Текст книги "Ночное небо"

Автор книги: Диана Гамова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 19 страниц)

– Язык-то подревнее вашей отаньи будет, – сообщила я Лледосу.

– Исключено, – категорически не согласился эльф. – Первая письменность в Мивале – отанья.

– Первая эльфийская письменность, – поправила я, не подумав, что задеваю гордость северянина. – Это людские письмена. Символы той цивилизации, что ушла в небытие многие тысячи лет назад. Но, думаю, твои сородичи когда-то пересекались с ней.

Верно, люди всегла были слишком любопытны и жадны до новых земель. Запросто могли прийти к эльфам. Может, поэтому загнулась древняя цивилизация? Эльфы жадность не прощают.

– Понимаешь эту писанину? – Лледос явно огорчился, что отанью по древности переплюнули какие-то людские закорючки.

– Вполне. Только тебе это не понравится.

Лледос насторожился, чуть ли не напрягся. Он привык от меня ожидать любого подвоха.

– Все равно, читай.

Я вздохнула, собираясь с мыслями. Зачитать весь текст я не могла – трудности перевода. Да и множество витиеватых описаний явно эльфу не по зубам. То есть ушам.

– Если кратко, то «преступника, жившего на Горе Слёз, Золотая Буря сослала на Восток, туда, где дикие люди только осваивают изумрудность полей»… Так-так, это все описание… не перебивай, – предупредила я эльфа, не отрываясь от текста. – «Там он не сможет посягнуть на нефритовый саркофаг души». Ля-ля-ля. Это неважно… Вот! – я зацепилась за довольно интересные иероглифы. – «Ночной ястреб его станет равным дневному орлу, но алый конь истратит свои силы. Червем обратится дракон». И еще. «Племена ясноглазых…» Как красиво. Это о вас, Лледос, об эльфах. «…Укротят медвежий голод. И отныне до конца времен, жить преступнику на Краю земли, там, где силы его истают. Там, где не сможет он быть Драконом.» Фух.

– Все? – уточнил эльф, потирая переносицу. – Что за бред такой? Это головоломка? Шифр?

– Сам ты шифр, – улыбнулась я. – Говорила ведь, тебе не понравится. Перевести на понятный язык?

– Уж будь добра.

Набрав в легкие воздуха, я заговорила:

– Речь идет о каком-то преступнике, но это ты сам понял. Жил он на территории вымершего народа. Я не в первый раз встречаю «Гору Слёз». Она где-то далеко на Западе. На островах. Золотая Буря – это закон. То есть, сослали преступника по закону туда, где он не сможет посягнуть на тело человека. Это и есть «нефритовый саркофаг души». «Ночными ястребами» называли нежить, или некромагию. Что такое «дневной орел», не знаю. «Алый конь» с ним все просто. Это кровь. Сравнение «червем обратится дракон» означает, что львиную часть своей силы этот самый преступник потеряет. «Край земли» – это наши земли: людские государства и территории эльфийских кланов. «Дракон» в последней фразе означает не что иное, как «божество».

Видя, что Лледос абсолютно не понял моих слов, я скорчила унылую гримасу:

– Ну же, пошевели мозгами. Ты ведь эльф из знатного рода и тебя явно учили думать!

– Отстань, вампирша! – отмахнулся Лледос, усилено пытаясь найти смысл во всем прочитанном.

Левая рука напомнила о себе раскаленными угольками. Я выдохнула боль сквозь стиснутые зубы:

– Тут говорится, ушастая твоя башка, что сильное существо, питавшееся людьми, отправили в наши земли. Усмирять свой зверский голод. Эльфы должны были свести мощь преступника на «нет». Его кровь потеряла бы свою силу. Если еще проще, то здесь пишут о вампире, силой равной самим богам. Теперь дошло до тебя о, «ясноглазый»!

И я, и Лледос долго переваривали информацию. Я после первого прочтения догадалась, что речь шла о вампире. Эльфу объяснила сейчас.

И вот мы сидим вдвоём под луной, понимая, что древние вампиры были. А может, есть и по сей день.

– Сказка! – слишком быстро проговорил эльф, будто пытаясь отгородится от услышанного.

– Увы, – качнула я головой. – Древние относились к письму со священным трепетом. Сказки они не записывали. Только факты. То, что происходило.

– Говоришь, по этим землям когда-то бродил вампир, равный по силе богам?! Хоть понимаешь, как это звучит?!

Разозлившийся северянин со всей силы ударил кулаком оземь. Одно дело, услышать байки о древних вампирах от какой-то злобной Веомаги, и совсем другое самому держать в руках древний пергамент.

– Ты меня разыгрываешь?

– Лледос! – не выдержала я. – Мы ходим кругами! Вспомни наш недавний разговор. Я уж думала, ты понял, что героями у вас называли вампиров…

– Погоди, – эльф взял другой тубус, раскрыл его. Там оказался такой же пергамент, перевязанный синей нитью. Лледос снял ее и вручил свиток мне. – Прочти этот.

– Ладно, – я взяла пергамент. И опять. «Преступник», «ночной ястреб», «дневной орел». Сюжет повторился. Конечно, были свои особенности. Но в целом история не менялась.

Тут уже азарт одолел и меня. Если эльфом двигала почти что паника, во мне поселился неудержимый интерес.

Через треть часа я перечитала все пергаменты и ошеломленно переводила взгляд с одного на другой. Лледос сидел рядом мрачнее безлунной ночи. Я-то думала, он смирился с тем, что некоторые эльфийские герои оказались совсем не эльфами. Но гордость за свой народ не давала Лледосу так легко принять страшный факт.

– Тут есть кое-что интересное, – я решила поделиться мыслями.

Когда эльф посмотрел на меня чуть мутными глазами, я указала на свитки:

– Написано, будто «преступники» теряли свою силу с годами. А знаешь, как мы ее восстанавливаем?

– Кровавой бойней, а затем кровавым пиром, – бесцветно ответил Лледос.

– Не всегда, – я улыбнулась. – Сон – панацея. Он исцеляет от всего, кроме жажды. Даже если вампир истратит все свои силы, его тело разрубят по частям, но сердце и позвоночник не тронут, сон в земле исцелит его.

– К чему ты клонишь? – Лледос нахмурился. Глаза его прояснились и посветлели.

– Мы с собратьями думали, что древние исчезли. Но это не так. Теперь я понимаю, они спят. Долго спят. Пытаются накопить истраченные силы.

– Что будет, когда они проснутся? – напряженно осведомился северянин, предчувствуя беду.

Я ответила с ухмылкой:

– А что бывает, когда ты просыпаешься после того, как продрыхнешь три дня? Ты жутко голоден. – Видя реакцию Лледоса, я поспешила его успокоить. – Но не думаю, что древние скоро проснутся. Да и судя по вашим, эльфийским, легендам, не такими уж плохими были эти ребята. Куда важнее то, что связывало это кольцо, – я коснулась перстня, висящего на шее, – моего создателя, и древних. И как мне это поможет против Консолии.

Оставшуюся ночь мы просидели в молчании. Каждый думал о своем. Не знаю, что творилось в голове у Лледоса, но выражение его лица менялось каждые несколько минут.

Меня тоже взбудоражили свитки. Я перевязала их синими нитями и уложила в футляры, как было. Но спокойствия мне это не принесло. А что, если древние не спят? Или спят, но не все. Можно ли выйти на такого вампира? Стоит ли? Чего больше во встречи с древним: опасности или выгоды? Мог ли золотой перстень с рубиновой веткой принадлежать какому-нибудь древнему? И как символ рябины связан с создателем, Консолией и все теми же древними вампирами?

Я шумно выдохнула сквозь клыки.

Из-за свитков свою самую главную проблему я так и не решила. Что делать с рукой? Меж тем край неба начинал светлеть. Стали гаснуть звезды.

– Лледос, – тихонько окликнула я эльфа. Он медленно повернулся ко мне. – Я усну тут. А ты отправляйся к ребятам и расскажи, о чем мы узнали.

Без пререканий северянин встал, отряхнул одежду, хоть та и не помялась вовсе. Кожа эльфа под предрассветным небом окрасилась сказочным серо-золотистым цветом.

– Хорошо, – бросил он, – вечером увидимся. Я придумаю, как переправить Яруна и Эгуна через реку.

– Чего тут думать, – раздраженно поморщилась я. – Берёшь за руку одного и другого и ведешь вброд. Сложностей-то?

– Так просто? – эльф не поверил, но перечить не стал. Надо почаще его огорошивать, как сегодняшней ночью. Сразу таким паинькой становится. – Тогда к полуночи встретимся здесь. И не делай глупостей, – он указал взглядом на мою руку. – Мы что-нибудь придумаем.

– Хорошего дня, – вымолвила я, давая понять, что разговор окончен. – Постарайся отдохнуть.

– Ты тоже, – Лледос бесшумно двинулся к реке. Я не уловила шороха его одежды. Степь прятала эльфа, как земля прячет вампиров.

Наступал рассвет. Природа оживала. Выпала первая роса. Предрассветный воздух иногда разрезали далекие крики просыпающихся птиц. Я посмотрела на лилово-оранжевое от поднимающегося светила небо. Сам «глаз богов» еще не выкатился из-за горизонта, но близость его смертельного огня уже опаляла… Огня…

В памяти возникла безумная идея Лледоса спалить меня на костре. Умник е-мое! А ведь доля истины тут была. Конечно, не та, о которой говорил эльф. Это древние могли днем гулять, не я. Но! Кампа – нежить. Ее сожгло солнце. Яд кампы, теоретически, должен сгореть под светилом. Проблема в том, что если я останусь на поверхности, оно сожжет с ядом и меня заодно.

Ашшшшшшш!!!

Новый внезапный приступ боли скрутил меня. Схватившись за больную руку, я каталась по земле, то шипя, то завывая. Трава подо мной хорошенько примялась и опутала мое тело. Мне было так больно, что я позабыла обо всем и о встающем солнце тоже. И зря. Потому что новая боль прожгла не только руку.

Солнце!

Раскаленный шар грозно выглянул из-за горизонта.

В панике, почти ничего не соображая, я постаралась зарыться в землю. Безумное мертвое естество взяло контроль над разумом. Спиной я чувствовала опаляющий жар, не знаю, как не загорелась! И тут я, наконец, провалилась в спасительную землю. Только рано расслабилась. Больная рука намертво запуталась в степной траве и осталась снаружи. Мне показалось, будто мозг сейчас взорвётся от обжигающей боли. Я буквально чувствовала, как мою руку облизало пламя раз, другой. И вот она вся объята алым огнем.

Неистово дернув рукой, я так и не смогла затащить ее под землю. А вставшее солнце нанесло последний удар. От нестерпимой боли сознание мое отключилось. Только где-то далеко-далеко жил страх, что пламя с руки перекинется на все тело, и я оставлю Яруна, своего единственного птенца, одного. Умру самой нелепой смертью.