Текст книги "Бастион"

Автор книги: Дмитрий Леонтьев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 11 страниц)

Дмитрий Леонтьев

Бастион

Бастион

Часть 1

Любимец Дьявола

Глава 1

Дон – Жуан убивающе любит.

Этих шелковых рук не разжать…

Но бывает: рождение губит,

а погибель способна рождать.

Р. Казакова. Когда она вошла, разговоры в зале смолкли. Мужчины, как по команде, выполнили «равнение на нее», а их спутницы, наоборот, с деланно – равнодушными гримасами отвернулись в противоположную сторону. Напрасно. Право слово, там было на что посмотреть, и было чему поучиться. Высокая, статная, на вид лет двадцати семи – двадцати восьми, с холодными, как весенние озера, голубыми глазами, и четкими контурами немного надменного рта… Если б ваятели древней Эллады увидели эти тонкие, правильные черты лица, то, в бессильной ярости от собственной бездарности разбили свои статуи еще до того, как это сделали за них варвары. Пышную гриву черных волос, она украсила диадемой в виде двух переплетенных змей, глаза которым заменяли огненно – красные рубины.

Очнувшийся от оцепенения официант бросился было к ней, намереваясь предложить столик, но она остановила его небрежным движением руки, и медленно обвела взглядом сидящих в зале. Трое или четверо наивных ловеласов, тут же вскочили со своих мест, заискивающе улыбаясь, и жестами приглашая присоединиться к ним. Она не удостоила их даже взглядом, продолжая осматривать зал, пока не заметила меня.

Я сидел за дальним столиком, у танцевальной площадки, в компании литровой бутылки виски, и скучал. Она подошла, и, не дожидаясь приглашения, уселась напротив.

– Привет, ангелочек, – сказала она низким, чуть хрипловатым голосом, который многие мужчины почему-то находят невероятно сексуальным, и кивнула на бутылку: – Опять катаешься на машине времени: выпил – и наступило завтра?..

– Привет, костлявая, – усмехнулся я. – Косу тебе охрана пронести не разрешила?

Она рассмеялась. Пожалуй, это была единственная женщина, которую я всегда был действительно рад видеть. Впрочем, «женщиной» ее можно было назвать, разве что, выпив, тот самый литр виски, что стоял передо мной. Во-первых, она была старше всех женщин на земле, вместе взятых, во – вторых, красивей… Да что там женщины?! И по ту, и по эту сторону мира, в красоте с ней могла сравниться лишь моя мать, что было неудивительно, ибо они были родными сестрами.

Удивительная женщина моя тетя: нежная и грациозная, как лань, в схватке она становилась свирепа и опасна, как дикая пантера. Пожалуй, она была лучшей воительницей на земле. Ни ангелы, ни демоны, не говоря уже о простых смертных, не имели против нее ни единого шанса. Даже мой отец не мог бы сравниться с ней в воинском искусстве. А это, мягко говоря, высокий показатель…

– Коса не подошла бы к моему платью, – пояснила она, вытаскивая из моей пачки сигарету, и делая изрядный глоток из моего же стакана. – Но что толку объяснять тебе такие тонкости? Ты уже давно утратил к женщинам вкус, ангелочек.

– Я же просил не называть меня так!

– Но ведь я помню тебя еще кучерявым карапузом, с голой попкой и белоснежными крылышками. Шустрый такой был проказник… Амурчик…

– Может ты и не заметила, но с той поры утекло много воды. Впрочем, – поддел ее я. – в твоем-то возрасте пара-тройка тысячелетий значения не имеют.

– Да и ты малость подрос. Щетина, кожа – джинса, взгляд перенасыщенной порочности… Это называется «имидж», или ты себя так чувствуешь?

– Прожив столько времени среди людей, сложно остаться ангелом любви. Они здесь не выживают. Здесь есть место только для Порока. Это ты все та же…

– С чего бы мне меняться? – пожала она плечами и залпом осушила целый стакан виски. Пить она тоже умела – этого у нее не отнять. Напивалась, правда, крайне редко, но уж если это случалось… Я осторожно отобрал у нее стакан и бутылку.

– Но зато я делаю свою работу по прежнему качественно, – продолжила она. – А вот ты… В этом мире нужен ангел Любви, а не Порока. Слишком мало первого, и слишком много второго…

– Не начинай сначала, – попросил я. – Я не люблю людей и не собираюсь жертвовать ради них даже частичкой времени. Не говоря уже о всей своей жизни. Меня часто называют демоном, но по мне так, люди хуже демонов. А с чего это ты вдруг стала заботиться о людских нравах?

– Да плевала я на их нравы, – откровенно призналась она, закидывая ногу на ногу. Мужчины за соседними столиками громко засопели и дружно заказали у официанта по двести грамм водки.

– Просто ты нарушаешь законы мироздания, – продолжала она, словно не замечая устремленных на нее со всех сторон взглядов. – И я за тебя боюсь. Когда наступает Срок, я увожу людей в те места, которые они заслужили своей жизнью, то же касается и Бессмертных, когда они перестают быть Вечными, и нарушают законы мироздания. Разумеется, я, по блату, подберу для тебя что-нибудь… Этакое… миленькое. Но стоит ли торопиться?

– Не пугай, курносая, – сказал я. – Меня уже сложно напугать. Признаться, мне вообще осточертел этот мир, и если б не…

Я осекся на полуслове, но она поняла, и так посмотрела на медальон на моей груди, что я невольно прикрыл его ладонью. Тут же опомнился, и покачал головой:

– Видишь, до чего дошел?.. Нервы…Скучно мне, тетушка. Я перерос порученное мне. Нет больше ни желаний, ни веры. Женщины – слишком примитивные существа, что б вообще тратить на них время. Все – было, все – надоело, все – суета сует… Даже сам процесс флирта, соблазнения, влюбленности, настолько предсказуем, что вызывает не азарт, а тошноту. И знаешь, что парадоксально? Как ангел Любви, я достигал куда меньших результатов, чем как ангел Порока. Что из этого вытекает? Ангел Порока сильнее ангела Любви.

– У тебя совсем голову снесло, – вздохнула она. – Любовь, это то, что сильнее всего на свете, а ты – лишь одна из ее теней. Теней!..

– А ты говоришь банальности, – утомленно парировал я. – «Добро – это добро, зло – это зло, черное – это черное, а белое – это белое»… Бла-бла–бла… Оглянись! Мир изменился! Нет уже ни добра, ни зла… Одна серость! Сплошные «инь и янь в одном флаконе». И в добре уже есть зло, и во зле – добро… Мерзость какая!..

– Хочешь вылечу от скуки? – прищурилась она. – Новое пари, а?

Это была наша старая забава. Время от времени мы придумывали друг для друга, казавшиеся невыполнимыми задания, заключали пари и тем развлекались. Если б вы только знали, какие империи создавались и разрушались из-за таких «мелочей» как любовь и человеческий фактор. То, что казалось незыблемым, рушилось из-за одного – единственного расставания, и создавалось – из ничего! – из-за одной – единственной встречи. А строителями были мы. Скучно, очень скучно жить среди примитивных и однообразных людей годами, веками, тысячелетиями… Монотонно выполнять свою работу из года в год, и тускнеть самому, поневоле уподобляясь окружающей тебя серости…

Свою тетушку я обожал. Мудрая, как мир, непобедимая, как время, порой грозная, и даже коварная, она обладала задором пятнадцатилетней девчонки. Немало мы с ней покутили и подурачились за эти века. Но, и к моей чести надо сказать, что я тоже не давал ей закиснуть от скуки. Бывало, – и ох как бывало! – что и непобедимая Смерть вынуждена была отступить, с хохотом признавая свое поражение!..

– Пари? Хм-м… Предмет спора?

– Ты же просто кичишься своей опытностью и профессионализмом. Тебя прямо распирает от самодостаточности… Вот, давай и поиграем «в любовь»… Так, говоришь, никто против тебя не устоит?

– Никто, – твердо заверил я. – А в чем подвох? Какие-то особые условия на этот раз?

– Никаких! Соблазняй, влюбляй, пытайся удержать… А я посмотрю.

– Издеваешься? – обиделся я. – Это не серьезно. У нас были с тобой такие пари, такие интриги, и после всего этого ты…

– Да, но есть нюанс, – подняла она указательный палец.

– Какой?

– Пошли годы. Ты изменился. И уже давно не ангел Любви. Ты – Порок. На это я и делаю ставку. Не ври себе: не все понятия перепутаны. И добро, по прежнему остается добром, и любовь – любовью. Кто этого не понимает – проигрывает. Люди часто пытаются подменить понятия, но суть вещей от этого не меняется.

– Меня это не привлекает. А думал, будет интересно, а ты опять о банальностях…

– Интересно будет, – заверила она. – Сам себе удивишься. Спортсмены тоже долго не верят, что их время вышло, но годы берут свое. Ты ослаб. Я вижу это.

– Что-то ты темнишь, – задумался я. – Что-то здесь не так…

– Ну ты же так в себе уверен…

– Уверен. Потому и не интересно.

– Даже несмотря, что на кону?..

– И что ты предлагаешь?

Она вмиг стала серьезной. Глаза прищурились, даже зрачки превратились в две тонкие, вертикальные полоски… Но этим меня не испугаешь. Видел я лица и пострашнее: благообразные, ухоженные, сытые и самодовольные лица людей. Вот это действительно страшно. А смертью меня не напугать – мы с ней слишком давно знакомы…

– Ну что ж, если ты так уверен в себе, ангелочек… Тебя не устрашит никакой заклад. Я предлагаю сыграть на большие ставки!

– Тогда и я потребую от тебя серьезный вексель.

– Надо думать, – жестко сказала она. – Ведь мы ставим с тобой на одно и то же… На нее!

Ее палец был направлен в медальон на моей груди.

– С ума спятила?! – рассвирепел я. – Совсем рехнулась?!

– Что с тобой, ангелочек? – с притворным удивлением распахнула она огромные глаза. – Ты же никогда не боялся играть на судьбы других людей? Сотни миллионов судеб тебя не заботят, а в эту девчонку ты вцепился намертво… Отпусти ее. Ты не можешь удерживать ее вечно. Ее срок давно вышел…

– Это не твое дело – считать не принадлежащие тебе сроки! Она – часть меня, и не покинет этот мир, пока его не покину я! Я ее не отдам!

– Только мучаешь девчонку, – поморщилась она. – Но мне интересно, чего ты так испугался? Вроде так был в себе уверен… Какая разница, что на кону, если ты видишь, что у тебя на руках – тузовое каре?

– Потому что я не удивлюсь, если узнаю, что оно имеется и у тебя! Мы оба привыкли играть краплеными колодами… Но, предположим, что я выиграю… тогда я могу потребовать, что бы ты освободила ее и вернула мне навсегда?

– Разумеется.

Я задумался.

– Даже не знаю… Ставки действительно высоки. Я должен все обдумать.

– Хорошо, – неожиданно легко согласилась она. – Думай.

Я посмотрел на нее с подозрением:

– И кто же будет моей целью? Ты уже выбрала кандидатуру?

– Нет, можешь сам выбирать, – она оглянулась, рассматривая сидящих в зале, и развлекающихся на танцполе. – Мне все равно. Не в них дело… Тебе из них кто-нибудь нравиться?

– Мы еще не заключили пари, – быстро сказал я.

– Я помню.

Недоверчиво хмыкнув, я перевел взгляд на танцующих. Семь женщин, и ни в одной я не заметил ничего особенного. Четверых, постарше и менее красивых, я отмел из чисто эстетических соображений. Из трех оставшихся мое внимание привлекла пластика одной, в недорогом, простеньком платьице. Девчонка как девчонка. Лет двадцати «с хвостиком». Среднего роста, стройная, явно не из пресловутой, и осточертевшей среды «золотой молодежи». Не красавица и не уродинка… Так… Самая обычная. Да еще и явно перестаравшаяся с коктейлями, судя по ее упоению танцем. Легкая жертва. Я хоть сейчас мог поклясться, что уже через час она будет в моей постели, но… Ставки, ставки…

– Предположим… Только теоретически! Что вон та, – указал я тетушке на свою избранницу. – Или ты хочешь выбрать сама?

– Я уже сказала, что мне все равно, – усмехнулась она. – Тебе их соблазнять, а не мне. Пусть будет та… Так что ты решаешь?

– И все же я должен подумать, – твердо сказал я. – Что-то здесь не так… У меня отличная интуиция. Я всегда чувствую подвох…

– Ну, на тебя не угодишь, – покачала она головой. – Хорошо, думай хоть до следующего века.

– Столько не потребуется… К полуночи дам ответ.

– Договорились, я приду в полночь… А теперь – может, покуролесим, а? Как в старые, добрые времена?

– Нет, я должен побыть один. Взвесить все… Покуролесим, когда я выиграю пари.

– Как знаешь… А я, пожалуй, развлекусь… Эй, ростовщик! – окликнула она толстощекого бизнесмена, безуспешно пытающегося закадрить такую же толстощекую «бизнесвумен» за соседним столиком. – Ростовщик!..

– Тетушка, – шепотом предупредил я. – Сейчас они называются предпринимателями.

– Да? И что же они предпринимают?

– Попытку заработать деньги.

– А я что говорю? – удивилась она. – Эй, ростовщик! Предприниматель! Хочешь заняться пьянством и развратом?

– А то! – он горделиво бросил взгляд на своих менее удачливых соседей, поглядывающих на него с явной завистью.

– А тебе мама говорила, что разврат – это плохо?

– За что ты его? – поинтересовался я, пока «предприниматель» хлопал глазами, пытаясь найти хоть какой-нибудь ответ.

– Его срок пришел, – просто сказала она. – Слишком много он наделал в своей жизни. Время платить…

– Тебе денег, что ли надо? – наконец нашелся коммерсант. – У меня есть… Перебирайся за мой столик, не пожалеешь….

– Главное, что б ты не пожалел, – подмигнула она. – Я ведь очень дорогая девочка. Ты даже не представляешь – насколько…

– Деньги есть, – запыхтел обиженный толстяк. – Денег много…

– Ну, тогда пойдем, удачливый ты мой, предприимчивый… А ты думай, – сказала она мне на прощанье. – Второй раз предлагать не буду. В полночь я приду за ответом…

Я сидел в кресле, перед камином, и смотрел на огонь. Я люблю огонь. Есть в нем что-то таинственное, завораживающее, нежное, и вместе с тем яростное. Есть ласка и опасность, величие и беспрерывное движение. И есть в нем память. Память древняя, притягательная, манящая, как загадка вечности и пугающая. Основная ошибка людей состоит в том, что, несмотря на свой краткий век, они позволяют забывать себе слишком многое. И плохое, и хорошее, и необходимое, и дорогое… Я же не могу забыть ничего….

Огонь… Я помню, как мы сидели с ней у огня там, на берегу озера, над обрывом, под шатром из звезд, и ее золотые волосы, рассыпанные по обнаженной спине, играли бликами пламени, а губы манили и обжигали… Да, в отличие от людей, я не забываю ничего… И ничего не прощаю. Я, ангел, от боли ставший демоном, наделенный опытом веков, властный над силами природы и помыслами людей, любимец Дьявола… Впрочем, тогда, в незапамятные времена, кажущиеся теперь сказкой, я еще был любимцем Афродиты. Несущий любовь другим, я посмел возжелать ее для себя, влюбившись в простую смертную. Я знал, что переживу ее. И знал, что не смогу пережить этого. Я мечтал связать наши судьбы воедино, и мне было безразлично, пришлось бы для этого поднять ее над смертными, или стать смертным самому. Я воспротивился закону мироздания, пошел против самого Создателя… Я обезумел, когда ее отняли у меня. Почти отняли. Я все же сумел удержать ее на краешке этого мира, не отпустив в дали, закрытые даже для меня. И это было второе преступление. Третье я постиг чуть позже, возненавидев людей так, что с удовольствием взялся бы за работу по уничтожению всего рода человеческого… Но даже для этого я слишком устал…

Я люблю ее и мучаю нас обоих. Но я не могу иначе. Я знаю, что она еще жива, что она рядом, в этом мире, а стало быть, есть и надежда… На что? Может быть, на это пари… Может, это тот самый шанс, который я ждал долгие десятилетия. Страшный спор, ставкой в котором наши души, но, пожалуй, это действительно последний шанс. Смерть, как проводница в Иные Миры и впрямь, в редчайших случаях может отпустить вверенную ей жертву. Но если я проиграю… Но я не могу проиграть! Мне нельзя проигрывать! Нельзя…

Я снял с шеи медальон и раскрыл его. Прядь искрящихся солнечным светом волос и маленький листочек дуба – вот и все, что осталось мне на память от нее. Пламя в камине взвилось, рисуя огненными нитями очертания дуба Княжьего Лога – узловатого, корявого, могучего, страшноватого, и… самого дорогого для меня на этом свете. Из переплетенных ветвей на мгновенье проступили черты прекрасного и чуть печального лица. По коричневой коре заструились золотистые волосы….

Видение заколыхалось, словно водная гладь от брошенного камня, и прямо из огня, в комнату шагнула приветливо улыбающаяся Смерть.

– Ты становишься меланхоликом, ангелочек, – заявила она. – Пьешь, грустишь у огня, снова пьешь… Что решил?

Я закрыл медальон и вновь надел на шею, пряча под рубашкой от насмешливых тетушкиных взглядов.

– Я согласен, – сказал я. – Мою ставку ты знаешь. Если выигрываю я – ты возвращаешь мне ее такой, какой она была триста лет назад.

– А если выиграю все-таки я, то делаю то, что должна была сделать уже давным – давно: забираю девчонку туда, где ее ждут уже триста лет, – согласилась она. – Ах, ангелочек, ангелочек!.. Полюбить смертную… Налей-ка мне вина, поухаживай за дамой.

Она перетащила свободное кресло поближе к камину, устроилась напротив меня, и продолжила:

– Итак, ты убежден, что по-прежнему способен покорить любую девушку настолько, что она останется с тобой «в бедности и богатстве, в болезни, и в здравии»?

– Я этим занимаюсь не одну сотню лет.

– Занимался, – поправила она. – Последнее время ты совращаешь, обольщаешь и развращаешь, а это, знаешь ли, не такое уж хитрое дело. Покорить ее ты сможешь, ангелочек, в этом я даже не сомневаюсь. Вот сможешь ли ее удержать, не смотря ни на что?

– Смогу… Только мне потребуется от тебя одна вещь. Мне нужны ключи от Дороги Сновидений.

– Это-то тебе зачем? – удивилась она.

– Играем не по-детски, – пояснил я. – Всякие там казино – бары – рестораны – бутики, Карибы и Гавайи – я и так обеспечу. От меня самого, еще ни одна девушка не отказывалась. Знания, опыт – все есть в избытке, но… я хочу показать ей все грани любви. Во снах, я проведу ее по Дорогам, на которых она познает счастье и горе, научится отличать добро от зла, и ложь от правды… Она проживет тысячи жизней, побывав всеми женщинами, познавшими любовь. Она увидит, как любовь меняет страны и континенты. Увидит, как она меняет самих людей. Она будет императрицей и рабыней, жертвой и палачом, наисчастливейшей и несчастнейшей… Человек довольствуется лишь своим опытом, потому и не ценит того, что имеет, а я покажу ей столько отражений чувств, что ее опыт сравняется с моим, и тогда моя любовь станет для нее в этом ожерелье опыта – самым драгоценным камнем. Все познается в сравнении…

– Тогда какой смысл мне отдавать ключи? Что б усложнить ситуацию самой себе?

– Ты тоже можешь потребовать от меня… что-нибудь…

– «Что-нибудь»… Ладно, я подумаю. Если возникнет необходимость – потребую. Держи, – она сняла с пальца перстень с кусочком черного янтаря и протянула мне. – Как пользоваться Дорогой, еще не забыл?

– Один я могу отправиться по ней хоть сейчас, но мне придется путешествовать по ней со спящей, а это тяжелая ноша, – сказал я, надевая перстень.

– Главное – не забудь, какому миру соответствует какой знак, а то заплутаешь среди звезд, и наше пари растянется на… триллион лет.

– Помню, помню… Мир Вечной Юности – Единорог, Мир Творчества – Пегас, мир Науки – Сфинкс, – нетерпеливо отмахнулся я. – И так далее. Кубы, шары, птицы, змеи, камни, звуки… Сроки для пари будут?

– Да сколько пожелаешь, – пожала она плечами.

– Какая-то ты слишком добрая, – недоверчиво посмотрел я на нее. – Затягивать я не хочу. Год – другой… Трех лет мне хватит вполне. Я соскучился по ней. Она мне нужна… Или мне не нужен этот мир. Он устроен слишком гнусно.

– Смотря что называть гнусностью, дружок, – возразила она. – Кто делает этот мир таким? Цель оправдывает далеко не все средства, ангелочек… Девочку-то сможешь найти, или помочь?

Я усмехнулся, встал с кресла и подошел к двери, ведущей в спальню. Заинтригованная тетушка следила за мной. Открыв дверь, я кивнул на спящую девушку:

– Ее зовут Ольга… И это было совсем нетрудно, тетушка…

– Ну, в этом – то я совсем не сомневалась, – пожала она плечами. – В этом и я не последняя специалистка. Посмотрим, сможешь ли ты ее удержать…

– Будешь мешать, – понимающе посмотрел на нее я.

– Обязательно! – заверила она горячо.

– А в этом я не сомневался… Ну что ж, по рукам?

– По рукам! – согласилась она, протягивая ладонь.

Словно ветер прошелся по комнате, и мою руку обожгло холодом. Огонь в камине окрасился в ярко – багровый цвет, взметнулся, разбрызгивая во все стороны похожие на кровь искры, и погас. А когда, мгновеньем спустя, я зажег его вновь, тетушки в комнате уже не было. Игра началась…

Выйдя в коридор, я подошел к огромному, в человеческий рост, зеркалу и придирчиво осмотрел себя. Меняя внешность в последний раз, я взял ее с одного из рекламных плакатов «Лайки Страйк». Мужественное, загорелое лицо, густые русые волосы, насмешливые карие глаза, спортивная фигура, легкая, «ухоженная» щетина… Удовлетворенно кивнув, я коснулся янтарным перстнем зеркала и произвел некоторые изменения в своем отражении. Напротив меня теперь стоял широкоплечий, голубоглазый блондин с ямочкой на волевом подбородке. Протянув руку, я помог отражению шагнуть в комнату.

– Привет, – сказал я. – Как ты?

– Застоялся, – ответил он. – Можешь ничего не объяснять – я все слышал. А зачем…

– Для контраста, – пояснил я. – Не люблю класть все яйца в одну корзину. Разная внешность, разный подход, разный уровень жизни… Но играть будет на одну руку. Впрочем, это и так и так – одна рука.

– И я опять в роли жертвы? – невесело улыбнулся он.

– Извини, – развел я руками. – Я мог бы окружить ее дюжиной своих отражений, но не вижу смысла тратить время. Справимся вдвоем. Все, как обычно. Я буду бизнесменом, жестоким и удачливым, ты – ученым, ответственным, серьезным, талантливым, и бедным… Имя Владимир тебя устроит?

– Мне все равно.

– Ну а я буду… Да хоть Николай. Остальное доработаем по ходу игры, в зависимости от обстоятельств. Иди, подготовь все, цену этого пари ты знаешь… Не подведи меня!

Он шагнул в зеркало и исчез, а я вернулся в спальню. Присел на край кровати, поправил на спящей девушке одеяло, и вздохнул:

– Прости, девочка. Надеюсь, эта боль не будет для тебя слишком велика. Так уж вышло… Зато я покажу тебе то, чего еще не видел ни один смертный. Нас ждет дальняя Дорога, и сейчас мы сделаем первый шаг, Ольга… С чего бы начать? Хм-м… Ольга… Пожалуй, с этого и начнем…

Я вздохнул, и решительно приложил перстень ко лбу спящей…

Сон первый Солнце пекло нестерпимо. Кони устало ступали по свежескошенной траве.

– Покос. Близко жилье, а от дружины мы слишком оторвались, – оглянулся Олег.

– Так кругом наши данники, – удивился Игорь. – Чего боятся?

– Бояться, – усмехнулся Олег в густые, вислые усы. – Бояться вообще ничего не надо. От бед не бегай, но и нарочно их не дразни. Слабые всегда ненавидят сильного – запомни это. Ты слишком горяч и беспечен, князь. Я научил тебя всему, что знал, но характер свой передать не могу. Сам оттачивай. Видать, не важный из меня воспитатель…

– Из тебя?! Да ты самый великий и мудрый воин на свете! Такого правителя, как ты…

– Я не правитель, Игорь. Правитель ты. Я только удерживаю для тебя власть, как и обещал твоему отцу. Наберешься сил, будешь держать сам. Я становлюсь стар. После смерти Рюрика минуло двадцать пять лет. Сколько мне еще осталось? Знают лишь боги…

– Ну что ты говоришь? Ты крепок, как дуб. А боги…

– Боги помогают сильным, – оборвал его Олег. – Тем, кто может приносить им богатые жертвы. Я давно служу им, и знаю их хорошо. Я давно уже не испытываю к ним ни страха, ни любви. Мне кажется, что они так же устали от жизни и работы, как и я. А может и вовсе умерли…

– Ты не боишься их гнева?

Олег неопределенно пожал плечами. Оглянулся, всматриваясь в пустынную даль.

– Надо подождать отряд, – решил он. – Мы слишком далеко ушли. Спешимся, ждать придется долго.

– Так давай доедем до жилья, остановимся, назовемся, потребуем…

– Когда – нибудь, ты найдешь то, к чему так стремишься, – вздохнул Олег. – И очень этому не обрадуешься. Тебя мало били, князь. Ты не имеешь осторожности.

– Можно подумать, тебя часто били, – обиделся Игорь.

– Постоянно, – расплылся в улыбке воевода. – И чем только не били, разве что сундуками… хотя, помню, в том селении… Эх, были времена! Зато уже лет тридцать, как я всех бью… Чересчур уж я тебя защищал. Надо было пару раз отдать на посрамление. Беды – лучший учитель. Умру я – кто тебя защитит?

– Боги!

– Ну да, ну да, – вновь вздохнул Олег. – Они – то защитят…

– Олег, ты же – волхв, как ты можешь так говорить о богах?!

– Я их много видел. Добрых и злых, каменных и деревянных, старых и молодых, а я ведь объехал только крошечную часть земли. Боюсь, что богов на свете больше, чем воинов в твоей дружине. Но я не встречал тех, которые любили бы людей. Мы для них… Как цветы для пчел… В лучшем случае.

– А наши – сильнее других?

Олег снял с коня седельные сумки, отстегнул пояс с мечом и, неожиданным, почти неуловимым движением, отбросив ножны в сторону, приставил острие к шее Игоря.

– Воевода! Ты что?!

– Не понял? – Олег подобрал ножны, вложил меч и повесил на ветвь дуба. – Ты веришь в богов, а я в них разочарован, но мог снести твою голову одним ударом… Все равно не понял?

– Нет…

– Они молчат. Может, умерли, может, спят, а может, это и вовсе не боги, а какие-то обманщики… Раньше я верил истово. Верил, потому что боялся… Достань из сумок еду и фляги… Боялся, когда плыл по бушующему морю, боялся, когда бросался в гущу кровавой схватки, боялся, когда болел… Потому и стал волхвом. А потом перестал бояться. И стал надеяться только на себя.

– А то, что ты рассказывал мне о создании мира и сумерках богов, их последней битве?..

Олег пожал плечами:

– Что – то, из этого, наверное, правда… А может, и нет…

Он с видимым удовольствием стянул дорогую восточную кольчугу, снял грубую рубаху, сел у дуба, прислонившись к нему спиной и начал стягивать сапоги. Гладко выбритый, за исключением седого клока поредевших волос, его череп блестел от пота.

– Я объехал много стран, – сказал он. – И везде есть такие же истории… Тебе пора жениться, князь, – неожиданно сломал он разговор. – Тебе скоро тридцать. Ты знаешь законы. Не дашь наследника – потеряешь власть… Твои забавы с наложницами законного наследника не принесут. Ты должен заботиться о продолжении рода. О благополучии твоих воинов. Они много сделали для тебя. Пора перестать быть ребенком и вспомнить о долге перед родом.

– Я знаю, но… они все какие-то… то рябая, то корявая…

– Вот для этого и есть наложницы, – с сотый раз, терпеливо втолковывал Олег. – А жениться надо на дочери могущественного соседа. Породниться, получить поддержку в трудную минуту. Расширить владения. Не тебе это надо – роду.

– Я знаю, воевода, знаю… Только не могу. Веришь: как взгляну на этих жаб, как представлю, что проведу с ними всю жизнь… Не неволь ты меня.

– И рад бы, да не могу. Я становлюсь стар. Я обещал твоему отцу…

– Расскажи о нем.

– Не увиливай.

– Женюсь, Олег, обязательно женюсь! А сейчас расскажи мне об отце.

– Даже не знаю… Все что можно было рассказать, я уже рассказал не раз… Он был сильный воин и отважный конунг. Когда-то давно, наши прадеды пришли с земель варяжского моря, и осели на холодной и суровой земле у моря Белого. Породнились со славянами, населявшими эти земли. Уже тогда эта страна называлась Гардарики – страной городов. Большая, сильная, богатая страна. Через нее пролегали многие торговые пути, потому многие хотели получить эти земли, но славяне никогда не уступали никому ни пяди. Легенды гласят, что наши далекие предки были когда – то в родстве, потому они так легко приняли нас вновь. Наш конунг породнился с их конунгом, и мы стали родственниками рода Гостомыслов, правящих Русью уже семь поколений. Но у них никогда не было мира между собой. Слишком сильные, слишком смелые, слишком энергичные, они объединялись промеж собой только перед лицом великой опасности. А в мирное время… Это «слишком» их всегда разъединяло. Не знаю даже, что способно смирить их, кроме сильной руки. Пожалуй, что смирить они могут себя только сами, но что для этого нужно – ума не приложу. Ты не видел, что здесь творилось тридцать лет назад… Кровопролития, междоусобица, брат вставал на брата… А род Гостомысла к тому времени пресекся: все его сыновья погибли в боях. Остались лишь дочери. Вот тогда он и вспомнил о родстве с твоим отцом. Отдавать дочь за мужчин соседних родов значило потерять власть навсегда. А власть… Власть это самое сладкое вино на свете, и самое хмельное… Твой отец женился на одной из дочерей Гостомысла. Другие роды славян пытались оспорить это решение, но твой отец и Гостомысл прекратили мятежи решительно и быстро. Но твой отец был уже немолод и сильно изранен в боях. Он не успел насладиться своей властью полной грудью, но взял с меня слово, что я сохраню и его власть, и его род. Почти тридцать лет я честно держу слово, а теперь начинаю боятся, что умру, не сдержав его. Что я скажу твоему отцу, когда встречу его на полях Валгаллы? Что воспитал воина, не желающего думать? Вождя, не заботящегося о благе своего народа?

– Олег, я не подведу тебя! – улыбнулся во весь рот Игорь. – Женюсь я! Обязательно! Просто… Попозже… Расскажи лучше, как ты хазар воевал!

– Как – как… Мечом! И головой. За время распрей славяне едва не упустили половину своей земли. Не желая делить ее друг с другом, они едва не отдали ее врагу. Многие племена славян были уже обложены немалой данью, а больше половины сбора с кораблей, проходящих по торговым путям, шла в чужие мешки… Я вновь отнял эти земли. Для тебя. По смерти твоего отца два конунга увели часть дружины, мечтая жить в собственной империи, но я лишил их этой мечты…

– Я был маленьким, но я помню, как ты держал меня на руках и кричал им: «Вы – не конунги! Вот – конунг!». А воины рубили их на части…

– Да, я убил их, – согласился Олег. – Тем более, что они приняли византийскую веру. Да и город, который они облюбовали для себя, был расположен уж очень удобно. Присмотрись к нему, конунг, за этим Киевом большое будущее…

– Ты это зришь как волхв? – в суеверном восторге приподнялся на локте Игорь. – Тебе это открыли боги?

– Я уже устал вздыхать, – скорчил гримасу Олег. – Какие боги?! Ты посмотри, как он удачно расположен!.. Оттуда Аскольд и Дир даже пытались взять самый богатый город мира – Константинополь.

– А у тебя это получилось! Я столько слышал об этом! Но как ты догадался поставить корабли на колеса?!

– Какая лучшая дорога в мире?

– Римская… Нет, греческая!

– Река – лучшая дорога в мире. Летом мы плывем по ней на кораблях, зимой ставим корабли на полозья, и… ни ухабов тебе, ни буреломов. А славяне путешествуют по рекам на телегах. Летом ставят их на колеса, зимой на полозья, вот я и вспомнил об этом… Я устал, Игорь. Давай поговорим обо всем этом после… У меня к тебе просьба… Уважишь старика?

– Ты опять о женитьбе?

– К женитьбе мы еще вернемся… Нет, я пока хочу немного вздремнуть, а ты переберись на другую сторону этой речки. Я знаю эти места, доводилось бывать здесь… Она называется Псков. Вон там, справа, за излучиной, есть дикие яблоки, с крохотными такими плодами, чуть больше моего ногтя. Нарви мне их. Они нужны мне для снадобий.