Текст книги "Туман войны (СИ)"

Автор книги: Диана Курамшина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 14 страниц)

Глава 6

12 июля 1812 года

Как всегда, мы встали на днёвку, пережидая самый солнцепёк. Впереди уже виднелся Смоленск. Первый этап нашего путешествия подходил к концу. Я планировала дождаться Виллие и организовать отправку пациентов вглубь империи. Желательно куда-то подальше от Москвы. После, постараюсь получить назначение в помощь к кому-то из врачей в действующую армию.

Казаки пытались «внести лепту» в вопросе снабжения и на остановках отправлялись охотиться или рыбачить. Естественно, днём использовать добытое уже не успевали, потому «трофей» путешествовал с отрядом до вечерней стоянки, где его уже и готовили.

Неожиданно галопом вернулся один из «охотников» и поспешил к Ахмеду, по обыкновению исполнявшего роль начальника нашего каравана. Казаки и татары зашевелились и один из последних поехал в сторону, откуда прискакал «охотник».

Лагерь встревоженно зашевелился. Инвалиды аккуратно сводили пациентов в одну сторону, проверяли пистолеты. Женщин попросили укрыться за дормезом, где рядом по привычке расположился Егор.

Вернувшийся татарин о чём-то переговорил с Ахмедом и тот повернувшись ко мне радостно улыбнулся. Потом спешно начал отдавать распоряжения. К огню подвесили ещё один котёл, над которым торопливо засуетилась Степанида.

Сердце почему-то защемило. Надо привести себя в порядок… волосы наверняка растрёпаны… где-то тут был гребень.

Вдруг меня сжали за плечи и посадили на импровизированное сидение, впихнув обратно в руки миску с ложкой. Ольга, а это оказалась она, сама занялась моей причёской. Аккуратно проверила блузу, стряхнула налипшие на юбку-брюки травинки. Есть почему-то не получалось. Я просто сидела и смотрела в сторону дороги, откуда уже было слышно лошадиное ржание и голоса людей.

Небольшая группа где-то из двух десятков всадников въехала на нашу поляну. Один из них, соскочив с коня и бросив поводья одному из подбежавших татар, направился прямиком ко мне. Оставив миску, я встала и очутилась в крепких объятьях Павла. Сразу стало как-то хорошо и спокойно.

– Я очень соскучился, ma chère (*милая), – произнёс, целуя руку. – Надеюсь поездка прошла спокойно?

– Да, mon cher (*милый), всё хорошо, всё… comme vous m’avez promis (*как вы мне обещали).

Ещё некоторое время мы стояли смотря друг на друга. Видела, как он устал, но еле слышно спросила:

– Получилось?

Он только печально покачал головой и прикрыл глаза. Затем вдруг улыбнулся и заговорщицки заявил:

– Я тут случайно для тебя «подарки» нашёл, – и отошёл в бок открыв мне вид на всадников, – пришлось с собой везти.

Все уже спешились, только на одной из лошадей до сих пор сидел Ефимка, прижимающий к себе корзину. Рядом стоял злой Егор, что-то тому выговаривая. Увидев меня, мальчик сначала улыбнулся, затем потупился и осторожно снял с плетёнки прикрывающий её рушник. Оттуда сначала показались уши, затем голова, которая осторожно осмотрела всё вокруг. Наконец под протяжный мявк в мою сторону рванул Непоседа. С разбега заскочив на руки, он потёрся об меня лбом, после положил мне лапы на плечи, упёршись прохладным носом в ухо и начал очень тихо рассерженно мяукать.

– Почему они с вами приехали? – с оторопью уставилась на «провидца». Ведь я самолично отправила их в имение перед отъездом.

– Ты представляешь, ma chère, нашёл эту парочку в городе. Не сговариваясь, они втихую вернулись в Могилёв. Хвостатый добрался первым и научил мальца плохому, показал тому, как влезть в запертый дом через форточку. Поняв, что ты уже успела уехать, Ефимка начал разыскивать меня, оставив полосатого на хозяйстве. Тот, не смущаясь таскал курей у соседей, обеспечивая и себя, и ребёнка пропитанием. Не смотри на меня так осуждающе, морда усатая, – смеясь продолжил Павел, поглаживая кота. – Когда я вернулся в город и узнал о самоуправстве, хотел обратно отправить, но меня слёзно упрашивали… так что забирай своё добро…

Тихо рассмеявшись, погладила кота, у которого недовольство сменилось привычным тихим урчанием. В этот момент подошла Ольга, пригласив Павла Матвеевича отобедать. На этой стоянке не нашлось достаточно тени, потому между несколькими деревьями были натянуты простыни, создавая её подобие.

Несмотря на осуждающий взгляд компаньонки, я села рядом с женихом и тут она попыталась отобрать у меня Непоседу, но тот вцепился клещом. Проиграв неравный бой, мне просто вложили миску в свободную руку.

Люди расположились вокруг и слушали рассказ невысокого мужчины с рассечённой бровью о захвате Могилёва. Незадолго до атаки, к городу подошёл отряд полковника Грессера[20]20
  Грессер, Александр Иванович (1772–1822) – в начале кампании 1812 находился в Борисове с отрядом из 2 запасных батальонов 1-го и 33-го егерских полков и минёрной роты 2-го пионерного полка. 30 июня, чтобы не попасть в окружение, выступил из Борисова по направлению к Могилёву, постоянно отбиваясь от преследовавшей его кавалерии неприятеля. 8 июля оборонял Могилёв от войск маршала Л. Н. Даву из-за неравенства сил вынужден был отойти к Дашковке и у Новосёлок присоединился ко 2-й Западной армии. Затем участвовал в сражении при Салтановке. Во время Смоленского сражения состоял «по инженерной части» при корпусе Н. Н. Раевского.


[Закрыть], отступившего из-под Борисова, но даже эти четыреста человек не могли ничего противопоставить приближающейся двадцатитысячной армии. История повторилась. Граф Толстой, так и не дождавшись подмоги от Багратиона, постарался организовать оборону. Небольшие силы встречали французов на Виленском поле под прикрытием вала. Хоть первая атака и была отбита, часть наступающих двинулась в обход к Шкловским воротам и обороняющимся пришлось отходить на юг.

Своим небольшим отрядом, господин Рубановский помог губернатору и некоторым другим выбраться из города в последний момент. Так как пятый польский корпус Понятовского[21]21
  Князь Юзеф Антоний Понятовский (1763–1813) – польский и французский военачальник, военный министр герцогства Варшавского (1807) и главнокомандующий польской армией. Происходил из рода Понятовских. Племянник последнего короля польского и великого князя литовского Станислава Августа Понятовского.


[Закрыть] постарался первым прорваться в Могилёв и захватить администрацию.

Уже отступая, группа Рубановского встретила подходивший к городу казачий полк, которым и поведали о потере. Багратион, к тому Павел даже не решился обращаться, всё так же собрался отбить захваченный город своими силами. История продолжала идти уже проторенным путём.

Более никуда не вмешиваясь, «провидец» увёл своих людей в сторону Смоленска.

– Почему вы не стали говорить с Багратионом? – тихо спросила его, когда мы уже собирались отправляться.

– Иногда накатывает такое чувство, что само «бытие» сопротивляется изменениям. И чем больше ты стараешься, тем сильнее тебя отбрасывает. Мы с вами и так слишком большое потрясение для хронологии событий. И я начинаю волноваться, чем нам придётся заплатить за своё присутствие здесь.

Расспрашивать жениха о губернаторе и его реакции на мою «кражу» я побоялась, но уже в дороге, пристроившись рядом со мной, Павел сам коснулся этой темы.

– Когда прощался с Дмитрием Александровичем, тот велел тебе кланяться. Правду сказать, то, как он отзывался о тебе за неделю до этого…, я озвучивать не буду. Он просил сии слова забыть и более не поминать. – «провидец» рассмеялся, я же залилась краской.

К вечеру мы успешно добрались до города, который, несмотря ни на что, продолжал жить привычной жизнью.

Сдавать пациентов в местный госпиталь не видела смысла, скоро и отсюда всех будут спешно вывозить. Предусмотрительный Павел арендовал нам вместительное подворье, почти на выезде из города. Большой старый сарай, силами инвалидов сейчас превращался в импровизированной госпиталь. Благодаря неспешности и осторожности в пути, осложнений у пациентов не было. Наоборот, некоторые уже чувствовали себя настолько здоровыми, что собирались узнавать месторасположение своих частей.

Жениху даже пришлось беседовать с ними, «предположив», что большая часть армии наверняка прибудет к Смоленску, потому им следует просто немного подождать.

На следующий день, с утра отправилась вместе с Ольгой в местный госпиталь представиться. Главврач, господин Плетин принял хорошо и не был удивлён. Видимо слух обо мне достиг и Смоленска. В скорости, как я и предполагала, тут ожидали Виллие и прибытие ещё врачей из других частей империи. Сейчас лекарей здесь было больше, чем нуждающихся в лечении, потому большинство из них попивало в саду чай, неспешно беседуя и пережидая полуденное пекло. Туда он и направил меня в сопровождении своего заместителя, с которым предварительно познакомил. В беседке собралось довольно большое общество, особенно ярко на общем фоне выделялся мужчина, лет тридцати, имевший вид денди.

– О нет, на триста рублей там и не прожить, что вы. Всё очень дорого. Содержать на эти деньги семью нет решительно никакой возможности. Только приличествующая частная практика, и не как иначе. Квартиры в наём столь дороги, что право слово, найти недорогую меблированную комнату, которая в провинции и за жилище-то не почиталась бы, кажется верхом удачи. Потому без протекции, господа – никуда!

Дождавшись окончания данных словесных изливаний, заместитель представил меня собравшейся компании как заведующую Могилёвским развозным госпиталем. И хотя подобные назначались командующим в сражении, после падения города, я им оказалась, как единственный лекарь сопровождающий госпитальный караван.

Рассматривали меня все. Кто-то с интересом, кто с возмущением, но молча. Говоривший до этого денди встал и начал представлять присутствующих на правах «хозяина» местного общества. Нам предложили сесть, и Ольга примостилась рядом, окидывая всех пронзительным взглядом. Собравшиеся ей явно не нравились.

Как оказалось, не все присутствующие были врачами. Часть из них являлись чиновниками из различных ведомств. И хотя все всегда стремились в столицу, лучше от этого жить им чаще всего не становилось.

Ведь оплачивать чиновничий труд вновь стали только с восшествием на престол «матушки» императрицы Екатерины Алексеевны[22]22
  Екатерина II (Екатерина Алексеевна; Екатерина Великая; урождённая София Августа Фредерика Ангальт-Цербстская 1729–1796).


[Закрыть]. На тот момент, середины 18 века довольно неплохие оклады были положены даже у низших чиновников – копиистов[23]23
  Копиист – писец, снимающий копии с деловых бумаг, рукописей, писем и т. п.


[Закрыть], от тридцати рублей в уездных городах, до ста пятидесяти в столице. При ценах на хлеб в десять копеек за пуд[24]24
  Пуд – устаревшая единица измерения массы русской системы мер, равен 16,38 кг.


[Закрыть], в те времена – очень хорошее жалование.

Но после кончины императрицы, курс бумажных денег, которыми в империи платили чиновникам, стал стремительно падать. И если при Екатерине II ассигнационный рубль равнялся серебренному, то во времена правления её сына[25]25
  Павел I Петрович (1754–1801) – сын Екатерины II и Петра III.


[Закрыть] он уже был в районе восьмидесяти копеек. На момент же моего попадания сюда, за него не давали больше двадцати шести копеек серебром. Получается, что к данному времени положенное изначально по закону, обесценилось до четверти номинала.

Многие, чтобы выжить, нанимались дополнительно служить лакеями, кучерами или швейцарами. Лакей в хорошем доме получал до пятисот рублей, против канцелярского оклада в двести. Только уже в правление Николая Павловича[26]26
  Николай I Павлович (1796–1855) – император Всероссийский с 19 ноября (1 декабря) 1825 по 18 февраля (2 марта) 1855. Третий сын императора Павла I и Марии Фёдоровны, родной брат императора Александра I, отец императора Александра II.


[Закрыть] жалование пересмотрят, и оно вырастет до тысячи двухсот рублей и будет постоянно повышаться.

Естественно обесценивание бумажных денег привело к удорожанию жизни, особенно в столице. Когда мы ездили в Петербург прошлой осенью, Павел узнавал о наёмном жилье, если бы мне пришлось надолго задержаться там. Убогая меблированная комнатушка сдавалась не меньше пяти рублей в месяц, простенький обед в трактире от двадцати копеек. Помню, как «бабушка» возмущалась потраченным в ресторане рублём.

Содержать только на государственное жалование семью чиновнику было совершенно невозможно. Посему повсеместно в ходу практиковали взятки, которые оказались даже признаны, хотя многие скатывались до банального казнокрадства. Что интересно, как поведали присутствующие, существует четкое деление доходов «от дел» на законные и незаконные. Из «корыстных» доходов правительство признавало законными денежные и натуральные подношения должностным лицам до начала дела («почести») и приношения после окончания дела («поминки»), но преследовало «посулы» (собственно взятки), которые расценивались как вымогательство и «скверные прибытки». Посулы, непосредственно связанные с нарушением закона, были крупнее почестей и поминок и достигали ста и более рублей, потому за них правительство сурово преследовало, и виновники каралось кнутом, невзирая на социальный статус взяточника.

Под неприязненным взглядом Ольги подобный разговор постепенно стих, превратившись в напряжённое молчание. Проведя некоторое время в тишине, я посчитала, что выйти на улицу уже можно и мы откланялась, поспешив к ожидавшему нас в бричке Егору.

Несколько последующих дней прошли довольно спокойно. Многие пациенты довольно быстро поправлялись, что радовало.

Пришедший к обеду Павел был молчалив. На мой вопрос о причине его плохого настроения от просто протянул мне листок, видимо утром полученного послания.

Неизвестный автор писал о происходящем в оставленном Молилёве. Как и ожидалось, попытки Багратиона оказались неудачными. Даву стал военным губернатором захваченного города… но радость местной шляхты оказалась недолгой. Собрав оставшихся помещиков тот выступил перед ними довольно пафосно, но выставил вполне ожидаемое требование… хлеб. Французским войскам требовалось продовольствие и довольно много. Никто не собирался расшаркиваться с теми, кто ещё вчера приветствовал их приход.

Далее шли отчёты по деревням, принадлежащим Рубановским, в конце же было несколько строк и о Гурских. Впечатлённые словами Павла, а также получившие вовремя информацию о падении города, крестьяне совершили невозможное, завершив жатву за несколько дней. В оставленных людьми деревнях обитали несколько совсем древних стариков. Но не наблюдалось ни еды, ни сена. В некоторых сёлах разобрали даже овины.

– Чему же ты не рад? Всё сделано как ты и просил.

– Понимаешь ma chère, боюсь всё это выглядит довольно подозрительно. И их скоро будут искать.

– Им можно как-то помочь? – такая мысль меня не на шутку встревожила.

– Если только вооружить.

– Но… охотников там не много. Это же простые селяне.

– Ну вилами и дрекольем думаю они не плохо смогут «поработать». В лесу найти их не легко, плотной группой к ним не подойдешь… Глядишь, отобьются.

Павел пообещал, что наблюдающие будут проверять наши деревни и в случае проблем, постараются помочь. Как поняла, в разных глухих местах были построены склады и при них находились небольшие группы охраны. Лезть к французам и как-то обнаруживать своё присутствие им было строжайше запрещено, но для моего спокойствия жених был готов отдать приказ, противоречащий собственным планам.

Погода опять стала «радовать» неожиданностями. При нестерпимой дневной жаре, ночи стали нереально холодными. В обустроенном под пациентов сарае в срочном порядке возводились небольшие очаги, над которыми следить поставили дежурных.

Глава 7

20 июля 1812 года

В Смоленске начали появляться первые пленные французы. Мы натолкнусь на такую группу, когда ездили с Павлом по городу, старательно закупая пока ещё имеющиеся лекарства и корпию. Ужасно недовольный потерей аптекарского магазина в Могилёве, жених старательно скупал всё, что может в последствии понадобиться, не гнушаясь даже настойками от кашля.

Небольшая кучка мужчин в потрёпанных голубых мундирах сидела на земле. Выглядели они довольно истощёнными и грязными. Некоторые из них «красовались» плохо замотанными кровавыми тряпками. Один, так был явно чем-то болен. Рядом находились несколько наших вооружённых солдат, которые только раздражённо помахивали на тех прикладом в ответ на непонятные им просьбы.

– Там есть раненые, дорогой. Это… не по-христиански. – тихо обратилась к Павлу.

– Я попробую поговорить. – вздохнув ответил он, и вылез из коляски.

Направившись в рядом стоящий дом, жених отсутствовал там минут пятнадцать. Наконец господин Рубановский вышел в сопровождении подтянутого прапорщика, выглядевшего довольно усталым. Жених представил меня ему как врача из госпиталя.

– Мадмуазель, – прикоснулся он к головному убору, – я не имею распоряжения на лечение пленных, и тем более не могу доставить их в госпиталь. Я пытаюсь уже который день сдать всех коменданту, но начальству видимо пока не до меня.

– Но уважаемый…

– Пётр Анатольевич. – представился он.

– Пётр Анатольевич… это же всё-таки люди. Они ранены и явно голодны. Мы же христианская держава…

– Я уже объяснял Павлу Матвеевичу, у меня нет возможности ни кормить их, ни лечить. Да у меня солдаты… – тут он махнул рукой и отвёл взгляд.

– Пётр Анатольевич… разрешите мне осмотреть их. А еда… думаю мы сможем немного поделиться, – при этом я посмотрела на Павла очень просительно.

Тот в ответ только тяжело вдохнул и покачал головой, явно про себя выговаривая что-то несогласное. Но вслух только подтвердил моё предложение.

Когда мы вернулись на наше подворье, призванные мною помощники совершенно не обрадовались моей идее, но послушно стали собирать всё необходимое.

Гаврила Федосеевич и ещё несколько человек из инвалидной команды решили нас сопровождать. У Степаниды, когда она узнала, для кого именно собирают еду, лишь с боем удалось её вырвать. Пришлось сообщить, что часть идёт нашим солдатам в охранении.

Обратно возвращались в сопровождении телеги, полной людей и собранного добра. Вышедший нам на встречу прапорщик дал разрешающий знак. Под удивлённым взглядом солдат, инвалиды помогли не прекращающей ворчать Степаниде соорудить костёр и подвесили над ним котёл, из которого сразу вкусно потянуло копчёностями.

Пока готовилась похлёбка, мы с девочками приступили к осмотру ран. Дарья помогала мне, а Ольга служила переводчицей Марфе и Екатерине. Некоторые раны показались мне очень странными.

– Comment as-tu eu cette blessure? (*Как вы получили это ранение?) – спросила, удивлённо осматривая пациента.

– Ох, мадмуазель, – отвечал он мне по-французски, – вы не поверите, но на нас напали крестьяне. Эти дикие люди стреляли в нас из самодельных луков! Вы бы видели их стрелы, мадмуазель. Они совсем обезумели…

Вступать в дискуссию о степени безумств разных народов не стала, да и говорить о том, как выглядят их поступки в глазах местного населения. Просто занялась привычным делом.

Когда мы закончили, всем раздали еду. Конечно, первыми были накормлены солдаты, охранявшие пленных. Без знака своего начальства они так и не приблизились к Степаниде. Прапорщик первым с удовольствием принял миску с похлёбкой и не чинясь быстро поглощал содержимое.

Двоих из французов, пришлось предварительно лечить от поноса. Они боялись что-либо есть и сильно ослабли. Тут и понадобились наши новые закупки.

– Пётр Анатольевич, мы оставим вам припасов, и немного для пленных… но…

– Не беспокойтесь, я запрещу отнимать у них еду.

– А как они вообще у вас оказались, так далеко от своих? – вступил в беседу «провидец».

– О-о-о, это довольно смешная история.

Как мы и подозревали, французы оказалась фуражной командой. Закупившись в Польше большим количеством продуктов для своего отряда, бравые солдаты бросились нагонять ушедшую далеко вперед армию. Но сильно гружёные, просто не поспевали.

Не видя никаких сражений и находя жителей, мирно занимающихся своими делами, они решили продать товар, нагнать своих и уже там, в округе, закупиться опять. В ближайшем городе они быстро смогли реализовать почти всё, сразу же подсуетившимся евреям. Почему почти? Те на отрез отказались брать мясо. Пришлось сбывать его очень дёшево и быстро, товар на такой жаре портился просто стремительно.

Налегке, оставив только коней, группа скоро догнала французские войска и приступила к выполнению своих обязанностей. Естественно, не найдя ничего ни в городе, ни в округе, они попросили ещё денег из полковой казны и выдвинулись на розыски.

С большим трудом им всё-таки удалось купить немного зерна и овощей, отвратительного качества. Посему, бравые молодцы собрались проехать чуть дальше, где, по их мнению, мирный житель ещё не пуган, и благодаря тому более щедр и спокоен. Но им не повезло, сначала их встретили стрелами селяне, а затем они наткнулись на небольшой русский отряд, следующий с поручением в Смоленск.

И вот сейчас обе группы находились здесь. Наши, обременённые пленными, не имели возможности вернуться. Что было можно, из еды, давно съедено, но… захваченную продовольственную казну прапорщик потратить не решился.

– Не смею вам советовать, – выслушав историю начал разговор Павел, – но ведь возможно оставить пленных только с парочкой караульных. А вы, Пётр Анатольевич, сможете вернуться.

– Я думал об этом, но…

– Не хотите оставлять их без «пригляду»?

Прапорщик только как-то устало кивнул.

– Наш госпитальный обоз остановился в небольшом подворье, рядом есть место, где можно разместить пленных, правда на улице. Там ваши люди смогут дождаться решения коменданта. Да и голод им не грозит.

Пётр Анатольевич даже не пытался скрыть свою радость от такого предложения. В течении получаса всё было готово и отобранные им солдаты повели французов в нашу сторону.

Заводить их в подворье я боялась из-за возможного наличия вшей. Поэтому баня также была отвергнута для помывки. Конвоиры, усиленные инвалидами и парочкой татар из осторожности, погнали французов к ближайшей реке. Там, опытные госпитальные помощники быстро помогли им помыться специальным средством и постирать с ним же всю одежду. Только после этого им разрешили расположиться рядом.

Степанида, у которой часто находилось «на добавку», вдруг разучилась готовить побольше. Еды почему-то стало хватать впритык, только для присоединившемся к нам конвоирам. На французов, благодаря её «усилиям» горячего не оставалось.

Решив с ней не ругаться, просто распорядилась выдать пленным маленький котелок, а также крупы и овощей. Чуть позже, один из них окликнул меня и спросил, могу ли поделиться хоть немного мукой. Оказывается, они наловчились печь тонкие лепешки прямо на углях, замесив пресное тесто из муки и воды.

Стояла невероятная жара. Вынужденное безделье превращало дни в тягучую патоку. Радовали только мои пациенты. Их выздоровление шло просто отлично. Некоторые из вылечившихся, так и не дождавшись прихода обещанной Павлом армии, всё-таки решились небольшой группой отправиться к ней навстречу. Удерживать не стала.

Странным развлечением оказалось прибытие местных дам. Не знаю откуда они о нас узнали, но назвавшись местным «благотворительным обществом», начали совершенно беспардонно всё осматривать. И если к раненым они потеряли интерес довольно быстро, то свободно перемещающиеся по подворью татары оказалась для них весьма «привлекательны». Подобное вызвало у Ольги глухое раздражение и повинуясь моему знаку, «охрана» вдруг незаметно исчезла, при чём вся. Вскоре «общество» наконец нас покинуло, оставив приглашение на приём к губернатору.

Павел подобным не впечатлялся, а потому планов не поменял и уехал по делам, заверив, что вернётся к началу августа.

Идти в местный «серпентарий» желания не было, но всё-таки следовало. Даже отговориться отсутствием надлежащего туалета не получилось, запасливая Степанида, наверняка наученная Ольгой, захватила наши последние наряды.

Приём, устроенный губернатором – бароном Ашем[27]27
  Аш Казимир Иванович (1766–1820), барон, действительный статский советник. С 1807 назначен смоленским гражданским губернатором.


[Закрыть] в дворянском собрании разительно отличался от того, каким был последний у графа Толстого.

Казимир Иванович кажется собрал здесь какую-то «административную» ставку, разбавленную женским обществом. Танцы не устраивались, гости просто переходили от одной группы к другой, переговаривались и продолжали движение.

Ольга обратила моё внимание на какое-то странное переглядывание среди женщин, но мне было не до этого. Я искала представителей местного духовенства, наверняка присутствующих на таком событии, и не ошиблась.

Подойдя к довольно высокому, но уже немного полному мужчине в чёрной рясе с окладистой, местами седой бородой, я узнала, что тот является настоятелем Спасо-Преображенского[28]28
  Спасо-Преображенский Авраамиев монастырь – один из древнейших в Смоленске. Почти все постройки относятся к XVIII веку. Первоначально назывался Богородицким, поскольку первая церковь в нём была освящена в честь Положения ризы Пресвятой Богородицы, а после постройки в нём в 1755 году Преображенского собора – Спасо-Преображенским Авраамиевым. Во время Отечественной войны 1812 года обитель была превращена французами в военный лазарет.


[Закрыть] монастыря. Меня удивил его возраст – на вид, отцу Макарию было не более пятидесяти.

– Забота о христианских душах, привела меня к вам, отец, – такое начало нашей беседы того крайне удивило.

– Это весьма похвально, дочь моя, – пробасил он одобряюще.

– Рядом с нашим госпитальным подворьем мы приютили группу пленных французов. По какой-то причине их до сих пор не забирают. Скорее всего просто не знают куда разместить, а потому о несчастных не позаботились лекари, там имелись раненые. Да и были весьма голодны. Охранявшим им солдатам самим нечего было есть.

– Сие есть изрядно печально.

– Мы как могли помогли им. Обиходили раненых, накормили. Но кров предоставить не можем. В нашем перевозном госпитале раненые… да и лекарский состав полностью женский.

Тут отец Макарий посмотрел на меня очень внимательно.

– Это не о вас тут слухи разносят, что пятеро барышень в окружении одних служивых обитают?

Увидев возмущение на моём лице, настоятель довольно благоприятственно выслушал откорректированную Павлом историю по «спасению» раненых из Могилёва. Новую версию предложил составить сам граф Толстой. Заявление о том, что кроме женского контингента в госпитале никого не осталось, настоятеля нисколько не удивило. Но смотрел он на меня всё равно прищурившись.

– Что же вы хотите от духовных служителей, баронесса?

– Полагаю, монастыри смогут взять на себя заботу о пленных, раз сейчас городу не до этого. Те могут «отрабатывать» своё содержание посильной помощью. Думаю, на вашем подворье достаточно дел и свободных рук всегда не хватает. Особенно летом, да и с войной, наверняка, хлопот прибавилось. А высокие стены и пара солдат в поддержку братии вполне удержат их внутри. Да, и куда им идти? Боюсь простой люд на улице встретит тех вилами, или дрекольем.

Отец Макарий долго размышлял, поглаживая бороду. Наконец направился в противоположный конец зала, попросив следовать за ним.

Меня представили барону Ашу, а также находящимся рядом с ним мужчинам, оказавшимися военным губернатором Смоленска, генерал-майором Николай Николаевичем Бахметевым[29]29
  Николай Николаевич Бахметев (1772–1831) – генерал-лейтенант русской императорской армии, военный губернатор Смоленской и губернии. Во время Отечественной войны 1812 года назначен командиром сводной гренадерской дивизии 1-й Западной армии, затем 22 апреля 1812 года назначен командиром 11-й пехотной дивизии 4-го пехотного корпуса Западной армии. Сражался при Островне, Смоленске и под Бородино. В бою был тяжело ранен в ногу и оставил сражение.


[Закрыть] и губернским предводителем дворянства, коллежским советником Сергеем Ивановичем Лесли.

Последний являлся потомком старинного шотландского рода, обосновавшегося в России с середины 17 века. Вместе со своей разросшейся фамилией, он сформировал за свой счёт первый в этой губернии отряд народного ополчения. Если не считать отрядов, собранных Павлом, можно было бы их считать первыми в этой войне. Семья Лесли выставляла около ста конных охотников, что весьма впечатляло. Казимир Иванович поддержал эту инициативу и пригласил всех бывших в то время в городе дворян, предложив им создать общее в Смоленской губернии ополчение[30]30
  На заседании дворянского собрания первым начальником Смоленского ополчения был избран генерал-лейтенант Н.П. Лебедев. Он привлек в свою дружину проживающих в Смоленске отставных солдат и унтер-офицеров, лесников, объездчиков близлежащих лесов, своих дворовых слуг и крестьян (200 человек), вооружил за свой счет созданную егерскую роту (купцов, ремесленников и крестьян) – пеший отряд в 500 человек. За неполные две недели численность общего смоленского ополчения составила более 11000 человек. К концу июля 1812 г. удалось вооружить около 5000 бойцов. В состав ополчения вошло 6 генералов и около 300 штаб– и обер-офицеров. Была организована работа по ремонту оружия силами отставных солдат и городских ремесленников.


[Закрыть]. Что сейчас и обсуждалось по всему залу, внося сумятицу и шум.

Отец Макарий повторил «высокой троице» мой план по пленным, рассказав и о той помощи, что уже оказывалась с моей стороны. Как я поняла по его тону, предложение самому настоятелю понравилось, и он был вполне не против получить бесплатную рабочую силу.

– Я слышал о вас много лестного, баронесса, от Варвары Сергеевны, когда та возвращалась в столицу по весне. – обратился ко мне барон.

– Да, я имела честь лечить княгиню Долгорукову, когда она была проездом в Могилёве. Рада, что у неё осталось обо мне столь лестное впечатление.

– Некоторые наши дамы даже планировали ехать к вам тогда…

– Ну, я уже здесь, а меня посетило лишь «благотворительное общество». Правда никакой помощи при этом не предложило.

– Ах, да, – тут Казимир Иванович как-то резко сменил тему, – почему же мы не видим вашего жениха?

– Увы, он отбыл по неотложным делам. Вы же понимаете, в такое неспокойное время довольно сложно оставаться на одном месте, особенно если дела требуют твоего присутствия сразу во множестве.

Меня подробно расспросили о том, что мне известно о падении Могилёва. Расписав им всё обстоятельно, попыталась также внести мысль об отправке имеющихся сейчас раненых в глубь империи. Но, как и тогда, услышана не была. Мужчины уверяли меня, что армии Михаила Богдановича[31]31
  Михаил Богданович Барклай-де-Толли (при рождении Михаэль Андреас Барклай де Толли 1761–1818) – русский полководец шотландско-немецкого происхождения. Командующий 1-й Западной армией. Фактически исполнял обязанности Главнокомандующего Русской армией в начале Отечественной войны 1812 года, от отъезда из армии Александра I до назначения М. И. Кутузова.


[Закрыть] и Петра Ивановича[32]32
  Князь Пётр Иванович Багратион (1765–1812) – русский генерал от инфантерии, главнокомандующий 2-й Западной армией в начале Отечественной войны 1812 года. Являлся учеником А. В. Суворова.


[Закрыть] на подходе. А сам город собирает ополчение и мне совершенно нечего опасаться.

Как я поняла и тут никакой эвакуации не предвидится. Пример Могилёва не стал наукой. Но с другой стороны такой открытый патриотизм и вера в силу русского воинства располагал к себе.