Текст книги "Туман войны (СИ)"

Автор книги: Диана Курамшина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 14 страниц)

Глава 12

25 августа 1812 года

Я стояла на пригорке, недалеко от нашего «госпиталя». Высота была небольшой, так что весь масштаб подготовки к сражению видеть не могла. Лишь вдалеке виднелась деревенька Семёновская, за которой и расположены те самые Багратионовы флеши.

Зато всё пространство между ними и деревней Князьково, что была по правую руку, оказалось наводнено людьми, а ближе ко мне так и конями. Тут располагалась ставка гвардии.

Перед моими глазами постепенно оживала история, которую я когда-то изучала…

Корпус Уварова и казаки Платова, оставались за моей спиной в дерене Криушино. Старые знакомцы появились вчера к вечеру с гостинцами. Бурно выражали радость от встречи и благодарили за помощь. Даже предлагали выделить кого-то для нашего охранения. Только с большим трудом удалось отказаться. Если история не сдвинется с колеи, в нашем месте французы не появятся, и именно по этой дороге российские войска будут отступать. Нам тут ничего не грозило.

Место удалось обустроить гораздо лучше, чем в Смоленске. Степанида обзавелась несколькими кострами, на которых что-то постоянно побулькивало. Кроме, естественно еды, тут же были развешаны котлы с чистой водой для мытья рук и отдельный, для кипячения инструментов. В нём была намешана хлорная известь. Для дезинфекции хлебным вином, его просто не имелось в таком количестве.

Поз зорким взглядом Руслана хранилась моя самая большая ценность, привезённая человеком Павла – небольшая бутыль гофманских капель, состоящих из спирта и эфира. Услышав о подобном, мысленно пообещала расцеловать жениха, как только увижу.

Дело в том, что сейчас обезболивать раненых было по сути нечем. Многие врачи на поле боя, пережимали сонную артерию, дабы пациент впадал в беспамятство. Но чаще всего оперировали на живую. Не многие выдерживали подобное. Большим мастерством считалось быстро отрезать повреждённую конечность, доставив как можно меньше страданий. Использовали большие ножовки, и самые «шустрые» умудрялись сделать это всего минут за семь.

Но… имелись и другие раны, помимо раздробленных рук и ног. А полностью вычистить оттуда грязь, то ещё мучение. Учитывая, что в Великой Армии, к примеру обрабатывали поверхность кипящим маслом… Страдания пациентов сложно даже представить.

Налюбовавшись пока ещё мирными видами, направилась обратно в лагерь. Отвар из липовой коры уже, наверное, готов. Нужно было попробовать сварить ещё и настои из привезённых трав. Мы использовали любую возможность избежать антонова огня.

Пока я рассматривала цветы и коренья, думая, что именно на этот раз использовать для варки, все всполошились. Обернувшись, увидела, что несколько гусар пересекли реку и направились в нашу сторону.

Передо мной тут же появился Егор, положив руки на заткнутые за пояс пистолеты. Руслан, оставивший пост у бутыли, расположился справа. Побросав работу, к нам подбегали инвалиды. Девушки, под руководством Ольги, встали к ним за спины.

Несмотря на такую не дружелюбность, гусар в чине подполковника остановив остальных взмахом руки, подъехал поближе и уже почти в лагере спешился.

Он был невысок с задорными тёмными вихрами, сходившими вниз пышными бакенбардами и смоляными бровями, сросшимися на переносице. На вид ему не должно быть более тридцати. Приосанившись, гусар подправил пальцем щегольские усы и заговорил.

– Простите за беспокойство, милые дамы. Но только заметив вас, я понадеялся хоть немного оттаять душой. Недавно увидел остатки родительского дома, который разобрали для строительства укреплений. О нет, мне не жалко ничего для Отечества, но боль от попрания моих детских воспоминаний, терзала душу.

Я положила руку на плечо Егора и немного сжала его, прося «выпустить» меня к гостю. Близ лежавшие места принадлежали только одному гусару – Денису Васильевичу Давыдову.

После знакомства, гости были приглашены к небольшому кухонному столику. Степанида потребовала себе отдельный для готовки и приёма пищи. Сколоченные обратно для операций столешницы вызывали у неё оторопь.

От похлёбки прибывшие отказались, но с удовольствием выпили бодрящего травяного чая. Часть из них участвовали в бое за Шевардинский редут[50]50
  Бой за Шевардинский редут произошёл 24 августа (5 сентября) 1812 года – Шевардинский редут был сооружен русскими как передовой опорный пункт Бородинской позиции. Его оборона должна была дать возможность нашим войскам выиграть время для завершения земляных работ на Бородинских укреплениях, уточнить группировку сил наполеоновских войск и направление их главного удара. Сражение за Шевардинский редут выдалось довольно жаркое. Только к наступлению темноты Кутузов приказал отвести войска к основным укреплениям и оставить редут «за ненадобностью». Удерживать отдаленный от прочих позиций редут было бессмысленно.


[Закрыть], о котором они нам и поведали.

Денис Васильевич довольно долго молчал, всё это время бесстыдно рассматривая меня. Затем неотрывно глядя мне в глаза произнёс:

 
Возьмите меч – я недостоин брани!
Сорвите лавр с чела – он страстью помрачён!
О боги Пафоса, окуйте мощны длани
И робким пленником в постыдный риньте плен!
Я – ваш! И кто не воспылает!
Кому не пишется любовью приговор,
Как длинные она ресницы подымает,
И пышет страстью взор!
О вы, которые там прелестьми гордитесь!
Не вам уж более покорствует любовь,
Взгляните на неё и сердцем содрогнитесь:
Она – владычица и смертных и богов!
 

Все вокруг завороженно внимали поэту, и только я не знала куда спрятать смутивший меня румянец. Услышав в наступившей оглушительной тишине, как вода с шипением выливается в костёр, вскочила и извинившись сбежала. Степанида с девочками поспешили мне на помощь.

С гостями осталась Ольга, с одной стороны от неё встал Егор, а с другой Гаврила Федосеевич. Своей троицей они старательно закрывали меня от Дениса Васильевича, который пытался заглядывать за их спины.

Видимо поняв, что возвращаться я не намерена, гости попрощались и уехали. Наверняка, они были у Платова. Давыдов должен был как раз подбирать казаков для своего отряда. Скорее всего они услышали там о «женском» госпитале и специально приехали поглазеть на нас. Впрочем, посещение останков отчего дома тоже вполне могло иметь место. Но не оно явно было целью этой поездки.

День перед сражением закончился в хлопотах и подготовке. Потому визит гусаров совершенно выпал из моих размышлений.

Следующее утро выдалось довольно холодным и промозглым. Все проснулись почти с рассветом и уже в пять утра мы услышали первые гулкие выстрелы орудий, при звуках которых Непоседа тут-же юркнул в дормез и более не показывался.

Наскоро позавтракав, стали готовиться. Сразу наплыва мы не ждали. По всему полю сражений были рассредоточены врачи, которые должны были оказывать первую помощь на месте. И потом уже раненых надлежало отправлять к нам. Но боюсь с таким количеством они вряд ли справятся, так что, и мы не будем изнывать от безделья.

Как помню, из курса истории, что нам преподавали в пансионе, сейчас и здесь в бою с обеих сторон общим числом сошлись около трёхсот тысяч человек. Армии по численности были примерно равны. Вечером, по словам очевидцев, поле будет усеяно трупами в несколько слоёв.

И слушая канонаду, я была даже благодарна Павлу, который не разрешил мне оперировать на поле. Хотя на тот момент была вне себя от ярости и рвалась исполнять свой врачебный долг.

Только к десяти часам стали подвозить первых пациентов, от которых мы и узнавали новости. Мой жених, как и ожидалось, пребывал на флешах. По рассказам раненых, его группа, рассредоточившись на всём протяжении, прицельно истребляла французских офицеров. Если верить этим словам, то они умудрились подстрелить несколько генералов и полковых командиров. А молодой корнет, которого принесли чуть позже, сообщил, что охотники Рубановского смогли ранить самого маршала Даву. Во всяком случае, видели, как он точно сверзился с лошади.

Нуждающихся в моём врачебном участии почти не было. В основном девушки обрабатывали раны, повторно вымывая из них все возможные загрязнения, накладывали мази и начисто перевязав, распределяли далее. Кто-то, отдохнув мог вернуться в строй, а кого-то, усадив кучно на подготовленные подводы собирались отправлять в Можайск, и дальше в Тверь. Всех поголовно поили отварами от горячки.

К полудню, грохот канонады со стороны флешей увеличился, и даже у нас земля начала подрагивать от частых взрывов. Раненых привозили уже в основном в беспамятстве, и всё чаще стали появляться не оперированные.

Котел с известью пришлось заменить, потому как вся вода в нём смердела свернувшейся кровью. Инвалиды только и успевали наполнять другие котлы водой из колодца, привозимой из деревни.

Как рассказали солдаты на развозе, флеши никак не могли взять, хотя более двухсот орудий закидывали их ядрами и картечью. Тогда Наполеон направил на них подкрепление и теперь около четырехсот орудий бьёт туда. От того даже под нами теперь дрожит земля, а с той стороны в небо поднимается чёрное марево.

Я заметно нервничала. Скоро должны будут ранить Багратиона, и Павел обещал привезти его сюда. Но так-же там находился Михаил, за которым жених обещался присмотреть. Боюсь, что «дядюшка» был самой большой проблемой. И вывезти себя с поля, в отличие от раненного генерала – просто так не позволит.

Количество солдат с открытыми ранами заметно увеличилось, а значит врачам на местах не хватает сил со всеми справится. Я беспрерывно выковыривала осколки или что-то отрезала, краем сознания понимая, что, если всё было-бы по-другому, могла спасти конечности. Но сейчас у меня банально не хватало времени.

Руслан, привычно расположив рядом бутыль, усыплял очередного раненого, а я, прополоскав пилу в извести, стала примериваться, стараясь не отрезать лишнего. Хотя остальные врачи, при ранении кисти, могли отрезать её по локоть, не желая мучиться с костью.

После двух по полудни, когда в перерыве Степанида старательно, как маленькую, кормила меня ложкой, пока я вычищала ножовку, обратила внимание, что шум сместился. Значит флеши пали, а орудия повернули против Раевского.

Заметила, как один из татар, оставшихся с нами, кнутом отгоняет носящихся вокруг лошадей. Они прибегали с поля боя, все в пене и с огромными, крутящимися от страха глазами. В этот момент кони были очень опасны.

Рядом Марфа забинтовывала солдата, которому такая взбесившаяся лошадь откусила нос, часть щеки и верхнюю губу. Кровь не останавливалась. И боясь, что мужчина просто умрёт от её потери, пришлось засыпать лицо горячей золой, а сверху травяной смесью от ожогов. Даже не знаю, выживет и он.

Увидела, что многие раненые с оторванными руками приходят сами, не дожидаясь, пока их найдёт служба гевальдигеров[51]51
  Служба гевальдигеров – военно-полицейская служба в армии, заведовавшая вывозом раненых с поля боя.


[Закрыть].

Вокруг стоял невообразимы грохот, от которого начинала болеть голова. Приходилось ненадолго замирать, закрывать глаза, чтобы шум в ушах немного затихал.

У девушек работы тоже заметно прибавилось, это говорило о том, что количество штыковых атак заметно возросло.

Инвалидам даже пришлось предварительно обмывать пациентов от гари, крови и грязи. Небольшой инцидент подсказал нам, что атаки идут с переменным успехом. Так, окатив очередного раненого водой из реки, что бы смыть хотя-бы общую грязь, подчинённый Гаврила Федосеевича обнаружил на лежащем в беспамятстве человеке французский мундир. Рана была не тяжёлая, так что её наскоро обработали и связав ему руки и ноги, усадили недалеко, что бы не мешал, но и на глазах был.

Наконец появился Павел. Раненого Багратиона сопровождал Яков Иванович Говоров. Он был старшим врачом Литовского полка, который почти полностью полёг на Бородинском поле. Господин Говоров всё это время пытался уговорить Петра Ивановича заняться ногой, но тот не соглашался. Ну, а «провидец» просто принёс его ко мне, растянув чей-то старый плащ между двух жердин.

Пуля попала в левую голень князя, ниже колена, и раздробила кость. Не став даже слушать его возмущения, молча усыпила генерала. Яков Иванович с ужасом наблюдал, как я очистила рану, удалила осколки костей и промыла, затем обработала хлебным вином, зашила и зафиксировала ногу в гипсе.

Оставив высокопоставленного пациента заботам Якова Ивановича, сама поспешила к жениху, узнать, получилось ли что-то Михаилом.

– Всё хорошо, ma chère, – ответил он, прижимая меня к себе, – как только Багратиона ранили, уговорил его отправится в ставку с этой новостью. Думаю, Кутузов удержит его при себе, а не пошлёт в самое пекло. Флеши уже пали. Да и убитых слишком много. Даже генералов… Тучков, Буксгевден, Кутасов, Горчаков.

Ничего не ответив ему, просто стояла уткнувшись лицом в его грудь. Небольшой отдых, так мне необходимый. А потом опять нужно будет возвращаться к пропитанному кровью столу, который сейчас старательно очищал Ефимка, помогая членам инвалидной команды.

– Кстати, mon amour (*любовь моя), ты же читала романы Дюма?

– Ну да, – ответила, не понимая к чему задан вопрос.

– Понимаешь, вскоре после ранения Петра Ивановича, флеши, были взяты. Солдаты считали, что Багратион убит и потеряли дух. Они ведь очень его любили, да и вообще считали заговорённым и бессмертным. А тут такое. Короче… пока я пробирался к генералу и пытался его вывезти, французы быстро выбили наших. Хоть и с трудом. И тут же затащили туда свою артиллерию и одновременно с этой позиции, и с правого фланга стали бить по батарее Раевского и по отходившим от них, нашим солдатам. Когда выносил генерала, увидел, что Барклай (как понимаю, явно искавший смерти в бою, после предыдущих провалов) поехал вперед, к месту, где гуще всего был огонь, и остановился там. «Он удивить меня хочет!» – крикнул тут Милорадович солдатам, перегнал Михаила Богдановича и поехал ещё дальше, по направлению к французским батареям. Остановился именно там, где скрещивался французский огонь слева (от взятых уже французами Багратионовых флешей) с огнем справа (от других французских позиций), слез с лошади и, сев на землю, объявил, что здесь он желает завтракать.

Павел рассмеялся и продолжил:

– Не это ли навеяло Дюма, его знаменитый «завтрак под пулями»[52]52
  Имеется в виду сцена из романа «Три мушкетёра» (фр. Les trois mousquetaires) Александра Дюма-отца.


[Закрыть]?

Мы недолго посмеялись, но как бы ни было мне хорошо и удобно в объятьях жениха, нужно было возвращаться к работе.

Сейчас на моём столе лежал какой-то офицер. Звание распознать не удалось, эполеты были заляпаны кровью и грязью, но проблема была даже не в этом. У него отсутствовала часть черепной кости, и я видела розоватый мозг. Благо кровь больше не шла.

Выслушав просьбу «сделать всё, что возможно», решила повторить то, о чём как-то читала в одном из журналов у дяди Георгия. Для этого мне понадобилась содействие Павла, который выслушав мою идею, достал свою небольшую серебряную фляжку, раскалил её и при помощи больших ножниц отрезал круглый кусок. Со всей предосторожностью, промыла рану и наложив поверх остывшую в хлебном вине серебряную плашку, примотав её к голове. Потом нужно будет что-то придумать, а пока, это предохранит рану от возможных повреждений и загрязнений.

Всё это происходило на фоне не перестающих грохотать разрывов. На севере виднелось зарево от горящей деревни Бородино, чуть западнее стелилось чёрное облако, поднятое взрывами, а дальше, всё заливалось клонившимся к заходу солнцем.

К вечеру начал накрапывать мелкий дождик. Подвод уже не хватало, так что татары ловили лошадей и соорудив из ветвей, что-то типа салазок, укладывали раненых на них, поручая вожжи самому «здоровому», кто мог бы управлять подобным транспортом.

Появились раненые с сильными ожогами, раскалённые пушки просто трескались, убивая или калеча обслугу. Ведь артиллерийская дуэль продолжалась весь день. Погибших от взрыва пороховых ящиков можно было только собирать по кускам.

К заходу солнца с французской стороны скомандовали отступление. По всему периметру от Татариново до Псарёва зажгли костры, к которым в темноте могли выходить оставшиеся в живых. К нашему лагерю подъехал Кутузов со свитой, которых тут же принялась кормить сердобольная Степанида.

К светлейшему стали являться адъютанты, один за другим, докладывая о потерях. Как оказалось, шестой, седьмой и восьмой корпуса были полностью уничтожены.

Среди раненых увидела Дурову, её контузило ядром в ногу. Принесённая двумя ординарцами, та просила Кутузова не отправлять её на лечение, а оставить хотя бы ординарцем при себе. Просьбу светлейший удовлетворил.

Неожиданное вышедший к нашему костру пожилой мужчина заливался плачем и кричал. Когда его удалось успокоить, оказалось, что это денщик. Его барчук, остался где-то на поле, и он никак не может его найти. Этот раненый и измазанный кровью и грязью человек слёзно на коленях просил нас помочь ему в поисках и никак не хотел принимать лечение, пока не найдут его подопечного.

Павел недолго переговорил с татарами и те, забрав мужчину ушли на поиски. Что они могли найти в темноте, я не знала.

Выжившие потихонечку собирались к нашим кострам. Желая хоть как-то поддержать такое количество людей, жених предложил сварить жиденький супчик. Туда отправилось немного сушеного мяса, картофельная мука и ещё какие-то добавки, что забрасывал в котлы «провидец» из седельных сумок.

Не евшие весь день люди с удовольствием принюхивались к начавшим разноситься ароматам. Как только котлы опорожнялись, начинали варить новые.

Время от времени появлялись татары, принося раненых, но явно это был не тот, кого они искали, так как мужчина с ними не возвращался. В конце концов они принесли обессилившего денщика, который божился по утру опять идти искать своего барчука.

Ночью лагерь почти не спал, но меня с девушками Павел отправил отдыхать в дормез.

Почти с рассветом, рядом раздался крик, на который я выскочила. Оказалось, что пропажа нашлась и искомый барин сам явился в лагерь, проведя, по его словам, всю ночь в окружении мертвецов.

Глава 13

27 августа 1812 года

Всё лето, я только и делаю, что куда-то еду. И вот… мы опять двигались, теперь в сторону Можайска по московской дороге. Проплывающие мимо красоты больше не вызывали интереса и восхищения. Ни у кого. Люди очень устали, потому брели медленно. Особенно слабые придерживались за подводы, других вели соратники. И хотя подсчитанные цифры потерь были ужасающи, все бурно между собой обсуждали предстоящую битву за Москву, к которой мы и направлялись. Странно, но никто не чувствовал себя проигравшими. Наоборот. Осознание того, что выстояли, а неприятель первым вечером сыграл отход, наполняло всех какой-то невиданной гордостью.

Сдавать первопрестольную никто даже не и помышлял. Особенным патриотизмом отличался барон Беннигсен[53]53
  Барон, граф (1813) Леонтий Леонтьевич Беннигсен (Ле́вин А́вгуст Го́тлиб Теофи́ль фон Бе́ннигсен) 1745–1826 – генерал от кавалерии на русской службе. Был одним из активных участников заговора 11 марта 1801 года, приведшего к убийству императора Павла I.
  12 июня 1812 года, в день, когда наполеоновские войска начали переходить Неман, в своём загородном дворце в Закрете барон давал бал, на котором присутствовал Александр I.
  Как начальник Главного штаба, составил диспозицию (план) для русской армии на Бородинское сражение. По мнению некоторых историков, эта диспозиция была в целом неудачной и привела к огромным потерям русский армии. Накануне сражения направился на левый фланг в корпус Тучкова и отдал распоряжение немедленно выступить из Утицкого леса вперед на открытое место и занять позиции левее армии Багратиона. В результате, корпус Тучкова и Московское ополчение понесли напрасные потери. Скрытый контрудар во фланг и тыл французской армии был сорван. Тем не менее, награждён за Бородинское сражение орденом Св. Владимира 1-й степени.


[Закрыть]. Леонтий Леонтьевич был насильно навязан Кутузову лично Александром. С начала войны подобным «подарком» был «осчастливлен» ещё Барклай, не знавший, куда деться от это немца, но всё-таки смогший его спровадить из армии. Ну а затем, барон явился в Царёво-Займище и предъявил светлейшему бумагу о назначении себя начальником Главного штаба армии.

И хотя Беннигсен сумел отличился в Прейсиш-Эйлау[54]54
  Битва при Прейсиш-Эйлау – самая кровавая битва войны четвёртой коалиции. Произошла в 1807 году. В ходе сражения было убито и ранено около 50 000 человек.
  Началась с того, что маршал Ней, недовольный плохими зимними квартирами своих войск вокруг Нойденбурга, не дожидаясь приказа Наполеона, стал действовать по собственной инициативе, выдвинув кавалерию на Гуттштадт и Гейльсберг. Оба этих города находились на расстоянии всего лишь 50 км от Кёнигсберга, где находились главные склады союзнической армии. Главнокомандующий русской армией Беннигсен принял перемещение корпуса Нея за начало большого наступления на Кёнигсберг.
  Более трёх месяцев понадобилось армиям противоборствующих сторон, чтобы прийти в себя после такого бессмысленного сражения, не принёсшего ни одной из сторон ожидаемой победы. Один из очевидцев этого сражения так описывал его последствия: «Никогда прежде такое множество трупов не усевало такое малое пространство. Всё было залито кровью. Выпавший и продолжавший падать снег скрывал тела от удручённого взгляда людей». Говорят, что маршал Ней, глядя на десятки тысяч убитых и раненых, воскликнул: «Что за бойня, и без всякой пользы!»


[Закрыть], сдержав напор французской армии, более никаких побед так и не одержал. Составленный же им план сражения для Бородино, оказался столь провальным, что один только вид Леонтия Леонтьевича вызывал у главнокомандующего зубовный скрежет.

Вот только пожилой немец демонстративно не замечал «убийственных» взглядов светлейшего. Они были погодками, и каждый понимал – эта война может оказаться для них последней. Удачно интригуя в июле против Барклая, барон казалось надеялся пробраться на место Михаила Илларионовича. При этом совершенно не осознавая, что кроме мастерства интриг, нужно хотя бы что-то понимать в стратегии ведения войны.

Как бы то ни было, Леонтий Леонтьевич щеголял патриотическими высказываниями, строил планы битвы под Москвой и вообще, старательно пытался создать вокруг себя оппозицию к Кутузову.

Всё это происходило на импровизированном обеде, организованном на привале Гаврилой Федосеевичем. Ещё с вечера, я задумывалась о том, как накормить раненых густым супчиком, потому перед сном воевала со Степанидой, яростно защищавшей наши скромные запасы. Услышав спор, старший унтер предложил свою помощь. На зоре он принёс несколько огромных рыбин, пойманных в речной заводи. Как ему удалось это голыми руками? Ведь ни невода, ни удочки у него просто не имелось.

Отварная рыба с кашей досталась на обед генералам, в то время как крепкий бульон понемногу раздавали на привале раненым, потерявшим много крови.

Барон хорохорился перед Кутузовым, но тому было явно не до него. Как докладывали из арьергарда, французы упорно преследовали нас, а любое промедление – ещё одна гарантированная битва, которую армия просто не выдержит.

С утра мы срочно выехали. Меня приставили к светлейшему, а потом несколько раз в пути я измеряла ему давление, старательно потчуя настоями, которые должны были его поддерживать. Кутузов сильно нервничал, понимая, всю тяжесть положения. Москву придётся отдать, а выгородить его перед самым главным недругом, будет некому.

Потому в дороге, светлейший надиктовывал бравадные письма, рассказывая о поисках подходящего места для сражения, всеми так ожидаемого. Теперь же, на обеде прикрыв глаз, молча выслушивал патриотические эскапады немца. Самое смешное, что все эти речи велись исключительно на французском. Ибо, барон Беннигсен совершенно не знал русского языка. Сия подробность придавала особенную пикантность пламенным речам о защите горячо любимой Российской империи.

Моё же настроение было совершенно прескверным. С утра я надеялась отправить на поле прошедшего сражения людей, которые могли бы вынести выживших. По этому поводу Павел даже отправился к штабу. Но Михаилу Илларионовичу сообщили, что личная гвардия Наполеона во вчерашней битве участия не принимала, а потому цела и полна сил. Кроме того, они как раз выходили на новые позиции, а посему медлить более нельзя.

Моих слёзных просьб никто даже слушать не стал. Павел насильно усадил меня в бричку, удерживая собственной рукою. Довершилось «моральное убиение» сообщением Ахмеда, что тот так и не нашёл Михаила в штабе. Усланный из Багратионовских флешей, тот отправился с поручением к Раевскому и более его никто не видел. Думала уйти в дормез, но по просьбе Виллие, присматривала за светлейшим. Затем изображала из себя хозяйку на этом «патриотическом» обеде, что естественно совершенно не прибавило мне настроения.

Заметив тихое непротивление со стороны главнокомандующего, барон Беннигсен, яростно рассуждал о необходимости дать Наполеону новое генеральное сражение у стен Москвы. Для боя он предлагал позицию между Филями и Воробьёвыми горами с двумя высотами Поклонной горы в центре, укрепив её глубоким эскарпом[55]55
  Эскарп (фр. escarpe «откос, скат») изначально – крутой внутренний откос рва долговременного или полевого укрепления; земляное заграждение в виде высокого (2–3 м) крутого среза ската возвышенности, обращённого к противнику и имеющего крутизну от 15 до 45°.


[Закрыть].

Его пафосная речь настолько раздражала, что я предпочла уйти к раненым. Но от предстоящего просто сжималось сердце. Дабы оторваться от противника, мы должны были двигаться быстрее, что совершенно невозможно с ранеными в обозе. При мне Кутузов дал поручение Виллие, оставлять увечных в ближайших к дороге деревнях, где сколько возможно. Мою попытку затеять со светлейшим спор прервал Павел, упросив не вмешиваться. Армия увеличит «темп движения», а раненые его просто не выдержат. Ничем более помочь несчастным мы были не в силах. Оставалось только молча глотать слёзы.

На выживание оставленных я не возлагала никакой надежды. Отступающая армия для собственного пропитания, забирала у населения всё, что могла. А за нами двигалась ещё более голодная масса людей. Пришло осознание, что крестьяне их просто не прокормят, не говоря уже о каком-либо лечении.

– Успокойся, ma chère! – шептал мне Павел, сидя рядом в бричке, когда мы вечером уже подъезжали к Можайску. – Тех, кто выживет, мы позже заберём. Сейчас просто нет выбора. Нужно придерживаться плана.

Тут стоило признаться, план, хоть частично, но работал. Проснувшись поутру, живой Багратион был взбешён моим самоуправством. Он долго кричал в своей палатке, выплёскивая гнев. Но взобравшись после обеда на лошадь в гипсовом сапоге, прислал мне с ординарцем букет полевых цветов и письменное извинение. Хотя мне было не до этого.

Штаб разместился в Можайске, а основная часть солдат и развозной госпиталь расположились у его стен. Как только стемнело и вокруг сложили, и зажгли костры, обнаружилось, что неприятель довольно близко. В приделах видимости постепенно появлялись точки огней.

Многие солдаты разошлись вокруг небольшими группками, пытаясь добыть себе хоть какой-то еды. В том числе и Павел, со своим отрядом отправился к собственному городскому складу, обещая пополнить наш вконец оскудевший кухонный ларь.

К слову сказать и другие о нас не забыли. Из города, от светлейшего, прислали курицу, а знакомые казаки принесли каких-то овощей, явно выкопанных в темноте на чьём-то огороде. Подлеченный молодец с красивым чубом просто не сводил глаз с Дарьи, пока дары принимались Ахмедом и рассматривались въедливой Степанидой. И когда уже они отъезжали, он часто поворачивался, силясь рассмотреть в свете огня её силуэт.

От неизвестного дарителя принесли фрукты в корзине, а молоденький посыльный доставил фунт свежего белого хлеба, особо меня порадовавший. Этот отправитель тоже остался инкогнито.

Вокруг ближайшего к нам костра были слышны громкие разговоры и выкрики. Посланный разузнать Егор отсутствовал недолго.

Как выяснилось, вышедшие раздобыть пропитания солдаты, недалеко столкнулись с точно такими же, ищущими еду французами. И что удивительно, никто не стал поднимать панику или убивать друг друга. Голодные люди просто разошлись в разные стороны. Заметив только, что с французской стороны доносился запах жаренной конины.

Мы же себе такого позволить не могли, хотя татары во время сражения поймали, какое-то количество носившихся в страхе лошадей. Вот только почти все из них были отправлены с ранеными.

Оставшиеся же в лагере солдаты были разгневаны столь не доблестным поступком своих собратьев. Некоторые даже рвались пойти на «охоту» за голодными французами. Командиры, их естественно никуда не пустили, и те бурно выражали своё негодование подобным нерадением.

В свете костров я заметила несколько всадников, приближавшихся к нам. Ожидая жениха, встала на встречу, но была остановлена Русланом, после зычных выкриков Ахмеда. Тут я и осознала свою ошибку. Спешившись, ко мне направлялся невысокий мужчина в гусарском мундире. И да, сейчас я бы не ошиблась в своих предположениях.

– Добрый вечер, мадмуазель Луиза. Не могли бы вы уделить мне немного времени.

Увидев, кто именно приехал, ко мне тут же подошла Ольга, встав за левым плечом. После этого я уже спокойно кивнула Руслану, что тот может отойти.

Татарин с совершенно безэмоциональным лицом, но с неприязнью во взгляде, обращённом к мужчине, молча мне поклонился и растворился в темноте.

У Давыдова подобная рокировка сопровождения вызвала только улыбку. Протянув руку и взяв мою для поцелуя, он продолжил.

– Мне очень жаль оставлять вас, но мой отряд полностью готов, и я более не могу задерживаться. Так долго ждал этого момента, но сейчас… с удовольствием бы променял на возможность и далее видеть вас.

В процессе своего монолога, он так и удерживал мою руку.

– Дозволите ли вы справляться о вашем здоровье? – спросил он, несильно сжимая мои пальцы в своей ладони.

– Милостивый государь, – прервала Ольга мою попытку высказать недовольство подобным поведением, – госпожа баронесса обручённая невеста. Как вы можете вести себя подобным образом?

– Но пока же ещё не жена, – улыбнулся Давыдов в усы, отпустив наконец мою руку, которую я всё это время пыталась высвободить. – Кроме того, сейчас война, – многозначительно продолжил он, – и ещё не известно, кого более жалует фортуна.

Заметила, что нас довольно плотно, но на расстоянии окружили татары и несколько человек из инвалидной группы. Не выказав и доли страха, Денис Васильевич озорно улыбнулся, не увидев моих рук, которые я предусмотрительно спрятала за спину.

– Я отбываю, потому заехал попрощаться и увидеть вас напоследок. Не знаю, когда буду иметь счастье лицезреть вас вновь, моя муза.

 
Увижу ли тебя, услышу ль голос твой?
И долго ль в мрачности ночной
Мне с думой горестной, с душой осиротелой
Бродить…
 

Неожиданно свист, оборвал поэта. Давыдов вздохнул, прикрыв глаза, склонил голову в поклоне и развернувшись пошёл к своей лошади. До меня донеслось только тихое: «Прощайте». И уже через пару минут различался отдалявшийся перестук копыт.

– Это совершенно неприемлемо, – возмущённо заявила Ольга, как только гусарский подполковник скрылся из виду.

– Думаешь, наше мнение его как-либо остановит?

– Ой, не было бы от этого беды, барышня. – прошептала она тревожно.

– Просто не стоит обращать на него внимание. Гусары всегда довольно эпатажны. Ну а тут, мы единственные особы женского пола. Вот голову у них и сносит.

– Но ведь в городе же были, неужели в «весёлый дом» не наведались? Зачем же вас так компрометировать?

– О… Господи, Ольга! – невесело рассмеялась я. – Мы уже столько времени путешествуем в окружении огромного количества мужчин. Думаешь у нас осталось незапятнанное renommée (*репутация)? Боюсь, даже наличие тут моего жениха уже не спасёт её. Неприятно осознавать, но от этого только хуже. Ты же помнишь, как на нас косились у губернатора, в Смоленске.

– Но как же… – опешила компаньонка, – я же всегда в вами, неотступно!

С сочувствием сжала её предплечья.

– Ты ждала меня, ma chère! – неожиданно услышала рядом родной голос. Странно, что он появился так тихо и пешком.

– Конечно, mon cher! – улыбнувшись повернулась к жениху. – Наконец-то вы вернулись, – протянула к нему ладони, – а тут…

– Мы ждём вас и не ужинаем, – перебила меня Ольга, пригласительно протягивая руку у накрытому столу.

Чуть позже прибыла группа с гружёной телегой. Счастливая Степанида занялась инспекцией привезённых вещей, а мы смогли спокойно поговорить с Павлом.

– Давыдов приезжал. Его повышенный интерес начинает понемногу раздражать.

– Прости mon amour, увы пришлось немного задержался в городе.

– Что-то случилось? – мне во всём уже мерещился подвох.

– Да, мне донесли, что инвалидов у тебя хотят отобрать. Будете уже не развозным госпиталем, раз оперируете на месте сражений.

– Но как же так… мы же планировали…

– Да, мы хотели просить позволения на твой уход со мной партизанить после Москвы… когда будут организовывать новые отряды и для них будет требоваться хоть какое-то место для лечения раненых. Но думаю, тебе стоит завтра быть не далеко от светлейшего, и добиваться разрешения создать партизанский госпиталь уже сейчас. Раз это движение уже начато. Да и считаю, «сражение» за первопрестольную тебе лучше не видеть.

– Но я же опять столкнусь с Давыдовым… – с тревогой я сжала его руку.

– Не волнуйся, ma chère, – ответил он спокойно, – он хоть и поэт, но очень амбициозен. А это для него реальный шанс выделиться. Чтобы он там не пел в своих романсах, Денис Васильевич военный до мозга костей, истинный патриот, и он будет выполнять поставленную Кутузовым задачу. Караулить тебя у него просто не будет возможности.

– Не станет ли такое его внимание мешать нашим планам?

– А ты заинтересована в его ухаживаниях? – спросил Павел удивительно спокойно.

– Нет конечно, – ответила не задумываясь.