Текст книги "Ускользающие тени"
Автор книги: Дина Лампитт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 33 страниц)
– Игрушечным мальчиком?
– Это точно, – усмехнулся Алексей. – Она пригласила меня пообедать у Шамбора.
– Вы действительно невозможны!
– Прямо-таки чудо природы. Дражайшая Сидония, я принес шампанское – его передал вам Пьер.
С этими словами скрипач открыл сумку, в которой оказалось несколько бутылок.
– Не знаю, стоит ли мне пить…
Он сокрушенно поднял глаза:
– Я даже не спросил, как вы себя чувствуете. Эгоист!
– Отлично, шов уже наложили, анестезия проходит, и рана начинает побаливать. А в остальном у меня прекрасное настроение.
Одним движением Алексей сбросил пальто и опустился на постель рядом с ней, схватив Сидонию в объятия так нежно, что ей вдруг захотелось заплакать.
– Простите меня, я думаю только о себе. Но с этого момента я становлюсь вашей сиделкой. Повелевайте!
– Тогда, налейте нам шампанского. Болеть так болеть! – Сидония вдруг смутилась. – Алексей, я должна сказать вам кое-что…
– И что же именно?
– У меня есть знакомый, я… очень дружна с ним. Сейчас он находится в Канаде, работает по исследовательскому проекту.
Русский повернулся к ней, прекратив откупоривать бутылку:
– Я не мог предположить, что такая красавица, как вы, не пользуется успехом. Так что этого следовало ожидать. Вы собираетесь замуж за этого человека?
– Не знаю. Он не спрашивал меня.
– Тогда он просто дурень. Я стал бы вашим мужем, не колеблясь ни минуты.
– Я не уверена, что опять хочу выйти замуж. Найджел надолго отбил у меня охоту к семейной жизни.
– Неудивительно. А теперь перестаньте говорить и послушайте меня, Сидония. Я останусь здесь на всю ночь, буду спать на полу, если вы настаиваете, но не оставлю вас одну. И, если я выражаюсь правильно, не буду форсировать события.
– Да.
– Тогда мне можно остаться?
– Да.
Подняв бокалы, они приготовились встретить Новый год.
Так громко подготовленное прибытие герцога Лозана произвело скорее обратный эффект. Сара увидела маленького, стройного, подвижного молодого мужчину, который вошел в зал и поклонился принцу, и тут же решила, что больше всего в этом человеке привлекает взгляд костюм из необыкновенно дорогой парчи.
«И этот человек поклялся соблазнить меня!» – думала она, холодно улыбаясь при виде того, как принц и герцог направляются к ней.
Принц Конти учтиво кивнул в ответ на реверанс Сары:
– Миледи, смею вам представить моего Лозана – совершенно необузданного, оригинального и очень приятного человека. Он познакомит вас с Парижем лучше, чем кто-либо другой. Позвольте передать вам его восхищение. Я полностью уверен в его желании завоевать вашу благосклонность.
К ее немалому удивлению, Лозан поклонился так, как будто ему наскучило это витиеватое представление, и Сара в ответ опустилась в одном из своих неподражаемых реверансов, процедив сквозь зубы: «Как поживаете?»
– Спасибо, недурно, – ответил он, утирая верхнюю губу кружевным платком, и отошел туда, где сидела в кресле элегантная блудница-аристократка, пожирая герцога блестящими голубыми, глазами. Даже сказав это в полный голос, Лозан не смог бы лучше выразить свое безразличие к Саре. Но дальнейшее было еще хуже: блудница, очевидно, любительница громко шептаться при всех, приблизила губы к уху Лозана и что-то забормотала. Он беспечно пожал плечами.
– Она недурна, – громко и отчетливо произнес он, – но, клянусь жизнью, я не вижу в ней ни единой черты, способной заставить мужчину хотя бы повернуть голову. Если бы она отлично говорила по-французски и прибыла из Лиможа, никто не посмотрел бы в ее сторону.
Послышался сдержанный взрыв смеха, и Сара пожелала, чтобы пол под ней провалился, поглотив ее.
– Кто эта женщина? – спросила она у Карлайла, который, как всегда, находился поблизости.
– Мадам де Камбиз, любовница Лозана. По-видимому, она спятила от любви к нему, но ему уже глубоко наскучила.
– Почему? – раздраженно спросила Сара. – Она выглядит весьма пылкой подругой.
– В том-то все и дело. Она пала в его руки без борьбы, а герцогу нравится роль завоевателя.
– Неужели?
– Какому мужчине она не нравится? Даже я способен преследовать даму, пока не буду падать от утомления, даже если не получу ни единой улыбки от моей возлюбленной.
– Вы намекаете на меня? – вспылила Сара, обращая свое раздражение на злосчастного юношу.
Карлайл засмущался:
– Но разве я способен увлечься кем-нибудь еще?
– Тогда ваше поведение совершенно непристойно, сэр. Как вам известно, я замужняя женщина.
– Но вы же понимаете, я питаю надежду…
– Надежду? На что? Что я стану вашей дешевой потаскухой? Женитесь, лорд Карлайл, и мы останемся добрыми друзьями.
Сара с раскаянием подумала о собственной жестокости, когда увидела, как лицо юноши густо покраснело. Она дала ему столько причин надеяться, сколько одному Богу было известно, и теперь вымещала на бедняге раздражение, вызванное Лозаном.
– Я никогда не изменю сэру Чарльзу, – решительно добавила она. – Никогда!
– Даже если он изменяет вам? – пробормотал Фредерик.
– Простите?
Но прежде, чем Сара успела попросить юного лорда повторить то, что он сказал, и окончательно рассориться с ним, мажордом принца объявил, что ужин подан, и все гости направились в сторону столовой, где некогда обедал настоятель ордена рыцарей-тамплиеров.
В столовой было накрыто несколько десятков небольших столов, и именно за тем из них, к которому принц Конти подвел Сару, сидела блудница с блестящими глазами, мадам де Камбиз. Между дамами оставалось всего одно пустое место.
«Несомненно, это образец шуток принца», – подумала Сара, видя, что к этому пустому месту направился герцог Лозан.
Тем временем любовница Лозана принялась прихорашиваться перед будущей битвой, и Сара, невольно приняв вызов, поступила таким же образом. В ее голове промелькнула блестящая идея, и Сара с искусно изображенным зевком обратилась к герцогу.
– Знаете, сэр, я вынуждена извиниться за мой жалкий французский. Я никогда не могла как следует сосредоточиться на уроках, ибо считала изучение языка пустой тратой времени и предпочитала ему верховые прогулки с братьями.
Лозан покусал губы, раздраженно прищурившись:
– Вам не нравится язык нашей родины, миледи?
– Не настолько, месье, чтобы пытаться разобраться в его тонкостях. К примеру, мне говорили, что парижский акцент не принят в обществе и весь свет стремится приобрести лиможский.
Проговорив это, Сара одарила герцога кислой усмешкой и обратила свое внимание на паштет из гусиной печени, только что поднесенный ей. Лозан недоверчиво взглянул на нее, а потом нахмурился и пробормотал: «В самую точку…» – заставив мадам де Камбиз недовольно поджать свои страстные губы. Со своего места принц Конти отлично видел всю сцену и улыбнулся, отметив, как хорошо сработал его план и что его любимцу остается только выдержать свою роль.
Сказать, что Арман де Гонто, герцог де Лозан, был утомлен светской жизнью, значило всего лишь намекнуть на его истинное состояние. Еще мальчиком он достаточно повидал свет. Его отец, Луи. Антуан, герцог де Гонто, маршал Франции, и упомянутый дворянин с оригинальными манерами, герцог де Шуазейль, который выглядел как обрюзгший мастиф, женились на сестрах. Пока Шуазейль оставался холостяком, жена Гонто была его любовницей, и обычно Лозана считали сыном именно Шуазейля. Как бы там ни было, мать Лозана умерла, дав жизнь своему ребенку, и на смертном одре приказала своей двенадцатилетней сестре выйти замуж за Шуазейля, чтобы заботиться о нем. Таким образом, фактический и мнимый отцы Лозана стали свояками. Но на этом сложности не кончились.
Сестра Шуазейля, прежде ушедшая в монастырь, поскольку не могла найти себе мужа, в конце концов, согласилась выйти замуж за безобразного герцога де Грамона. Совершив этот поступок, она ушла от него, поселившись вместе с братом и его молодой женой и разделяя ложе брата, как говорили сплетники. В таком змеином гнезде, окруженном сплетнями, и вырос Лозан.
Близкая дружба между герцогом де Гонто и мадам де Помпадур, любовницей Лудовика XV, привела к тому, что Лозан провел с ней детство, сидя у нее на коленях, играя ее украшениями и читая ей, как только он узнал буквы. Но в Версале юный Арман постиг не только искусство чтения. Его «нежные уроки» начались, едва Лозану исполнилось десять лет: Он брал эти уроки у служанок, фрейлин, актрис и самой кузины мадам де Помпадур, и даже вступление в брак с Амелией де Буффлер не положило конец его проказам. Он наслаждался порочными связями во всей полноте и, даже будучи женатым, продолжал делить ложе с женой младшего брата Шуазейля. Но в этом приключении Лозан получил неожиданный отпор.
Кровосмесительница герцогиня де Грамон, пренебрегая тем, что Арман приходился племянником ее брату, пожелала влюбиться в него. Отвергнутая, она обвинила его в развращении герцогини де Станвиль, свояченицы его дяди, чем вызвала такой шум, что любовников разлучили. Разъяренный таким вмешательством в его личные дела, Лозан открыто продолжал пренебрегать герцогиней де Грамон, поселив в своих апартаментах хорошенькую маленькую актрису и послав за мадам де Камбиз, которой он предложил разделить с ним постель в Версале. Тогда и началась его скучная жизнь с теперешней любовницей, которая продолжалась и теперь. И вот сейчас, сидя за столом и повернувшись к опостылевшей любовнице спиной, он решал, будет ли следующей женщиной в его постели эта прекрасная английская миледи и что делать при этом с коварной де Камбиз.
– Арман! – с укоризненным вздохом позвала его любовница.
– Что? – Он даже не побеспокоился оглянуться через плечо.
– Мне надо поговорить с вами.
– Мы уже говорим.
– Я хотела сказать, поговорить наедине.
– Не теперь, – раздраженно отозвался Лозан и наклонился к Саре. – Сколько времени вы пробудете в Париже, миледи?
– Еще несколько недель, хотя, боюсь, моему супругу здесь уже надоело. Вы знаете, он скучает по своим обычным упражнениям – дома, в Англии, он много занимается спортом.
– В самом деле? – герцог попытался изобразить интерес. – И кто же ваш муж, мадам?
– Он сидит вон там – видите красавца, одетого в бархат цвета кларета?
– Действительно, красавец. Недурной малый.
– Мне очень повезло.
– О да! – ответил Лозан, заглянув при этом прямо в глаза Сары.
Сара потупилась, думая о том, какие широкие у него зрачки, напоминающие черные камушки, охваченные пламенем. Глядя на своего собеседника, она чувствовала, как нарастает ее возбуждение, как будто она видит чудесный сон и не может представить себе иного счастья, нежели оказаться в объятиях герцога без единого лоскутка на теле.
– Вы слышали о мадам де Монтеспан? – прошептал Арман.
– Это она была любовницей Лудовика XIV, обвиненной в колдовстве? – тихо ответила Сара.
– Не такой уж опытной колдуньей она была, но сумела приворожить короля. Знаете, миледи, похоже, в вас есть частица ее волшебства.
– Что вы имеете в виду, месье?
– Только то, что, стоит, вам взглянуть на мужчину – и готово, он уже пленен.
– То же самое я думала о вас, – ответила Сара, удивляясь, как она осмелилась это произнести.
– Вот как? — удивился Арман и улыбнулся от неожиданности. Крохотное пламя его зрачков вспыхнуло с новой силой, угасло, и его взгляд вновь стал обычным.
– Я навещу вас и сэра Чарльза Банбери завтра. – Он поднялся и поцеловал ей руку. – А пока – до встречи.
– До встречи, – ответила Сара, постепенно приходя в себя и удивляясь тому, что с ней случилось.
Мадам де Камбиз поднялась и подхватила любовника под руку.
– Думаю, пора отправляться домой спать, – промурлыкала она, почти касаясь губами уха герцога.
– Тогда увидимся в карете, – резко ответил он и повернулся, чтобы в последний раз взглянуть на леди Сару Банбери.
ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
Она пребывала в состоянии полнейшего смущения: ее мысли и эмоции метались между радостным восторгом и отвратительным чувством вины. Она находилась на грани любовной связи и отлично понимала это, но как бы ей ни хотелось просто оказаться с ним в постели и испытать невероятное счастье, сама мысль о неверности жестоко терзала ее сердце.
Ни в новогоднюю ночь, ни на следующее утро он не попытался заняться с ней любовью. Алексей просто устроился рядом с ней, вялой от принятого снотворного, вытянулся и быстро заснул. На следующий день, когда Сидония проснулась, он уже был в ванной, громко распевая что-то по-русски.
– Вам это ничего не напоминает? – спросил он, высунув голову из-за двери ванной.
– Что?
– Ночь, проведенную вместе в Москве, когда вы сбежали от Найджела.
– О, да.
– Вы хорошо выспались? Чувствуете себя лучше?
Алексей вышел из ванной, закутанный только в огромное полотенце, и Сидония залюбовалась его телом – ладно сложенным и сильным, с мускулистыми от многолетних упражнений на скрипке руками.
– Намного. Сейчас встану.
– Не спешите. Я схожу и принесу вам завтрак.
– Лучше я пойду с вами – я не вынесу, если пробуду в этой комнате еще немного.
Они вместе отправились в маленький ресторанчик и пробыли там все утро, попивая кофе и бренди. Затем отправились в репетиционный зал Алексея, и Сидония, удобно сидя в кресле и чувствуя себя совершенно испорченной, слушала его игру. Впоследствии они были приглашены на ленч к Моник Амбуаз, ужасно обеспокоенной несчастным случаем с Сидонией, а к тому времени, когда они вышли на сумеречные улицы, все полностью изменилось. Ибо на первых страницах вечерних газет красовалась огромная фотография Алексея и статья под броским заголовком «Русская сенсация приходит на помощь».
Сидония внимательно следила, как Алексей уселся читать газету и в конце концов объявил, что все написано чертовски верно. Каким бы недобрым ни казался очаровательный знакомый Сары из прошлого века, глаза которого загипнотизировали Сидонию, он явно благосклонно отнесся к Алексею.
На вечеринке у Пьера Севинье присутствовали сливки парижского общества, в том числе директор французской телевизионной сети, редактор крупной и популярной ежедневной газеты, имеющий большие связи, не говоря уже о двух чрезвычайно влиятельных музыкальных критиках. Алексей ворвался в их жизнь и стал настоящим откровением. Достаточно было уже того, что музыкант привлекательно выглядел, был необычайно одаренным и прибыл из таинственной страны, внутренние события в которой нельзя было назвать иначе, чем хаосом. Внезапно о русском скрипаче захотел узнать весь Париж.
Следующие несколько дней прошли странно, но впечатляюще. Все утренние газеты поместили статьи об Алексее, и в результате его концерт 3 января в Пале-де-Шальо прошел с полным аншлагом – слушатели стояли в проходах и позади рядов. На следующее утро вместе с обзором новостей, в котором, так или иначе, упоминался Алексей, в газетах появились фотографии Сидонии с подробным описанием ее головокружения и последующей травмы головы. Все это неоспоримо свидетельствовало о том, что оба музыканта стали людьми не только месяца, но и всего предстоящего года: их буквально осаждали с требованиями дать интервью, и впервые в их жизни фотографы следовали за ними по улицам, а в вечерних газетах постоянно появлялись снимки, на которых музыканты гуляли по улицам Парижа рука об руку. Это последнее слегка встревожило Сидонию, которая внезапно вспомнила, что французские газеты вполне могут продаваться в Канаде.
К этому времени она начала подозревать, что спонсоры благотворительного концерта в Шамборе имеют какое-то отношение ко всей этой шумихе, потому что концертные билеты уже продавались на черном рынке по бешеным ценам. Бульварные газеты уже давно пришли к выводу, что Сидония и Алексей – любовники, и эта новость вместе с восторженными дифирамбами их гениальности заставила всех мало-мальски уважающих себя людей возжелать послушать их игру.
Несмотря на то что фаворитом прессы, несомненно, был Алексей, французы обожали несколько подробностей из жизни Сидонии: она училась в Париже у француженки, была любительницей французской литературы, была красива, талантлива, к тому же потеряла сознание в объятиях блестящего русского скрипача – по крайней мере, так эта история была представлена в газетах. Известность и все, что связано e ней, пришла внезапно и казалась похожей на сон.
– Думаю, пора воплотить все это в реальность, – сообщил Алексей, пока они мчались во взятой напрокат машине из Парижа к долине Луары.
– Что вы имеете в виду?
– В газетах пишут, что мы любовники или скоро будем ими – так почему бы нам не последовать их совету?
– Я намного старше вас, а, кроме того, я уже говорила вам о моем друге в Канаде.
– Он кретин. Русский мужчина не стал бы так тянуть, он бы просто сказал: «Сидония, я люблю вас, и этим все сказано!»
– Фу, как неромантично.
Алексей пожал широкими плечами.
– Вероятно, да, зато прямо. Терпеть не могу всякую осторожность – я всегда говорю то, что думаю.
– Вы молодец – особенно потому, что вспомнили слово «осторожность».
– Какая разница? Сидония, я обожаю вас еще с тех пор, как мы познакомились в России. Прошу, позвольте мне любить вас. Тот ублюдок в Канаде никогда об этом не узнает. Кроме того, у него, вероятно, уже есть компания, верно?
Сидония вновь явственно услышала хрипловатый женский голос с канадским акцентом на другом конце телефонного провода.
– Понятия не имею. Честно говоря, мне он кажется совсем другим человеком, – задумчиво произнесла она.
– Все мужчины одинаковы.
– Но некоторые более типичны, чем другие. Алексей, чем старше я становлюсь, тем меньше знаю – жизненный опыт ничего не стоит. Я всего лишь приобрела удивительную способность до невозможности запутывать собственную жизнь.
Русский скорчил гримасу:
– Конечно, Найджел был ошибкой. Он все еще гоняется за вами?
– Нет. Похоже, у него это бывает периодами.
– Как периоды луны.
– Вероятно. В конце концов, он – Рак и подвержен воздействию лунных фаз.
– А я – Лев. Огромная кошечка.
– И любитель пускать пыль в глаза.
Сидония снисходительно улыбнулась Алексею, отчетливо понимая, что этот невероятный человек способен изменить жизнь любого, кто знаком с ним.
– Может быть, и так, и что же в этом плохого? Сидония, что будет с нами?
– Не знаю, – ответила она.
Она и в самом деле ничего не знала, слишком запутавшись в своих чувствах, чтобы быть способной рассуждать здраво.
Вначале, оба музыканта поселились в отеле неподалеку от шато, но ввиду своей ошеломляющей известности они были приглашены к одному из спонсоров. Судя по отдаленному виду величественного дома, который показался в конце аллеи, как только машина свернула в окружающий его парк, месье де Шенериль был действительно богат.
– Все эти роскошества оказывают вредное воздействие, – заметила Сидония. – Не знаю, как после всего этого я буду привыкать к обычной жизни. Моя квартира – просто конура в сравнении с этим великолепием.
– Что же говорить о моей? – напомнил Алексей. – Вы ведь уже видели московскую жизнь.
Несмотря на шутливое настроение, оба молчали, пока автомобиль мчался по длинной аллее.
Ночью шел снег, и теперь повсюду, куда только достигал глаз, блистали россыпи белых алмазов. Огромные деревья, под которыми в свое время проезжали кавалькады французских дворян прошлого, сейчас стояли молчаливо и гордо, как великаны, пережившие дни возвышений и Падений, с достоинством несущие свои снеговые короны.
Под кедрами, увитыми белоснежным кружевом, лежали ровные лужайки, а сам дом выглядел как сказочный замок из взбитых сливок, прекрасный и удивительный, жемчужина, видная меж створок морской раковины.
– Какая прелесть! – выдохнула Сидония.
– Никогда не видел ничего подобного, – ответил Алексей, и она поняла его слова буквально, ибо ни одно из подобных по красоте мест России не осталось в частных владениях.
Владелицей дома оказалась женщина – элегантная умная особа неопределенных лет и с утонченными манерами.
– Шанталь де Шенериль, – представилась она, протягивая длинную гибкую руку со странно короткими, покрытыми красным лаком ногтями и унизанными дорогими перстнями пальцами. – Я пригласила сюда вас двоих из чистейшего эгоизма, – продолжала она приятно грассируя. – Дело в том, что я пианистка-любительница и обожаю музыкантов.
Алексей поцеловал протянутую руку:
– А я обожаю вас – за приглашение провести время в таком чудесном доме.
Шанталь промурлыкала «charmant!» весьма благосклонно.
«Он прирожденный игрушечный мальчик», – безжалостно решила Сидония и тут же, вспомнив о своих недавних мыслях, устыдилась.
– Я покажу вам ваши комнаты, – сказала хозяйка. – Надеюсь, они понравятся вам. Кстати, я взяла на себя смелость приготовить музыкальную гостиную для ваших упражнений – мне показалось, так вам будет удобно.
– Вот это здорово! – с энтузиазмом воскликнул Алексей.
– У вас есть клавикорды, мадам? – с любопытством спросила Сидония.
– Разумеется. Думаю, они находятся здесь, в шато, по крайней мере, двести лет. Недавно их пришлось реставрировать, чтобы сохранить в порядке.
– Клавикорды работы Бланше?
– Нет, английского мастера Блассера.
– Боже милостивый, прямо как мой! Я имею в виду, как мой домашний инструмент. Он был изготовлен в Лондоне в 1745 году.
Шанталь воодушевленно улыбнулась:
– Мои – тоже из Лондона, изготовлены в 1753 году. Сейчас я помогу вам устроиться и докажу инструмент.
Внезапно Сидонию охватило предчувствие того, что судьба задалась целью ставить на ее пути ошеломляющие события, и она уже почти знала, что ответит мадам де Шенериль на ее вопрос: «Ваша семья всегда жила здесь?»
– Нет, совсем нет. Этот дом был построен в пятнадцатом веке для одного из приближенных короля, в семнадцатом был подарен маркизой и герцогиней Этуаль, известной под именем мадам де Помпадур, герцогу де Гонто. Он считался фаворитом маркизы, хотя я и не могу поверить, что они были любовниками – маркиза отличалась холодностью в сексуальном отношении.
– Этого я не знала.
– Действительно, странно слышать такое о первой фаворитке Людовика XV. Герцог де Гонто в свою очередь подарил особняк своему сыну Арману, герцогу де Лозану.
– Де Лозан, де Лозан… – повторила Сидония. – Откуда мне известно это имя?
– Вероятно, вы читали о нем. Он был великим сластолюбцем, ходили слухи, что он практиковал колдовство и гипноз и, Богу ведомо, что еще, дабы совершать свои победы. – Шанталь улыбнулась, и ее прелестное, покрытое мелкими морщинами лицо приобрело чудесное живое и насмешливое выражение. – Каков мужчина, да? Похоже, спальни в этом доме могли бы поведать немало любопытных историй.
С этими словами она распахнула дверь просторной комнаты, где в массивном камине полыхали поленья, отбрасывая свет и тени на темно-розовую обивку стен и отделку огромной кровати с пологом напротив высоких окон.
– Здесь уютно и забавно, как только можно было обустроить дом пятнадцатого века, – почти беспечно заметила Шанталь. – Рядом, в бывшей гардеробной, – ванная комната. А вы, юноша, будете жить напротив – в спальне принца Конти.
– Да, видимо, ночи в ней останутся незабываемыми, – усмехнулся Алексей.
Шанталь загадочно улыбнулась:
– Видимо, да. А теперь приведите себя в порядок и спускайтесь в салон. Горничная распакует ваш багаж. Мы что-нибудь выпьем и осмотрим остальной дом.
Расположенный совсем недалеко от Парижа, особняк казался сном, ибо производил совершенно сказочное впечатление. Внизу, в подвалах, еще сохранились мозаичные полы, прикрытые прозрачным, но прочным материалом.
– Здесь некогда была римская вилла? – с трепетом спросила Сидония.
– Да, неподалеку обнаружили руины храма примерно того же периода.
– Значит, люди живут здесь с незапамятных времен?
– Не так давно, но все же значительное время.
– Здесь есть призраки? – спросила Сидония, пока они спускались по лестнице.
– О, да. Часто по дому бродит римский воин, из музыкальной гостиной доносятся звуки.
– Расскажите об этом, – возбужденно попросил Алексей, и это заметили и Сидония, и хозяйка шато.
– Кто-то играет на клавикордах, – объяснила Шанталь, повернувшись к Сидонии.
– Как таинственно! Интересно, кто бы это мог быть?
– Полагаю, сам герцог. Я считаю, что он был недурным музыкантом, хотя ума не приложу, как он находил время упражняться при всей своей страсти к женщинам и прочих увлечениях.
Осматриваясь с бокалом превосходного кларета в руке, Сидония ясно представляла, что огромный зал населяют воспоминания прошлого. Комнату украшали картины и портреты с общей музыкальной темой, обрамленные резными рамами, и казалось, что комната полна людей. В ней находились инструменты – редкостные, отлично сохранившиеся и красивые сами по себе; единственным достаточно современным исключением был стейнвеевский рояль.
– Я училась в консерватории, – просто объяснила Шанталь, – но с мечтой о карьере музыкантши пришлось расстаться, когда я вышла замуж. Моим мужем был промышленник, старше меня на пятнадцать лет. Он погиб при взрыве вертолета несколько лет назад.
– Как ужасно…
Шанталь выразительно развела руками:
– Он оставил мне все это и больше денег, чем я способна потратить. Увы, у меня нет детей, и мне не с кем ими делиться.
Ощутимая грусть повисла в комнате, и Сидония подумала о том, что некоторые утраты невозможно возместить никакими материальными благами.
– Вы позволите поиграть вам? – спросила она, чтобы разрядить напряжение.
– Я буду польщена.
– Как вам понравится вот это?
И Сидония заиграла веселый менуэт «Герцогиня Ричмондская», сочинение талантливого аристократа, графа Келли.
– Как странно! – покачала головой Шанталь, когда Сидония закончила пьесу.
– Что именно?
– Вы совсем недавно спрашивали меня о призраках и вот теперь сыграли ту самую мелодию!
– Значит, вы слышали именно ее?
– Я уверена в этом.
– Какое удивительное совпадение, – автоматически ответила Сидония. Но она не могла поверить в простую случайность, твердо зная, что ее приезд в шато имел какое-то весьма важное значение.
– Прелюбодеяние, – процедила леди Сара Банбери собственному отражению, которое сурово глядело на нее из зеркала, – не только отвратительное слово, но и отвратительное действие. Я обязана избежать его.
Ее отражение приподняло брови и цинично усмехнулось, ибо, по правде говоря, мысль об измене постоянно преследовала владелицу отражения, наполняя ее радостью и страхом. Никогда еще за ней так не ухаживали – ибо чего стоили усилия бедного Карлайла по сравнению с манерами светского француза? – и никогда еще Сара не чувствовала себя настолько затянутой в трясину грязной интриги.
Смущение преследовало ее повсюду, уязвляя сразу по нескольким направлениям. Обрадованная очевидным восхищением герцога де Лозана, порхая как бабочка перед его понимающими глазами, Сара содрогалась от стыда при мысли о том, что ее красавец Банбери – милый и воспитанный муж, какого только могла пожелать женщина, – будет обманут. Честно говоря, ее интимная жизнь оставляла желать лучшего. После каждого соития у Сары оставалось угнетающее впечатление, что Чарльз видит в этом скорее свой супружеский долг, нежели ищет удовольствия. Более того, никогда еще со своим мужем она не испытывала такого поразительного взрыва чувств, какого достигала когда-то в любви с королем.
– Боже, какое ужасное испытание, – вздохнула она и пожелала никогда не возложить на себя эту вину. После ночи, проведенной в Тампле, Лозан преследовал ее неотступно и искусно. Снискав расположение ее мужа, герцог ввел скучающего баронета в круг известных игроков, а потом, когда сэр Чарльз был благополучно удален, шептал изъявления любви на ушко Саре. Она пыталась сделать вид, будто не слышит его, но, получив письмо с теми же самыми изъявлениями, не смогла удержаться и несколько раз перечитала его. Разумеется, она вернула письмо и вскоре объяснила поклоннику, что не желает иметь французского любовника, что любовные связи влекут за собой скандалы и что, если он вновь заговорит с ней о любви, у нее не останется выбора, кроме как захлопнуть дверь перед его носом. Но по некой ужасной причине все эти протесты оказывали совершенно обратное воздействие на герцога, который продолжал всеми возможными способами признаваться Саре в своих чувствах.
Тем временем распутница мадам де Камбиз потребовала, чтобы Лозан сделал выбор между ней и Сарой. Нимало не смутившись, герцог собрал письма своей любовницы и вернул ей в объемистом пакете. В эту же ночь мадам де Камбиз разделила ложе с шевалье де Куаньи, но, узнав об этом, герцог просто расхохотался, победно подняв в воздух два пальца. Дело принимало серьезный оборот, соблазнение близилось, и Сара дрогнула, почти готовая к нему, но еще ожидая некоего знака судьбы, который бы подсказал ей, как поступить дальше. Они уже провели в Париже целый месяц и встретили здесь Рождество. Сара от души наслаждалась новыми впечатлениями. В канун Нового, 1767 года мадам де Буффлер, забавная любовница принца Конти, давала большой ужин в своем доме в Марэ. Предполагалось устроить бал, концерт и все прочие виды увеселений. Сара, зная, что в Марэ будет герцог, и уверенная, что он вновь будет объясняться ей в любви, позабыв о своей кошмарной репутации, оделась особенно тщательно, потребовав у горничной потуже затянуть корсет. Мастер соорудил ей прическу, напоминавшую настоящий цветник в фонтане локонов.
– Вы наденете бриллианты, миледи?
– Ну конечно – сегодня я намерена блистать. Она улыбнулась своей незамысловатой шутке, но порадовалась своему элегантному туалету, когда карета доставила на улицу Сент-Антуан ее, Чарльза и беднягу Карлайла. Изящные дамы и галантные джентльмены выходили из экипажей и неторопливо поднимались по двойной лестнице к мадам де Буффлер, ожидающей их на верхней площадке. Пышность их одежд не поддавалась описанию. Бархат, парча и шелк были так густо отделаны бантами, цветами, украшениями и драгоценностями, что из-под них почти не было видно основной ткани. С облегчением вспомнив, что ее собственное платье расшито тысячами блистающих бриллиантов, дополненных бриллиантовым ожерельем, серьгами и браслетами Сара гордо взошла по лестнице, вздернув головку и твердо зная, что в любом случае она будет одной из самых очаровательных дам вечера.
Конечно, Лозан уже ждал ее, разодетый в темно-зеленый атлас. Но, пока он целовал ей руку, быстро раздвигая языком пальцы, Сара вскрикнула от изумления:
– В чем дело?
– Мне кажется, я вижу знакомое лицо.
– Где?
– Вон там, мужчина в синем бархатном костюме. Это граф Келли!
Герцог проследил за, взглядом Сары:
– Это музыкант, который сегодня дает концерт.
– Значит, нам повезло. Граф считается самыми виртуозным исполнителем на клавикордах в стране, он учился у самого Иоганна Штамица из Маннгейма. Как вам известно, он председатель Эдинбургского музыкального общества.
– В самом деле? Я должен пригласить его поиграть у меня. Я обожаю клавикорды и считаю себя недурным исполнителем.
