Текст книги "Уснуть и только"

Автор книги: Дина Лампитт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 32 страниц)

У Генриетты екнуло сердце. Может быть, это один из тех охотников за наградами, о которых накануне упоминал Николас. Она попыталась осторожно проверить свою догадку.

– Вероятно, вы хотите выследить контрабандисттов, лейтенант?

– К чему такие разговоры, мисс Тревор? Откуда я знаю, может быть, вы – одна из них? – Он громко расхохотался, Генриетта слабо улыбнулась в ответ. – Нет, – продолжал он, вновь становясь серьезным, – я здесь только для того, чтобы проверить, соблюдаются ли закон и порядок. Нелегкая задача в наше грубое время.

Генриетта пробормотала нечто подходящее к случаю, и лейтенант предложил.

– Вы позволите проводить вас домой, мисс Тревор, или вы хотите еще погулять?

– Думаю, что я еще побуду на свежем воздухе. Благодарю вас, лейтенант. Кстати, я остановилась во дворце, гощу здесь у сквайра Бейкера и его семейства.

– Тогда, надеюсь, я буду иметь случай возобновить знакомство, поскольку завтра я намерен посетить сквайра и засвидетельствовать ему свое почтение.

– Вероятно, тогда мы и увидимся, – сказала Генриетта, всерьез встревожившись и думая уже только о том, как бы поскорее увидеть Джейкоба и предупредить его об этой новой нависшей над ним опасности.

Лейтенант отвесил очередной поклон.

– Тогда до встречи, мисс Тревор. Желаю вам приятной прогулки.

– И вам всего доброго, лейтенант.

Он взобрался на лошадь, по-прежнему наблюдая за Генриеттой, и она еще долго чувствовала на себе его взгляд, продолжая спускаться по восточному тракту.

В тот же вечер Люси Бейкер подъехала к дому Джона Лэнгхема, собираясь, как обычно, поведать своему дорогому другу обо всех событиях дня. Однако, к своему изумлению, она обнаружила хирурга, обычно такого спокойного и уравновешенного, в состоянии, близком к безумию. Он забылся до такой степени, что даже не надел свои завитой парик, представ перед ней в обычном домашнем колпаке. Более того, Джон едва не забыл поцеловать Люси, когда слуга, наконец, вышел, оставив их вдвоем в уютной гостиной доктора, залитой теплым сиянием заходящего солнца.

– Что такое? – сразу же спросила мисс Бейкер. – Что случилось, Джон?

– Невероятная вещь, – ответил он. – Люси, я получил еще одно подтверждение вашего существования в качестве Маргарет де Шарден.

Теперь уже она пришла в возбуждение.

– Что вы имеете в виду? Как вы смогли это сделать?

Едва ли не силой усадив ее рядом с собой, Джон Лэнгхем прошептал.

– С помощью Джейкоба Чаллиса, который лежит раненный там, наверху.

– Он здесь! Джон Лэнгхем, вы в своем уме? Вы, уважаемый человек, врач, укрываете преступника. Что с вами происходит?

Пристыженный, доктор попытался оправдаться:

– Это часть моих исследований, Люси. Пожалуйста, не сердитесь. Я послал Чаллиса в прошлое, и он заговорил о Маргарет де Шарден и Поле д'Эстре. Он сказал, что Поль интересовался медициной и травами, и при этих словах мной овладело странное чувство. Может быть, и я был частью вашего прошлого?

Люси грустно улыбнулась.

– Может быть, и были, но не останетесь ли вы навсегда только частью моего будущего?

Он сжал ее руку.

– В один прекрасный день все препятствия к нашему счастью исчезнут.

– Ох, как же я надеюсь на это, – ответила Люси, укладываясь на кушетку и, чувствуя, как наливаются тяжестью ее веки, смотрела на часы в руке Лэнгхема и слушала его голос, приказывавший ей отправиться в новое путешествие с прошлое.

Случайный прохожий, заметивший лейтенанта Джекилла у входа в «Казармы» – большой старинный дом в Фир-Толле, ныне принадлежащий военным, увидел бы входящего туда высокого, худого офицера, но никогда не признал бы его же в том странном типе, который через час с небольшим покинул дом. На этом чудаке была пастушеская хламида, широкополая соломенная шляпа, старые грязные башмаки и поношенные штаны из простой грубой ткани. Наблюдатель удивился бы еще больше, когда увидел, что лейтенант Джекилл забрался в видавшую виды повозку и, стегнув кнутом неказистую, но крепкую лошаденку, выехал из деревни в южном направлении.

Оказавшись вдали от посторонних глаз, он заторопился, потому что замысел, заставивший его кружным путем объезжать деревню, мог быть выполнен только при дневном свете. Добравшись до Коггин-Милл, он с трудом пробрался через густой подлесок, пересек лондонский тракт и, поколесив между домов, наконец нашел то, что искал. Перед ним была неширокая, скрытая от посторонних глаз тропа – личный тайный путь Кита Джарвиса из деревни к своему убежищу.

Отъехав по ней подальше от деревни, лейтенант остановился, спрятал повозку в тени густых деревьев и, расположившись ждать столько, сколько потребуется, закурил трубку.

Небо потемнело, и на нем, среди молочно-белых облаков, появился молодой месяц. По мере того как уходило дневное тепло, дорогу обволакивал туман. Джекиллу пришлось бить себя по бокам, чтобы хоть немного согреться. Он успел выкурить не одну трубку, пока, наконец, не услышал то, чего ожидал, приближающиеся топот копыт, поскрипывание колес и человеческие шаги. Какая удача! С первого раза, благодаря его блестящему замыслу, ему удастся поймать контрабандистов с поличным.

Джекилл погасил трубку и постарался сосредоточиться. Теперь все зависело от его собранности. Он вперился в туман, но ничего не увидел, хотя ясно слышал, как мимо него проследовали люди и повозки, словно целый отряд невидимых призраков. Джекилл на слух определил, что в обозе восемь телег, и не сомневался, что это группа контрабандистов направляется к берегу моря, чтобы принять очередную партию груза. Он подождал, пока мимо него проехала последняя повозка, и немного погодя двинулся следом за ней. Догнав ее на склоне холма, он пристроился следом, сказав.

– Думал, больше уже вас не увижу. Только выехал, как сломалось колесо.

Возница передней телеги пробормотал что-то приветственное в ответ, после чего оба замолчали. Джекилл удовлетворенно улыбался.

Тайная тропа вначале шла вдоль леса, вблизи земель Мсрривезер-Фарм, затем круто пошла вверх, почти прямиком к тому забавному дому, наполовину современному, наполовину выстроенному во времена Тюдоров, который, как знал Джекилл, принадлежал доктору. Сейчас они находились в самой сердцевине долины, и дорога свернула в густой лес, где когда-то были охотничьи угодья владельцев Глинда. Джекиллу, не такому опытному вознице, как другие, с трудом удавалось преодолевать крутые склоны и повороты, поэтому он очень обрадовался, когда колонна остановилась.

Правда, он не имел представления о том, чем была вызвана остановка, и на всякий случай выпрыгнул из телеги, чтобы быть готовым ко всему.

Но оказалось, что это обычный привал, и Дж килл, успокоившись, осмотрелся вокруг. Он был весьма удивлен, увидев посреди просеки, где они находи ись, развалины обнесенного рвом здания. Над водой все еще нависал мост. Присмотревшись, Джекилл увидел, что из старинной постройки систематически вынимали добротные камни, чтобы использовать их для строительства где-нибудь в другом месте. Но это было не единственное предназначение развалин. Внутри виднелись пирамиды аккуратно сложенных бочек.

Любопытство пересилило осторожность, и Джекилл спросил у стоявшего поблизости контрабандиста:

– Что это за место?

Бросив на него удивленный взгляд, тот ответил.

– Это старинный охотничий домик лордов Глинда. Кажется, его построил Джон Валье, тот, что участвовал в Крестовых походах.

– Ах да, конечно, – поспешно подтвердил Джекилл. – И как это я мог забыть?

Может быть, его собеседник еще испытывал не которые сомнения, но разбираться было уже некогда, из головы колонны раздался голос, предположительно одного из Джарвисов, приказавший продолжать путь. Процессия двинулась дальше по узкой, неудобной дороге, то круто поднимающейся вверх, то спускающейся вниз посреди густого, темного леса. Наконец они вышли к берегу реки Розер. Там, как обнаружил Джекилл, у контрабандистов был еще один перевалочный пункт.

Следуя по течению реки, они добрались почти до самого Бурвоша, а там свернули к морю. Почувствовав его соленое дыхание, лейтенант Джекилл начал бодро насвистывать. Он знал, что впереди его ждет долгая ночь.

Лейтенанту оказалось совсем не так легко, как он рассчитывал, оторваться от обоза контрабандистов. Когда они свернули от берегов реки Розер к морю, позади Джекилла, в хвосте колонны, к его огромному неудовольствию, пристроился хорошо вооруженный Эдвард Джарвис. Остаток пути они проделали, можно сказать, бок о бок с братом главаря контрабандистов. У Джекилла, естественно, не было ни малейшего желания вступать в разговоры со своим попутчиком, однако в какой-то момент Эдвард вдруг сам обратился к нему и деловито распорядился.

– Передашь Лихому его личную партию товара. У него кончился бренди, и он просил, чтобы мы прислали ему бочонок-другой. Справишься?

Джекиллу ничего не оставалось делать, как пойти ва-банк.

– Я не уверен, что узнаю его, господин Джарвис. Я не так уж часто вам помогаю.

Эдвард озадаченно посмотрел на него.

– Ну да, конечно, ты не сможешь, – пробормотал он и, пустив лошадь в галоп, поскакал вперед.

Джекилл, сомневавшийся, так ли он ответил, как следовало, понимал, что настало время исчезнуть, однако в воздухе уже чувствовался привкус соли и издалека доносился вечный дикий рев океана. Лейтенант увидел, как на вершине скалистого утеса несколько раз мигнул и погас фонарь, подавая сигнал пока еще невидимому кораблю. Ответный сигнал вызвал среди контрабандистов бурный взрыв радости, и они начали небезопасный спуск к морю, чтобы до решающего момента спрятаться в прибрежных пещерах или среди скал.

– Спускай повозку вниз, Том, – раздался над ухом Джекилла голос Эдварда Джарвиса, и лейтенант увидел, что Эдвард опять едет радом с ним.

– Хорошо, господин Джарвис, – сердито отозвался он и, натянув поводья, попытался заставить проклятую кобылу ступить на крутую и скользкую тропу.

– Полегче, полегче, тпру-у, – покрикивал он, понимая, что Эдвард наблюдает за каждым его движением.

Лейтенанта охватила ярость, он сердился на себя за то, что оказался в таком дурацком положении; наверняка Эдвард уже разгадал его маскарад и может в любой момент на него наброситься. Потом он вспомнил о своем основополагающем принципе, главное – это благо большинства, и неважно, каким путем оно достигается. Во имя достижения этой высокой цели все средства хороши. Выхватив откуда-то из складок своего одеяния пистолет, лейтенант мгновенно приставил его к голове Эдварда и прошипел.

– Только пикни, и тебе конец. Мне надо, чтобы ты молчал по крайней мере до конца этого путешествия.

С этими словами он стукнул Джарвиса рукояткой по голове и бесстрастно смотрел на то, как Эдвард беззвучно свалился с лошади и остался лежать на каменистой тропе. Оглядевшись, Джекилл убедился, что никто ничего не заметил, и без промедления продолжил спуск.

Шлюпки уже приближались к берегу, и лейтенант увидел, что остальные контрабандисты начали подводить свои телеги к самой воде.

Чтобы не выделяться, он последовал их примеру, гадая, много ли времени еще пройдет, прежде чем кто-нибудь наткнется на лежащего без сознания Эдварда.

Волны с шипением омывали колеса, мужчины хватали и грузили бочонки, и в этом шуме Джекилл не услышал, как кто-то неслышно подкрался к нему сзади. Сильные руки обхватили его и сдернули с повозки, и не успел лейтенант опомниться, как уже лежал на песке, а над ним, держа наготове свою устрашающую дубинку, стоял Эдвард Джарвис.

– Не знаю, кто ты такой, – свирепо произнес разбойник, по лицу которого струились потоки крови, – но еще никто со мной такого не проделывал. Проснешься на дне моря, приятель.

В следующее мгновение дубинка обрушилась на голову лейтенанта; море, небо и звезды закружились в одном стремительном вихре перед его угасающим взором, неся ему забвение.

Глава сорок вторая

Лето наступило как-то внезапно и неожиданно для всех обитателей долины. По утрам поля покрывались светлой дымкой, обещавшей знойный и ясный день, и по мере того как всходило солнце, природа нежилась в ярких сверкающих лучах. Когда наступал полдень, становилось так жарко, что люди старались не выходить из домов. Солнце немилосердно жгло темные леса, над полями зреющей пшеницы высоко в небе парили жаворонки. Только чистая, прозрачная река весело журчала, пробираясь между камнями и омывая берега прохладными струями.

Обитатели дворца предпочитали не показываться на открытом солнце. Филадельфия, в легком мусли новом платье и соломенной шляпке, отсиживалась в беседке, Джордж слонялся без дела, без конца потея под своим огромным париком, Люси сидела под деревом и читала вслух дремавшему с открытым ртом отцу. Найзел сидел на своем привычном месте под раскидистым дубом, но водил кистью куда медленнее, чем всегда, а Томас, одетый, по его понятиям, более чем небрежно, в коротком жилете, бриджах и кепи, играл в теннис с зашедшим их навестить братом, Мэйфилдским викарием.

Заявив, что здесь ей недостаточно воздуха, Генриетта велела заложить карсту, поцеловала Люси в щеку, села в экипаж и сказала кучеру, что хочет насладиться свежим ветерком, всегда дующим на высокой гряде над Шарденом. Однако, когда они выехали на тракт, Генриетта объявила, что передумала и предпочитает нанести визит мистеру Лэнгхему.

Отворивший ей двери лакеи провел ее в приемную и попросил подождать. Сидя в тишине и прохладе этой уютной комнаты, Генриетта услышала доносящиеся из салона приглушенные голоса, а затем торопливый шорох шагов и скрип открывшейся и тут же захлопнувшейся двери. Она тихонько улыбнулась. Кажется, Николас был прав и Джейкоб действительно нашел убежище в Лакхерст-Холле.

Через несколько секунд дверь отворилась, и появился Джон Лэнгхем, громко извиняясь за то, что не сразу ее принял. С самым невинным видом Генриетта попросила прощения, если причинила ему беспокойство, ведь, судя по всему, у него были другие посетители. Доктор отверг это предположение, за явив, что пребывал в одиночестве, и Генриетта сделала удивленное лицо.

Они перешли в салон, куда им вскоре подали чай, и только когда церемония чаепития завершилась, Генриетта наконец сказала.

– Мистер Лэнгхем, я хочу, чтобы вы выполнили когда-то данное мне обещание.

Он вопросительно взглянул на нес.

– Какое обещание, мисс Тревор?

– Вы как-то рассказывали, что владеете техникой, с помощью которой можете погрузить пациента в состояние, подобное сну, и обещали проделать со мной подобный эксперимент. Может быть, мы сможем выполнить это сегодня, когда из-за жары все равно приходится сидеть в четырех стенах?

Джон Лэнгхем замялся, потом сказал.

– Мисс Тревор, прежде чем приступить к делу, должен предупредить вас, что с тех пор, как мы беседовали, выяснилось, что эти эксперименты могут быть сопряжены с определенным риском.

– Боюсь, что не совсем понимаю вас, мистер Лэнгхем, – удивилась Генриетта.

– Я и сам не до конца все это понимаю.

– Но вы можете рассказать мне, в чем дело?

Джон Лэнгхем начал описывать ей свои последние опыты, умалчивая о том, кто были его пациенты. Лицо Генриетты становилось все более и более недоверчивым, и в конце концов она не выдержала.

– Но, мистер Лэнгхем, это противоречит всему, чему нас учит церковь! Как же такое может быть?

– Я и сам много думал об этом, моя дорогая, и вот к какому выводу я пришел, если человеку действительно дастся прожить не одну жизнь, а несколько, то каждая следующая жизнь – это попытка приблизиться к совершенству.

– А если и эта попытка неудачна, то душа возвращается назад и опять все повторяется?

– Я не знаю, – признался Джон Лэнгхсм, откидываясь на спинку кресла. – Но в любом случае это нечто удивительное и непостижимое.

Наступила долгая пауза, в течение которой Генриетта смотрела в окно и думала о том, что, может быть, когда-то она же, но с другим лицом, смотрела на такой же вид. Наконец она спросила.

– А сами вы испытали этот феномен, мистер Лэнгхем?

– Увы, не довелось.

Генриетта взглянула на него.

– Но вы говорите, что мы встречаем вновь одних и тех же людей в разных жизнях? Что они – наши вечные спутники?

– Кое-что из того, что мне пришлось наблюдать, позволяет прийти примерно к такому выводу. Может быть, клятвы и обещания, данные тысячи лет назад, еще продолжают действовать.

Генриетта с самым решительным видом встала перед доктором.

– Мистер Лэнгхем, я настолько заинтригована, что просто умоляю вас попробовать проверить на мне ваши предположения. Что касается риска, то могу сказать, что каждый, кто осмеливается выехать в карете после того, как стемнеет, подвергается ничуть не меньшей опасности.

При этих словах оба подумали о Чаллисе. Генриетта гадала, действительно ли он сидит наверху, а если да, то знает ли, что она здесь, и хочет ли ее видеть, доктор же искренне понадеялся про себя, что у Джейкоба хватит ума не выдать своего присутствия.

Лэнгхем тоже поднялся.

– Мисс Тревор, мы проведем эксперимент. Увы, меня оказалось очень легко уговорить.

Генриетта улыбнулась. Они перешли в кабинет, и доктор задернул занавеси, скрыв сверкающий солнечный полдень. Комната сразу превратилась в таинственную прохладную пещеру, только один луч света пробивался сквозь плотные шторы и узкой золотой полоской падал на турецкий ковер. Письменный стол Джона вдруг принял угрожающие размеры и очертания, и Генриетта даже почувствовала некоторое облегчение, когда легла на кушетку и закрыла глаза, думая о том, какое же необыкновенное путешествие ей доведется сейчас совершить.

Она услышала голос хирурга, глубокий, вибрирующий, требовательный, и нахмурилась. Ничего не получалось. По каким-то причинам она оказалась неспособна участвовать в потрясающих опытах мистера Лэнгхема.

Генриетта прислушивалась к его указаниям, но не слишком старалась выполнять их, решив, что скажет доктору, что ничего не получилось, когда он закончит говорить. Она подумала также, что нет смысла двигаться, когда так приятно и легко продолжать лежать.

Тепло, комфорт и неподвижность успокаивающе подействовали на нее, и через некоторое время у Генриетты исчезло всякое желание встать.

Откуда-то издалека до нее донесся голос мистера Ленгхема, который спрашивал, где она. С трудом сосредоточившись, она оглянулась и, к своему удивлению, увидела, что находится неподалеку от Бэйндена, возле маленького пруда, где она не один раз видела развалины старинного маленького домика. Но сейчас домик был цел и, заглянув внутрь, Генриетта увидела высокую темноволосую девушку с мерцающими зелеными глазами, которая смотрела на нее с каким-то очень странным выражением.

Она вздохнула и услышала, как Джон спрашивает.

– Где вы, Генриетта? Что вы видите?

Из уст мисс Тревор раздался грубоватый хриплый голос.

– Я вижу Дженну. Я вижу ее как будто впервые в жизни. Я всегда считал ее некрасивой, но как я ошибался! Она прекрасна. Теперь я понимаю, что люблю ее.

– Кто вы?

– Бенджамин Мист, плотник из Мэгфилда. А она – Дженна Кэсслоу. Я хочу на ней жениться, я непременно должен на ней жениться. Она – моя половинка, мое счастье, и наконец-то я это понял.

Не веря своим глазам, Джон Лэнгхем наблюдал, как на благовоспитанном личике Генриетты Тревор появилось выражение, говорящее не только о любви и восхищении, но и о вполне плотском желании.

– Возможно ли это? – спрашивал себя доктор, в то время как Бенджамин Мист, запинаясь, устами светской девушки бормотал неуклюжие слова, предписываемые правилами деревенской вежливости.

Генриетта с первого взгляда узнала почерк на письме. Она узнала и замызганного маленького почтальона, который на сей раз явился к дверям дворца и за труды был вознагражден остатками от ужина – пирогом, паштетом и пудингом.

Уничтожив все, что ему дали, мальчишка запил еду элем и закончил трапезу яблочным тортом и сыром, после чего покинул дворец, похлопывая себя по раздувшемуся животу. Письмо же на серебряном подносе отнесли в гостиную, где Генриетта с Бейкерами играли в триктрак.

Наблюдательная Люси заметила, что мисс Тревор, которая сегодня, вернувшись после дневной прогулки, была необычно бледна, не стала вскрывать письмо, а спрятала его в карман, чтобы потом прочитать в одиночестве, из чего мисс Бейкер сделала заключение, что ее юная гостья состоит в переписке с Николасом Греем, и от души понадеялась, что речь не идет о какой-нибудь неуместной тайной страсти.

Но, несмотря на испытующие взгляды Люси, Генриетта даже намеком не дала понять, кто ее таинственный корреспондент, и когда в одиннадцать часов все разошлись по своим комнатам, мисс Бейкер пришлось по-прежнему довольствоваться только своими предположениями. Ситуация обострилась, когда на следующее утро, спустившись в залитую солнцем столовую, Люси обнаружила, что Генриетта еще не вернулась с утренней верховой прогулки.

С несвойственным ей раздражением Люси обратилась к невестке.

– Не могу понять, что это иногда находит на Генриетту. Она целыми днями где-то пропадает. Такое впечатление, что она с трудом переносит наше общество.

– А я ей завидую, – со вздохом заявила Филадельфия. – Если бы у меня не были такие больные нервы, я бы тоже гораздо больше времени проводила вне дома. Не правда ли, Джордж?

Он тряхнул головой, не отрываясь от газеты.

– Ну, конечно, моя дорогая. Непременно. Разумеется.

Разъяренная Люси воскликнула.

– Но Генриетта здесь в гостях и могла бы уделять хозяевам немного больше внимания!

– Она уделяет нам вполне достаточно внимания, – возразил только что вошедший в столовую Томас. – Вчера вечером, например, она обыграла меня в триктрак. Нельзя обвинять девушку в том, что иногда ей хочется побыть в одиночестве. Должно быть, ей чертовски тяжело целыми днями сидеть в Глинде в обществе девяти детей и вдовствующей мамаши.

– Уж, наверное, не так тяжело, – резко бросила Люси, – чем с детства быть запертой в Мэйфилде и заниматься семьей из восьми человек.

Все с изумлением взглянули на нее, за исключением Джорджа, всецело погрузившегося в газету.

– Хорошо, что отец тебя не слышит, – вдруг сказал Найзел, нарушая свое обычное молчание.

– Почему это? – Подбородок его сестры опасно вздернулся.

– Потому что ему пришлось бы напомнить тебе о твоем долге.

– К черту мой долг! – крикнула Люси, окончательно выйдя из себя.

Она вскочила и швырнула салфетку на пол.

– Я отдала вам лучшие годы жизни. Я пожертвовала всем, только чтобы увидеть, как две младшие сестры выходят замуж раньше меня, а два брата вообще не считают нужным жениться. Еще бы! Ведь это так удобно, когда вас с утра до вечера обслуживает эта «прислуга-за-вес», эта рабыня, эта грязная поденщица Люси Бейкер. Все, хватит! Довольно! Я уезжаю на весь день. Филадельфия, оставляю на тебя все хозяйство. Всего доброго!

С этими словами Люси выплыла из комнаты, не обращая внимания на ошеломленные лица своих родственников. Обеспокоенный внезапной тишиной Джордж, наконец, оторвался от газеты.

– Что случилось? – спросил он, и был совершенно потрясен, когда его рыдающая жена, запустив в него чайной ложкой, вдруг упала под стол в глубоком обмороке.

Как и думала Генриетта, Чаллис уже ждал ее. Он стоял посреди моря синих колокольчиков рядом со своей лошадью и беспокойно оглядывался по сторонам. Завидев ее, он бросился навстречу, протянув к ней руки. Они жадно поцеловались, и Чаллис усадил Генриетту рядом с собой на маленькой прогалине возле небольшого тихого пруда.

– Тебе очень плохо? – спросила она. – Я так волновалась, когда узнала, что тебя ранили.

– Я уже здоров, – ответил он. – Было совсем плохо, но мистер Лэнгхем извлек пулю, и все очень быстро зажило. Только никому не говори, а то у хорошего человека могут быть неприятности.

– Я буду молчать, – пообещала Генриетта и рассмеялась. – Во всяком случае, я знала, что ты у него.

– Откуда?

– Мне сказал Николас Грей. Кроме того, вчера, когда я была в Лакхерст-Холле, я слышала, что в доме кто-то есть.

Джейкоб выпрямился.

– Грей сказал тебе? Как же, черт возьми, он об этом узнал?

– Он не сказал. Он просто просил передать тебе кое-что и намекнул, что я найду тебя в доме Джона Лэнгхема.

– Значит, он знает, что мы с тобой видимся? Что же за игру затеял этот негодяй, если он шлет мне через тебя послания и не идет меня арестовывать? Я ни на секунду ему не верю.

– А я верю, – откровенно заявила Генриетта, слегка отодвигаясь – Я думаю, что он один из лучших людей, которые когда-либо жили на свете. Он сказал мне, что хочет дать тебе шанс спастись бегством, и велел предупредить, что против тебя брошены силы, которые он не может контролировать. Я думаю, что честнее и добрее его нет человека на земле.

Выражение досады и изумления исказило твердые черты Чаллиса.

– Я вижу, ты вообще питаешь к нему слабость. Значит ли это, что я тебя больше не интересую?

Генриетта вспыхнула.

– Конечно, нет. Я люблю Николаса Грея только как друга, не более того.

– А меня? Тоже только как друга? Если так, то лучше скажи сразу, избавь меня от лишних страданий в будущем.

– Как ты можешь говорить о будущем, когда знаешь, что у нас его нет?

– Ничего подобного, – твердо ответил Чаллис. – Когда-нибудь мы перестанем довольствоваться тайными свиданиями вроде сегодняшнего, и будем вместе навсегда.

– Пожалуйста, – попросила Генриетта, – давай не будем омрачать спорами хотя бы то короткое время, которое мы можем проводить вдвоем. Попробуем быть счастливыми.

Вместо ответа он вновь заключил ее в объятия, нежно целуя и так крепко прижимая к себе, что она ощущала каждый удар его сердца. Поцелуи становились все горячее, все увереннее, и наступил момент, когда Генриетта поняла, что если сейчас она не остановит его, то потом пути к отступлению будут уже отрезаны и ей не останется ничего, как принести себя в дар Чаллису, соединиться с ним, покончив тем самым со всем, что оставалось в ней девичьего.

Еще не вполне уверенная в том, чего ей хочется, девушка слабо сопротивлялась, но, не обращая на это внимания, он вес сильнее прижимал ее к себе, целуя страстно и неистово. И вдруг она перестала беспокоиться о том, что произойдет, забыла о том, кто он и кто она, о том, что их любовь никогда не будет освящена законным браком, желая лишь, чтобы он поскорее превратил ее в женщину. Генриетта сама скользнула под него и широко распахнула глаза, потрясенная тем, с какой силой он вошел в нее. Боль была невыносимой, беспощадной, но в то же время какой-то сладостной.

Генриетта закусила губу, но Чаллис двигался все также ритмично и мощно, не в силах сдержать свою страсть. Через некоторое время она тоже начала испытывать удовольствие, а потом сама задвигалась вместе с ним, выгнув спину и вжимаясь в него. Она почувствовала приближение чего-то огромного, невероятного, и наконец внутри у нее произошел взрыв, оставивший ее рыдающей, задыхающейся и трепещущей от блаженства, о существовании которого она никогда не догадывалась.

Когда все кончилось, когда прекратились эти опустошающие, острые, волшебные ощущения, они сели, прислонившись к стволу дерева. Джейкоб спокойно курил свою трубку, а Генриетта любовалась им, переплетая его пальцы со своими и прислушиваясь к стуку его сердца.

– Это всегда так? – вдруг спросила она. – У всех?

– Нет, – ответил Джейкоб, серьезно глядя на нес. – Это может быть самым убогим и жалким на свете переживанием.

– Не могу в это поверить.

Джейкоб повернул к себе ее лицо, ласково приподняв пальцами подбородок.

– Тем не менее, уверяю тебя, что это правда. Но не будем больше об этом говорить. Лучше передай мне предупреждение Грея. Я должен уехать отсюда?

– Да. Он уверен, что, пока ты здесь, тебе угрожает смертельная опасность. – Она с интересом взглянула на Чаллиса. – Скажи, Джейкоб, пока ты жил у мистера Лэнгхема, он не пробовал погружать тебя в прошлое?

Чаллис насторожился.

– Он велел мне никому не говорить об этом.

– Можешь смело говорить, потому что со мной он пытался проделать то же самое, только ничего не получилось.

– Не получилось?

– Да. Ничего не произошло. Я просто лежала на кушетке и дремала, а потом проснулась. А с тобой что-нибудь происходило?

– О да, – медленно ответил Чаллис. – Очень многое.

– Ты мне расскажешь?

– Как-нибудь в другой раз, – тихо ответил он. – Сейчас не время. Скажи, ты не возненавидела меня за то, что случилось между нами?

– Как же я могла тебя возненавидеть, – просто ответила она, – если я все время чувствовала, что это то, чего я ждала всю жизнь.

Чаллис бросил на нее долгий и очень странный взгляд. Его губы дрогнули, когда он признался.

– И я тоже.

Николас Грей опустил глаза под испытующим взглядом лейтенанта Джекилла, в тысячный раз по жалев о том, что связался с этими охотниками за наградами.

– Я просто не могу себе представить, как Чаллис ухитрился исчезнуть, – говорил Джекилл. – Вы же утверждаете, что ранили его?

– По-моему, да. Хотя было темно, но мне показалось, что я не промахнулся.

– Тогда где же он, этот прохвост? Вы говорили со здешним доктором?

– Да, лейтенант Джекилл, – с ноткой раздражения в голосе ответил Николас. – Я все проверил.

Роджерс прогудел с другого конца комнаты.

– Тогда, должно быть, он покинул Мэйфилд. Один Бог знает, где он теперь прячется.

– Черт возьми, – ругнулся Джекилл. – Как же я от всего этого устал. Эти проклятые разбойники постоянно одерживают над нами верх. Клянусь, если я увижу еще хоть одного из них, то сразу пристрелю на месте.

– И будете осуждены за незаконное применение оружия, – подсказал Роджерс, выходя вперед и заслоняя свет своей широкой грудью. – Пристрелить – это слишком просто, лейтенант, нужно при думать что-нибудь похитрее.

Трое мужчин настороженно смотрели друг на друга, пока Николас, намеренный поскорее завершить эту неприятную встречу, нарочито деловым тоном не произнес.

– Ну что ж, джентльмены, коль скоро Чаллис исчез, как же мы будем претворять в жизнь ваш план?

Впервые в жизни Джекилл выглядел растерявшимся.

– Честно говоря, не знаю, – сказал он. – Нам необходимо знать время и место следующей операции, чтобы подготовить наши силы.

– В таком случае, я предлагаю, – сказал Николас, – чтобы вы подкупили кого-нибудь другого.

Роджерс и Джекилл одновременно повернулись к нему.

– Кого?

Николас покачал головой.

– Понятия не имею. Насколько я понял, одна часть деревни законопослушна, а другая – запугана. Я не видел никого, кто не попадал бы в одну из этих категорий.

Джекилл сел за стол и уткнулся лицом в ладони.

– Должен же быть какой-то выход, – пробормотал он.

Николас молчал, удивляясь про себя тому, почему лейтенант вызывает в нем такие противоречивые чувства. Что в этом человеке такого, что заставляет его бояться?

– Если вы разработаете план, я приложу все силы, чтобы выполнить его, – наконец сказал Грей. – В самом деле, не могут же Кит Джарвис и его брат без конца водить нас за нос.