что здесь повышенная радиация, и все вокруг нее – мутанты. Как в фильмах ужасов: “Зазеркалье-1”, “Зазеркалье-2” и так далее…

– Ну, ты как хочешь, а я пойду напьюсь… И – к девчонкам! Ну, а тебе… Что тебе сказать?.. Удачи!

Ольга, мрачная и напряженная, сидела за компьютером, бездумно проходя в сотый раз какую-то игру. Покосилась на вошедшего Виктора и так же молча отвернулась к монитору.

– Привет, – сказал Виктор.

Она кивнула.

Виктор посмотрел на многочисленные баночки из-под джин-тоников, беспорядочно наваленные в углу комнаты, вздохнул, подошел к холодильнику, соорудил себе пару бутербродов и принялся заваривать чай.

– Звучит банально, – устало сказал он, – но ты бы хоть в комнате убралась. Не столько порядка ради, сколько для того, что бы самой развеяться. День и ночь за компьютером – это же с ума можно сойти…

– Уже сошла, – меланхолично отозвалась она. – Лечить поздно.

– Ты хоть ела?

Она неопределенно пожала плечами.

– Давай сходим погулять…

– Послушай, – она нехотя оторвалась от компьютера и раздраженно поглядела на Виктора. – Я стараюсь быть вежливой – видишь? Пожалуйста, оставь меня в покое. У меня очень плохое настроение.

– Оно у тебя всегда плохое. И не будет хорошим, пока ты не возьмешь себя в руки.

– Как?! – вызывающе вскинула она подбородок. – Подскажи! Ты же у нас умный. Ученый, историк, и все такое…. Так подскажи – как?

– Постарайся увидеть вокруг себя что-то хорошее. Эти озера, леса, и даже этот несчастный рабочий поселок, не виноваты в том, что… что у тебя сейчас не самый удачный момент в жизни. Но жить-то все равно надо.

– Сомневаюсь, что самый отъявленный оптимист разглядит здесь что-то хорошее, – парировала она. – Здесь же, как в фильме “День сурка”: каждый день – одно и то же. Ничего никогда не происходит! Это место – “остров погибших кораблей”!

– “День сурка”? – задумался Виктор. – Что ж, может быть… Но помнишь, сколько он успел сделать за этот многократно повторяющийся день? Кто мешает тебе поступить так же? Здесь прекрасные спортзалы, замечательные тренера, изумительная библиотека… Ты же любила конный сорт, стрельбу из лука… Большой теннис…

– А сейчас – не хочу…

– Пойдешь, – твердо сказал он. – Ты когда-то мечтала об этом, но времени не было. А здесь, время – единственное, что есть в избытке. И его можно либо убивать, либо использовать в свое благо…

– Поэтому ты сюда и приехал?

– Да. И еще я хочу понять загадку Зазеркалья.

– Нет здесь никакой загадки. Алкоголизм есть, тунеядство, сплетни, деградация… а загадки – нет.

– Загадка есть, – задумчиво повторил Виктор. – Собирая исторические данные, я объехал всю Россию. Практически все ее монастыри, музеи, архивы. На это ушло более десяти лет. Я бывал в сотнях городах, но нигде не видел места более беспросветного и безнадежного, чем этот рабочий поселок. Везде живут по разному: где-то легче, где-то труднее, но такой сплин и такая безнадега только здесь. Тяжело, трудно, живется и на Урале, и в Алтае, и на Волге, и на Дону… Но там даже лица у людей другие. А вот вокруг Петербурга и Москвы образовались какие-то депрессивные “черные кольца”, как наш рабочий поселок, рядом с Зазеркальем. Они же ни во что не верят, и ничего не хотят. Посмотри на них: это словно кадавры – ходячие мертвецы, без души. Дай им сколько угодно денег, но лучше от этого работать они не станут. В лучшем случае – просто уедут отсюда. Но и там, на новом месте, все равно будут стонать, жаловаться, сплетничать и бездельничать… и я заметил, что подобные “черные пятна” сплина возникают там, где практически нет церквей… Был в прошлом веке такой ученый – Макс Вебер. Работая над своей теорией, он объехал весь мир, и в 1905 году издал свой труд: “Протестантская этика и дух капитализма”. Получились удивительные результаты. Капиталисты, пытаясь привлечь рабочих на свои заводы, пытались увеличить почасовую оплату за качественный и добросовестный труд. В тех странах, где была развита духовность и религиозность, люди принимали эти условия и вкладывали деньги в улучшение условий жизни и обучение. Там же, где не было церквей, и религия находилась в упадке, рабочие принимали эти условия лишь для того, что бы сократить свой рабочий день и увеличить свободное время. Имея возможности улучшить условия своего существования, они предпочитали зарабатывать столько же, но жить в праздности, ноя, жалуясь и пеняя на свою несчастную жизнь. Бездуховная культура куда больше дорожит праздностью, чем работой. Чем человек духовнее, тем он образованнее, работоспособней, активней. А лентяи, как правило, бедны, и только мечтают что бы все “отнять и поделить”.

– Однако, революция у них все же получилась.

– И, кстати, благодаря именно “аскетам” из их числа, работоспособным и деятельным. Только с противоположным знаком духовности. И если б не ошибка Маркса… Он отвергал влияние личности на историю. А это противоречит действительности. Гениальные политики, историки, ученые, “рождаются” не благодаря чему-то, а вопреки всему. Никто не мог предвидеть появления личности Сталина. История создавала его до тридцатых годов, а после – он создавал историю. То же было с Екатериной Великой, Андреем Боголюбским, Ломоносовым и княгиней Ольгой, Наполеоном и Гитлером. Влияние личности на историю – несомненно. Не будь Ленина – не было бы и революции. Не будь Сталина – Россия была бы принесена в жертву революции, и исчезла бы, как государство. Даже Горбачев своим предательством нарушил естественный ход преобразования России. История не имеет сослагательного наклонения, зато является неоспоримым, наглядным примером. Потому-то многие так хотят ее переписать, себе в пользу. Это Зазеркалье для меня – полигон для изучения и опытов, который даст мне понимание общей ситуации в России… и ее шансов на будущее.

– Печальные какие-то шансы…

– Вот именно… Но если понять, чем их можно заинтересовать здесь, сейчас, как пробудить к жизни, вернуть надежду – значит, можно надеяться на изменения и во всей России. Ты никогда не боялась, что Бог – существует?

– В каком смысле?

– В прямом. Эйнштейн начинал теоремы со слов: “Допустим, что Бог существует, в таком случае, скорость света будет равняться….” Потом это начало выбросили из всех учебников…. Но если Бог существует, тогда мы на грани катастрофы вселенского масштаба. Как человечество, мы – банкроты. Духовно мы потерялись, совершенно не соответствуя не только замыслу Бога, но уже даже мало чем отличаемся от животного мира. Жрем, размножаемся и воюем – вот и вся цивилизация. Жизнь насекомых напоминает. Есть только два выхода из этого тупика: либо Бог сотрет нас, как во времена потопа, и начнет историю заново, либо мы опомнимся сами…. Но второе – как-то сомнительно. Не находишь?

– Честно говоря, мне все равно…

– Вот и им все равно… А я хочу понять – почему? Ведь это вопреки даже законам самосохранения. Даже из банального эгоизма человек хочет жить лучше… Так почему же ничего не делает для этого?! Почему всем – “все равно”? Помнишь библейскую притчу о том, как Христос исцелил бесноватого, изгнав из него бесов в стадо свиней? Ведь жители той деревни сказали тогда Иисусу: “Уйди отсюда, Ты нам не нужен!” Им было так хорошо в этом мире из лени, бездумья, сплетен и жалоб, что они просто испугались, когда пришел Тот, Кто Несет Перемены. Если б Он пришел сюда, то услышал бы то же самое. Вот я и пытаюсь понять – почему? Наполеон называл историю “лучшим учебником философии”. Вот поэтому я ее и изучаю. История – ключ к будущему, карта, прообраз – называй, как угодно…

– Ну, с тобой-то все понято. А то здесь делаю я?

– Если бы ты меня любила, я бы точно знал ответ на этот вопрос, – невесело улыбнулся он. – А так… Пока просто приходишь в себя…Только для того, что бы придти в себя, надо сначала себя найти. Я могу многое рассказать тебе: о вере, и о любви, и людских судьбах, я могу дать тебе дом, в котором ты сможешь набраться сил, могу даже скрасить твой досуг спортом и солнцем, но понять – кто ты, и чего хочешь – можешь только ты сама.

– Вот только для чего ты это делаешь? Из жалости? Или изучаешь, как это свое Зазеркалье?

– Ты мне нравишься, – ответил он. – Очень нравишься…

– Ты никогда не был женат?

– Нет.

– Ну, хоть любил?

Виктор долго молчал, подбирая слова.

– Я уже говорил тебе, что моя работа… даже не работа – образ жизни – сродни аскетической жизни монаха. Как говорят на Востоке: “что бы что-то получить, надо чем-то пожертвовать, что бы получить все, надо пожертвовать всем”. У меня все силы и все время уходят на изучение истории. Денег это не приносит – я беден и вынужден подрабатывать в этом… Скажем так – поселке. Да и женщины не любят, когда что-то ставят выше их…

– Они не любят, даже когда их просто с чем-то совмещают, – уточнила она. – В общем, с тобой все ясно… Все вы, мужики, одинаковые.

– Да? – удивился он.

– Вы красиво говорите о любви, а как доходит до дела… Самцы – теоретики…

– Я, вроде не “самец”, – смутился он. – Ну… в этом смысле…

– Нашел чем гордиться, – не вполне логично заметила Ольга.

– Мужчины все разные, как не бывает одинаковых женщин, – покачал он головой. – Судьба перемешивает события, формирующие наш характер, как в калейдоскопе, создавая неповторимые узоры. Одинаковых отпечатков пальцев-то нет, что уж говорить про души… А вот страсти одинаковые, как и грехи… Да и подвиги – тоже….Кто-то жертвует собой, то-то чужими жизнями. Кто-то боготворит женщин, а кто-то меняет их как перчатки… Но разве вы, сами, тянетесь только к человеку, или, все же, чаще вас привлекает то место, которое вы можете занять рядом с ним? Бессмысленно сравнивать количество женщин Диогена, и самого последнего бизнесмена.

– Кто к чему стремиться…

– Нет, – решительно отверг он. – И Кульнев, и Наполеон были полководцами, но…

– Прости, но я устала, – решительно закончила она разговор. – Я и так знаю, что ты – умный, и все такое…Но я иду спать… Если не возражаешь – одна…

Когда она заснула, Виктор прошел в ванную комнату, тщательно запер за собой дверь и кончиками пальцев коснулся зеркала… Когда рябь улеглась, коротко кивнул собеседнику:

– Здравствуй.

– Почему так долго? – спросил Порок. – Еще одна неделя прошла.

– Она пьет день и ночь…Это может плохо кончиться…

– С ней все будет нормально. Не она первая, не она последняя. Современные девицы живучи – фосфорными спичками давно никто не травиться, и под поезда от несчастной любви не бросаются… Впрочем, в Сибирь за возлюбленным уже тоже не ездят…

– Но ты не будешь против, если я… немного помогу ей? Научу конному спорту, найду какое-нибудь хобби?

– Да сколько угодно, – великодушно разрешил Порок. – Мало удовольствия иметь дело со спившейся истеричкой. Подними ее самооценку, избавь от комплексов, заставь заниматься спортом. Я не ревную. Ведь ты, это, в некотором смысле – я, не так ли? Но не забывай, что ей должно быть скучно. Все должно быть на контрастах. Когда я поманю ее обратно, она должна не просто вернуться. Она должна бежать! Радостно, фанатично, безоглядно… Это – понятно?

– Не в первый раз, – тихо напомнил Виктор.

– Ты жалеешь ее? – удивился Порок. – Осторожнее, мой друг! Жалость – скользкая дорожка…

– Она не такой уж плохой человечек… Мне кажется…

– А вот советы мне давать не надо, – нарочито ровным голосом попросил Порок. – Не заставляй меня вспоминать струю, добрую сказку, и приказывать: “Тень, знай свое место!” Я не хочу, то б наши беседы протекали в стиле “внутреннего диалога”. Мне ее искренне жаль, и я даже постараюсь как-нибудь компенсировать ее переживания… Дать ей денег, что ли… Она быстро утешится… Но я не люблю ее! И ничего не могу с этим поделать… Я бы мог оставить ее тебе, впоследствии, но… выиграв пари, я собираюсь уйти отсюда. Навсегда. А отражения, как известно, не живут без хозяина. Я не Творец, и не человек, что б давать жизнь…

– Я знаю…

– У тебя все? Тогда иди. Я вызову тебя, когда придет время…

Сон 1014 …– Не снимая сапог?! – ужаснулся Кульнев. – Воля ваша, господа, но как-то все это… мерзко. Я все понимаю, но ведь не дикарь же он. Император. Какой – никакой этикет все же должен быть. Женщины все – таки… Я сам командую гусарами, что это такое – объяснять не нужно. Вон, один Давыдов чего стоит, но что б так…В приличном обществе за такое сразу а дуэль вызывают… Впрочем, да…. То ж его вызовет, он же – император… Прямо беда какая – то, а?..