355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Дина Лампитт » Уснуть и только » Текст книги (страница 5)
Уснуть и только
  • Текст добавлен: 10 октября 2016, 06:57

Текст книги "Уснуть и только"


Автор книги: Дина Лампитт



сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 32 страниц)

Его гостья заалела, как роза.

– Благодарю вас, милорд, – еле слышно прошептала она, опустив голову и внимательно разглядывая содержимое своей тарелки.

Архиепископ направил стрелы своего обаяния на главного гостя – бейлифа округа.

– Как провели время в Баттле, господин Шарден?

Под пристальным взглядом хозяина Роберт почувствовал себя весьма неуютно. Неужели архиепископу что-то известно? Неужели кто-то шепнул ему, что Роберт де Шарден посещает дом некой молодой вдовы?

– Я председательствовал в суде, милорд, посетил тюрьму и проверил питание заключенных.

– Да-да. И что же?..

Роберт внутренне содрогнулся. Если бы Стратфорд не был так необычайно любезен, он бы уже решил, что тут какая-то ловушка. Или, возможно, эта вежливость – всего лишь прелюдия катастрофы? Может быть, прелат всегда так развлекается, прежде чем нанести удар?

– И… О чем вы, милорд?..

– И что же насчет Уильяма Нортропа? Присутствовал ли он тоже в суде?

Облегченно вздохнув, Роберт поспешил ответить:

– О, да, милорд. Были и он, и Джон Итфилд, и Томас Фэверхэм.

– Прекрасно, прекрасно.

Архиепископ улыбался, и Роберт немного успокоился.

– Вот что, господин де Шарден, – вдруг заговорил Стратфорд, понизив голос.

Роберт вновь напрягся: как необычна для Стратфорда такая официальная форма обращения! Нет, явно что-то назревает… Не в силах вымолвить ни слова, Роберт лишь покорно наклонил голову.

– Я хочу переговорить с вами, Шарден. По личному делу.

Услыхав конфиденциальный тон архиепископа, Роберт окончательно пришел в ужас. Не смея поднять глаз, он промямлил:

– Конечно, милорд. Когда я должен посетить вас?

Стратфорд помедлил с ответом.

– Не торопитесь. Особой срочности нет. Ну, скажем, когда вы в следующий раз вернетесь из Баттля?

– Хорошо, милорд.

Увидев, как Джон де Стратфорд, таинственно усмехаясь, поднимает в честь гостя чашу с вином, Роберт понял, что предпочел бы находиться в тысяче миль от этого места.

На следующий день после кончины Джеймса де Молешаля три всадника еще до рассвета поспешно покинули Лондон. Опасаясь последствий убийства, к которому все они так или иначе были причастны, они стремились поскорее оставить между собой и местом трагического события как можно большее число миль.

Первым за городские стены выехал Пьер. Его черные глаза воспалились от недосыпания, сердце заледенело в груди. Быть вынужденным вернуться в Шарден, к отцу с его узким умишком, к вечно раздраженной матери, к тонкокостной скромнице сестре – что может быть ужаснее? Нет, нужно во что бы то ни стало как можно быстрее навсегда вырваться оттуда.

Джеймс и некий богатый купец, в чьей шелковой постели тайно от друга успел побывать Пьер, наполнили его кошелек, однако Пьер хорошо знал себя и свое ненасытное стремление к красивым вещам. Он думал о дорогих тканях, полных сундуках нарядов, нежном мясе и сладком изысканном вине, об услаждающих его слух красивых молодых менестрелях, и при мысли о том, что он может лишиться всего этого, его сердце сжималось от отчаяния.

Когда же он подумал о том, что ему предстоит сообщить Джулиане Молешаль о смерти ее единственного сына, то совсем пал духом. Содрогнувшись, он представил себе Джулиану: тусклые подслеповатые глаза, неуклюжее бесформенное тело. Ничего удивительного, что за столько лет вдовства она так и не смогла заполучить к себе в постель ни одного мужчину.

И вдруг, как вспышка молнии, Пьера осенила идея. Еще мгновение назад он прощался со своими мечтами, как вдруг ему явилось простое и легкое решение. Издав радостное восклицание, Пьер благодарно перекрестился и, пришпорив коня, устремился по направлению к Мэгфелду.

Ненамного отстав от него, по этой же дороге скакали Поль д'Эстре и Маркус Флавье. Они ехали в Кентербери, надеясь найти убежище у настоятеля аббатства святого Августина. Уезжая, рыцарь оставил аббату огромный кувшин настоя, собственноручно приготовленного им из разного рода трав и кореньев, и теперь собирался узнать, подействовало ли его снадобье – не самый худший предлог для того, чтобы на некоторое время покинуть Лондон.

– Вы думаете, у нас могли быть неприятности? – спросил Маркус, когда они выехали за городские ворота.

– Нет. Это был всего лишь несчастный случай. Тебя не могли привлечь к ответственности за то, что ты затеял ссору – все свидетели подтвердили бы твою невиновность. Однако я счел за лучшее исчезнуть на некоторое время.

– А как же наше дело к королю?

– Это может подождать. – Поль взглянул на своего спутника, и ему бросились в глаза бледность Маркуса и огромный фиолетовый синяк – след вчерашней драки. – Ты выглядишь уставшим. Тебе нужно как следует выспаться, Маркус. Сегодня вечером я дам тебе успокоительный настой.

– Это пустяки, – нахмурился Маркус. – Будущее – вот что меня тревожит.

Дородный рыцарь невозмутимо пожал плечами.

– Будущее само о себе позаботится. У меня есть кое-какие планы.

– Вы не посвятите в них меня? Гасконец покачал головой:

– Пока нет. Давай лучше поспешим в Кентербери. Я чувствую, что там мы найдем ключ к решению всех наших проблем.

Маркусу пришлось удовлетвориться этими слова ми, и они быстро поскакали вперед, вздымая пыльное облако копытами своих коней.

Глава шестая

На следующий день после возвращения в родительский дом Пьер де Шарден, провалявшись все утро в постели, наконец встал и велел слуге приготовить ему ванну. Дожидаясь, пока огромную деревянную лохань втащат по лестнице и внесут в его спальню, пока слуги, бегая вверх-вниз с дымящимися кувшинами в руках, наполнят ее горячей водой, Пьер лениво перебирал струны цитры и критически осматривал свой гардероб, с трудом помещавшийся в огромной, выдолбленной в стене нише. Когда все было готово, он, никого не стесняясь, разделся догола и с удовольствием погрузился в теплую воду, приятно благоухавшую благодаря брошенным в нес сушеным лепесткам розы.

Прикрыв глаза, Пьер расслабился, предоставив теплу проникать в глубь тела, прогревая вес косточки, в то время как мозг его напряженно работал, шлифуя последние детали плана, который казался молодому человеку все более и более приемлемым. Когда-то, впервые услышав рассказ о том, как его тезка, Пьер Гавестон, будучи фаворитом короля, явился на коронацию Эдуарда II облаченным в королев кий пурпур, в одеянии, усыпанном золотом и драгоценностями, всем своим видом скорее напоминая бога Марса, нежели простого смертного, Пьер Шарден понял, чего он хочет от жизни. У него тоже должны быть пышные наряды, великолепные драгоценности, дорогая красивая утварь, такая же, как у самого короля, роскошная ванна с четырьмя фонта нами в виде бронзовых львиных голов по углам. Пьер жаждал музыки и веселья, поэзии и сладких песен, и если для того, чтобы достичь красоты и изящества, сначала нужно совершить какие-то подлые и злые дела – что ж, он готов.

Открыв глаза, он удовлетворенным взором окинул свое тело – крепкие мускулы играли под гладкой упругой кожей. Сейчас он в самой подходящей форме, чтобы добиться осуществления своего плана – обольстить и завоевать Джулиану, и таким образом прибрать к рукам все богатства семейства Молешаль.

Готовясь нанести визит вдове, Пьер, досуха вытершись и умастив тело ароматическими маслами, облачился в великолепный черный, расшитый серебром наряд, который привез из Лондона. На ногах у него были модные туфли с длинными загнутыми носами, на голове щегольской берет, а поверх костюма он набросил широкий малиновый плащ, очень похожий на тот, что носил архиепископ.

В последний раз осмотрев себя и оставшись очень довольным увиденным, Пьер спустился в конюшню и вывел из стойла вороного жеребца Роберта. Никому ничего не сказав, он вскочил в седло и напрямик по узким тропкам, через холмы, направился к поместью Молешаль. Достигнув границы владений Джулианы, Пьер натянул поводья и осмотрелся. Лет двадцать назад муж Джулианы, успешно занимавшийся торговлей, воздвиг величественный дом на холме. Сощурив глаза, Пьер критически осмотрел здание и нашел множество деталей, свидетельствующих о дурном вкусе ее прежнего владельца. Затем он поехал дальше, обдумывая, как устранит недостатки и как хорошо и красиво все устроит, когда в скором будущем станет здесь хозяином.

Однако Пьеру недолго пришлось предаваться приятным размышлениям, ибо, не успел он переступить порог замка, как увидел перед собой госпожу Молешаль. Грациозно опустившись на одно колено, Пьер поднес к губам ее руку.

– Мадам, – произнес он низким и звучным, как бы слегка трепещущим голосом.

– Мне сказали, что прошлой ночью вы один возвратились в Шарден, – агрессивно начала Джулиана. – А где же Джеймс?

Пьер поднял на нее полные печали глаза и, сделав вид, будто не в силах вынести ее взгляда, тут же опустил их. Он не произнес ни слова, но весь его вид свидетельствовал о безутешной скорби.

– Кровь Господня! – ахнула Джулиана, хватая ртом воздух. – Что произошло? Где мой сын? Он болен?

Пьер поднялся на ноги и сделал движение, заставляющее предположить, что, если бы не условности, он успокаивающе обнял бы ее.

– Увы…

– Он умер?! Ну, говорите же, господин Пьер! Откройте мне правду.

Он устремил на нес скорбные, затуманенные слезами глаза.

– Увы, мадам… Джеймса больше нет с нами. Он умер в Лондоне.

Пьер запнулся, обдумывая, что сказать дальше. Конечно, было очень соблазнительно изобразить убийцей гасконца, однако он хорошо знал, что прав да имеет опасное свойство каким-то таинственным образом рано или поздно выходить наружу, и решил описать кончину Джеймса как можно неопределеннее. Но он бы все равно уже не смог ничего сказать, поскольку при одном взгляде на Джулиану потерял дар речи.

На секунду ему показалось, что она лишилась рассудка: подбородок и губы тряслись, по щекам струились потоки слез. Вдруг она завыла, в пароксизме душевной муки намертво вцепившись в рукав Пьера. Испугавшись, как бы дорогая ткань не порвалась под ее ногтями, Пьер инстинктивно едва не попытался вырваться, и лишь огромным усилием воли заставил себя вновь принять соболезнующий вид.

– Мадам, – прерывающимся голосом повторял он, – о, дорогая мадам…

Но Джулиана не слушала его. С каждым мгновением все сильнее осознавая свое горе, она металась по залу, не переставая рыдать.

– Джулиана, – еще раз проникновенно начал Пьер, но ему помешала неизвестно откуда вдруг появившаяся старая, похожая на ведьму служанка, которая обняла свою госпожу и по-матерински привлекла ее к своей необъятной жирной груди.

– Сюда, сюда, моя маленькая, – приговаривала она. – Иди сюда, старая Джоанна здесь, старая верная Джоанна утешит тебя.

Пьер почувствовал, как его лоб покрывается испариной – никогда в жизни ему не приходилось видеть более отталкивающей парочки. На мгновение его охватила паника, и он подумал, что никогда не сможет заставить себя обнять хозяйку Молешаля, пусть она будет хоть в десять раз богаче, чем на самом деле. Пьер повернулся, чтобы уйти, но его остановило слабое движение руки Джулианы.

– Останьтесь, – приглушенно вымолвила она, не покидая объятий старой ведьмы. – Останьтесь, дорогой Пьер, и расскажите мне, как мой дорогой мальчик встретил свой конец.

Пьер колебался – в этот миг он еще мог устоять и навсегда покинуть Молешаль. Но искушение было слишком велико, и, подумав обо всем этом бесполезно пропадающем богатстве, молодой человек приблизился к Джулиане, глядя на нес нежно и печально.

– Мадам… Джулиана… – прошептал он. – Я останусь здесь, пока вы будете во мне нуждаться.

Он произнес эти слова просто, без каких бы то ни было многозначительных интонаций, но надеялся, что они и так привлекут ее внимание. И действительно, Джулиана бросила на него короткий пристальный взгляд – и тут же отвела глаза.

– Да, останьтесь, Пьер, останьтесь. Скоро я немного приду в себя и смогу говорить с вами. Джоанна, проследи, чтобы все желания господина Пьера были исполнены.

Шатаясь, как лунатик, она вышла из комнаты, а служанка повернулась к Пьеру, молча ожидая приказаний.

– Вина, – коротко распорядился он. – Самого лучшего. И еды – не позже, чем в течение часа. – И глядя вслед старухе, пробормотал себе под нос: – Кажется, сегодня ночью меня ждет тяжелая работа.

В тот самый час, когда Пьер уселся за стол в замке Молешаль, Поль и Маркус разделяли трапезу с аббатом монастыря святого Августина. Они сидели в личной келье аббата, хозяин – во главе массивного дубового стола, гости – по обе стороны от него. Пока рыцарь и священник оживленно беседовали о лекарствах, мазях, притираниях и ядах, Маркус с интересом рассматривал жилище их друга и покровителя.

Небольшая келья аббата располагалась в западном крыле монастыря и была очень скромно, по-спартански, обставлена – ни ковра на каменном полу, ни занавесей, только у стены стояла старинная инкрустированная конторка. На одной из панелей была изображена свинья, сбивающая с дуба желуди для своих поросят, на второй – красочный восход солнца. Маркус почему-то подумал, что в конторке обязательно должно быть секретное отделение, в котором аббат хранит бумаги и ценности.

Как и повсюду в аббатстве, здесь витал запах ладана и сушеных трав. Но к этому, уже привычному для Маркуса запаху, почему-то добавлялся аромат мускуса, как всегда, вызвавший у Маркуса полустершееся детское воспоминание. Он снова увидел женщину с удлиненными глазами, медленно удаляющуюся по переулку после того, как она прикрепила кольцо к чепчику маленького мальчика. Даже сейчас он помнил плавные движения ее бедер, и то, как она шла, не оглядываясь и ступая осторожно и тихо, будто крадучись. Маркус помнил и свои ощущения и переживания, когда он стоял там, беспомощный, одинокий и испуганный, ожидая ее возвращения, помнил, как заплакал, когда она так и не появилась.

Маркус посмотрел через стол на своего патрона. В этот вечер гасконский рыцарь был оживлен и обаятелен, как никогда. Он буквально расцветал под похвалами и благодарностями аббата, которого приготовленное сэром Полем снадобье избавило от мучительных болей. К аббату вернулся отличный аппетит, и уже за эти несколько недель его щеки заметно округлились, а истощенное тело начало обрастать плотью.

Разговор перешел на другую тему, и сэр Поль вздохнул весьма озабоченно, когда аббат участливо спросил.

– Каковы же ваши планы на будущее, сэр Поль? Что вы намерены предпринять, раз король слишком занят, чтобы уделить вам внимание?

Рыцарь развел руками.

– Не имею представления, милорд. Возвращаться в Гасконь не имеет смысла. Я подумывал о том, чтобы предложить свои услуги в качестве лекаря какому-нибудь знатному и богатому английскому семейству.

– Вы, стало быть, не женаты?

– Я вдовец.

– Значит, нет причин, которые помешали бы вам обосноваться в Англии?

– Никаких, милорд, при условии, что найдется место и для моего оруженосца.

Аббат задумчиво сгреб подбородок в ладонь.

– Как вы понимаете, сфера моего влияния весьма ограниченна, однако я с удовольствием дам вам рекомендательное письмо к архиепископу Кентерберийскому. Он занял этот пост только в прошлом году и, возможно, нуждается в таких людях, как вы. Сейчас он находится в Мэгфелде.

– В Мэгфслде?..

– Да, это недалеко отсюда, в Суссексе. Там у него прекрасный дворец, где он с удовольствием проводит время. Поездка туда станет для вас приятной утренней прогулкой.

– Сам Господь вложил в ваши уста эти слова, милорд, – торжественно наклонил голову сэр Поль. – От всей души благодарю вас. Завтра же мы будем иметь честь засвидетельствовать свое почтение архиепископу.

Аббат наполнил два кубка светлым и прозрачным, как солнечные лучи, вином.

– Я пью за вашу удачу, сэр Поль, – сказал он.

Гасконец принял предложенный кубок и рассыпался в благодарностях. Маркус встал и поклонился:

– Милорд, сэр Поль, прошу извинить меня. Если можно, я хотел бы перед сном подышать свежим воздухом.

Еще раз поклонившись, он вышел. Ему хотелось побыть одному. Перед ним раскинулись сады аббатства, за которыми простирались зеленые луга и поля, а за ними виднелась извилистая лента реки. В этот закатный час в ее холодном серебряном зеркале, резко контрастировавшем с темной синевой неба, отражались одновременно и луна и солнце. Маркус поднял голову. «И это же солнце, и эта же луна, – думал он, – светят над Гасконью, над бывшими владениями сэра Поля д'Эстре. Может быть, он уже никогда не увидит места, которые привык считать своей родиной. Что же ждет его впереди, если ему удастся поступить в штат архиепископа?»

В эту минуту тревожно зазвонили колокола аббатства, сзывая монахов на вечернюю молитву. Почему-то их перезвон показался Маркусу зловещим. Поеживаясь, он прошел в отведенное ему помещение и обрадовался, найдя там заботливо приготовленное для него сэром Полем успокоительное питье. Одним глотком выпив его, Маркус почувствовал в желудке приятное тепло. Он лег, и скоро пришло забвение: ни мечты, ни видения, ни воспоминания о погибшем в Лондоне юноше уже не тревожили сон Маркуса.

Глава седьмая

Пробуждение было внезапным, резким и пугающим. Только что Ориэль пребывала в ином мире – мире сна, где звук гитары вдруг превратился в горестный крик большого белоснежного лебедя, где на каждом шагу на ее пути вырастал молодой мужчина с длинными каштановыми волосами, – а в следующее мгновение она уже лежала, проснувшись, с бешено колотящимся сердцем, и разглядывала потолок, сжимая покрывало повлажневшими руками.

Однако ничего необычного и страшного не было, и, лежа в тихой утренней прохладе, Ориэль прислушивалась к каждодневным мирным звукам пробуждающегося дома: звяканью цепей, хлопанью дверей, голосам слуг.

Быстро выскочив из постели, Ориэль простучала босыми ногами по грубым доскам пола и подбежала к тому окну, из которого открывался самый лучший вид на окружающие замок земли. Серебряное, еще не набравшее полную силу солнце с трудом пробивалось сквозь туманную дымку, лебеди еще спали на берегу рва, сверкавшего изумрудно-зеленой водой. Струящийся снизу дымок говорил о том, что в зале уже разожгли огонь, а приятный аромат подсказал, что скоро будет готов свежий хлеб.

Склоны окружного рва едва просвечивали сквозь туман, но на дальних, более высоких холмах хорошо были видны деревья, стоявшие в полном летнем убранстве. Через два часа туман разойдется и станет жарко – отличный денек для прогулки верхом. Ориэль перебежала в соседнюю спальню – посмотреть, проснулась ли ее мать или еще спит.

Во сне Маргарет выглядела гораздо лучше – рассыпавшиеся по подушке волосы и смягчившиеся черты делали ее моложе и привлекательнее. Она спала одна – Роберт снова уехал в Баттль, – и ее фигура на фоне огромной постели казалась маленькой и уязвимой. Ориэль вдруг ощутила чувство вины – вины за то, что часто обижалась на мать и не могла простить ей приступов раздражения. Повинуясь безотчетному порыву, она обняла ее и поцеловала и щеку.

– Роберт? – еще не проснувшись, пробормотала Маргарет.

– Нет, мама, это я, Ориэль. Спи.

Однако Маргарет уже открыла глаза и увидела, что лежит в своей спальне, а над ней склонилась и с любовью заглядывает ей в лицо дочь.

– Еще совсем рано, – сказала Маргарет. – Почему ты уже встала?

– Я не могла спать. Мне снился странный сон, он-то и разбудил меня. Мама, сегодня будет прекрасный день, можно нам выехать?

Маргарет, зевая, уселась в постели:

– Я собиралась вместе с Коггером съездить во дворец, у меня приготовлена битая птица в подарок архиепископу. Если хочешь, поедем вместе.

И хотя Маргарет знала, что должна была предложить дочери сопровождать ее, на секунду она все же пожалела о вырвавшихся у нее словах. Застарелое чувство зависти вновь овладело ею: будь воля Маргарет, ее бы никогда не видели рядом с Ориэль, чтобы редкая, изысканная красота дочери лишний раз не подчеркивала уродство матери.

Поглядев на дочь из-под полуприкрытых век, Маргарет увидела изящный абрис скул, водопад золотых волос и яркие, как васильки, глаза.

– Ты красивая, – задумчиво вздохнула она.

Ориэль порозовела от смущения:

– Нет, мама, что ты, я обыкновенная. Вот ты по-настоящему красивая.

Маргарет уставилась на дочь. Впервые в жизни их беседа с Ориэль приняла такой оборот.

– Что ты говоришь, Ориэль? Посмотри на себя и на меня. Я похожа на ведьму: толстый широкий нос, маленькие глаза.

– Но, мама, ты всегда такая яркая, живая, а я бледная, робкая. Рядом с твоими красками я всего лишь тень.

Маргарет медленно переваривала услышанное. Неужели умение искусно краситься и эффектно одеваться может заменить красоту? Или, может быть, когда она бывает в ударе, ее способность вести блестящую беседу ослепляет слушателей?

– Ориэль, – внезапно вырвалось у Маргарет, – ты любишь меня?

– Ты же знаешь, что да, мама, – без малейшего колебания ответила дочь.

Они молча рассматривали друг друга. В те трудные времена было не принято открыто выражать свои чувства, в том числе между родителями и детьми. Слова нежности и любви с трудом сходили с языка и тех, и других. Сыновей производили на свет для продолжения рода, для военных подвигов, для того, чтобы они превзошли отцов. Дочери годились лишь для того, чтобы удачным замужеством упрочить положение семьи, завязать новые связи. Весь уклад семейной жизни был сосредоточен вокруг этих интересов. Для всего, что касалось чувств, места уже почти не оставалось.

– Мы обязательно выедем сегодня, – в щедром порыве нежности пообещала Маргарет. – Ты и вправду можешь сопровождать меня в Мэгфелд.

Ориэль слегка вздрогнула, ее щеки вдруг побледнели:

– Мне снилось, будто в лесу на моем пути встретился незнакомец, но, конечно же, я все равно поеду. С теми, кто сидит дома, никогда не происходит ничего интересного.

Маргарет с упреком взглянула на дочь.

– В твоей жизни еще будет много интересного, когда отец найдет тебе подходящего мужа, дитя мое.

Ориэль ничего не ответила.

Еще раньше, чем дамы из Шардена, в этот день встал и оделся Маркус Флавье. Его длинные пальцы с привычной быстротой и ловкостью справились с многочисленными пряжками и завязками. Все вокруг почему-то вызывало его недоверие, лицо Маркуса было суровым и мрачным, плечи и все тело находились в напряжении, как будто он постоянно ожидал нападения и в любой момент готов был броситься на врага. Вчерашняя победа казалась ему чересчур легкой. Архиепископ принял к себе на службу и Маркуса, и сэра Поля с такой готовностью, почти не задавая вопросов, что можно было подумать, будто он был осведомлен об их приезде и заранее ожидал его.

Надевая куртку, Маркус перебирал в памяти события предыдущего дня. Они с сэром Полем предстали перед архиепископом после полудня, когда солнце уже начало клониться к закату. Сидя на скамейке в саду, хозяин Мэгфелдского замка был занят чтением рекомендательного письма от аббата, которое заранее было послано с нарочным. Наконец, Стратфорд поднял голову и взглянул на них:

– Аббат пишет, что вы излечили его от болей и потери аппетита благодаря знанию арабской медицины, сэр. Он сообщает также, что вы и ваш оруженоеец желаете поступить на службу в Англии, покамест король не рассмотрит и не решит ваше ходатайство.

– Совершенно верно, милорд. Я осмелился предположить, что, возможно, вы знаете дом, где мы могли бы быть полезны.

Прозрачные и холодные, как кристаллы льда, глаза обратились на собеседника:

– Сведущий в травах и лечении рыцарь везде будет принят с радостью. Что же до вашего оруженосца…

Архиепископ замолчал и внимательно осмотрел Маркуса с головы до ног.

– Вы выглядите так, будто никого и ничего не боитесь, – наконец сказал он. – Это действительно так?

Необычный вопрос привел Маркуса в замешательство, и он не нашелся, что сказать. Не изменив выражения лица и не повысив голоса, архиепископ потребовал:

– Ну же, отвечайте!

– Милорд, я страшусь того же, чего и большинство людей: умереть в мучениях и боли, получить увечье, стать калекой.

– А боитесь ли вы необычного? Таких вещей, которые другие сочли бы странными?

– Это зависит от обстоятельств, милорд.

Стратфорд погрузился в столь долгое молчание, что Поль в конце концов не выдержал и, вежливо кашлянув, спросил:

– Вы знаете кого-нибудь, кто мог бы приютить нас, милорд?

Губы архиепископа раздвинулись в улыбке, хотя взгляд оставался таким же холодным.

– Я думаю, вы оба можете остаться здесь, – произнес он. – Я уверен, что вы будете мне весьма полезны.

Слишком уж легко это случилось, думал Маркус, проходя между колоннами. Что-то иное лежало за решением архиепископа. Если бы речь шла не о дворе самого примаса английской церкви, Маркус решил бы, что их заманивают в ловушку. Он ступил во внутренний дворик, и его с новой силой охватили сомнения. Что же за всем этим кроется? Что за тайны хранят эти стены? Чего на самом деле хочет от них архиепископ?

Услышав чей-то мягкий, тихий голос, Маркус вздрогнул от неожиданности. Его рука мгновенно взметнулась к висящему на поясе мечу. Никого не увидев, он уже собрался продолжить свой путь, как вдруг к его ногам упала роза. Маркус поднял голову. Верхние ветви деревьев еще были скрыты пеленой утреннего тумана.

Раздался шаловливый смех, и тот же голос позвал:

– Сюда, сюда, выше!

Там, наверху, на одной из горизонтальных толстых веток сидел человек с проказливой, лукавой физиономией и шапкой темных курчавых волос и держал в руках вырывающегося кота. Он ласково улыбался, но по рассеянному и слегка бессмысленному взгляду незнакомца Маркус сразу понял, что тот не вполне нормален.

– Я спускаюсь, – заявил он. – Лови меня!

И, не дожидаясь согласия Маркуса, он выпустил кота и спрыгнул с ветки прямо в объятия гасконца. Необычайное и незнакомое чувство вдруг овладело Маркусом: как будто он прижимал к себе горячо любимого, бесконечно дорогого и близкого ребенка.

– Ты – новый слуга? – дурачок разглядывал его неестественно ярко-голубыми глазами.

– Да, в некотором роде. Вчера вечером я посту пил в свиту архиепископа.

– Ты принадлежишь Джону?

Маркус не верил своим ушам. Кто же этот парень, если он позволяет себе так фамильярно именовать архиепископа?

– Я принадлежу сэру Полю д'Эстре, гасконскому рыцарю. Я – его оруженосец, и мы приехали в Англию, чтобы искать заступничества короля. Пока мы здесь, мы поступили на службу к архиепископу.

– О, как хорошо! – воскликнул странный человечек, хлопая в ладоши. – Значит, я смогу часто играть с тобой. Видишь ли, я его брат.

– Брат архиепископа? – переспросил пораженный Маркус.

– Ну да. Так обидно, что я совсем никудышний, в то время как он – такой умный и необыкновенный, но я очень стараюсь быть хорошим. Если я буду хорошим, ты станешь дружить со мной? Ты же знаешь, ты всегда был моим другом.

Не поняв последней фразы, Маркус тем не менее сказал:

– Да, я буду вашим другом. Как вас зовут?

– Колин, – ответил тот. – Или как-то иначе? Не могу вспомнить. Нет, Колин. – Дурачок начал прыгать, перескакивая с одного булыжника на другой. – Я знал, что когда-нибудь ты придешь, – бросил он через плечо и поскакал к дверям кухни, откуда доносился запах свежеиспеченного хлеба.

Остановившись у порога, Колин помахал рукой.

– Я спрошу у Джона, нельзя ли, чтобы ты присматривал за мной вместо Веврэ, – крикнул он и исчез внутри.

Маркус озадаченно глядел ему вслед. Он так крепко задумался, что не услышал шагов подбежавшего к нему слуги и очнулся, только увидев мальчика прямо перед собой.

– Господин Маркус! – произнес запыхавшийся подросток. – Архиепископ желает немедленно видеть вас у себя в кабинете. Пожалуйста, поторопитесь!

Однако, войдя в кабинет, оруженосец подумал, что особых оснований для спешки не было: Стратфорд молча стоял у окна и разглядывал окружающие замок поля, как будто впереди у него была вечность.

– Вы хотели меня видеть, милорд? – спросил, поклонившись, Маркус.

Он почувствовал некоторое раздражение, когда в ответ на его реплику архиепископ обернулся и, ничего не говоря, начал с непроницаемым выражением лица разглядывать Маркуса. Наконец он заговорил:

– Да. Со вчерашнего дня я все раздумывал о том, каковы будут ваши обязанности, Флавье. Но теперь все встало на свои места, и я понял, в чем состояла Божья воля.

– Милорд?

– Вы уже встречались с моим братом и поняли, что он… не такой, как все. Он… болен от рождения, но в его душе нет ни малейшей злобы или жестокости.

– Я почувствовал это, милорд.

– Только что он был у меня. Он просил, чтобы отныне вы стали его опекуном и телохранителем вместо моего управителя, Веврэ. Интересно, но я и сам уже подумывал о том, чтобы его заменить, и присматривал подходящего человека. Теперь вы различаете промысел Божий?

Во внезапной вспышке озарения Маркус понял его: он оказался здесь в результате целой цепи событий, каждое из которых, на первый взгляд, могло и не произойти. Но он здесь, и это означает, что он и слабоумный брат архиепископа должны были встретиться. Слова «Я знал, что когда-нибудь ты придешь» эхом зазвучали у него в голове.

– Вы принимаете это поручение? – продолжал архиепископ.

– Если сэр Поль не станет возражать, забота о вашем брате доставит мне большую радость, – с поклоном ответил Маркус.

Стратфорд лишь торжественно кивнул в ответ и поднял руку, чтобы благословить гасконца, который, повинуясь безотчетному импульсу, опустился перед святым отцом на колено.

Когда и в Шарденском, и в Мэгфелдском замках уже вовсю бурлила дневная жизнь, в Баттле Роберт де Шарден еще только просыпался в постели своей любовницы. Открыв глаза, он счастливо и удовлетворенно вздохнул. Любоваться хорошеньким свежим личиком и касаться разметанных по подушке роскошных рыжих волос было удовольствием, которое никогда ему не надоедало.

Разумеется, Роберт и не подозревал, что его возлюбленная лишь немногим лучше обычной уличной девки. Ее скромно опущенные глаза, свежие розовые губки и приличные манеры полностью ввели его в заблуждение и заставили потерять голову. Он искренне считал эту молодую женщину несчастной вдовой, не зная и не задумываясь о том, что начиная с семнадцати лет, – с тех пор, как ее муж пал в сражении у Хэлидон-Хилл, – его милая продавала свое тело пожилым мужчинам, получая взамен средства к существованию и покровительство.

Однако и сама Николь де Ружмон отнюдь не считала, что она продажная женщина, а воспринимала себя лишь как любовницу – юную, прекрасную, влекущую, неутомимую и притом весьма искушенную в искусстве любви.

Вот и теперь, проснувшись, она увидела склонившегося над ней Роберта, и столько любви, желания, стремления вернуть утраченную юность было в его взгляде, что она лениво и поощряюще улыбнулась, затем прильнула к нему, изощренными ласками продлевая сладостную агонию, пока он вновь не ощутил себя обезумевшим мальчишкой. Все было проделано мастерски и с артистизмом.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю