Текст книги "Мир в руках игрока (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Кощеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 10 страниц)

   На пятидесятом ходу Мориц, наконец, завершил приготовления к серьёзной атаке. Последовало пятнадцать ожесточённых ходов, приведших к существенному сокращению рядов обоих воинств. Проломив медленно ползущими пешечными построениями хлипкую оборону врага и навязав ему невыгодный бой, Мориц добился перевеса, разменяв большинство пешек на парочку тяжёлых фигур.

   Теперь он почувствовал себя гораздо увереннее: победа казалась ему в этот момент всего лишь делом техники.

   Он повёл свои фигуры в атаку, и вражеский король, растеряв своё окружение, обратился в поспешное бегство. Мориц гнал его, выставляя резервы. Сифакс уклонялся, прячась за спинами своих немногочисленных воинов. Ход, другой, третий, и вот его король, покинув захваченную врагами свою зону, отчаянно устремился вперёд, на противоположную сторону.

   Не сумев оценить просочившуюся в его тыл угрозу, Мориц, оставив преследование, занялся довершением разгрома выставленной на доску армии врага, упиваясь своим превосходством в количестве и достоинстве выигранных фигур. Но уже через десяток ходов, когда Сифакс, заведя своего короля в его зону и достигнув последней горизонтали, стал создавать для себя прикрытие, выводя из резерва пешки и остатки лёгких фигур, по ходу дела превращая их в «золотых генералов», Мориц ощутил беспокойство – казалось бы полностью разбитый Сифакс обретал новее сильное воинство.

   Превращённые пешки действительно были более «отчаянны» при размене. Приравниваясь по достоинству к генералам, они являлись невыгодной разменной монетой, ибо, попав в резерв, возрождались как обычные пешки, а выставлять их во вражеской зоне, чтобы потом гнать назад через всю доску было нерационально.

   Постепенно, выведя на поле боя все свои фигуры, Сифакс сумел расковырять оборону врага и выгнать за пределы оккупированной зоны уже его короля. Сложилась пренеприятная ситуация, когда Мориц, обладая казалось бы численным превосходством, не мог обернуть свою армию вспять. Вернее мог, но это не принесло бы положительного результата, ибо марширующие назад фигуры были менее манёвренными, да и размен фигур на Сифаксовы пешки сводил на нет все его достижения.

   Возникло устойчивое равновесие. Сифакс не имел сил для нападения, а Мориц, предприняв несколько пробных безрезультатных атак, не решался на большее из боязни потерять своё мнимое превосходство.

   – Ничья, – промолвил Сифакс, но Генерал, проявляя упрямство, продолжал стягивать на позиции для атаки фигуры, и только через два десятка ходов после нескольких разменов и малых потерь убедился, что упустил свой шанс безнадёжно.

   – Ничья, – сказал он и раздражённо смахнул фигуры на пол. – Ты добился своего.

   – Вижу, это вызывает у тебя недовольство.

   – Ты на редкость догадлив!

   – Сколько желчи. Ты сейчас более чем когда-либо смахиваешь на Владыку. И ты своими действиями только что подтвердил мои опасения.

   – А что я, собственно, сделал?

   – Смахнул на пол фигуры.

   – Ну и что?

   Сифакс наклонился и принялся подбирать упавших «бойцов».

   – Очень жаль, что ты не понимаешь. Раньше я думал, что наш единственный шанс – это свести борьбу к ничьей. Мы не в состоянии уничтожить Владык. Мы не только не знаем, как они выглядят и где обитают, но даже что собой представляют. Но мы могли бы охладить их стремление к Игре, сделав её однообразной и утомительно скучной. Не выигрыш, не проигрыш, – просто ничья.

   – А что изменилось в твоих взглядах теперь?

   – Ко мне пришло понимание. Мир существует постольку, поскольку существует Игра. Стоит Игре завершиться, не важно с каким результатом – с проигрышем, выигрышем или ничьей, и игрушку упакуют в коробку, с тем чтобы задвинуть в дальний угол чулана, в бесконечный ряд других потерявших игровой интерес миров. Вот так и выходит, что вне зависимости от того, победим мы иль проиграем, результат будет для нас одинаков. Мы, как и прежде, в руках Игрока.

   Сифакс замолчал, и Мориц почувствовал, как повисшая тишина вливается в уши, заполняя пустотою сознание. Опустошённость поглотила его, всосав в себя все его мысли и окрасив их в цвета омерзительно холодной и грязной поздней осени. Жизнь – игра? Очень многие на его памяти заявляли, что это так. Вот только они почитали себя игроками, не подозревая, что являются игрушками в чьих-то умелых и ловких руках.

   Свободы выбора нет. Всё кем-то просчитано и предрешено. Люди – это марионетки на ниточках, элементы сложной и взаимосвязанной схемы. Владыки управляют героями. Героям подчинены «переписчики», которые, в свою очередь, правят людьми. Схема проста, надёжна, изящна, и позволяет малыми усилиями осуществлять свои планы.

   Нет, Владыки не боги; Владыки – завоеватели. Метод «переписывания» позволяет им взять под контроль любую страну – достаточно лишь «переписать» её лидеров, заменив их индивидуальность на иной, покорный своему предназначению разум. Невероятные перевороты осуществляются безмолвно и неприметно. С помощью горсточки необычных рабов Владыки меняют историю. Но в то же время их контроль над людьми ограничен. Их влияния наверняка можно избегнуть.

   Преодолевая в себе отрешённость, Мориц сказал:

   – Сифакс, ты меня разочаровываешь. Я думал, что ты постиг истину, но истина твоя заключается в том, что надежды для нас нет. Меня не устраивает такой вариант. Я просто не хочу его рассматривать. Я считаю, что ты совершенно не прав.

   – Докажи.

   – Не могу. Но я чувствую, думаю, хочу верить, что наш мир сложней, чем игра. Более того, моя сущность отторгает идею о нашей несостоятельности. Я не могу это принять...

   – Не желаешь принять.

   – Да, не желаю! Когда я думаю об этом, во мне всё вскипает. Протест рвётся наружу. Ему тесно в мозгу. Я не оловянный солдатик – в отличие от бестолковой фигурки у меня есть мечта. Я хочу жить. И я имею возможность постоять за себя. Они желают войны? Что ж, они её и получат! Я сокрушу этот мир. Добьюсь ничьей, возьму в жёны Ирию и заживу спокойно и счастливо.

   Сифакс встал.

   – Это безумие.

   Мориц взорвался:

   – Да, это так. Я безумен, а вокруг безумцев всегда рушится мир. Уйди с моего пути. И не возникай на нём более, иначе, я сокрушу и тебя.

   Сифакс неожиданно рассмеялся. На его лице на миг проступили иные черты.

   – Что ж, пусть будет так. Но как я уже тебе раз говорил: наш Владыка задумал слишком хитроумную комбинацию. Не думаю, что нам удалось его обойти. Разве что он ошибся немного. Чуть-чуть. Самую малость. Прощай. И помни: шахматной фигуре не дано понять, что представляет собой рука, передвигающая её с клетки на клетку. Потусторонний мир не настолько прост, как наша с тобой игровая вселенная. Ты не понимаешь, что на самом деле нужно Владыкам; и откуда тебе знать, что ты поступаешь не так, как они от тебя ожидают?

   Сифакс в последний раз улыбнулся ему и растаял, утянув за собой часть реальности. Действительность натянулась и со звоном лопнувшей струны разорвалась, хлёстким ударом сорвав пелену с его глаз. Он очнулся. Тьма, светильники и столик для игры в Сёги исчезли. Вокруг царил день. Он сидел за письменным столом в башенке и сжимал в руке Сифаксов томик стихов.

3

   Сон. Это был сон. Видение наяву. Осознание происшедшего сковало его неестественным холодом, обратив внутренности в лёд, наполнив руки и ноги пугающей слабостью, а голову беспокойными мыслями.

   Как такое могло произойти? Он отчётливо помнил каждый эпизод этого сна, как будто это произошло с ним в реальности. Совещание, разговор с незнакомцем, «переписчики» и Сифакс прошли перед ним как живые. Память его настойчиво заявляла, что к его прошлому добавился ещё день жизни, но окружающая обстановка заставляла его усомниться в том, что всё произошедшее с ним было в действительности.

   Чувства и мысли смешались. Мориц был выведен из состояния душевного равновесия, и застарелые страхи, как призраки будоражившие сознание во время его трёхсотлетнего сна и казалось сгинувшие безвозвратно, вновь восстали из праха, напомнив ему каково это – быть заживо погребённым внутри самого себя.

   Мориц встал и чуть было не вскрикнул от пронзившей ноги острой боли.

   Он упал на колени, плечом ударившись об острый угол стола. Тяжело сел и, с трудом высвободив из-под тяжести собственного тела неудобно вывернувшиеся ноги, принялся их массировать.

   Сотни иголочек и тысячи муравьёв, покалывая и покусывая, передвигались под кожей, мучая затёкшие мышцы. Да, он просидел в одной позе очень долгое время: не час, и не два, а значительно дольше.

   Со временем боль отступила, одеревенелость конечностей прошла, и Мориц медленно стал их сгибать и разгибать, разрабатывая, с интересом поглядывая по сторонам.

   При первом осмотре он не заинтересовался особо тем, что здесь было навалено. Но теперь, обездвиженный, сам того не желая, получил побольше времени на созерцание окружающей обстановки. Его взгляд заметил несколько несообразностей в переплетении, казалось бы, без разбора сваленного в кучу старья.

   Вид с пола, оказывается, несколько отличается от общепринятого.

   Встав на ноги и подойдя ближе, он выдернул из завала несколько сломанных стульев, отодвинул картинную раму и обнаружил узкий лаз, в который ползком и с превеликим трудом можно было протиснуться. Что он и сделал.

   Две минуты медленного продвижения обернулись для него сущим мучением. В какой-то момент он испугался, что может застрять или его здесь придавит под грудой старья. Развернуться назад он не мог, и потому продолжал движение вперёд.

   Наконец он дополз до стены. Здесь было свободней, но не настолько, чтобы встать во весь рост.

   Оглядевшись по сторонам, Мориц ощутил себя дураком. Зачем он сюда влез? Что хотел здесь найти? Он почувствовал себя капризным ребёнком, забравшимся под кровать, чтобы собрать под ней всю пыль.

   На все лады склоняя себя, он собрался назад, но тут зацепился ногой за что-то продолговатое и тяжёлое. Ощупав находку руками, он убедился, что это футляр. Захватив эту штуку с собой, Мориц протиснулся в лаз.

   Выбравшись из-под кучи старья на свободу, он, положив находку на стол, энергично взялся за взлом замка. В ход пошёл комбинированный пистолет, который он в последнее время таскал с собой постоянно.

   Подсунув под крышку лезвие, повернул, вырывая с корнем запор. Послышался треск и вот находка открыта.

   Заглянув вовнутрь, Мориц поздравил себя с великолепной удачей.

   В найденном им ящичке лежали кипа бумаг и поверх неё пистолет с толстым массивным стволом, знакомый ему по последней встрече во плоти с Сифаксом. Отложив пистолет в сторону, он взял в руки бумаги.

   Да, чёрт возьми, ему действительно повезло. Наверно именно эти записи имела в виду Юлия, посылая его в эту башенку.

   Жадно впившись глазами в мелкий мало разборчивый почерк, Мориц, неловко присев на краешек стула, принялся пересматривать Сифаксовы дневники, полные необычных высказываний и рассуждений, непонятных формул и схем.

   Он всё это прочтёт. Он поймёт. Он постигнет смысл всего, что здесь написано, и получит доступ к Архивам и к поддерживающему этот регион Источнику Силы.

Архив

1

   Минуло три месяца – время более чем предостаточное для того, кто полон энергии и страха за своё будущее.

   Мориц наладил отношения с подчинёнными ему «переписчиками». Это оказалось значительно проще, чем предполагалось, и его опасения были напрасными. Да и как ещё могло быть? Ведь существовало достаточно чёткое правило: «переписчики» знают в лицо своего хозяина. Иных особых свойств, кроме умения «переписываться», у них нет – в этом отношении они как обычные люди, то есть видят, слышат, чувствуют то же, что и все.

   Генерал, в отличие от них, был в более выгодном положении: он унаследовал от Сифакса не только внешность, но и дар убеждения. Подчиняясь присущим телу Сифакса особым свойствам, которые никуда не исчезли, «переписчики» явственно чувствовали запах хозяина и, как и всякие верные псы, с готовностью глядели ему в глаза и виляли хвостами в ожидании хозяйских приказов.

   Мориц воспользовался предоставленным шансом. Он крепко взял быка за рога, развернув кипучую деятельность.

   В первую очередь он провёл смотр войскам и был всерьёз удивлён, что всё не так плохо, как ему изначально казалось, – Сифакс не настолько отстал от действительности. Скорее всего, он пользовался плодами шпионажа. Местная военная машина была неплохо налажена. Оружие, боеприпасы, продовольствие, обмундирование – всего было в достатке. Но наибольшее впечатление на Морица произвела организация и подготовка армии, являвшиеся точным слепком с созданного им для Владык образца.

   Проведя большие манёвры, Генерал убедился – всё почти идеально. Единственное, что следовало устранить, так это ненадёжность человеческого фактора, так как новые способы ведения войны требовали чёткого взаимодействия подразделений и родов войск, твёрдую воинскую дисциплину, надёжное управление и взаимовыручку в бою. Многие человеческие офицеры, не понимая, пренебрежительно относились к новым способам ведения боя, основывающимся на неглубоких восьмишереножных построениях с максимальным одновременным задействованием мушкетёров. Для успешного применения новой тактики требовалось единство взглядов начальствующего состава. Этого ещё не хватало. Поэтому новые тактические формы оставались наполнены старым содержанием.

   Впрочем, расшифровав в записях Сифакса ключ доступа к ресурсам Архивов, Мориц довольно быстро решил эту задачу, заменив сомнительной верности, но очень важных людей, извлечёнными из старого хранилища «переписчиками».

   Вообще-то, работа с Архивами оказалась очень простой и одновременно очень пугающей. Как будто он смог проникнуть в иную реальность, лишённую света и тени, а так же времени, движения и направления. Это было царство сгустков энергии, разделанных душ, осколков страхов, амбиций, желаний, эмоций. Свалка продавшихся индивидуальностей, обменявших смерть и свободу на вечное подчинение бессмертному и неизменному господину.

   Здесь хранились души бесчисленных воинов. Они парили в пустом пространстве бесплотные, неподвижные, равнодушные. Их мыслительные процессы были остановлены, либо очень замедленны.

   Мориц, отбирая для себя подходящих, прикоснулся ко многим, и в первые дни был просто подавлен обилием случайно пролившейся в него информации. Их было так много и все они разные, со своими страстями, нравами и желаниями. Их застывшие мысли, боль и отчаянье острыми ножами полосовали разум Морица, затрагивая в его душе какую-то струну, отдалённо похожую на сострадание. Он не скоро научился блокировать эти случайные прикосновения. И даже огородившись от них, он не переставал ощущать свою давнюю связь с этим тёмным бесконечным пространством, ибо при погружении в него в глубине его души пробуждались смутные воспоминания мертвеца, триста лет проспавшего под покровом небытия в схожем с этим, по холоду и пустоте, загробном царстве.

   Страх. При проникновении в Архив его охватывал страх. И заглушить его не могли ни знание тайны, ни ощущение силы, дарованное ему местным Источником.

   Но он смог преодолеть сам себя и отобрать из Архива более двух сотен душ, отдав предпочтение наиболее древним, имеющим отношение к давно почившей во мгле веков Империи. Эти были более дисциплинированы, и о взаимодействии войск, чётких построениях и взаимовыручке знали не понаслышке. Перековать их под новые требования было значительно легче.

   Мориц с раннего утра и до позднего вечера читал командному составу лекции, демонстрировал им, с помощью тысяч оловянных солдатиков, построения и передвижения войск, системы команд, теорию современной войны.

   Со стороны это должно быть выглядело весьма странно, когда на огромной, заставленной колоннами оловянных фигурок площадке с серьёзным видом прогуливались десятки облачённых в мундиры людей, и множество слуг, подчиняясь их жестам и требованиям, старательно перемещали солдатиков, попутно производя при этом какие-то вычисления. За всем этим действом пристально следил Мориц, наблюдая чтобы не было несоответствий, давая разъяснения, внося поправки. За две недели оловянных игр он добился у своих подчинённых твёрдого закрепления материала. Теперь ни у кого не возникало сомнений в теоретической обоснованности новых войсковых построений. Ну, а те, что оказались слишком глупы, упрямы или горды, чтобы унизиться до «детских» игр, были «заменены» «переписчиками», более покорными воле своего господина. Имея в своём распоряжении неистощимый Архив, Мориц особо не церемонился со строптивыми, решительно вычёркивая их разум из списка живых, без зазрения совести приспосабливая к своим нуждам их телесные оболочки.

   За три месяца работы он перековал и закалил своё войско.

2

   Это была их последняя совместная ночь. Мориц долго сомневался что делать с девушкой. Он боялся оставить её в замке одну, без своего покровительства, так как знал, что никакая другая охрана не сможет полностью гарантировать ей безопасность от поползновений Владык. А брать её с собою в поход, полный непредсказуемых опасностей, он не решался из вполне обоснованного страха перед богом войны, любящим устаивать нелепые и жестокие случаи, сулящие смерть и увечья как слабым, так и сильным, как находящимся на передовой, так и скрывающимся в тылу под прикрытием обоза. За свою долгую жизнь он видел достаточно подобных нелепостей, чтобы при мысли об опасности, пусть и обладающей очень ничтожной вероятностью, могущей угрожать его нежной нимфе, сердце его сжималось от холодного страха.

   Нет, он не хотел ей рисковать. И потому принял непростое и болезненное для него решение: поместить её на время в Архив – до тех пор, пока он не укротит беснующийся вокруг хаос и не создаст для них спокойный и полный уюта мир, лишённый Владык и ужасов войн.

   Это будет долгий и сложный процесс, но он победит. Он так решил. Всё или совсем ничего. Если он не будет в достаточной степени сильным, то тогда зачем ему вообще жить?

   Юлия пошевелилась во сне, и его мрачные мысли угасли, сгинув под напором нахлынувших волн нежных эмоций.

   Он лежал и глядел на её освещённое лунным светом лицо, отдыхая душой. Утром, через много часов, он встанет и найдёт в себе силы, чтобы прикоснуться к Источнику, открывая проход и активизируя считывающий механизм. Сегодня, по утру, она не проснётся. Её сон продлится долгие месяцы, а возможно и годы. Но зато когда он вновь её призовёт, разбивая холод Архива и сдёргивая с её сознания тёмный покров, в мире больше не будет ни одной силы, способной их разлучить.

   Опьянённый мечтами, он задремал, и снились ему далёко-близкое счастье, бал-маскарад, три сестры близнеца и периодически вспыхивающая возле них кривая усмешка Сифакса. Чей-то злобный смешок шелестел, прорываясь сквозь звуки танца, и чья-то чужая мыслишка проникала в сознание, напоминая: «Они обещали тебе её после схватки... Это хорошо, что ты подчиняешься их желаниям...»

   Утром он встал и, не давая сомнениям вновь подняться в душе, принялся выполнять сложные пассы руками. Минута, другая... Теперь он может не волноваться. Непроницаемый покров тайны надёжно укрыл его наибольшую слабость.

Перебежчик

1

   Просто удивительно как со временем меняются взгляды. Полгода назад он сжимался от страха при мысли об объединённой мощи вызванных им на противоборство Владык, теперь же он, после дерзкой высадки, месяцев стремительного маневрирования, полдюжины захваченных городов и нескольких тайных, но весьма весомых союзов, уподоблялся умудрённому житейским опытом взрослому, с недоумением взирающему на свои прошлые детские страхи.

   Ещё бы. Он очень подрос. Теперь то, что раньше казалось ему большими горами, сократилось до размеров невысоких холмов, а то, что выглядело несокрушимой твердыней, оказалось всего лишь мокрым песком, слепленным в подобие замка.

   Не существовало объединённых сил непобедимых Владык. В этом беспокойном и переменчивом мире каждый был сам за себя и действовал исходя из насущных потребностей – по крайней мере, за полгода вооружённой борьбы Мориц не смог уловить в действиях своих противников проявлений персонально окрашенной, в отношении него, ненависти. Армии других государств сражались не только против него, но и между собой.

   Всё шло своим чередом. Противники превосходили его общей численностью, но были разобщены и демонстрировали полное отсутствие единства действий, тягу к старым методам ведения войн и потрясающую медлительность при передвижениях, вызванную зависимостью от снабжения.

   И в эти времена, как и прежде, голод был намного свирепее оружия. Всякая дисциплина в войсках исчезала тогда, когда в животах солдат начинали громко заявлять о своём существовании желудки. В первой фазе войны многие противоборствующие армии существовали за счёт местных ресурсов, осуществляя организованный грабёж населения театра военных действий. Это ставило их во враждебное окружение, чем не преминул воспользоваться Мориц, профинансировав и организовав на местных добровольных началах партизанское движение, нанёсшее серьёзный ущерб вражескому снабжению.

   С помощью дипломатии, являющейся скорее особым свойством Сифакса, чем Генерала, он смог решить для себя проблему с продовольствием. В то время, как чужие войска грабили, жгли, опустошали, возбуждая против себя население, дисциплина его войск, наоборот, располагала жителей в их пользу.

   Как всегда стремительный в нападении, Мориц перехватил инициативу, перенеся военные действия на вражескую территорию. С пятнадцатью тысячами войска он вторгся в северную область Манской Империи, захватил несколько городов и завладел переправой на нижнем течении главной судоходной реки, разобщающей театр военных действий. Владея переправой, он мог свободно маневрировать на обоих берегах. Политическая разобщённость Империи, и отдалённо непохожей на ту, что существовала когда-то, была ему на руку. Он находился в очень выгодном положении. Его армия крепла, а силы противника истощались. Дела шли просто прекрасно.

2

   Всё хорошее когда-нибудь да кончается. Мориц не мог вечно уклоняться от серьёзных столкновений с противником.

   Утром, 30-го октября, к переправе подошла имперская армия, численностью в 8 тысяч пехоты и 4 тысячи рейтаров. Её обоз был невероятно огромен и включал в себя почти 4 тысячи подвод. Около двухсот ломовых лошадей тянули за войском двадцать тяжёлых орудий.

   Имперцы расположились лагерем на небольшой высоте, не решившись с ходу взять переправу, состоящую всего лишь из одного моста, так как довольно ясно видели – силы Морица, на другом берегу, всерьёз окопались, а 60 большого и среднего калибра орудий, нацеленных на довольно узкое место, способны были внушить сомнения даже самым отчаянным дуболомам.

   Два дня армии простояли друг против друга. В течение этого времени Мориц, ещё не до конца расшифровавший все Сифаксовы записи, пытаясь освоить новые для него магические свойства, предавался экспериментам с погодой, с переменным успехом насылая на лагерь имперцев то дождь, то туманную сырость.

   К концу второго дня пришло сообщение о продвижении в его направлении ещё одной армии, общей численностью 9 тысяч бойцов.

   Не желая допустить объединение двух вражеских войск, Мориц решил отступить, увлекая за собою на свой берег противника, надеясь добиться возможности разбить врага по частям. В полдень он приказал начать свёртывание лагеря, и через час рассчитывал выступить на северо-запад, в направлении маленького городка.

   Однако минут через двадцать с ним связался Курандо.

   Это было необычно и странно. Такое впечатление, будто он на миг провалился в иную реальность. Ранее с ним такого никогда не случалось, вероятнее всего потому, что древними Правилами это не допускалось. Но сейчас, когда благодаря вмешательству Нового Игрока Игра ужесточилась, любой из Владык, пренебрегая установленными ограничениями, запросто мог пойти на грубейшие нарушения. Услышав голос Курандо, Мориц как никогда явственно ощутил, что мир разрушается, утрачивая свои чёткие очертания, скреплённые ранее правилами честной игры. Что станется с маленьким шахматным мирком, когда одержимые жаждой победы Владыки начнут вне хода, исподтишка, передвигать, выставлять и прятать фигуры? Игра утратит свой смысл, когда один из них уличит другого в мошенничестве. Мориц на мгновение задумался о последствиях и проявлениях подобного происшествия, прежде чем дать ответ Курандо, дожидающемуся на другом конце вечности.

   – Ну так как? Ты выслушаешь меня?

   Мориц после недолгого колебания кивнул.

   – Да. Встретимся чуть выше по течению.

3

   Возможно это было весьма опрометчиво, но Мориц испытывал насчёт всего этого какое-то особое чувство, заглушающее зуд инстинкта самосохранения и как-то расслабляюще действующее на его обычно недоверчивый ко всему необычному и новому разум. Может быть, это было скрытое в подсознании, наподобие волчьей ямы в тёмном и диком лесу, желание смерти? Кто его знает. Но как бы то ни было, Мориц всё чаще в последнее время испытывал духовную усталость, схожую с душевной болезнью человека, почти добившегося всех своих целей и вдруг осознавшего, что теперь, когда он невероятно возвысился над окружающими, чего-то в его жизни не хватает. Забравшись по ступеням успеха наверх, он сам не заметил, как создал вокруг себя вакуум.

   Потому Мориц и пренебрегал своей личной безопасностью, подсознательно стремясь острыми ощущениями разбавить повседневно серые чувства уставшего от треклятой жизни человека.

   Отправляясь на встречу с Курандо, он вооружился парочкой пистолетов из арсенала Сифакса, таких же сложных и необыкновенных, как и их прежний владелец.

   Сифакс любил всякие странные сложные штуки. В его владении имелась уникальная коллекция шедевров оружейного искусства. Чего стоил только один пистолет в виде чернильного прибора, или аркебуза, совмещённая с шестопером.

   Но наибольшее впечатление на Морица произвёл пистолет, с которым Сифакс в своё время явился на их предпоследнюю встречу.

   В толстой болванке ствола было просверлено двенадцать разной длины каналов, имеющих между собой сообщение. При воспламенении от затравочной полки основного заряда, остальные воспламенялись вслед за ним через малые промежутки времени, и чудовищно большой пистолет разражался чередой коротких отрыжек, отхаркивая одну за другой свинцовые градины, бьющие не прицельно, но часто и густо, что было достаточно, чтобы пробить «просеку» в плотной толпе.

   Именно его Мориц и прихватил на всякий случай с собой. В сопровождение он взял два десятка улан.

   Курандо ждал его посреди поля один. Издали заметив его, Генерал приказал сопровождению остановиться. Спешился и медленно, придерживая рукояти торчащих за поясом пистолетов, двинулся навстречу.

   На полпути он вдруг ощутил, что воздух вокруг уплотнился. Дувший от реки ветерок стал хлёстким и звонким. Грудь словно обхватило широким стальным обручем. Краски дня смазались, а окружающий мир стал угловатым.

   Ещё шаг вперёд и давление исчезло. Рябь в глазах немного утихла, но ощущение нереальности окружающей обстановки всё же осталось. Как будто он ступил на выполненное маслом объёмное полотно, став частью картины.

   Курандо поприветствовал его поклоном и лёгкой усмешкой.

   – Приветствую тебя в царстве трёхмерных холмов и воксельных пустошей.

   Подавляя недоумение, вызванное искажением восприятия, Мориц сказал:

   – Я здесь. Я пришёл. И теперь я хочу знать, что тебе надо.

   Взгляд Курандо, холодный и неподвижный, схожий с блеском меча, лишь на миг полуизвлеченным из ножен, напомнил Морицу минувшие времена, когда его советник беспрестанно маячил у него за спиной, отслеживая и контролируя все его действия.

   Курандо моргнул, и ощущение, что за его плечами стоит огромная сила, прошло, уступив место поверхностному восприятию, говорящему: тело графа Барла слишком старо, чтобы быть достойным вместилищем могучего разума. Почему он его не поменяет? Давно ведь пора.

   Курандо сказал:

   – Я хочу, чтобы ты принял меня в свою армию.

   Мориц напрягся, от удивления потеряв на миг дар речи. Различные негативные мысли вихрем пронеслись в голове, качнув шаткие конструкции их отношений, проверяя на прочность различные варианты, прежде чем вылиться в резкий ответ:

   – Нет. Я не смогу тебе доверять. Ты слишком опасен. Твои мотивы мне непонятны.

   Курандо кивнул, не сводя с него острого взгляда.

   – Я понимаю. Но, может быть, ты выслушаешь меня, прежде чем сказать «нет» окончательно?

   Мориц промолчал, выжидая, и Курандо продолжил:

   – Может быть, ты и не отдаёшь себе в этом отчёта, но мы с тобою столь же неразлучны, как ты теперь со своим другом Сифаксом. Мы давно идём по жизни рядом. Можешь вспомнить, сколь давно мы сражаемся вместе? Вряд ли. Я думаю, ты не сразу приметил скромного «переписчика» из своего окружения. Выделять ты меня стал только через пару столетий сражений, но ещё задолго до этого наши Владыки меня к тебе привязали. Ты был весьма неустойчивой личностью, а они не хотели ничем рисковать. По Правилам два сверхгероя не могут управлять одной армией одновременно. Но правила можно всегда обойти, в результате, возник наш дуэт. В сражениях наши душевные силы суммировались, и вследствие этого мы, по сравнению с другими, гораздо быстрее совершенствовались. Может быть, это тебя позабавит, но я считаю, что на данный момент в этом мире самыми сильными являемся мы: я и ты. Вот только ты полноценный сверхгерой, а я сверхгерой замаскированный под «переписчика».

   Курандо умолк. Их взгляды встретились. Мориц лихорадочно размышлял, тестируя слова Курандо на истинность, выискивая в его логических построениях прорехи, куда могло бы впиться острое жало его критики.

   – Не понимаю. Почему «переписчиком» стал именно ты?

   – Я был крутым полководцем задолго до того, как ты почтил своим присутствием мир. Но склонность к мошенничеству проявляется не только в среде людей, но и среди Владык. Мой Владыка захотел меня сделать сильнее. На примере чужой военной истории он мне показал, что будет с миром. Я много узнал... Я предвидел появление пороха ещё тогда, когда мы сражались плохой закалки железными мечами. Теми самыми, которые после боя приходилось выпрямлять ногами.

   – Но это не объясняет...

   – Я родился не здесь. Существует много разных миров. Перенос меня в этот мир был большим нарушением. Он хотел спрятать меня, а сделать это можно было только под чужою личиной. Моим прикрытием стал ты. За это я тебя всё время поддерживал, оберегал, наставлял.