Текст книги "Путь Эверарда (ЛП)"

Автор книги: Диана Уинн Джонс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 11 страниц)

Диана Уинн Джонс
Путь Эверарда

Перевод Курлаевой А.В., 2019 год

Часть 1. Путники в заводи
Глава 1. Изгнанник

События этой истории произошли более ста лет назад, когда на троне сидела королева Виктория, а разделение между бедными и богатыми было гораздо значительнее, чем сейчас. Дедушке твоего дедушки было тогда двенадцать лет, как тому мальчику, с которым это произошло.

Его звали Алекс Хорнби, и ему не повезло занимать ту неудобную верхнюю часть пропасти между богатыми и бедными, когда ты не совсем дворянин, но слишком состоятелен, чтобы быть кем-то другим. Его отец, Джозиа Хорнби, был фермером. Семья жила в низком каменном фермерском доме на полпути наверх холма, с видом на громадное устье реки. Мощеная дорожка сбегала от подножия холма в заводь, к маленькому скалистому острову, на котором стояли руины замка. Так что, хотя все их камины коптили из-за ветра с моря, у них был самый грандиозный вид в округе. Вершина холма над фермерским домом была очищена от деревьев, готовая к постройке нового великолепного дома, который Джозиа Хорнби собирался возвести на следующее лето.

Угрюмый и целеустремленный, как многие люди викторианской эпохи, Джозиа собирался сменить свой социальный статус на сельского дворянина так скоро, как сможет себе это позволить. Он уже был весьма состоятельным человеком. Около двадцати лет назад он купил акции железной дороги, которая огибала заводь рядом с морем, и его акции процветали. Он купил акции в других компаниях. В то же время на те деньги, которые он получал за то, что позволял железной дороге проходить по его земле, он купил остров в заводи. Он получил его за бесценок, поскольку его владелец нуждался и поскольку говорили, что там водятся приведения. Но ни призраки, ни сплетни ни капли не волновали Джозию. Он купил остров, потому что тот был дешевым и из-за руин замка на нем. Владеть замком – это по-благородному и по-джентльменски, думал он.

Алекс и его сестра Сесилия тоже были довольны замком, хотя и не были довольны многим другим, что влекло за собой начало богатой жизни. Оно означало, что Алексу пришлось учиться в классической школе с недельным пансионом в ближайшем большом городе. Оно означало, что у Сесилии появилась гувернантка. Оно означало – и это было хуже всего, – что они бросали простых друзей в деревне и пытались завязать приятельские отношения с Корси из Арнфорт Холла. Корси едва замечали их. Джозиа ходил в Холл раз в неделю по делам. Детей приглашали время от времени, если на детских приемах, устраиваемых Корси, не хватало гостей. Однажды Сесилия отказалась идти на прием к Корси. Ее отец так разозлился, что Алекс спрятался на чердаке, а Сесилия перешла заводь, чтобы сбежать и отправиться на поиски счастья. В тот раз она не слишком далеко ушла. Джозиа погнался за ней верхом и отшлепал ее – прямо посреди заводи, возле русла реки.

Странности начали происходить прямо перед Рождеством, когда Сесилии исполнилось шестнадцать. Гувернантка ушла неделей раньше. Из-за чего у Сесилии всё еще были неприятности.

– Мистер Хорнби, – сказала гувернантка, стоя прямо, словно замороженный стальной шомпол, и сжимая перед собой митенки, – я ни дня дольше не останусь в подобном доме с этой вашей девочкой. Она дикая, наглая и распущенная. Она практически необучаема, и у нее нет ничего от леди. Я ухожу сегодня вечером.

– Да в конце-то концов, мадам! – воскликнул Джозиа Хорнби. – Не забывайте: у девочки нет матери. Что она сделала?

– Я отказываюсь ябедничать, – ответила гувернантка. – Будьте добры, закажите двуколку с пони к Лондонскому поезду.

– Но я всего лишь спряталась на чердаке и ела яблоки, – сказала Сесилия. – И сказала, что не имею желания быть леди, если это означает носить митенки мышиного цвета.

Джозиа так разозлился, что швырялся вещами. Два дня никто не смел приблизиться к нему, кроме старой мисс Гатли, экономки. Когда Алекс вернулся домой на последние выходные перед каникулами, его отец был всё еще зол.

– Твоя сестра в немилости, – сказал он Алексу. – Проклятье, если бы я смог найти денег, я бы отправил маленькую мегеру в одну из их швейцарских школ, даже не сомневайся.

– Если он это сделает, – сказала Сесилия Алексу на кухне, – я снова сбегу. И на этот раз сделаю так, чтобы он никогда меня не нашел. Вот так.

– Позволь мне пойти с тобой, – умолял Алекс. – Я не хочу оставаться, если ты уйдешь. Подумай только о школе и об отце!

– Тише! – велела Сесилия.

На кухню вошла старая мисс Гатли, неся чайник Джозии, чтобы наполнить его горячей водой. Алекс откусил громадный кусок маффина[1]1
  Небольшой круглый кекс с изюмом, черникой, шоколадной крошкой или другими ингредиентами.


[Закрыть] и подумал, что дома хотя бы еда вкусная. Сесилия отпила чаю, согнув мизинец, как делала гувернантка, и улыбнулась мисс Гатли. Мисс Гатли покачала головой – ее жесткий накрахмаленный чепец задребезжал в такт движению головы.

– Стыдно, Сесилия, – сказала она. – Зачем насмехаться над бедной леди теперь, когда она уходит? – мисс Гатли скрипела, дребезжала и тяжело дышала, когда с трудом снимала чайник с полки на камине. – Мой ревматизм сегодня разыгрался. Это всё туман. Внизу он сейчас уже как одеяло – по всей заводи. Как раз погодка для странностей на острове. Говорят, там опять видели огни. Нам повезет, если этим всё и закончится.

– Расскажи нам… Расскажи истории, – попросил восхищенный и перепачканный маслом Алекс, набив рот маффином.

Они любили, когда мисс Гатли бывала в таком настроении.

Отнеся чайник в гостиную, мисс Гатли вернулась и рассказала им парочку историй. Она сидела возле кухонной плиты, вязала носки, позвякивая спицами и дребезжа чепцом, и говорила в той странной официальной манере, которую до сих пор используют деревенские старики, когда рассказывают истории, которые могут быть не совсем правдивыми. Она рассказала им, как в туманные ночи по острову порхают призрачные огни и можно видеть, как они кружатся по заводи там, куда никто не смеет заходить, боясь плывунов. Она рассказала об опасном королевстве Фаллейфелл в заводи и о том, что видевшие его – считай покойники.

– И если, – сказала она, – умный человек увидит поблизости нечто подобное в ясную ночь, он закроет глаза и отвернется, совершая крестное знаменье…

Алекс положил тонкую жирную руку под острый подбородок и с нетерпеливым вздохом наклонился вперед. Сесилия подобрала ноги под зеленую клетчатую юбку, одной рукой придерживая вздымающийся кринолин. Другой рукой она рассеянно накручивала на палец и вытягивала ярко-золотой локон. В камине вздохнула вытяжка, а снаружи кашлянула овца. Сесилия тоже вздохнула, потому что приближалась лучшая часть повести.

– Увидеть такое ночью – уже достаточно плохо, – сказала мисс Гатли. – Но пусть умный человек остерегается увидеть это днем. Говорят, раз в сто лет через заводь скачет всадник. Это Дикий Всадник. Всадник Рока, и пусть берегутся видевшие его. В течение года, можете не сомневаться, какой-нибудь бедняга погибнет в заводи. Возможно, его унесет волной – и говорят, с некоторыми такое случалось, – но более вероятно, бедняга утонет в плывунах и исчезнет без следа.

Овца закашляла снова. С восхитительной дрожью Алекс через плечо бросил взгляд в окно. Оно было темным и запотевшим от тепла, исходившего от кухонной плиты, но снаружи кто-то был. На секунду – и у него закололо волосы от этой мысли – Алекс был уверен, что видел лицо. А потом – ничего; и ни единого звука.

«Это был туман, – подумал он. – Он создает страннейшие иллюзии. Мы все это знаем».

Мисс Гатли убрала свое вязание, зажгла свечу и, поскрипывая, ушла спать. Зимой она ложилась в семь. Алекс, всё еще взвинченный и дрожащий, отодвинул в сторону чай и маффины и разложил книги по латыни и истории, чтобы сделать домашнее задание на выходные. Сесилия, чьей обязанностью было вымыть посуду после чая, ленилась из-за взбудораженности после истории. Она по-прежнему сидела, подобрав под себя ноги, иногда накручивая локон на палец, иногда лениво зашивая корсаж своего лучшего платья. Сразу после Рождества предстоял прием у Корси, и платье к тому моменту должно было быть готово. Сесилия надеялась, что после инцидента с гувернанткой отец запретит ей туда идти, но это было последнее, что Джозиа запретил бы. Сесилия вздохнула. Снаружи, на дворе фермы гавкнула овчарка – ворчащим неуверенным лаем, – и наступила тишина.

– Малыш не любит туман, – заметил Алекс. – Сесил, объясни мне поход Цезаря на Галлию. Я знаю, ты знаешь.

Сесилия улыбнулась, потому что ей нравилось, когда ее называли Сесил. Она всегда жалела, что не родилась мальчиком. И она гордилась своим знанием латыни. Она выучила ее по книгам Алекса, когда помогала ему готовить уроки. Продолжая деловито шить, она объясняла, а Алекс слушал, грызя ручку. Снаружи зарычал Малыш, и снова наступила тишина.

– Тогда, – сказала Сесилия, – Цезарь отвратительно поступил с бедными гельветами. Я сейчас не могу вспомнить, почему они ввязались в это…

– Но мне надо знать, – сказал Алекс. – Попытайся вспомнить.

Сесилия подумала, царапая иголкой шероховатый стол. Дедушкины часы тикали, неспешно стуча, а лампа на столе шипела и выбрасывала вбок языки пламени из-за дувшего откуда-то холодного сквозняка.

– Что ж, они бродили по юго-восточной Галлии, – наконец, сказала Сесилия, – когда должны были находиться в Швейцарии, но я…

– Они искали новый дом, бедняги, – сказал кто-то еще.

Алекс вскочил так, что стул позади него опрокинулся. С шумным вдохом, который был почти криком, Сесилия рывком повернулась и прихлопнула ладонью кринолин, в ужасе от того, что все ее пенистые нижние юбки были выставлены на обозрение. Незнакомец беззвучно закрыл заднюю дверь и прошел к ним в комнату, сопровождаемый едва слышным шуршанием и позвякиванием.

– Прошу прощения за вторжение, – произнес он.

Они уставились на него. Стрелки на дедушкиных часах передвинулись почти на три минуты, прежде чем они смогли поверить, что действительно видят его. Он был точно как на картинках в открытой книге истории Алекса, если не считать того, что, закрыв дверь, он снял шляпу с перьями. У него были длинные вьющиеся от влажности темно-каштановые волосы. Он носил великолепный оранжевый плащ, заляпанный внизу водой и грязью, и узкие мокрые сапоги с длинными зазубренными шпорами. Под плащом они едва-едва могли рассмотреть одежду, от которой у них перехватило дыхание: забрызганные, расшитые свисающие рукава; усыпанные драгоценностями застежки; сияющая портупея поперек груди; и гладкий, выглядевший не новым эфес меча.

Сесилия пришла в себя первой. «Должно быть, он заблудившийся актер», – подумала она. Она видела, что он не намного старше нее и что он насквозь промок, очень устал и сильно встревожен.

– Я очень сожалею, – сказала она. – На мгновение вы ужасно меня испугали. Вы заблудились в тумане? Можем мы предложить вам чашку чая?

Незнакомец покачал головой:

– Не думаю, что я заблудился. Это ведь фермерский дом в конце гати, не так ли?

Сесилия кивнула:

– Верно. Тогда что…

– Что такое чай? – спросил незнакомец.

Сесилия оттянула свой тугой новый корсет в страхе, что может потерять сознание от изумления.

– Я… Я заварю вам чайник, – слабо произнесла она.

Алекс по-прежнему стоял и таращился с книгой по латыни в руках, и в его голове крутились истории мисс Гатли.

– Кто вы? – спросил он высоким пищащим голосом, и был слишком испуган, чтобы его это беспокоило. – Скажите нам, кто вы.

Незнакомец улыбнулся ему:

– Не стоит обращать внимание на истории той старой леди. Я настоящий человек, и до вчерашнего дня был графом Герна. Меня зовут Роберт. И, кажется, я всё еще имею право на титул лорда Хауфорса.

– Значит, это вас я видел в окне, – сказал Алекс, выбрав только ту часть ответа, которую мог понять.

Странный человек кивнул, и Сесилия заметила, что он тоже дрожит.

– Вы промокли до костей, – сказала она. – Кем бы вы ни были, вы должны подойти к камину и высушиться. Давайте, садитесь, а я сделаю вам чаю.

Впоследствии она всегда поражалась, какой храброй была. Она поспешила к незнакомцу и потянула его за мокрую руку. Он несомненно был настоящим, но очень холодным, и камни на застежке его плаща были драгоценными, она была уверена – не актерские стеклянные побрякушки. Он пошел с ней к кухонной плите и с облегчением сел в тепле.

Сесилия поставила чайник кипятиться. Алекс передвинулся туда, где мог лучше видеть незнакомца, но чтобы между ними находилось кресло.

– Вы с… с острова? – нервно спросил он.

Он видел: человек отбрасывает тень, а значит, не мог быть мертвецом – мисс Гатли неоднократно говорила им, что у мертвецов нет тени. Но он казался Алексу таким странным и чужеземным в своей короткой черной куртке и узких штанах до щиколоток, каким показался бы любому в двадцатом веке.

Человек доброжелательно покачал головой, как если бы видел, насколько Алекс испуган.

– Мои земли лежат… находятся за водой после острова. Но думаю, можете считать меня человеком с острова.

– Тогда, – сказал Алекс, слишком изумленный и нервничающий, чтобы быть вежливым, – что вы делаете здесь?

– Алекс! – воскликнула Сесилия. – Оставь бедного джентльмена в покое. Если бы ты промок насквозь и устал до изнеможения, как бы тебе понравилось, что кто-то пялится на тебя и задает грубые вопросы? – и для незнакомца добавила: – Вы не обязаны отвечать ему, мистер… э… ваша светлость, пока не выпьете чашку чая.

– Но, – вредно сказал Алекс, поскольку Сесилия задела его чувства, обращаясь с ним, будто с маленьким мальчиком, перед этим странным человеком, – но что, если сюда войдет отец, прежде чем он нам что-нибудь скажет?

Это испугало Сесилию и заставило ее поменять мнение насчет незнакомца. Она знала, Джозиа разозлится, обнаружив, как они принимают гостя. Он решит, что этот человек сумасшедший. И теперь, задумавшись над этим, Сесилия не была уверена, не сумасшедший ли он в самом деле. Возможно, богатый сумасшедший, но и только. Она повернулась спиной и помешала угли, размышляя, что они могут сделать, если это так.

– Не бойтесь, – сказал мужчина. – Ваш благородный отец занят горой рукописей и явно не собирается двигаться с места. Я взял на себя смелость взглянуть на него через окно. А что касается вашего вопроса, сэр, я здесь примерно в положении несчастных гельветов. Мне пришлось покинуть мои земли.

– О! – произнес Алекс.

Он был очарован. Тут намечалась такая история, с которой даже мисс Гатли будет сложно сравниться. Ему не терпелось, чтобы мужчина рассказал больше. Он говорил в такой официальной возвышенной манере, что обычный английский в его устах звучал роскошно.

Мужчина смотрел на Сесилию.

– Моя леди там – ваша сестра, не так ли? – спросил он Алекса.

– Да. Это Сесилия. А я Алекс.

Сесилия покраснела и занервничала еще больше. Что он имел в виду, назвав ее «моя леди»? Он знал, что они живут на ферме. Он сам так сказал. Если бы Джозиа был более добрым отцом, она бы уже побежала за ним. А так, она могла только делать чай и притворяться, будто очень занята. Последовало неприятное молчание, когда Алекс нетерпеливо пританцовывал, а незнакомец грустно смотрел в огонь, пока Сесилия не налила чай в чашку и не передала ему дрожащими руками.

– Сахара? – холодно спросила она.

Мужчина выглядел весьма озадаченным чашкой и блюдцем, но вежливо взял их и ответил:

– Спасибо, моя леди.

Сесилия потеряла самообладание, настолько же от страха, насколько от гнева.

– Я не ваша леди, – громко произнесла она. – И вообще не леди. Вы прекрасно знаете, что я просто дочь фермера.

Алекс покраснел – он терпеть не мог вспышки ярости Сесилии, – и к ужасу Сесилии, незнакомец тоже покраснел. Он уставился на нее так, словно она сказала самую смущающую вещь, что он когда-либо слышал. Он так смотрел, что у Сесилии на глаза навернулись слезы, и она зажала руками рот. Потом он опустил взгляд на чай, который держал невероятно неуклюже.

– Я… Я прошу прощения, – произнес он. – Как видите, я удручающе малосведущ в манерах Внешнего мира. Что мне делать с этим… этим чаем?

Сесилия хихикнула:

– Выпейте его. Попробуйте с сахаром, если не пили чай раньше.

Алекс вздохнул. Похоже, неловкий момент остался позади. Мужчина попробовал чай. Алекс был уверен, что ему не понравилось, но он был слишком вежлив, чтобы что-нибудь сказать. «Интересно, что он пьет обычно?» – подумал Алекс. Сесилия тем временем решила поверить, что он действительно такой необыкновенный, каким кажется, пока не узнает больше.

– Не хотите снять плащ? – вежливо спросила она. – Вы, должно быть, прошли долгий путь, чтобы он так промок.

Незнакомец поставил чашку и расстегнул плащ. Сесилия взяла его и раскинула на кресле, чтобы он просох, пока Алекс дивился богатству странной одежды под ним.

– Я прошел не так много, – сказал незнакомец, – но меня преследовали. Мою лошадь убили, и мне пришлось прятаться в разных мокрых местах.

От его сапог шел пар, а мех на подкладке рукавов промок и испачкался.

Алекс легко мог поверить, что он говорит правду.

– Расскажите, – попросил он.

Незнакомец обеими руками откинул назад волосы и уставился в огонь.

– Что я могу сказать? – слабо произнес он.

Алекса внезапно поразило осознанием, что мужчине не так уж много лет, его и мужчиной-то едва можно было назвать – вряд ли старше Мартина Корси или старших мальчиков в школе. Но он был красивее и выглядел куда взрослее всех, кого Алекс знал этого возраста.

– Скажите, почему вас преследовали, – произнес Алекс и затаил дыхание в ожидании ответа.

– Я изгнанник. Меня обвиняют в убийстве человека, которого я не убивал, – незнакомец перевел настойчивый взгляд с Алекса на Сесилию, явно беспокоясь, чтобы они поверили ему. – Клянусь вам, я не убивал его. Тот человек был моим сеньором, и убить его было бы таким же злом, как если бы я убил собственного отца. Кто-то убил его – не могу сказать кто, – а обвинили меня. Похоже, у меня были враги среди тех, кого я считал друзьями. И основанием для их обвинения послужило то, что я действительно убил человека – моего дядю, – когда мне едва исполнилось четырнадцать.

Сесилия задохнулась. Алекс снова испугался. Изгнанник – пусть, но сидящий рядом с вашей кухонной плитой убийца, сам в этом признавшийся – это совсем другое дело.

– Что заставило вас сделать это? – спросил он.

– Мой дядя убил моего отца, – ответил незнакомец. – Я, как и несколько других человек, видел, как он столкнул моего отца со стен Замка Герн. У меня не было выбора, но уверяю вас, я убил его в честном сражении. Он всегда был плохим фехтовальщиком.

– Что ж, – произнесла Сесилия. – Полагаю, это было правильно. Но разве вы не могли привлечь его к закону?

Незнакомец был слегка озадачен.

– То, что я сделал, было в соответствии с законом… э… мадам.

– Зовите меня Сесилия, ради всего святого, – ответила она. – И не было никаких причин, почему вы могли бы убить другого человека?

– Уверяю вас, никаких.

– И вы хотите, чтобы мы спрятали вас здесь, да? – спросил Алекс. – Пока вы не сможете доказать свою невиновность.

Незнакомец засмеялся, но не слишком весело.

– Это может затянуться на всю мою жизнь. Я не вижу никаких улик, которые могли бы послужить доказательством. Нет. Если бы я мог попросить о крове здесь на одну ночь, это было бы гораздо больше, чем я заслуживаю за свое грубое вторжение.

Алекс посмотрел на Сесилию.

– Что скажешь о гостевой комнате? Она далеко от отца и мисс Гатли.

– Да, – ответила Сесилия. – Я достану грелку. И думаю, вам надо будет что-нибудь поесть.

– Я был бы благодарен за еду, – сказал изгнанник. – Последний раз я ел ранним утром.

– Да вы, должно быть, умираете с голоду! – воскликнула Сесилия.

Она поспешно убрала остатки маффинов и вытащила из кладовой еду, которая там нашлась. Пока она трудилась, Алекс следил, чтобы не появился отец.

Сесилия была немного смущена той едой, что у них имелась. «Она простая и вкусная, – подумала она, – но наверняка не сравнится с тем, к чему он привык. По его виду сразу заметно, что он привык к самому лучшему».

Пока изгнанник ел, Алекс бродил между дверью кухни и столом, наблюдая, как он ест, и надеясь на дальнейший разговор. Он пришел в восхищение от того, как незнакомец, похоже, не привык пользоваться вилкой. Изгнанник улыбнулся ему.

– Боюсь, я прервал описание моей леди… э… вашей сестрой похода Цезаря на Галлию. Могу я, пока ем, заменить ее и продолжить объяснения?

– Это очень любезно с вашей стороны, – сказал Алекс.

Так что незнакомец продолжил историю с того места, где остановилась Сесилия. Он объяснил гораздо больше, чем Сесилия и даже учитель Алекса посчитали бы необходимым, и он объяснял так понятно и живо, что Алекс запомнил навсегда. Он знал о сражениях всё. Алекс никогда прежде не слышал, чтобы битву объясняли так, словно на самом деле давали приказы солдатам, но незнакомец именно так объяснял битвы Цезаря. Алекс начал восхищаться Цезарем гораздо больше, чем когда-либо в жизни, а этим изгнанником он восхищался еще больше, чем Цезарем.

Пока он говорил, Сесилия входила и выходила. Похоже, он очень стеснялся ее, а особенно стеснялся обращаться к ней по имени. Он изо всех сил старался вовсе никак к ней не обращаться. Что касается Сесилии, и Алекса тоже, они чуть не дошли до того, чтобы обращаться к нему: «Эй, вы!»

«Как мы должны обращаться к нему? – постоянно спрашивала себя Сесилия, когда бегала вверх-вниз по лестнице. – Похоже, он потерял большинство имен, которые у него были, когда стал изгнанником».

Они стеснялись всё больше и больше, поскольку, чем дольше они откладывали, тем более глупым казалось, что они сразу не спросили, каким именем его называть. Только когда они отвели его в холодную побеленную гостевую комнату, и Сесилия сворачивала белые вязаные покрывала на гостевой кровати, Алекс стал достаточно невежлив, чтобы спросить.

– Как бы вы хотели, чтобы мы обращались к вам? – выпалил он.

Изгнанник улыбнулся:

– Меня зовут Роберт.

– Что ж, прекрасно, – оживленно произнесла Сесилия, поскольку испытывала громадное облегчение. – Спокойной ночи, Роберт. Желаю вам хорошего сна.

После чего она выбежала из гостевой комнаты, а Алекс – за ней, оба чувствуя себя ужасно глупо.

На следующее утро они чувствовали себя еще глупее, когда прокрались в гостевую комнату и обнаружили, что он ушел. Вначале они подумали, что он исчез бесследно. Кровать была холодной, пустой и аккуратно заправленной. Ее жесткие подзоры выглядели так, словно их никогда не тревожили. «А он не был похож на человека, который умеет заправлять кровать», – подумала Сесилия.

– Нам могло это присниться, правда? – прошептал Алекс, оглядывая холодную комнату.

А потом он увидел кухонный подсвечник, стоящий на одном из вязаных ковриков на умывальном столике.

– Один из нас должен был достаточно верить в него, чтобы принести сюда это, – сказал он и заглянул в кувшин. Вода покрылась льдом, но лед был разбит. – Он умывался, Сесил. Смотри.

Сесилия, чувствуя себя уныло и вяло, подошла и согласилась. Она взяла подсвечник с оплывшей свечой, подумав, что мисс Гатли не должна найти его здесь, и они увидели, что под ним находился листок бумаги.

Алекс набросился на него. Он был вырван из начала книги проповедей на ночном столике. На нем ничего не было написано – в комнате не было письменных принадлежностей, – но на нем осталась печать оранжевого воска, придавленная чем-то, примерно того размера, какого бывают перстни с печаткой. Алекс поднес его к свету. Эмблема представляла собой пчелу или осу – какое-то насекомое, точно, – и если понаклонять его туда-сюда, с краю можно было разглядеть буквы, идущие по кругу: «ГЕРН».

– Он говорил, – сказал Алекс, – что был прежде графом Герна. Помнишь?

– Да, – ответила Сесилия. – Значит, он был настоящим.