Текст книги "Контора"

Автор книги: Дмитрий Алейников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 23 страниц)

Паника, впрочем, поднялась понапрасну. Толстяк отнюдь не являлся анонсированным в Писании глашатаем конца света. Ярость его адресовалась не всем и каждому в равных долях, но лишь двум вертким паренькам, предложившим ему сэкономить немного, отовариваясь в «Конторе» под их патронажем.

Леха заметил своего «крупного» клиента первым. Смышленому парню не требовалось демонстрировать упомянутый транспарант, чтобы почуять запах жареного. Мирно пасущемуся травоядному нет нужды объяснять, зачем на полянке, где он пожевывает клевер, появился хищник и что произойдет, когда он попадется хищнику на глаза. В тот момент Леха искренне пожалел, что он не дикая антилопа, а толстяк не тигр: может, шансов избежать встречи не стало бы меньше, но, по крайней мере, Леха-антилопа имел все права попытаться удрать. И именно удрать ему хотелось сейчас больше всего. Увы, удрать было совершенно невозможно: он не дикое животное, а сотрудник крупной компании, а значит, его долг – плестись навстречу клиенту и интересоваться, что привело его в «Контору» снова и в столь скверном расположении духа. И менеджер, мысленно перекрестившись, двинулся к толстяку. Как бишь его зовут? Юрий... Яковлевич, кажется...

Юрий Яковлевич заметил спешащего к нему Леху и застыл в позе, не предвещающей ничего хорошего. Подобную позу принимает школьный учитель, ожидая, пока нашкодивший и обнаруженный на месте преступления школяр не приблизится на расстояние, удобное для того, чтобы обрушить на его голову громы и молнии.

– Слышь, шустрила, – грозно, но не слишком громко загудел толстяк, когда менеджер предстал перед ним, вполне готовый к экзекуции, – не работает ваш самовар. Горка эта плодово-ягодная.

– Не работает? – Переспросил на всякий случай Леха. Поверить в то, что не работает некая заморская техника, не трудно, но вот в то, что неисправен агрегат, стоящий почти семь тысяч зеленых, проданный при его, Лехином, участии не вполне законным способом... В это верить не хотелось.

– Ты что, оглох за последние дни?! Не ра-бо-та-ет! – Толстяк, видимо забывшись, попытался упереть руки в бока, но не смог поднять кулаки достаточно высоко, руки его соскользнули, и сам он едва не потерял равновесие. Эта неудачная попытка принять излюбленную в более стройном возрасте позу разозлила его еще больше.

– Ну-ка, тащи сюда своего хитрована дружка! – скомандовал толстяк, начиная движение в сторону бара. – Я буду там, за тем столиком.

Леха не стал тратить время, чтобы проследить, куда он указывал – такого клиента не составляло труда найти ни за столиком, ни под столиком, ни даже на Киевском вокзале, – и помчался звать Рому Мухо.

Узнав, кто и по какому поводу желает видеть его в баре, Рома тотчас проникся настроением приятеля. Пожалуй, он забеспокоился даже больше: как-никак именно его подпись значилась подо всеми документами, касавшимися этой сделки, именно ему, Роме, вручил Юрий Яковлевич пятьсот долларов комиссионных за полученную в обход условий договора скидку. Конечно, они с Лехой связаны одной веревочкой и отвечать за свою предприимчивость придется вместе, но для стороннего взгляда Рома выглядел бесспорным главарем шайки, тогда как роль Лехи не тянула выше шестерки.

Выслушав Лехину миниатюру «Я ему... А он мне..,», Рома заглянул в свой ежедневник, одернул пиджак и скомандовал приятелю:

– Пошли.

Они бодрым шагом плечом к плечу прошагали в бар, навстречу опасности.

– Здравствуйте, Юрий Яковлевич... – начал Рома бодрым голосом, остановившись перед столиком, который облюбовал их рассерженный клиент.

– Садись, – зло прервал его толстяк, кивнув на свободный стул.

Рома с готовностью сел, положив руки перед собой на стол, вполне успешно делая вид, что ничего неординарного не происходит.

– И ты садись, – строго скомандовал толстяк Лехе.

Сел и Леха, бочком, оставив до столика некоторое расстояние.

– Кофе или чай будете? – Рома сделал радушный жест в направлении стойки.

– Горка ваша не работает, – угрюмо сообщил толстяк.

– Скверно. – Рома состроил серьезную мину. – А не знаете, что с холодильником?

Юрий Яковлевич смерил менеджера тяжелым взглядом.

– Он не работает. Не работает он.

– Да, я понимаю, а...

– Я думал, этот, – толстяк указал на Леху, – оглох, а ты забыл русский язык.

– Нет, я не забыл, – Рома с готовностью улыбнулся, – но я хотел узнать, в чем выражен дефект. Может быть, он не держит температуру, не включается подсветка, не действует...

– Он вообще не работает. Чуешь, парень? Вообще не работает. Включаешь в розетку, а он... – Толстяк развел руками, давая понять, что агрегат никак не реагирует на включение в сеть.

Рома хотел поинтересоваться чем-то вроде «работает ли розетка?», но воздержался. Такие вопросы могли разозлить клиента пуще прежнего.

– Скверно, – повторил свой вывод Рома. – Чем мы можем быть вам полезны?

– Чем? – Толстяк переменил позу. – Заменить эту бандуру на новую, которая работает.

Безапелляционный тон, каким это произносилось, не предусматривал обсуждения иных вариантов.

– Но, видите ли, – вкрадчиво начал торг Рома, бросив быстрый взгляд на сникшего приятеля, – вы ведь приобретали это оборудование не как обычный клиент. Вы покупали это как наш дилер. При этом вы сэкономили пятьсот долларов. Но если вы откроете свой экземпляр договора, то прочтете там пункт, по которому дилеры не получают права на гарантийное обслуживание, тем более на замену оборудования...

– Слышь, ты, сынок! – Толстяк облокотился на столешницу и чуть понизил свой трубный голос. – Дилер у нас ты. Ты получил половину суммы ни за что, хреном по груше не ударив. Так что не компостируй мне мозги своим договором.

– Но у нас не меняют оборудование, – также понизил голос Рома. – Это в принципе невозможно.

– Кто тебе это сказал?

– Это... – Рома слегка растерялся. – Это правила такие. У нас на фирме.

– Кто их установил, эти правила? Ты?

– Нет, конечно. При чем тут я? Это распоряжение руководства фирмы.

– Руководства? – Клиент притворно удивился. – Так, значит, мне нужно пойти к руководству и решать этот вопрос с ним? Так?

Леха от такого предложения потерял дар речи, но никто этого не заметил, ибо сидел парень молча, следя за ходом разговора, как хомяк на Птичьем рынке следит за разговором его владельца и покупателя. Рома же сразу понял, что собеседник его блефует и не собирается никуда идти, хотя и намерен покачать права, помотать им с приятелем нервы и повытянуть сколько-нибудь денег или какие-нибудь льготы, вроде гарантийного талона.

– Нет, – Рома скользнул взглядом вокруг, не слушает'ли кто их разговор, – этого нам, конечно, не хочется. Но согласитесь, что ваш визит к нашему генеральному не принесет никакой выгоды. Нас уволят, но вам не станут чинить холодильник и уж тем более менять его на другой.

Толстяк слушал не перебивая.

– Мы, конечно, того... признаем, что не правы. Но ведь и вы знали, на что шли, подписывая договор. Для дилеров гарантийные обязательства не предусмотрены. Мы готовы помочь с ремонтом, с профилактикой и сервисом. Сделаем все, что в наших силах и...

– Знаешь, мальчик. – Юрий Яковлевич и впрямь заговорил мягко и вкрадчиво, будто объясняя ребенку, почему тот не может получить вожделенную игрушку. – Ты и впрямь сделаешь все, что в твоих силах. Более того, ты вывернешься наизнанку и сделаешь все, что требуется. Так ведь?

– Но послушайте... – Рома оглянулся на Леху, рассчитывая, что тот наконец примет участие в разговоре.

Поймав на себе этот взгляд, Леха с готовностью приподнялся на стуле, но дальше этого порыва не продвинулся.

– Послушайте, – продолжал Рома свое соло, – мы готовы приехать сегодня с нашим специалистом, осмотреть оборудование, определить, в чем неисправность...

– Нечего там определять, – отрезал толстяк. – Накрылся компрессор. Так что нечего разводить баланду. Если бы я покупал за большие деньги у вашей дерьмовой фирмы, тогда я и разбирался бы с фирмой в целом. А так я купил, как раньше говорили, с черного хода. Смекаешь? С черного хода! Так что все претензии мои исключительно к тем, кто этот ход открыл. А вы, хлопцы, получили свою доляшку с этой операции, так что повязаны оба. Кстати, доля ваша украдена – обрати внимание на это слово! – у ваших хозяев. Так что ваш первейший интерес – чтобы они не узнали про вашу лавочку. Смекаешь?

– Но вы поймите, что у нас просто нет таких денег. Мы могли бы доставить и заменить вам компрессор, но заменить...

– Короче, – оборвал его клиент. – Завтра к вечеру эта хреновина должна быть заменена. Если нет, то...

Дальше последовал довольно типовой набор угроз и «разводов». Толстяк гарантировал приятелям массу проблем и прозрачно намекал, насколько могущественные силы займутся претворением этих ужасов в жизнь. Слушать все это было не столько страшно, сколько тоскливо. Примерно так, как слушать дотошный рассказ врача о том, какие процедуры ожидают вас вследствие укуса бездомной собаки: понятно, что укус не смертелен, но перспектива уколов, прививок и анализов... нагоняет тоску.

Обоим приятелям очень хотелось поскорее закончить эту лекцию или отлучиться под благовидным предлогом, чтобы пропустить хотя бы ее часть. Но предлога не представлялось. В какой-то момент Рома получил шанс на небольшой антракт – его позвали к телефону.

– Извините, я на секунду. – Мухо с извиняющимися кивками поднялся с места.

– Ты куда? – Толстяк будто и не слышал ничего, кроме собственного голоса.

– К телефону...

– Сядь, я не закончил.

– Там межгород... – попытался возразить Рома.

– Сядь. Скажи, чтобы перезвонили. Сначала все решишь со мной.

Рома подчинился. Его младшего партнера насторожил и опечалил тот факт, что инициативой в решении конфликта владел этот нахрапистый клиент. Когда Юрий Яковлевич закончил нагонять страху и удалился, еще раз напомнив о назначенном сроке, Леха, не скрывая беспокойства, обратился к старшему товарищу за комментариями:

– И что будет дальше? Как же мы ему заменим эту дуру?

– Никто ничего ему не заменит, – угрюмо ответил Мухо. – Выпишем сейчас в нашем сервисе компрессор. Вечером съездим к этому толстому, и, если дело и впрямь в компрессоре, завтра выкупим его и заменим. Вот и все.

– Но он ведь не хочет менять, – напомнил Леха.

– Плевать на него, – отмахнулся Рома, доставая бланк заказа на запчасти. – В крайнем случае, наймем «газон», заберем у него эту бандуру, отвезем в соседний двор, заменим компрессор, запакуем в картон и привезем обратно ему. Как новый. Пусть докажет, что это тот же шкаф.

– Ага, – кивнул успокоенный Леха. – А сколько стоит компрессор?

– Полторы штуки. Я сейчас заплачу наш последний куш и своих добавлю, а ты мне отдашь со следующей сделки. Что ж, потеряем по семь с половиной сотен. Наверстаем еще...

Леха вздохнул с облегчением, что потери оказались не столь фатальными. Рома поздравил себя с удачей: новый компрессор он купит всего за девятьсот, а старый, сломанный сдаст минимум за четыреста. Так что он даже заработает на этом печальном инциденте и лопоухости своего земляка. А что такого? Кто все придумал? Кто торговался и еще будет торговаться с толстяком? То-то.

Зарю кооперации Челышев проспал. Не в буквальном, конечно, смысле. В те дни, когда страну взбудоражил эпохальный закон, он по-прежнему вставал в шесть, делал за-)ядку, гулял с собакой, а на обратном пути доставал из ящика свежую газету, чтобы внимательнейшим образом изучить ее. Так что о новом курсе партии и правительства Петр Владимирович был наслышан и начитан. Другое дело, что, как и все его сослуживцы, он весьма скептически относился к этой «второй волне нэпа». Как и коллеги-инженеры, Петр Владимирович, упиваясь собственным остроумием и гордясь знанием уроков истории, отпускал двусмысленные шуточки по поводу того, чем закончится для повылезших из подполья предпринимателей, цеховиков и фермеров этот короткий золотой век.

– Перепишут всех и отправят лес валить с конфискацией имущества. Так ведь и ОБХСС работы меньше: не искать, не шарить – все на виду, – пророчествовал он с умным видом в курилке, соскребая с языка выкрошивающийся из «Астры» табак.

Всем отделом изучали они опубликованные в газетах ставки налогов и приходили в необъяснимый и непередаваемый восторг от непомерности сумм, которые горемыки кооператоры должны были выплачивать родному государству.

Петр Владимирович следил за развитием событий с тем завистливо-гадостным чувством, с каким следит обыватель за взлетом соседа: на лице старательно изображено сочувствие, а губы шепчут беззвучно: «Падай! Падай! Ну, падай же!» Каждый день, открывая утреннюю газету, Челышев жадно искал сообщения о новом повороте партийной линии, разоблачениях, арестах. Времена, конечно, наступили не те, чтобы изобличать и арестовывать, но невмоготу становилось молодому инженеру с окладом сто сорок наблюдать, как крепнут и обрастают новыми побегами ростки сытой и «упакованной», болезненно чуждой советскому человеку жизни. Не могло, не должно было это безобразие продолжаться вечно.

Вполне можно было смириться с тем, что где-то там, за неким «бугром», недобитые (пока) буржуи пьют виски и время от времени факт пития находит отражение в зарубежных фильмах, а факт существования чайно-золотистого напитка подтверждается пустой бутылкой, возвышающейся на чьей-нибудь кухне с видом столь самодостаточным и важным, словно это не заурядная стеклотара, а как минимум подлинник Родена с дарственной надписью хозяину дома от скульптора. Еще недавно все находились примерно в равных условиях, и это значительно облегчало жизнь. Но теперь все изменилось. Теперь, выводя по утрам собаку, Петр Владимирович имел возможность лицезреть бутылки из-под диковинных заморских напитков возле мусоропровода, – этажом ниже поселился один из не в меру удачливых кооператоров, поймавший за хвост свою Синюю Птицу и стремящийся, пользуясь моментом, надергать из ее хвоста возможно больше перьев. Увидев в первый раз знаменитую квадратную емкость с человечком, приветливо поднимающим цилиндр, на этикетке, Петр Владимирович едва не бросился к ней, чтобы завладеть раритетным сосудом, занимавшим почетное место в серванте его начальника отдела. Едва не бросился, но успел осадить свой плебейский порыв. Докатился, дядя Петя! Инженер-конструктор бутылки по помойкам собирает!

И так стало больно и обидно за себя, за державу и за деда-ревматроса, что после этого случая Челышев возненавидел доморощенных капиталистов с удвоенной силой. С удвоенным тщанием искал он теперь меж газетных строк надвигающийся кооперативный катаклизм. Вдвое больше яда вкладывал он в едкие остроты на эту тему.

Предпринимательское движение между тем набирало силу, иномарок на улицах стало не меньше, чем «Жигулей», а полки магазинов начали почему-то пустеть. Жизнь дорожала, а зарплата инженера оставляла желать все лучшего и лучшего. И как-то незаметно, в обход классовой ненависти, начало одолевать желание тоже «замутить» что-нибудь эдакое, чтобы попить виски, сменить наконец костюм и красивым жестом подарить девушке огромный букет роз.

Девушка, кстати, у Петра Владимировича была как раз из семьи «классовых врагов». Отец Галины шуровал огромными суммами, отправляя куда-то вагон рейтуз, встречая грузовики с коврами, перекупая и перепродавая все, что можно найти и продать. Так что Галина хоть и не выросла на икре и ананасах, но запросы ее уже двинулись по шкале от комсомолки-спортсменки к девушке из высшего общества. Бюджет инженера Челышева подобным запросам не соответствовал.

Мужское самолюбие мешало выбрать один из двух разумных путей: объясниться с подругой или, на худой конец, расстаться с ней. Ни один павлин не откажется от своего хвоста, и Петр Челышев продолжал дарить цветы, приглашать даму сердца в кафе и подвозить ее домой на такси. Все оставшееся время уходило на поиск денег. А где прикажете искать их инженеру, корячащемуся по специальности? Курсовые, проекты и просто часы с твердолобыми абитуриентами: формулы, леммы, эпюры, моменты сил... Увы, только в прежние времена на репетиторстве можно было если не въехать в рай, то уж кушать масло, а не маргарин.

К тому моменту, когда несостоятельность Петровых потуг стала очевидной, Петр порядком выбился из сил и ждал только повода для капитуляции и отступления с рубежей своих моральных устоев. Отступил он с этих рубежей на заранее подготовленную позицию: должность грузчика в ближайшем овощном магазине.

Месяц-другой он еще пытался усидеть на двух стульях, появляясь в институте в дни, когда разгружать было просто нечего. Потом махнул рукой и написал «за свой счет». На полгода.

Освобожденные от задач отдела мозги начали анализ новой реальности. В результате родились кое-какие мыслишки, потом идеи. Что бы вы думали? Челышев пошел вверх. Бригадир грузчиков, кладовщик, товаровед, завсекцией. Двух месяцев не проходило, чтобы бывший инженер не поднимался еще на ступеньку. Вот только оценить свой взлет, увидеть и урвать свою практическую выгоду ему было не дано: думать Петр Владимирович умел, а воровать – нет.

Вскоре после первого путча Челышев покинул магазин и пустился в автономное коммерческое плавание. Волна приватизации вынесла ему собственный магазинчик, где он и засел основательно.

Отношения с Галиной, несколько поостывшие на этапе подъема от грузчика и выше, снова разогрелись и оформились законным браком.

Цель вроде бы была достигнута, но не все сложилось ладно. Всю малину портил тесть. Не бог весть какой козырь, Галин папаша поглядывал на зятька с оскорбительного высока. Самое обидное, что особых оснований к тому не усматривалось.

Виктор Степанович был таким же торговцем. Ну, магазинов у него имелось три, да побольше и побогаче; ну, знал он кое-кого в относительно высоких инстанциях. Так и начинал Виктор Степанович еще в восьмидесятом с олимпийского буфета, и за спиной у него не МИСиС, а «пищик». Но в целом Челышев считал его ягодой с того же поля. Покрупней, посочнее, но с той же грядки.

И чего Петр Владимирович никак не мог понять, почему тесть не желал помочь новому родственнику? В конце концов, эта помощь обернется на благо родной дочки! Так помоги, подскажи, составь протекцию! Не чужие ведь!

Но Виктор Степанович зятя ни в грош не ставил. Не то что помогать – в упор видеть не желал.

Петр Челышев никогда ничего не просил. С детства, из ротапринтного романа «Мастер и Маргарита», усвоил, что просить ничего нельзя. Он бы и обошелся без посторонней помощи, но какого рожна его держали вторым сортом? Не в протекции дело, а в отношении. В общем, дело принципа.

Почти год Челышев пытался обратить на себя внимание родственника, заходя то так, то эдак. Тщетно. Дело кончилось тем, что в свой день рождения Петр малость перебрал и выдал тестю половничек правды-матки. Наутро он почти ничего не помнил, но Галина пилила супруга, как рыба-пила. Налицо значилась необходимость повиниться и примириться.

Просто просить прощения, размазывая кулаком по щекам покаянные слезы, не позволяла все та же гордость, засевшая осколком со времен студенческой вольницы. Челышев пошел в обход. Он разведал, насколько смог, обстановку в хозяйстве тестя и, узнав о предстоящей реконструкции, явился к нему с деловым предложением. Расчет делался простой: не каясь и не выясняя отношений, создать у родственников видимость тесного контакта, а значит, стабильности в отношениях поколений купцов.

Виктор Степанович, как и предполагалось, бизнес с личным не путал и на сделку пошел. На этом можно было поставить точку, однако тесть неожиданно сменил гнев на милость, точнее сказать, небрежение на интерес.

Челышев предполагал, что двумя холодильниками дело и ограничится. Шаткий мир будет восстановлен, все успокоятся. Вдобавок он наберет в глазах тестя пару очков, и чванливый старик впредь станет смотреть на зятя, как на нечто большее, чем пустое место.

Предложение Виктора Степановича оказалось полнейшей неожиданностью. Вот так вдруг этот делец протянул ему руку, предлагая стать партнером! И не просто партнером.

Виктор Степанович предложил зятю создать собственную фирму по продаже торгового оборудования на его, Виктора Степановича, деньги, но при полной свободе действий. Четверть миллиона баксов подъемных! Ни с того ни с сего! Неужели все дело в итальянских машинках? Вряд ли. Либо на тестя повлияли некие неизвестные или недооцененные Петром Челышевым события, либо старый лис затевал какую-то свою игру, намереваясь просто использовать в ней строптивого родственничка.

Само собой, предложение Виктора Степановича открывало возможности покончить с прозябанием в изрядно поднадоевшем магазинчике и выйти наконец на широкий простор. Но не мог Петр Владимирович не помнить о том, что в большой игре не только крупно выигрывают, но и проигрываются в прах. Ввязываться в новое предприятие – шаг серьезный. Прежде чем сделать его, неплохо-таки понять, чем заслужил Челышев такое доверие.

Положа руку на сердце Петр Владимирович, вступая . в брак, сильно рассчитывал, что заматеревший на ниве торговли тесть поможет с продвижением в нелегком бизнесе, поможет пробиться повыше, откроет, так сказать, «дверь в...». Надежды эти не оправдались, более того, временами возникали нешуточные опасения, как бы Галин папаша не потопил невзначай хлипкое зятево суденышко, чтобы показать, кто в доме хозяин. За последний год Петр Челышев пришел к выводу, что стоит благодарить судьбу уже за то, что Виктору Степановичу не пришло на ум никакого злодейства. Тесть стал для Челышева чем-то вроде языческого божка, которого нужно постоянно задабривать, а особой помощи ждать не приходится: хоть бы засухи не наслал. В подобных обстоятельствах не представлялось возможным и сменить тестя на более покладистого: только Галина прикрывала мужа от «языческого» гнева. И вот теперь этот не слишком дружелюбный божок, вместо того чтобы разгневаться на дерзкие речи, вываливает на подопечного целый ушат своей благодати. Неужели не странно?

Виктор Степанович не страдал плохой памятью и не производил впечатление человека отходчивого, скорее наоборот. Положим, он оценил организаторские способности и предприимчивость своего зятя. Допустим, что оценил он эти способности столь высоко, что решил наплевать на внутрисемейные передряги. Можно поверить в то, что теща Челышева и Галина выступили единым фронтом на его, Челышева, защиту и убедили главу своего рода быть с новым членом семьи помягче. Но...

Как-то очень внезапно растворил тесть свои объятия, а заодно и ту самую заветную дверку наверх. Чересчур внезапно и подозрительно широко. Мысли о подвохе со стороны прожженного торгаша напрашивались столь настойчиво, что игнорировать их не было никакой возможности. Например, такой сценарий. Доселе достаточно надежным буфером между мужем и папочкой выступала Галина. Что, если после последнего скандала буфер этот под отеческим натиском дал слабину? Или, того хуже, избалованная в родительском доме дамочка нашла непутевому супругу достойную замену, и теперь интересы ее и родичей совпали? Тогда не исключено, что предложение Виктора Степановича – ловушка. В лучшем случае Челышев окажется в долговой кабале у своих кредиторов, в худшем – из него выжмут все, что есть, и отправят в расход. А что? Подобных историй – сколько хочешь!

Рыба, которая плывет по родному пруду и вдруг видит свежего жирного червячка, не терзается сомнениями, есть ли в розовой мякоти рыболовный крючок. Рыба хватает добычу, а там – как повезет. Рыбе в этом отношении проще – мозгов у нее нет.

У Петра Челышева мозгов имелось достаточно, чтобы раз за разом взвешивать и перевешивать все «за» и «против». Затрудняло выбор то, что отношения с Галиной как будто не ухудшились, а предложение Виктора Степановича, по всем расчетам, выглядело весьма выгодно. Стоило попробовать влезть в эту авантюру хотя бы потому, что это, возможно, последний шанс что-то изменить, оторваться от овощных ящиков и пересесть с белой «десятки» на черный «мерс».

Тщательно все просчитав, продумав и взвесив, Петр Владимирович достал из бумажника монетку, подбросил ее в воздух, поймал и, не глядя, шмякнул на стол. Выпал орел. Петр Владимирович решил рискнуть.

После любви Ольга предпочитала расслабиться. Вытянуться во весь рост на сбившейся простыне и полежать немного с закрытыми глазами, насладиться нежными волнами, пробегающими по телу, побороться с желанием смахнуть медленно катящуюся по груди капельку пота.

Все ее прежние партнеры также предпочитали «отвалиться» на пару минут, замирая без движения в ее ослабевших объятиях или просто рядом на постели. Потом оба хватали сигареты, закуривали, иногда опрокидывали рюмочку, но первые несколько минут нужно было провести в умиротворенной неподвижности. Непременно.

У Роберта и с этим оказалось все шиворот-навыворот. Не успевал отзвучать последний «аккорд», как он вскакивал и улетал в ванную. Вернувшись буквально через мгновение, он развивал какую-то непомерно активную деятельность. Начинал ставить другую кассету, наполнять бокалы или чашки, жужжа при этом всякую ерунду, не имеющую в себе ничего романтического или, на худой конец, интересного. Суетился он голышом. Голый Роберт Мастерков представлял собой не самое эстетичное зрелище. Можно было смириться с тем, что кто-то суетится рядом, когда больше всего на свете хочется покоя. Можно избавить себя от созерцания телес не самого спортивного молодого человека, просто закрыв глаза. Но его бормотание залетало в уши и барабанило по мозгам изнутри, оно просачивалось сквозь сжатые пальцы, доставало под одеялом...

Ольга точно знала, что оборвет этот несуразный роман именно в такую минуту. Это будет проще всего, не понадобится даже собираться с духом, останется только выпустить пар, рвущийся наружу.

Досаднее всего, что Роберт периодически проверял, насколько внимательно слушает его Ольга. Он переспрашивал ее о чем-то, замирал, ожидая смеха в местах своего рассказа, казавшихся ему смешными. Он даже обижался, если не слышал его!

В основном Роберт рассказывал смешные истории из своей жизни. Большинство из них касалось его работы в китайской фирме, где он служил переводчиком в течение года с небольшим. Теперь, как он сам объяснял, подобная работа перестала его устраивать, ему понадобилась перспектива, возможность роста и самовыражения. Самовыражаться он решил именно в «Конторе».

Ольга не могла слушать эти истории внимательно. Она не могла сказать точно, насколько они смешны и остроумны. Но довольно скоро девушка подметила, что примерно две трети из них начинались фразами вроде «Сидели мы как-то с господином Се в ресторане...» или «Пригласили меня как-то наши китайцы на ужин...». Далее в обязательном порядке следовало краткое описание меню: диковинные экзотические блюда и разного рода яства европейской кухни. Иногда он увлекался этими описаниями, и, на Ольгино счастье, мысль его уходила в сторону, рассказ перепрыгивал на рецепты, ритуалы и способы употребления печеных червей. Раз пять он показывал, как пользоваться палочками.

Сегодня снова выдался хороший день: Роберт, начав рассказывать про новогодний банкет, переключился на философствования на тему китайской народной музыки. Ольге выпала возможность понежиться. Почти шесть с половиной минут любовник трепался в свое удовольствие, не мешая ей отдыхать.

– ...Размеренный, мудрый голос китайской флейты располагает к отдыху, к размышлению, созерцанию и постижению окружающего мира, – говорил на исходе седьмой минуты Роберт, стоя нагишом посреди комнаты с чайником и намасленным тостом в руках. Мечтательно подняв очи горе, он повествовал о великом и вечном.

Потянувшись за сигаретами, Ольга обратила на себя его внимание.

– Я тебе обязательно принесу кассету с китайской флейтой! – сообщил ей Роберт вдохновенно. – Ты должна это услышать!

– Слушай, – Ольга села на кровати, закуривая легкий «Вог», – где ты всего этого набрался?

– Я изучал китайскую культуру и историю в институте, – ответствовал молодой человек с необычайной гордостью.

– В институте? А ты разве не педагог? – Ольга глубоко затянулась, наслаждаясь током теплого горьковатого дыма.

– Педагог. – Роберт как-то сник. – Получилось так, что... пришлось как бы выбирать... И я перевелся. На четвертом курсе. И диплом получился педагогический, хотя вполне мог оказаться и другим, и даже красным...

– Выбирать? Что выбирать? – Ольгу заинтриговали уклончивые ответы.

– Ну, когда поступал, – он задумчиво куснул тост, – я не написал в анкете об одном обстоятельстве. Прошло. Потом возникла перспектива поездки за рубеж. На стажировку. В капстрану. Тут, очевидно, меня перепроверили, и все вскрылось...

Ольга быстро соображала. Она попыталась на скорую руку свести концы с концами. Если человек специализируется на Китае, то куда он мог ехать на стажировку? В Китай и ехать! Не в Германии же ему повышать свою эрудицию по азиатской стране! Плюс к тому даже Ольгиных скромных познаний о Желтой империи хватило на то, чтобы заметить несколько неточностей в рассказах о жизни наших заамурских братьев, безнадежно сбившихся с пути коммунистического развития. Так что не тянул Роберт Мастерков на знатока китайского образа жизни. Концы с концами не сошлись, и Ольга заключила для себя, что парень нахватался вершков и теперь просто морочит ей голову. А нахвататься упомянутых вершков он мог на тех же курсах, где учил язык. Еще неизвестно, кстати, какой он там знаток китайского.

Пока Ольга занималась анализом и потягивала тоненькую сигарету, Роберт соглушительным хрустом дожевал тост. Тема собственного прошлого его явно не вдохновляла, и он вернулся к музыке.

– Да, у меня есть пара кассет. Очень хорошее качество записи. Мне с компакт-диска писали. Я обязательно тебе принесу. Сначала кажется, что она нудная, заунывная, но потом начинаешь проникаться ею...

Ольга слушала его и в который раз задавала себе вопрос: что она нашла в этом человеке? Чтобы понять человека, раскусить, распробовать, умен ли он, добр ли, честен ли, не обязательно есть с ним пуд соли, тянуть его в горы или ходить с ним в разведку. Достаточно просто поговорить с ним о чем-то, поспорить. Но Роберт выбирал каждый раз такие темы, что и разговориться-то не получалось. Оставалось слушать. Попытки переменить тему также ни к чему не приводили. «Да-да, – соглашался Роберт и тотчас перескакивал на свое, – вот взять хотя бы древний китайский обычай...»

Ольга не находила ответа на свой вопрос, и чем дольше тянулись эти бесплодные поиски, тем больше злилась на себя.

Роберт тем временем уже рылся в Ольгиной фонотеке, придирчиво изучая корешки кассет.

– Пожалуй, я привезу тебе свои кассеты, – сказал он, откидывая очередную «соньку» с отечественной попсой. – У меня такие подборки! Серьезная музыка, очень интересные вещи есть, редкие... Слушай! – Лицо его вдруг озарилось новой идеей. – А давай знаешь что?