Текст книги "Мир в руках игрока (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Кощеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 10 страниц)

   Он собрал их в маленьком зале для совещаний, вокруг небольшого накрытого, как скатертью, картой стола.

   Их лица были угрюмо сосредоточены. Он не знал чего от них ожидать, и волновался, строя предположения – знают ли они, кем теперь является их хозяин, и как себя поведут, если вдруг смогут прикоснуться к неуклюже скрываемой им в эти дни тайне.

   Склонившись над картой и не глядя подчинённым в глаза, Мориц начал приготовленную заранее речь:

   – Несколько дней назад мы проиграли очень важную битву. Мы потеряли союзников, и теперь враг, не скованный больше на юге, способен перераспределить свои силы и высвободить наиболее боеспособные части для вторжения в наши приделы. Наши войска в достаточной степени многочисленны, но не подготовлены к новым способам ведения боя. Наша задача: маневрируя войсками и избегая прямых столкновений с противником, дотянуть до зимы, чтобы получить тем самым необходимую для успешной реорганизации армии отсрочку, попутно истощив силы противника...

   – Но, ваша светлость, – неожиданно прервал его чей-то дерзкий голос, – наша страна не столь велика, чтобы, маневрируя в её приделах, долго избегать столкновения. К тому же Массанаса славится стремительностью в нападении. Он пройдёт мимо наших крепостей и засад, как нож сквозь масло, нигде значительно не задерживаясь и не утруждая себя штурмами и осадами многочисленных укреплений.

   – Думаю, что времена изменились, – Мориц уставился своему оппоненту прямо в глаза, внутренне удивляясь, почему тот так спокойно выдерживает его прямой взгляд. Очевидно Сифакс давал своим подчинённым больше свободы в выражении мнений, пытаясь общим советом компенсировать отсутствие своих полководческих способностей, в то время когда он, Мориц, привык созывать подчинённых только для того чтобы изъявить им свою волю.

   – По сравнению с прошедшими веками численность армий значительно возросла. Теперь это не разрозненные дружины заносчивых феодалов, не ополчение и не просто наёмная банда. Это нечто большее. Это сложная организация, скреплённая дисциплиной и общевойсковым уставом. И как всякий сложный механизм, она требует ухода и смазки. Армии нужно регулярно выплачивать жалованье и обеспечивать своевременный подвоз продовольствия. Современная армия отягощена не только обозом, но и тяжёлым вооружением. Армия численностью в 10 тысяч бойцов при скоротечном столкновении за полчаса расходует 6000 фунтов свинца и 2000 фунтов пороха, а при серьёзном сражении – в несколько раз больше. Перерезать коммуникации противника, лишить его войско снабжения, и истощить его силы и пороховые запасы незначительными, но частыми столкновениями – вот залог нашей победы.

   Мориц оторвал взгляд от карты и взглянул на своих подчиненных. Кто-то недоверчиво хмыкнул, заставив его нервно вздрогнуть:

   – Звучит так, будто мы с Массанасой поменялись местами. Теперь он будет ползать по нашему краю с огромным обозом, а мы будем тревожить его из лесов, нападая большим числом конных воинов.

   Мориц гневно скривился, не сумев стерпеть такой дерзости. Его переполненный злостью взгляд, наверняка не типичный для милашки Сифакса, мгновенно оборвал начавшееся было ржание.

   – Да что с вами, чёрт возьми, происходит! Вы что, не видите и не понимаете насколько это серьёзно? Это всё не игра. Встряхнитесь.

   Чёрт возьми. Мориц чувствовал, что не может взять под жёсткий контроль души этих людей – не хватало тех особых гипнотических свойств, которыми обладал мозг его прежнего тела. Свойства, которыми Владыки наделили тело Сифакса, были другими. Мориц не мог нащупать их проявления, но, похоже, Сифакс правил своими «переписчиками» не силой страха, а с помощью убеждения. Непривычному к различного рода вольностям Морицу это значительно затрудняло общение.

   К концу совещания он уже понимал, что они ЗНАЮТ, или, по крайней мере, ДОГАДЫВАЮТСЯ о том, что он скрывает. Он не походил своим поведением на Сифакса; тот был другим человеком: мягким, уступчивым, способным на компромиссы. Если Мориц в своём прежнем теле вызывал у своих «переписчиков» фанатичную преданность, основывающуюся на слепой вере в незыблемость его полководческого авторитета, то верность подчинённых Сифакса покоилась на совсем ином основании. Они уважали и почитали его как Человека, со всеми вытекающими отсюда достоинствами и недостатками. Как бы то ни было Мориц, осознавая большую эффективность своих способов правления, тем не менее подспудно ощущал собственную неполноценность. Ибо подчинение силе существует лишь до тех пор, пока есть эта сила, любовь же людей – по крайней мере так утверждают поэты – более долговечна и не требует ни угроз, ни подачек. Как Сифакс умудрялся управляться со своей своевольной «командой» – Мориц мог лишь догадываться, но у него созрели сомнения в надёжности подчинённых ему «переписчиков», и как он может даже пытаться бросить вызов Владыкам, когда не уверен в устойчивости своего тыла?

   Завершив совещание, Мориц позволил им удалиться. Когда зал опустел, он некоторое время просто сидел, опустошённо глядя на карту. В душе, как клубок злобных змей, копошились сомнения. Руки опускались при одной только мысли о том, в какой ситуации он оказался, и если бы не три дня беспредельного счастья, полученные им авансом, он пошёл бы навстречу Владыкам, даже не помышляя о том, чтобы сопротивляться. Но он уже принял решение и в этот раз не намеривался расстаться с тем, что приобрёл. В том, что компромисса не будет, он не сомневался – он прекрасно помнил, что было три века назад, когда он впервые подверг сомнениям правильность приказов Владыки и стал огрызаться. Нет, Владык не беспокоит то, что творится в его душе. Они слишком безразличны к чужим мечтам и желаниям. Их ничего более не интересует, кроме собственных, непонятных простому смертному, целей.

   Покинув зал для совещаний, Мориц разглядел поджидающую его во тьме коридора фигуру.

   Ощутив беспокойство, он опустил руку в карман камзола и нащупал затаившийся там пистолет.

   Шаг навстречу. Фигура зашевелилась, точно очнувшись от дрёмы, и неторопливо, как-то раздражающе медленно и напряжённо, двинулась навстречу.

   Приближающийся стук каблуков, особо остро воспринимаемый в темноте, всколыхнул воображение и память, напомнив об обстоятельствах некоторых совершённых в прошлом на него покушений.

   Тьма. Одиночество. Пустынная местность. Он и скрывающий своё истинное лицо незнакомец. А если добавить изобретения последнего времени: маленькие, легко скрываемые в ладони пистолеты – то подобные, не предусмотренные распорядком дня встречи чреваты большими неприятностями, чем когда бы то ни было. Тем более, что он сейчас в теле Сифакса, более изнеженном и неподготовленном к яростным схваткам.

   Впервые Мориц задумался, а почему замок не переполнен охраной? Его ноздри затрепетали, уловив запах заговора. Рука в кармане, крепко сжимающая рукоять непривычного комбинированного пистолета, нервно дёрнулась, пропоров прокладку протянутым вдоль ствола острым лезвием.

   Чёрт возьми! Повернув пистолет под новым углом, чтобы его легче было извлечь, если будет в этом потребность, Мориц сделал вперёд с полдесятка шагов, стремясь выйти из прямоугольника света, падающего от просвечиваемого луною окна.

   Он разглядел приближающегося человека. Высокий, худой и скуластый, тот напомнил ему Курандо – не внешностью, а повадками. Вот он подошёл к нему достаточно близко, и сходство внезапно исчезло, впрочем, оставив какое-то особое, несмываемое ощущение.

   – Стой.

   Незнакомец остановился.

   – Кто ты?

   – Это неважно, – голос незнакомца, спокойный и неприятный, царапнул слух, будоража сознание Морица непривычными интонациями. – Важно не кто я. Важно, что я в своём лице воплощаю.

   – И?

   – С прежним Хозяином было заключено соглашение. Я послан узнать, в чём заключаются произошедшие перемены.

   Мориц нахмурился.

   – Я не вполне понимаю...

   В голосе незнакомца проскользнула наждачная твёрдость:

   – Нет, ты понимаешь.

   – Кого ты представляешь? Кто твой хозяин?

   – И это тоже неважно. Важно то, что он противопоставил себя твоим прежним Хозяевам.

   Испытывая необычную противную сухость во рту, Мориц спросил:

   – И что он желает?

   – Продолжения прежнего курса. Этот регион должен по-прежнему остаться отпавшим.

   – Он таким и останется.

   – Нам нужно нечто большее, чем простые заверения лояльности. Тем более учитывая твою репутацию.

   Мориц почувствовал, что его лицо заливается краской. Сколько можно? Довольно об этом напоминаний!

   – И что вы хотите?

   Внезапно ядовитая мысль, змеёю просочившись в сознание, заставила его нервно сжаться. Изабелла! Враг в замке... Что если...

   Захватив её, они получат в свои руки серьёзный козырь. Мориц почувствовал, как стремительно зародившаяся тревога охватила его подобно пожару, выжигающему все мысли, эмоции, и не оставляющему ничего, кроме животного страха. Приобрести и вновь потерять?

   –Только попробуйте! И я вам обещаю!..

   – Поостынь. Это требование обязательно. Нам нужен контроль...

   – Нет, никогда! С меня предостаточно чужой воли! Только попробуйте вновь забрать её, и я вам клянусь, что я подожгу даже небо и искрошу в щебень горы, лишь бы добраться до вас...

   – Успокойся, – незнакомец отступил на полшага назад с таким выражением на лице, будто на долю секунды заглянул в преисподнюю и отшатнулся, когда ему навстречу поднялась стена жаркого пламени.

   – Мы не настолько глупы. Если что и побуждает тебя изменить своим прежним Хозяевам, то это только она. Мы только хотим убедиться, что твоё поведение со временем не изменится. Вот, – он протянул вперёд правую руку, ладонью вверх, и, разжав пальцы, показал Морицу красную капсулу. – Это медленно действующий яд. Он оседает на стенках желудка и накапливается во всех жизненно важных органах организма. Он не выводится.

   – А вот это, – незнакомец показал синюю капсулу, – нейтрализатор. Он уравновешивает действие яда. Возьми его.

   – Ты думаешь, что я поверю в эту нелепую сказку? Сейчас ты скажешь, что Сифакс год назад заключая с тобой соглашение, чтобы дать вам гарантии, принял красную капсулу, и теперь я, чтобы не помереть от накопившейся в этом теле отравы, должен плясать под вашу дудку и выслуживаться как цирковое животное, дабы заслужить небольшой кусок сахара, то есть синюю капсулу?

   – Нет, это не для тебя.

   – А для кого?

   – Подумай. Неужели у тебя больше нет никого, кто был бы тебе особенно дорог?

   – Чёрт возьми!.. – Мориц потянул пистолет из кармана, но тот зацепился курком за пропоротую прокладку. – Я же сказал, не смейте трогать её!

   – Ты не понимаешь...

   Грянул выстрел. Генерал, не извлекая из кармана пистолет, просто навёл его на врага и нажал на спуск.

   В груди незнакомца образовалась дыра, из которой ручьём хлынула, дымящаяся на холодном воздухе, тёмная кровь.

   Не сводя с него глаз, человек от Владыки произнёс:

   – Ты так ничего и не понял. Ну что ж. Тем хуже для тебя. Сифакс бы сказал: «Да будь ты проклят, вечно ПОВТОРЯТЬ ошибки прошлого». Но я всё же надеюсь, что мои слова достанут тебя, и ты поймёшь, что мир это нечто большее, чем просто машина для исполнения твоих невзрачных желаний. До встречи. Увидимся в наших снах, – он шагнул навстречу и внезапно растаял, скомкав ставшую нереальной действительность.

   Мориц вздрогнул и, пребольно ударившись о воздух локтем, проснулся, вновь оказавшись в кресле в безлюдном зале для совещаний.

   Потирая ушибленный о подлокотник кресла локоть, Мориц, ещё не вполне очнувшись от сна, огляделся по сторонам. Сны – довольно странная вещь. Иногда они настолько реальны, что даже происходящий в них полный абсурд принимаешь за чистую правду, воспринимая его болезненно и эмоционально.

   Сон – это как бой с тенью, состязание с самим собой. Разве приснившийся ему диалог не является отображением его внутренних страхов, усиленно игнорируемых в часы бодрствования? Разве не так?

   Мориц решительно встал, будто стряхивая с себя остатки вздорных видений.

   Сны – это своеобразное предупреждение, и в данном сне имелся скрытый намёк, указание на то, что свобода выбора иногда бывает лишь иллюзорна. Он возжелал быть не зависимым, но не является ли это желание навеянным волей очередного Владыки? Философы утверждают, что свобода – это осознанная необходимость. Но в таком случае, разве раб, сознательно сделавший выбор между смертью и подчинением, может считаться свободным? И может ли считаться свободным человек, поступки которого предопределены чей-то волей, но который не осознаёт, что находится под контролем?

   Ответов на эти вопросы Мориц не знал, а потому поступил так, как неоднократно поступал раньше, – он отбросил эти мысли прочь, постаравшись сосредоточиться на чём-то другом. У него было целое море не философских, а вполне реальных проблем, и все они требовали верных и быстрых решений.

   В дверь постучали, и Генерал вздрогнул, когда она приоткрылась, и в зал один за другим вошли «переписчики».

   Они приблизились, и хотя темнота скрывала выражение их лиц, Мориц уловил исходящую от них волну отчуждённости, направленную против него. Он удивился. Их появление было для него неожиданностью и в тоже время особенным образом вписывалось в течение его мыслей, не нарушая их хода и как бы являясь их материальным воплощением – как если бы он спал и грезил, влияя своим подсознанием и эмоциональным настроем на развитие сна.

   Он знал зачем они пришли, и его удивляло лишь то, что они не сделали это раньше. Прежде чем кто-нибудь из них заговорил, Мориц сказал:

   – Я знаю, что вас гнетёт. Вы спрашиваете себя: что изменилось в вашем мире? И не знаете, как произошедшая перемена отразится на течении вашей жизни. Вы долго думали и сомневались, и ваше решение, прийти ко мне и установить истину, оформилось окончательно лишь после нашего совещания. Что ж, не буду от вас больше скрывать. Да, действительно...

   – Он был для нас больше чем Повелителем, – голос, прозвучавший из темноты, резанул Морицу слух, спутав мысли и напомнив ему, что он здесь чужой. Что он лишь случайно забрёл в этот замок, и то, что он был столь дерзок и нагл, чтобы облачиться в одежды хозяина и присвоить себе его собственность, сумев даже залезть в постель к его девушке, не даёт ему право претендовать на преданность и любовь Сифаксовых подчинённых.

   Он здесь чужой и единственное что его бережёт – это «хозяйский костюм», который эти люди не хотели б испортить.

   – Я понимаю. Но, что вы желаете? – он задал этот вопрос, отчётливо понимая, что эти люди не знают ответа. Они были ведомыми, и исчезновение их «проводника» оставило их в темноте и растерянности. Что могут они пожелать, кроме того, чтобы всё вернулось на круги своя. Но как это сделать? Мориц не знал. Но он искренне желал, чтобы всё в их жизни вновь было в порядке. Впервые за десяток с лишним столетий он понял эмоции и чувства других людей и испытал к ним сочувствие.

   – Наш Повелитель имел в жизни мечту, которой он смог увлечь и всех нас. Мы бы хотели, чтобы мечта эта не умерла...

   – Я знаю, что она собой представляет, – Мориц почувствовал, как волнение в груди поднимается, заполняя собою сознание. Да, он знал, ибо за последние несколько дней отголоски этой мечты сумели задеть и его. – Свобода. Право на свой собственный мир, независимый от всяких Владык, жаждущих взять нас под свой контроль.

   – Наш Повелитель был не просто одним из Отмеченных, он был мыслителем. Он осознал, что представляет собой этот мир, и определил его основные законы. Он был не простым человеком...

   – Да, я понимаю. Но что я должен сделать, чтобы не обронить его знамя и если не продолжить, то хотя бы сохранить то, что он начал?

   – Башня в правом крыле замка...

   – Я там уже был.

   – Поднимись туда ещё раз. Сейчас.

   Ступеньки возмущённо скрипели под его стремительной поступью, когда он, торопясь и спотыкаясь, на ощупь поднимался наверх. В груди бушевало жаркое пламя, подпитываемое горючей смесью из жажды действия и желания искупления.

   Человек без цели в жизни – просто животное, озабоченное лишь своим существованием и продлением рода. И Мориц в этот миг испытывал чувство, близкое к упоению, из-за того, что в его жизни возродилось стремление к чему-то, что он не мог пощупать, потрогать, но что маячило впереди негасимой звездою, развеивая депрессию и пробуждая волю к жизни.

   Осознав это, он было задумался о том, что вновь пошёл на поводу чужой воли, и в этом свете неважно подчиняется ли он угрозе Владыки или же пожеланиям Сифаксовых «переписчиков». Значит ли это, что его сущность заключается в подчинении чужим целям? Это ли есть осознанная необходимость?

   Люк оказался открыт, а помещение освещено. Проникнув в комнатушку, Мориц был сражён наповал тем, что увидел.

   Посреди комнаты, на том месте, где ранее находился письменный стол, стоял столик для игры в Сёги.

   Не веря глазам и ощущая, как что-то тёмное и очень знакомое шевелится в душе, Мориц обошёл столик кругом, убеждаясь, что да – это тот самый: маленький, изящный, блестящий от прозрачного лака.

   Он прикоснулся рукою к гладкой поверхности, потрогал плоские остроконечные фигуры и сказал себе: да, это тот самый. Лишь расставленная на доске композиция слегка изменилась. Были переставлены несколько фигур, и Мориц, старательно вдумавшись в композицию, распознал последовательность ходов, приведших к данным переменам: атака – защита; подготовка к атаке и слабенький контратакующий ход, не причиняющий противнику серьёзного беспокойства и направленный лишь на завоевание более сильной позиции.

   – Ответный ход мой.

   Голос, прозвучавший из охваченного мраком угла, заставил Морица вздрогнуть. Он обернулся и вперил свой взгляд в незамеченную им ранее, находившуюся за границей круга света, фигуру.

   – Кто ты? Мне кажется я тебя знаю...

   – Ещё бы не знать.

   Человек вышел на свет. И Генерал содрогнулся, узнав в нём себя. Не нынешнего, а такого, каким он привык себя видеть: среднего роста; худощавого, но крепкого и жилистого; коротко подстриженного. Одет он был в гладкий бархатный камзол, лишённый вышивок и лент, с короткими, не доходящими до локтя рукавами, из-под которых выступала рубашка, большой кружевной воротник которой более соответствовал вкусам Сифакса, чем Морица.

   – Что ты уставился?

   – Смотрю, как ты разоделся.

   – Не нравится?

   Мориц сощурился.

   – Нет. Этот костюм мне не идёт.

   – Тебе?

   – Да. Не забывай, что ты в моём теле.

   – А ты в моём, – Сифакс, подойдя ближе, пододвинул к столику кресло и сел. – Может сыграем?

   Мориц остался стоять, размышляя над тем, что происходит. Было до ужаса странно смотреть на своё тело со стороны и понимать, что оно тебе более не принадлежит.

   Сифакс простёр над доской руку, потом посмотрел на него.

   – Я советую тебе присоединиться. У тебя много вопросов. А вот здесь, – он указал рукой на доску. – Закодированы все ответы. Игра – это имитация жизни. Слепок с реальности. Посмотри, – Сифакс взял из резерва, за пределами расчерченной на квадраты доски, фигуру и показал её Морицу. – Это ты. Или я. Сёги – игра не типичная. Как в Колесе Жизни ничто из неё не выбывает безвозвратно. Меняются только хозяева.

   Мориц понял намёк. В данной игре правилами разрешалось побитые фигуры ставить на доску как свои. Потому и были они одноцветными, и их принадлежность определялась лишь ориентацией. В голову тут же пришла аналогия: в течение своей жизни он несколько раз менял своих хозяев. Неужели он столько раз бывал бит?

   Он сел.

   – Ну что ж, сыграем. Вот только... – он наклонился вперёд и, приподняв столик, развернул его. – Вместе с моим телом ты унаследовал и мою сторону, а я с твоим – твою. Так что ход сейчас мой.

   Мориц взял из резерва фигуру, на лицевой стороне которой выпукло были вырезаны стрелочка и буква "У", и поставил на доску, в самый центр композиции.

   Сифакс задумчиво промолвил:

   – Однако... Ты как всегда напорист и дерзок. Но напомню тебе: моя стратегия строилась от обороны, и ты своими дерзкими выходками лишь транжиришь накопленные мною резервы. Ещё не пришло время бросить их в бой...

   – Не надо. Не надо решать за меня, что мне следует делать. Я справлюсь сам. И вообще, знаешь, что я думаю о нашей встрече? Ты нереален. Ты очередной внушаемый Владыками сон.

   Сифакс рассмеялся, и Мориц с недоумением и подсознательной неприязнью смотрел на свой бывший, искажаемый усмешкою рот. Всё-таки себя ненавидеть гораздо труднее. Мориц смутно осознавал, что его обуздали: теперь Сифакс может высказывать всё, что пожелает, не опасаясь, что его прервёт стремительно движущийся крепкий кулак.

   – Сон наяву? Что ж, это в духе нашего мира. Пророки и предсказатели называют подобные сновидения видениями. Глас богов. Откровение свыше. Как ещё могут явить себя избранным Хозяева этого мира?

   – Зачем им вообще себя проявлять?

   – А как же ещё? Ведь для того, чтобы совершить в шахматах ход, ты должен прикоснуться рукою к фигуре. Так и они. Прежде чем перетащить тебя на новую клетку, они просто обязаны прийти с тобой в соприкосновение. Таковы правила.

   – Зачем они это делают? – Мориц ощутил вдруг обиду. Было довольно таки унизительно сопоставлять себя с небольшими костяными фигурками. Почему-то вспомнилось обидное заявление Владыки: «ты и твои чувства примитивны. Они лишь иллюзия и отражение реальности». Как шахматы, которые являются неуклюжей попыткой отображения большой жизненной битвы.

   – Зачем им это надо?

   – А для чего мы сражаемся в шахматы? Зачем двигаем по клеткам фигуры? Для досуга. Шахматы упражняют ум. Мы простая забава и созданы лишь для того, чтобы нами играть.

   – Я не верю!..

   – Ну почему? Думаешь, ты особенный, если можешь мыслить и чувствовать? Но разве это даёт тебе возможность избегнуть задуманного Владыкою хода? Не в этом ли есть смысл Игры? В том, чтобы заставить тебя поступать вопреки твоим желаниям и стремлениям?

   – Осознанная необходимость...

   Глаза Сифакса одобряюще вспыхнули.

   – Да, именно так. Здесь задействовано особое искусство влияния на человека. Побеждает хитрейший. Мир – это доска, люди – фигуры, Владыки – восседающие за доской игроки.

   – Но Хранители мира... боги...

   – Богов нет.

   – Создатели...

   – Мастера, вырезавшие фигуры и доску, и создавшие Правила для Игроков. Как и многие мастеровые они создают игры не для себя, а для того, чтобы в них игрались другие. Хранителей нет. Богов тоже. Должны быть, по идее, Распорядители Игр, ведущие счёт очков и следящие за соблюдением правил, но эта функция может выполняться и автоматически.

   – Не понимаю...

   – Я тоже. В своих изысканиях я не смог приподнять полог завесы, скрывающей секреты Правил. Но кое-что я смог осмыслить и думаю, что Новый Игрок пришёл в этот мир неспроста именно в тот миг, когда нарушения общих правил превратились из исключения в повседневность. Грядёт Завоеватель. Он остановит Игру, чтобы внести в исказившийся мир исправления, но только вот очень жаль, что в новом мире вряд ли для нас будет место.

   – Ты в этом уверен?

   – Посуди сам. Если б наша с тобою игра заведомо б пошла не по правилам, разве согласился бы ты её продолжать? Нет, ты смёл бы с игрового поля фигуры, если б не для того, чтобы навсегда их упрятать в коробку, то для того, чтобы начать всё сначала.

   – Может в новой Игре мы будет другими? Может быть, всё будет лучше?

   – А ты не боишься? Умереть и не возродиться?

   – Нас могут вернуть к началу нашей истории омолодив.

   – Но это уже будем не мы. Не такие, какие мы есть в данный момент. Для нынешних нас с тобой это будет настоящая смерть.

   – Всё когда-то кончается. Нельзя же жить и страдать бесконечно.

   – Но как же достигнутое тобой личное счастье? Что будет с ней?

   – Ты пытаешься на меня повлиять.

   – Все это делают.

   – Но в чём твоя цель?

   Сифакс наклонился вперёд, и Мориц с неприязнью отметил, как изменился цвет его глаз, став из нейтрального серого пугающим тёмно-зелёным.

   – Только я мог это делать.

   Сифакс усмехнулся – теперь ещё я – и сказал:

   – Ещё раз напомню: Игра идёт только между Владыками; фигуры в ней не участвуют. Да и смешно Высшим слышать, что костяшки на их шахматной доске мечтают жить своей, независимой от них жизнью.

   – Теперь перейдём к главному, – Сифакс откинулся назад на спинку кресла и достал из кармана камзола монету. – Мы меняем Хозяев, – не по своем воле конечно, но это абсолютно неважно. С нами происходит то же, что происходит с подброшенной в воздух монетой. Вот, гляди. Что влияет на её скорость вращения и на то, какой она упадёт стороной?

   – Я не понимаю к чему этот идиотский вопрос.

   – На то, как она упадёт, оказывает влияние многое – сила броска, высота, как её словят, одним словом всё, за исключением одного: пристрастий и желаний этого кругляша.

   – Я не...

   – А теперь посмотри, – Сифакс подбросил монету, и она упала на доску, встав на ребро. – Вуаля! Это я, вернее в моё отсутствие ты. Имеется уникальная ситуация, когда судьбой твоей владеют уже не они, а лично ты. Куда ты упадёшь? – Сифакс дунул, опрокинув монету, – Под чьим дуновением склонишься?

   – Не понимаю, как это тебе удалось?

   – Что именно?

   – Добиться иллюзорной независимости. Хоть ты и стал на ребро – борьба за овладение тобой не закончилась. У нас с тобой как не было, так и нет независимости.

   Сифакс стал серьёзен.

   – Тут есть тонкая грань. Прочувствовать её очень сложно.

   – И где же спасение?

   Сифакс пристально посмотрел на него.

   – Спасение в Игре. Ни в коем случае нельзя допустить, чтобы она для нас прекратилась.

   Они потратили на игру пять часов, увлечённо и даже азартно передвигая по одноцветным полям костяные фигуры, стремясь закончить то, что началось много столетий назад. На столике перед ними развернулась абстрактная драма, безмолвная для непосвящённого, но весьма красноречивая для людей знающих Правила и наделённых воображением.

   В первые же мгновения игры Мориц пожалел о смене сторон: его прежнее «воинство» было более мобильно – большая часть из разменянных на доске, вследствие «кровопролитных» перестановок, фигур находилась у него в резерве и безмолвно ждала, когда придёт её время и он, с тряхнув с костяных воинов многовековую пыль и вдохнув в их омертвелые души искорку жизни, повторно выставит их на поле боя, стремительным напором вновь возрождённых круша изощрённую оборону врага.

   Сифакс же, придерживаясь оборонительной тактики, выстроил надёжную «крепость» вокруг своего короля, затратив на это почти все резервы и оставив за пределами доски всего лишь с полдесятка отвратительно небоеспособных пешек, не применимых в обороне без поддержки другими фигурами и тем более бесполезных в нападении.

   Заметив его стеснение, Сифакс рассмеялся.

   – Тебя напрасно смущает этот незначительный факт. Ты в своё время превратил свою оборону в сплошное решето, сквозь ужасные дыры которого может просочиться всё что угодно. Конечно напористость в нападении – это прекрасно. Но рано или поздно энергия любого удара истощается и тогда следует контратака, и если ты к ней не готов, то её результат может оказаться для тебя очень даже печальным.

   – Я знаю.

   – Пешки зашагают вперёд и в конечном итоге превратятся в золотых генералов. Более отчаянные при размене, они потеснят чужие фигуры, завоюют превосходство в позиции и силе, и проложат дорогу к победе.

   – Тишина! – Мориц продумал стратегию, протянул руку и... двинул вперёд невзрачную пешку, – Не мытьём, так катаньем. Пришла пора раскрываться.

   – Преждевременно...

   – Твой ход.

   – Боже мой, до чего ж досадно видеть, как ты расшатываешь то, что создавалось мною с превеликим трудом.

   – Теперь это уже не твоё. Свыкнись с этим.

   – Глядя на такое отношение, я начинаю сомневаться, а стоит ли давать тебе в руки ключ к главным ресурсам. Ведь ты их потеряешь...

   – Если ты не дашь мне доступ – сократишь мои шансы на победу, а в случае моего поражения будет безразлично, сохранятся они или нет. Возможность воспользоваться ими всё равно будет безвозвратно потеряна.

   – Что ж, давай, отложим наш спор о стратегии до наступления момента истины. Только ход игры может показать кто из нас двоих прав. Забавная ситуация: нам предоставлена уникальная возможность, взглянуть на деяния рук своих с позиций врага. Мы часто замечаем чужие недостатки, а теперь, когда они стали нашими, сможем ли их устранить или же это судьба: знать и не мочь, и страдать, всё до конца осознавая? – Сифакс подвинул в сторону «летающую колесницу» уклоняясь от нападения и освобождая проход для проникновения в свою «зону» вражеских «воинов».

   Ещё одна исключительная особенность Сёги заключалась в возможности превращения при проникновении или перемещении во вражеской зоне, охватывающей одну треть доски, фактически всех фигур, за исключением короля и генералов.

   В этом Мориц тоже видел нечто символическое – не зря же его самого окрестили за глаза Генералом.

   Следующая сотня неспешных ходов показала, что оба они были неправы.

   Мориц привык атаковать, но отсутствие резервов принуждало его довольствоваться неспешным ходом событий: расставленные в оборонительной позиции фигуры следовало вывести и подготовить к атаке, на что ушёл не один десяток ходов.

   Сифакс же, привыкший обороняться и вдруг получивший в свои руки целую армию находящихся в резерве сильных фигур, не смог должным образом оценить такое богатство. И его голодные до драки, способные в мгновение ока оказаться в любой части доски солдаты оказались вовлечены в оборону, вместо того чтобы, сея ужас и разрушения, подобно призракам материализоваться посреди вражеского стана.

   Маневрирование фигурами – перемещения, отступления, уклонения, вывод резервов – продолжалось три десятка ходов, прежде чем наконец-то пролилась первая кровь. Последовала череда тщательно продуманных мелких разменов. Маневрирование продолжалось. Фигуры погибали и вновь выставлялись. Воинство Морица слегка потеснило Сифаксову армию, но в его рядах образовались разрывы, куда смог просочиться выведенный из резерва противник.

   Игра усложнялась. Разного достоинства фигуры ожесточенно сражались. Сифакс слишком поздно понял преимущества подготовленных к атаке резервов – все тяжёлые фигуры к этому моменту были уже им выставлены. Но и мелочь, неожиданно возрождаясь во вражеских тылах, причинила его противнику достаточно беспокойства, сковав часть его сил и замедлив и без того затянувшееся наступление.