Текст книги "Мир в руках игрока (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Кощеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 10 страниц)

   В душе скреблась тревога. Её острые когти оставляли глубокие борозды и не давали забыть ни пришедшую в движение, после трёх с лишнем столетий, игру, ни сновидений, неистово терзавших этой ночью растревоженный разум.

   Мориц не верил в подобные совпадения. Он доверял вещим снам и считал, что если они не ниспосланы нам свыше, то являются своеобразным предупреждением от подсознания, и игнорировать их глупо, если не сказать безрассудно. Правдивы они или нет – не столь важно. Важно то, что, думая о них, ты анализируешь реальность и смотришь на неё с иной точки зрения, отличной от общепринятой. И иногда это помогает. Ибо не всё в этом мире соответствует логике. Некоторые звенья цепи жизни выбиваются из общего ряда и не могут быть объяснены рационально.

   Кроме того, сновидения – вотчина Владык. Мориц понял это давно. Они не являются к своим подопечным во плоти, зато общаются с ними с помощью снов.

   Мориц иногда даже сомневался: а существуют ли Владыки? Не являются ли они плодом разгорячённого воображения? Но реальность жестоко его лечила от крамольных мыслей, наставляя на путь истинный.

   Триста лет в нетленном гробу, поддерживающем в его теле искру жизни, что это, как не доказательство их присутствия?

   Мориц верил в сны и в Владык.

   Надо что-то делать. Беспокойство ядовитой змеёй свернулось в груди и время от времени тихо шипело, роняя с зубов капли яда, воспаляющего воображение и порождающего в нем незаживающие гнойные язвы.

   Грохот выстрелов болезненно отдался в мозгу. Шеренга стрелков неторопливо принялась за перезарядку ружей. Через минуту тишины громыхнул новый залп, и вновь застучали об стволы шомпола, утрамбовывая заряды и подготавливая оружие к следующему выстрелу.

   Мориц знал, что к этому рано или поздно они подойдут: золотой ручеёк обмелеет и придётся на всём экономить.

   Сегодня завершающий день двухнедельного испытания двадцати кремневых ружей, предоставленных для этой цели двумя конкурирующими оружейными мастерскими. Чьи ружья окажутся лучше, тот и получит заказ на 600 штук.

   Ружья были не плохи. На дистанции в 50 ярдов пущенная из них тяжёлая свинцовая пуля пробивала 9 кирас и оставляла солидные вмятины ещё в четырёх. Скорострельность составляла приблизительно один выстрел в минуту – это было почти вдвое быстрее стрельбы из мушкета, что достигалось за счёт отсутствия операций с фитилём, который при перезарядке следовало держать подальше от пороха.

   После 14-ти дней, по 12-ть часов непрерывной пальбы, количество выстрелов из каждого ружья перевалило за 10 тысяч. В принципе победитель уже определился. Стволы ружей, изготовленных северянами, оказались прочнее: за две недели испытаний разорвало только один, против 4-х у конкурентов, зато ружейные замки оказались надёжнее изготовлены на востоке – они давали вдвое меньше осечек.

   В общем, решение уж принято: стволы будут заказаны на севере, замки – на востоке, остальные детали и сборку будет производить тот, кто заломит меньшую цену.

   Всю армию следовало вооружить подобным оружием, но его производство ещё плохо налажено и оно слишком дорого стоит. Здесь задействована довольно простая на вид арифметика: либо 4 тысячи мушкетов, либо одна тысяча солдат вооружённых новыми ружьями; и никакая повышенная скорострельность не компенсирует залп в четыре тыщи стволов, если и те и другие сойдутся на поле боя.

   Экономия. Чёртова экономия. Даже средства Владык небезграничны.

   Новый залп гулко отдался в мозгу, смешав стройные мысли и внезапно обнажив тлеющее беспокойство.

   Эмоции Морица подобны пожару на торфяных болотах. Дым, дым, один только дым, и ничего кроме дыма; но где-то в глубине, под тонким слоем горячего земляного покрова, бушуют огромные температуры, способные в одно мгновение испепелить всё живое. Его лучше не трогать. Не дай бог, прорвётся...

   Изабелла...

   Чем ближе медленно поднимающийся раскалённый диск солнца приближался к зениту, тем сильнее в душе Морица разгоралось жаркое пламя. С каждой минутой он всё более убеждал себя, что и сон про погребение, и чей-то атакующий ход ниспосланы ему неспроста. И в том и в другом он улавливал завуалированную угрозу. Не себе. И это переполняло его беспокойством. Ибо неведомый враг замахнулся на единственную его драгоценность.

   Обсуждение технических характеристик оружия завершилось. Солдатам отдали приказ прекратить пальбу. Офицеры разбрелись по стрельбищу. Многие отправились полюбоваться на избитые пулями кирасы, удалённые от линии стрелков на 50, 100 и 200 ярдов.

   Курандо был недоволен. По его словам меткость – отвратительна. На дистанции в 100 ярдов половина пуль прошла мимо, на дистанции 200 в цель попала и того одна треть. Кроме того, он утверждал, что при испытаниях имело место мошенничество: ружья сделали менее 10 тысяч выстрелов. Своё заявление он обосновывал тем, что на стрельбу было выделено четыре с половиною тысяч фунтов пороха, а за две недели пальбы не спалено даже двух третей. Одно из двух: либо цифра выстрелов явно завышена, либо в стволы засыпалось меньше пороха, чем полагалось. В первом случае спрос был с офицеров, во втором с поставщиков, ответственных за изготовление ускоряющих зарядку ружей бумажных патронов.

   Морица эти подробности не интересовали. Выражение его лица было отсутствующим, и взгляд Курандо, холодный и цепкий, с каждой минутой становился всё более пристальным.

   Генерал случайно заглянул в глубину его глаз и словно ошпарился, упав с большой высоты в горячую лаву. Старый чёрт. Он словно в душу заглядывал.

   Чёрт возьми! Мориц внезапно ощутил зов. В мозг пробралась чесотка, и теперь ни днём, ни ночью не будет для него покоя, пока он не сделает того, чего требовала от него воющая диким волком тревога. Он должен убедиться своими глазами: всё ли с Изабеллой в порядке.

   Мориц громко приказал подать ему коня. Курандо сделал тоже самое.

   Нет, так не пойдёт. Требовалось этот хвост отправить куда-нибудь по очень важным делам, да так далеко, насколько это только возможно.

   – Курандо... Тьфу... Барл. Сегодня не помешало б успеть...

   Курандо остановил его на полуслове, так жёстко, словно всадил в него тяжёлую мушкетную пулю, сотрясшую Морицу всё нутро и с силой отшвырнувшую его назад, шагов примерно на пять.

   – Я всё понимаю. Сегодня тебе нужно побыть одному.

   Курандо вогнал ему в мозг очередную занозу. Он точно был не простым «переписчиком». Он понимал, знал и умел слишком много. К тому же он был невероятно везучим. Он провоевал с ним бок о бок более тысячи лет и остался в живых, хотя нередко попадал в самую гущу сражений, откуда даже самых крутых здоровяков выносили вперёд ногами. Он был живуч. Совсем как Мориц. Вот только у Морица тело более развито, в то время как он пользовался телами простых смертных.

   «Пепепнсчики-бойцы» долго не живут. Их срок жизни как правило максимум два-три поколения. После чего они либо устают от жизни, либо их выводит из строя случайная прихоть войны, щедро раздающая сильным смерть, а слабым жизнь, вопреки девизу: «да победит сильнейший!».

   Мориц терялся в догадках, какая роль в развивающихся событиях отведена Владыками Курандо. Приставлен ли он к нему только для того, чтобы помочь окрепнуть и встать на ноги после долгой отлёжки в «архиве», или же у него есть ещё несколько тайных приказов, о которых Мориц даже пока не догадывается? Если предположить такое, то доверять Курандо явно не следовало. Он был инструментом, с помощью которого Владыки пытались на него воздействовать.

   Мориц выехал на большую дорогу, умощённую неровными, грубо отёсанными плитами. Копыта коня гулко зацокали, разнося по окрестностям весть о его приближении.

   Был полдень. Солнце стояло в зените. Дорога пролегала через поля, засеянные золотистой пшеницей. До ближайшего городка всего несколько миль и по великому тракту перемещалось к нему множество запылённых, утомлённых повисшей невыносимой жарой путников.

   Мориц скакал мимо них. Цокот копыт коня, предупреждая, заставлял людей отскакивать в сторону. Он обогнал пару телег, груженных мешками, ребятишками и размалёванными цветной тонкой вязью горшками. Его конь чуть не сшиб одного мужика, вовремя не успевшего сойти на обочину, и Мориц мельком заметил его растерянное от испуга лицо и медленно раскрывшийся рот в громком крике:

   – Куда прёшь?!

   Через пятнадцать минут Генерал свернул влево и поскакал по просёлочной дороге. Пронёсся через одну деревушку, где старики и бабки сидели на низеньких скамеечках возле калиток, а маленькие ребятишки возились у дороги в пыли. Проскакал через невысокий подлесок и выехал к одинокой усадьбе.

   Высокий и прочный на вид деревянный забор кольцом охватывал большой парк и одноэтажный и длинный, а потому казалось приземистый белокаменный дом. Витые ворота, из-под окраски которых рыжими пятнами проглядывал ржавый металл, были слегка приоткрыты.

   Испытывая неприятное чувство, остреньким коготком водящее вдоль хребта, из-за чего мурашки вдруг побежали по коже, Мориц въехал в ворота, с трудом раздвинув коленями тяжёлые створки, заставив их со скрипом повернуться в проржавевших петлях.

   Двор был пуст. Солнце, казалось, до бела раскалило застывшую твёрдой коркою землю, и над ней поднималось марево. Слева стояла пустая конюшня. Справа – сторожка. Широкая, усыпанная мелким гравием аллея вела к самому дому.

   Мориц направил коня на аллею. Поражала царившая здесь тишина. Никого не было. Даже собак. Будто всё вымерло, истлело и рассыпалось в прах, не оставив ни малейшего следа.

   Приблизившись к парадному входу , он слез с коня, поднялся по изготовленной из камня под мрамор, тщательно отполированной лестнице и вошёл в дом.

   Никого. Тишина, спокойствие и забвение. Ни намёка на то, куда могли все исчезнуть.

   Ужас прошёлся на цыпочках за спиною Генерала и, игриво прикоснувшись к спине, вызвал озноб, тихой дрожью сотрясший нутро. Похоже, сны проступают в реальность. Мориц познал, что такое отчаянье. Руки и ноги поразила непривычная слабость. Крик родился в душе и прервался, не найдя силы выйти наружу. Не желая верить в происходящее, Генерал пробежался по дому, распахивая настежь все двери. Никого. Никого? Никого!

   Лишь в главном зале он обнаружил несколько засохших капелек крови, причудливой россыпью разбрызганных по паркету. И более ничего. Ни следа, ни намёка.

   – Изабелла! Где ты, Изабелла?!

   Эхо пронеслось по пустынному дому, всколыхнув тишину и заставив занервничать старые стены, которые, словно очнувшись от сна, отозвались тихим перестуком настенных часов и скрипом челюстей древоточцев, прогрызающих извилистые тоннели в деревянных косяках и старых досках, образующих перекрытия между комнатами.

   Мориц обратился в слух, по опыту всей своей жизни зная, что если не видишь и не осязаешь опасность, то следует заглушить самого себя: унять эмоции, страхи, заставить сердце войти в обыденный ритм, а разум уподобить ровной глади пруда в безветренную, мёртвую погоду; и только тогда ты, быть может, сможешь услышать...

   Тишина. Зыбкая, обволакивающая, вздрагивающая под воздействием вполне обычных домашних звуков, порождаемых ветром, насекомыми и грызунами.

   Когда он вышел из дома, разум его уже понимал: если нет ответа в реальности, то искать его следует в снах.

4

   Была поздняя ночь. Мориц сидел в библиотеке. На его коленях лежал томик стихов. Свеча на столе, плавясь, плакала и оседала. Огонёк трепетал, оживляя бесформенные тени, похожие и непохожие на смазанные силуэты людей, которых он когда-то знал.

   Тени дёргались, то надвигаясь, то опадая, тихо крались по стенам, полу и потолку. В их устах рождалось беззвучное урчание, а их изломанные на мебели и комнатных украшениях силуэты трансформировались, обрастая клыками, когтями и прочим нелепым оружием. Они бесшумно дышали, и их дыхание, объединяясь в едином порыве, колыхало пламя свечи, что приводило в движение тьму и придавало им ещё больше силы.

   Свеча скоро погаснет. И тогда мир погрузится во мрак, бесконечный и непроглядный. Во мрак, из которого нет возврата...

   Впервые за последние несколько месяцев Мориц, находясь в одиночестве, не ощущал, что он один. Тени из полузабытого прошлого воскресли, благодаря свече и игре взбудораженного трагизмом сегодняшних событий подсознания, и давили на разум, пробуя на прочность его укрепления. Выдержат? Или не выдержат?

   Беспокойство внутри бушевало подобно вулкану, опрокидывающему потоки лавы в океан. Холод и жар. Всплески огня, кипенье воды и плотные клубы горячего пара. Клокотанье стихий.

   Мориц пытался обуздать сам себя, понимая, что всплеск сильных эмоций ничем ему не поможет. А наоборот, внося волнение в тихую гладь пруда душевного равновесия, понапрасну расплёскивает драгоценные силы и время.

   Сегодня он не сможет заснуть. А значит, пропустит возможное разъяснение.

   И Мориц сидел, давя в себе буйство стихий и пытаясь расслабиться...

   Лишь к утру он соскользнул в зыбкую дрёму. Тревоги и призраки прошлого отступили, разжали свои цепкие, острые когти, и он, упав в объятия сна, поплыл по течению в долину тягучих кошмаров.

   Сифакс поднялся ему навстречу из-за стола. Его улыбка на бесцветных губах едва заметно дрожала, из-за чего её очертания казались чуть смазанными. Лицо приобрело восковую бледность и выглядело как неживое. И лишь глаза горели безумным зелёным огнём, живя своей собственной, нечеловеческой жизнью.

   – Приветствую тебя, Генерал, – произнёс он с придыханием. В уголке его рта появилась тёмная трещинка, он прикрыл её кончиком языка. Слизнул, наполнил слюной, закрыл складкам восковой кожи. Была трещинка, и вот её нет. Может быть, показалось?

   – Что тебе надо?

   Улыбка Сифакса расползлась шире, из-за чего кожа на щеках пошла складками.

   – Ну почему так враждебно? Мог бы быть и поприветливей. А впрочем, неважно. Можешь на время задвинуть вдаль свои обиды. Ведь сейчас перед тобою буду я не я: моими устами будут с тобой общаться Владыки.

   Сифакс дёргано ухмыльнулся, и его ухмылка рассыпалась в прах. Лицо пошло трещинами (такие языком не слизнёшь) и обвалилось большими, кусками, явив взору Морица новую маску. Синюшную, как лицо висельника. Абсолютно лишённую выражения и признаков пола. Симметричную, однотонную, отталкивающую.

   Тонкая прорезь на месте рта засокращалась, порождая вибрацию и сплетая звуки в слова.

   – Ты знаешь кто я. А я знаю, что тебе нужно. Не буду вилять, скажу тебе прямо: она у меня.

   Мориц чуть подался вперёд и спросил, старательно следя за тем, чтобы голос его не дрожал:

   – Что тебе надо?

   Ответ его не удивил, а лишь подтвердил зародившуюся в нём догадку.

   – Твоя служба.

   – Но я ведь служу...

   – Не мне. Ты служишь другому Владыке.

   Мориц ощутил холодок, запустивший в живот тонкие, беспокойные пальцы.

   Такого раньше никогда не бывало. Существовали определённые правила. Каждый Владыка игрался со своими собственными игрушками, и непосредственно прикасаться к чужим не разрешалось.

   – Ты ведёшь игру не по правилам...

   – А что ты знаешь о правилах?! Тебе не дано даже понять какому конкретно ты служишь Владыке. Мы все для вас одинаковы, и предстаём перед вами без специфических атрибутов и особых опознавательных знаков. Ты бы даже не догадался, что я не твой хозяин, не скажи я об этом.

   – Но ты всё же обмолвился.

   – У вас нет постоянных хозяев. Вас передают с рук на руки. В течение десятка веков ты сменил уже не менее двух десятков Владык.

   Неужели? Очень даже может быть. Мориц давно подозревал нечто подобное. Только этим он мог объяснить то, что нередко «голоса свыше» приказывали ему менять военный лагерь: сегодня он одержал победу за одну сторону, а назавтра к нему приходит приказ сражаться на стороне побежденных.

   – Да, вероятней всего это действительно так. Но я всегда выполняю условия нашего соглашения. Не я отдаю подобные приказы, но каждый принятый мной приказ должен быть выполнен. Я человек слова.

   – Это похвально. Но сейчас твоей силе духа брошен вызов. Готов ли ты пожертвовать тем, что приобрёл? Предупреждаю: на этот раз жертва будет намного болезненнее. Я приоткрою тебе врата ада и дам взглянуть на тот адский огонь, в пекло которого ты бросаешь свою любовь. На этот раз ты не сможешь отвернуться или уйти. Это всегда будет рядом с тобой, внутри тебя, частью тебя. Ты не сможешь вырвать это с корнем, залить вином или завалить тяжким грузом забот. Мука, раздирающая сердце, хуже всего. Она столь, ужасна, что даже самые железные люди и каменные души не выдерживают и ломаются, рассыпаясь в прах и становясь мягче тряпок.

   Мориц напрягся, чувствуя, как внутри него острыми шипами расцветает упрямство.

   – Я не поддаюсь шантажу.

   Маска Владыки неожиданно улыбнулась – узкая щель рта изогнулась дугой, расплёскивая смех.

   – Посмотрим, посмотрим. Железо в огне закаляется. Но даже самая прочная сталь плачет слезами и плавится, стоит лишь поднять до определённой температуры проникающий в неё жар. Посмотрим, насколько крепка твоя воля.

   За спиною Владыки проступили тюремные стены. Запахло заплесневелою сыростью. Свет померк и исходил теперь лишь от двух чадящих настенных светильников, разбрасывающих зловещие тени. Жестокий сквозняк потянул из щелей и узких отдушин, взметнув полы плащей палачей и заставив зазвенеть ржавые, от влаги и крови, подвешенные к потолку железные крючья и цепи.

   – Существует один затасканный афоризм: легко жертвовать собой, но гораздо тяжелее пожертвовать тем, кого ты любишь...

   – Введите девчонку!

   Крик раненной птицей взметнулся в груди Морица, рванулся наружу и, не сумев вырваться, исторгся всего лишь едва слышным хрипом, раздирающим гортань и неконтролируемым, как агония умирающего.

   Ввели Изабеллу. Босую, в тонкой нательной рубахе. В глазах её был дикий страх человека, знающего, что происходит нечто ужасное, но непонимающего с чем это связано. Видеть только эти глаза уже было невероятнейшей мукой.

   – Как ты знаешь, – голос Владыки был академически спокоен – именно таким тоном, абсолютно лишённым эмоции, с кафедр университетов вещают студентам профессора, – любое дознание делится на три фазы. Первая: предварительная. Начинается она, как правило, с угроз и введения жертвы в камеру пыток, чтобы та могла увидеть, что ей предстоит вытерпеть.

   Владыка поднял руку и указующим жестом, поочерёдно, указал на несколько орудий пыток.

   – На этой стадии жертве демонстрируются инструменты и доходчиво объясняется характер причиняемой ими боли.

   – Ты, я думаю, всё это знаешь, поэтому обращаюсь я в первую очередь не к тебе, а к юной даме. Ей, я думаю, это будет весьма интересно. Тем более, что описываю я её близкое будущее.

   – Обратить внимание я, прежде всего, рекомендую на дыбу – наиболее популярное орудие пытки – а так же на тиски для дробления пальцев, на различного вида щипцы и колодки.

   – А вот это мне особенно нравится. Это колодки для ног. Сделаны из нескольких слоев толстой кожи. Туда, естественно, когда в них вставлены ноги, вливают кипяток или расплавленный свинец. Невероятная боль.

   – А вот это... С виду не скажешь, что это предназначено для столь страшных целей. Это обычная, разорванная на полосы, скрученная в узел мягкая тряпка. Предназначена для пытки водой. Её, вместе с водой, вливают в горло пытаемого, вызывая удушие, а затем быстро вытаскивают, что очень опасно – особо нежные внутренности может и разорвать.

   – Ну как, остановимся на лекции? Или будем это всё претворять в жизнь?

   – Не слышу ответа. Эй вы, можете действовать.

   Руки палачей, умелые и ловкие, взялись за дело. Крик Изабеллы бичом щёлкнул по нервам. Мориц, ещё мгновение назад помнивший, что это сон, забыв про всё, прыгнул вперёд. И разбился, пребольно ударившись о незримую стену.

   Он был беспомощен и сам уподоблялся туго связанной и растянутой на дыбе жертве. Через его душу прошли все оттенки причиняемой девушке боли. Разум кипел, слезы застилали глаза, душа рвалась в мелкие клочья, а гордость сникла и сдохла.

   – Прекратите... Прекратите!!! Я... я согласен...

   – На первом этапе нашего сотрудничества меня интересует лишь информация. Дело в том, что твой Владыка – не единственный мой противник. Я должен знать о его силах, ресурсах, стратегических планах всё, чтобы, исходя из этих сведений, построить свою собственную стратегию, способную обеспечить мне выживание.

   – Игра входит в новую стадию. Некто могущественный и влиятельный активизировался, чтобы подмять под себя все источники силы. Весь этот мир поделен на отдельные регионы, существование которых поддерживается за счёт этих источников. Кто контролирует силу, тот правит миром.

   – Владеть всем в одиночку, как-то нелепо. Конечно это конечная цель, но за каким-то моментом Игра теряет свой интерес. Играть без соперников – неинтересно. Это противоречит идее.

   – Но мне почему-то кажется, что на карту сейчас поставлено нечто большее, чем обычное удовольствие и желание повысить свой рейтинг.

   – Мир покоряли не раз и не два, но, утратив интерес к пройденной Игре, Верховный Владыка покидал этот мир, оставляя его другим, не столь опытным игрокам. Но сейчас один из прежних Верховных Владык вдруг вернулся. Он знает об Игре всё и вышибает нас из Игры одного за другим в течение вот уже двух веков. Некоторые утверждают, что это не Владыка, а похоже один из Создателей. Но тогда зачем он играет?

   – Как бы то ни было, он уже покорил и отключил пять регионов. Их более не существует. Так, тёмные кляксы на политической карте мира. Кто-то хочет загрузить в «архив» всю Игру.

   – Не знаю, зачем я тебе это всё говорю – твой куцый разум прога не способен постичь подобные вещи – но знай: ты и твои чувства примитивны. Они лишь иллюзия и отражение реальности.

   Мориц, распятый с помощью гвоздей боли и страха на кресте из отчаянья, тем не менее не растратил остатки былого упрямства. Его не интересовали проблемы Владык, у него было много своих.

   – Я хочу убедиться, что с ней всё в порядке...

   – С ней всё хорошо!!! – гневный голос Владыки сотряс мироздание, заставив осыпаться с неба звёзды и выплеснуться на сушу океаны. – Тебя ничего более не интересует, кроме твоих животных желаний!

   – Я хочу убедиться, что с ней всё в порядке...

   – Ты мне не доверяешь?!

   – Я никому не доверяю. Нет уверенности в безопасности девушки – нет информации. И тогда ты хоть изойди желчью и ядом – моя позиция не поменяется.

   – Хорошо. Сегодня в полночь. Будь один на Великом тракте за Руническим кладбищем возле графского заповедника. Тебя направят куда надо.

   – Но помни, – голос Владыки стал жёстким и царапнул слух как грубый наждак. – Сегодня лишь информация. Но потом, во время военной компании, ты заведёшь, куда я укажу, свою армию и совершишь предательство. Привыкай к этой мысли прямо сейчас, человек слова. И не робей. Ведь в награду я верну тебе девушку и устрою вам тихую семейную жизнь, под надёжной крышей, где-нибудь в далёкой провинции...

Столкновение

1

   Мориц проснулся с тяжёлым чувством, что самые трудные минуты его жизни ещё впереди.

   Сон рассосался в памяти, как туман в яркий полдень, оставив в мозгу лишь горсточку образов и несколько рваных фраз, тем не менее, достаточно чёткими штрихами обозначивших суть их соглашения. В душе осел чёрный, едкий осадок, вызывающий горечь во рту и провоцирующий приступ отчаянья, переполняющий разум тоской, а волю поражающий томительной слабостью.

   Не раскрывая навстречу краскам дня глаз, Мориц некоторое время неподвижно сидел в кресле, анализируя ситуацию. Он видел два возможных варианта толкования произошедших событий, и оба не сулили ему ничего хорошего. Первый вариант: его провоцировали на измену. И второй: его испытывали, пробуя на прочность волю и верность.

   Как бы то ни было испытание он провалил, чем поставил себя на край пропасти. И теперь от него лишь зависит, сможет ли он остановиться и пойти на попятный, или же предпочтёт сделать решительный шаг вперёд, смело надеясь взлететь, а не разбиться.

   Смотри, не ошибись. Владыки не потерпят измены. Если это провокация, то, поддаваясь, ты приговариваешь и себя, и Изабеллу. Наказание за измену может быть самым что ни на есть замысловатым. В распоряжении у Владык целая вечность, и никто ещё не сумел скрыться от их беспощадного гнева.

   Раскрыв глаза, Мориц вздрогнул, встретившись взглядом с холодом дождевых облаков, вечно роняющих влажные нити в глазах Курандо, ныне его сиятельства Константина Барла, графа Уездского.

   Курандо сидел в кресле напротив и не сводил с него неподвижного, как у охотничьего сокола, взгляда. Его глаза, как два щупа, шарили в потёмках души Морица, старательно подмечая каждую неровность и неестественность в его поведении.

   – Ты кричал во сне. Пригрезилось что-то ужасное?

   Мориц растерянно провёл ладонью по лицу, словно стирая остатки кошмара. Кричал? А что именно?

   – Да, страшный сон. Осколки былого, застрявшие в ране... Так, – Мориц хлопнул руками по подлокотникам кресла. – Что у нас запланировано на день?

   Курандо, глядя на него как-то странно, произнёс, роняя слова как скупой гроши в кружку нищего, не охотно и неторопливо:

   – Я думаю – ничего. Ты скверно выглядишь. Отдохни. Я обо всём позабочусь.

2

   Курандо перестал нравиться ему совершенно. Старый стервятник кружил возле него, постепенно сужая круги. Что он знает? О чём он догадывается? Верный пёс Владык, он нюхом чуял, что что-то неладно. На данный момент для Генерала потенциальным врагом номер один был этот тип. От него исходила опасность. Мориц ощущал это и понимал, что Курандо знает о его отношении. Он был слишком чувствителен. Слишком для обычного «переписчика».

   Весь день за Генералом неотрывно следили. Он улавливал присутствие и внимание «переписчиков». Куда бы он ни пошёл, где бы ни находился, он нигде не был один.

   В течение дня у него было время подумать. Он принял решение и сделал соответствующие выводы. Его не испытывали. Владыка-хозяин не стал бы столь яростно атаковать его разум, боясь вызвать безумие – он слишком долго его оберегал, и риск лишиться полководца не мог входить в его планы.

   Значит основные неприятности ещё впереди. Мориц подозревал, что его завлекают в ловушку. Но у него не было выбора. Он был шахматным королём, неприкрытым фигурами, и его вели через всю доску. Ему не уйти от судьбы. Каждый его ход уже кем-то просчитан. Оставалось только надеяться, что этот кто-то допустил в расчётах ошибку и, тем самым, оставил ему хоть мизерный шанс сорваться с крючка.

   В полночь за Руническим кладбищем возле графского заповедника, быть одному... В первую очередь Мориц решил, как следует вооружиться.

   В зале для совещаний по стенам было развешано немало образцов современного оружия. В том числе пара мушкетов, несколько кавалерийских пистолетов и карабинов, парочка шпаг, с десяток сабель, палашей, пять или шесть алебард.

   Арсенал для одного человека был внушителен. Не хватало только пороха и свинца.

   Критически осмотрев пистолеты, Мориц отобрал четыре, отдав предпочтение наиболее маленьким, которые легко умещались в карманах, сильно их оттопыривая.

   Прихватив пришедшийся по руке палаш, Генерал отправился в личный кабинет графа – там на стене, поверх пёстрого восточного ковра, красовались, для услады сиятельского взора, охотничьи принадлежности: парочка длинноствольных кремневых ружей, два кинжала, две больших пороховницы и охотничья сумка со свинцовыми пульками, пыжами и приспособлениями для чистки оружия.

   Устроившись за графским письменным столом, Мориц тщательно отмерил требуемые порции пороха, засыпал их в стволы, уплотнил, прибил сверху пыжом, и только после этого сообразил, что у него нет ни пуль подходящего калибра, ни специальных ключей, требуемых для взвода колесцовых замков пистолетов, без которых они являлись бесполезной грудой железа.

   Обругав себя в душе самыми злыми словами, какие только мог изобрести его разум, Мориц вернулся в зал для совещаний и, более тщательно обследовав всё оружие, обнаружил парочку заряженных пистолетов, пружины которых были уже заведены на боевой взвод.

   Уже на обратном пути в кабинет он почувствовал, как над головой, подобно тучам перед сильной грозой, сгущаются не приятности. Какая-то часть мозга проснулась и теперь тревожно подавала сигналы, предупреждая, что его поджидают.

   Так и есть. Зайдя в кабинет, он увидел Курандо. Тот преспокойно сидел за своим столом. В его руке был, принесённый Морицем ранее, пистолет.

   – Интересное времяпровождение, – Курандо спустил курок, так чтобы туго ввинченный кремень касался стального колеса с насечками, тем самым подготовив оружие к выстрелу, и прицелился в стену, – Похоже ты куда-то собрался, и путь твой будет пролегать через места просто переполненные опасностями.

   Мориц, ощущая как неприятное предчувствие толчками подкатывает к горлу, хмуро поинтересовался:

   – Я не ожидал тебя так скоро увидеть. Что ты здесь делаешь?

   Курандо повернулся к нему и положил пистолет на стол перед собой.

   – Пришлось вернуться с полпути. Мне передали, что ты что-то затеял. А я не хочу, чтобы ты рисковал в одиночку. И да, кстати, я зарядил пистолеты.

   Мориц хмыкнул.

   – Большое спасибо. Буду так же признателен, если ты дашь мне и ключ, которым ты взвёл их замки.

   – Это не для тебя. По крайней мере я надеюсь, что это не так. Скажешь мне, куда ты собрался?

   Мориц покачал головой.

   – Нет, не скажу.

   – Возьмёшь с собою охрану?

   – Нет.

   – Мне не нравится твоё поведение. Что-то здесь не так. Так что я всё равно от тебя не отстану. Что тебе сказали сегодня Владыки?

   – Ничего. Ничего из того, что следовало бы передать тебе.

   В взгляде Курандо, прямом и проницательном, едва заметно проступила насмешка. Он спросил:

   – Странные вещи происходят в округе. Ты случайно не знаешь, где находится девушка?

   Мориц покачал головой.

   – Очень странно. А я думаю – знаешь. Сегодня мне было видение. Владыки сказали: «Любовь разрушительнее ненависти; она источник всех зол, она отравляет душу сильнее чем жажда золота; спроси Генералами если ответ будет неправильным – значит мы в нём ошибались».

   Мориц, вздрогнув, ощутив, как претворяются в жизнь плохие предчувствия. Курандо предстал перед ним как дьявол из ада, уже выторговавший у бога его душу и досконально её изучивший, растянув на операционном столе и прооперировав, отделив от костей плоть, а от мозга мысли, чувства, эмоции. Он знал про него всё и теперь наслаждался, поигрывая с ним когтистою лапою, как кот с мышью.