Текст книги "Туман войны (СИ)"

Автор книги: Диана Курамшина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 14 страниц)

Глава 20

5 октября 1812 года

Прошедшие дни были на удивление спокойны, если не считать прапорщика, которого истязала жесточайшая горячка. Мы испробовали уже все имеющиеся у нас настои и травы, но пациент по большей части находился в забытье.

От безысходности, переговорив ещё раз с «провидцем», даже пробовала кормить его заплесневелым хлебом. Увидев подобный «эксперимент», один из членов инвалидной команды предложил старинный рецепт своей семьи – смесь из лука, чеснока, вина и говяжьих потрохов. Я же была согласна попробовать и это, ибо к прапорщику уже предлагали вызвать батюшку, чтобы мог соборовать его, если ещё хоть раз ненадолго придёт в себя.

Настроение немного подняло письмо от Марии, наконец нашедшее меня. С началом войны я старалась писать «бабушке» хоть раз в неделю, если выдавалась такая возможность. Отправляли их обычно вместе с почтой из штаба. Впрочем, на ответные я не рассчитывала. Но в последнем письме, которое Павел увёз с собой, отправляясь к главнокомандующему, написала родне, что приставлена к развозному госпиталю в Калуге.

Туда-то неожиданно и пришёл ответ. Естественно, по словам Марии, Екатерина Петровна была недовольна моим своеволием. Даже журила Павла. Но более всего была счастлива тем, что мы живы и невредимы. Известие о гибели старшего сына на какое-то время лишило её сил. Но они ежедневно поминали нас в своих молитвах. «Тётушка» спрашивала, что интересного рядом со мной происходит. Ну, а «бабушка», в конце письма, собственно рукой приписала жениху, чтоб пуще хранил меня и не давал творить глупости.

Павла подобный post scriptum[82]82
  Post scriptum – постскриптум (P.S.; лат. – «после написанного») – приписка к законченному и подписанному письму, обычно обозначаемая «P. S.».


[Закрыть] только позабавил. Но ехидничать «провидец» не стал. Со времени приезда он был чем-то недоволен и молчалив.

– Mon cher, что-то так гложет тебя, что даже наши инвалиды тревожатся, – решилась всё же расспросить его за вечерним чаем, сидя на веранде. – Это из-за «золотого» обоза?

– Ты преувеличиваешь, mon ange. Со мной всё в порядке.

– Скорее преуменьшаю. Ты сам не свой с момента приезда из ставки.

– Нет. Не из-за обоза, тут другое. В известной мне истории светлейшего также пытались сместить. Но всего объёма этой подставы я не осознавал. В том числе количество вовлечённых в это людей различных рангов.

– Сам государь не жаловал его, но назначил. Куда уж выше?

– Ты права, ma chère. И я удивлён таким его поступком, особенно узнав кое-какие части этой подоплёки.

– Что-же так тебя возмутило?

– Я уже был в штабе, когда с предложением о мире к главнокомандующему приезжал генерал Лористон[83]83
  Жак Александр Бернар Ло, маркиз де Лористон (1768–1828) – генерал и дипломат Наполеона I, а затем маршал Франции при Людовике XVIII. Из семьи шотландского происхождения. Родился в Индии. Товарищ Наполеона по артиллерийской школе. Участвовал в революционных войнах. После отставки стал в 1800 году адъютантом Бонапарта. В 1811 году Наполеон назначил Лористона своим послом в Петербурге. На этой должности тот сменил Коленкура, которого император подозревал в избыточной симпатии к России.


[Закрыть].

– Помню, и должен был получить отказ. Ты разве хотел бы подобного мира?

– Нет, конечно. Подпиши Бонапарт мирный договор в Москве, и его бы считали победителем. Даже притом, что он уже потерял большую часть своей армии.

– И что же так тебя разозлило, mon cher?

– Ни что… а кто! Вильсон, зараза! Оказывается, один из влиятельнейших врагов Кутузова, сидит прямиком в его штабе. Правая рука английского посла в Петербурге, лорда Каткэрта, плетёт интриги и поддерживает Беннигсена.

– Вильсон?

– Ну да, английский комиссар при русской армии, сэр Роберт Вильсон[84]84
  Роберт Томас Вильсон (1777–1849) – английский генерал эпохи наполеоновских войн, военный писатель, губернатор Гибралтара. В 1801 г. прибыл в Египет, где в рядах экспедиционного корпуса генерала Аберкромби участвовал в сражениях с французами. Возвратившись в Англию, напечатал об этом походе книгу под названием «История британской экспедиции в Египет» (Лондон, 1802), которая произвела сенсацию, особенно во французском обществе, так как Вильсон обвинял в этой книге Наполеона в избиении 3000 турецких пленных и в отравлении собственных солдат, заболевших чумой, в Яффском госпитале. Оба обвинения впоследствии оказались ложными, основанными на непроверенных слухах.
  Во время войны 1812 года представлял английские интересы при русской армии, состоял в постоянной переписке с императором Александром I, оставил записки о событиях того времени. А так же написал книгу «A Sketch of the Military and Political Power of Russia: In the Year 1817» («Очерк военной и политической власти в России: В 1817 году»), в которой подверг жёсткой критике компетентность русского военного командования и предостерегал английское общество о грозящей от России угрозе для Индии, а также Константинополя. За что в 1823 г. был лишён указом Александра I права ношения российских орденов, за антироссийскую позицию.


[Закрыть]… генерал. Эта тварь ежедневно строчит доносы и Александру, и своему начальству. Но это-то не удивительно. Возмущает другое. Он позволяет себе выговаривать светлейшему своё неудовольствие. Требовал присутствовать при разговоре с французом. Ну как же, даже возможность переговоров – это такой удар по привилегии Англии, заставлять других таскать для них каштаны из огня. Они же кроме своей блокады ни о чём больше думать не могут. А двое его прихлебателей – принц Ольденбургский и герцог Вюртембергский во всём его поддерживают. Эти иностранцы нагло вмешиваются не в своё дело. Мир или война у России с Францией – не их дело. А этот британский выскочка, ведёт себя как хозяин в ставке. Ещё и смеет высказывать главнокомандующему своё неудовольствие.

– И что, пробился он на аудиенцию?

– Нет, Михаил Илларионович проигнорировал его, но того это только разозлило. Мы с Фигнером ненароком слышали, как англичанин выговаривал принцу, что «старый маразматик тает от французских ухаживаний и комплиментов, да не против заключить, наконец, мир. Надо бы довести до сведения Александра, что те смогли привлечь Кутузова и готовятся оторвать Польшу, а в самой России устроить революцию, взбунтовав донцов».

– Но ведь переговоры так и не начались.

– И не могли, француз приехал за подорожной в столицу, чтобы встретиться с государем. Но так её и не получил. Вильсон весь ядом изошёлся. Как же… ведь у них в Бирмингеме вот-вот рабочие взбунтуются.

– Генералы пытались подслушивать?

– Как смогли бы? Там столько народу собралось в тот момент рядом с комнатой. У всех на виду были. Но вызывающе поглядывали на француза, когда того провожали к светлейшему.

– Не уж-то и слухов не было, о чём разговор вели?

– Почему же, главнокомандующий потом сам сказал, что сравнил «великую армию» с нашествием татар Чингизхана.

– Но есть же разница, – воскликнула со смехом.

– Вот, и Лористон так сказал. Но светлейший возразил, что «для русского народа никакой разницы нет».

Нас прервал посыльный. На этот раз от Фигнера. Тот со своими людьми почти ежедневно наведывался в первопрестольную. По его словам, в городе что ни день, лилась кровь. Французы дрались за оставшихся в живых лошадей друг с другом. Не проходило ночи и без нескольких убийств мирных граждан, остававшиеся совершенно безнаказанными. Город наполнял смрад от неубранных гниющих в домах и во дворах трупов. Еды не было. Зато, чего было в достатке, так это выпивки. Убегающим москвичам было явно не до вывоза алкоголя. Они спасались сами.

Но оставшиеся, не без наущения самого партизана, подстерегали напившихся французов и убивали их, если обстановка позволяла. Что было не трудно. Город обезлюдел. Из тридцати тысяч домов, имевшихся в Москве перед войной, сейчас же вряд ли сохранились хотя бы тысяч пять.

Александр Самойлович же был уверен, что французы Москву скоро покинут. Так как уже разосланы приказы артиллерию и кавалеристов более в город не отправлять, оставаясь на месте, где застанет их приказ. Также началась эвакуация раненых. Их везут в Можайск и Смоленск. А по вражескому штабу ходят слухи, что армия расположится на зимние квартиры между Днепром и Двиной.

Партизан так же подтверждал их с Павлом расчёты захваченными казаками письмами. Сеславин особенно старался в этом деле, так что неприятелю приходилось высылать по три или четыре курьера друг за другом, надеясь, что хотя бы один из них доберется до нужного адресата.

И попадались довольно-таки интересные депеши. Например, письмо Наполеона, где он приказывает послать два миллиона франков в Португалию, два миллиона во французскую армию, сражающуюся на севере Испании, полмиллиона – армии, что в центре Испании, полмиллиона – в Каталонию…

Какие же сокровища император собирается вывезти из России?

– Ты знаешь, mon ange, – обратился ко мне жених, – что этот «золотой» обоз так и не был найден. О нём не нашли никаких известий даже в нашем времени. А там был крест с колокольни Ивана Великого…

– Как же ты хочешь распорядиться этим золотом, если найдёте?

– Лучше всего отдать государству. Боюсь, что нас, за владение такими богатствами прирежут не задумываясь.

По договорённости, нам следовало направляться поближе к Малоярославцу. Павлу стоило больших трудов убедить Сеславина отслеживать это направление, дабы вовремя упредить Кутузова. Но решили идти до самой ставки, в Тарутино.

Я опасалась отправлять прапорщика в Калугу, думая оставить его на попечение какой-нибудь местной крестьянки. Хотя этого не понадобилось. Не знаю, что именно помогло, но горячка стала спадать, давая надежду на исцеление. Подготовив несколько листов с назначениями и указаниями для лекарей, всё же велела доставить его в госпиталь.

И вот, на следующий день, сидя верхом на Ветре, понимаю, что вновь начинается кочевая жизнь.

Недалеко от деревеньки Кудиново, повстречали странный караван. Не поверила бы, если бы не видела собственными глазами. Трое молодых женщин, одетых в порты и сидящих на лошадях по-мужски, держали в руках ружья. В подводе, на козлах которой тоже сидела девушка, лежали несколько раненых французов, остальные пленные шли рядом, придерживаясь за телегу.

Поравнявшись с нашей группой, барышни представились. Они оказались из Боровска. Организовав свой отряд, «амазонки» разгромили небольшую команду французов, взяв оставшихся в плен.

Хотя… тут же пришли на ум лубки со старостихой Василисой Кожиной[85]85
  «Староста одной деревни Сычёвского уезда повёл в город партию пленных, забратых крестьянами. В отсутствие его поселяне поймали ещё несколько французов и тотчас же привели к старостихе Василисе для отправления куда следует. Сия последняя, не желая отвлекать взрослых от главнейшего их занятия бить и ловить злодеев, собрала небольшой конвой ребят, и, севши на лошадь, пустилась в виде предводителя препровождать французов сама… В сём намерении, разъезжая вокруг пленных, кричала им повелительным голосом: „Ну, злодеи французы! Во фрунт! Стройся! Ступай, марш!“ Один из пленных офицеров, раздражён будучи тем, что простая баба вздумала им повелевать, не послушался её. Василиса, видя сие, подскочила к нему мгновенно и, ударя по голове своим жезлом – косою, повергла его мёртвым к ногам своим, вскричавши: „Всем вам, ворам, собакам, будет то же, кто только чуть осмелится зашевелиться! Я уже двадцати семи таким озорникам сорвала головы! Марш в город!“ И после этого кто усомнится, что пленные признали над собой власть старостихи Василисы.»


[Закрыть], которая чуть ли не косой рубила неприятеля.

Узнав, что мы развозной госпиталь, просили осмотреть своих пленных и оказать им возможную помощь. Было приятно наблюдать уже их удивление, когда они увидели, что все медики женского пола. Как же они были расстроены, что обучиться сейчас этому негде, а все девочки – мои персональные ученицы. Двое из Боровских хотели присоединиться, но должны были доставить пленных в Калугу. Предложила желающим найти нас позже при действующей армии.

Из-за этой встречи, прибыли на место уже на следующее утро. Пришлось переночевать в пути.

Главная ставка встретила нас шумом. Мы опоздали к знаменитому Тарутинскому бою[86]86
  Тарутинский бой – сражение, состоявшееся 6 (18) октября 1812 года в районе села Тарутино. Бой также называется битвой под рекой Чернишнею, французы также используют название ближайшей деревни Винково, описывая фр. bataille de Winkowo.


[Закрыть]. Хотя, я так и не понимала, почему в истории его называли именно так. Ведь сам бой происходил намного севернее.

Беннигсен носился по лагерю от одного высокопоставленного человека к другому, старался собрать группу сподвижников. Но достаточной власти почти не у кого уже не было. Леонтий Леонтьевич был вне себя от ярости, что ему не дали поддержку в прошедшем бое, а сейчас, в штабе, у него осталось лишь номинальное звание «начальника». Ведь его назначали высочайшим повелением и снять его самолично Кутузов не мог. Но вот лишить власти… Светлейший просто назначил Коновницына[87]87
  Пётр Петрович Коновницын (1764–1822) – российский военачальник, генерал от инфантерии (1817). Военный министр Российской империи (1815–1819).


[Закрыть] дежурным генералом штаба русской армии. И с этого момента Пётр Петрович стал правой рукой Михаила Илларионовича. Именно через него проходила вся переписка главнокомандующего с подчинёнными ему военачальниками. Квартирмейстером стал генерал Толь, а начальником секретной части – полковник Эйхен. Кутузов сделал так, что без подписи этих троих нельзя было сдвинуть ни единого человека из армии в какую-либо сторону.

Это не Барклай, против которого так успешно интриговал Беннигсен в начале войны. Тот не мог он сравниться с Кутузовым ни в авторитете, ни в популярности. Светлейший и вовсе не думал оправдываться в своем решении в день Тарутина. У главнокомандующего была своя твёрдая мысль, и ни с чем, кроме неё, он уже не считался. И хотя Леонтий Леонтьевич кричал на весь лагерь о трусости Кутузова, заручиться хоть чьей-то поддержкой так и не смог.

Беннигсен был известен очень многим как бессовестнейший взяточник. В своё время, в качестве главнокомандующего он брал огромные откупные с поставщиков, покровительствовал интендантским ворам и погубил русскую армию страшным поражением под Фридландом[88]88
  Фридландское сражение – битва между французской армией под командованием Наполеона и русской армией под командованием генерала Л. Л. Беннигсена, происшедшее 2 (14) июня 1807 года под Фридландом (ныне город Правдинск Калининградской области). Сражение завершилась поражением русской армии и привела к скорому подписанию Тильзитского мира.
  Сражение знаменито тем, что за мужество и героизм, проявленные в нём русскими солдатами, они были награждены «Знаком отличия Военного ордена», прозванным впоследствии «Георгиевский крест», причём унтер-офицер Кавалергардского полка Егор Иванович Митрохин получил Знак отличия Военного ордена под номером 1. Таким образом отсчёт номеров одной из самых известных воинских наград России ведётся от Фридландского сражения, а город Правдинск (до 1946 – Фридланд) является родиной этой славной награды.


[Закрыть]. Ходили слухи, что при нём солдаты в полном смысле слова голодали до смерти, а он, не имея раньше никакого состояния, стал богатейшим человеком, именно обобрав российскую армию. При подобной репутации не ему было тягаться с Кутузовым.

Сама деревня Тарутино кипела жизнью. Особенно повеселила изба, на всю наружную стену которой было написано мелом «Секретная квартирмейстерская канцелярiя». Здесь нас встретил Фигнер. Который просто «украл» у меня жениха. А сам дал провожатого, который провёл к избе, выделенной нам для стоянки.

В дом женщины заселяться не стали. В ней не было ни столов, ни стульев, ни какой другой мебели. Просто, почти по пояс она была завалена соломой, и нашим сопровождающим предстояло спать там вповалку. Как бы ни нахватались всякого.

Вернувшийся Павел был уже не весел. Вся его группа сбиралась отбыть. По информации, полученной Фигнером, перед уходом Наполеон решил напоследок взорвать Кремль. Генерал Мортье хватал на улицах выживших горожан и, используя их как рабочую силу, заставлял рыть подкопы.

А именно на завтра был назначен «выход» армии из Москвы. Почти стотысячное войско, не считая гарнизона Мортье, начнёт движение. Но уже несколько дней наполненные доверху возы награбленного добра подготовлены к вывозу из города.

В семь утра начнётся движение армии. Иностранцы же с женами и детьми, оставшиеся при вступлении французов и теперь уходившие, опасаясь мести со стороны русских, пешком или на экипажах постепенно ещё ночью покидали первопрестольную и двигались в сторону Калуги. Тысячи людей растянувшиеся длинной вереницей.

Количество заложенной взрывчатки было огромно, но партизаны надеялись очистить Кремль от мин хотя бы частично. Естественно, незаметно разминировать ночью то, что минировали почти три дня, было невозможно. Ведь зачем-то же за пару дней до этого французы сожгли Симонов монастырь.

Уже выйдя из города Мортье, должен был дать выстрелом из пушки знак к действию. И его ждало большое разочарование. Взрывов было намного меньше, чем запланировали французы. Немного пострадала часть Арсенала, несколько башен, а также пристройки к колокольне Ивана Великого. Частично были повреждены здание Сената и стены Кремля.

Остальные запалы удалось обезвредить вовремя. Хотя, думаю тут ещё помог проливной дождь, начавшийся ночью. Он наверняка подмочил порох и фитили.

Правда, не обошлось без потерь. Для поджога были оставлены небольшие вооружённые отряды. Не знаю, сколько человек погибло в группе Фигнера, но команда «провидца» не досчиталась троих. Да и мои татары потеряли одного из своих.

Наполеон, бесславно покинул Москву, а партизаны так и не успели обнаружить нужный им обоз. Оставленные следить за ним люди были убиты.

Глава 21

11 октября 1812 года

По сравнению с августом месяцем, сейчас снабжение русской армии изменилось в лучшую сторону. Хлеб, мясо, фураж для лошадей. И это несмотря на то, что почти весь штаб был настроен против главнокомандующего. А некоторые, по словам Павла, так и вовсе вели «подрывную» деятельность. Но было приятно осознавать, что это именно мы приложили руку к этим улучшениям.

Светлейший ещё после Бородино заметил, что наш госпиталь питается не в пример обильнее, нежели вся остальная армия. Многие не брезговали приходить к нам столоваться, включая даже Виллие. Узнав от Багратиона, кто именно помог ему тогда с провизией, главнокомандующий и вызвал моего жениха, обратившись с вопросом наладить связи с доверенными купцами, что смогут без обмана доставлять всё необходимое армии. Даже неожиданно пригодились связи Соломона Яковлевича, чьи знакомые привозили провизию аж из-под Чернигова.

Настроения же в самой армии были во многом полярные. Одни были готовы подтолкнуть французов в сторону границы, стремясь сохранить как можно больше своих солдат. Другие же мечтали пленить узурпатора, уничтожить его армию, и не важно, какие жертвы при этом придётся принести русским войскам. Думаю, даже не нужно уточнять, кто к какому блоку относился.

Кутузов был на редкость спокоен и уверен, что неприятель будет идти через Смоленск. Почему? Я тоже задавалась этим вопросом. Меня просветил приезжавший Сеславин.

На Минско-Виленской дороге у Наполеона уже были подготовленные гарнизоны. Где плохо ли, хорошо ли потихонечку копились продовольственные запасы. Имелись люди и оружие. А что было на юге? Как организовать быстрый проход стотысячной армии, если, отходя, сумасшедшие русские опять будут сжигать города и наверняка сражаться за каждый важный кусочек территории. Как бы ни были «богаты» и «нетронуты» эти земли на данном направлении, всё равно, самое главное при отступлении – планирование. А кто бы на новом месте предоставил продовольствие и фураж, и где его искать в преддверии уж слишком быстро приближающейся зимы? Как кормить столь компактно двигающееся огромное войско и гигантский «табор» сопровождающих? То, что есть у них с собой, надолго не хватит. Печальный опыт быстрого летнего наступления должен был отвратить его от мысли о юге.

По словам Александра Никитича, отступающая армия была похожа на большой маркитанский обоз. Огромные телеги и возы с награбленным добром растянулись по всей дороге вперемешку с артиллерийскими. Большая часть солдат, бывших когда-то кавалерией, сейчас шла пешком, в окружении карет, принадлежащих генералам и офицерам. Такой многочисленный караван сильно тормозит передвижение. Но чтобы избежать недовольства начальства бесчисленными телегами, ковры, мебель и ценности сверху были прикрыты мешками с мукой, зерном, тюками с сеном, имитируя жизненную необходимость каждой подводы. Но все всё понимали. При кажущемся обилии пищи, на самом деле, её было невероятно мало.

В перехваченном казаками письме, отправленном Мюрату, Наполеон так и собирался в Смоленск. Но выбирая дорогу, решил идти по не столь сильно разорённой, через Калугу, где были подготовлены склады и оружие для русской армии. Чем не возможность поживиться, что должно было значительно облегчить путь. С этим документом и прибыл в ставку Сеславин.

Но не только это письмо в сей день влияло на настроение главнокомандующего. Мы с подопечными как раз варили настои из коры ивы и сосновых иголок, когда нас навестила Дурова. После ранения та служила адъютантом-посыльным у светлейшего. Она-то и принесла новости о столь интересной депеше.

– А старик то сегодня рад, как никогда. Государь переслал ему донос Беннигсена, который тот в запале написал после недавней битвы. В ней Леонтий Леонтьевич обвинил Кутузова в бездействии и трусости, заявляя, что тот забыл о войне и лишь предаётся неге в обществе женщины, переодетой в мужское платье, да не о чём более не думает. Ха-ха-ха… Этот носатый барон сильно ошибается. Сейчас у светлейшего их тут целых две!

– А что, одной ему уж и мало?

Надежда Андреевна посмотрела на меня с изумлением, потом громко рассмеялась, сотрясаясь всем телом. Но резко шикнула и стала тереть бедро. Получив контузию ноги на багратионовых флешах, она до сих пор мучилась от сильных болей.

– Александр Андреевич (даже наедине я не назвала её иначе, чем мужским именем), вам бы пролечиться. Полежать, не напрягая ногу.

– Да как же тут на войне лежать? А я, как посыльный, так и вообще постоянно в бегах по поручениям.

– Попросите у светлейшего разрешения отлучиться на лечение. Я поговорю с Виллие, чтобы подтвердил вашу просьбу. Иначе боли не прекратятся.

– Хм… а вполне может и выйти. Михаил Илларионович сегодня, после получения почты особенно благодушен.

– И в чём же причина?

– Так он после прочтения доноса, с удовольствием выгнал Беннигсена, запретив тому появляться при армии!

Это была просто отличная новость. Ещё бы и англичанина выставить.

– Я смотрю, у вас пополнение?

Дурова указала взглядом на троих новеньких, тех самых «амазонок» из Боровска. Через несколько дней деятельные барышни всё-таки нашли нас в ставке. После недолгого разговора трое из них решили остаться с нами. Но так как в дормезе уже все не помещались, соратницы решили оставить им телегу, которую по совету Павла переделали в своеобразный крытый фургон переселенцев Дикого Запада.

Странно. Но получив новости о выходе неприятеля из Москвы и направлении его движения, наша армия никуда не торопилась. Люди потихонечку собирались. Создавалось впечатление, что главнокомандующий не особо-то и хотел воевать. Словно стремясь лишь сопроводить нежелательного гостя «до ворот», убедившись в его уходе.

При всей своей занятости Кутузов находил время принять депутатов от дворянств различных губерний. Они подвозили продукты и оружие. В зависимости от «древности» последнего, его либо принимали, либо с благодарностью отказывались.

Прибывало также множество волонтёров. Иногда такие, что без улыбки и смотреть было невозможно. Старики, лет семидесяти, просились зачислить их в кавалерию. Хотя в седле ещё держались, да и сабелька из рук пока не падала. Даже наоборот, крутили они ею так споро, что заглядывались и молодые. Их со всем уважением пытались отправить по домам, но некоторые наперекор оставались, самовольно прибиваясь к каким-нибудь ротам.

Группа Павла, вместе с людьми Сеславина и Фигнера отбыли днём. К ночи же резко началось всеобщее движение. Оказалось, прибыл гонец от Дохтурова, доложив, что враг уже занял Боровск и собирается идти к Калуге. Мы же были готовы заранее, потому выступили, чуть ли ни в голове колонны. Двигались всю ночь и к четырём утра прибыли к Малоярославцу, где в предместьях уже засела почти вся французская армия. На подходах меня, как всегда, отправили в самое спокойное место. Это оказалась какая-то деревушка рядом с рекой Легойкой.

Все занялись уже привычной работой: ставили столы, кипятили воду. Но неожиданно рядом с нашим расположением появились с десяток монахинь, что успели покинуть город до начала сражения. Все они были из Свято-Никольского Черноостровского монастыря. Заметив, что именно женщины здесь одевают фартуки, и готовятся к приёму раненых, они решили присоединиться и помочь. Что же… лишних рук никогда не бывает. Особенно в нашем деле.

Удивительно, но Степанида даже не возмутилась, когда одна из монашек потеснила её у костра. Повесив на огонь новый котёл, та стала что-то варить, доставая из своего мешка коренья и травы.

Мы успели только разложиться, когда к нам начали доставлять раненых. Уже привычная работа вытолкнула из головы все остальные мысли и заботы. После новой атаки характер ранений изменился. Лёгких не было вообще. В большинстве случаев очень сильные кровопотери и большие ожоги. Город почти полностью охватил пожар. Пришлось поставить Марфу на сортировку. Тех, кого она кого определяла «не жильцами», я осматривала повторно. Указанных мною, инвалиды уносили к монахиням. Мы им помочь уже были не в силах. Сёстры разговаривали и молились с каждым, кто оставался в сознании. Да и просто старались, как могли, облегчить их страдания. Оказалось, приготовленный ими отвар хорошо убирал боль.

При не умолкавшей с обеих сторон канонаде, восемь раз Малоярославец переходил из рук в руки. Постоянные штыковые атаки приносили всё больше раненых, часть которых просто не доживёт до утра.

Почти с полудня большинство лекарей вывезли за пределы города. Многие расположились недалеко от нас. С удовлетворением заметила, что некоторые из них начали применять фиксирование при переломе.

С наличием такого количества врачей в одном месте, работа пошла быстрее. Даже удалось собрать небольшой консилиум, на практике объясняя способ проверки подходящего донора для переливания крови. Это заинтересовало всех. Возникало огромное количество вопросов, но все понимали, что на ответы просто не было времени. Видя же с каким доверием, относится к моим действиям Виллие, остальные принялись применять новые знания на практике.

К моему неудовольствию, моих старых помощниц быстренько разобрали для ассистирования, оставив мне только «амазонок». Не удивительно, учитывая, что они нечего толком и не умели.

Более всего была приятна похвала господина Сушинского. Уже знакомый с гипсом, он взял на себя заботу о пояснениях, дав мне возможность заниматься донорами.

Ближе к вечеру Малоярославец опять захватили французы, а большая часть русской армии, обойдя город, заняла дорогу на Калугу. Город горел. Осыпались останки домов. Рухнула разрушенная канонадой церковь. Стрельба прекратилась и стали слышны крики умирающих в огне. Из-за пламени нельзя было даже приблизиться к окраинам, не то, чтобы войти в сам город. Даже французы не могли вынести оставшихся там людей.

По моей просьбе несколько татар в насквозь мокрой одежде и прикрытым лицом ходили вокруг, стараясь найти хоть кого-то из выживших. Я помнила, что рано поутру главнокомандующий прикажет отступить к Калуге и не хотела оставлять хоть кого-то из живых на этом пепелище.

Вагенмейстер нам приказал собраться и присоединиться к армейскому обозу. Семён Матвеевич просил быть рядом с врачами, у которых теперь было слишком много вопросов. Но благо, все были слишком уставшими, чтобы «мучить» меня сейчас.

Благодаря этому, на рассвете я оказалась недалеко от штаба и мерила давление светлейшему, когда огласили его приказ, отступить. Для всех, ждавших повторения Бородина, это было удивительно. Вильсон даже кричал на весь проснувшийся лагерь о том, что «старика» одолела дряхлость и только это извиняет его в нежелании и дальше сражаться, не взирая ни на что. И что «избавление целого света» зависит от предпринимаемых действий, но тот не в силах осознать этого.

– Единственно, что важно для меня, так это – освободить Россию, принеся наименьший ущерб моей армии, – заявил Кутузов, наблюдая за моими манипуляциями. – А не избавление этих напыщенных купчиков от континентальной блокады.

«Этот отход лишит Россию славы, а наступление, во что бы это ни стало, могло бы спасти вселенную!» – услышали мы особенно громкое высказывание вошедшего в раж англичанина.

– Какие знакомые слова, – усмехнулся светлейший. – Мне уже заявлял так один император по имени Франц[89]89
  Франц II (Франц Иосиф Карл) (1768–1835) – последний император Священной Римской империи с 7 июля 1792 по 6 августа 1806 года, первый император Австрии с 11 августа 1804 года до самой своей смерти. В качестве императора Австрии, короля Богемии и Венгрии правил под именем Франца I. После ряда поражений был вынужден упразднить Священную Римскую империю и выдать дочь Марию-Луизу за Наполеона I.


[Закрыть], в пятом году, что я должен защищать, чего бы это ни стоило, постройку моста в течение недели. Какая неделя!? Сорок тысяч русских солдат погибли бы там за пару дней! Но им-то всё равно. В России людишек много. Авось, царь-батюшка ещё своим братьям императорам пришлёт. Тогда их «не понял» … да и ныне слушать не намерен!

Но для Вильсона было важно только одно – пленение или смерть Бонапарта. Быстро поняв, что его крики ни к чему не приводят и решил перехитрить Le vieux renard du Nord (*Старого лиса Севера). Он просто предложил казакам огромный выкуп за Наполеона. Живого или мёртвого.

Основные войска отошли на несколько вёрст к югу. Но авангард Милорадовича почти не сдвинулся с места. Как достаточно рассвело, генерал лично наблюдал, как Бонапарт со свитой, выехал обследовать позиции и взглянуть на город. В этот момент, из-за ближайшего леса с копьями на перевес в их сторону, понеслись казаки. Никто не реагировал. Издали нападавших вполне можно было принять за французскую кавалерию. Но бравые ребятушки разразились громким «ура!», чем полностью себя дезавуировали.

Свита сгрудилась вокруг императора. В ту же минуту польская кавалерия бросилась на помощь. Убив только лошадь под одним из генералов, казаки повернули обратно. Правда немного пошалили напоследок, уведя несколько пасшихся неподалёку лошадей, и скрылись в лесу.

Город всё ещё продолжал гореть, когда французские войска неожиданно стали сворачиваться и, повернувшись, уходили на старую Калужскую дорогу, возвращаясь в Боровск.

Основные части русской армии продолжили отступать на юг. Медленно. Все возможные подводы были заняты раненными, сложенными вповалку. Их набралось более трёх тысяч человек. Хотя знала, что французы не последуют за нами, требовала доставить всех в госпиталь. Для этого в Медынь и Калугу были отправлены нарочные за дополнительными телегами.

У Детчины нас нагнал Павел. Небольшой обоз, который они вчера выслеживали, оказался «пустышкой». Для поиска требовалось слишком много людей, а большая часть группы Бенкендорфа была сейчас с ним в Москве.

Монахини, мои неожиданные помощницы, просили разрешения остаться при нашем «женском» госпитале. Отправила их к Виллие. Сама я никак не могла решить данного вопроса. Яков Васильевич поначалу возражал. Но светлейший со смехом просил его разрешить, дав нам «в нагрузку» ещё и батюшку, которого вчера еле вытащили из догорающей церкви.

Тогда-то мне и сообщили о смерти Багратиона. Его убило осколком при атаке.