Текст книги "Темный час (ЛП)"
Автор книги: Дилейни Фостер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 17 страниц)
ГЛАВА 50
Эннистон,
К тому времени, когда ты проснешься, я, вероятно, буду уже на полпути через океан. Я уже сейчас вижу выражение твоих глаз. Не сердись. Если бы я ждал, пока ты проснешься, чтобы попрощаться, я бы просто кончил со своим членом внутри тебя, и весь этот геройский поступок был бы напрасен.
Ты моя.
Ты.
Моя.
Ты всегда будешь моей.
Но есть еще одна правда, которую ты должна знать.
Ты не заслужила того, что я сделал с тобой в тот день на твоей кровати. Я стал монстром, которого пытался уничтожить. Я надеюсь, что однажды ты сможешь простить меня за эту слабость. Однажды ты сказала мне, что я не найду искупления в том, чтобы заставить тебя заплатить за чужие грехи. Ты была права.
Я думал, что ты – это ответ. Ты была моим ключом к возмездию. Если бы я мог сломать тебя, я бы починил себя.
Но ты не сломлена, и меня не исправить.
На этом пути что-то изменилось. Ты стала моей расплатой, только не так, как я планировал. Ты позволила мне заглянуть за твою маску в твою душу. Может быть, однажды ты сможешь заглянуть за моих демонов и увидеть мою.
Твой,
Чендлер
Я лежала в постели и перечитывала записку, которую Чендлер оставил на моей тумбочке, десятки раз. Я читала ее до тех пор, пока слезы не размыли слова, пока мне не стало трудно дышать из-за пронзительной боли в груди.
Его больше нет.
И он был совершенно неправ.
Теперь я была сломлена.
Я обернулась на тихий скрип открывающейся двери и увидела, как Лиам вошел внутрь. Он сидел на краю кровати, на его лице было написано беспокойство. Я сложила записку и прижала ее к груди.
– Ты знал о папе?
Еще месяц назад я бы ни за что не поверила. Теперь ничто не удивляло меня. Нетронутый фасад благородства, в котором я выросла, раскололся и треснул. Я увидела правду и подтвердила ее своей кровью.
Как вы смогли жить дальше, узнав, что вся ваша жизнь была ложью?
– Да.
Конечно, он знал. Очевидно, я была единственной, кто не знал. Все обращались со мной так, словно я была хрупкой вещью, которой суждено сломаться.
– Я так устала от секретов.
– Я знаю, Эни. Я тоже. – Его выражение лица смягчилось, и он стал больше похож на игривого брата, к которому я привыкла. – Но иногда секреты необходимы. Иногда они защищают людей от острого лезвия правды. – Как Чендлер защищал меня, когда не отвечал ни на один из моих вопросов.
Пока он не понял, что я не сломлена.
– Ты один из них? – я поерзала под одеялом. – Братство, я имею в виду.
– И да, и нет.
Мой взгляд сузился, когда я села, все еще прижимая к груди одеяло и записку. – Это либо да, либо нет. Это не может быть и то, и другое.
– Формируется новая верность. Новое Братство. Я один из них.
Чендлер сказал то же самое: новое Братство.
– И что это новое Братство собирается делать?
– Защищать невинных. Быть голосом для тех, у кого его нет.
Я сглотнула: – Как те девушки.
– Для начала. Да. – Он встал, остановился, чтобы поцеловать меня в макушку, прежде чем подойти к двери. – Мы не пытаемся быть героями. – Чендлер сказал то же самое. – Но иногда даже плохие люди делают хорошие вещи.
– А что насчет хороших людей?
Мое сердце продолжало истекать кровью. За меня. За нас. За отца, которого, как мы думали, мы знали.
– У тебя не может быть куста розы без шипов. Если что-то кажется хорошим, это не значит, что оно не заставит тебя истекать кровью.
Позже в тот день я нашла Сэди в библиотеке. Она свернулась калачиком в углу одного из кожаных диванов с книгой в руках «Граф Монте-Кристо».
Я села на стул напротив нее: – Это одна из моих любимых книг.
Она посмотрела на меня, затем положила книгу на колени лицевой стороной вниз и улыбнулась. Я никогда не понимала, насколько она действительно красива. Ее волосы падали на спину длинными светлыми волнами. Ее кожа была кремовой и гладкой с оттенком розового на высоких скулах. А ее глаза были добрыми и приветливыми, как кристально синие моря.
– И моя тоже.
– Я вижу, как ты иногда разговариваешь с Греем. До этого момента я всегда считала это странным. – Я всегда задалась вопросом, почему такая девушка, как Сэди, вышла замуж за моего отца, если она могла быть с кем-то вроде Грея. Теперь я не была уверена, что она не была очередной молодой девушкой, брошенной в логово змей.
– Я не уверена, что понимаю, о чем ты. – Она надела свою маску и играла свою роль так же, как и я.
– Я знаю, почему Грей приезжает сюда, почему он проводит так много времени в нашем дворце. – Все ее тело заметно напряглось от моих слов. – Все в порядке. Я все знаю. – Я подвинулась, чтобы сесть рядом с ней, затем взяла ее за руку. – Все.
Ее натренированная улыбка, развязав атласные ленты на маске и позволив ей упасть на землю. Она тяжело сглотнула, и на глаза навернулись слезы. Когда-то давно ее мир разрушился, оставив ее одну в темноте. Мы были такими же.
– Эннистон…
Я сжала ее руку и встретилась с ней взглядом.
– Может быть, он сможет освободить и тебя.
Что касается меня, то мне пора было освободиться.
ГЛАВА 51
Она была повсюду.
Ее запах в моей машине.
Воспоминание о ней на фоне кирпичной стены у задней двери клуба.
В моем кабинете.
Все это затянулось.
Я наконец-то покинул свою квартиру, проведя последние два дня, заказывая французские тосты и глядя через холл в пустую комнату. Я пытался прогнать это дерьмо, но вот оно, ударило меня по члену.
– Так, так. Смотри, что кошка притащила (прим. примерно «кого ветром занесло»), – Лео откинулся на спинку моего кресла, засовывая в рот горячие читос.
– Какого хрена ты делаешь в моем кабинете?
– Мне нужно было уединиться, – он кивнул на свою промежность. – Тогда я услышал знакомое хлюпание небрежного минета. – Кстати, о киске… как поживает моя принцесса?
– Ты серьезно хочешь, чтобы твой член сосали в моем кабинете? – Я обошел стол, отпихивая стул ногами. – И принцесса моя. – Хотя она, вероятно, возненавидит меня после того, как я скажу ей правду.
Лео откинулся назад, его член был полностью эрегирован и покрыт слюной. – Блядь, – он уставился на меня. – У нее есть зубы, придурок. Ты не можешь просто так делать это дерьмо. – Он засунул себя обратно в штаны.
Миниатюрная брюнетка выползла из-под моего стола, вытирая рот тыльной стороной ладони, и мои мысли перескочили на Эннистон. Как она смотрела на меня этими трахающими меня глазами, обхватывая губами мой член.
– Вон, – сказал я девушке, настраиваясь на воспоминания.
Брюнетка посмотрела на Лео. Прости, милая. Он не может тебе помочь.
Он пожал плечами и засунул в рот еще одну читос: – В другой раз.
Она закатила глаза и захлопнула за собой дверь, собираясь уходить.
Лео встал с моего кресла, затем подпер задницей мой стол.
– Соскучился?
– Прошло четыре дня. – Я сел. – Меня не было четыре дня. – Время ни черта не значило. Меня не было в Эннистон всего два дня, а я уже скучал по ней.
– Эй, Карл Миллер приходил, искал тебя. – Он втянул в рот свои оранжевые пальцы в рот, один за другим. – Сказал, что это важно.
Я включил монитор, оживив свой iMac.
– Хорошо. Приведи его сюда. – У каждого была своя цель; более известная как правило «F» (прим. все три слова начинаются на букву «F»).
Топливо (прим. Fuel).
Трахать (прим. Fuck).
Финансы (прим. Finance)
Если вы не подпитывали мою энергию позитивом, не трахали меня и не клали деньги в мой карман, значит, вы мне не нужны.
С тех пор как я увидел бело-голубую вывеску «Миллер и сыновья» на ограде из цепей в тот день, когда я пришел за деньгами, я знал, что у Карла есть цель.
– Понял, босс.
Я чертовски ненавидел, когда он так меня называл. Лео был мне ровней. Я не смог бы сделать и половины того дерьма, которое делал без него.
Он достал свой телефон и сразу же отправил сообщение.
– О, и кстати… – Его бровь изогнулась, а на лице появилась единственная ямочка. – Я залез через черный ход и закрыл этот гребаный порносайт.
– Да, блять.
– Тот другой сайт был именно таким, как я думал. Люди не делали ставки на кофейные столики, если ты понимаешь, о чем я.
Я, блять, так и знал. Они не только эксплуатировали их на сайте, они, блять, продавали их с аукциона.
– Я тоже работаю над тем, чтобы закрыть это дерьмо, но оно большое, чувак. Реально охуенно большое. Как у вас дела, ребята? Удалось найти место?
Я провел рукой по лицу.
– Да. Я расскажу тебе об этом за кружкой пива позже.
– Это хорошо, да?
Я откинулся в кресле, представляя себе Эннистон на коленях передо мной, мою руку в ее волосах и слезы в ее глазах, пока я трахаю ее красивый рот. Моя Маленькая Бунтарка была как черная смола героина. Я никогда не смогу вывести ее из своего гребаного организма.
– Налей бурбон.
Карл Миллер владел одной из крупнейших коммерческих строительных компаний в Нью-Йорке. Любой инвестор с мозгами звонил ему, когда ему нужно было что-то построить. Мой отец владел тонной недвижимости – коммерческой, жилой, он приложил руку ко всем банкам с печеньем. Это была миссия моей жизни – превзойти его. Я уже управлял подпольем. Если бы я смог скупить все новые объекты и, возможно, заполучить некоторые из старых, отец больше не был бы королем Нью-Йорка. Я им буду.
Я заключил сделку с Карлом пару недель назад. Он свел меня со своими инвесторами, чтобы я мог в конечном итоге выкупить их, а я дал ему расширенную кредитную линию за его плохой выбор в ставках на футбольные матчи. Карл отстой. Я имею в виду, он даже отстойно делал ставки. Это была сделка всей жизни.
Поэтому, когда он появился в моем офисе сегодня днем, с мэром под руку, я был на седьмом небе от счастья.
– Я был удивлен, услышав, что вы составляете конкуренцию своему отцу, – сказал мэр, усаживаясь в одно из кресел перед моим столом.
А я был удивлен, что вы отклонили приглашение моего отца на «Индукцию».
Я хотел спросить его, почему.
Но не стал.
Единственным правилом Братства было то, что никто не говорил о Братстве. Тем более что он не должен был знать, что я подслушивал их разговор на гала-концерте. Карл сидел на другом стуле. У него был небольшой шрам на руке, но в остальном, похоже, все зажило нормально. Лео прислонился плечом к дверному косяку, засунув руки в карманы.
– Похоже, я устал ждать своего наследства. – Это была извращенная шутка от моего имени. Поскольку все, кроме меня, папы и мамы, знали, что я был усыновлен. Наследства не будет.
– Я пятнадцать лет ждал, когда кто-нибудь выступит против этих засранцев.
Я полагал, что это ответ на мой вопрос. Хотя мне стало интересно, как много он знает. Я взглянул на Лео. Он ответил на мой взгляд пожатием плеч.
Я не просил мэра рассказывать подробности, но он все равно решил это сделать.
– Там, откуда я родом, политиков нельзя купить. Они не эгоисты. Они служат своей общине, а не своим банковским счетам.
Должно быть, он прибыл с необитаемого острова. Он также должен был ненавидеть Малкольма Хантингтона.
– И прежде чем вы начнете думать, что меня совсем не волнуют деньги, я должен сказать вам, что я инвестор, с которым вы попросили Карла связать вас.
Я поперхнулся и чуть не упал со стула.
Он рассмеялся, затем встал и протянул мне руку: – Мне будет приятно иметь с вами дело, мистер Кармайкл.
Я встал и подал его руку.
– Чендлер, – я улыбнулся. – Просто Чендлер.
Окружной прокурор был в моей команде с первой ставки, которую он заключил со мной. Помогая мне уничтожить Малкольма Хантингтона, он закрепил сделку. Теперь со мной был и мэр. Да, блядь. Сегодня был хороший день.
Я наблюдал, как на панели лифта загораются цифры, одна за другой, вплоть до двадцать одной, с ужасом ожидая момента, когда двери откроются, и я окажусь в пустом пентхаусе. Никогда за миллион долбаных лет я не думал, что буду скучать по ней. Я ни по кому не скучал. Даже по Каспиану, когда этот пизданутый ублюдок прикинулся мертвым и уехал на тропический остров.
Двадцать один зажегся.
Двери открылись.
И мое сердце упало.
На меня сразу же обрушился запах чеснока и помидоров и звук британского акцента, доносящийся через звуковую систему. Эннистон стояла на кухне перед плитой, помешивая соус деревянной ложкой в кастрюле. На ней был один из ее коротких сарафанов, который при движении задирался и почти показывал ее задницу.
Вот блять.
Она кружилась, вертела ложкой в воздухе и покачивала задницей, словно сделала что-то, чем можно гордиться. Совершенно невинно, но сексуально, блядь. Это было то самое дерьмо, из-за которого видео на TikTok стали вирусными.
Наши глаза встретились, и она застыла на месте. Она прикусила губу, вероятно, в знак неуверенности, но все, что она сделала, это заставила меня захотеть прикусить ее тоже.
Она взяла в руки свой мобильный телефон.
– Ты удивишься, насколько лучше ты можешь готовить, когда у тебя под рукой есть интернет.
Я подошел к ней, медленно, как хищник, заставляя ее отступить назад, пока ее задница не уперлась в стойку. Я положил руки по обе стороны, заключая ее в клетку.
– Жаль, что ты не умеешь следовать указаниям, – я прижал свой твердый член к ее животу.
Маленькая жилка запульсировала на ее шее. Я поднес руку к ее горлу и провел подушечкой большого пальца по вене. Ее дыхание сбилось, когда я крепче сжал ее.
Я хотел ее вот так.
Она была нужна мне такой.
И тут моя Маленькая Бунтарка заговорила в ответ.
– Как и ты, видимо. Ты не прочитал мелкий шрифт. Принцессы не подлежат возврату.
Черт, мне не хватало этого рта.
– Я думал, ты меня возненавидишь. – Твой мир перевернулся из-за меня. Я провел рукой по ее щеке.
Она наклонилась навстречу моему прикосновению.
– Я читала твое письмо по меньшей мере сто раз, и каждый раз я думала только о том, как сильно я хочу обнять тебя. Разлука с тобой разъедала меня, я не могла спать, не могла есть, не могла дышать. Я просыпалась посреди ночи и звала тебя по имени, потому что не хотела оставаться одна. Ни хаос, ни темнота, ни боль не имели значения. Я просто нуждалась в тебе. – Ее глаза сверкнули, когда она усмехнулась. – Я не уверена, как это называется, но я уверена, что это противоположность ненависти.
Противоположность ненависти.
Два дня назад я не был уверен, когда увижу ее снова. Теперь она была здесь, и мое сердце, такое же черное, как и было, билось для нее. Я не знал, что это за гребаное чувство, закручивающее узел в моей груди, но я знал, что не хочу существовать в мире, частью которого она не является.
Противоположность ненависти.
Я схватил ее за талию и поднял на стол, раздвинув ее ноги и отодвинув трусики в сторону. Ее киска была уже мокрой и готовой для меня.
– Ты облажалась, Маленькая Бунтарка. Теперь ты моя. И я не собираюсь тебя возвращать. – Я наклонился и зарылся лицом между ее бедер. Она вцепилась в мои волосы и уперлась одной ногой в стойку, широко раскрыв себя для меня. Блять. Да.
Я застонал от ее вида, затем наклонился, чтобы вдохнуть ее запах. Святой Иисус. Я ухватился обеими руками за ее задницу, раскачивая ее тело навстречу моему лицу, пока мой язык щелкал ее клитор. Затем я расправил его и вылизал ее снизу вверх. В моем горле раздался стон. Блять. На вкус она была как соль, специи и рай. Я нуждался в этом. Мне нужен был ее вкус, как воздух.
Я вернулся к ее клитору, рисуя медленные, маленькие круги вокруг него, прежде чем лизнуть ее щель.
Она крепче вцепилась в мои волосы: – Чендлер.
Блять. Мое имя на ее губах было похоже на пение ангелов. Она повернула бедра, прижимаясь ко мне.
– Вот так, детка. Трахни мое лицо.
Ее бедра выгибались и крутились. Она потянула меня за волосы, умоляя о большем. Я погрузил один палец в ее киску, затем два. Смотреть, как они проникают внутрь, как ее стенки плотно сжимают их, было самым сексуальным из всего, что я когда-либо видел. Я придвинулся и прикусил внутреннюю сторону ее бедра: – Я собираюсь пометить тебя везде. Каждый гребаный дюйм.
Она издала громкий стон, когда ее жадная маленькая киска трахала мои пальцы.
– Кончи для меня, Эни. Кончи на мой чертов язык, – сказал я, а затем прижал язык к ее клитору. – Ее спина выгнулась дугой, а руки вцепились в мои волосы. Ее бедра дрожали и трепетали вокруг моего лица, сжимая меня как тиски, когда она с криком кончила. Я погрузил язык еще глубже, впитывая каждую каплю.
– Охуенно идеально. – Она была так чертовски совершенна, когда кончала. Непостижимо, идеально, почти болезненно прекрасна. Я чуть не кончил, просто наблюдая за ней. Без прикосновений. Никакого траха. Только… она. Она сделала это со мной. Я вернул ее трусики на место, оставив ее на столешнице, пока она переводила дыхание. Ее тело вздрогнуло, когда я кончиком пальца коснулся ее чувствительного клитора. Я чуть не сделал это дважды, просто чтобы увидеть, как она дрожит. Мне тоже потребовалась минута, чтобы перевести дыхание. Потребность быть внутри нее царапала каждую клетку моего существа.
– Почему ты вернулась? – спросил я.
– Потому что ты разрушил меня, Чендлер Кармайкл, – она наклонилась вперед и прижалась своими губами к моим. – Ты разрушил меня для любого другого поцелуя, – она облизнула губы и подалась вперед, обхватив меня ногами за талию и притянув к себе. – Ты разрушил меня для любого другого прикосновения, – она потерлась своей скользкой киской о мою эрекцию. – Ты погубил меня для любого другого мужчины.
Я схватил ее за волосы и откинул ее голову назад, чтобы поднести губы к ее горлу.
– У меня нет дворца. Я не могу предложить тебе королевство, – я лизнул ее шею к уху. – Я даже не очень хороший человек.
Она засмеялась, и от этого звука мой член дернулся. – Сказал Аид Персефоне…
Я полагал, что действительно украл ее и утащил во тьму.
Я поднял ее со стойки, обхватив ее задницу обеими руками, пока нес ее к лестнице. К черту еду. Мы поедим позже.
Я смотрел ей в глаза, когда она обвила руками мою шею.
– Величайшая гребаная история любви всех времен.
ЭПИЛОГ
Год спустя
– Если Лео будет продолжать в том же духе, нам понадобится еще один дом, – сказал Линкольн, его голос звучал по громкой связи в моем домашнем офисе.
Он не лгал. Мы разговаривали по телефону во время еженедельного совещания, и я уже двадцать минут записывал заметки в блокнот на спирали.
С тех пор как был уничтожен сайт «Багровый грех», Лео впал в ярость, обшаривая даркнет в поисках всего, что мог найти. Этот ублюдок вынюхивал торговцев людьми быстрее, чем золотоискательница вынюхивает миллионеров. Эннистон всегда умоляла помочь ему, но я не хотел, чтобы она приближалась к этому озабоченному ублюдку. Кроме того, она была занята более важными делами, королевскими делами. О которых я ничего не знал, но мне быстро приходилось учиться.
Каждый раз, когда Лео расправлялся с кем-нибудь из них, мы получали полный дом девушек. Эннистон всегда настаивала на том, чтобы быть в доме, когда мы их забирали. Она ждала нас с великолепной улыбкой, охапкой книг и всем необходимым, чтобы они тоже почувствовали себя принцессами. Мы держали девочек в убежищах, пока их тела и разум не переставали быть сломленными. Некоторым требовалось больше времени, чем другим, даже благодаря консультациям, которые мы предлагали.
Линк и Лирика переехали в Теннесси, чтобы помогать на постоянной основе, при одном условии – дома должны были называться «Священное место».
– Зло никогда не вторгается на священное место, – сказал он.
Я позволил ему высказаться, потому что лучше заткнуть его, чем разозлить. Если бы вы спросили меня, причина была в пирсинге. Тот, у кого в кончике члена торчит кусок металла, просто обязан быть угрюмым.
После третьего дома мы официально стали некоммерческой организацией. Может быть, в наших темных душах все-таки был какой-то свет.
– Эй, Линк, я тебе перезвоню, – сказал я ему, когда лицо моего отца мелькнуло на экране телевизора, висевшего на стене.
Я спустил ноги со стола и выпрямилась в кресле. Где, черт возьми, был пульт? Я включил телевизор, чтобы посмотреть счет, когда работал дома, но громкость оставлял приглушенной. Звук отвлекал. Мне хватало отвлекающих факторов, когда я знал, что Эннистон ходит где-то по квартире, возможно, босиком и в одном из этих платьев, потягивая бокал вина, ее соски проглядывают сквозь ткань, потому что она никогда не носила лифчик. Черт. От этого образа я застонал.
Я открыл верхний ящик и нашел пульт, увеличив громкость как раз вовремя, чтобы услышать, как ведущий новостей говорит.
– Сегодня утром миллионер Пирс Кармайкл был найден мертвым в своем доме на Манхэттене. Согласно заявлению полиции Нью-Йорка, магнат недвижимости повесился, очевидно, покончив с собой. На месте происшествия была найдена записка, адресованная его приемному сыну Чендлеру Кармайклу. В начале этого года Кармайкл ушел с поста генерального директора «Кармайкл Энтерпрайз», а затем объявил о банкротстве, потеряв часть своей собственности, но причина самоубийства до сих пор не известна.
Я выключил телевизор как раз в тот момент, когда зазвонил мой мобильный телефон.
– Я слышал, – сказал я вместо обычного приветствия, которым обычно отвечал своему адвокату, когда он звонил.
– Он оставил вам записку.
– Это я тоже слышал.
– Он также оставил вам дом.
– Он мне не нужен, – я покинул этот дом в восемнадцать лет, поклявшись никогда больше не переступать его порог. – А как же моя мать? – Я использовала этот термин очень вольно.
– О ней заботятся. И я полагал, что вы позволите ей остаться в доме.
– Хорошо, что ты не азартный игрок, Джим. Ты отстой в предсказаниях, – я постучал карандашом по блокноту, делая паузу, чтобы подумать. – Поищите финансовые записи моей семьи и найдите горничную. У меня нет имени, но она работала у моего отца примерно двадцать семь лет назад. Светлые волосы. Зеленые глаза. – Когда эти слова сорвались с моих губ, у меня скрутило живот. Это был первый раз, когда я просила кого-то найти мою мать.
– Хорошо…. – Он протянул это слово, словно ожидая от меня подробностей.
– Выгони мою мать и отдай дом той горничной.
– Чендлер, ты не можешь просто…
Конец разговора.
Я бросил мобильный телефон на свой стол.
– Да, – я выдохнул. – Я могу.
Я откинул голову назад и уставился в потолок.
Его больше не было.
Мой отец был мертв.
Причина самоубийства до сих пор неизвестна.
Я знал.
Шесть месяцев назад он умолял меня остановиться. Перестать строить. Перестать покупать. Перестать расти.
Пятнадцатилетний мальчик, который стоял перед ним и умолял его брать с собой на гольф по воскресеньям, чтобы не пришлось оставаться в этом доме; тот, кто пытался рассказать ему, что происходит, но его игнорировали; кому лгали всю жизнь и относились к нему так, будто он не имеет значения, посмотрел ему в глаза, протянул ему веревку и сказал, чтобы он шел на хрен.
Я сделал это. Я был бомбой, которая упала и взорвала все изнутри.
Я должен был плакать. Разозлиться. Почувствовать что-то. Что угодно, кроме облегчения, которое наполнило мои легкие свежим воздухом. Как можно оплакивать человека, который всю жизнь был призраком? Его присутствие преследовало меня и при жизни. Я не собирался позволить ему мучить меня после смерти.
Дверь со скрипом открылась, и Эннистон заглянула внутрь. Ангел, проверяющий своего дьявола. Босиком, в сарафане, без лифчика. Я знал это. Даже после целого года ежедневного бодрствования рядом с ней, это лицо все еще заставляло мой член напрягаться.
Я никогда не рассказывал ей о ее матери и не собирался. Я не понаслышке знал, как несправедливо перекладывать грехи родителей на ребенка. Это был не ее демон. Это не было ее наказанием. Я потратил впустую достаточно времени на Эннистон из-за мести. Королева была мертва. У меня была моя девочка. Не было необходимости заливать кислотой рану, когда она уже закрыта. Она и так пережила достаточно дерьма со своим отцом.
– Я подумала, что тебе нужно выпить. – Эннистон держала в одной руке бутылку бурбона.
– Ты мне нужна.
Она усмехнулась, проходя через комнату, бутылка болталась между ее пальцами.
– Я пришла с выпивкой.
Я провел ладонью по брюкам, вниз по длине своей эрекции.
– Я бы предпочел, чтобы ты просто кончила (прим. «come», пришла/кончила – игра слов).
Она обошла мой стул, провела кончиком пальца по подлокотнику и спинке, затем взяла в руку мои волосы и откинула голову назад.
– Открой, – сказала она, держа бутылку над моим лицом.
Хорошо, Маленькая Бунтарка. Я подыграю тебе. Пока что.
Я открыл рот, и она наклонила бутылку. Теплая янтарная жидкость потекла как река по моим губам и подбородку. Вниз по горлу и груди. Я открыл рот шире, наслаждаясь мягким вкусом, который вливался мне в рот.
Она поставила бутылку на стол, затем что-то нажала на своем телефоне. Блюзовое вступление к песне Рианны «Love on the Brain» эхом разнеслось по моему кабинету. Какого черта? Она, должно быть, подключилась к моей звуковой системе. Она спланировала это. Вот подлая маленькая дрянь…
Эннистон обошла вокруг моего стола, убрала ноутбук, блокнот, карандаши и положила их на пол.
– Если это твой способ попросить меня трахнуть тебя на моем столе, то ответ «да».
– Это всегда было «да». Рабочий стол. Кухонный стол. Стол в ванной. Это не имело никакого значения. Если ее киска была там, чтобы взять, я брал ее.
У меня, блять, перехватило дыхание, когда она забралась на мой стол на четвереньках, затем опустила локти, наклонившись передо мной. Задница в воздухе, сиськи у моего лица, ее глаза устремлены на меня. Гребаная львица, готовая убивать.
– Ты играешь с огнем, детка. – Я крепко сжал челюсти и поерзал в кресле, борясь с каждым гребаным первобытным инстинктом внутри меня.
Она поднесла палец к моим губам, заставляя меня заткнуться. Заткнуть меня, твою мать.
– Хорошо. Я люблю погорячее, – ответила она с ухмылкой.
А потом она встала и начала танцевать под музыку. Она крутила бедрами в такт, также как она каталась на моем члене. Ее рука скользнула по бедру к низу платья и задрала его над одной ягодицей. Без трусиков. Бляяяять. Я потер свой член через штаны, сильно сжимая его и отталкиваясь от стула, представляя, как зарываю свой член в ее тугую, горячую киску. Она схватила прядь своих волос, смахнув с шеи, и прикусила губу. То, как она двигалась, как закрывала глаза и раздвигала губы, пока ее руки блуждали по ее телу. Она танцевала так, словно я прикасался к ней, словно она чувствовала мои руки на своем теле, мой рот на ее коже, мой член в ее киске. Она танцевала, как одна из моих девушек в клубе. Заметьте: лучше, чем мои девушки в клубе.
Где, блять, она этому научилась? Черт побери.
Я вскочил со стула.
Она прижала крошечную ножку к моей груди, толкая меня обратно вниз.
Мои глаза сузились. О, детка, ты за это заплатишь.
Она повернулась, согнулась в талии, задрала платье и подставила свою идеальную задницу мне в лицо. Ее голова просунулась сквозь щель между ног, а руки пробежались по внутренней стороне бедер.
– Разве это не то, что тебе нравится?
– Ты, то, что мне нравится. – Я встал, бросая на нее взгляд, чтобы заставить меня снова сесть. Она облизала губы и поднесла руку к своей киске, идеальной, гладкой киске, мокрой и готовой. Я отдернул руку и шлепнул ее по заднице. Сильно. Достаточно сильно, чтобы оставить горячий красный след. Затем я разгладил его ладонью, когда приблизил свой рот к ее центру и провел языком от ее клитора до ее задницы. – Я собираюсь трахнуть тебя здесь… – Я провел языком по ее киске, затем вдоль шва ее киски, до самой задницы… – И здесь. – Я дразнил ее дырочку. – Пока я тебя не вытрахаю. – Я снова шлепнул ее по заднице. – Ты слышишь это, детка? – Я впился зубами в нежную плоть между ее бедер. – Я заставлю тебя кричать.
Она слезла со своей сцены, как хорошая чертова девочка, и я не теряя ни секунды, схватил ее за плечи и перегнул через свой стол. Кончики моих пальцев прошлись по ее позвоночнику. Это казалось нежным прикосновением. Но это было не так. Это было затишье перед бурей. Я давал ей время подготовиться. Ее руки схватились за край стола. Она знала.
Я расстегнул брюки и освободил свой член. Моя рука обхватила его основание, когда я задрал ее платье на заднице, круглой, восхитительной заднице, теперь красной от следов моих рук. Одним диким толчком я вошел в нее. Назад пути не было. Животное было освобождено.
– Блять, – вскрикнула она. Толчок. – Чендлер. – Толчок.
– Вот так, детка. – Я намотал ее волосы на кулак и откинул ее голову назад. – Скажи мне, кто, блять, владеет тобой.
Моя другая рука обхватила ее горло, используя мою хватку как рычаг, чтобы уничтожить ее киску. Горячую. Тугую. Влажную. И вся, блять, моя.
Я входил в нее, снова и снова, с неослабевающим напором, выбивая чертово дно каждый гребаный раз. Она кряхтела и стонала, передавая вибрации от своего горла к моей руке. Я сжимал сильнее. Ее крики становились громче.
Лучше этого ничего не было. Ощущение ее пульса, бьющегося в кончиках моих пальцев, ее тугая киска, душащая мой член, звуки ее стонов, заглушающие музыку – гребаный рай. Я не заслуживал ее. Я никогда не смогу заслужить ее. Но она необъяснимым образом была моей.
– Выходи за меня замуж. – Слова вырвались из моего горла и вырвались изо рта прежде, чем я смог их остановить. Я замер на середине толчка.
Она замерла: – Что?
Я наклонился, прижавшись всем телом к ее спине, а затем приблизил свои губы к ее уху.
– Я хочу, чтобы ты вышла за меня замуж. Скажи всему гребаному миру, что ты моя. – Мне уже было недостаточно требовать ее киску наедине или ставить метки на ее коже там, где никто не мог видеть. Я хотел, чтобы весь мир знал, что она моя. Мне это было чертовски необходимо.
Она сглотнула. Ее горло подпрыгнуло под моей рукой.
Я медленно вышел из нее, оставив кончик, затем снова вошел.
– Возьми мое имя. Надень мое кольцо. – Я прикоснулся к чувствительной коже ее шеи, чуть ниже уха. – Черт, выходи за меня.
Слеза скатилась по ее щеке, когда она кивнула.
– Хорошо.
Я выдохнул и снова вошел в нее, медленно и легко, впервые в жизни.
– Да?
Она снова кивнула.
– Да.
Она сказала «Да».
Черт возьми.
Она сказала «Да».
Эннистон заслуживала большого романтического жеста – рекламного щита на стадионе «Янки» или яркой вывески на Таймс-сквер в канун Нового года. Она не заслуживала предложения из двух слов, в середине траха, но мы были здесь. Я никогда не претендовал на роль героя, и те два медленных толчка, которые я только что ей сделал, были как нельзя более романтичными.
– Антракт окончен, детка. – Я вошел в нее, сильно и быстро. – Время для кульминации. – Ее киска пульсировала и сжималась вокруг меня. Я крепко сжал рукой ее горло, а затем потянул за волосы. Все мое тело дрожало от желания обладать ею. Поставить ей синяки. Разрушить ее. Трахать. Мои яйца напряглись. Мои бедра дергались. Я вытащил свой член из ее маленькой сладкой киски как раз вовремя, чтобы накачать горячими канатами спермы всю ее спину, ее задницу, вниз по ее щели. Мой член пульсировал и бился в одной руке, а другой я раздвигал ее ягодицы, проводя пальцем по сперме и растирая по ее дырочке. Она выгнула спину, когда мой палец коснулся ее.
