Текст книги "Ускользающие тени"
Автор книги: Дина Лампитт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 27 (всего у книги 33 страниц)
Как ни странно, у этой миссис Биссел приятель лорда Уильяма посоветовал им остановиться перед бегством за границу. Ее дом был рекомендован как уединенный и мирный, а сама леди – как добрая провинциальная дама, готовая на любые жертвы ради удобства своих гостей. Переступив порог, Сара увидела идеально чистую комнату, тяжелую дубовую мебель, тряпичные половики, разбросанные по блестящему полу, и шторы ручной работы на окнах. Комнату наполнял запах свежевыпеченного хлеба и воска, и Луиза, которая дурно перенесла путешествие, чудесным образом перестала плакать.
Радуясь тому, что в юности она так много участвовала в любительских спектаклях, Сара поведала миссис Биссел свою историю. Она вышла замуж без одобрения своих родителей и друзей, и в результате этого подверглась всеобщему остракизму. Поэтому она вместе со своим мужем решила пожить уединенно, где-нибудь подальше от столицы, и дом миссис Биссел со всем его спокойствием кажется им как раз тем, чего они хотели. Если все будет решено и хозяйка согласится с се предложением, Сара пошлет за своим мужем, мистером Уильямом Гором, который присоединится к ней через несколько дней. Роль была сыграна убедительно, миссис Биссел осталась совершенно очарованной Сарой. Таким образом, в следующее воскресенье прибыл лорд и любовники вновь воссоединились вместе со своим ребенком, которого произвели на свет.
Их жизнь стала подобной раю, блаженству в садах Эдема. Холодные дни ранней весны сменились долгожданным теплом, подснежники и крокусы уже пестрели на полянах в лесу, где прогуливались любовники, по очереди нося на руках Луизу. Такая бесхитростная деревенская идиллия вызывала мысли о том, что им больше нечего желать, и Сара мало-помалу начинала верить, топя свое беспокойство в самообмане, что они с Уильямом действительно муж и жена, что они жена ты уже давно и теперь представляют собой самую блаженно-счастливую пару в мире. Переполнившись такими мыслями, оба они увлеклись своими ролями. И начали расширять свой круг общения, знакомясь с обитателями Редбриджа, в блаженном неведении даже не помышляя о том, какую сенсацию они производят. Уильям с его каштановыми волосами и возвышенным романтичным лицом стал мечтой каждой женщины в округе, по Саре вздыхали все местные мужчины.
– Должно быть, мистер и миссис Гор – знатные господа, – размышляла ближайшая подруга миссис Биссел миссис Тайлер.
– Конечно, душенька, – у них такие учтивые манеры, они так красиво говорят!
– А вы читали в газете о сбежавших любовниках?
– Ну какие же они любовники?
– В газете пишут, что сестра герцога Ричмондского, леди Сара Банбери, бросила своего мужа и бежала с лордом Уильямом Гордоном. Еще там говорится, что они взяли с собой ребенка.
– Боже милостивый! – лицо миссис Биссел омрачилось. – Но вы ведь не думаете, что они… – у нее сорвался голос.
– Я только предполагаю. И даже если это правда, как некрасиво с их стороны обманывать вас подобным образом!
– В самом деле, как вы считаете, что мне теперь делать?
– Внимательно последить за ними, а что делать дальше, мы с вами решим потом.
На том и порешили. Но хозяйка дома теперь была настороже и ужаснулась, узнав, что дочь леди Сары Банбери зовут Луизой – дочь супругов Гор носила то же самое имя.
– Что вы думаете об этом? – спросила она у миссис Тайлер.
– Мне кажется это чрезвычайно подозрительным, вот как. Надо что-нибудь предпринять.
– В каком смысле?
– Предоставьте это мне, – таинственно произнесла миссис Тайлер и сощурила свой круглый глаз.
17 марта, в день святого Патрика, любовники поднимали бокалы шампанского за ирландское воспитание Сары. Смеясь и болтая, они сидели перед камином после утренней прогулки, ребенок весело лепетал, на столе красовался букет ярко-желтых нарциссов. Будучи жизнелюбивыми людьми, они готовы были вечно пребывать в подобной идиллии. Именно такую приятную сцену увидел вошедший незнакомец, о котором необычно строгая миссис Биссел заявила словами: «К вам посетитель, миссис Гор».
Сара и Уильям в смущении переглянулись, уверенные, что их тайное убежище известно только им одним. Но мужчина, учтиво поклонившийся им, седоволосый и строгий на вид, показался леди Саре очень знакомым, и она в тревоге вскочила.
– Леди Сара Банбери?
– Да.
– Несомненно, вы помните меня. Я – Джон Сузил, частный поверенный сэра Чарльза. А вы, сэр, полагаю, лорд Уильям Гордон?
– Да, это я. А в чем дело?
– Одну минуту, сэр. У меня имеется повестка, подписанная сэром Чарльзом Банбери, который преследует вас по закону, обвиняя в преступной связи с его женой. – Из-за спины мистер Сузил извлек бумагу, которую он передал в дрогнувшие руки Уильяма. И впредь я могу передать ваше дело в суд, – добавил стряпчий с ноткой злорадства и не отказал себе в удовольствии ехидно улыбнуться.
– Но как, черт побери, вы нашли нас? – свирепо осведомился Уильям.
– Вас выследили, сэр. Ваш маленький обман окончен, романтическое путешествие подошло к концу
– О, нет! – вырвался крик у Сары. – Какая жестокость! Мы были так счастливы..
– Счастье за чужой счет редко бывает продолжительным, мадам, – язвительно заметил стряпчий. Позвольте пожелать вам всего хорошего.
С этими словами он повернулся и вышел, и сама его походка, исполненная презрительного достоинства говорила больше, чем могли выразить любые слова.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ
Слезы брызнули у него из глаз так быстро и неудержимо, что он принужден был покинуть салон и искать уединенного места, где мог бы вволю выплакаться. Его охватила глубочайшая мрачная депрессия, его настроение было донельзя отвратительным, и, будучи рабом своих эмоций, король не видел впереди ничего, кроме долгих лет отчаяния.
Апрель 1769 года стал особенно кошмарным месяцем. Этот чертов Уилкс, освобожденный из тюрьмы и вновь выдвинутый в парламент, был избран от Корнуолла. Но, что было еще хуже, сэр Чарльз Банбери предстал перед духовным судом, утверждая, что леди Сара выказывает признаки распущенности и свободы нравов, что она совершенно пренебрегла своими супружескими обязанностями, вступив в запретную и преступную связь с лордом Уильямом Гордоном. В довершение всего сестра Георга принцесса Августа, теперь вышедшая замуж за герцога Брунсвикского, во всеуслышание объявила жену Банбери шлюхой, а также высказала свое мнение о том, что ее мужу следовало давно приструнить распутную жену.
Салон гудел от сплетен:
– Кто бы подумал, что сэр Чарльз способен на такой поступок? Я всегда считала его слишком вялым. Он буквально убил жену при свидетелях, как говорят.
– Этот человек совершенно переменился – так считают все, кто видел его.
– Да, вполне допускаю. Но все же не могу понять, как ему удалось так быстро начать процесс. Едва он обнаружил, где скрываются любовники, как подал в суд на Гордона. А теперь, спустя пять недель, уже появился в суде.
– Я слышала, она бежала в Шотландию, чтобы избежать скандала.
– Идиотка! Скандалы будут преследовать ее всю оставшуюся жизнь. Банбери поклялся, что он не видел се, не разговаривал и так далее с самого января, что их последняя супружеская встреча произошла зимой 1767 года. Представляете себе?
– Да как она теперь посмеет смотреть в глаза людям!
– Одному Богу известно!
Конечно, король слышал все это – шепотки и обрывки сплетен долетали из каждого угла зала. Чем больше он старался держать себя в руках, тем больше ему хотелось прервать все эти отвратительные разговоры, и одновременно с этим он чувствовал, что приближается один из ужасных приступов его возбуждения. Он обвинял в несчастьях Сары только себя, твердо зная, что именно он, лишив ее невинности, заставил сделать первый шаг на пути в преисподнюю. Кроме того, Георга не оставляла мысль – и именно она заставляла его сейчас так горько рыдать – о том, что, если бы он не покинул Сару Леннокс, если бы нашел в себе силы противостоять Бьюту и жениться на любимой девушке, сейчас на нее не обрушилась бы эта страшная трагедия.
Конечно, это была правда. Будь Сара его королевой и супругой, он отдал бы ей всю любовь, избавляя от необходимости искать ее где-либо в другом месте. Неудержимо вздрагивая, король позволил своему воображению увести его в счастливую картину, представляя, какими прелестными могли бы быть его дети, если бы им в матери досталась не уродливая Шарлотта. Но вместе с тем он виновато отогнал от себя эти мысли. Бедняжка Шарлотта была доброй женой, преданной и верной, ловящей каждое его слово. И тем не менее король был твердо уверен, что никогда бы не испытал таких приступов возбуждения, никогда не чувствовал бы этой дьявольской подавленности, если бы его жизнь озарила Сара.
Однако поправить сделанное было уже невозможно. Он шел своей дорогой, она – своей. Он женился на женщине, которую не любил, но которая исправно рожала ему детей каждый год. Сара тоже вступила в брак без любви, но нашла в себе смелость бежать с любимым человеком и дать жизнь своему единственному ребенку. Погруженный в мысли о том, что могло стать с ними, король закрыл лицо руками.
Каждое слово бомонда было справедливым: с сэром Чарльзом Банбери произошли такие невероятные перемены, что теперь в нем едва узнавали изнеженное создание, в своих суждениях доходящее почти до глупости, которому некогда удалось завоевать самую прекрасную девушку столицы. Теперь же этот стройный, ироничны, живой и безжалостный, как ременная плеть, мужчина, приносил в суде клятву о неверности своей жены и невозможности признать себя отцом чужого ребенка.
Бракоразводный процесс был неизбежно сложным и затянутым делом. Однако сэр Чарльз взялся за дело с такой энергией, что уже к июню он добился частичного развода и раздела имущества, освобождающего его от любых обязанностей поддерживать свою жену. Дальнейшее зависело от самого истца. Только по решению парламента он мог получить окончательное разрешение, которое давало ему и Саре возможность вступать в другие браки. Но сама она ничего не могла поделать. Такое действие разрешалось предпринимать только, невиновной стороне.
– Как вы думаете, он пойдет на это? – спросила Сара, получив экземпляр лондонской газеты с подробным отчетом о процессе.
– Не знаю, – безразлично отозвался Уильям.
– Но почему вы говорите это таким тоном?
– Потому что это уже неважно. Я уверен, что мы и так совершенно счастливы.
Джон Сузил навестил их в Редбридже вновь, на этот раз вручив Саре повестку с требованием явиться в духовный суд. После этого миссис Биссел заявила, что у нее респектабельный дом, и попросила пару уехать. Казалось, что единственным местом, где любовники окажутся вне досягаемости любопытных глаз и досужих языков, где их не смогут моментально узнать, осталась Шотландия. Соответственно этому они предприняли, трудное путешествие из Лондона в Бервик, взяв места в дилижансе у Уолтам-кросс поздно вечером и остановившись переночевать в Уэре при первой смене лошадей. Все путешествие заняло четыре дня, вторая ночь была проведена в Барнаби-Мур, где любовники достигли отеля, чуть не падая от усталости, в половине десятого вечера, а встать были вынуждены в четыре часа утра. На третий день дилижанс достиг Рашфорда только поздно ночью. Так продолжалось до тех пор, пока на четвертую ночь дилижанс наконец не остановился в Бервике, где наутро, после завтрака, Сара и Уильям распрощались с остальными пассажирами, которым предстояло продолжить путь до Эдинбурга. Немного успокоившись от сознания того, что они оказались на достаточном расстоянии от Лондона, любовники наняли карету до Графстона, где поселились в доме у Джеймса Хьюма, с которым Уильям некогда учился в школе.
– Святая обитель! – восторженно вздохнула Сара, увидев из окна кареты квадратное белое здание, мило расположенное на берегу реки Лидер.
– Что за путешествие! – вяло воскликнул Уильям. – Я готов отсыпаться целую неделю.
– Теперь, полагаю, мы можем себе это позволить, – ласково улыбнулась ему Сара. – Здесь у нас на все будет время.
И с этими словами она углубилась в размышления о том, как устроить самое комфортабельное жилье.
Они договорились встретиться в Эдинбурге после концертов, которые давали по отдельности. Днем раньше Алексей выступал в Манчестере, поэтому путь для него оказался более легким, в то время как Сидония, которая ненавидела долгие поездки, вылетела из Гэтвика. Ее основным требованием к полетам было то, чтобы самолет приземлялся точно тогда, когда она допивала второй коктейль, поэтому она осталась удовлетворенной данным рейсом. Они летели по безоблачному небу, стюардесса была разговорчива и дружелюбна, перелет прошел успешно, а Эдинбургский аэропорт был по-прежнему чистым и ухоженным. Как всегда, на севере Сидонию посетила дикая идея купить заброшенный замок, восстановить его во всей прежней роскоши и превратить в концертный зал. Она представляла себе это будущее великолепие чем-то вроде Мак-Глиндсбурна.
Такси привезло ее к отелю, элегантному зданию георгианской эпохи на одной из множества улочек, разбегающихся от улицы Принца. Сидония поразилась, увидев памятную доску о том, что некогда отель был городским домом Томаса Эрскина, шестого графа Келли, председателя Эдинбургского музыкального общества в 1757 году и вице-губернатора в 1767 году. Вздрагивая при мысли о том, что она каким-то образом повторяет путь великого человека, Сидония отправилась на поиски своей репетиционной залы, снятой для нее музыкальным колледжем, и как следует поупражнялась, прежде чем идти встречать Алексея.
Поезд подошел к вокзалу Ваверли почти минута в минуту, и музыкантша испытала обычную радость от того, что ей предстояло показывать любимый город новому человеку, видя, как загораются его глаза, наслаждаясь тем, что конец июля еще не наступил и толпы туристов, посещающих фестиваль, еще не наводнили улицы.
– Ты только представь себе! – воскликнула она, весело целуя Алексея в щеку. – Мы остановимся в отеле, который некогда был городским домом графа Келли.
– Это исполнение его произведений принесло тебе такую известность? – заинтересованно отозвался Алексей.
– Кто это так говорит?
– Я читал об этом в одной газете, поэтому знаю точно, что это правда.
– Ты слишком хорошо стал разбираться в английском юморе, – заметила Сидония, вновь целуя его. – Это становится опасным.
– Всему виной гастроли, – объяснил Алексей. – Я познакомился со столькими людьми, побывал почти везде и научился шутить по-английски. Но это всего лишь шутки, а не ругательства!
– Верю, верю. Я просто горжусь тобой. Но хватит об этом. Твой успех стал просто неожиданным – об этом я тоже читала в газетах.
Алексей рассмеялся.
– В худшей из статей меня назвали помесью Тома Круза и Паганини, добавив, что я – величайший секс-символ, который когда-либо держал в руках скрипку.
– Где это написано – в «Сан»?
– Нет, в «Дейли миррор».
Сидония присвистнула.
– Да, а «Экспресс» считает тебя парнем, который заставил Найджела Кеннеди повнимательнее смотреться в зеркало.
– Какого Найджела? – невинно переспросил Алексей, и оба расхохотались.
Понимая, что произведения графа Келли будут более чем популярными в его родном городе, Сидония решила посвятить им большую часть своего концерта. Свидетельством мудрости ее выбора уже стали воодушевленные лица студентов, которые постоянно заглядывали в окна и дверь репетиционного зала. Завершив репетицию взрывом своей новой версии двадцать седьмой сонаты Скарлатти, Сидония услышала дружные аплодисменты из коридора.
Те же самые студенты вскочили на ноги, аплодировали и кричали, когда этим вечером Алексей Орлов, более одухотворенный, чем Сидония помнила его, блистательно исполнил скрипичный концерт Мендельсона. Высокие и сладкие страстные звуки, отчетливые и чистые, как колокольный звон, и в то же время нежные, как песня ветра или шум прибоя, захватили всех слушателей.
После столь виртуозного исполнения ему неизбежно пришлось играть на бис. Студенты завопили во весь голос, когда Алексей в угоду им заиграл простые и легкие вещи: русские народные песни, музыкальные шутки Фритца Крейслера, мелодии «Битлз». Весь зал поднялся как один человек и разразился восторженными аплодисментами, и у Сидонии выступили на глазах слезы, когда она подумала, что Алексей сделал правильный выбор, не связав свою жизнь с ней, – он был слишком талантлив, слишком гениален, чтобы принадлежать одной женщине, прямо перед ним сверкали лучшие жизненные награды, а ему оставалось только протянуть свои чуткие руки, чтобы схватить их.
– Здравствуй и прощай, – пробормотала она, поднимаясь вместе со всеми, и была удивительно красива в тот момент, несмотря на то, что по ее щекам текли слезы печали и радости.
За кулисами Алексея ждала целая толпа – коллеги-музыканты, журналисты и критики и, к удивлению Сидонии, Шанталь де Шенериль.
– Боже мой! – воскликнула Сидония, пробираясь к ней поближе. – Я даже представить себе не могла, что вы приедете сюда.
Француженка одарила ее нежным поцелуем.
– Я в гостях у Мак-Даффа в его поместье уже шесть недель. Кроме того, мне давно хотелось посетить фестиваль. Разумеется, я и не думала, что застану здесь Алексея.
Сидония удивилась, надо ли ей делать выводы из этого последнего замечания, но ответила просто:
– Как приятно вновь увидеться с вами!
– И мне, моя дорогая. Разумеется, я буду на вашем концерте.
– Боюсь, после такого успеха Алексея мое выступление покажется слишком блеклым.
– Ваша музыка совершенно иная, – разумно уверила ее Шанталь. – Слушать вашу игру – все равно что слушать падение хрустальных капель. А Алексей способен завладеть душой слушателя.
– И сердцем?
Мадам де Шенериль загадочно улыбнулась.
– И им тоже.
Они выехали из Эдинбурга через три дня: Шанталь – на своем «роллс-ройсе», Сидония и Алексей – на взятом напрокат «фольксвагене». Француженка настаивала на том, что они должны присоединиться к ней, но Сидония, остро осознавая, что эта их встреча с Алексеем будет последней, отказалась.
– Мы намерены посетить все известные места – Лох-Несс, остров Муль, даже разыскать гнездышко одной моей знакомой в Бервикшире. Вероятно, мыуспеем побывать в Гленфиннане – там, где высадился принц Красавчик Чарли, – добавила она, глядя в угасшие глаза Шанталь.
– В начале 1745 года?
– Да. Если бы он только устроил поход на Лондон, вместо того чтобы послушаться своих советников и повернуть обратно! Вся история могла бы пойти по-другому.
– Неужели такое было возможно?
– Он был всего на волосок от победы, – ответила Сидония и подумала, насколько по-иному могла бы пойти жизнь Сары, если бы она никогда не встретилась с Георгом, избранником Ганноверской династии, если бы его изгнали из Англии.
Приближаясь к озеру Лох-Ломон, при виде которого Алексей прилип к окну автомобиля, Сидония спросила:
– Ты хотел бы поехать с Шанталь? Алексей взял ее руку с руля.
– Сидония, это наши каникулы, а не ее. Она великолепная женщина, она очень добра ко мне, но между нами есть нечто особенное. Понимаешь, мы с тобой – два сапога пара.
– Неужели? – в некотором замешательстве переспросила она.
– Несомненно. Мы талантливы, как очень немногие из людей, и талант прочно связывает нас.
– Ты думал бы иначе, если бы познакомился с другими коллегами-музыкантами.
– Забудь об этом, мы просто близкие друзья.
– Что, вероятно, лучше, чем любовники.
– Может быть, – отозвался Алексей, и всего на один миг в его глазах появилась тоска.
Они поселились в замке, превращенном в отель, расположенном на живописном берегу озера, – на этом настоял Алексей. Именно здесь случилось незабываемое событие: ввиду близости к Эдинбургу в замке оказались люди, которые слушали концерт Алексея, и после ужина он уступил их горячим просьбам и стал играть для них. На звуки его скрипки собралась целая толпа, люди стояли в дверях. Для Сидонии эта ночь стала последним удивительным воспоминанием об этом человеке – именно тогда она окончательно поняла, что общительный юноша, с которым она познакомилась в Москве, приобрел не только международную известность, но и впредь должен идти своим путем.
– Я горжусь тобой, – сказала она позже, забираясь в постель.
– И я – я горжусь тобой больше, чем кем-либо из своих знакомых. Ты помнишь, когда-то я предлагал тебе провести медовый месяц со мной в транссибирском экспрессе?
– Разве я могу забыть об этом?
– И тебе не важно, что этого никогда не произойдет, что жизнь пойдет, как прежде?
– Совсем нет, – безмятежно произнесла Сидония, почти не солгав. – Я недавно говорила тебе, что не надеюсь на прочные отношения между нами.
– Тогда все в порядке, – сказал Алексей и закрыл глаза, засылая в ее объятиях быстро и легко, как ребенок.
Трудно сказать, когда Сара впервые поняла, насколько несчастлив Уильям. Просто однажды – или ей так показалось уже намного позже – они бродили по заросшим лесом берегам реки рука об руку, и его привлекательное, спокойное и поэтическое лицо омрачилось, его черты увяли, и как-то незаметно он приобрел раздражающую привычку вздыхать.
Сара еще никогда не видела более уютного маленького домика, чем Кэролсайд, расположенного в живописном месте. Построенный на самом берегу реки, где лес подступал к кромке воды, этот дом навевал мысли о том, что здесь можно в гармонии и счастье провести всю жизнь. Однако оказалось, что даже дом в Шотландии не давал паре всего необходимого уединения. Каким-то образом обе семьи обнаружили, где скрываются Сара и Уильям, и уже начали досаждать им гневными письмами.
Гордоны писали сыну о том, что он сглупил, променяв военную карьеру на женщину, предупреждали, что теперь ему придется существовать всего на пятьсот фунтов в год без всякого жалованья, и если он не одумается, не вернется домой и не возобновит воинскую службу, то будет вынужден довольствоваться этим жалким содержанием до конца жизни. И, что хуже всего, лорд-романтик начал страшиться перспективы, ожидающей его.
Семья Сары избрала другие методы для шантажа: в каждом письме, которое она получала, сообщалось о болезни очередного члена ее семьи, вызванной ее дурным поведением. Кэролайн слегла, лорд Холленд чувствовал недомогание, Луиза мучилась истериками, Эмили была совершенно подавлена. Что касается маленькой Луизы, ей предрекали тяжелую жизнь и полный остракизм, несмотря на то, что сэр Чарльз, скрывающийся в Суффолке от непрошенного сочувствия друзей, с радостью забрал бы малышку от неверной жены.
Их отношения дали трещину в тот день, когда неизвестный недоброжелатель прислал им экземпляр местной газетенки. В ней содержалась огромная статья, в которой Сару называли новой Мессалиной, а Уильяма – Гордианом, а, кроме того, упоминалось, что, когда сэр Чарльз Банбери хотел было вызвать лорда Уильяма Гордона на дуэль, один из друзей отговорил его, сообщив, что у Сары было столько любовников, что, если расставить их имена в алфавитном порядке, очередь до Гордиана дойдет только через добрый десяток лет.
– Они называют тебя распутницей, Сара, – заметил Уильям, читая статью.
– При нашей первой встрече я призналась тебе, что имела несколько отвратительных связей. Я всегда была откровенна с тобой, – деланно-спокойным тоном ответила Сара, чувствуя, как на ее глаза наворачиваются слезы.
– Но в статье ты представлена просто дешевой шлюхой.
Отшвырнув газету, он вышел из дома и где-то пропадал до самой ночи. Яд проник в их жизнь и оказал свое воздействие: первые неповторимые недели страсти были закончены, и закончены навсегда.
В апреле начались сильные ливни, поэтому Уильям, который пытался поддержать свой дух прогулками и рыбной ловлей, оказался узником в своем доме. Как раз в это время у Луизы начали резаться зубки, и она кричала дни и ночи напролет, вызывая скандалы, которые делали жизнь малютки еще более несчастной.
– Неужели ты не можешь успокоить ее? – раздраженно спросил Уильям.
– Нет, не могу, – в тон ему ответила Сара. – Попробуй, если хочешь.
– Черта с два! – фыркнул он и вышел под проливной дождь.
Наконец погода установилась и пара получила возможность проводить больше времени на свежем воздухе, прогуливаясь вдоль берега реки по тропе, которую они прозвали Аллеей Любовников еще в те времена, когда только прибыли в Шотландию и все видели в розовом свете.
– Что твои родители пишут в последнем письме? – спросила Сара скорее из желания поддержать разговор, нежели из любопытства.
– О том, что они не имеют намерения увеличить мое содержание и что развод сэра Чарльза Банбери, если таковой состоится, займет не менее восьми лет.
Как будто услышав долгожданные слова, Сара произнесла:
– Лорд и леди Холленд больны, мои сестры подавлены, герцог Ричмонд прикован к кровати. И все из-за нас двоих.
Лорд Уильям остановился и резко повернулся к ней:
– Большего добиться было бы трудно, верно? – тихо сказал он.
– Что ты имеешь в виду?
– То, что, если мы причинили столько страданий другим людям, не говоря уж о нас самих, пора бы прибегнуть к помощи рассудка.
С этими словами он круто повернулся и почти побежал к дому.
– Уильям! – крикнула вслед ему Сара. – Уильям! Он не ответил.
Не желая терпеть унижения и будучи слишком гордой, чтобы бежать следом за любовником, Сара осталась на месте, укачивая ребенка на руках до тех пор, пока он не уснул. Только после этого Сара медленно направилась к дому, надеясь застать Уильяма в лучшем расположении духа.
Его не было дома. Осмотрев комнаты, Сара обнаружила, что его одежда и туалетные принадлежности исчезли. Охваченная паникой, она бросилась в конюшню и увидела, что лошади, которую Уильям приобрел для прогулок, там нет. Сгущались сумерки, Сара сидела одна в доме, вдали от жилья и людей, в обществе крошечного и беззащитного ребенка.
– Ублюдок! – крикнула она в ярости. – Ублюдок! Но в ответ ей раздалось лишь журчание речной воды.
После двух самых ужасных дней и ночей в ее жизни Сара услышала у дверей стук копыт, стремглав бросилась к порогу и обнаружила, что приехал всего-навсего мальчишка-почтальон. Тем не менее Сара схватила его за руку и почти стащила с седла.
– Вот тебе письмо, – сказала она. – Ты получишь шиллинг, если отвезешь его немедля.
Мальчишка взглянул на адрес и почесал всей пятерней в затылке.
– «Его милости герцогу Ричмондскому, Гудвуд, Сассекс». Это же страшно далеко, мэм.
– Неважно. Скажи, у твоего отца есть лошадь или повозка?
– У меня нет отца, только мать.
– Ладно, она не согласится довезти меня до Бервика? За это я дам гинею.
Мальчишка просиял.
– Да уж, не откажется.
– Отлично. Когда уходит дилижанс из Бервика?
– В четверг, за четверть часа до полуночи.
– Что за немыслимый час! Лучше я проведу предыдущую ночь в Бервике. Скажи матери, что я жду ее в четверг в полдень. Возьми, это два шиллинга, и будь хорошим и послушным мальчиком.
Так леди Саре Банбери пришлось покинуть Шотландию не в удобной карете, а в расхлябанной деревенской повозке, со сваленными позади вещами, с крошечной дочерью, которую она крепко обхватила руками. Приключение превратилось в опасную выходку, романтические мечты оказались с горьковатым привкусом. У нее не осталось ничего, кроме своих пятисот фунтов, возвращенных сэром Чарльзом, и ребенка-безотцовщины. В двадцать четыре года Сара Банбери превратилась в отверженную изгнанницу, женщину, которой пренебрег высший свет, а впереди ее ждала одинокая и безотрадная жизнь.
– Вот здесь они любили бродить, – сказала Сидония Алексею.
– И, насколько понимаю, любоваться природой.
– Да, беседовать о цветущем шиповнике.
– Романтика!
– Вот именно, – Сидония отвела ветку боярышника, который рос так густо, что его ветви совершенно переплелись.
– Знаешь, – продолжал Алексей, – это так романтично, что я не отказался бы сам поступить так же.
– Что ты имеешь в виду?
– Я думаю купить тебе куст роз для твоего сада, чтобы он напоминал обо мне.
– Когда ты вернешься в Россию?
– Да, когда я буду там или на гастролях – везде.
– Ты прелесть, – воскликнула Сидония, обнимая его. – Ты выбиваешь все грустные мысли из моей головы, и все-таки ты чудовище.
– К чему грустить сейчас? – возразил он. – Для этого у нас впереди еще вся жизнь. Подумай, целых десять месяцев ты могла бездумно радоваться.
– Но все хорошее обязательно кончается, верно?
– К несчастью, да.
Именно здесь, в том самом месте, где лорд Уильям Гордон бежал от обязанностей, бросив свою любовницу и ребенка, Алексей Орлов и Сидония Брукс, несмотря на то, что им оставалось пробыть вместе еще несколько дней, окончательно расстались друг с другом.
