Текст книги "Туман войны (СИ)"

Автор книги: Диана Курамшина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц)

Глава 8

29 июля 1812 года

В течении первой недели после «воссоединения», Непоседа ревностно караулил мой сон. Примерно через час после того, как я отправлялась к себе, он пробирался в комнату и засыпал, прижавшись к моему боку. В светлое время суток, кот даже стал редко покидать подворье, ставшее госпитальным. И хотя Ефимке уже не грозил голод, полосатый упорно продолжал «добывать» ему еды, ни смотря на возмущение Степаниды.

Из-за удушающей жары днём и очень прохладных ночей, количество гнуса было ужасающим. Егор жёг какие-то специальные травки в печах и кострах на улице, оставлял их дымить в комнатной курильнице, но от комаров это спасало плохо. Приходилось навешивать балдахин, ибо за день в открытые окна их налетало изрядно.

Непоседу это совершенно не беспокоило, посему, придавив занавесь, он спал рядом до утреннего появления Ольги. Чувствуя её приход, кот тихо ускользал. Хвостатый был обижен на компаньонку за «непонимание». В самом начале их знакомства, когда перед отъездом Екатерины Петровны она только у нас поселилась, кот мог показаться ласковым и спокойным. Он с удовольствием играл со мной и Марией, «общался» с «бабушкой» и добродушно реагировал на людей. Не знаю, что именно произошло по дороге в город, но усатый стал сторониться посторонних и в руки никому кроме меня или Ефимки не давался. Павла он считал главным, но за лаской не подходил, обходясь потиранием об сапоги. Попытка же Ольги оторвать его от меня в момент «воссоединения» пришлась полосатому не по душе. Гладить себя он ей больше не позволял, и вообще проявлял характер. Даже старания компаньонки «подластиться» вкусненьким не приносили успеха.

Вот и сейчас, Непоседа «охранял», придавив своим весом мои ноги, пока я сидела на небольшом ветерке, в тени веранды.

Сегодня у наших татар неожиданно появились гости… мужчины со скуластыми лицами и узким разрезом глаз. Одеты они были в серо-коричневые халаты, на голове красовались небольшие шапочки, украшенные мехом… и всё это при сильной жаре. Но больше всего поражали луки и пики. Какая-то средневековая восточная экзотика.

На подворье Ахмед никого не пустил. Но его близкое знакомство с новоприбывшими не осталось без внимания окружающих. Переговорив с одним из них, «начальник охраны» направился в мою сторону.

Как я и подозревала, это оказались «северные амуры»[33]33
  Северные амуры – исторически сложившееся название, данное башкирским воинам французами в эпоху наполеоновских войн. В то время башкиры вооружались луками и стрелами. Французы, под влиянием ампирской культуры сравнивали их античным богом Амуром. В своих мемуарах наполеоновский генерал де Марбо писал об огромном впечатлении, произведенном на наполеоновскую армию башкирскими воинами, которых за мастерское владение луками французы прозвали «северными амурами». Из Оренбургского края против Наполеона двинулось 600 калмыков, 1 тысяча челябинских и оренбургских казаков и 7 тысяч башкир.


[Закрыть]. Вспомнила, что пару дней назад как раз должен был быть бой при Молевом болоте[34]34
  Казаки генерала В.Т. Денисова атаковали французов, но около 6 часов утра к месту сражения прибыл 2-й корпус Монбрена и отбросил казаков. После этого командовавший французскими войсками генерал О. Себастьяни начал наступление и подошел к деревне Молево Болото. Видя приближение неприятеля, Платов усилил авангард бригадой подполковника Т.Д. Грекова и башкирскими всадниками. Башкиры атаковали 7-ю бригаду генерала Дезира. Около четырех часов вечера французы отошли за реку малая Березина и бой прекратился.


[Закрыть]. Ахмед сообщил, что командир башкирских всадников, поручик Жилин, серьёзно пострадал. Его сегодня доставили в Смоленский госпиталь вместе с более чем сотней других раненых.

И хотя там наверняка вдоволь врачей, эти степные войны приехали просить меня заняться своим командиром. Я была сильно удивлена… да и господин Плетин будет очень недоволен. О чём я тут же и сообщила Ахмеду.

После недолгих переговоров, башкиры обещали взять разговор с начальником госпиталя на себя. Пришлось отправляться.

Как оказалось, ранен был поручик в правую ногу и довольно серьёзно. Выяснилось, что сами башкиры других лекарей к нему не допускали. Впрочем, сейчас всем было не до этого. Привезённых пациентов слишком много и большинству требовалась срочная помощь.

Странно, но мне тут же предоставили операционную. Правда ехидно извинились, что придётся подождать, пока освободятся инструменты. На это Егор, маячивший за нашими спинами, вышел вперёд и поставил на стол, подаренный Павлом чемоданчик и торжествующе открыл его. Выражение лица врача, имени которого я даже не помнила, было незабываемым.

Ассистировала мне Марфа, как самая опытная, девочки же были на подхвате. Операция прошла вполне удачно. Но пациент перед этим потерял много крови и был очень слаб.

Вымыв руки, решила поискать господина Плетина и предложить свою помощь. Как и предполагала, он оказался в одной из операционных. Множественные повреждения от картечи требовали внимания и сил. К подмоге в моём лице врач отнёсся положительно, внимательно расспросив о ноге поручика.

Благодаря большому количеству лекарей, с обилием опасно раненых справились довольно быстро. Остальными можно будет заняться и в другой день. Андрей Фёдорович Плетин был весьма впечатлён моими умениями. После нескольких совместных операций, он предложил работать с другими пациентами самостоятельно. Учитывая наличие у меня помощниц, у остальных медиков отнимать ассистентов я не буду.

Как в последствии мне рассказали, приезжие врачи делали ставки, как быстро я попрошу помощи, увидев раны господина Жилина. Некоторые были уверены, что кто-то из присутствующих меня наставлял, что весьма позабавило.

Вечером на подворье вновь заявились гости. Причём те-же самые, но с какими-то мешками. После долгих переговоров ко мне опять пришёл Ахмед.

Башкиры просили разрешения доставить своего командира в наш импровизированный госпиталь, ссылаясь на перегруженность городского. Моё предупреждение о том, что перевозка может плохо сказаться на самочувствии раненого, их не остановило. Приняв это за согласие, они его просто принесли на руках, использовав для этого чей-то плащ.

Так нас вынудили выделить место для поручика. Раненый же всё время спал и почти не реагировал на происходящее вокруг.

На следующее утро, к моей вящей радости, вернулся Павел. Но было видно, мужчина очень устал и чем-то расстроен. После плотного завтрака, мне удалось немного посидеть с ним в тишине, Ольга с подопечными расположились на другом конце веранды, давая нам возможность пообщаться.

Как я и предполагала, жених со своим отрядом «навещал» Могилёв. Даву перед тем, как покинуть город, объявил, что аристократия может не волноваться, крестьяне остаются в их полной власти. Менять порядок на этих землях пока никто не собирается. Губернатором стал Понятовский. Пан Юзеф тут же организовал конференцию местной шляхты, предлагая ей проголосовать за присоединение губернии к герцогству Варшавскому[35]35
  Великое Герцогство Варшавское – государство, образованное в 1807 году по Тильзитскому миру из польских территорий, отошедших во время Второго и Третьего разделов Речи Посполитой к Пруссии и Австрийской империи. Великое Герцогство Варшавское являлось протекторатом наполеоновской Франции и де-факто просуществовало до 1813 года, когда оно было завоёвано войсками Шестой коалиции. По решениям Венского конгресса большая часть герцогства была присоединена к Российской империи как автономное Царство Польское.


[Закрыть]. Пока же там организовали временную Комиссию по управлению, прозванную в последствии «Польской», куда вошли местные помещики и чиновники из шляхты.

Была так же создана гражданско-военная комиссия под руководством господина Голынского. Викентий Иванович, будучи предводителем дворянства Могилёвской губернии, яро взялся помогать «новой власти». Он, в тандеме с новым мэром города, господином Венцлавовичем, стал организовывать отряды «национальной гвардии», на французский манер, набирая туда местных крестьян и ремесленников. Но получалось это из рук вон плохо. Люди просто разбегались и наладить дисциплину никак не получалось.

Что в прочем, не удивительно. «Новая власть» требовала провианта, скота, фуража. Способ его получения никого не заботил. Многие помещики оказалась в разорении после французских грабежей. Началась настоящая борьба за хлеб.

Опыт наших и Рубановских деревень получился заразительным. Многие сёла просто «растворялись» в лесах, некоторые пытались давать отпор. Небольшие фуражные группы исчезали, сгинув в неизвестности.

Это приводило к довольно неординарным результатам. Дело в том, что благодаря ненормальной жаре, урожай на огородах поражал своим обилием. Деревья в садах ломились от плодов. Но… до конца те ещё так и не вызрели. Не найдя хлеба, французы объедались не дозревшими овощами и фруктами. К чему это приводило, догадаться не сложно.

Рассказ господина Рубановского был прерван солдатом из инвалидной команды. Поручику Жилину стало хуже и мне пришлось поспешить к нему.

– Мы чем-то можем ему помочь? – спросил Павел, последовав за мной к пациенту.

– Он потерял слишком много крови и не приходит в себя.

– Я думал переливание крови уже используется в это время.

– Да. Но результат никто не может гарантировать. Иногда от подобного становится только хуже.

– Ну да, о группах крови[36]36
  Наличие групп крови открыто Карлом Ландштейнером в 1900 году, за это он был удостоен Нобелевской премии по физиологии и медицине в 1930 году.


[Закрыть] ещё не известно… – сказал он задумчиво и взяв меня за руку отвёл подальше.

– Ты что-то знаешь, что может помочь? – прошептала, надеясь на чудо.

– Да. Кровь у людей разная. В наше время отличают четыре её группы. Одна подходит для всех, другие требуют только своей. Честно говоря, как именно их определяют, я не знаю. Но насколько помню, при контакте с неподходящей, кровь просто свёртывается, комкуется. Если подобрать несколько здоровых доноров и протестировать с кровью больного… вполне можно найти того, чья подойдёт.

У меня от подобных слов даже голова закружилась. Непроизвольно вцепившись в лацкан его куртки, обдумывала услышанное. Придя немного в себя, занялась организацией лаборатории в отгороженном месте сарая.

Донорами вызвались стать все солдаты инвалидной команды. Но мне нужны были молодые. Павел вышел поговорить с остальными. Многие члены его группы, а также татары, узнав, что именно требуется, согласились на эксперимент.

Кровь не свернулась у восьми добровольцев, но я выбрала розовощёкого мужчину из отряда «провидца». На вид ему было лет двадцать пять, и он просто лучился здоровьем.

Как именно делать переливание знала, но опыта не было. Подбадриваемая женихом я наконец-таки решилась.

Через пол часа после процедуры, пациент очнулся, и мы смогли его покормить. По совету Павла, поручику каждый час давали сильно сладкий тёплый чай. К вечеру Жилин перестал впадать в забытьё и даже смог немного с нами пообщаться.

Что не удивительно, говорил он в основном о своих башкирах. Рассказывал о битве при Молевом болоте, как они победили генерала Себастиани. С перерывами, поведал о том, что в течении семи часов доблестные воины совершили почти пятьдесят атак. С громкими криками, осыпая противника тучами стрел они носились вокруг французского лагеря. «Северным амурам» не нужны были дороги или тропинки… они преодолевали любые препятствия, атаковали и растворялись в лесу.

По его рассказу, казаки уже довольно давно нервировали французов. Их постоянные ложные тревоги притупили их бдительность. В утро атаки «лягушатники» забыли убрать верёвки, растянутые на бивуаке, куда привязывали лошадей. Они просто не отреагировали на тревогу, посчитав мнимой. А когда уже отступали от наших, попадали с коней, наткнувшись на свои же привязи. Так же сумятицу вносила пыль, поднятая на высохшей дороге башкирской конницей. От жары она долго не оседала, затрудняя видимость.

Так что результаты этого боя были впечатляющими. Сравнивая силы противников… оказывается только пленными в Смоленск доставили: одного французского полковника, десяток офицеров рангом помельче, и почти пятьсот нижних чинов.

Я мысленно схватилась за голову. Куда администрация денет такое количество народа, если она не хотела заниматься даже десятком.

После ужина мне опять удалось недолго уделить внимание жениху и прогуляться с ним по саду, окружавшему подворье. Ольга с книгой осталась сидеть на скамейке в пределах видимости нашей пары.

Как оказалось, Павел поведал не все новости из Могилёва. Жителей, под угрозой оружия собирали к церквям и заставляли приносить клятву верности Наполеону.

Всё происходило под увещевание архиепископа Могилёвского, Варлаама. Он не только принял требуемое французами у прихожан в городе, но и разослал циркуляры в другие поместные церкви и монастыри обязуя присягнуть французскому императору.

После всего произошедшего, в Могилёве отслужили благодарственный молебен в честь императора Наполеона. А 22 июля (3 августа по новому стилю) в городе уже отмечали день рождения самого Бонапарта. В церквях даже была устроена праздничная иллюминация. Вместо сопротивления захватчику, духовенство почему-то старалось вовсю угодить «новой власти».

– Неужели мы так повлияли? – спросила ужаснувшись. – У нас о подобном не поминалось.

– Скрывали. Но в моё время этот факт был уже озвучен. После ухода французов Варлаам попытается всё скрыть… хотя в Синод всё-таки донесут. Приедут люди, будет следствие. Его снимут с должности и лишат сана. Закончит жизнь он простым монахом в монастыре. Говорят, даже ослепнет от постоянных слёз.

– Но почему? Не могу понять, что заставило его на это пойти?

– Понимаешь, ma chère, сейчас все считают армию Наполеона непобедимой. За всё то время, что он у власти, они не проиграли и не ушли из завоёванных земель. Посмотри сколько государств встало под его руку. А Варлаам… поразмыслил о своей участи, если он не согласится помогать и продвигать приказы оккупантов. Просто захотел остаться у власти.

– Почему же они не уехали?

– Ma chère, ты помнишь, как мы вывезли графа Толстого? А теперь представь, что я бы с подобным же пошёл к церковникам…

Скрепя сердце согласилась.

– Как ты думаешь, стоит ли поговорить с местным духовенством? Или они последуют примеру Могилёва?

– Поговорить, конечно, стоит… – сказал Павел задумчиво, – но как именно они отреагируют? На этот вопрос я ответить не могу.

– Помнишь, нас приглашали к губернатору?

– Да, прямо перед моим отъездом.

– Там я познакомилась с настоятелем Спасо-Преображенского монастыря, отцом Макарием. Считаю тебе стоит рассказать ему о происходящем в Могилёве. А учитывая, что французские войска приближаются к городу… думаю он сделает надлежащие выводы. Настоятель ещё не стар и мне он показался вполне вменяемым.

– Хорошо, ma chère. Так и поступим.

На следующее утро Ефимка был отправлен с запиской к отцу Макарию. Пока мы завтракали, он вернулся с ответным письмом, где Павел приглашался на беседу. Естественно один. Как пошутил жених, «женщинам в мужском монастыре не место».

«Провидца» не было довольно долго, а я старательно пыталась занять себя чем-то полезным. Честно говоря, действительным пациентом у меня являлся только поручик Жилин. Все остальные уже готовились примкнуть к своим отрядам. В городе уже все знали о том, что обе российские армии вот-вот соединятся под Смоленском.

Верные башкиры привезли командиру его сумку, в которой оказались некоторые документы, найденные ими во французском лагере. Прочитав одну из бумаг, поручик попросил меня срочно вызвать кого-то из командования. Как я узнала в последствии, это было письмо маршала Мюрата, в котором тот извещал генерала Себастиани о намерении русских ударить главными силами на Рудню, и предписывал ему отойти назад к пехоте. Неужели в рядах нашей армии предатель? Откуда такая осведомленность о перемещениях?

Глава 9

01 августа 1812 года

И хотя жара всё ещё продолжала одолевать, жизнь уже не казалась столь тягучей. Наоборот, она старалась просто поражать обилием дел и происшествий.

Естественно, для меня самым важным моментом было прибытие из Витебска Якова Васильевича Виллие. Эту весть принёс мне Ефимка, по большей части днями пропадавший где-то в городе.

За прошедший год парнишка сильно вытянулся. Не привыкнув ещё к своему новому росту, он иногда спотыкался, если решался пробежаться, вместо неторопливого шага. По приезду в Смоленск, одежду ему пришлось всю заменить, она ему стала просто мала. Обновки ему очень нравились, оттого Ефимка пытался не запачкаться. Но порой непоседливый нрав его брал верх над степенностью, которую он по наущению Егора в себе вырабатывал. И хотя подросток старательно выполнял роль посыльного, он часто задерживался в городе наблюдая за ополчением, войсками и всем остальным, что так восхищает мальчиков в этом возрасте. По возвращении подросток с упоением рассказывал нам обо всём увиденном.

Мы же стали замечать ненавязчивую заботу Ольги о парнишке. Сама постригла, приобрела для него кепочку, по совету Павла подарила небольшой ножик… чем кажется и сломала лёд отчуждения. Да и в поступках и словах своих моя компаньонка была необыкновенно ласкова и внимательна к Ефимке. Тот же, почувствовав теплоту, сам потянулся к Ольге, часто непроизвольно устраиваясь у неё в ногах, пристраивая голову под её руку.

Узнав о Виллие, я поспешила в госпиталь, надеясь застать его там. Жених решил составить мне в этом компанию. Мы оба понимали, что через несколько дней у Смоленска разверзнется настоящий ад. А потому будущий муж старался всё время, какое мог, проводить со мной, осознавая, что вскоре мы будем далеко друг от друга, слишком занятые каждый своей миссией.

Поездка Павла к настоятелю прошла вполне удачно. Хотя он и сам мне это рассказал, результат я сейчас наблюдала, сидя в бричке. С десяток повозок выезжали из монастырского подворья. Весь груз был аккуратно закрыт дерюгой и привязан. По форме было совершенно не понятно, что именно вывозится, но осознавала, как именно жених живописал разграбления французами церквей и на что пришлось пойти духовенству Могилёва, оказавшемуся у них в руках.

Думаю, клятва отступничество Варлаама потрясло отца Макария. Но «провидец» напомнил мне, что уже в августе 1813 года Александр Павлович специальным указом простит всех: и крестьян, восставших против своих помещиков, и московский магистрат, и жителей Могилёва, да и многих других, кто «от страха и угроз неприятельских, иные от соблазна и обольщений, иные же от развратных нравов и худости сердца, забыв священный долг любви к Отечеству и вообще к добродетели, пристали к неправой, Богу и людям ненавистной стороне злонамеренного врага». Кроме высочайшего прощения, самодержец повелит вернуть отступникам всё имущество, «словом, поставить их в то состояние, в каком они находились прежде, до впадения в вину». На всю Российскую Империю окажется, только один человек, на которого видимо не распространится монаршая милость – архиепископ Могилёвский. Остальные же присягнувшие Наполеону священники отделаются несравнимо легче, им «было предписано шесть воскресений после Божественной литургии при собрании народа полагать перед местными святыми иконами по 50 земных поклонов».

По предположению Павла, первым долгом сейчас вывозили всё самое ценное, а по окончании, в дорогу отправятся и высшие церковные иерархи города. Естественно, рассказать о том, что город будет полыхать пожарами он не мог. Подобные сведения вызвали бы больше вопросов и подозрений, чем веры.

Тем более, после найденного письма Мюрата[37]37
  Иоахим Мюрат (1767–1815) – французский маршал. Был женат на сестре Наполеона – Каролине Бонапарт. За боевые успехи и выдающуюся храбрость Наполеон наградил Мюрата в 1808 году неаполитанской короной. В декабре 1812 года Мюрат был назначен Бонапартом главнокомандующим французскими войсками в Германии, но тот самовольно оставил должность в начале 1813 года. После разгрома в битве под Лейпцигом вернулся в своё королевство на юг Италии, а затем в январе 1814 года перешёл на сторону противников Наполеона. Во время триумфального возвращения Наполеона к власти в 1815 году Мюрат хотел вернуться к Наполеону в качестве союзника, но император отказался от его услуг. Эта попытка стоила Мюрату короны. Осенью 1815 года он, по версии следствия, попытался силой вернуть себе Неаполитанское королевство, был арестован властями Неаполя и расстрелян.


[Закрыть] это стало особенно опасно. Русское командование было настолько поражено находкой, что как выразился Павел, начало настоящую «охоту на ведьм». Вот только в измене отчего-то подозревали в основном иностранцев. Особенно досталось Людвигу фон Вольцогену. Почему этот сорокалетний саксонец вызывал у многих недоверие было не понятно, но именно это имя чаще всего упоминалось многочисленными слухами.

Павел Матвеевич имел на сей счёт свои мысли. Этот высокообразованный офицер, перешедший в русскую армию в чине майора в 1807 году и поставленный по квартирмейстерской части, в своё время обратил на себя внимание императора Александра, назначившего его своим флигель-адъютантом в начале прошлого года. И уже в сентябре того же года он был произведен в подполковники. На известном совете в Дрисском[38]38
  Дрисский укреплённый лагерь – лагерь русской армии, располагавшийся к северо-западу от г. Дриссы, Витебской губернии. Сооружён по предложению военного советника императора Александра I, генерала Карла Людвига Августа Фуля. По плану генерала, армия Барклая-де-Толли, опираясь на этот лагерь, должна была удерживать неприятеля с фронта после отступления от границы империи. Исходный план Фуля оказался несостоятельным ввиду плохого качества оборонительной позиции и громадного превосходства сил Наполеона. Лагерь был расположен в излучине реки, на поляне, частично окружённой болотами. Своим тылом тот был обращён к реке, через которую планировалось навести семь мостов на случай отступления. План генерала Фуля заключался в том, что 1-я Западная армия, сконцентрировавшись в укреплённом лагере на Дриссе, должна была привлечь на себя удар французской армии, а 2-я Западная армия в это время начала действовать в тылу, на флангах и коммуникациях противника. План не учитывал соотношение сил и возможных ответных действий противника и в частности, что с другой стороны реки защитить лагерь было невозможно из-за отсутствия подходящих опорных пунктов обороны, а Двина в этом месте была столь мелкой, что французы могли переправиться через реку вброд и атаковать лагерь с тыла. Местность внутри лагеря была сильно пересечённой и затрудняла манёвр оборонявшихся, а лес на флангах позволял французам скрытно развернуть войска. Положение лагеря вдали от больших дорог ограничивало маневренность 1-й армии, и значительное численное превосходство Наполеона позволило бы ему разгромить 1-ю и 2-ю армии по отдельности.


[Закрыть] лагере Людвиг одним из первых выступил против размещения армии в этом месте, с целью дать сражение французам. При том сам фон Вольцоген даже составил план ведения военных действий с Наполеоном. Но ему так и не дали хода. После же отъезда Александра из армии, сам саксонец остался в должности дежурного штаб-офицера при Барклае.

Жених считал все эти слухи происками недоброжелателей Вильцогена. Я была с ним солидарна. Его фамилия никогда не фигурировала в истории, как предателя. В дальнейшем же он станет преподавать военные науки будущему императору Вильгельму[39]39
  Вильгельм I Фридрих Людвиг (1797–1888) – германский император (кайзер). Первый правитель объединённой Германии.


[Закрыть].

Застать Виллие в госпитале нам не удалось. Андрей Фёдорович расстроил меня вестью, что Яков Васильевич отправился к губернатору. Там происходит какой-то военный совет, потому ждать его нет никакого смыла. Когда именно он освободится – неизвестно.

От моей помощи господин Плетин не отказался, предложив осмотреть нескольких пациентов с переломами. Памятуя как во время совместной операции, я рассказала ему об использовании гипса для фиксации при подобных повреждениях, он и отправил меня к парочке офицеров, что получили переломы, навернувшись с лошади. Как это могло произойти с теми, кто с рождения приучается ездить в седле?

В небольшой палате, хоть окна и оказались распахнуты, было заметно душно. Лежавший в комнате поручик сообщил, что к интересующему меня пациенту пришли друзья, и они вышли в сад, искать прохлады в беседке. «Пропажа» нашлась в том самом месте, где недавно я знакомилась с прибывшими в город лекарями. Пяток улан окружили мужчину, державшего на перевязи руку, каковая явно причиняла боль, когда кто-то из них, бодро похлопывал его по спине, словно выражая таким образом участие.

Мы с Павлом вызвали интерес, лишь только вошли в беседку. Разговоры разом прекратились и все взгляды устремились на нас.

– Приветствую вас господа, – я дождалась синхронного поклона, – а вас господин Чернявский, прошу проследовать со мной в палату. По указанию Андрея Фёдоровича я осмотрю вашу руку. Возможно, понадобится кое-какие специальные процедуры.

– В военный госпиталь допустили барышень? – удивлённо спросил у рядом стоящих улан поручик с изрытым оспинами лицом. На вид ему было около тридцати, короткие чёрные волосы обрамляли узкое лицо. В нём просматривалось что-то неправильное, но я никак не могла понять, что.

– Для вас я не барышня, а лекарь. И подтверждение тому сам господин Виллие, принимавший у меня экзамен в Петербурге.

Гамма эмоций отобразилась на лице поручика: неверие, восторг, злость. Почему именно в таком порядке было не ясно. Но вскоре он «надел» бесстрастную маска.

– Впечатляет! Женскому полу наконец удалось оторваться от рукоделия.

Стоящие рядом уланы старательно принялись прятать улыбки.

– Господа, – вступил в разговор жених, – пока моя невеста, баронесса фон Клейст, осмотрит руку вашего друга, мы можем познакомиться. Позвольте представиться, Павел Матвеевич Рубановский. С отрядом ополчения из своих людей, прибыл из Могилёва.

– Поручик, Александр Андреевич Александров – протянул руку черноволосый задира.

Павел сощурил глаза и как-то многозначительно хмыкнув, пожав её. А я, в это время начав ощупывать повреждённую руку дёрнулась, услышав это имя и неверяще повернулась.

Я поняла, что именно меня смущало. Передо мной стояла известная кавалерист-девица Надежда Андреевна Дурова. В своём времени я читала её «Записки». Значит в беседке присутствуют её друзья – Чернявский, Шварц и братья Торнези.

Дабы не выдать себя, усиленно занялась изучением перелома. Судя по тому, что я ощущала под пальцами, смещения не было. Но во избежание подобного, руку надлежало поместить в гипс, о чём я и сообщила пациенту, пока мой жених слушал новости о сражении под Городчено, и рассказывал уже им о произошедшем под Молилёвом. Особенно той части, в которой сам принимал посильное участие.

– Так вы всё-таки не русский доктор, – обратилась ко мне Дурова, повернувшись в нашу сторону. – И много сейчас в Пруссии женщин на врачебном поприще?

– Ну, если хорошо подумать, то, наверное, я пока единственная в мире.

– И смогли сдать экзамен в столице? – удивилась она.

– Да, в Императорской медико-хирургической академии.

– Просто невероятно!

– Приёмная комиссия тоже так считала. Посему собираться не желала. И только участие самой вдовствующей императрицы Марии Фёдоровны, сподвигнуло их, всё-таки, провести экзамен.

– Давно ли?

– Да вот, осенью прошлого года.

– И многих вы уже успели уморить за это время? – смеясь спросила Дурова, не обращая внимания на знаки, которые старательно подавал ей Чернявский, прислушиваясь к нашему разговору.

– Да как-то пока не удалось, но всегда готова начать. – ответила усмехнувшись, и пристально посмотрела, намекая, с кого именно может открыться моё личное кладбище.

В змеиных перепалках «высшего общества» я уже натренирована, так что могла вести их бесконечно. Но тут появился Егор, отправленный за гипсом в подворье, когда я узнала у Андрея Фёдоровича, чем мне предстоит заняться. С помощью своего верного «охотника» мы довольно быстро справились с «упаковыванием». Рядом стоящий Павел аккуратно скрывал улыбку, наверняка вспоминая наше приключение по дороге из Петербурга, когда он сам усердно заворачивал Петра Акимовича в глиняный корсет.

Распрощались с уланами, я чувствовала, как поручик «Александров» ещё долго смотрел мне в след. И хотя друзья его настойчиво шикали, господин Рубановский усиленно делал вид, что не замечает такого пристального ко мне внимания со стороны офицера.

Второго пациента с поломанной рукой мы нашли в его палате. Здесь дело обстояло несколько хуже. Кость сместилась, но процесс сращивания ещё не завершился. Так что, пережив необходимую, довольно болезненную процедуру, сопровождая её тихой руганью, пациент расслаблялся уже под наши с Егором манипуляции с гипсом.

Вечером мы с Павлом обсуждали нежелание и смоленских начальников озаботиться эвакуацией. Барон Аш, вдохновлённый собравшимся внушительным ополчением, всячески поддерживал желание многих наших военных дать наконец бой французам. Победы в некоторых недавних небольших стычках настолько вскружили тем голову, что они считали вполне возможным отстоять Смоленск и даже перейти в контрнаступление.

Только мы вдвоём, неожиданные гости из будущего, осознавали всю тщетность их чаяний. В том числе и количество потерь, которое принесёт этот бой. Остановить жернова истории нам никак не удавалось.

Я с горечью была вынуждена признать, что с таким упорством «выкраденные» мною из госпиталя люди, скорее всего всё равно погибнут через несколько дней. Не в Могилёве, так в Смоленске. Те уже знали, что сегодня-завтра наши войска подойдут к городу и они наконец вернутся к своим «братьям». Все радовались и благодарили нас за спасение, а я могла только улыбаться через силу, думая о тщетности моих усилий. Судьба настигла их в уже следующем городе.

На следующий день в подворье неожиданно пожаловал Виллие. Услышав о нашем «побеге» из Могилёва и осмотрев как тут всё было подготовлено для раненых, он распорядился привезти сюда полсотни новоприбывших.

– Яков Васильевич, вы же понимаете, что скоро здесь будет бой и оставлять раненых в городе нельзя, потому как их количество будет только умножаться. Нужно вывезти всех дальше. «Бабушка» говорила, что в Твери прекрасный большой госпиталь.

– Отчего же не в Москву?

– Считаю, что француз и так в первопрестольную двинется… потом опять вывозить? Лучше сразу подальше. Чтобы двойную работу не делать.

– А в столицу думаете не пойдёт?

– Ежели и пойдёт, оттуда и вывозить легче.

– Может сами их и повезёте?

– Яков Васильевич, зачем меня опять в обоз? Семён Матвеевич наверняка писал вам о моих навыках в хирургии. А здесь вам помощь наверняка понадобится. Не отсылайте!

– Ну что ж делать-то с вами… – размышляя проговорил он, – хорошо, направитесь в группу к Сушинскому. Он был очень вами доволен. – заявил подумав, и вернулся к распределению нижних чинов в «новом» госпитале.

Семён Матвеевич нашёлся в доме, который указал мне с женихом посланный с нами солдат. Небольшой особняк, отданный под расквартирование медицинской службы, ещё недавно явно принадлежал какому-то купцу. Об этом говорила слишком вычурная мебель и обтянутые в кричащий цвет материи, стены.

Здесь же нашёлся и господин Сурин. Аристарх Петрович был так мне рад, что тут же занялся организацией чаепития, пока мы с Семёном Матвеевичем обсуждали организацию нашей будущей работы.

Господин Сушинский также не скрывал своего желания, чтобы я оказалась подальше от города, к которому подходит неприятель. Потому мне было поручено подготовить перевалочный пункт подальше от будущих боёв.

К моей радости, Семён Матвеевич согласился с моим мнением, что разворачивать большой госпиталь внутри городских стен не дальновидно. На месте, солдатам лекарские помощники будут оказывать только первую посильную помощь. Затем, тяжелораненых следовало отправлять к врачам, которых необходимо было расположить у выезда из города.

Далее, в дело вступал развозной госпиталь, отвечающий за последующую обработку ран, перевязку, питание и естественно, перемещение к месту дальнейшего пребывания пациентов.

Господин Сушинский очень внимательно выслушал рассказ о нашем опыте вывоза раненых из Могилёва. Идея предварительной подготовки ночной стоянки его впечатлила. Весь оставшийся вечер Павлу пришлось рассказывать о своих новшествах.