Текст книги "Дневник запертого в квартире (СИ)"
Автор книги: Дмитрий Ахметшин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 43 страниц)
– Не потеряетесь, – сказал Витя. – Нужно всё время вдоль берега. Только в воду не свалитесь. В дождь этого нельзя делать ни в коем случае. Когда дожди начинаются, папа даже рыбу ловить не выходит... а давайте я вас провожу.
– Ты серьёзно? Тебя же потеряют.
– Не потеряют. Здесь разные люди живут, и плохие и хорошие, но все меня знают. Если вдруг маньяк какой к нам забредёт, я могу в любой дом постучаться.
Он помолчал и прибавил:
– А вам, дядь Юр, тогда придётся бежать. Бегать-то умеете?
– Как оказалось, очень даже неплохо, – мрачно ответил Хорь. – С четырнадцати лет толком не бегал. А сегодня вот что-то захотелось. Ты знаешь, я лучше сам дойду. Спасибо, что дорогу показал.
Мальчик взгромоздился на перила и строго взглянул сверху вниз на учителя.
– Вы ж не видите ничего! А я уже родителям сказал, что пойду проверю как идёт торговля. Папа доверяет мне приносить деньги. А рыбу он сам вешает, я пока не достаю... ну что, обсохли немного? Вперёд!
Мальчишка взял Юру за мокрый рукав и потащил за собой. Ливня уже не было, но крупные капли продолжали падать, как авиационные бомбы. Грунтовая дорога раскисла, Хорь предчувствовал, что ботинки, покрытые грязью до самых щиколоток, придётся выбросить. Озеро похоже на сброшенную змеиную кожу, которая шевелилась, словно всё ещё жила своей прошлой жизнью.
Впрочем, это оказалась ещё самая лёгкая часть паломничества к цивилизации: после пары десятков шагов Витя увёл его с дороги на поросшую бурьяном и высокой травой тропинку, где каждый куст чертополоха норовил зацепиться за штаны. Справа плотным частоколом стоял лес, иногда без зазрений совести заходя на участки и высаживая там молодую поросль.
Вытянешь руку – и невозможно сосчитать количество оттопыренных пальцев.
– Как поживает ваша жена? – спросил Витя.
– Ты очень вежлив, – заметил Юра. Он не торопился отвечать.
Мальчишка смешался.
– Она очень красивая у вас. Вот я и вспомнил... и добрая – это по глазам видно.
– Спасибо, – сказал Юра, чувствуя, как его наполняет злость напополам с горечью. – Она ещё и фантазёрка знатная. Сочиняет сказки прямо на лету.
– А для кого?
– Для меня. Но тебе тоже, если хочешь, расскажет, – Юра не видел мальчишеского лица, но почувствовал его пристальный взгляд: – Её Алёной зовут. С ней всё в порядке. Сейчас, должно быть, в гостинице, ждёт моего прихода.
Витю, похоже, такой ответ удовлетворил. Он поспешил дальше, двигаясь с грацией коренного обитателя этих мест, перепрыгивая и огибая скрытые в листве преграды, о которых Хорь даже не подозревал. Когда они проходили позади пропитавшихся запахом тины халуп (те, что располагались у самой воды и были на сваях), Юра против воли прислушивался. Возле одной из стен можно было расслышать отрывок из телепередачи «Давай поженимся», за другой весело кричали дети. В деревянном туалете-будке ближе к озеру кто-то, посвистывая, переворачивал страницы. Мужчина почувствовал, как от сердца немного отлегло. Там живут самые обычные люди, занятые своими повседневными делами, которые, наверное, слыхом не слыхивали о банде маньяков в лесу.
Интересно, как там Виль Сергеевич? Удалось ли ему спастись?
– Ваши собаки, видно, не очень-то хорошие сторожа, – сказал он после того, как шумно влез ногой в кучу листьев. – Наверное, запах рыбы отшибает у бедняг всё обоняние. И со слухом тоже нелады.
– Собаки? – переспросил Витя и вдруг задумался: – Это такие смешные звери, что хвостами всё время крутят, да? Бывают большие и маленькие.
– Эй, погоди-ка, – Юра даже остановился. – Ты что, не знаешь, как выглядят собаки?
– Ну почему, – сказал мальчишка уверенно, – Знаю, конечно. По телеку видел. И в мультиках. Они ещё косточки любят грызть, и бегают за кошками. Нет, у нас бы они не прижились. Кошки уж очень боевитые.
– Не может быть! – воскликнул Юра. Потом задумался: – Мы с Алёнкой вообще-то не видели ни одной.
Хвостатые добродушные твари, что забрались с человеком даже на северный полюс, казались ему неотъемлемой частью российской действительности, такой же, как ларьки на каждом углу и неискоренимые бестолковые металлические горки, возле которых бродили укутанные в шарфы малыши с совочками. Всё произошедшее за последние сутки стало несущественным по сравнению с тем, что Юра только что услышал.
– Стёпке на той стороне озера родители один раз привезли щенка. Он говорил, что это овчарка, но я не знаю, может он сочинял просто, про породу то. Давно это было, я ещё сопляком совсем бегал. У мамки из шкатулки бусины тырил и в озеро кидал, – в голосе мальчика Юре почудилась улыбка. Помолчав, он продолжил: – Но эта овчарка у него не прижилась. Сначала носилась по двору и хвостом мотала, точь-в-точь как в кино, а потом заболела чем-то и издохла на четвёртый день. Мы с пацанами рядом крутились, всё посмотреть хотели на мёртвого щеночка, но Стёпкина мама не пускала нас ни в дом, ни к окнам. Даже Стёпке она не давала взглянуть, ни единым глазком. Зарыли собаку за домом. Мы хотели отрыть, да так и не отрыли.
Он прибавил, понизив голос:
– Я-то знаю – плохо это, могилы раскапывать, можно навлечь беду.
– Одна моя знакомая говорила, что здесь из лесу иногда выходят волки, – сказал Юра, не вдаваясь в подробности.
– Волки есть, собак нету, – флегматично ответил Витька. – Да и те давно уже не показываются. Я вот, например, живого волка ни разу не видел. Но воют иногда где-то, это верно...
– Удивительно, – пробормотал Юра, отметив, насколько у него охрип голос.
У мальчишки зажглись глаза.
– Волки-то, да собаки? Не, что здесь по-настоящему удивительно, так это вот!
Он ткнул пальцем в сторону озера.
– Что там? – спросил Хорь, занятый своими мыслями. – Неужели сокровища?
– Настоящий клад на дне! Бомбы, снаряды, оружие, даже танк есть. Во время войны здесь, неподалёку, был немецкий склад. Знаете, сколько там всего? А потом, в сорок четвёртом, всё утопили в озере.
Мальчик перевёл дыхание и продолжил:
– Папка говорит, что я плохой рыбак. Мол, за поплавком не слежу. Но я и правда рыбак не очень, потому что смотрю всё время вниз, под воду. Пытаюсь разглядеть, где там это оружие свалено. Иногда, в ясную погоду, можно увидеть дно! Везде, кроме самого глубокого места, голубого пятна.
– И как, есть успехи? – спросил Юра.
– Нет, оружия я не видел, – голос мальчишки упал до едва различимого шёпота. – Но вот что я вам скажу, дядь Юра: были ещё и трупы. Пленники фашистского режима! Когда советская армия вела контрнаступление в этих лесах, немцы отступили, а склад и убитых пленников утопили. Папка один раз проговорился – мол, его отец, то есть мой дед (он тогда был мальчишкой), видел, как вместе с ружьями тонули тела – но каждый раз, когда я просил повторить эту историю, говорил, что мне послышалось. Что не было никаких тел. Но я-то знаю, он врёт!
– Тела должны были всплыть, – сказал Юра. Ему не нравился этот разговор. Всё, что он сейчас хотел – поскорее добраться до отеля.
– Только не эти. Они были тяжёлыми...
– Послушай, тела в любом случае всплывут, какими бы тяжёлыми они не были. Со временем человеческое тело теряет в своём удельном весе и приобретает положительную плавучесть...
– Вы не дослушали, – терпеливо прервал его мальчишка. – Все они были облачены в водолазные костюмы.
– Костюмы? – Юра почувствовал интерес. – Зачем?
– Старики говорят, что то ли в сорок втором, то ли в сорок третьем фашисты оцепили озеро, выгнав отсюда всех местных, и развернули целую поисковую операцию под водой. Что они искали, никто не знает. Факт, – веско сказал Витя, – что для этого и привезли сюда водолазные костюмы. А ныряли в них пленные советские солдаты или, может, кто-то из местного населения. Они продолжали изыскания, пока было возможно, а когда наши пошли в контрнаступление, убили пленников прямо в водолазном снаряжении. И я лично видел одного водолаза. Позапрошлым летом, когда мы с папой рыбачили на голубом пятне, я, как обычно, смотрел под воду. Было солнце, но я ни на что не надеялся. А потом облако солнце закрыло, и я увидел, прямо внизу, под нами, один из этих костюмов. Будто он светился под водой, ну или на него светили. Не знаю, был ли в нём человек, но костюм я видел точно. Когда я собирался показать его отцу, снова вышло солнце. Он мне так и не поверил. Говорил, что это всё игра воображения. С тех пор я себе пообещал, что когда вырасту и сумею совладать с лодкой, я подниму этого водолаза при помощи крюка, троса и катушки для буксировки сетей. Думаю, теперь я уже справлюсь, и это случиться до того, как выпадет снег. Папа собирался в Питер, проведать бабку, мама ездит на работу в город, а мне прогулять школу не составит никакого труда. Сотни раз уже так делал!
– Один, в лодке, посреди озера... – Юра покачал головой. – Как думаешь, может, мне стоит зайти и познакомиться с твоими родителями?
– Бросьте, – сказал мальчик излишне поспешно. – Возьму с собой Петьку. Или Серёгу Лопатного – смотря с кем буду больше в тот день дружить.
Юра попытался состроить недовольное лицо, но понял, что для этого он слишком устал. Далеко не всё, что говорят мальчишки, следует воспринимать всерьёз. Прихвастнуть – самое милое дело в этом возрасте.
– Вот мы и пришли! – сказал Витя.
Юра скорее почуял, чем увидел шоссе. Запах сырого асфальта осел неожиданной сладостью на языке. Место, где они с мистером Бабочкой входили в лес следом за обитателями «Лужи», находилось метрах в четырёхстах отсюда, там, где город примыкал к тайге почти вплотную. Юра не горел желанием туда возвращаться. Он предпочёл дорогу, которой ехали они с Алёной. По ней предстояло идти пешком приблизительно двадцать минут, и Хорь надеялся поймать попутку.
– Спасибо тебе за всё, – сказал он мальчику. – Теперь беги домой. Знаешь, ты самый дружелюбный и отзывчивый человечек в этом городе, даром, что не очень взрослый.
– Рад был помочь, дядя Юра! – торжественно сказал мальчишка и, отсалютовав, растворился в темноте, где тускло мерцали окна оставшихся позади домов и, в отдельных местах, их отражения в озере. – Пожалуйста, будьте осторожны. Помните, что я вам сказал в прошлый раз.
А, ну да. У Юрия перехватило дыхание: со всей этой чехардой из головы начисто вылетели обстоятельства их прошлой встречи с маленьким шустряком. «Здесь, бывает, пропадают люди, – так он сказал. – Или случается что-то страшное, но все держат языки за зубами»... Возможно, он даже знал, что происходит в лесу под самым носом у нескольких семей рыболовов.
Учитель остался в одиночестве. Он хотел окликнуть мальчишку, но побоялся, что на голос может выйти кто-то из местных. Незачем его подставлять. Дождь, переведя дыхание, зарядил с новой силой. Рыба, развешанная на самодельной сушильне, была накрыта полиэтиленом; он шуршал так, будто под ним совокупляются влюблённые парочки. Не придумав ничего лучше, Юра стянул полиэтилен с одного из лотков и накрылся им.
На много километров вокруг, кажется, ни одной заведённой машины. Никто не путешествует здесь дождливыми ночами. Далёкий свет ночного города, отмечая дорогу, уплывал в пустоту. Юра вздохнул и доверил себя этой электрической путеводной звёзде.
Блог на livejournal.com. 05 мая, 08:13. Новая жизнь.
...Сегодня я проснулся, когда рассвет ещё был в разгаре. Обычно в это время я дрейфую где-то на грани сна и яви, как медведь в своей берлоге на рождественские колядки. Я позволяю себе заснуть между четырьмя и пятью часами, потом, около девяти, просыпаюсь, чтобы оценить обстановку и сделать обход. И сплю дальше, ещё час или два. Но сейчас пробудился как от толчка. Рывком сел. Протёр глаза. Сколько времени назад я лёг? Тридцать, сорок минут?
Солнце светило так, точно кто-то нашёл на нём регулятор напора газа и выкрутил на максимум. Оно было большим и ослепительно-оранжевым, каким, может, восходило на небосвод каждый божий день миллионы лет назад.
Понять, что меня разбудило, было несложно. Звук! Никогда ещё здесь не слышал ничего подобного. Он исходил со стороны кухни; такой, словно стони маленьких неизвестных науке существ устроили карнавал в палой осенней листве. Я вскочил, зачем-то натянул штаны. Подумал, не захватить ли нож, но оставил его лежать на столе. Он ещё ни разу по-настоящему не помог.
Не коридор и не комната девочек. Не уборная. Даже сестрица в двери была подозрительно тиха, хотя я по-прежнему избегал смотреть на дверной глазок и на свисающие, как застывшие струи ливня, волосы.
Уверен, вы едва сможете вообразить такое в собственной квартире. Даже если у вас проживают четыре семейства тараканов, до кучи к муравьям в сахарнице, ваша квартира будет казаться мёртвой по сравнению с моей. Воздух наполняло жужжание. Крупные насекомые с красно-чёрным рисунком на спине ползали по кухонному столу; они не отреагировали на моё появление, будто зная, что квартира давно сменила хозяина. Позже я изучил одного из них поближе – похож на «клопа-солдатика», только мясистее и с длиннющими усами, полученными в наследство от тараканов.
Вообще-то я не жалую насекомых. Я смирился с племенем тараканов, населяющих кухню, только потому, что они почти не показывались на глаза. Наверное, это можно назвать фобией: первые несколько месяцев моей самостоятельной жизни, ещё там, в большом городе, в старой родительской квартире, мне снился один и тот же человек: белобрысый, весёлый, слегка рассеянный – с таким легко подружиться. И вот он выходит за какой-то малостью из комнаты, а потом, встретив его вновь в другом сегменте сна, я вижу, как конечности его трясутся от неведомой болезни, а в глазных яблоках поселились маленькие чёрные жуки, которые превратили зрачки в два объеденных со всех сторон полумесяца. И он говорит: «Они, наверное, уже внутри тебя. Прости, я ни о чём не подозревал».
Когда я увидел своих маленьких неприятных соседей, то бишь тараканов, мёртвыми, помимо испуга я ощутил что-то вроде злорадства. Им не следовало конкурировать с человеком в выживаемости и способности подстраиваться под обстоятельства! Загнулись-то, небось, от тоски по соседским квартирам и заморским кушаньям. Словом – по свободе.
Но сейчас я почти рад этим робким проявлениям жизни. Жаль, что Чипса не сможет их увидеть. Они пришли не из вентиляции, как я вначале предположил, и не зародились в трёхнедельной давности хлебе, что до сих пор лежит на столе. Я обратил внимание на горстку тараканьих трупов, которые я, не больно-то утруждая себя, смёл в угол под батарею.
Теперь там копошились крошечные личинки с характерными красными точками на спине. Добрая сотня волчьих зрачков, уставившихся на тебя из темноты. Не мог ничего с собой поделать: я представлял, как крошечные зубы рвут сухую плоть, ломают надкрылки, хрустят хитином. Подавив приступ тошноты, я отступил на порог кухни. Вот так на костях вырастает новая жизнь. И жизнь эта зачастую злее, проворнее старой. Стоит ли мне, динозавру, начинать бояться?
Хотел бы я когда-нибудь увидеть тех, кто придёт на смену человечеству...
3.
Юра добрался домой ближе к полуночи, не встретив ни одной живой души.
Два раза он останавливался, чтобы стряхнуть с себя воду. Один раз под навесом автобусной остановки, второй – под козырьком телефона-автомата. Немного постояв, Хорь повернулся и снял трубку. Забросил в монетоприёмник пять рублей, набрал номер жены. Короткие гудки. Бросил ещё монету, некоторое время, грея в руках ледяную трубку, слушал гудок, пытаясь вспомнить номер гостиницы. На всякий случай он занёс его в память сотового телефона, но, конечно, не потрудился выучить наизусть. Наконец, чертыхнулся и набрал «02».
– Диспетчер, – сказал женский голос. Он отливал металлом, и Юра подумал, что это вполне может быть автоответчик.
– Это полиция Кунгельва? Или вы в другом городе находитесь?
– Диспетчер, говорите.
Учитель прерывисто вздохнул.
– В лесу около озера мы видели странных людей. Там... там был большой раскидистый дуб, и на нём, прямо на наших глазах один из них повесился. Остальные просто наблюдали. Потом нас заметили, и пришлось бежать. Мы разделились. Мой друг может быть в опасности. Не знаю, пришёл ли он... – Юра запнулся, сообразив, что чуть не сказал «в гостиницу», – домой, или нет.
– Представьтесь, пожалуйста.
Юра повесил трубку, поправил на голове полиэтиленовую плёнку и побрёл дальше.
4.
Алёна не спала. Она сидела на полу под окном, подтянув к животу колени. Сначала Юра решил, что её вовсе нет в номере, хоть свет горел, и неожиданно для себя почувствовал облегчение. Потом в тени подоконника что-то зашевелилось.
– С тебя течёт, – сказала она.
– Там жуткий дождь.
Мужчина постоял на пороге, обозревая комнату. Когда зрение оставляет желать лучшего, достаточно снять очки, чтобы почувствовать себя чужаком даже в доме, где ты родился. Словно частично выпадаешь из реальности, к которой так привык: пол ходит ходуном, как палуба корабля, но это меньшая из проблем; большая – то, что граница между твоим телом и окружающими предметами становится размытой, они могут как укусить, так и позволить тебе раствориться в пространстве и нагромождении предметов, словно щепотке соли в стакане воды.
– Я потерял очки.
– Да, я вижу, – в голосе супруги слышалась вымученная ирония.
– А я – нет, – ответил Юра. – Так значит, с тобой всё в порядке?
– Я этого не говорила.
Хриплый её голос звучал в четырёх стенах как заблудившееся эхо. В воздухе – затхлый, тёплый запах. Юра ощущал присутствие жены, но почти не видел её, различая только тёмные полутона брючного костюма. На полу разбросаны какие-то предметы, настольная лампа с молочного цвета абажуром, прежде ютившаяся на прикроватном столике, теперь перекочевала в ноги женщине. Она была включена, в круге света что-то влажно блестело.
Хорь стянул пальто, с отвращением бросил его прямо на пол. Из складок шуршащей дряни, которой он укрывался от дождя, выливалась вода. Рубашка мокра насквозь. Штанины липли к ногам. Из бумажника, который он бросил на полку возле двери, торчали купюры.
– Ты мне можешь объяснить, что происходит? – сказал он, стараясь быть рациональным. – К чему все эти истерики? И где мои запасные очки? Мне пришлось бросить машину, но это, конечно, ничего, завтра заберём...
– Сейчас уже всё нормально. Я справилась сама, одна. Знаешь, это очень неприятное чувство, когда близкого человека нет рядом.
Наступая на пятки, Юра сбросил обувь, выставил её за дверь. Устало, держась рукой за стену, прошёл в комнату и рухнул в кресло. На тумбочке возле телевизора стояла косметичка, где вместе с одноразовыми бритвами, прокладками, тушью для ресниц и таблетками парацетамола обычно путешествовали запасные очки. С трудом справившись с замком, Юра рассыпал всё это у себя на коленях.
– Так значит, с тобой всё в порядке, – сказал он. – Когда ты пыталась устроить по телефону скандал, мы с Вилем Сергеевичем находились в непростой ситуации. Откровенно говоря, я мог бы быть уже мёртв. Едва спасся, а что с детективом не знаю. На твоей совести самый грандиозный концерт, на котором мне довелось присутствовать, и занавес поднялся в самое неудобное время. В последнее время я не узнаю тебя, дорогая.
Алёна молча всхлипывала. По подоконнику барабанил дождь. Странный запах усилился; Юра в очередной раз с раздражением подумал: что это может быть? Очки всё не находились. Ледяные пальцы, только-только начавшие отогреваться, едва слушались.
– Я не пыталась устроить скандал, – с расстановкой сказала она, уделяя каждому слову по одному выдоху. – Мне было ужасно плохо. Я ходила к местному врачу, а потом, когда вернулась домой, Чипса заговорила. Она говорила странные вещи, и я всё записала, вот тут, посмотри. Тебя не было, и только это помогло мне справиться...
– Прекрати, – сказал с раздражением Хорь. – Твой Валентин – всего лишь психопат, который давно уже смылся из города.
– Юра...
– Ну что «Юра»? Я очень тебя люблю... откровенно говоря, до безумия, но больше так продолжаться не может. Я всю жизнь пытаюсь угнаться за тобой, и когда выдыхаюсь настолько, что ломит в груди и я не в состоянии больше сделать ни шага, вижу, как ты разворачиваешься впереди, словно реактивный истребитель, и – вжжжж! – проносишься мимо. Мимо моих распахнутых для объятий рук, мимо моей жизни.
Трясущиеся пальцы наконец нащупали чехол с очками в одном из боковых карманов сумки. Юрий чувствовал, как текстура ламината изгибается под ножками кресла, как там появляется огромная чёрная дыра, что затягивает его вместе с его мелочной злобой в пучины безысходности. Это тот крутой поворот, который разрушил жизнь не одной семьи, и вираж, который приходится заложить, поистине приводит в ужас.
– Юр, мне нужно тебе кое-что рассказать. Я не...
– Ты не можешь выносить ребёнка.
– Так ты знаешь?
– Конечно, – сказал Хорь, водружая на нос очки. Он ходил в них почти семь лет назад, учась в институте. С тех пор зрение ухудшилось на одну диоптрию, но в остальном старые были гораздо легче и удобнее тех, что он потерял. – Боже, что ты тут натворила?
Алёна была похожа на загнанного в угол зверька, бледную девицу, которая, в меру своих знаний о всякой нечисти, почерпнутых из приключенческих книжек и телефильмов, попыталась защититься пентаграммами и символами, подсмотренными в учебнике по латыни.
Она босая, в подвёрнутых почти до колен брюках, в чёрной водолазке с длинным рукавом. Волосы забраны в хвост и стянуты резинкой. Лицо тёмное от усталости, волнения и какого-то другого, едва сдерживаемого чувства. У ног, прямо на полу, валялся цилиндрик губной помады тёмного вишнёвого цвета. Алёна никогда не была приверженцем дорогих косметических брендов и покупала помаду и пудру у бабушек с лотка на рынке, а красилась неброско и скромно. Сейчас она использовала губнушку совсем не по назначению. Пол вокруг ступней был исписан размашистыми фразами, которые, по мере того как она писала, становились совершенно неразборчивыми. Повторяясь и чередуясь с новыми, они сплетались между собой, образуя подобие ажурной вышивки. Иные слова были подчёркнуты, иные зачёркнуты и даже наполовину стёрты, другие взяты в жирный круг. Одна помада у Алёны закончилась, и она продолжила другой, гигиеничкой, которая была едва различима. Капсулу от неё девушка теперь вертела в пальцах.
– Чипса, – она подняла взгляд на мужа и продемонстрировала ему испачканный в помаде подбородок. – Я же сказала – она начала говорить. И говорила столько, что я едва успевала записывать.
Она провела раскрытой ладонью над вязью слов.
– «Стой на пороге», «По вьюнку прямо и вверх», «Эта река унесёт тебя туда, откуда не выбраться». Вот ещё: «Вспомни, что спишь». «Мошку в слезе зрачок не видит».
– Похоже на долбанный Твиттер.
– Всё это должно что-то значить, – её зрачки метались в глазах как бешеные, перебегая с одной фразы на другую. – Ты прав, это послания... кому? Нам? Мне? Чипса говорила весь день и замолчала только час назад. С тех пор я сижу здесь. Просто не могу пошевелиться.
Попугай в клетке на окне сидел без движения и казался ярко раскрашенной фарфоровой фигуркой.
Алёна повела головой, созерцая разруху, которую она учинила в номере, словно не слишком понимая, куда делась одержимость, что вырвала из её рук блокнот и ручку, и превратила в тетрадный лист пол спальни. Подняла глаза, чтобы взглянуть мужу прямо в лицо.
– Как ты узнал о моём... недостатке?
Юра пожал плечами. Он только теперь понял, что за запах разносится по комнате: это воняло блевотиной, которой окатил его тот тип в лесу. Она жёлтыми пятнами засохла на рубашке; с пальто её большей частью смыл дождь.
– Видел медицинские бумаги. Ты не больно-то пыталась их спрятать. Пришла и швырнула на кровать. Кроме того, я слышал, как ты записывалась к врачу по телефону. Помнишь, я тогда пытался тебя расспросить, а ты молчала как рыба.
Юра ещё раз оглядел комнату, носящую явные отпечатки безумия. Ему было почти физически неприятно здесь находиться. Под кроватью валялись ножницы и кухонный нож, заброшенные туда словно какой-то потусторонней силой, незнакомая книжка в потрёпанной обложке лежала на подоконнике рядом с птичьей клеткой. На ближайшей к Алёне стене желтело несколько квадратиков-"стикеров": видно, первое время она пыталась обойтись ими, но затем всё вышло из-под контроля. Обои на уровне головы висели лохмотьями. Такое впечатление, что в один момент комната начала качаться, и девушка как бешеная кошка впилась ногтями в стену.
– Пора прекратить это безумие, – решительно сказал Юрий. Он встал, шагнул к жене, не слишком-то понимая, что именно собирается делать. Стереть голой ступнёй (промокшие носки он стянул и кинул рядом с обувью) надписи на полу? Поднять её за волосы и парой оплеух привести в чувство? Юра почувствовал во рту горькую слюну. Этот приём из драматических фильмов не вызывал в нём ничего, кроме тошноты. Но с другой стороны...
Он остановился. Лицо женщины, глядящей на него снизу вверх, сделалось жёстким и незнакомым. Эта складка возле губ... откуда она? Она отсутствует во всех двенадцати томах справочника, озаглавленного «Алёна». Будто точка восприятия слегка поменялась, и ты, заказывая в очередной раз в любимом кафе морской салат, пробуешь его и понимаешь, что всё по-другому. Вот и сейчас: если бы он увидел её в канун нового года на запруженной праздным народом улице – вряд ли узнал бы. Только при ближайшем рассмотрении начинают проявляться знакомые черты. Родинка на шее. Отметина под нижней губой, которую она получила в детстве, упав с качелей. Набор колец на пальцах...
Алёна была другой. Оставалась прежней и в то же время была другой. Это было видно в глазах, заключённых в круги усталости: они превратились в два сливных колодца, куда, закручиваясь воронкой, утекает дождь. В движении языка, что с какого-то времени начал беспрестанно ползать по губам, как голодный слизень – нижняя губа даже слегка припухла. Кто-то говорил, что в зрелом возрасте приобрести новые вредные привычки так же тяжело, как избавиться от старых...
Хорь сделал шаг назад, пробормотав:
– Нужно выяснить, вернулся ли Виль Сергеевич.
Он повернулся и бежал с поля боя, на ходу надев белые казённые тапочки. За спиной мягко закрылась дверь.
Блог на livejournal.com. 06 мая, 18:27. И снова о новой жизни.
...Жизнь на кухне развивается пугающими темпами. Проявив вчера снисходительность и не пустив в ход тапок, я тем самым потерял для себя часть и без того маленького, доступного мне для жизни помещения. Теперь появились новые насекомые, и они летают. Нет жала или хоботка, как у комаров, зато есть длинные ноги, каждая о двух суставах, и огромные бессмысленные глаза. И эти большие бестолковые твари летают и бьются о стекло. Судя по красным точкам на брюхе, с «жуками-солдатиками» они состоят в непосредственном родстве. Последних, кстати, стало куда больше. Шныряют всюду. Выволокли откуда-то макаронину, и теперь тащат её через комнату наискосок – под кухонный стол. Я взял лупу (возможно, с помощью неё Елисей Геннадьевич разгадывал кроссворды) и изучил одного из этих насекомых. Потом другого, для сравнения, а третьего – чтобы удостовериться, что мне не померещилось. Ну и, наконец, четвёртого – во имя науки. Не углубляясь в схоластику, скажу лишь, что меня больше всего поразило. Помнится, пока детское любопытство не сменилось отвращением, я часами просиживал во дворе на газоне, разглядывая букашек. И таких я не видел никогда. У них маленькие, извращённые человеческие лица. Нет жвал, вместо них твёрдые уплотнения, похожие на губы, которые открываются и закрываются, словно у рыб. Несмотря на то, что трахеи, возможно, никуда не делись, почти у всех насекомых имеется странный нарост, напоминающий нос. Глаза фасетчатые, но... что-то с ними всё же не так. И, наконец, самое главное, и это поразило меня больше всего другого. Они все разные! Лица... они похожи друг на друга, но не более того. Жутковато, правда? Возможно, я стал СЛИШКОМ чувствительным, но всё же...
Всё же.
Нашёл в чайнике дохлых жуков. Вылил. Ретировался в комнату, как кот породистых кровей, лоток которого населили мыши. Вообще-то, я чувствую себя всё лучше. Пусть я и динозавр для этой новой жизни, но я постараюсь учесть ошибки своих предков и не истреблять всё подряд.
Кажется, снова начинаю изгибать себя и корёжить, зажатый между мёртвым и живым, прокладываю робкую цепочку следов между скалой и пропастью. Быть может, всё не так трагично, но теперь я не решусь идти войной ни на то, ни на другое. ПРАВИЛА – вот то, что меня спасёт. Нужно установить правила. Составить их свод, записать, развесить везде и никогда не нарушать. Только так я смогу остаться в живых... и посмотреть, что будет дальше.
Да, сегодня я заметил в одном из мёртвых горшков, которые составил с подоконника на пол, чтобы они не мозолили глаза, признаки жизни. Рядом со стволом гибискуса пророс иссиня-зеленый мох. Крошечные листочки, похожие на листья клевера. Я принёс в банке воды и сдобрил землю во всех горшках.
Насекомые появляются отовсюду. Из картофельной кожуры недельной давности, из огрызков яблок, из банки с мукой, неосмотрительно оставленной на столе. Наверное, мне стоит сжигать отходы, хотя я не уверен, что это поможет. Замедлит процесс – возможно, но не остановит.
Удаляюсь на покой в свою пустыню, оставляя эволюцию за старшую.
P.S. Заметил на сестричке нескольких насекомых. Дверной глазок по-прежнему следит за мной (не могу понять, что там, за ним; уж точно не парадная). Возможно ли, что это ОНА стала прародительницей жизни на моей кухне? Живое всегда происходит из мёртвого. Лесное пепелище через несколько лет можно просто не узнать. На кладбище растут самые красивые лютики...
Глава 11. Дверь в цепях.
1.
В гостиной второго этажа шумно, как всегда по вечерам, но Юра сумел избежать любопытных взглядов. Или думал, что сумел (его могли предпочесть не заметить).
Он поднялся на третий этаж. Здесь мало кто обитал, коридор был пуст и тёмен. Картины с чёрно-белыми репродукциями висели не так часто как внизу. Примерно на середине коридора Юра чуть не наступил на игрушечную машинку. Он не мог вспомнить, у кого из местных обитателей могли быть дети. Виль Сергеевич жил в дальней от лестницы комнате за номером «39». Стуча в дверь, Юра подумал: «Что это? Начало конца?» Все семь лет, что они были женаты, Алёна жила у него как китайская ваза у искушённого ценителя эпохи Мин, который теперь, разочаровавшись в жизни и искусстве, впервые попытался поставить в неё цветы.
