Текст книги "Темный час (ЛП)"
Автор книги: Дилейни Фостер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 17 страниц)
ГЛАВА 36
Все должно было быть не так.
Мы должны были поговорить о том, что связывало нас вместе. Я должна была вернуться в Айелсвик и рассказать принцу Александру правду. Я не могла выйти за него замуж. А остальное пусть решает судьба. Все это должно было произойти естественным образом.
Я зажмурила глаза, не давая слезам скатиться по щекам. Я вздрогнула при воспоминании о том обещании, которое восемнадцатилетняя я дала своему отцу.
Это обещание было разрушено в тот момент, когда он решил использовать тебя в качестве пешки.
Если быть честным, то при первой встрече с Чендлером Кармайклом я поняла, что судьба сыграла с нами какую-то злую шутку. Я почувствовала сдвиг во Вселенной. Я знала, что моя жизнь никогда не будет прежней. Я просто не ожидала, что она сложится именно так, что я буду склоняться над алтарем в какой-то ритуальной оргии. Все, за что я боролась всю свою жизнь, чистота, изящество, самообладание, теперь казалось неважным. Одно его прикосновение и мое сердце забилось сильнее. Мои соски затвердели, и темная потребность, подобной которой я никогда не испытывала раньше, пронеслась через меня, заглушая все остальные чувства.
Мои легкие горели, ноги были слабыми, а мое тело пульсировало от его размера. Он не просто глубоко проник в меня физически. Он зарылся своими корнями в мой мозг. Он трахал меня до самой глубины души. Это было жестко, безжалостно и предназначалось для наказания, но даже сейчас, когда я лежу здесь запыхавшаяся и изможденная, мое тело жаждало большего.
Грудь Чендлера сильно прижалась к моей спине. Его дыхание сбилось, пока я хватала ртом воздух. Он издал глубокий стон, выскользнув из меня, словно ему было больно это делать.
Теперь ты принадлежишь мне.
Я подняла на него глаза, позволяя жестокой правде смотреть ему в глаза. Да. Принадлежу.
– Уведите ее отсюда, – услышала я слабый голос Грея сквозь стук своего сердца. – Она истекает кровью.
Другой мужчина схватил меня за запястье и оттащил от алтаря.
– Отпусти меня. – Я попыталась выдернуть руку назад, но он только крепче сжал ее. – Чендлер, – крикнула я, когда мужчина потащил меня к одной из дверей.
Чендлер сказал, что другие женщины были здесь добровольно. Я ясно дала понять, что это не так.
Страх овладел мной. Куда он меня вел?
– Чендлер!
Один из мужчин, сидевших на возвышении, поднялся на ноги. На нем была та же черная мантия, что и на Грее. Мужчина рядом с ним прижал руку к груди, не давая ему спуститься по ступеням.
– Я сказал, уведите ее отсюда, – повторил Грей.
Чендлер толкнул мужчину, державшего меня за руку: – Отойди, блять. Она моя.
Латинские песнопения, доносившиеся откуда-то над нашими головами, продолжали заполнять комнату. Никто больше не прекращал своих занятий, когда Чендлер открыл дверь и вытащил меня наружу. Прохладный ночной воздух ударил меня по коже, как тысяча булавочных уколов. Тротуар был грубым для моих босых ног. Кровь из открытой раны все еще стекала по моей груди. На Чендлере была только черная мантия и нижнее белье.
Слава богу, было темно и тихо. Я могла только представить, как мы выглядели для внешнего мира.
Не сказав ни слова и не взглянув в мою сторону, он бросил мантию на тротуар, когда мы подошли к его машине, затем открыл дверь со стороны пассажира. – Садись.
Как будто у меня был выбор.
Он взял свой телефон с центральной консоли и посветил фонариком на землю вокруг машины. Он пошарил возле передних шин и под ними, затем забрался внутрь.
– Что ты делаешь?
– Сохраняю нам жизнь, – сказал он, пока его нога постукивала по тормозу, как бы проверяя его сопротивление давлению, когда он заводил машину. Затем он испустил длинный вздох, видимо, убедившись, что мы еще не умираем, и отъехал от обочины.
Он возился с циферблатами и какими-то кнопками на приборной панели, и через несколько мгновений все мое тело ощутило тепло его сидений с подогревом. Я не могла не смотреть на мускулы на его предплечьях и вены на его большой руке. Он нажал кнопку на своем телефоне, и на экране приборной панели вспыхнули три слова «Ходячее венерическое заболевание», после чего раздался звук телефонного звонка.
– Скажи мне, что ты убрался оттуда на хрен, – раздался мужской голос через динамики автомобиля. На заднем плане звучала громкая музыка.
Чендлер вздохнул: – Со мной все хорошо. Ты в порядке?
– Ага. Я в клубе, даю… – Он сделал паузу. – Как тебя зовут, милая? – спросил он кого-то, кто явно был рядом, затем его голос стал громче. – Аманда, проведи тщательный осмотр, чтобы убедиться.
Чендлер усмехнулся: – Не сомневаюсь. Убедись, что черный вход открыт. Я уже еду.
– Будет сделано, босс, – сказал другой мужчина, а затем линия затихла.
Улицы были в основном пусты. Лишь несколько фонарей светили в окна кирпичных зданий с металлическими балконами. Это так отличалось от оживленных улиц и высоких стеклянных зданий, окружавших квартиру Чендлера. Небо было темным, как и непочтительность, которая начала ускользать из меня, когда Чендлер впервые прикоснулся ко мне. Теперь я была поглощена им.
Я только что занималась сексом второй раз в жизни, в комнате, полной других людей, под собором, на алтаре. Я должна была быть унижена. Я должна была бежать обратно в собор и упасть на колени. Вместо этого я чувствовала себя более живой, чем когда-либо. Каждая клеточка моего тела, дремавшая всю мою жизнь, пробудилась. Я все еще не отошла от его прикосновения.
Я хотела большего.
Я надеялась, что будет больше.
Тогда зачем ты пришел сюда?
Чтобы занять трон дьявола.
И тебе нужно использовать меня, чтобы сделать это.
Я молилась, чтобы он не использовал меня.
Чем тише становилось, тем больше я анализировала его слова. Чем больше я анализировала его слова, тем больше волновалась.
Мы проехали мимо большого грузовика с желтыми мигалками. Из днища торчала вращающаяся щетка, сметающая мусор с обочины. Я смотрела в окно, впитывая все это. Чендлер повернул налево, потом направо, не заботясь о том, красный или зеленый свет.
Любопытство обвилось вокруг меня, как колючая лоза. Тишины было слишком много: – Что это было?
Чендлер не отрывал глаз от дороги.
– У тебя кровотечение. Мне нужно привести тебя в порядок, прежде чем отвезти домой.
– Нет. Я имею ввиду это. – Я указала пальцем в ту сторону, откуда мы приехали. Между нами теперь были километры зданий и дорог. – Все это.
Он остановился за зданием и поставил машину на стоянку, игнорируя меня и вылезая наружу.
Я открыла свою дверь и чуть не столкнулась с ним, когда выскочила. – Что это было?
– Тебя там не должно было быть.
– О, а ты должен был?
Его взгляд прошелся по моему лицу, по телу, по окровавленной белой мантии и нижнему белью, затем снова поднялся к моим глазам, изучая меня, дразня меня, пробуждая меня. Он облизнул губы: – Иногда лучше оставить дерьмо в покое.
Я сглотнула: – Если ты был там не для того, чтобы спасти тех девушек, тогда зачем ты там был? Почему там был Грей? Какое отношение все это имеет к Братству? – Я выпрямилась. Возможно, Братство тут вообще ни при чем. Может быть, я ошиблась. – Что. Это. Было?
Я последовала за ним туда. Я просидела в чертовой темнице больше часа, в ужасе за свою и его жизнь. Я отдала себя ему. Я заслуживала знать, почему.
– Слушай, мой брат тоже увлекается подобными вещами. – Я совершила ошибку, последовав за Лиамом в лес за Айелсвиком однажды в ночь, которую они назвали «Конец лета». Одного раза было достаточно. И не потому, что увиденное меня не взволновало, а потому, что взволновало. Внутри Чендлера клубилась тьма, которая меня притягивала. Теперь, когда я почувствовала вкус его удовольствия, мне больше ничего не хотелось. Он пробудил во мне запретные желания, о существовании которых я до сих пор и не подозревала. Например, возбуждаться перед лицом опасности. – У каждого своя фишка. Я не осуждаю тебя. Просто…
– Что? – Чендлер прижал меня спиной к кирпичной стене, затем схватил мои запястья и поднял мои руки над головой. Он вдавился в меня, сильно прижимая меня к кирпичной стене, пока двигал бедром между моих ног. На нем по-прежнему было только нижнее белье, и тонкая хлопчатобумажная ткань никак не сдерживала его твердый член. Его глаза сузились, и чистая, сырая потребность зародилась во мне. – Это просто что? – Его бедро уперлось в мое ядро.
Боже.
Мое сердце словно пыталось вырваться из груди.
– Если бы я не последовала за тобой туда, ты бы в итоге просто трахнул следующую девушку в очереди? – Я закрыла глаза, смущенная своей неуверенностью.
Его губы двинулись вдоль моей челюсти, затем вниз к шее, остановившись в миллиметре от моей кожи. – Ревность тебе не идет, детка.
По моему телу пробежали мурашки. – Я не ревную. – Мои глаза распахнулись.
– Мне любопытно.
Он переместил оба моих запястья в одну руку, позволяя другой скользить по моему телу.
– Вот все, что тебе нужно знать, это не то, что ты думаешь, даже близко нет. Я трахнул тебя, потому что хотел трахнуть. А потом я вытащил тебя оттуда и привел сюда, потому что, как бы я ни жаждал твоей покорности, мне невыносима мысль, что кто-то еще увидит тебя такой, – он приблизил свое лицо на дюйм к моему. Я задохнулась, когда его палец провел по моим трусикам, вдоль моей киски. – Я знаю, что ты не хочешь оставить это насовсем, но мне нужно, чтобы ты оставила это на время. – Он сдвинул мои трусики в сторону и ввел в меня палец. Я застыла, прижатая к земле свирепостью его голоса и воспоминаниями о том, как он трахал меня. – Потому что у каждого мужчины есть свой переломный момент, и я на грани со своим уже около двух часов.
Я почувствовала его теплое дыхание на своих губах. Мои бедра качались на его руках, желая большего, нуждаясь в большем.
Он усмехнулся, низко и глубоко, высунув палец, затем поднес его ко рту и провел по нему языком.
– Я все еще внутри тебя, Маленькая Бунтарка, – он провел тем же пальцем по моим губам. – Я же сказал тебе. Теперь ты моя.
ГЛАВА 37
Мне удалось поднять Эннистон наверх, прежде чем трахнуть ее у задней двери своего клуба. Как только я оказался внутри нее, я понял, что одного раза будет недостаточно. Ничего никогда не будет достаточно. Она просачивалась в мои вены, как героин, поглощая меня, овладевая мной, сводя меня с ума. Я чертовски не хотел, чтобы кто-нибудь смотрел на нее. Они могли видеть меня в нижнем белье весь гребаный день, и это не имело значения. Меня уже раздевали и мучили больше раз, чем я мог сосчитать. Никто не мог отнять у меня ничего, что не было бы украдено давным-давно. Но она? Все эти вещи, которые я принимал – ее страх, ее покорность, ее хриплые, блядь, стоны – они были для меня. Ни для кого другого. Ни швейцару в моем доме. Ни Лео. И уж точно не для этих больных ублюдков, которые называют себя Братством.
Я протянул ей одну из своих футболок и пару джоггеров, затем взял пару для себя.
– Ты всегда держишь запасную одежду в своем офисе? – Спросила она, изучая окружающую обстановку так же, как она смотрела на клуб, когда я вел ее по лестнице.
Я стянул с себя мокрые трусы и бросил их на пол.
– Иногда моя работа становится грязной.
– Ты имеешь в виду кровавой.
Она облизала губы, когда ее взгляд упал на мой член. Затем она сбросила белую мантию на пол, позволяя мне впервые увидеть, действительно увидеть, ущерб, который я нанес ее телу. Засохшие отпечатки пальцев, оставленные кровью, рисовали на ее груди и горле жестокую картину. Завтра под всем этим наверняка будут синяки. Я пометил ее. Почему, черт возьми, эта мысль заставила мое сердце биться быстрее?
Потому что я хотел поставить ей синяки, укусить ее и пометить ее везде.
– В тот день у тебя на рубашке была кровь, – ее дыхание участилось. – На кухне.
В тот день я трахнул ее рот, чтобы расплатиться за грехи ее матери.
Я скользнул в джоггеры, раздумывая о том, чтобы снова трахнуть ее у стены, потом еще раз взглянул на ее тело и решил, что это может подождать.
Она двинулась, чтобы стянуть футболку через голову, и я схватил ее за запястье.
– Подожди. Давай приведем тебя в порядок. – Я пошел в свою личную ванную и намочил мочалку теплой водой.
– В тот день я была на девяносто процентов уверена, что ты серийный убийца, – сказала она с усмешкой. Блядь. Даже ее смех был сексуальным.
Я засмеялся, глубоко и от души: – Это так?
Она пожала плечами: – Наемные убийцы тоже бывают серийными.
– Детка, ты так далека от истины, что тебе нужна карта, чтобы найти дорогу назад.
Пока я протирал мочалкой ее грудь, стараясь не открыть рану и не вызвать повторного кровотечения, ее взгляд упал на полосы на моей груди.
– Что произошло? – Она провела кончиком пальца по одной из красных линий, крошечные ударные волны последовали за ее прикосновением.
Мы жертвы одной и той же игры. Разница в том, что у меня был выбор.
Как она могла быть такой нежной, такой ласковой со мной после того, что я только что сделал с ней? Черт. Я все еще стирал следы с ее кожи. Мне хотелось поглотить ее, исследовать каждую ее частичку так, как она, казалось, вскрывала меня и обнажала каждую мою часть.
– Ничего, – ответил я, затем передал ей салфетку, чтобы она могла закончить сама.
После этой ночи я шел с головой вперед во тьму, и мне потребовалось бы все, что у меня было, чтобы не взять ее с собой.
ГЛАВА 38
Еще одна беспокойная ночь, еще один пакетик выкинутой впустую травы. Я уставился в потолок, мои мысли были прикованы к Эннистон, пока я, наконец, не сдался и не вылез из кровати, как только солнце выглянуло сквозь щели в моих оконных шторах. Я взялся за ручку ее закрытой двери, прислонился головой к дереву и представил себе ее лежащей в постели. Гладкая кожа, полные губы, идеальные, блядь, изгибы.
Лучший мужчина увидел бы ее разбитое тело прошлой ночью, затем привез бы ее домой и провел ночь, заглаживая свою вину. Лучший мужчина поддался бы чувству вины и дал бы ей почувствовать себя особенной, а не использованной. Но я не был лучшим мужчиной. Я был дьяволом, а она ангелом. И я жил во тьме, где демоны пировали на ангелах. Поэтому я был человеком, который приходил домой, закрывал дверь и заглушал ноющую боль в груди.
Одно дело, когда тебе ебут мозг. Лео был трахнутым на голову. Линкольн тоже. Но я? Я был ебанутый в сердце, и это дерьмо было смертельным, чертовски токсичным для всех в радиусе пяти миль. Вот почему я держал людей на расстоянии.
Потом ворвалась Эннистон со своими вопросами. У нее всегда были гребаные вопросы.
Что это было?
Если бы я не следила за тобой, ты бы просто трахнул следующую девушку в очереди?
Что произошло?
Она хотела поговорить о прошлой ночи. Нам нужно было поговорить об этом. Но разговор привел бы к прикосновениям, как это было прошлой ночью, а прикосновения к сексу, потому что моя сила воли, когда дело касалось ее, была на исходе. Поэтому я решил оставить ее спать и вместо этого проверить, как там Лео.
Клуб еще не был открыт, когда я вошел в дверь. Яркий флуоресцентные лампы освещали черные стены и испачканный бетонный пол. Бармен складывал стаканы в стойку для бокалов, а официанты следили за тем, чтобы на всех столах были салфетки для коктейлей. Вошел курьер, толкающий тележку, уставленную ящиками с алкоголем. Это было похоже на еще один типичный день.
Пока я не вошел в свой кабинет и не увидел отца в моем кресле, положившего ноги на мой стол. На одном из углов гладкого темного дерева лежала моя одежда, аккуратно сложенная стопкой, а сверху лежал бумажник. Я даже не хотел знать, как они их вернули или что случилось с той змеей. На спинке пустого стула лежала черная мантия.
Бумажник я засунул в задний карман своих серых брюк: – Спасибо, что вернул мою одежду, но это мне не понадобится. – Я схватил мантию и бросил ему.
Он спустил ноги и сел прямо, сложив пальцы у рта: – Теперь ты один из нас, Чендлер. Пришло время принять это.
– Я видел, что ты делаешь, и я не хочу в этом участвовать. – Воспоминания о той ночи в Роще мучили меня больше, чем я хотел.
Отец встал, возвышаясь надо мной на дюйм или два. Его темно-карие глаза сузились: – Ты хоть на секунду задумался, почему вчера вечером твоя мантия была черной, а не красной?
Да, но я отбросил эту мысль в сторону, как только она возникла в моей голове. Черная мантия означала только одно. Это было очевидно прошлой ночью.
– Нет, но я уверен, что ты мне расскажешь.
Он отодвинул мой стул от стола, затем кивнул в сторону сиденья из маслянистой кожи. – Садись.
Я сложил руки на груди и встретил его взгляд.
Он усмехнулся.
– Хорошо. Пусть будет по-твоему. – Он сел на угол моего стола, вытянув свои длинные ноги перед собой. Его светло-серый костюм обтягивал его подтянутое тело. Мой отец был футболистом, как и я, до самого колледжа. Даже в пятьдесят лет ему удавалось оставаться в форме. – Много лет назад у нас была домработница. Рэне, – он улыбнулся про себя при упоминании ее имени. – Боже, она была великолепна. Светлые волосы и самые красивые глаза.
Я похлопал его по плечу: – А потом ты ее трахнул. Конец. – Наверное, на какой-нибудь церемонии перед кучей других мужчин. Я расстегнул свой пиджак, готовый устроиться поудобнее. – Отличная история, папа. В следующий раз расскажи мне такую, где я не смогу предсказать концовку.
Он встал прямо: – Она забеременела. Родила маленького мальчика. Бронзовая кожа, как у его отца. Ярко-зеленые глаза, как у матери.
Мое сердце забилось быстрее и злее, скрутив узел в груди, а желудок сжался. Мне хотелось блевать.
Я был этим ребенком. Это был я. Пирс Кармайкл был моим биологическим отцом. Неудивительно, что моя мать ненавидела меня. Неудивительно, что она сидела на кухне, потягивая мимозу, пока ее подруга поднималась наверх и сосала мой член. Я был не более, чем физическим напоминанием о разбитом сердце, если у нее было сердце.
– Но была одна проблема, они совершили одну ошибку…
Ошибку? Я был гребаной ошибкой?
Моя челюсть сжалась: – Убирайся.
Он рыкнул: – Ты заебал.
Я хлопнул ладонями по столу.
– Убирайся нахуй!
Он сделал два шага к двери, затем повернулся ко мне лицом.
Точки ослепительных эмоций заполнили мое зрение. Ярость. Боль. Смятение. От всего этого было больно дышать.
– Ты думаешь, тот факт, что ты трахнул служанку, сделал ее беременной, а потом всю жизнь врал мне, чтобы избежать позора, заставит меня почувствовать себя теплым и нужным внутри? Что я должен вдруг почувствовать, что принадлежу тебе? – Я встретил его взгляд, и мое горло сжалось от того, что я увидел частички себя в глазах дьявола. – Я сказал. Убирайся нахуй. Вон!
– Рэдклифф знает, что Эннистон была там прошлой ночью. Он слышал, как ее голос назвал твое имя, – его резкий тон прорезал воздух. – Сразу после того, как ты пропитал ее кожу кровью и трахнул ее на алтаре. Ты думаешь, он теперь просто подчинится твоей нелепой просьбе? Что он вообще позволит тебе уйти после этого трюка? – Он усмехнулся про себя.
Я ухмыльнулся.
– Ей тоже было трудно уйти. И ее бы там не было, если бы твои люди не облажались и не выкрали ее с улицы.
Голос моего отца зазвучал громче, чем прежде: – Это не игра, Чендлер. Ты хоть понимаешь, что королю было выгодно заключить с ней брачный договор, который сгорит дотла, если король Норвегии узнает, что ты сделал? Ты хоть понимаешь, с кем ты трахаешься?
– Я точно знаю, с кем я трахаюсь, – я заострил свой взгляд. – А ты?
Как только он вышел из моего кабинета, я позвонил Каспиану.
– Пакуй свое дерьмо, любовничек. Мы едем в Айелсвик, – я взглянул на мантию, которую отец оставил на стуле. К черту сроки. – Это дерьмо закончится сейчас.
ГЛАВА 39
Эта история, какой бы она ни была, между мной и Чендлером была как укол морфия. В зависимости от дозы он мог либо парализовать вас, либо убить. Когда я была с ним, ничего другого не существовало, ни боли от смерти матери, ни страха оказаться далеко от дома, ни жжения от предательства отца. Когда я была с Чендлером, я не замечала всего этого.
А потом были моменты, как вчера вечером, когда он отгородился от меня, и сейчас, когда он оставил меня одну в моей комнате, когда мне казалось, что я теряю дыхание от холодной тишины.
Я слышала, как он уходил рано утром, слышала шум воды из душа, потом щелчок двери его спальни, когда он закрыл ее. Потом тишина.
Я как раз собиралась выползти из постели и принять горячую ванну, когда он резко распахнул дверь моей спальни: – Собирай свои вещи. Мы уезжаем.
– Что? – я вскочила с кровати, все еще в майке и пижамных штанах. – Сейчас? – Он дал моему отцу пять дней. Сегодня был четвертый день.
– Опять языковой барьер? – Мудак. Его голос был холодным. Очевидно, мы вернулись к тому, с чего начали. – Я сказал, собирай свои гребаные вещи. – Он стоял ко мне спиной, когда выходил за дверь.
Я хотела крикнуть: «Неужели прошлая ночь вообще ничего не значила?»
На самом деле я крикнула: – Я ни хрена не буду делать, пока ты не скажешь мне, что происходит. Мой отец сделал то, о чем ты просил?
Он вернулся в комнату и остановился в нескольких сантиметрах от меня.
– Все, что тебе нужно знать, это то, что мы уезжаем, – его зеленые глаза были наполнены эмоциями, которые я не могла определить, буря бурлила в изумрудных глубинах. – Ты едешь домой. – Уголки его рта искривились в жестокой ухмылке. – К своему жениху.
Вот он, холод передозировки, замораживающий воздух в моих легких. Как он узнал? Из всех наших разговоров это был тот, которого я надеялась избежать. Эта помолвка ничего не значила, больше нет. И как только я вернусь домой, ничего не будет. Но я не могла умолять его о правде и не быть честной с ним.
– Я могу это объяснить.
– Не беспокойся.
Я втянула воздух, отказываясь лечь и умереть. Бунтарка.
– Это брак по расчету, – я сглотнула, нервничая, но желала сказать ему правду. – Я даже не знаю его. Мы никогда не виделись. Это не то, чтобы мы встречались. Я бы даже не назвала нас друзьями. – И как только я скажу ему правду о том, что теперь я никак не могу выйти за него замуж, мы, вероятно, станем врагами.
Не успела я сделать еще один вдох, как Чендлер прижал меня к стене. Каждый его твердый дюйм прижимался к каждой мягкой части меня, когда он пронзал меня взглядом.
– Как бы ты нас назвала? – Он склонил голову набок. – Мы друзья?
Я не знала ответа на этот вопрос.
– Я не думаю, что мы друзья, принцесса. – Принцесса. Не Маленькая Бунтарка. Мое сердце словно горело, болело и пылало. В любой момент ему стоило только дотянуться до него, сжать его в руках, и оно разлетелось бы как пепел. – И все же мой член прошлой ночью бил по твоей шейке матки, как чертов отбойный молоток, – его глаза потемнели. – Прибереги свою историю для тех, кому не все равно.
Я выдохнула, потерпев поражение. Я так устала от игры. Мое тело было истощено. Мой разум был измотан. Мое сердце лежало на полу в куче стыда и нарушенных обещаний.
Плечи назад.
Подбородок вверх.
Улыбайся.
Следи за своими манерами.
Никогда не повышай голос.
Носи маску.
Это была моя первая ошибка – я позволила маске соскользнуть.
Я вернула ее на место, одарив его вежливой, отработанной улыбкой: – Ревность тебе не идет.
Между нами повисло долгое молчание. Слышно было только наше тяжелое дыхание. Темные нити желания расцвели внутри меня, словно осязаемая вещь, связывающая нас вместе.
– Ты думаешь, это ревность? – его голос вибрировал от яростного обладания. – Вот в чем дело, мне плевать, кто был до меня, – он провел кончиком пальца по порезу на моей груди. Порез был не глубоким – достаточно, чтобы прорвать кожу и пустить кровь, но плоть все еще была чувствительной. Пульсирующая и нежная. Как и вся остальная часть меня.
– Потому что после меня никто не сравнится. – Он надавил на порез, раздвигая его, затем посмотрел на капельки крови на кончике пальца. – Я в твоей крови, – он наклонился и прислонился лбом к моему лбу, обхватив мое лицо обеими руками. – Ты не видела ревности. Пока нет. – Он провел кончиком своего носа по моему. – А теперь сними ее.
Я растерянно моргнула: – Что?
– Эту богом забытую маску, которую ты приберегаешь для людей, которые, блять, не имеют значения, – он провел тыльной стороной пальца по моему лицу, нежно, благоговейно, позволяя своей собственной маске упасть на землю, пусть даже на мгновение. – Ты не можешь носить ее со мной. Больше нет.
Частный самолет Чендлера был вдвое больше, чем у Грея. Снаружи он был полностью черным со следами хрома на крыльях и двигателе. Внутри был мягкий кремовый цвет с гладкими серыми кожаными диванами, стоящими друг напротив друга, телевизором с плоским экраном и баром, и это была только основная часть. После взлета Чендлер растянулся на одном из диванов с пивом в одной руке и телефоном в другой. С кем он переписывался? Кто завладел его вниманием, когда я так сильно этого хотела?
Я свернулась калачиком в углу другого дивана с одной из своих книг. Как бы я ни старалась, я не могла не смотреть на него. На то, как его язык высунулся и смочил полные губы, когда он глубоко задумался, на резкий контур его челюсти и взлохмаченные волосы. Мне было интересно, какова на ощупь эта щетина между моими бедрами. Была ли она мягкой и щекотной или грубой и шершавой? Мои бедра сжались сами собой, а соски уперлись в тонкую ткань моего голубого сарафана. Полет предстоял долгий.
– Впусти меня, – попросила я, наконец нарушив молчание, которое распространялось между нами, как чума. – Ты не хочешь, чтобы я надевала маску. Я хочу, чтобы ты впустил меня. – Я нашла путь в его комнату. Может быть, я смогу найти путь в его голову.
Он оторвал взгляд от телефона, его яркие глаза пронзили меня насквозь. По его лицу пробежала тень: – Я не могу этого сделать, Маленькая Бунтарка. Здесь темно.
По крайней мере, я снова стала Маленькой Бунтаркой, а не Принцессой.
– Мне не нужны все твои мысли. Только те, о которых ты думаешь сейчас.
Чендлер больше не пугал меня. Я знала, что он опасен, но я уже спустилась в кроличью нору. Теперь пути назад не было. Я стояла в камере, готовая выпить его яд.
– Прямо сейчас? – Его взгляд скользнул от моих глаз вниз по моему телу, и между нами пронесся ток. По всей моей коже расцвело тепло, как будто он уже прикасался ко мне.
Я кивнула.
Он встал со своего дивана и медленно подошел ко мне. Хищник, преследующий свою добычу, или акула, почуявшая запах свежей крови.
– Прямо сейчас мне интересно, заставляет ли твой драгоценный принц твою киску капать для него каждый раз, когда он рядом. – Он забрался на меня сверху, вклинившись между моих бедер и затянув платье на моей талии. Его бедра раскачивались вперед-назад, потирая его эрекцию о мой центр. – Заставляет тебя выкрикивать его имя, когда ты кончаешь на его члене? – Он обхватил мое горло одной рукой. Моя голова откинулась на спинку дивана. Все мое тело покалывало, ничего, кроме пучка нервов. – Оставлять синяки на внутренней стороне бедер? – Он потянулся вниз и обхватил мою киску другой рукой. Боже мой. – Твой принц трахает тебя, как подобает злодею?
Я выгнулась дугой в его руках, мое тело отчаянно нуждалось, желая большего. Пожалуйста.
Он наклонился и провел зубами по моему соску через сарафан. Его запах, этот мужественный лесной аромат, наполнил мои легкие и оставил меня под кайфом от него.
– Сейчас мне интересно, какие звуки ты будешь издавать, когда я буду тебя трахать.
Я зарылась пальцами в его волосы и покачивалась на его руке.
Он провел пальцем по моим хлопковым трусикам, просовывая его сквозь ткань.
– Блять, ты в такой же заднице, как и я, – прохрипел он.
Он был прав. Я была очень сильно трахнута. Этот невидимый шнур, который тянулся и тянулся между нами, то сближая нас, то отдаляя, наконец, собирался оборваться. Никаких ритуалов. Никаких зрителей. Никаких игр. Только я, он и эта неоспоримая сила.
– Сними это, – он приподнялся и стянул мое платье, стаскивая его через голову, затем издал низкий, гортанный стон, когда увидел, что на мне нет лифчика. – Черт, я умирал от желания снова увидеть эти сиськи с того дня, когда увидел тебя в ванной. – Его руки метнулись к собственной рубашке, он стащил ее через голову и бросил на пол рядом с моим платьем. Он вытащил из-за спины пистолет и положил его на стол. Пистолет. Я бы замерла, если бы не была так возбуждена. Он расстегнул пуговицы и в горячем порыве выскользнул из брюк, оставив между нами лишь тонкую ткань нижнего белья.
Это было неправильно по многим причинам. Я не должна была хотеть этого так сильно, как хотела. Мое предательство могло бы привести к началу войны, пусть даже тихой, между нашим королевством и Норвегией. А Чендлер собирался оставить после себя лишь несколько синяков и шрамы от разбитого сердца, разрезав меня глубже, чем это мог бы сделать любой клинок. Но мне было все равно. Я хотела его, хотела этого. Я никогда не хотела ничего большего.
Он провел рукой по моей киске, потирая, пока его средний палец скользил вдоль шва. Затем, сжав вместе три пальца, он шлепнул по моему клитору. Сильно.
– Ты все еще хочешь войти, Маленькая Бунтарка? – Спросил он, давая мне последний шанс отступить назад.
Я выгнула спину и прохрипела: – Да. – Мой голос был тихим, хотя мой разум и сердце бешено колотились.
Он снова провел рукой по моему центру. Мои бедра уперлись в него, и он толкнулся еще сильнее.
Он стянул трусы-боксеры ниже бедер, а затем отшвырнул их ногами, освобождая свой член.
Господи Иисусе, он никак не мог поместиться во мне. Он покачивался и шлепался о его рельефный пресс, головка была толстой и блестела от спермы. Такой длинный. Такой толстый. И вены… Боже, вены. Несмотря на это, он выглядел гладким, как шелк, и мне захотелось попробовать его на вкус.
Чандлер обхватил кулаком свою длину, а затем провел кончиком по шву моих трусиков.
Я попыталась снять их, но он остановил меня: – Оставь их, – сказал он, сдвигая их в сторону, обнажая мою мокрую, голую и полностью отданную на его милость киску. – Когда ты войдешь в свой дворец и обнимешь своего отца, когда твой принц поцелует тебя в щеку и поприветствует тебя дома, я хочу, чтобы ты почувствовала меня между своих бедер. Я хочу, чтобы они чувствовали мой запах на твоей коже. – Он вошел в меня, только кончиком, но этого было достаточно, чтобы почувствовать, как я растягиваюсь вокруг него. – Я хочу, чтобы они знали, кому ты теперь принадлежишь.
Я принимала противозачаточные с шестнадцати лет из-за нерегулярных месячных и плохой генетики, но Чендлер этого не знал. Он даже не спрашивал. Все, о чем он заботился, это о том, чтобы убедиться, что весь он претендует на всю меня. В этом было что-то серьезно испорченное, но эротически первобытное.
Его пальцы впились в мои бедра, а в глазах полыхала тьма. Он приподнял мою задницу, лишь немного оторвав ее от кожаного дивана, а затем одним толчком погрузился в меня. Чендлер не был нежным. Он брал. Он требовал. Он владел.
