Текст книги "Уснуть и только"

Автор книги: Дина Лампитт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 32 страниц)

– Бенджамина нет дома, – ответила Агнес. – Он еще не вернулся из Мэгфилда.

– Отец с ним?

– Нет, – неохотно призналась Агнес. – Отец уже дома.

У Дженны навернулись слезы на глаза, но час спустя, когда ее муж, наконец, появился в комнате и, ничего не объясняя, подошел к ней, она уже не плакала. Почти сердито Дженна протянула ему ребенка.

– Смотри! Вот он, наш мальчик. Что ты о нем скажешь?

Бенджамин поцеловал младенца.

– Что он самое красивое создание, какое мне когда-либо приходилось видеть, за исключением тебя.

На следующее утро, прежде чем он успел напиться, Ричард Мейнард выслушал два важных сообщения. Первое – что Дженна Мист родила сына. Второе – что Дебора вернулась в Мэгфилд и провела ночь в доме Томаса Стивена.

Едва за слугой, принесшим ему эти новости, закрылась дверь, Ричарда стошнило. Настроение у него было хуже некуда: две женщины, которых он ненавидел больше всего на свете, торжествовали по беду или так, по крайней мере, ему казалось. Черноволосая ведьма, отвергнув его, вернулась к мужу и произвела на свет ребенка; а самая мерзкая на свете шлюха, чтобы утереть нос ему, Ричарду, как ни в чем не бывало, снова появилась в деревне, после того, как открыто жила с хозяином Глинда. Ему захотелось убить их обеих.

Ричард сел за стол, и его рука, несмотря на то, что было еще только раннее утро, автоматически потянулась к кувшину с элем. Не переводя дыхания, он выпил целую пинту, и ему стало немного легче. После второго кувшина, как это обычно и бывало, Мейнардом овладело приподнятое настроение, и он вновь почувствовал себя человеком, готовым планировать и действовать.

Следующий глоток, и Ричарду стало ясно, чего он хочет. Дебора должна вернуться к нему, а уж он постарается устроить ей такую жизнь, чтобы она сполна расплатилась за свои грехи. Он разобьет ей сердце, сведет ее в могилу, и никто не сможет его ни в чем обвинить. А после этого он возьмет другую жену, и тогда уже придумает, как ему расправиться с Дженной Мист.

Ричард встал, взял шляпу и кнут и, покачиваясь, спустился вниз.

– Идете в церковь, хозяин? – спросила служанка.

– Потом, попозже. У меня есть еще дело в деревне. Вот что, Джоан…

– Да, хозяин?

– Прибери в доме. Думаю, хозяйка сегодня вернется домой.

– Очень хорошо, хозяин, – удивленно протянула девушка, гадая, что же на самом деле у Мейнарда на уме.

За ночь ветер утих, и Дебора, выглянув из маленького окна дома Стивенов, увидела ясное воскресное мартовское утро и яркое весеннее солнышко, раскрасившее деревню теплыми, приятными красками. Дебора была бы рада насладиться пасторальным видом – таким нежным и изящным, но уж слишком она была озабочена своим собственным неопределенным будущим. Сегодня она была трезвой, рассуди тельной, спокойной женщиной, заботливой матерью, но в любой момент низменная сторона ее натуры могла вновь одержать верх, толкнув ее к Роберту, к Бенджамину – к кому угодно, к первому попавшемуся на ее пути мужчине. Дебора поняла, что единственная ее надежда – пересечь пролив и там, на материке, поступить в монастырь, туда, где она не увидит ни одного мужчины. Иначе, решила она, ей останется только умереть.

Глубоко вздохнув, она начала одеваться, когда вдруг услышала стук в дверь дома и затем сердитый голос Ричарда. Поспешно завершив свой туалет, Де бора торопливо спустилась вниз.

Ее муж, слегка покачиваясь, стоял к ней спиной, но, услыхав ее шаги, обернулся. Дебора с ужасом увидела фальшивую улыбку, влажные, упавшие на лоб волосы и яркие пятна на обычно бледных щеках. Эффект был потрясающим. Ричард выглядел так, словно только что выскочил из преисподней.

– Дорогая моя, – выдавил он. – Я уже забыл, какая ты красивая.

Его речь была затрудненной и невнятной, и Дебора догадалась, что он пьет с самого утра.

– Чего ты хочешь, Ричард? – резко спросила она. – Между нами все кончено.

– Чего хочу? – снова та же ужасающая, омерзительная улыбка. – Ничего, только уладить вес недоразумения, возникшие между нами. Теперь я понимаю, что обижал тебя своими требованиями. Дебора, я пришел просить тебя вернуться ко мне. Хотя бы ради ребенка.

Дебора не верила ему. Его дикий, мутный взгляд и дергающийся на щеке мускул пугали ее.

– Но, Ричард, я вовсе не хочу возвращаться. Я не люблю тебя. Единственное, чего я хочу – забрать сына, и прожить остаток дней в мире и покос где-нибудь вдали отсюда.

Ричард опять заговорил фальшиво-заискивающим тоном.

– Но, Дебора, ты моя жена. Только я могу дать тебе мир, покой и радость. Пожалуйста, скажи, что ты вернешься.

На мгновение Дебора заколебалась, может быть, он действительно верит, что с ним она могла бы обрести подобие счастья? Но, представив, какова будет эта жизнь, она содрогнулась.

– Нет, – решительно произнесла Дебора. – Мы никогда не будем счастливы.

Улыбка мгновенно исчезла с его лица и, издав звериное рычание, Ричард с силой ударил ее по лицу.

– Ах ты, грязная шлюха, – прошипел он. – Ты моя жена, и должна исполнять мои приказания – все мои приказания! – и повиноваться мне во всем. Если понадобится, я за волосы отволоку тебя в Бэйнден, и ты будешь гнить там до конца своих дней!

Дебора попыталась проскочить мимо Мейнарда и выбежать на улицу, но он перехватил ее, швырнул на пол и сам упал сверху. Содрогаясь от омерзения под его тяжелым, вонючим, потным телом, Дебора почувствовала, как он с неумолимой жестокостью, грубо и хищно овладевает ею.

– Господин Стивен! – простонала она. – На помощь!

– Он пошел в церковь, – издевательски ухмыльнулся Ричард. – Никто тебе не поможет. Я же возьму то, что принадлежит мне по праву, даже если это убьет нас обоих!

– Ричард, умоляю тебя… – выдохнула Дебора, теряя сознание от невыносимой боли.

В этот вечер Бенджамин и Даниэль снесли Дженну вниз и, закутав в теплые накидки и уложив на дно повозки, вместе с новорожденным отвезли в дом плотника. Там ее уложили в постель, а ребенка – в резную деревянную колыбель, заранее изготовленную его отцом. И мать, и дитя скоро заснули, а Бенджамин то и дело взбегал наверх, чтобы взглянуть на них.

В очередной раз спустившись вниз, он, довольно улыбаясь, расположился в своем любимом кресле у огня, и старый ворчливый кот Руттеркин, не дожидаясь приглашения, забрался к нему на колени. Бенджамин смотрел на пламя и думал о том, как хорошо сидеть дома в такую ночь, когда за дверями дует холодный соленый ветер, днем притихший, но к вечеру снова разошедшийся во всю мочь.

Его мысли обратились к Деборе, нашедшей временное пристанище совсем недалеко, в доме Томаса Стивена. Бенджамин надеялся, что она либо вернется к Ричарду, которого в этот день почему-то не было в церкви, либо навсегда покинет Мэгфилд.

Поднявшись, он подошел к окну. Небо полыхало странным розовым светом, как будто сейчас был рассвет, а не поздний вечер. Недоумевая, что могло вызвать такое яркое свечение, Бенджамин распахнул дверь и вышел на крыльцо.

Ветер яростно ударил ему в лицо, и, кроме соленого дыхания океана, Бенджамин ощутил едкий за пах дыма, ударивший ему в ноздри. Где-то в деревне пожар, – догадался он.

Выскочив на дорогу, он увидел, что и из других домов выбегают люди. Смешавшись с быстро движущейся толпой, Бенджамин спросил.

– Что горит?

– Дом Томаса Стивена. Пламя уже перекинулось на соседний коттедж.

– Томас спасся?

– Его нигде не видно. Наверное, все они остались в доме.

– Все?..

– Он, Сара и Дебора Мейнард.

– О, Господи! – только и вымолвил Бенджамин и побежал еще быстрее.

Завернув за угол, он увидел, что дело безнадежное. Оба дома успели сгореть практически дотла, а раздуваемые ветром языки пламени уже начали лизать следующий дом и сарай.

– Они не могли спастись, – произнес Бенджамин, останавливаясь.

– Говорят, что и ребенок там. Вроде бы Сара принесла его домой, чтобы Дебора Мейнард могла с ним повидаться.

Бенджамин в ответ только покачал головой. Раз говаривать было некогда, люди выстроились цепочкой и начали передавать друг другу ведра с водой.

– Если мы не остановим его сейчас, вся деревня может сгореть, – раздался за спиной Бенджамина хорошо поставленный властный голос.

Обернувшись, он увидел, что сам сэр Томас Мэй покинул дворец и работает наравне со всеми.

Лишь после полуночи судьба улыбнулась им. Ветер начал стихать, огонь бушевал уже не так яростно, и вскоре был укрощен. Через несколько часов, когда появилась возможность приблизиться к дымящимся развалинам, мужчины вошли внутрь в поисках тел. Все они были там. Томас и Сара, которых узнали только потому, что это не мог быть никто другой, Дебора, опознанная по обручальному кольцу, которое когда-то подарил ей Ричард Мейнард, и ребенок – крошечная груда пепла и обгоревших костей, лежавшая рядом с телом матери.

Несмотря на то, что Дебору давно причислили к женщинам легкого поведения, многие плакали. Еще больше слез было пролито, когда в соседнем доме нашли останки матушки Бини, доброй пожилой вдовы.

Только на рассвете кто-то догадался послать в Бэйнден за Ричардом Мейнардом. Он появился лишь через час, всклокоченный, с опухшими веками и запахом перегара.

– Кто это сделал? – вот и все, что он смог сказать. – Кто это сделал, я спрашиваю?

– Никто. Такова, видно, была воля Божья. Ветер так быстро раздул пламя, что им уже невозможно было помочь.

– Вы должны были раньше послать за мной. Я сумел бы вытащить свою жену из огня! Вы знаете, что она собиралась вернуться ко мне. Мы помирились, и все у нас было хорошо. А теперь она умерла…

Ричард уронил голову в ладони, его тело затряс лось от рыдании. Несмотря на всю трагичность происходящего, Бенджамин подумал, что никогда не видел более отталкивающего зрелища. Фермер выглядел так, словно уже несколько дней спал, не раздеваясь. Исходившее от него зловоние заставляло заподозрить, что он не мылся и не менял одежду, по крайней мере, месяц.

Сэр Томас Мэй уже успел вернуться во дворец, и слово взял мистер Лак, викарии.

– Увы, все это трагическая, нелепая случайность, любезный господин Мейнард. Примите наши искренние соболезнования и молитвы.

Ричард возвысил голос, и Бенджамину показалось, что он видит перед собой сумасшедшего.

– Да, молитвы пригодятся нам и сегодня, и в последующие дни. Я знаю, кто убил моих жену и сына, и намерен позаботиться о возмездии.

– Что вы имеете в виду? О чем вы?

– Я утверждаю, что это дело рук дьявола.

Воцарилась мертвая тишина, которую нарушил молчавший до сих пор констебль. Его избрали совсем недавно, и он еще достаточно серьезно относился к своим почетным, но неоплачиваемым обязанностям.

– Вы кого-нибудь обвиняете, Мейнард?

– Вот именно – Ричард обернулся, чтобы поглядеть на Бенджамина, стоявшего на краю толпы в каком-то оцепенении. – Я обвиняю жену этого человека, подлеца, который изнасиловал мою собственную жену и позволил, чтобы ее опозорили перед всеми вами. Я обвиняю Дженну Мист в том, что она с помощью колдовства вызвала этот пожар, чтобы погубить мою семью.

– Я подтверждаю, что Мейнард говорит правду, – вдруг вкрадчиво промурлыкала Мауд. – Бенджамин так и не смог оставить в покос Дебору Мейнард. Он был с ней даже в ту ночь, когда его жена рожала. Ничего удивительного, что Дженна решила отомстить.

– Это очень серьезное обвинение, – покачал головой констебль. – Что ты на это скажешь, Бенджамин?

– Что это чудовищное нагромождение лжи. Дженна еще не оправилась от родов и не встает с пастели. Как же она могла совершить такое?

– Это не должно было составить труда племяннице Алисы Кэсслоу, – зловеще произнесла Мауд. – У нее дурной глаз. Разве она не приворожила тебя самого, Бенджамин, внушив тебе недозволенную любовь?

Бенджамин, опешив и раскрыв рот, в ужасе уставился на нее, но от ярости не мог вымолвить ни слова. Наконец он прохрипел.

– Моя жена не ведьма! Все вы лжецы и клеветники. Меня никто не заколдовывал. Я женился на Дженне по любви, а не из-за магии.

– Странная это любовь, если она позволила тебе изменять жене со своей прежней привязанностью. По-моему, это подсудное дело.

И тут Бенджамин, не выдержав, совершил самую большую глупость в своей жизни: оттолкнув констебля, он очертя голову бросился на Мейнарда, крича:

– Ублюдок! Мерзкий ублюдок! Вы все тут сговорились, я знаю!

Он всадил кулак в физиономию Ричарда и от души порадовался, почувствовав, что выбил своему врагу зуб. Грубые руки оторвали его от Мейнарда, и тот поднялся на ноги, сплевывая кровь и кашляя. Вдруг раздался торжествующий вопль Мауд. «Смотрите!» – и все головы повернулись в том направлении, куда она указывала.

Бенджамин тоже обернулся и, к своему ужасу, увидел Руттеркина, белоснежного кота Дженны. Тот сидел посреди улицы, облизываясь и вытирая морду длинной белой лапкой.

– Вот доказательство! – победно кричала Мауд – Она не смогла прийти, но прислала сюда свою тварь!

Толпа взревела. «Ведьма! Ведьма!» – и двинулась от места пожарища к дому плотника.

Глава тридцатая

В первый апрельский день 1611 года прошел теплый, свежий весенний дождик, дочиста вымытая деревня засияла белизной домов и зеленью молодых газонов. Констебль вел во дворец молодую ведьму – высокую, стройную, с черными волосами и золотистой кожей, вел пред светлые очи сэра Томаса Мэя, мирового судьи.

И девушка, идущая по улицам в это светлое, ясное утро, девушка, полная любви и добра, молодая мать, чей ребенок, тараща глазенки, остался дома в колыбели, знала, что она очень близка к тому, чтобы погрузиться во тьму небытия.

Очутившись перед сэром Томасом – невысоким, с козлиной бородкой, глуповатым и расточительным, Дженна сказала.

– Я знаю, сэр, что против меня выдвинуто обвинение, но, умоляю, скажите мне, в чем моя вина.

На что он ответил:

– Дженна Мист, если ты будешь откровенна и чистосердечно во всем признаешься, то можешь рассчитывать на благосклонность и снисхождение.

Потемнев лицом и выпрямившись, Дженна сказала:

– Сэр, моя совесть чиста. Я не имею никакого отношения к смерти Деборы Мейнард и маленького Ричарда. Сэр Томас, скажите мне, в чем моя вина.

Тогда он заговорил очень строго:

– Дженна Мист, у тебя найдена книга. Пока тебя вели сюда, люди констебля обыскали твой дом, нашли шкатулку, вскрыли ее и обнаружили вот это, – сэр Томас вынул из ящика и сунул Дженне под нос тетрадь Алисы Кэсслоу. – Что ты на это скажешь?

– Эту книгу написала тетка моего отца, умершая в Хоршемской тюрьме.

– И ты хранила такую чудовищную вещь? Почему ты давным-давно не сожгла ее?

– Это был труд всей ее жизни, сэр Томас. У меня не хватило сил уничтожить его.

Наступила тишина, и они молча смотрели друг на друга, пока сэр Томас не сказал:

– А скажи-ка мне, Дженна Мист, случалось ли тебе самой пользоваться этой книгой и готовить описанные в ней снадобья?

– Да, сэр. Я готовила лечебные и косметические средства, в частности, по просьбе вашей супруги.

Этого не следовало говорить, и Дженна тотчас же поняла это.

Сэр Томас нахмурился:

– Не надо умничать, девочка. Ты прекрасно поняла, о чем я спрашиваю. Приходилось ли тебе использовать колдовские снадобья, чтобы подчинить себе чью-то волю? Помни, если ты чистосердечно обо всем расскажешь, то с тобой обойдутся со всей возможной мягкостью.

Дженна колебалась, и сэр Томас решил надавить как следует:

– Вчера я допрашивал Ричарда Мейнарда и матушку Мауд. Оба они утверждают, что ты приворожила Бенджамина Миста, внушив ему любовь недозволенными способами. Более того, Мейнард клянется, что видел, как ты нагишом возвращалась с какого-то сатанинского ритуала. Это очень серьезные обвинения, Дженна. Говори, приворожила ли ты своего мужа?

Тысячи мыслей вихрем пронеслись в голове Дженны, и она впервые по-настоящему испугалась. Если она будет продолжать молчать, то за это ее могут наказать так же сурово, как если она заговорит. Какой бы путь Дженна ни избрала, все равно она подвергается смертельной опасности. Наконец она нерешительно призналась:

– Да, я давала Бенджамину любовный напиток, сэр Томас.

– Один раз или несколько?

– Я… я не помню.

Сэр Томас нетерпеливо фыркнул:

– Ты сама осложняешь себе жизнь. Я все время твержу, что ты должна говорить со мной открыто и правдиво. Как часто ты давала мужу любовное зелье?

– Один раз в неделю.

Мировой судья откинулся на спинку кресла и удовлетворенно кивнул. Когда он заговорил вновь, в его голосе появилась вкрадчивая кошачья мягкость.

– Я рад, Дженна, что ты начала проявлять благоразумие. Теперь давай поговорим о твоей адской твари, о твоем демоне. Из какого места ты даешь ему сосать твою кровь?

Дженна в ужасе уставилась на него.

– О чем вы говорите? У меня нет никакого демона.

– А я думаю, что есть. Разве у тебя нет белого кота по кличке Руттеркин?

– У меня есть кот, но это смирное, безобидное создание.

– Это мы еще посмотрим. Тебя осмотрят, Дженна, чтобы узнать, нет ли у тебя на теле соответствующих следов. И если они будут найдены, тогда нам придется продолжить эту тему.

Если они будут найдены! Дженна знала, что любое пятнышко, родинка, царапина, словом, любая отметина на ее теле будет рассматриваться как ранка, через которую злой дух пил ее кровь.

– Господи, помоги мне! – взмолилась она. – Сэр Томас, я не ведьма. Это правда, я использовала травы, чтобы завоевать любовь Бенджамина, но все эти разговоры о злых духах и демонах – ужасная ложь и несправедливость.

– Посмотрим, – еще раз повторил сэр Томас. – Далее. Что ты можешь сказать по поводу смерти Деборы Мейнард и ее сына?

– Ничего. Я была дома, лежала в постели. Как я могла что-либо сделать, если не в силах была пошевелиться?

– Очень просто, послав своего демона, чтобы он выполнил твое приказание. И многие подтверждают, что эта тварь вернулась туда на следующее утро, чтобы взглянуть на дело ваших рук.

Заливаясь слезами, Дженна упала на колени.

– Умоляю вас, сэр Томас, поверьте мне. Я невиновна в смерти Деборы Мейнард. Зачем мне было убивать ее?

– Потому что вы застали с ней своего мужа.

– Но это было давно. Мы помирились, и я простила его.

– Согласно показаниям матушки Мауд, Бенджамин и Дебора до последнего времени оставались любовниками. Она видела их вместе в ту самую ночь, когда ты рожала.

Дженна закрыла лицо руками.

– Они не успокоятся, пока не покончат со мной, не так ли? Сэр Томас, вы должны поверить, что я неповинна в возникновении пожара и последовавших за ним смертях.

Пугающе спокойным тоном он переспросил:

– Должен поверить? Почему? Дженна Мист, по твоему собственному признанию, ты прибегала к ворожбе, чтобы добиться недозволенной любви. Почему я должен верить, что ты не могла пойти на более серьезное преступление? Я недоволен твоими ответами. Ты будешь заключена под стражу, и остаток этого дня и ночь проведешь в доме констебля. Завтра я поговорю с остальными свидетелями, а потом вновь допрошу тебя.

Дженна бросила на него взгляд, исполненный непередаваемой душевной муки.

– А как же мой ребенок? Кто его накормит?

– Не бойся, о нем позаботятся.

– Но я боюсь! Боюсь клубка лжи, который все туже затягивается вокруг меня. Я боюсь за свою жизнь, если мои враги будут продолжать клеветать на меня.

Сэр Томас встал.

– Самое лучшее для тебя – честно признаться в своих преступлениях. Помни об этом, когда завтра я снова буду тебя допрашивать. Констебль! Уведите ее.

Увидев, как констебль и его помощник выводят Дженну из дворца, Бенджамин едва не заплакал от отчаяния. Он был уверен, что даже если ситуация сложится не лучшим для Дженны образом, ее вес равно отпустят домой. Все это время, в ожидании слоняясь вокруг дворца, он ни на минуту не предполагал, что ее могут взять под стражу, как преступницу.

Бенджамин бросился вдогонку, чтобы поговорить с женой, но наткнулся на резкое:

– Бенджамин Мист, тебе не дозволяется говорить с задержанной.

– Но она моя жена!

– Тем более.

Он побрел вслед за стражниками, выкрикивая:

– Но наш ребенок нуждается в еде! Ведь она кормит его грудью. Разрешите мне, по крайней мере, принести его, чтобы он не умер с голоду!

Констебль обменялся взглядом с помощником.

– Ну ладно, но только один раз. Завтра тебе придется найти ему кормилицу.

– Зачем? Как долго она пробудет в заключении?

– Об этом спроси у сэра Томаса Мэя.

Как безумный, Бенджамин помчался домой, выхватил сына из рук соседки и поспешил назад, к дому констебля. Там ему удалось обменяться с женой несколькими фразами.

Когда она села, обнажив свои красивые полные груди, чтобы по очереди приложить к каждой из них ребенка, жена констебля ненадолго вышла из комнаты, и Дженна с Бенджамином остались наедине.

– Боже мой, что случилось? – хриплым от волнения шепотом спросил он.

– Сэр Томас обвинил меня в том, что я с помощью колдовства недозволенными способами приворожила тебя, и в том, что я вызвала смерть Деборы и ее ребенка.

– А что ты ответила?

– Что я приворожила тебя. И это правда. О Бенджамин, прости мне этот грех.

Бенджамин нетерпеливо отмахнулся.

– Я уже давным-давно простил тебя.

– Ты знал?!

– Конечно, знал, но сейчас это не имеет значения. Тебе не следовало ничего говорить. Нужно было молчать.

– Но тогда меня могли посадить в тюрьму за отказ давать показания. Сэр Томас пообещал, что если я буду откровенна, то со мной обойдутся по-хорошему. Вот я и призналась.

Из-за двери послышались шаги жены констебля.

– Ох, Бенджамин, что же мне делать?

Дверь открылась, и они не могли продолжать разговор. Дженна осторожно вытащила сосок из ротика уснувшего младенца.

– Кто же будет его кормить?

Жена констебля, женщина в общем-то добрая, посоветовала.

– Попробуйте обратиться к Юфори Гудсби. Она недавно опять родила.

– А кто же будет за ним присматривать?

– Я отнесу его к Агнес и Даниэлю. Они помогут.

Дженна горько улыбнулась.

– Передай им мою любовь. Это единственное, что у меня осталось – и еще моя любовь к тебе.

Наклонившись, чтобы взять ребенка, Бенджамин, не обращая внимания на наблюдавшую за ними женщину, крепко поцеловал Дженну в губы.

– Я люблю тебя. Я всегда буду с тобой, что бы ни случилось.

На секунду они обнялись, но тут вошел констебль и оторвал их друг от друга.

– Уходите, Мист, – распорядился он. – Мне не нужны неприятности. И не беспокойте нас.

– Ну, уж нет, – отозвался Бенджамин. – Я обещаю вам беспокойство и неприятности каждую минуту до тех пор, пока моя жена не окажется на свободе.

Но, выходя из комнаты с ребенком на руках, он выглядел маленьким, беззащитным и растерянным.

Как только Том Мэй прочитал письмо от матери, то понял, что должен возвратиться в Мэгфилд. Под предлогом тяжелой семейной утраты он покинул Кембридж и вернулся в бурлящую, как растревоженный улей, суссекскую деревушку. Тут и там стояли оживленно разговаривающие группки людей и, проезжая по центральному тракту, Том чувствовал на себе их пристальные взгляды. Сворачивая под арку ко дворцу, юноша недовольно пробормотал. «Сукины дети!», но все-таки помахал им украшенной пером шляпой перед тем, как скрыться из виду.

Во дворце царила необычная тишина, и молодой человек сразу же догадался, что его родители поссорились. Увидев заплаканную, с опухшими глазами мать, он понял, что размолвка гораздо серьезнее, чем он предполагал.

Она поспешила обнять его, а затем, отстранившись и оглядев сына, со свойственной матерям гордостью подумала, что он не мог бы быть более красивым, даже если бы захотел.

– Очень печальные новости, Том, – наконец заговорила леди Мэй. – Твой отец три раза допрашивал Дженну Мист, и она призналась, что приворожила Бенджамина, но отрицала, что вызвала пожар и последовавшие за ним смерти. Он, однако, считает, что Дженна должна предстать перед судом, и отправил ее в Хоршемскую тюрьму.

– О, Господи, – промолвил Том, усаживаясь рядом с матерью. – Что же нам делать?

Им все сильнее овладевала мысль, что он должен способствовать освобождению Дженны, чтобы иску пить какую-то давнюю вину.

– Том, я думаю, что ты единственный, кто в состоянии убедить Мауд изменить показания. Старая сплетница всегда питала к тебе слабость, и я думаю, что ты мог бы уговорить ее отступиться.

– Ты действительно так думаешь?

– Попытка не пытка. Нужно делать все возможное. Что говорить, я так обеспокоена, что даже подумываю обратиться за помощью к Роберту Морли.

Том задумчиво поглядел на мать и покачал головой.

– Я не уверен, что он тот человек, к которому следует обращаться.

– Почему ты так говоришь?

– Мама, у меня всегда было чувство, что в этой женщине, Деборе Мейнард, есть что-то дьявольское. Я не верю, что она могла так долго прожить в Глинде и не стать любовницей господина Морли.

– Том, нельзя говорить такие вещи! Это клевета!

– Тем не менее, представь, однажды я солгал ради этой девушки. Она упросила меня сказать ее родителям, будто из-за несчастного случая провела ночь во дворце. Я в жизни не был в более дурацком положении. Конечно, я тут же начал заикаться, и папаша Вестон смотрел на меня так, будто это я совратил его проклятую дочь.

Даже при воспоминании о той сцене речь Тома стала более затрудненной, и матери приходилось делать усилие, чтобы понять его.

– Да, но и Мейнард, и Кэсслоу – арендаторы господина Морли, и я думаю, мы должны поставить его в известность о случившемся.

– Хорошо. Если ты настаиваешь, я съезжу к нему.

– Да, прошу тебя, Том, будь так любезен.

– А что же Мейнард? Ты ничего не сказала о нем.

При упоминании этого имени леди Мэй вздрогнула и побледнела.

– Не приближайся к этому человеку, в нем есть что-то ужасное. Мне кажется, Том, что он сам устроил пожар, а потом взвалил вину на Дженну. Я думаю, что он сумасшедший.

– Но если то, о чем ты говоришь, верно, то он не настолько безумен, чтобы не суметь сообразить, как безнаказанно уничтожить двух женщин.

Леди Мэй тяжело вздохнула, вдруг показавшись сыну постаревшей.

– Судьба против Дженны, Том. Боюсь, что все наши попытки помочь ей обречены на провал.

– А что думает ее муж?

– Бенджамин? Я не знаю. С тех пор, как Дженну увезли в Хоршем, он исчез.

– О-о, моя дорогая, – покачал головой Том, – хотелось бы мне знать, что он собирается делать. Боюсь, что он замышляет что-то недоброе.

– Кто знает? – еще раз вздохнула леди Мэй. – Кто знает?

Приоткрыв рот, Ричард Мейнард дремал, сидя возле очага. Из накренившегося стакана, который он держал в руках, лилась тонкая струйка вина, стекая по его ногам. В нем с трудом можно было узнать того человека, каким он был еще год назад. Тогда, если бы не мертвенно бледная кожа и не чересчур красные губы, он мог сойти за интересного мужчину, но теперь изменился до неузнаваемости. В выпученных глазах появился тусклый стеклянный блеск, на полуоткрытых оттопыренных губах пузырилась слюна, светлые волосы свалялись и превратились в грязную паклю. От Ричарда за версту несло отвратительной смесью пота, мочи и немытого тела, а одежда выглядела так, будто он спал в ней уже год.

Огонь начал угасать. Ричард заснул крепче. Ему снилось, что он женат на Смуглой Леди, но любит другую, – другую, с серебристо-светлыми волосами и яркими, как лесные колокольчики, синими глазами. Во сне Ричард мчался, преследуя ее, по лесам и лугам колдовской долины. Вдруг послышался звук инетрумента, похожего на лютню, и Ричард поймал себя на том, что бормочет: «Черт бы побрал этого идиота. Вечно он тут как тут». Музыка продолжалась, аккомпанируя его неустанному бегу, и вот Ричард устремился в чащу в надежде наконец настигнуть предмет своей любви.

Перед ним была золотая, залитая солнцем поляна, посреди которой стояла девушка. Ричард ринулся к ней. Она стояла неподвижно, и ему показалось, что она улыбается, но черты ее были полускрыты тенью листвы и упавшей на лицо прядью. Ричард простер к ней руки. «Я люблю тебя», – вымолвил он и наклонился, чтобы поцеловать ее, но лицо, которое смотрело на него, оказалось лицом Бенджамина Миста, и Ричард в ужасе отпрянул назад. Прекрасная убегающая девушка и плотник оказались одним и тем же существом. Сладкая греза превратилась в ночной кошмар.

Ричард застонал, открыл глаза, возвращаясь к реальности, и увидел спящих возле своих ног собак. Шерсть у них на загривках почему-то вдруг встала дыбом. Мейнард издал вопль отчаяния, в сочетании с волной ледяного воздуха это могло означать лишь одно – где-то неподалеку разгуливает Смуглая Леди.

Ричарду срочно понадобилось облегчиться, открыв дверь, он вышел из дома и пристроился возле крыльца. Посреди этого занятия он был совершенно врасплох застигнут неожиданным нападением, какой-то человек, как вихрь, налетел на него из темноты, опрокинул на землю и начал избивать.

– Что за чума? – завопил Ричард. – Кто это?

Вместо ответа его противник удвоил усилия, пиная его без разбора куда попало. Корчась от боли, Мейнард простонал:

– Ты ублюдок, Мист. Я убью тебя.

В ответ он получил два мощнейших удара, после которых, как ему показалось, он уже никогда не оправится.

– Ты… меня… убиваешь, – прохрипел он.

– Тем лучше, – произнес грубый голос, и при свете появившейся луны Ричард наконец смог раз глядеть нападающего – это был совершенно незнакомый ему человек.

– Кто… ты?.. – спросил Мейнард, изо всех сил цепляясь за ускользающее сознание.

– Тот, кого ты больше никогда не увидишь. Я здесь, чтобы отомстить за твою жену, вот все, что тебе следует знать.

Все погрузилось во тьму, Ричард остался в беспамятстве лежать на земле, и только удаляющийся топот копыт эхом отдавался в ночи.

Снаружи дом Мауд, неестественно большой, окруженный окрашенным в белый цвет деревянным забором, всегда напоминал Тому Мэю корабль. Он казался слегка накренившимся, как входящее в порт судно, и стоял в стороне от центрального тракта, на восточном склоне, совсем недалеко от дворца. Глядя на него, Том невольно подумал, что домик слишком хорош для такой мерзкой старой ведьмы, как Мауд.

Хотя до дворца было рукой подать и Том легко мог дойти пешком, сегодня он предпочел приехать на лошади, одевшись как можно наряднее, как и подобало сыну владельца поместья. С некоторым изумлением он обнаружил, что Мауд, как будто соревнуясь с ним, разоделась в яркое, тяжелое платье, в котором Том без труда признал один из бывших туалетов своей матери, да еще и напялила на голову огромную бесформенную шляпу.

– Вы очень празднично выглядите, матушка Мауд, – удивленно протянул он. – Какая замечательная шляпка.

– Я надевала это на свадьбу Дженны, – с притворной грустью ответила Мауд. – И на свадьбу Деборы. Кажется, вес это было так давно. Как много печали в этом мире.

Это замечание давало Тому прекрасную возможность начать разговор, ради которого он приехал, и, усевшись за грубо сколоченный стол и отпив глоток эля, он начал:

– Воистину печально, что те веселые празднества так грустно закончились – Дебора мертва, а Дженна по безосновательному обвинению брошена в темницу.

Глаза Мауд сразу сделались твердыми, как камешки: