Текст книги "Великий и Ужасный. Фантастические рассказы"

Автор книги: Дмитрий Гаврилов

Я беру злосчастное кольцо и мчусь к ней, загнав коней. На пороге у её дома одна из роз ломается, и в руке уже чётное число. Но я не внимаю предостережениям богов.

Наконец, меня принимает её матушка. Она в крайнем недоумении, как, неужели я ещё ничего не знаю? И она сообщает мне новость. И белый свет меркнет в глазах. Я ухожу, оставив кольцо новобрачной. Я бреду, не разбирая пути, через спящую долину, а с того её конца мне весело подмигивает огонёк. Это горит мой дом, а в нем все дурацкие вирши.

Да, как смешно! Утром следующего же после явления Орма дня, они тайно обручились. А сегодня у них свадьба, настоящая свадьба, Старик. И он уже обвивает её кольцами, как тот злодейский рог.

Теперь самое страшное. Я привык доводить дела до конца, Старик – меня несёт, но ты потерпи, ведь сейчас самое интересное!

Я решил, что всё-таки встречусь с Марианной в последний раз, до того, как она выйдет замуж. А вдруг, всё-таки, случится чудо… Но плоды любых дел отныне будут зреть долго, и не один год, как я понял.

Мне, конечно же, не хотелось незваным викингом прийти к ней на свадьбу, там бы я просто не ручался за себя.

…В горнице никого не было, кроме неё и матери. Та предупредительно вышла, едва я приблизился. Потом я опустился у ног Марианны на колено и сказал всё, что себе сочинил, глядя в мутные, безжизненные глаза змеи.

Старик! Это была совершенно иная женщина. Она была одета не так. И не так причёсана. И в глазах её не было ничего от той любимой и родной женщины, которой я слагал баллады. Ничего от той поразительной женщины, о которой мечтал, во имя которой я перевернул бы мир…

Это была нежить, передо мной сидела нелюдь! И впервые за всю свою жизнь я по-настоящему испугался. Это была подмена, великие боги!

Она сказала мне, что очень жаль, мол, так получилось. И что ей надо было давно признаться: «Я использовала тебя, Ридар, когда Орм был холоден и не прилетал ко мне. Но теперь он мой и только мой!»

Наконец, её уста произнесли, что никаких, совершенно никаких чувств она ко мне не питает, и надеется на крепкую дружбу впредь. Потом Марианна, словно оправдываясь, заговорила о достоинствах Орма.

Я прервал её и молвил, что дружба и любовь – разные вещи. Я сказал, что приду к ней на помощь, когда она меня позовет, я сказал, Старик, что когда этот Орм, будущий муж, не сумеет помочь ей, я приду, а пока…

Она остановила меня в дверях. Она удивилась: неужели мы больше никогда не сядем в большой зале у камина, и я не поднесу ей кубок вина. «Мне так не хватает наших вечерних посиделок», – вздохнуло то, что было некогда Марианной.

Увы, родная, но дружба не состоит в приятной выпивке и развлечениях. Потом я добавил к сказанному, чтобы она никогда не пила впредь из чужих кубков чужих напитков. Марианна отвернулась.

Я продолжил, что мне не в чём её винить, что она чиста передо мной, и что я мечтал бы всю оставшуюся жизнь о такой Женщине. Нет! Не той, какой она теперь стала, а какой была.

То, что прежде называлось Марианной, протянуло мне кольцо. Оно сказало, что я, мол, оскорбляю чужую невесту этим свадебным подарком.

– Кольцо проклято отныне, и никто его без ущерба для себя не наденет! – был мой ответ.

И я вышел вон. На мне словно бы не было кожи, я почуял, что и сам начинаю покрываться чешуёй. А потом… Да ты и сам все знаешь, как хотелось встретиться с Ормом, который так умело избегал меня эти полтора года. Я бы засунул в его глотку меч по самую гарду… Да что-то подсказывает мне, в мире не бывает случайностей, а подобное всегда стремится к подобному. Может, и не яд тому виной, может, Орм и не так виноват, как мне представлялось прежде.

И всё-таки в день их свадьбы я поехал к Ясеню, я молил богов вернуть её, и тогда я начертал те руны…

– … которые были прочтены. – Довершил Старик. – А потом ты снова бежал, как сумасшедший… Может, хватит бегать от себя, пора и честь знать? И цену себе. А, Ридар? Ты не дракон, ты просто устал. Ни один дракон не ест сам себя… Кожа, конечно, погрубеет, но это даже к лучшему.

– Видел, как испортилась нынче погода!? – вдруг спросил Ридар своего странного гостя.

– Ещё бы. Ни с того, ни с сего – снег! – подтвердил гость.

– Это боги услышали мою мольбу

– Возможно, – улыбнулся Старик и встал. Укутавшись в плащ, он взялся за посох. – Мне пора, Ридар! И желаю тебе хорошенько выспаться, а Орма выкинуть из головы. Это не самый последний дракон, которого ты встретишь, хотя каждый раз у него будет иное обличие, но суть от этого не меняется.

Ридар кивнул, сползая с бревна на четвереньки.

– Да, чуть не забыл! Слушай-ка! – хохотнул Старик и обернулся, – Ты руны-то в другой раз черти отчётливей. Маленькая неточность чревата самыми неожиданными последствиями. Помни об этом! Хотя, другого раза уже не будет, – ещё раз ухмыльнулся он. – Прощай! И никогда не говори женщинам без глаз, что они неповторимы.

Как Старик уходил, Ридар уже не видел, иначе бы сильно поразился тому. Он повалился тут же, у костра, и забылся мёртвым сном.

* * *

Миновав сквер с вечно зелёным Пушкиным, он спустился в печально известный подземный переход и уже через пару минут оказался на другой стороне Тверской.

– Ещё и шести нет, а как темно! Пусть лучше темнеет снаружи, чем внутри, – думал он, продолжая путь. – А неплохо бы сейчас по непогоде завалиться в какой-нибудь кабак… Не каждый день и не каждую ночь случаются такие знаменательные события.

Бронная была на удивление пуста, и если, конечно, мерзкий моросящий дождик служил тому виной – он всё равно пройдёт по этой темной улице от начала и до конца. А потом, как бог на душу положит – может, всё-таки в кабак, или будет вот так бродить по Москве до самого утра.

– Отстаньте от меня! – раздалось совсем близко.

Он остановился, пригляделся, проклиная разбитые фонари, и пошел на голос.

– Придержи её! – послышалось из темноты.

– Мерзавцы! – ответила женщина.

Ридар зашагал быстрее, нет, он уже бежал.

– Так, красавица, поглядим, чем мы богаты!

Первый – белобрысый, коротко стриженный, в кожаной куртке с блёстками – стоял к Ридару спиной, он успел обернуться на звук шагов, все еще держа в руках дамскую сумочку. Второй прижимал к стене небольшого росточка, хрупкую, как эльф, девушку. Но она яростно пыталась вырваться, и, наверное, ей бы это удалось и самой.

Ридар молча ударил. Ударил зло и резко. Белобрысый отлетел к двери подъезда. Его напарник мигом утратил пыл и бросился наутёк.

– Трус! – крикнула девушка и тут же поправила ладонью волнистые волосы.

Белобрысый выругался, отшвырнул сумку и кинулся на обидчика, но Ридар свалил его расчётливым ударом в челюсть и тут же добавил ногой «под дых».

– Пшёл отсюда! – процедил Ридар, почти не раскрывая рта.

Белобрысый не заставил себя долго упрашивать, и тоже показал спину, прошипев что-то на местном наречии.

– Надо же, как приятно! Полегчало!? – удивился Ридар. – Даже пальцы не раскровил.

Затем он нагнулся, чтобы подобрать кредитки и прочую дребедень.

– Спасибо вам.

Великие боги! Что это был за голос! Какой сладчайшей музыкой он прозвучал. Ридар поднял глаза на незнакомку и встретил такой же настороженный взгляд. Но то были очи чистейшего Человека, в них никогда бы не спрятался яд измены, в них был Свет, в них была надежда. Там было всё!

– Марианна, – просто сказала она и протянула ему маленькую ладонь.

Он принял её, озябшую, в свою, широкую и горячую.

В следующий же миг Ридар опустился на колено, и его губы лишь слегка коснулись пока ещё холодной нежной кожи, под которой дрогнула какая-то жилка.

– Ты сумасшедший! – медленно, нараспев произнесла она и свободной ладонью провела по его мокрым волосам.

Всё, что минуло – прах и тлен! Прошлого уже нет!

10 ноября 2001 года

* * *

«Случается так – остывают сердца…»

 
Случается так – остывают сердца,
снег покроет планету,
и «черной дырой» может стать звезда,
И Мрак победит над Светом.
 
 
Ты вновь ускользаешь – и гаснет свеча,
вспыхнув, было, «сверхновой».
Не надо о звездах хладных мечтать?
И в небо глядеть не стоит!
 
 
Мосты сожжены, корабли – на дне,
ржа точит сталь кинжала.
Никто не приходит ко мне во сне,
И даже память устала.
 
 
Ты эту тишь разорви! Не молчи!
Слышишь, моя святая!
Легко разминуться в густой ночи —
А мы, как слепцы, плутаем…
 

20.12.2000

Я только учусь…

– Граждане! Граждане! Ну, чего собрались? Оставьте их в покое. С кем в детстве не случалось? – миролюбиво заметил дядя Коля, – Дети же! Школьники. Сегодня – враги, а завтра – друзья лучшие…

И прохожие оправдывали своё имя. И проходили мимо.

Но эти двое были врагами, самыми настоящими. Первый – белобрысый юнец одиннадцати-двенадцати лет. Второй – скользкий, чернявый, как армянин, волосатый парень с весьма заметной бородёнкой и отвратительными усиками.

И как нашим праведным согражданам не бросилась в глаза эта разница? Может, «добрый» дядя Коля в вечном чёрном драповом пальто, постукивающий палкой об асфальт, внушил им, герой нашего двора, что мальчишки – это будущие воины. Может, у кого дел невпроворот, особенно под девятое мая…

Удары сыпались один за другим. Стучал палкой об асфальт и дядя Коля. И ещё не понятно, он так угадал, или избивавший подстроился под ритм пенсионерской клюки.

– Чего тебе, чего пристал? – задыхаясь, прохрипел юнец.

– Ещё спрашивает! – злорадно ухмыльнулся «армянин», лизнув окровавленные костяшки пальцев, и снова угодил «школьному товарищу» под дых, чем заслужил аплодисменты сидящих поодаль на брёвнышке парней.

– Знатно дал! Ара! Так его, – скандировали зрители, покуривая да поплевывая под ноги.

– Дядь Коля! Иди к нам! Пива хош? – пригласили они пенсионера.

– Задаром – кто не хочет, – согласился тот, поправляя очки-кругляшки, – Ладно. Ара, оставь его, кабы чего не вышло? – забеспокоился дядя Коля и поковылял к собутыльникам.

– А чё с ним станется? – хохотнул «армянин», пнув мальчишку ногой. – Мне поиграть, может, охота.

– Хозподи, чаго деется-то? – прошамкала старушка, гулявшая тут же с внуком.

– Ступай, ступай себе, мать! У нас мужской разговор, – проводил её Ара.

Высоко задирая ноги, взад и вперёд вдоль площадки бегал физкультурник, изредка он посматривал на происходящее, но не прекращал тренировки.

И шли мимо убелённые сединами, с орденами на груди…

– Нехорошо, молодые люди! – строго заметил первый.

– Пускай разминаются! Злее будут! – успокоил его второй.

– Эх, молодёжь…

Физкультурник, немного поколебавшись, ещё раз пробежался туда-сюда и уже не возвращался. Двери на балконах и окна были плотно закрыты и зашторены. Пыль, знаете ли, и солнце.

* * *

Ещё десять минут назад солнце, многократно отражённое в зеркале луж, бросало причудливые блики на клетчатые стены девятиэтажки. Кустарник шелестел молоденькой листвой.

Он шёл из школы, на душе было легко и весело. Сегодня он задержался – рисовали стенгазету. К светлому празднику Победы.

– Класс непременно займёт первое место, – думал мальчик.

– Эй, пацан! Поди сюда! – окликнули его.

Обернулся. На бревне сидели трое. Cамым глупым из троицы, по его мнению, был Ара. Он даже «Легенды и мифы Древней Греции» не знает.

– Зачем?

– Надо, если я говорю, – пояснил Ара.

– Ну, подошёл.

– Чего так медленно? – спросил тот.

– Думал, зачем зовёшь.

– А чего тут думать? Закурить есть?

– Сам знаешь, что нет, – ответил мальчик.

– Ты как со старшими разговариваешь? Дядь Коля! – окликнул Ара старика, семенившего мимо. – Вы только гляньте, совсем нас не уважает молодое поколение!

Дядя Коля приблизился, пахнуло дешёвой вонючей колбасой, он посмотрел на упрямого мальчика сквозь призму круглых очков сверху вниз, погрозил ему пальцем и проговорил:

– Cтарших надо уважать, юноша.

Школьник затравлено глянул на пенсионера. Потом на компанию. Огляделся. И вдруг просто повернулся и зашагал прочь, помахивая портфелем, откуда торчала длинная линейка.

– Куда? А прощения? – услышал он за спиной голос Ары.

Пошёл и не оглядывался больше.

– Вернись, сучонок! Хуже будет!

Шёл и не оглядывался…

– Ну, держите меня, ребята!

Он шёл и не оглядывался, считая недостойной эту слабость. Шёл и не оглядывался – ненавидя и презирая это великорослое ничтожество.

– Стоять! – заорал Ара.

В три прыжка он настиг мальчика, рывком повалил на землю и стал остервенело избивать ногами…

– Ой, ребятки! Матерей вы своих не жалеете! – сказала сердобольная тетушка, высунувшись из окошка первого этажа. – Им ведь стирать – не перестирать.

– И чему тебя только в школе учат! – юродствовал Ара. – Дебил. Дают – бери, а бьют – беги. Побежал бы – ничего с тобой не стало бы.

– Тварь! Гнусь! Гадина! – выпалил мальчишка, вывернувшись из-под удара. Ему, наконец, удалось вскочить. – Ты сдохнешь, – повторил он, и указал на обидчика пальцем, – Не будь я учеником Трижды Мудрого.

– Спятил?! Книжек обчитался! Дебил и есть! – выговорил, словно запыхавшись от работы, Ара, но уже не так уверенно, как прежде.

– Черви сожрут твою плоть, – продолжал мальчишка, вытерев ладонью кровь под носом, но только размазал её по разбитым губам, – и грязь, которой ты являешься, разотрут сотни ног по улицам этого города, – продолжал мальчик, не опуская указательного пальца. – Но, сперва, тебе предстоит долгая, мучительная жизнь. Её так и назвать-то нельзя.

– Во, больной! – Ара покрутил ладонью у виска и кивнул, словно приглашая дружков и дядю Колю присоединиться к веселью. – Совсем обчитался книжек, до одури… – повторил он.

– Ты сам. Сам! – пронзительно выкрикнул мальчишка и сделал властный жест рукой, словно приказывал всю жизнь, обратив большой палец вниз.

Ара отшатнулся, зацепившись ногой за арматурный прут, каких понатыкано сотни во дворах новостроек, не удержал равновесия и грянулся наземь.

– Теперь ты будешь ползать, как последняя тварь, до конца своих дней, – услышал он сквозь боль, поразившую его так подло в спину. В спину, где сидело три дюйма ржавого металла.

«Он ещё не волшебник. Ему лишь предстоит учиться, – подумал я и улыбнулся, поигрывая кадуцеем. – Но какой способный мальчуган! Да и кто сказал, что только любовь способна творить настоящие чудеса? Любовь – она совсем не по моей части».

2001

Смерть гоблина [5] 5
  Я намеренно использовал жаргонные слова, иначе этот рассказ стал бы похожим на фельетон.


[Закрыть]

По утру лаяла очумелая собака…

«Духи! Душманы приехали!» – раздалось с улицы. «Молодых пригнали!» – понеслась благая весть от одного к другому. «Где? Откуда?» – и пошло, поехало… Курилки опустели. Все, кто был в казарме, высыпали наружу и теперь заинтересованно всматривались вдаль, туда, где за густыми, но аккуратно подстриженными кустами акации мелькали бритые головы новобранцев.

– Вот они, зайчики, – молвил Киреич и смачно сплюнул под ноги. – Вешайтесь, духи!

– Солобоны! – вторил ему Абдурашид и добавил что-то по-таджикски.

Эта рота в учебке держалась особняком. Все, как один. Личный состав её считал дни, когда окончатся распроклятые сборы, и они уже сержантами вернутся в свои части. Здесь – сам Устав, там – свобода и вольготная жизнь черпаков. Вот и долгожданное время завтрака. Старший сержант Лопатин построил своих подопечных, и они двинулись к солдатской столовой. На этот раз обошлось без лишних разговоров, подгонять роту не приходилось. Первые шеренги взяли ускоренный темп. Лопатин давно понял, в чём дело, и зло отсчитывал: «Ряз… з! Ряз… з! Ряз… з, два, три…» Они поравнялись со зданием казармы какой-то учебной части. Тут шеи черпаков вытянулись, и головы, как по команде, повернулись туда, где неизвестный старлей дрессировал плотный строй очередного призыва.

– Вешайтесь, духи! Ждём к себе через пять месяцев!

– Они у нас другой курс пройдут [6] 6
  Другой курс пройдут– новобранец, попав в часть, подвергается во время «курсов молодого бойца» наибольшим унижениям со стороны старослужащих, которые всецело подчиняют его зэковским законам и ломают волю к сопротивлению.


[Закрыть]! – загоготали будущие сержанты.

Лопатин оборвал их: «Разговорчики! Третий взвод!»

– Гы!

– Рота! Стой! …Ну, сколько вам дать времени, чтобы насмотреться?

– У, чмошник [7] 7
  Чмо, чмошник– наиболее универсальное ругательство солдатского жаргона.


[Закрыть]! – пробормотал Киреич.

Но, как ни странно, подействовало. Все притихли и до столовой не проронили ни звука. «Откуда такая ненависть? Почему такое презрение? – думал Лопатин, – Подумаешь, год отслужили!» Он, впрочем, тут же поймал себя на мысли, что сам свысока относится к подопечным. Была в сердце и досада, как Лопатин её ни прятал, старшего сержанта вот-вот должны были уволить. В Уфе его ждала девушка (если ждала), и он поспешил написать ей – после праздников будет уже дома. А сегодня – двадцатое мая. Навязались командированные на голову. «Обучишь – сразу дембель!» – в который раз пообещал комбат, а замполит потупил глаза, поскольку клялся и божился отпустить отличника боевой и пока ещё политической в неделю после мартовского приказа.

В столовой дружно стучали ложками и выискивали в бело-жёлтом жирном вареве куски мяса.

– Опять «дробь 16»! – скорчил рожу Киреич. – Эй! Душара! Соль где?

Дневальный Реншлер услужливо кинулся за солонкой, но Абдурашид ненароком подставил ему подножку, и бедняга растянулся на склизком плитчатом полу.

– Ррота, встать! – гаркнул Лопатин. Он прекрасно видел, в чём дело, но ограничился лишь тем, что поднял и вновь посадил головорезов: – Ррота, сесть! Ррота встать… Рота, сесть!

Киреичу, кстати, не вняли, и перловка начала таять. Дмитрий сидел за тем же столом, каша и ему не лезла в горло, но он заставил себя через силу проглотить ненавистные калории. Пища для борьбы – так он это называл. Рыжий, щекастый, похожий на лисёнка Дема, сокращенное от Деменёва, спросил: «Все сахар взяли? А то – тут ещё остался!»

Наиболее ловкие потянулись к миске…

– Кому нужна белая смерть! – попытался пошутить Дмитрий. – Это сахар Реншлера, он дневалит, если не заметили.

– Кто не курит и не пьёт – тот здоровеньким помрёт! – провозгласил Киреич, сверкнул золотым зубом, и сахар исчез.

– Спасли, значит, «духа» от смерти! – рассмеялся Абу.

– Зря ты, Киреич, это сделал! Вспомни, как нас гоняли в своё время!

– Всё отлично помню, поэтому и съел.

– Слишком ты правильный, дорогой! Стукач [8] 8
  Стукач– доносчик.


[Закрыть], наверное? – бросил Дмитрию Абдурашид.

– Просто не терплю уголовщины. И кликухи мне блатные тоже надоели.

– Вот из таких и вырастают рвачи [9] 9
  Рвач– энтузиаст.


[Закрыть]типа Лопатина! – похлопал его по плечу Абдурашид.

Дмитрий не стал спорить с «дедом», как бы подчинившись незримой иерархической лестнице. Он промолчал, хотя внутри уже закипало, но год в армии научил его сдерживать эмоции. К чему радовать этих гоблинов [10] 10
  Гоблин– при всеобщем увлечении Толкиеном это слово вряд ли нуждается в пояснении. Злое, страшное существо из мира, враждебного человеку.


[Закрыть]?

Не дождавшись ответа, враг решил подойти с иной стороны.

– А что, – осведомился Абу у Демы с Киреичем, – он и в части такой же неразговорчивый?

Те хитровато улыбнулись.

«А, сволочи! Боитесь при мне! Мало ли что случится? …Гоблины! Вонючие грязные гоблины! …Хорошо, что дембель неизбежен, как крах империализма!» – заметил про себя Дмитрий.

– Слушай сюда, парень! Будешь выступать – мы тебя не переведём!

Пажа посвящали в рыцари, даруя ему шпоры и опуская меч на плечо. Старослужащие по негласному неуставному закону раз в полгода переводили своих младших сослуживцев с одной ступени армейской феодальной лестницы на другую. «Дух» [11] 11
  Дух– общее обозначение солдат самого младшего призыва в частях Советской армии в 80-х годах 20-го столетия («шуршать, как дух»).


[Закрыть]превращался в «молодого» или «гуся», выдержав десяток ударов пряжкой по спине. Затем – в «черпака» [12] 12
  Черпак– военнослужащий, отслуживший год.


[Закрыть], тогда разрешалось ослабить ремень и расстегнуть верхний крючок гимнастерки. «Черпак» в ночь за полгода до приказа становился «дедом» [13] 13
  Дед– военнослужащий, прослуживший полтора года.


[Закрыть]и сам вершил торжественный ритуал посвящения. Но даже ему не дозволялось того, что мог вытворять после Приказа «дембель» [14] 14
  Дембель– солдат, приказ об увольнении которого уже подписан.


[Закрыть].

– Ты понял? – настаивал Абу.

– Гм… Можешь считать, что я испугался, если это так существенно, – произнес Дмитрий и в упор посмотрел на мерзавца.

С каким бы наслаждением он свернул эту ненавистную шею. «Гоблин! Я тебя не боюсь! Это ты должен меня опасаться!» – Дмитрий представил, как невидимая властная рука тянет свои пальцы к заветной цели, как они сжимаются всё сильнее и сильнее… При этом у него и в самом деле нервно задрожала кисть, и он спрятал ее под стол.

Абдурашид с синим лицом повалился на плитки. Он задыхался, тщетно пытаясь избавиться от беспредельно разросшегося языка. В глазах рябило. Грудь судорожно сжималась. Тело не слушалось. Последнее, что он увидел – так это дежурный по столовой, который бежал к нему через весь зал, опрокидывая стулья.

– Когда я ем – я глух и нем! – прошептал Дмитрий, склонившись над гоблином.

– Что с ним? – спросил Лопатин.

– Наверное, подавился, товарищ сержант! – предположил Киреич, не подозревая, что не далёк от истины.

– Уводи своих! – тихо, но внятно сказал офицер Лопатину.

– Посуду на край столов! Встать! Строиться на улице! – взводный степенно направился к выходу. Справа и слева его обгоняли, закончив трапезу, солдаты. Они любопытно поглядывали на скорчившегося Абдурашида, который уже не производил впечатления грозного «деда».

– Становись…! – сержант высек подковой искру, обернулся к строю. – Подтянули ремешки! Застегнули крючки и верхние пуговицы!.. В частях у вас, должно быть, другие порядки? – продолжил Лопатин, выволакивая Киреича за болтающуюся пряжку из последней шеренги. – Но здесь вы в гостях. Так что, будьте добры, по уставу!

Он опустил слоистый кожаный ремень «жертвы» на асфальт и каблуком придал дугообразной бляхе выпрямленную форму.

– Чмо! – сквозь зубы выругался маленький, гаденький, узкоглазый Киреич.

– Вы что-то сказали, товарищ рядовой? …Встать в строй! – козырнул Лопатин.

– Есть, «встать в строй»! – угрюмо согласился посрамленный. Ещё бы он попробовал не согласиться, когда за Лопатиным Устав, и что самое неприятное – блатное неписаное право «дембеля».

– Рравняйсь! …Смирно! …Нале-во!

И зашагали! С песней зашагали… Про пламенный мотор вместо сердца, про цвет нации, что отбывает срок в авиации.

– Чётче шаг!

– Эй, длинный! Не беги, как страус! – пнул Дмитрия сзади Киреич.

– А ты поспевай, короткий! – отозвался он и судорожно стиснул пальцы невидимой ладони.

– Рряз! Рряз! Рряз… два… три…!

В ржавую канализационную трубу заползала помешанная беременная сука.

1988