Текст книги "Чужеземец. Запах серы"

Автор книги: Диана Гэблдон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 26 страниц)

Тут Дженни совсем низко наклонила голову, и темные кудри упали на пылающие щеки. Теперь она говорила очень тихо, почти шептала.

– Я… я распахнула разорванное платье и начала… дразнить его грудями. Я ему говорила, что он меня боится, потому что не может прикоснуться к женщине, и что он может только забавляться с животными и с мальчишками…

– Дженни… – произнес Джейми, беспомощно качая головой.

Она вскинула голову и посмотрела брату в лицо.

– Да, так я и сделала. Я больше ничего не смогла придумать, зато видела, что он от этого просто бесится и что он… ну, ничего не может. И я уставилась на его бриджи и опять стала смеяться. И тогда он схватил меня за горло и начал душить, а я дернулась и ударилась головой о спинку кровати, и… в общем, когда я очнулась, его уже не было, и тебя тоже.

В дивных синих глазах стояли слезы, когда Дженни схватила Джейми за руки.

– Джейми, ты простишь меня? Я знаю, если б я его не разозлила, он бы не поступил с тобой так, и отец.

– О, Дженни, любимая моя, то cridh, не надо. – Джейми упал перед ней на колени, прижав ее лицо к своему плечу. Иэн выглядел так, словно обратился в камень.

Джейми нежно покачивал всхлипывающую сестру.

– Ш-ш-ш, голубка моя. Ты все сделала правильно, Дженни. Это не твоя вина, а может, и не моя. – Он поглаживал ее по спине. – Послушай, то cridh. Он явился сюда по приказу, чтобы причинить нам вред. И неважно, кого он мог здесь застать, или что мы с тобой сделали. Он собирался устроить неприятности, чтобы поднять округу против англичан в своих собственных целях – и тех людей, кто его нанял.

Дженни перестала плакать и с изумлением уставилась на него.

– Поднять народ против англичан? Но зачем?

Джейми нетерпеливо взмахнул рукой.

– Чтобы выяснить, кто будет поддерживать принца Чарльза, если дело дойдет до Мятежа. Только я тогда не знал, на чьей стороне хозяин Рэндалла. То ли он хочет знать тех, кто пойдет за принцем, чтобы присматривать за ними и, может, забрать себе их собственность, то ли он – ну, наниматель Рэндалла – сам собирается уйти к принцу и хочет, чтобы горцы восстали и были готовы к войне, когда наступит время. Тогда я не знал – а теперь это неважно. – Он погладил сестру по голове.

– Важно только то, что тебе не причинили вреда, а я дома. Скоро я вернусь навсегда, то cridh. Обещаю.

Она поднесла его руку к губам и поцеловала ее с сияющим лицом Потом порылась в кармане, вытащила платок и высморкалась. И только потом посмотрела на Иэна, застывшего рядом. В его глазах были боль и гнев.

Она нежно прикоснулась к его плечу.

– Ты считаешь, что я должна была все тебе рассказать.

Иэн не шевельнулся и не отвел от нее глаз.

– Ага, – спокойно согласился он. – Так я и считаю.

Дженни бросила платок на колени и обняла его обеими руками.

– Иэн, муж мой, я не рассказывала тебе, потому что не хотела потерять еще и тебя. Брат покинул меня, и отец тоже. И я не хотела потерять свое сердце. Потому что ты мне дороже, чем даже дом и семья, любовь моя. – Она криво улыбнулась Джейми. – А это кое о чем говорит.

Дженни умоляюще заглянула в глаза Иэну, и я увидела, как на его лице борются любовь и уязвленная гордость.

Джейми встал и тронул меня за плечо. Мы тихо вышли из комнаты, оставив их вдвоем около умирающего огня.

Ночь стояла ясная, и лунный свет потоками вливался в высокое окно. Я не могла уснуть и думала, что и Джейми не спит из-за луны. Он лежал очень тихо, но по его дыханию я понимала, что он не спит. Джейми повернулся на бок, и я услышала его сдавленное хихиканье.

– Что смешного? – поинтересовалась я. Он повернул ко мне голову.

– О, я разбудил тебя, Сасснек? Прости. Я тут кое-что вспоминал.

– Я не спала. – Я придвинулась ближе. Кровать наверняка делали в те времена, когда вся семья спала на одном матрасе: на громадную перину пошел пух с сотен уток, а передвижение по ней походило на переход через Альпы без компаса. – Так что ты вспоминал? – спросила я, добравшись, наконец, до него.

– А, в основном отца. То, что он говорил мне.

Джейми закинул руки за голову, рассеянно глядя на толстые балки потолка.

– Странно, – произнес он. – Когда отец был жив, я почти не обращал на него внимания. А вот после его смерти то, что он мне говорил, стало сильно на меня действовать. – Он снова хихикнул. – Сейчас я думал о том, как он в последний раз выпорол меня.

– Это было забавно? Тебе когда-нибудь говорили, что у тебя весьма своеобразное чувство юмора, Джейми? – Я пыталась добраться сквозь одеяла до его руки, но вскоре сдалась. Джейми начал поглаживать меня по спине, я свернулась калачиком и тихонько замурлыкала от удовольствия.

– А твой дядюшка тебя не бил, что ли? – с любопытством спросил Джейми. Я с трудом подавила смех.

– Господи, нет! Он бы от одной мысли пришел в ужас! Дядя Лэмб не верил в порку – он считал, что детей надо убеждать, как взрослых. – Джейми издал горловой шотландский звук, означающий насмешку над такой смехотворной идеей.

– Теперь понятно, откуда столько недостатков в твоем характере, – сказал он, поглаживая мои ягодицы. – Недостаток дисциплины в детстве.

– Это что еще за недостатки в моем характере? – возмутилась я. Лунного света хватало, чтобы разглядеть его ухмылку.

– Хочешь, чтобы я все назвал?

– Нет. – Я ткнула его локтем под ребра. – Расскажи мне лучше про своего отца. Сколько тебе тогда было лет?

– О, тринадцать, может, четырнадцать. Высокий, костлявый, с веснушками. Я уж и не помню, за что он меня тогда выпорол – в то время это чаще случалось из-за того, что я сказал, а не сделал. Все, что я помню – это что мы оба кипели от ярости. Это как раз был один из тех случаев, когда он порол меня с удовольствием. – Джейми притянул меня поближе и обнял. Я гладила его плоский живот и играла с пупком.

– Эй, прекрати, щекотно. Ты хочешь слушать или нет?

– Конечно, хочу. А что мы будем делать, если у нас появятся дети – убеждать их или бить? – При этой мысли сердце у меня заколотилось, хотя не было никаких признаков того, что этот вопрос когда-нибудь перестанет быть чисто теоретическим. Его рука поймала мою, но не убирала от живота.

– Это просто. Ты их будешь убеждать, а когда закончишь, я выведу их на улицу и выпорю.

– А я думала, ты любишь детей.

– Люблю. Отец любил меня, когда я не вел себя, как идиот. И любил меня достаточно, чтобы задавать мне хорошую трепку, когда я был идиотом.

Я перевернулась на живот.

– Ну ладно. Расскажи мне об этом.

Джейми сел и взбил подушки, а потом снова лег и заложил руки за голову.

– Ну, он, как обычно, отправил меня к калитке – он всегда заставлял меня идти первым, чтобы я хорошенько помучился от страха и угрызений совести, пока дожидаюсь его, но в тот раз так разозлился, что пошел сразу же следом за мной. Он перекинул меня через калитку и начал пороть, а я стиснул зубы и поклялся себе, что не издам ни звука – да будь я проклят, если покажу ему, как мне больно! И вот я впивался пальцами в дерево калитки изо всей силы – думаю, даже щепки отлетали – и чувствовал, что лицо у меня побагровело, потому что я удерживал дыхание.

Он втянул в себя воздух, словно в возмещение того дня, и медленно выдохнул.

– Обычно я чувствовал, когда это закончится, но в тот раз он не останавливался. И все, что я мог делать – это держать рот закрытым. Я рычал с каждым ударом и чувствовал, что на глаза наворачиваются слезы, сколько бы я ни моргал, но все равно держался до последнего. – Он лежал открытым до пояса и словно сиял в лунном свете, покрытый множеством серебристых волосков. Я видела, как под грудиной бьется сердце, прямо у меня под рукой.

– Не знаю, как долго это тянулось, – продолжал Джейми. – Скорее всего не особенно, но мне показалось вечностью. Наконец отец остановился и заорал на меня. Он был вне себя от бешенства, и я тоже, так что едва разобрал, что он говорит, но все-таки понял. Он ревел: «Черт тебя побери, Джейми! Ты что, не можешь заплакать? Ты уже вырос, и я не собирался больше тебя бить, но я хочу, чтобы ты как следует завопил прежде, чем я прекращу, просто чтобы я считал, что наконец-то произвел на тебя впечатление!» – Джейми захохотал, и ровное биение сердца нарушилось.

– Я так психанул, что выпрямился, повернулся к нему и заорал: «Ну, так почему же ты сразу об этом не сказал, ты, старый дурак! Ай!» Следующее, что я помню – лежу на земле, уши горят, а челюсть в том месте, где он меня ударил, болит. Отец, задыхаясь, стоял надо мной, волосы и борода дыбом… Он протянул мне руку и помог подняться. Потом потрепал меня по челюсти и сказал, все еще тяжело дыша: «Это за то, что назвал отца дураком Может, это и правда, но очень неуважительно. Пошли, умоемся перед ужином». И больше он меня ни разу не ударил. Кричал на меня – это да, но и я кричал в ответ, и это было по-мужски.

Джейми довольно рассмеялся, и я улыбнулась в тепло его плеча.

– Жаль, что я не знала твоего отца, – произнесла я. – А может, так лучше, – осенило вдруг меня. – Вряд ли ему бы понравилось, что ты женился на англичанке.

Джейми обнял меня еще крепче и натянул одеяло на мои голые плечи.

– Он бы решил, что я, наконец, проявил здравый смысл. – Он погладил меня по голове. – Он бы уважал мой выбор, кто бы это ни был, но ты… – он повернул голову и нежно поцеловал меня в лоб. – Ты бы ему очень понравилась, Сасснек.

И я поняла, что это наивысшая похвала.

Глава 30
Беседы у камина

Если откровения Дженни и вызвали разлад в ее отношениях с Иэном, все, похоже, наладилось. На следующий вечер вскоре после ужина мы сидели в гостиной. Иэн и Джейми в компании графинчика бузинного вина разговаривали в углу о делах фермы, а Дженни, наконец, села и расслабилась, положив отекшие ноги на пуфик. Я пыталась записать некоторые из ее советов, которые она бросала мне через плечо в водовороте домашних дел, и переспрашивала ее о подробностях. Один лист я озаглавила – «Как вывести бородавки». Три железных иголки вымачивайте неделю в кислом эле. убавьте пригоршню кедровой стружки, дайте размокнуть. Когда стружка осядет на дно, смесь готова. Прикладывайте трижды в день, начиная с первого дня первой четверти луны.

«Свечи из пчелиного воска» – назывался следующий. Откачайте мед из пчелиных сот. Уберите мертвых пчел, сколько возможно. Растопите соты с небольшим количеством воды в большом котле. Снимите с поверхности воды пчел, крылья и прочую грязь. Слейте воду, налейте чистую. Помешивайте полчаса, потом дайте устояться. Слейте воду, используйте ее для смазывания. Очищайте водой еще дважды.

Рука начала уставать, а я еще даже не дошла до скручивания фитилей и подвешивания свечей на просушку.

– Дженни, – позвала я, – сколько времени уходит на изготовление свечей, если считать все?

Она положила шитье на колени и задумалась.

– Полдня, чтобы собрать соты; два, чтобы выкачать мед – один, если погода жаркая; день, чтобы очистить воск, если, конечно, он не очень грязный – тогда уходит два дня. Полдня, чтобы накрутить фитилей, полдня, чтобы растопить воск, залить в формы и подвесить сушиться. Считай, на все про все – неделя.

Свет был тусклый, перо брызгало – слишком много для меня после трудного дня. Я подсела к Дженни, восхищаясь крохотной одежкой, которую она вышивала почти невидимыми стежками.

Ее округлившийся живот неожиданно зашевелился – его маленький обитатель переменил положение. Я зачарованно смотрела на это. Мне еще никогда не доводилось находиться так близко к женщине с большим сроком беременности, и я даже не представляла себе, какая бурная деятельность происходит внутри.

– Хочешь потрогать? – предложила Дженни, увидев, как я уставилась на живот.

– Ну…

Она взяла мою руку и решительно положила себе на живот.

– Вот здесь. Подожди немного, он скоро снова будет пинаться. Они не любят, когда лежишь на спине. Начинают беспокоиться и крутиться.

И в самом деле – на удивление сильный толчок подкинул мою руку на несколько дюймов.

– Боже, какой он сильный! – воскликнула я.

– Ага. – Дженни горделиво погладила живот. – Он будет красавчиком, как его братец и папа. – Она улыбнулась Иэну, чье внимание моментально переключилось с достижений у пони на жену и будущего младенца.

– Или даже, как его никчемушный рыжеволосый дядя, – добавила Дженни, повысив голос и слегка подтолкнув меня локтем.

– Эй! – Джейми оторвался от подсчетов и посмотрел вверх. – Вы говорите обо мне?

– Интересно, что его привлекло – «рыжеволосый» или «никчемушный»? – шепнула мне Дженни, еще раз подтолкнув меня локтем. А для Джейми добавила сладким голоском: – Ничего особенного, то cridh. Мы просто размышляли – вдруг новорожденному не повезет, и он будет похож на дядюшку.

Дядюшка ухмыльнулся, пересек комнату и сел на пуфик. Дженни любезно сдвинула ноги в сторону, а потом положила их ему на колени.

– Разотри, пожалуйста, Джейми, – попросила она. – Ты делаешь это лучше, чем Иэн.

Он повиновался, и Дженни откинулась назад, блаженно прикрыв глаза. Крохотная рубашонка упала на живот, который по-прежнему шевелился, словно протестуя. Джейми зачарованно уставился на это, в точности, как я.

– Неприятно, наверное? – спросил он. – Когда кто-то кувыркается у тебя в животе?

Дженни открыла глаза и поморщилась – поперек живота вздулась дуга.

– М-м-м. Иногда мне кажется, что печенка вся сине-черная от ударов. Но в основном это приятное ощущение. Это похоже на… – Она задумалась, потом ухмыльнулась брату. – Трудно описать это мужчине, у тебя нет подходящих частей тела. Не думаю, что могу объяснить тебе, что это такое – вынашивать ребенка. Ты же тоже не сможешь мне объяснить, каково это – когда тебя бьют по яйцам.

– О, это я тебе объясню! – Он быстро сложился пополам, схватился за низ живота, закатил глаза и ужасно, с каким-то бульканьем, застонал.

– Вот так, Иэн? – повернул он голову к табуретке, где хохотал Иэн, прислонивший деревянную ногу к камину.

Дженни поставила изящную ножку брату на грудь и сильно толкнула его.

– Отлично, клоун. Тогда я рада, что у меня их нет.

Джейми выпрямился и откинул волосы с глаз.

– Нет, правда, – с интересом спросил он, – только потому, что у меня нет подходящих частей тела? А Клэр сможешь объяснить? В конце концов, она женщина, хотя еще и не рожала.

Дженни оценивающе посмотрела на мой живот, и я опять ощутила острый укол боли.

– М-м-м, возможно. – Она говорила медленно, обдумывая слова. – Тебе кажется, что кожа на всем теле стала тонкая-претонкая. Ты чувствуешь любое прикосновение, даже одежда трет, и не только живот, но и ноги, и бока, и груди. – Ее руки машинально метнулись к груди и обвели отяжелевшие округлости. – Они становятся тяжелыми и полными… и очень чувствительными, особенно соски. – Маленькие огрубевшие пальцы медленно очертили круг, и я увидела, как соски натянули ткань платья. – И, конечно, ты чувствуешь себя большой и неуклюжей. – Дженни уныло улыбнулась и потерла бедро, которым недавно ударилась об стол. – Занимаешь больше места, чем раньше.

– Но, конечно, – и ее руки легли на живот, словно оберегая его, – здесь ты все чувствуешь особенно сильно. – Она погладила живот так нежно, словно ласкала кожу младенца. Взгляд Иэна следил за тем, как ее руки двигались сверху вниз, снова и снова, разглаживая и разглаживая ткань.

– На раннем сроке это похоже на газы в животе, – засмеялась она и ткнула пальцем ноги в живот брату. – Вот здесь – как маленькие пузырьки внутри живота. Но позже ты начинаешь чувствовать, как ребенок шевелится, и это похоже на рыбку на крючке, когда она дернула – и сорвалась. Ощущаешь быстрый рывок, но это сразу проходит, и ты не уверена, чувствовала что-нибудь или нет. – Словно не соглашаясь с этим описанием, ее невидимый спутник дергался то в одну, то в другую сторону, и живот Дженни колыхался, оттопыриваясь то с одной, то с другой стороны.

– Смотрю, теперь ты уверена, – заметил Джейми, зачарованно следя за этими движениями.

– О да. – Она положила руку на выпуклость, словно пытаясь успокоить малыша. – Понимаешь, они ведь подолгу спят. Иногда даже пугаешься, что они умерли, когда долго не двигаются. Тогда пытаешься их разбудить… – ее рука дернулась от резкого толчка, а потом живот толкнули изнутри и с другой стороны, – и ты счастлива, что он снова пинается. Но дело не только в ребенке. Ты чувствуешь, что вся раздулась, до самого низа. Это не больно-просто ощущаешь себя такой спелой, что можешь лопнуть. Такое чувство, будто к тебе должны прикоснуться, очень легко, везде. – Дженни больше не смотрела на меня. Ее глаза смотрели в глаза мужа, и я поняла, что она больше не помнит ни обо мне, ни о брате. Между ними установилась атмосфера такой тесной близости, словно эта история рассказывается часто-часто, но они никогда от нее не устают.

Голос Дженни стал совсем тихим, а руки снова поднялись к грудям, тяжелым и непокорным под легкой тканью лифа.

– А в последний месяц появляется молоко. Ты чувствуешь, как наполняешься, совсем по чуть-чуть, совсем понемножку каждый раз, как шевелится ребенок. А потом вдруг все становится твердым и круглым. – Она снова прикрыла руками живот. – Это не боль, нет, просто ощущение неподвижности, и твои груди покалывает, как будто они взорвутся, если их немедленно не пососут. – Она закрыла глаза и откинулась назад, поглаживая свой большой живот снова и снова, так ритмично, словно творила какое-то заклинание. Я наблюдала за ней, и мне пришло в голову, что если и существуют на свете ведьмы, так одна из них – точно Дженет Фрэзер.

Дымный воздух комнаты наполнился томлением – чувством, лежащим в основе вожделения, невыносимым стремлением соединяться и созидать. Я могла сосчитать каждый волосок на теле Джейми, даже не глядя на него, и знала, что все они стояли дыбом

Дженни открыла глаза, темные в тени комнаты, и улыбнулась мужу медленной, сочной улыбкой бесконечного обещания.

– А ближе к концу, когда ребенок много шевелится, иногда возникает чувство, словно твой мужчина – в тебе, когда он проникает далеко вглубь тебя и изливает в тебя свое семя. И это походит на то, как глубоко внутри тебя начинаются его толчки, сливающиеся с твоими, только гораздо мощнее. Это прокатывается по всей твоей утробе и заполняет тебя целиком. И тогда дитя успокаивается, и кажется, что ты вобрала внутрь его вместо своего мужчины.

Внезапно она повернулась ко мне, и чары разрушились.

– Понимаешь, именно этого они иногда и хотят, – тихо произнесла она, улыбаясь и глядя мне в глаза. – Они хотят вернуться.

Чуть позже Дженни встала и проплыла к двери, кинув назад взгляд, который потянул за ней Иэна, как магнит к северу. Она задержалась на пороге, оглянувшись на брата, который все еще сидел у камина.

– Присмотришь за огнем, Джейми? – Дженни потянулась, выгнув спину, и изгиб позвоночника вторил странному изгибу ее живота. Иэн, сильно надавливая, провел костяшками пальцев по всей ее спине, заставив ее застонать. И они ушли.

Я тоже потянулась, вскинув вверх руки, и ощутила, как приятно натянулись уставшие мышцы. Руки Джейми пробежались по моим бокам и остановились на бедрах. Я прислонилась к нему и потянула его руки вперед, представив себе, что они охватывают нежный изгиб нерожденного еще ребенка.

Потом повернула голову, чтобы поцеловать его, и заметила в углу кушетки свернувшийся клубочек.

– Посмотри! Они забыли малыша Джейми. – Мальчик обычно спал в кроватке в спальне у родителей. Сегодня он уснул у огня, пока мы разговаривали за бокалом вина, и никто не вспомнил, что его нужно отнести в постель. Мой Джейми повернулся, чтобы посмотреть на него, убирая мои волосы от своего носа.

– Дженни никогда ничего не забывает, – заметил он. – Сдается мне, что они с Иэном сегодня не нуждаются в его обществе. – Его руки протянулись к застежкам на моей юбке. – Пусть остается на месте.

– А если он проснется?

Блуждающие руки добрались уже до расстегнутого края лифа. Джейми вскинул бровь, разглядывая маленького племянника.

– Ну что ж. Когда-то ему все равно нужно учиться, верно? Ты же не хочешь, чтобы он оставался таким же невежественным, каким был его дядюшка. – Он скинул на пол перед камином несколько подушек и опустился на них, потянув меня за собой.

Отблески огня играли на серебристых шрамах его спины, словно он и вправду был железным человеком, в чем я его однажды обвинила – металлический стержень, который проглядывает сквозь прорехи в хрупкой коже. Я провела пальцем по следам, оставленным плетью, и он вздрогнул от этого прикосновения.

– Как по-твоему, Дженни права? – спросила я позже. – Мужчины действительно хотят вернуться? Поэтому вы и занимаетесь с нами любовью?

От его легкого смешка волосы у меня над ухом разлетелись.

– Ну… обычно я в первую очередь думаю не об этом, когда зову тебя в постель, Сасснек. Совсем не об этом. Но все же… – Его руки ласково обхватили мои груди, а губы сомкнулись на соске. – Не могу сказать, что она полностью неправа. Иногда… угу, иногда было бы неплохо снова оказаться внутри, в безопасности и… одному. Полагаю, что мы и сами не знаем, что заставляет нас становиться отцами. Если невозможно вернуться самому, лучшее, что мы можем сделать – вручить этот бесценный дар нашим сыновьям, хотя бы ненадолго…

Вдруг он встряхнулся, как пес, вышедший из воды.

– Не обращай на меня внимания, Сасснек, – пробормотал он. – После бузинного вина я становлюсь сентиментальным.