Текст книги "Уснуть и только"

Автор книги: Дина Лампитт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 32 страниц)

Глава тридцать четвертая

По ясному весеннему небу цепочкой катились облака самой невероятной формы, размеров и цветов: одни были похожи на маргаритки с торчащими в разные стороны лепестками, другие – на сиреневые гиацинты, третьи напоминали белые розы, которые вот-вот должны были распуститься в саду около Венбэнса – большого дома, расположенного в верх ней части Бивелхэмской долины под таинственной сенью леса Снейп-Вуд.

Отражения облаков в ручье, стекавшем с холма на поля, плясали и искажались в такт движению крошечных волн и легкой ряби, а потом и вовсе исчезли, когда чья-то рука, швырнув камень, разбила чудесное водяное зеркало.

Человек, бросивший камень, поднял голову, хмуро взглянув на те же самые облака, которые только что отражались в воде, вошел в дом и, подойдя к одной из дверей, принялся громко стучать, выкрикивая:

– Кит! Кит, ради Бога, проснись! Я принес интересные новости.

Затем он направился на кухню и, несмотря на ранний час, налил себе большой стакан эля. Это был молодой человек весьма необычной внешности: очень маленький и темный, с густой однодневной щетиной на подбородке, до странности светлыми глазами, окруженными глубокими темными тенями, и продетой в одно ухо серьгой в виде золотого кольца.

Поскольку сверху по-прежнему не доносилось ни звука, он подошел к подножию лестницы и заорал во все горло:

– Кит, сдох ты там, что ли? Спускайся сюда! Послышалось невнятное бормотание, и через минуту наверху появился мужчина с заспанными глазами.

– Какого черта? – поинтересовался он. – Эдвард, это ты?

– Конечно, это я, – ответил тот. – Я был в Мейфилде и видел Лихого. Плохие новости.

Кит встрепенулся и быстро спустился вниз.

– Ну, что там? – спросил он, усаживаясь за грубый деревянный стол и, зевнув, тоже налил себе эля.

– Какой-то человек, по внешнему виду джентльмен, нынче ночью ограбил карету сквайра Бейкера на спуске с моста Пенни-Бридж.

Кит выпрямился.

– Со времен Шестнадцати Висельников в наших краях не было ни одного грабителя. Кто же это?

– Никто не знает. Лихой говорит, что у того странное произношение. Он не из здешних.

– Так пусть лучше катится туда, откуда пришел. Я не потерплю здесь чужаков. Выясни, кто он такой, Тед, да поскорее.

Эдвард кивнул.

– Завтра в Сифорд прибывает бренди. Говорят, там будет не меньше сотни бочек.

– И ценные письма в Лондон. Думаю, я прогуляюсь туда сегодня утром, посмотрю, что к чему. – Кит встал. – Но я хочу, чтобы ты остался здесь, Тед. Мне нужно побыстрее разузнать, кто этот малый. Пусть он будет хоть двадцать раз джентльмен, мы не позволим ему портить нам жизнь. Черт бы побрал этого ублюдка!

Эдвард выглядел разочарованным, но не стал спорить.

– Я постараюсь выследить его к тому времени, когда ты вернешься, Кит. – Вспомнив что-то, он вдруг рассмеялся. – Лихой говорит, что в карсте была одна из мисс Тревор, так этот парень ее не тронул.

Кит задумчиво поскреб пальцем подбородок.

– Понятно, любитель красивых куколок. Это не доведет его до добра.

– Ясное дело, не доведет, – согласился его брат.

На чердаке не было окон, и свет проникал туда только через щели в крытой тростником крыше. Комната, однако, была довольно просторной – в ней помещались кровать, деревянный сундук, стул, таз для умывания и кувшин. Повсюду была разбросана одежда: бриджи, рубашка, куртка, плащ для верховой езды, сапоги и черная шляпа. На стуле висели женские вещи: красная нижняя юбка, чулки, платье, чепец с сатиновыми оборками, а рядом стояла пара туфель с пряжками. Владельцы одежды спали в узкой стоящей у стены кровати.

Первым проснулся мужчина и, вытянув руки из-под одеяла, потянулся. Это движение разбудило девушку, она шумно зевнула и тут же с подозрением взглянула на своего любовника.

– Итак, ты уже дома, Джейкоб Чаллис. Я и не слышала, как ты вернулся. Куда ты ездил?

Он рассмеялся.

– К Пенни-Бриджу и назад. Весьма успешная вылазка, Эмми. Первый раз я попытал счастья в Мэйфилде и сразу попал на местного сквайра.

– И много у него было?

– Шкатулка с деньгами, украшения, табакерки.

– Он был один?

Чаллис замялся.

– С ним была женщина, но на ней были только безделушки. Кажется, ее зовут Генриетта Тревор.

– Должно быть, одна из глиндских Треворов. Наверное, старшая, раз ездила в Лондон. У нее необыкновенно красивая мать, а отец умер года два назад. Титул сквайра теперь перешел к малышу.

– К малышу?

– Да, к брату Генриетты. У миссис Тревор было уже девять дочерей, когда напоследок она произвела на свет сына. Полагаю, что старый сквайр был настолько ошеломлен этим, что вскоре отправился на тот свет.

Джейкоб вылез из постели и начал одеваться.

– Мне здесь нравится. Добыча обещает быть великолепной.

Эмми окинула его долгим загадочным взглядом и после паузы ответила.

– Да, пока ты не встанешь поперек дороги Киту Джарвису.

Джейкоб обернулся.

– А это еще кто?

– Предводитель здешних контрабандистов. Он известен всему Суссексу. Его настоящее имя – Габриэль Томкинс, но он предпочитает кличку Кит. Он был каменщиком, пока несколько лет назад не занялся совиным промыслом.

– Совиным промыслом? Что это значит?

– Так называют контрабанду шерсти. Сейчас Кит занимается в основном спиртом и чаем, не говоря уже о шелке и кружевах. Он сторонник Претендента – публично пил за его здоровье, когда Джейми высадился в Англии в 1715 году.

Джейкоб поднял брови.

– Звучит неплохо. Достойно настоящего мужчины.

– А он и есть настоящий мужчина, – мягко заверила Эмили.

Надев сапоги, Чаллис подошел к двери.

– Пойду пройдусь. Просто посмотрю, что к чему.

– Будь осторожен. Смотри, чтобы никто тебя не узнал.

– А меня никто и не видел.

С каким-то сверхъестественным прозрением Эмили вдруг спросила.

– Даже мисс Тревор?

– Даже мисс Тревор. Пожалуйста, поторопись. Я голоден, как волк.

Оставив ее, Джейкоб спустился в кухню, по пути с удовольствием втягивая ноздрями аромат свежеиспеченного хлеба. Возле печи, орудуя ухватом, стояла Лиззи, мать Эмили.

Вынув очередной горячий каравай, она повернулась к Джейкобу и улыбнулась, приоткрыв полу сгнившие коричневые зубы. Когда-то она была такой же хорошенькой, как дочка, но времена эти давно миновали. Теперь она превратилась в бесформенный темноглазый обрубок с седеющими космами, торчащими из-под засаленного чепца. Почему-то всякий раз при виде нее сердце Чаллиса наполнялось дурными предчувствиями.

Когда он подошел ближе, улыбка Лиззи стала еще шире.

– Я слышала, как ты вернулся. Охота была удачной?

– Очень. Мне повезло, наткнулся на сквайра Бейкера, он как раз возвращался из Лондона.

– Но никто не видел, что ты поехал сюда?

– Никто.

– Отлично, – еще раз улыбнулась она.

Лиззи опять повернулась к печи, а Чаллис вышел на крыльцо и с удовольствием поглядел на открывшуюся ему картину. Вокруг простирались изумрудно-зеленые поля, за ними виднелись покрытые темными лесами округлые холмы, заслонявшие Пенни-Бридж и идущий от него крутой спуск, где экипажи вынуждены были ползти, как улитки, чтобы не перевернуться. Кроме трех домишек на вершине холма, вокруг не было ни одного строения. Трудно было представить себе более подходящую местность, где джентльмен удачи мог бы спокойно заниматься своим делом.

Джейкоб сделал глубокий вдох. Бодрящий запах свежего хлеба смешивался с приятными апрельскими ароматами. Внезапно Чаллис почувствовал себя счастливым, как будто вернулся домой после долгого путешествия. Он радовался случайному повороту судьбы, приведшему его в таинственный и прекрасный Суссекс. Теперь Джейкоб был уверен, что принял правильное решение. Он уже полюбил эту землю, получил хороший улов, успел познакомиться с самой привлекательной и волнующей женщиной, которую когда-либо видел. Сердце Джейкоба ускорило свой бег, когда он представил себе эти причудливые ямочки на щеках. Вздохнув, он вернулся в дом, притягиваемый волшебным ароматом горячего хлеба.

Генриетта долго не могла до конца проснуться, потягивалась и зевала, оглядывая строгие, изящные линии бывшей комнаты Рут, и снова удивлялась тому ощущению спокойствия и близости, которое возникало у нее всякий раз, когда она бывала во дворце. Конечно, она очень любила Глинд с его длинными галереями, пурпурной столовой, но он никогда не занимал в ее сердце такого места, как древний дворец в Мэйфилде.

Она выбралась из постели и накинула пеньюар. Накануне вечером Сара довольно небрежно распаковала ее вещи, и теперь изумрудно-зеленое платье, которое Генриетта собиралась надеть, еще не было приведено в надлежащий вид. Девушка позвонила в колокольчик, надеясь, что ее горничная уже встала и поможет ей привести себя в порядок. Сара не замедлила явиться, и не прошло и тридцати минут, как мисс Тревор была одета, причесана и готова спуститься в столовую.

Сегодня в доме было на удивление безлюдно и тихо, лишь старый сквайр Бейкер сидел в столовой, когда-то бывшей приемной архиепископа, и поглощал свой завтрак. Только по очень торжественным случаям Бейкеры обедали в большом зале, но в последние годы такие случаи выпадали вес реже и зал постепенно начал ветшать.

Генриетта сделала реверанс и подошла поздороваться со сквайром. Цветущее лицо старика повернулось к ней, несколько мгновений он сверлил ее подозрительными глазами-буравчиками, но, наконец, поняв, кто перед ним, прохладно улыбнулся.

– Доброе утро, сквайр Бейкер. Я ищу Люси. Вы не знаете, где она?

В груди у сквайра что-то загрохотало, потом он ответил:

– Она во флигеле, ухаживает за кучером. Вы ведь знаете, он был ранен. Говорят, на Пенни-Бридж опять появился какой-то проклятый разбойник. Дай те мне только до него добраться, я повешу мерзавца! В кандалы! Сброд, негодяи! Всех их надо перевешать!

Генриетта поежилась, живо представив себе жуткую агонию висельника.

– Тогда я схожу туда к ней.

Старик, набивший рот сдой, только махнул рукой в ответ, и Генриетта вышла из столовой, спустилась по парадной лестнице, пересекла двор, и, обойдя кухни, направилась к флигелю, где жили слуги. Услышав голос Люси, она поднялась в маленькую ком натку, где помещались только кровать и сундук. Там она обнаружила спокойно спящего раненого и свою подругу, погруженную в серьезную беседу с каким-то мужчиной. Услышав шаги Генриетты, они вздрогнули и обернулись.

– О-о, – воскликнула Люси, слегка покраснев, – Генриетта, дорогая! Я не слышала, как вы подошли. Мы с мистером Лэнгхемом, хирургом, сидели возле бедняги Сэйера. Мистер Лэнгхем извлек пулю из его плеча. Давайте я вас познакомлю. Генриетта, это мистер Джон Лэнгхем из Лакхерст-Холла. Джон, это мисс Генриетта Тревор из Глинда.

– Как поживаете, мисс Тревор? – спросил хирург и, встав, вежливо поклонился.

Генриетта в ответ присела и пробормотала обычное приветствие, в то же время исподтишка внимательно наблюдая за новым знакомым.

Она пришла к выводу, что ему около пятидесяти лет и что его никак нельзя назвать красивым из-за лунообразного лица и склонности к полноте, но не могла не обратить внимания на его замечательные, глубокие и проницательные глаза. Генриетта сразу прониклась расположением к доктору. «То же самое, – подумала она, – относится и к Люси Бейкер, чья манера обращения с Лэнгхемом свидетельствовала о глубокой привязанности». Генриетта от всей души пожелала, чтобы хирург оказался холостяком и ее дорогая подруга, наконец, могла обрести счастье.

– Вы уже завтракали? – спросила Люси и, когда Генриетта отрицательно покачала головой, предложила: – Тогда мы можем перекусить вес вместе. Джон, вам обязательно нужно поесть после такой утомительной ночи.

– С удовольствием, – ответил он, еще раз поклонившись. – Пожалуй, перед отъездом мне еще следует взглянуть на Филадельфию.

– Да, прошу вас. Сегодня утром она не смогла встать. – В ответ на удивленный взгляд Генриетты Люси пояснила: – Вы же знаете, Филадельфия такая нервная и чувствительная. Они могли бы давно перебраться в Айлвинс, но Джордж настоял, чтобы она осталась здесь, пока не освоится и не встанет на ноги.

Генриетта улыбнулась. Состоятельные Бейкеры владели не только дворцом, но и домом, выстроенным для сэра Томаса Грэхема, который они переименовали в Миддл-Хаус, и Айлвинсом, бывшим жилищем железных дел мастера Томаса Айнскомба. В семье было заведено, чтобы наследник титула жил в бывшей резиденции Грэхема, и сейчас там действительно обитал Питер Бейкер, старший из сыновей сквайра, недавно ставший Мэйфилдским викарием. Генриетта невольно подумала, что Бейкеры, подобно осьминогу, оплели и держат под своим влиянием все селение.

– Я тоже перед отъездом зайду к Филадельфии, – сказала Генриетта.

– Неужели вам уже нужно ехать? – ответила Люси, одной этой фразой выдав, как ей не хочется вновь оставаться наедине со своими заботами.

– Боюсь, что так. Мама ожидала меня еще вчера вечером. С тех пор, как умер отец, она во многом стала полагаться на меня.

– О-о, это я хорошо понимаю, – с чувством вздохнула Люси.

Она вздыхала еще печальнее, когда часом позже к парадному крыльцу дворца подвели лошадь Лэнгхема и карету, которая должна была доставить домой мисс Тревор.

– Я буду скучать без вас, – призналась Люси, и Генриетта невольно заметила, как доктор крепко сжал пальцы старой девы, наклонившись, чтобы поцеловать ей руку.

Почувствовав неловкость, Генриетта поспешно отвела глаза. Когда она вновь повернулась к подруге, доктор уже выезжал за ворота.

– Поскорее снова приезжайте к нам, дорогая Генриетта, – попросила Люси. – Передайте самый сердечный привет вашей матушке, сестрам и маленькому брату.

Генриетта обняла ее, испытывая грусть, как это бывало всякий раз, когда ей приходилось покидать дворец.

– Я постараюсь.

– Может быть, это случится раньше, чем вы думаете. Если удастся схватить разбойника, вас вызовут, чтобы вы его опознали.

– Надеюсь, что этого не произойдет, – вырвалось у Генриетты, прежде чем она успела сообразить, что говорит.

Люси выглядела удивленной, но, не пожелав объясняться, мисс Тревор села в карету, Сара заняла место рядом с ней, и, обменявшись с хозяйкой прощальными жестами и воздушными поцелуями, они отбыли в Глинд.

Но девушка никак не могла выбросить из головы слова Люси. Если разбойника поймают, то ее долг будет сказать правду. Хоть он и вернул Генриетте ее драгоценности, факт оставался фактом: такие, как он, под покровом темноты грабившие невинных и беззащитных, были бичом их графства, особенно его сельской части. И все-таки ей очень не хотелось бы обрекать человека на смерть. Генриетта питала особенное отвращение к казни через повешение и всегда отворачивалась при виде виселицы, чтобы не упасть в обморок. Она так сильно боялась именно этой смерти, что даже по ночам ее мучили страшные видения. Множество раз ей снилось, будто она вынуждена присутствовать при казни человека, которого она любит и которому не может помочь. В таких случаях она всегда просыпалась в слезах, задыхаясь, кашляя и хватаясь руками за шею. Воспоминание об этих кошмарах даже сейчас заставило ее закашляться.

Сара настороженно взглянула на хозяйку.

– Вам нехорошо, госпожа?

– Нет, ничего страшного, просто вдруг запершило в горле. Где мы?

– В Кроссин-Хэнд. Будем ли мы останавливаться где-нибудь по дороге?

– Да, обязательно. – Высунувшись из окошка, Генриетта крикнула кучеру. – Я хотела бы немного передохнуть. Давайте остановимся в гостинице «Черные братья».

– Хорошо, мисс Тревор.

Карета вскоре остановилась перед трактиром, и, сопровождаемая кучером, Генриетта вошла внутрь. В гостинице было совсем пусто, и Генриетту провели в уютную маленькую гостиную, где сидел еще один путешественник. Когда она вошла, он встал и, увидев, что перед ним женщина с положением, спросил:

– Мое присутствие не стеснит вас, мадам? Может быть, вы предпочитаете, чтобы я удалился?

Очаровательно улыбнувшись, Генриетта ответила:

– Нет-нет, оставайтесь, я пробуду здесь совсем недолго.

Человек поклонился, взмахнув шляпой. Генриетта заметила, что он носит вышедший из моды парик с перевязанной черной лентой косицей. Она – сразу заинтересовалась, кто же он, потому что такие парики, считавшиеся домашними, носили представители всех слоев общества.

– Далеко ли вы держите путь? – спросила заинтригованная Генриетта и, когда он ответил «В Мэйфилд», обратилась во внимание.

– А я как раз еду оттуда, – призналась она, внимательно всматриваясь в незнакомца.

Он был довольно высок, худощав, с подвижными и выразительными чертами. Главными на его лице были серьезные, очень красиво очерченные глаза, обрамленные серыми тенями. Генриетта обратила внимание также на изящные, немного женственные руки с длинными тонкими пальцами.

– …Совсем не знаю этих мест, – говорил он. – Я еду с визитом.

– К Бейкерам? – сразу же спросила Генриетта.

Человек внезапно насторожился.

– Нет. Хочу возобновить знакомство со старенькой тетушкой.

– Понимаю.

Они молча смотрели друг на друга. У Генриетты вдруг появилось ощущение, что они уже когда-то встречались. По-видимому, такая же мысль мелькнула у ее собеседника, потому что он неожиданно сказал:

– Ради Бога, извините меня. Мы с вами не знакомы?

Она засмеялась.

– Я думала о том же.

– Гастингс? Может быть, там? Я прожил там некоторое время.

– Вряд ли. Я всего один раз была там.

– Тогда это загадка. – Он встал и поклонился. – Позвольте представиться – Николас Грей. Лейтенант Николас Грей.

– Генриетта Тревор из Глинда, – наклонила голову девушка. – Значит, вы служите в армии, лейтенант?

Грей замялся, на его лицо легла тень. Затем его глаза стали еще серьезнее и, понизив голос, он сказал:

– Вообще-то нет. Я прикомандирован к акцизному управлению.

– Вы – офицер таможенной полиции? – широко раскрыв глаза, спросила Генриетта.

– Да.

– И направляетесь в Мэйфилд? Могу я спросить, с какой целью?

– Чтобы изловить Кита Джарвиса.

– Кита Джарвиса! – воскликнула Генриетта, облегченно переводя дух. – В таком случае, желаю вам удачи, сэр.

– Она мне понадобится, – мрачно заметил Николас Грей, – поскольку я поклялся, что схвачу его в течение этого года – или погибну. – Он выпрямился. – Мне пора. Я и так уже сказал слишком много. Мисс Тревор, я надеюсь, что вы сохраните в тайне вес услышанное.

– Можете на меня положиться.

– Благодарю вас.

Он взял свои вещи и направился к двери, обернувшись, чтобы еще раз улыбнуться ей. К своему величайшему удивлению, Генриетта заметила среди его багажа лютню – довольно неподходящий, по ее мнению, предмет для офицера полиции.

Глава тридцать пятая

Весенняя ночь. Приятный легкий бриз стремительно несет по небу светлые облака. Тишина, но вот раздался слабый свист, а вслед за ним чей-то хриплый смех. На тайной тропке, ведущей из Коггин-Милл, обозначились две фигуры. Кит и Эдвард Джарвисы сошли с потайной тропинки и совершенно спокойно направились к проезжему тракту.

Эдвард отвязал от дерева коня и сел на него, в то время как Кит пешком направился к трем близлежащим домикам, стоявшим на повороте ведущей к мосту Пенни-Бридж дороги. Улыбаясь, он постучал в дверь того, что был посередине. Ему открыла Лиззи Пирс со свечой в руке. Увидев ее перепуганное лицо, Кит расхохотался.

– Привет, Лиззи. Как поживаешь, старая ведьма?

– Кит! – дрожа, ответила та. – Не ожидала увидеть тебя здесь.

– Не сомневаюсь, что не ожидала, – ухмыльнулся он. – Могу я хотя бы войти?

Лиззи неохотно отступила, пропуская его внутрь. Кит направился прямиком к очагу и протянул руки к огню.

– Для конца апреля еще довольно холодно.

– Да, пожалуй. Ты не останешься выпить эля?

– Я останусь гораздо дольше. Мне кажется, у тебя есть, что мне рассказать, Лиззи.

Побледнев, женщина слабо запротестовала.

– Что ты, Кит, о чем мне тебе рассказывать?

– В самом деле, о чем? – Он бросил на нее презрительный взгляд. – Мне говорили, что Эмми вернулась.

Лиззи замялась, не зная, что лучше: сказать правду или притвориться несведущей. Наконец она решилась:

– Да, Эмми приехала меня навестить.

– Навестить? А я слышал, что она вернулась насовсем, да еще с каким-то франтом. С мужчиной, который выглядит как джентльмен и тоже живет здесь. Так что, Лиззи, теперь занимаешься укрывательством преступников?

Но женщина уже успела овладеть собой.

– Кто ты такой, чтобы задавать эдакие вопросы, Кит Джарвис? Если перечислить всех, кто давал тебе убежище и в чьих винных погребах ты хранил свое добро, тогда половину Мэйфилда можно будет назвать укрывателями.

Он примирительно усмехнулся.

– Ну, не сердись. Я просто пошутил. Ты ведь знаешь, почему разладилось у нас с Эмми.

– Знаю, что она обнаружила в твоей постели лондонскую шлюху и после этого ушла от тебя.

– Просто это была еще одна женщина, вот и все. Эмми – другое дело, к ней у меня были чувства. Могу даже сказать, со временем я собирался на ней жениться.

Атмосфера разрядилась, и теперь они сидели возле очага, добродушно улыбаясь друг другу.

– Так кто ее новый любовник? Как его зовут?

Лиззи снова насторожилась.

– Зачем тебе это знать?

– Потому что он бельмо у меня на глазу, вот почему.

– Но тебе нет от него никакого вреда. У вас разные интересы.

– Но он привлекает внимание к Мэйфилду.

Лиззи ехидно засмеялась.

– Мэйфилд и так давно уже в центре внимания. Больше просто не бывает. Какова же истинная причина, Кит? Ты что, ревнуешь?

Кит выглядел слегка смущенным.

– Если честно, немного ревную. Я не потерплю посягательств на свое лидерство.

Наступило вполне дружелюбное молчание, во время которого оба слушали бесконечную песню огня, потрескивание поленьев, шипение закопченного чайника и смотрели на яркие языки пламени. Кит, следуя очевидному течению своих мыслей, спросил:

– У тебя достаточно чая?

– Не откажусь, если добавишь.

– Ты его получишь. Что-нибудь еще?

– Я мало что могу себе позволить.

Кит наклонился, опершись локтями о колени, и устало потер ладонями лицо.

– Значит, это будет подарок. Скорее всего, кружево, может, что-нибудь еще. Если ты сообщишь мне кое-что.

– Имя джентльмена, приятеля Эмми, я полагаю.

– Точно. Кто же он?

– Джейкоб, – медленно ответила Лиззи, внезапно решившись на предательство. – Джейкоб Чаллис из Норфолка.

Оставив Кита в Коггин-Милл, Эдвард быстро поскакал по восточному склону к деревне, проехав мимо старого, похожего на накренившийся корабль, дома, одного из тех, где они в потайном подвале хранили свой товар. Но сегодня Эдвард не стал туда заезжать, а вместо этого продолжил подъем по крутому склону, как обычно, устремим глаза в направлении дворца.

Он любил это место и это здание, любил его ласкающие взгляд очертания и славную историю. Больше всего на свете Эдварду нравилось копаться в его прошлом, сравнивать его бывших владельцев – архиепископов, сильных и слабых, благочестивых праведников и лицемерных заговорщиков, а также мирян – сэра Томаса Грэхема, вельмож королевы Елизаветы, сэра Генриха Невилля, сэра Томаса Мэя и его незаурядного сына Тома, поэта и историка, который, лишившись благоволения короля Карла I, перешел на сторону парламента.

Эдвард думал об одинокой и глупой смерти Тома, так и оставшегося холостяком. Рассказывали, что из очаровательного стройного юноши он превратился в грузного мужчину средних лет, и однажды, отправившись в постель в добром здравии, наутро был найден мертвым. По всей вероятности, Том слишком туго завязал ленты своего ночного колпака вокруг толстых щек и шеи, что и привело к трагическому и нелепому исходу.

Эдвард всегда удивлялся, чем же его так притягивает эта трагикомическая, давно принадлежащая истории, личность. Может быть, потому, что у них есть что-то общее. Дело в том, что Эдварда, который скорее бы умер, чем признался в этом кому-либо, а особенно Киту, всегда тянуло к красивым юношам. Миновав Миддл-Хаус, гостиницу «Звезда» и множество маленьких домишек, тесной толпой окруживших церковь, Эдвард наконец подъехал к «Королевскому дубу» и, привязав коня, вошел внутрь.

Он был встречен восторженными возгласами – «Дуб» был не только одним из потайных складов контрабандистов, но и пунктом распространения товаров. В зале вперемежку с местными крестьянами сидели члены шайки Кита, а некоторых можно было с успехом отнести и к тем, и к другим. Ибо времена были тяжелые, и люди могли больше заработать за одну ночь, помогая контрабандистам, чем за неделю тяжкого труда на поле.

Отделившись от основной компании, к вновь прибывшему подсел круглый, как мячик, человечек. Это был снискавший печальную известность Фрэнсис Хэммонд, в последнее время постоянно развлекавший слушателей веселой историей о том, как он был схвачен Джарреттами – отцом и сыном, поклявшимися отомстить контрабандистам за полученную как-то хорошую трепку, и как мировой судья Селби отказался сажать его в тюрьму и вместо этого в качестве компенсации приказал Джарреттам принять взысканный с Хэммонда скромный штраф.

– Это была победа, – говорил он, восторженно всплескивая руками. – Видел бы ты их оторопевшие тупые физиономии, Эдвард, вес равно как у двух баранов.

Несмотря на внешность, Хэммонд был весельчаком и повесой, его главным занятием, помимо контрабанды, считались женщины – факт, который Эдвард находил тошнотворным, а Кит – поразительным.

– Ох, с какой прелестной куколкой я имел дело последний раз в Лондоне, – делился впечатлениями Фрэнсис. – Ох-ох-ох, ну и плясунья!

Эдвард скривился.

– Благодарю покорно, у меня нет ни малейшего желания выслушивать детали твоих грязных похождений.

– Что-то это подозрительно, а? Да ты, случайно, не с душком? – поинтересовался Хэммонд, заливаясь смехом.

Вопрос угодил Эдварду в больное место, и он сердито ответил:

– Нет, не с душком, но и не потаскун, как некоторые. Пошел вон отсюда!

Они сами не заметили, как повысили голоса, и в длинной комнате с закопченными стенами и каменным полом, за несколько столетий истертым множеством ног, вдруг наступила внезапная тишина. В этот момент, как будто специально приурочив к нему свое появление, в зал вошел новый посетитель и, увидев, как все головы повернулись к нему, испуганно улыбнулся.

Хозяин гостиницы, смуглый рябой мужчина, которого все – и фермеры, и контрабандисты – называли Дядей, прошипел: «А ну-ка, потише, парни!» – и шагнул вперед.

– Чем могу служить, сэр? – совсем другим тоном спросил он.

– Видите ли, – неуверенно ответил вошедший, – мне нужна комната на ночь. Я приехал навестить родственников, но сегодня у них не нашлось для меня места.

– Что ж, это возможно, – медленно, взвешивая каждое слово, проговорил Дядя, сознавая, что находится в центре внимания, и не желая совершить ошибку на глазах у брата Кита Джарвиса.

– Я хорошо заплачу, – поспешно добавил приезжий.

– Ну, ладно, но только на одну ночь. У меня постоялый двор, и я не люблю, когда комнаты занимают надолго.

– Буду вам очень признателен. Наверное, мне следует представиться: Николас Грей из Лондона. Студент-ботаник.

– Кто-кто? – переспросил чей-то голос, и в ответ раздался приглушенный смех.

– Изучаю дикие растения, – объяснил Грей, слегка покраснев. – Надеюсь составить и выпустить книгу.

Раздался новый взрыв хохота, после чего присутствующие потеряли всякий интерес к новому гостю, сочтя его не стоящим внимания наивным чудаком. Только Эдвард приблизился к незнакомцу, сознавая, что поступить так его заставляет не только желание выведать подноготную странного молодого человека. Спросив. «Могу ли я присесть рядом с вами?», он опустился на стул, добавив:

– Я и сам очень интересуюсь дикими цветами и могу показать вам места, где растут очень редкие виды.

Серьезные глаза молодого человека с благодарностью взглянули на Эдварда.

– В самом деле? Это было бы замечательно. Присоединяйтесь ко мне. Могу я предложить вам стаканчик эля?

– Не откажусь, – ответил Эдвард, решая, каким из его многочисленных имен ему назваться на сей раз.

Он остановился на фамилии Роулинс, которую он и его брат неоднократно использовали в прошлом.

– Меня зовут Роулинс, – представился Эдвард. – Роджер Роулинс.

Показалось ли ему, или в глазах Грея при этом имени что-то вспыхнуло и тут же погасло? Но если даже так, то все тут же объяснилось, ибо Николас сказал.

– Как интересно, ведь это девичья фамилия моей матери. Вы родом из этих краев? Мы можем оказаться родственниками.

Не заподозрив подвоха, Эдвард ответил:

– Как вам сказать, и да, и нет. Родился-то я в Танбридже, но уже много лет живу здесь.

– Вот как? Сомневаюсь, что у меня могли быть родственники в Танбридже. По-моему, мать никогда о таких не упоминала. Но все возможно.

– А ваши родственники в Мэйфилде тоже Роулинсы? – попытался, в свою очередь, расставить западню Эдвард.

Однако Николас Грей ответил, как ни в чем не бывало:

– Нет, это Медли из Шардена.

– И у них не нашлось для вас комнаты?

– Только на эту ночь, – безмятежно отозвался Николас. – Они не ожидали меня, а завтра все будет готово.

Успокоившись, Эдвард откинулся на спинку стула и одним глотком допил свой эль, после чего позволил Николасу вновь наполнить стакан. В этот момент в зале появился Кит и направился прямиком к тому столику, за которым сидел его брат.

Словно по наитию, контрабандист с первого взгляда понял, что человек, с которым так мило беседует Эдвард, несмотря на его угловатое телосложение и привлекательное лицо, – офицер полиции. Джарвис хорошо знал, какие коварные методы зачастую использует таможенная служба в борьбе против контрабандистов, посылая для сбора сведений секретных агентов, по внешнему виду которых никак нельзя было заподозрить, где они служат. Знал он и о подавляемой и тщательно скрываемой в течение многих лет слабости Эдварда, хотя брат не подозревал об этом. Сейчас, глядя на Эдварда, Кит сказал себе: «Если так будет продолжаться, придется от него избавляться».

Заняв последнее свободное место за столом, как раз рядом с Греем, Кит вкрадчиво начал:

– Не имею чести знать вас, сэр, но буду рад познакомиться. Я – Джон Гибб из Коггин-Милл, торговец рыбой. А вы?

– Николас Грей, господин Гибб. Будущий автор – во всяком случае, надеюсь им стать – книги о дикорастущих цветах.

– О цветах, вот как? Что ж, если вы собираетесь бродить по нашим лесам в поисках своих цветов, советую вам быть поосторожнее и возвращаться до темноты.

Грей недоумевающе поднял брови, но затем понимающе кивнул:

– Вы хотите сказать, из-за контрабандистов?

Кит разразился смехом.

– Контрабандисты? Нет, дорогой мой, ни в коем случае. Они не сделают ничего плохого такому безобидному человеку, как вы. Нет, сегодня в Мэйфилде появилась новая, куда более страшная угроза.

– И что бы это могло быть?

– Настоящий разбойник с большой дороги. Хорошо вооруженный грабитель на лошади. На прошлой неделе он остановил карету сквайра Бейкера и дочиста обобрал его. С тех пор он еще раз появлялся на той же дороге, немного повыше, и снова взял хорошую добычу.