Текст книги "История бастарда (СИ)"

Автор книги: Диана Удовиченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 29 страниц)

– И что дальше?

Девушка обладала прямо-таки ангельским терпением, она вновь проигнорировала мой хамский тон и произнесла:

– Ничего, просто Галианна.

– Кто вас послал?

Видимо, всякому терпению приходит конец. Зеленые глаза яростно сверкнули, губки сложились в презрительную усмешку:

– Никто не может распоряжаться Дикой кошкой. Я пришла сама.

Вот оно что! Действительно, правый рукав шелкового платья украшала вышивка – изящно выгнувшаяся кошка, знак гильдии дорогих, очень дорогих, ну, просто безумно дорогих блудниц. Эти женщины имеют право выбора, они не торгуют своим телом, как обычные девки с улицы Терпимости. Нет, Дикие кошки – настоящие жрицы Неи. Их внимания принято добиваться, даря драгоценности, роскошные выезды и дома, в их честь слагаются стихи и песни, они украшают своим присутствием столичный полусвет, а некоторые даже блистают на балах света высшего. Их благосклонностью не брезгуют даже монархи, и случается, что за троном какого-нибудь короля незримо стоит прекрасная дива, о могуществе которой ходят легенды. Увы, политика часто делается в постели. Дикие кошки умны, образованны, начитанны, они могут поддержать разговор на любую тему, обладают изысканными манерами, прекрасно танцуют. Многие из них могут похвалиться художественными, поэтическими, певческими талантами. В общем, это яркие звезды на небосклоне полусвета. Я только слышал о Диких кошках и читал в романах, но лично не видел ни одной, эта первая. Что же ее ко мне привело? Такая роскошь мне не по карману, обладать ею может лишь человек, годовой доход которого не меньше десяти тысяч паунсов. Между тем Галианна подошла совсем близко, и я ощутил легкий аромат ириса, исходящий от ее кожи.

– Я пришла сама, Рик Сайваар, – прошептала она. – Пришла, чтобы увидеть героя.

Прекрасная Нея, покровительница влюбленных, да что же творится сегодня? Я совсем потерял голову от ее близости, но нашел в себе силы, чтобы спросить:

– Сколько?

Прежде чем приникнуть к моим губам, она произнесла тихо, одним дыханием:

– Подарок победителю…

6

– Ничего не понимаю. Мальчишка ведет себя так, словно он абсолютно чист.

– Так может быть, он действительно оказался там случайно?

– Случайно? А то, что он нафарширован магическими способностями, как жареный поросенок – кашей, по-твоему, тоже случайно?!

– Прочтите его.

– Не могу. Говорю тебе: он не читаем!

– Но как такое возможно, мой господин?

– Не знаю.

– Ну тогда активируйте артефакт.

– Нет. Его смерть привлечет слишком много внимания. К тому же, император вдруг проникся к нему чуть ли не отцовской любовью.

– Что же делать, мой господин? Он опасен.

– У меня есть одна хорошая мысль…

* * *

Новая жизнь начинала мне нравиться. Утром я долго нежился в постели, любуясь спящей Галианной, затем наконец выбрался в столовую. Девушка даже не пошевелилась, похоже, она не торопилась покидать этот дом. Я так и не понял вечером, как она оказалась в моей спальне. Но спрашивать не стал. Да и кто бы на моем месте озаботился этим вопросом? Ароматическая ванна, клубника со сливками, легкое игристое вино, а потом… Это вам не дешевые девки с улицы Терпимости. Однако за завтраком я решил спросить Сэма, кто впустил Галианну в дом. Дворецкий заметно смутился:

– Леди сказала, что господин барон ждет ее. Как я мог не поверить?

М-да, похоже, особняк Рика Сайваара открыт всем ветрам. С охраной здесь не очень. С другой стороны, кому я нужен? Разве лучше было бы, если бы девушку не пустили ко мне? Возникло желание разбудить ее нежным поцелуем и, может быть… Я решил нарвать цветов прямо с клумбы и осыпать ими Галианну. Однако моим мечтам не суждено было сбыться, с улицы донесся стук молотка о ворота. Сэм поспешно покинул столовую, затем, вернувшись, доложил:

– Мастер Брохен из штаба Первого полка Имперских ястребов к господину барону.

В столовую, четко печатая шаг, вошел облаченный в черную форму гном. Суровое, изрезанное морщинами, словно вытесанное из камня его родных гор, лицо, из-под кустистых бровей настороженно поблескивают маленькие глазки, выкрашенная в красный цвет борода аккуратно разделена на две части и заплетена в косицы, которые спускаются на широкую грудь. Вот уж не знал, что они служат в Ястребах! Гномы все больше по торговой, ювелирной и оружейной части, в Восточном луче полно лавок, где они продают мечи, доспехи, и украшения собственной работы. Еще они мастера на всякие полезные в хозяйстве магические штуки, вроде вечных свечей, или самозатачивающихся ножей. Впрочем, этот тоже мастер… Гном поставил на стол небольшой кованый саквояж и спросил:

– Делать прямо здесь будем?

– Что делать? – растерялся я.

– Татуировку, конечно! – недовольно прохрипел мастер Брохен, видимо, сердясь на человеческую недогадливость.

Гномы не отличаются кротостью нрава и не обладают особым терпением. Они вспыльчивы, воинственны, и непоколебимо уверены в своем превосходстве над другими расами. Что ничуть не мешает им с этими самыми расами торговать. Жадность гномов вошла в поговорку, об их сквалыжном характере ходят легенды. Но несмотря на это, торговые представительства горного народа имеются чуть ли не в каждом государстве Аматы. Никуда не денешься – люди уступают детям гор в искусстве изготовления оружия. А этот вот – мастер татуировки. Правильно, как я мог забыть: все Имперские ястребы носят на правом плече знак своих войск.

– Пройдемте в кабинет, уважаемый мастер Брохен, – вмешался Сэм.

В кабинете гном раскрыл свой саквояж, расстелил на столе кусок чистого белоснежного полотна и принялся раскладывать на нем тоненькие кисточки, бутылочки с каким-то темным веществом, необычного вида магические амулеты. Последним он вынул и бережно положил пожелтевший от времени свиток.

– Снимайте рубаху, господин барон, – между делом отрывисто бросил он.

Я стянул тонкую шелковую рубаху, которую утром нашел в своем гардеробе, и по пояс голым предстал пред изучающим взглядом мастера. Не церемонясь, тот ощупал мои плечи, одобрительно пробормотав:

– Хороший материал, кожа не растянется, – затем внимательно присмотрелся к правому плечу, и мне показалось, что в глазах его промелькнула тень сочувствия.

Клеймо бастарда. Немного кривоватая, растянувшаяся из-за роста тела буква "Б".

– Я могу убрать это, господин барон, – вдруг тихо произнес мастер Брохен. – Убрать, а на его месте сделать татуировку. Больно не будет.

Клеймо. Знак, навеки отметивший мою жизнь. Печать безродности, ненужности и отверженности.

… Говорят, люди не помнят того, что происходило с ними в младенчестве. Я помню. Первым моим воспоминанием была боль от впивающегося в плечо раскаленного металла. После она оставалась со мной всегда. Я вырос в воспитательном доме для незаконнорожденных, и не знаю, кто были мои родители. Мне не осталось от них ничего – ни медальона, ни куска пеленки с монограммой, ни колечка, сплетенного из пряди волос. Ничего, что холодными ночами, съежившись под тонким, вытертым до основы одеялом, можно было бы прижимать к щеке, мечтая о семье, представляя себе, какая она, моя мама… Я ни разу не произнес этого слова вслух. Сейчас понимаю, что это к лучшему. Среди нас были дети, которых отдали в воспитательный дом не сразу после рождения. Некоторое время они жили при домах своих отцов, но затем, видимо, утомившись лицезреть доказательство своего греха, те отводили бастардов туда, где им было самое место. Таким детям было гораздо труднее, они все время ждали, что их заберут обратно, плакали, не в силах привыкнуть к суровым условиям приюта, к холоду и голоду, рваной одежде, жестокости наставников. Мне не на кого было надеяться, и я выжил. У меня не было друзей, ни у кого из нас их не было. Мы рано поняли: если хочешь жить, борись. Борись за лишний кусок хлеба в обед, за одеяло потолще, борись за свою единственную рубаху, иначе ее отберет тот, кто сильнее. Дерись, если тебя обидели, иначе потом обидят еще хуже, дерись со старшими, дерись с сильнейшими. Вставай, когда тебя побили, и снова бросайся в бой, дерись за право жить, демон тебя побери!

Иногда к нам приходили люди, чтобы выбрать себе слуг. Требовался ли ремесленнику подмастерье, или торговцу ловкий посыльный, служанка в небогатую семью, мальчишка-конюший, или юная блудница в дом на улице Терпимости – шли к нам. У детей из сиротских домов был шанс, что их усыновят, у нас нет. Закон империи запрещает усыновлять незаконнорожденных. Оставалась лишь надежда попасть в услужение к хорошему человеку. Некоторым это удавалось, они находили добрых хозяев, и служили им верой и правдой, благодарные за то, что им подарили почти нормальную жизнь. Порой такие счастливчики даже женились и брали честное имя своей половины, законом это, как ни странно, разрешено. А иногда – о чудо – им удавалось выучиться на мага второй степени, о таких в нашем доме ходили легенды. Правда, не знаю, сколько в них было истины. Ведь за обучение надо платить деньги, а откуда они у бастарда, находящегося в бесплатном услужении? Тем не менее, каждый из воспитанников надеялся на удачу, и изо всех сил старался понравиться человеку, который искал себе слугу. Я же не желал участвовать в этой ярмарке рабов, и каждый раз прятался в дальний угол. Будущее виделось мне вполне определенно: до двенадцати лет воспитательный дом, потом – улица, где такие как я ежегодно пополняют армию нищих, воров и грабителей.

Этот день я помню очень хорошо. Всех нас согнали в столовую, чтобы очередной охотник до дармовой прислуги выбрал себе подопечного. Я снова забился в угол и наблюдал оттуда, как мои товарищи, выстроившись в ряд, с заискивающими улыбками приветствуют немолодого коренастого человека. Тот неторопливо прохаживался по столовой, внимательно разглядывая детей. Неожиданно он подошел ко мне и, присев на корточки, спросил:

– Как тебя зовут, малыш?

У него было доброе лицо и лукавая улыбка. Я посмотрел в хитрые глаза и ответил:

– Рик.

– А я – дядюшка Генериус, ты можешь называть меня просто дядя Ге. Сколько тебе лет, Рик?

– Пять.

– Ну что, Рик, пойдем домой, – дядя Ге взял меня за руку и подвел к наставнику.

– Я забираю этого, – сказал он.

Этот день был началом моей жизни.

В тот день мне улыбнулась удача, и Луг явил свое милосердие. Иногда я гадаю: а как сложилась бы моя жизнь, не обрати дядя Ге внимания на хмурого, упрямого, вечно ждущего тычка или грубого окрика мальчишку? И что стало с теми, кому повезло меньше? Мне часто снится кошмар: я вижу грязный и холодный воспитательный дом, спальную комнату, двухъярусные расшатанные нары. А на них – дети. Худые, оборванные, голодные. Лица со впалыми щеками, злые, как у хищных зверушек, глаза. Будущие преступники, будущие смертники. Дети любви, никогда ее не знавшие. Маленькие заложники судьбы, отверженные по праву рождения. Бастарды…

– Спасибо, мастер Брохен, – сказал я, постаравшись вложить в свои слова как можно больше теплоты. – Я хочу это оставить.

Гном некоторое время буравил меня маленькими глазками, затем медленно проговорил:

– Я бы сказал, что это очень мудрое решение, господин барон. Если бы оно не было таким глупым.

Уроженцы гор любят говорить загадками, такой уж это народ.

Мастер Брохен выбрал самую тоненькую кисточку, раскрыл пузырек с резко пахнущей черной жидкостью и принялся за работу. Расписывая мое плечо, он бормотал, словно про себя:

– Беда вашей расы в том, что вас слишком много. Поэтому люди и не умеют ценить дар жизни. Для б'хойч ребенок – всегда ребенок, от кого бы он ни был рожден…

Закончив наносить штрихи на мое плечо, гном отошел в сторону, полюбовался на свою работу, затем взял со стола свиток, развернул его и принялся читать вслух длинное заклинание. Гномий язык звучал для меня полной тарабарщиной. Благодаря усилиям дядюшки Ге я немного знаком с эльфийским, плавная напевность которого завораживает. А язык горного народа какой-то лающий, резкий. На нем хорошо, наверное, звучат боевые песнопения, марши и военные команды. Закончив заклинание, мастер Брохен вытряс из крохотной склянки себе на руку щепотку белой пыли и, поднеся ладонь к моему плечу, дунул. Поднявшись в воздух, пыль устремилась к рисунку, и я почувствовал на коже неприятное жжение. Нанесенная кисточкой картинка словно проникала в плоть, вызывая болезненные ощущения. Я поморщился.

– Потерпите, господин барон, – спокойно произнес гном. – Разве это боль…

Он взял кисточку потолще, обмакнул ее в пузырек с розоватой жидкостью и несколько раз провел по татуировке. Боль отступила. Мастер подвел меня к небольшому зеркалу, висевшему на стене кабинета.

Раскинув черные крылья, на моем плече парил гордый ястреб, сжимая в когтях букву "Б" – знак бастарда.

– Вам надлежит явиться в штаб Первого полка для занесения в списки и постановки на довольствие, – сухо проговорил гном и, не слушая моих благодарностей, удалился.

Я надел рубаху и собрался было навестить Галианну, но в кабинет вошел Сэм.

– Мастер Авериус к господину барону!

А это еще кто? Через порог перекатился веселый толстячок и осведомился:

– Уже выбрали?

– Что именно? – ласково уточнил я.

– Как что? – возмутился мастер. – Рисунок для герба, конечно!

– Герба?

– Мастер Авериус прибыл из Геральдического управления, милорд, – пояснил дворецкий. – Вам необходим герб.

– Зачем он мне, Луга ради? – поразился я.

– Чтобы размещать на дверцах кареты, воротах, штандартах, а потом передать вашим детям, – сообщил толстяк. – Вы скажите примерно, чего хотите, а я потом нарисую.

– Рисуйте, – ответил я, снова стянул рубаху и указал мастеру Авериусу на правое плечо.

7

– Что ты можешь о нем сказать?

– Он молод, красив, и великолепен в постели.

– Дрянь! Ты испытываешь мое терпение. Что тебе удалось узнать?

– По-моему, невинен, как младенец.

– Значит, ты тоже не справилась. А он хитер! Что ж, мальчишка не оставляет мне выбора. Почему ты хмуришься?

– Ты убьешь его?

– А тебе жаль?…

* * *

Прошла неделя, я понемногу свыкался со своим новым положением. С помощью мягкого руководства Сэма осваивал хорошие манеры. Получил в имперском банке часть причитающейся мне ренты и выплатил слугам первое жалованье. Жизнь налаживалась. Огорчало лишь одно: я никак не мог выбрать время, чтобы навестить дядюшку Ге. Это обстоятельство заставляло меня чувствовать себя неблагодарным и бессовестным человечишкой. Конечно, дядя должен был очень волноваться за своего непутевого воспитанника. Представляю, что подумал бедный старик, когда матросы с «Люсинды» доставили ему товары и рассказали, что меня увели императорские гвардейцы. В свое оправдание могу сказать: у меня действительно не было свободной минутки. То есть такой минутки, чтобы я находился один. К тому же, не оставляло странное чувство, что я все время нахожусь под прицелом чьих-то внимательных глаз. Не хотелось подводить дядюшку под подозрения. А как иначе было передать ему капсулу с пауронием, которую я все время носил в кармане штанов? Между тем я даже по улице не мог пройти, не став объектом чьего-нибудь навязчивого внимания. Уж не знаю зачем: то ли случайно, то ли для благого примера народу, из меня сделали героя. На ярмарках и площадях бродячие артисты устраивали представления под названием: «Спасение императора, или добродетельный бастард», уличные барды распевали баллады в мою честь, а лоточники вовсю продавали дешевенькие, намалеванные на плохой бумаге, но тем не менее вполне узнаваемые портреты вашего покорного слуги.

Утро мое начиналось с отчета дворецкого о хозяйстве, затем я отдавал Сэму необходимые распоряжения и шел в кабинет. Потом до самого обеда ко мне косяком тянулись посетители. Вот уж не думал, что когда-нибудь понадоблюсь такому количеству людей! Портные, сапожники, посыльные из Геральдического управления, которое до сих пор не могло нарисовать мне герб, вестовые из штаба полка, почему-то озабоченные необходимостью ознакомить меня с очередным приказом или распоряжением… После обеда за мной присылали карету, и я ехал ко двору. Зачем императору требовалось мое ежедневное присутствие во дворце – я понятия не имел, но не спорить же с монархом! Пару раз я присутствовал на семейных ужинах, три раза на больших приемах, где перезнакомился с кучей народу, а один раз даже был на балу, где изрядно оконфузился. Одна из придворных дам спросила, почему я не танцую, пришлось сознаться, что не умею. Не плясать же мне, в самом деле, реллу! Все бы ничего, но этот диалог дошел до ушей Ридрига, и на следующий день ко мне явился придворный учитель танцев.

Каждую ночь ко мне приходила Галианна. Уж не знаю, чем я ее так привлек, но девушка дарила мне свою любовь, ничего не требуя взамен. Я человек не жадный, и не раз предлагал ей деньги. Галианна неизменно отказывалась, тогда я преподнес ей перстень с рубином. Она взяла и очень хвалила, но просила больше так не делать. Мол, она со мной не из-за денег.

В тот день все было как всегда. Я одевался, с минуты на минуту ожидая карету, чтобы отправиться ко двору, где мне предстояло отужинать с августейшим семейством. С лестницы раздался грохот и протестующее восклицание Сэма. Вскоре в гардеробную, отмахиваясь от дворецкого, который стремился доложить о посетителе по всей форме, ворвался запыхавшийся юный вестовой.

– Приказ для господина лейтенанта!

Он протянул мне пакет из плотной бумаги.

– Спасибо, – скучливо ответил я.

Появление очередного приказа не удивило, мне их носили каждый день: согласно распоряжениям мне то надлежало явиться в штаб для выяснения каких-то мелочей, то предписывалось купить нашивки нового образца. Я собрался было зашвырнуть конверт на полку с обувью, но парнишка настойчиво проговорил:

– Приказано дождаться, когда господин лейтенант ознакомится лично.

Пожав плечами, я вскрыл пакет, пробежал глазами ровные строчки и обалдело замер. В приказе говорилось, что мне, лейтенанту Рику Сайваару, через двое суток необходимо явиться в штаб Первого полка для отправки с секретной военной миссией ни много ни мало – на Южный континент! И еще: мне предстояло принять под свое командование роту!

– Сколько солдат в роте? – обморочным голосом спросил я вестового.

Казалось, тот немного удивился такой безграмотности.

– Сто человек, господин лейтенант!

Сто человек! Сотня отборных, опытных воинов, которыми я должен буду как-то командовать! И что же теперь прикажете делать? Может, попросить императора, чтобы приказ был отменен? Неудобно, еще подумает, что боюсь. Но если я действительно боюсь! И в большей степени не за себя, а за тех несчастных, что поступят под мое командование. Я же их в первом бою всех угроблю! Какой из меня, к Бездне, вояка?

– Карета подана, милорд, – напомнил Сэм.

Мальчишка лихо козырнул, щелкнул на прощанье каблуками сапог и вылетел из комнаты.

Учитывая последние события, настроение у меня было не самое радужное. За ужином я свирепо косился на так некстати разошедшегося принца Келдина. Изысканный превзошел самого себя, он явился к столу в голубеньком, расшитом блестками килте, подозрительно напоминавшем юбочку циркачки. Весь вечер его высочество демонстрировал стройность своих ног, то и дело вскакивая из-за стола, чем вызвал у меня желание предложить ему отправиться повоевать. Авось, Ястребы сделают из него кого-нибудь, если не мужчину, так хотя бы покойника. Слава Лугу, император не обращал внимания ни на выходки своего сыночка, ни на мое к ним отношение. Он был занят разговором с Вериллием:

– Так вы считаете, одного полка будет достаточно?

– Более чем, ваше величество. Тысяча отборнейших ветеранов против горстки зарвавшихся парганцев – наши ребята смешают их с грязью.

– Хм, а коренных жителей вы не учитываете?

– Но что могут дикари против регулярных войск империи?

– Не знаю, – задумчиво протянул Ридриг. – Прежде они никогда не восставали.

– В любом случае, мы не можем отзывать войска от границы с Парганией. Там очень неспокойно, ваше величество.

– А что Лесной край?

Я насторожился, вспомнив, что именно в Лесном крае находилось подаренное мне имение.

– Кажется, эльфы со дня на день готовятся нарушить Лендсонский договор. Боюсь, скоро там начнутся боевые действия.

Император отшвырнул салфетку и залпом выпил бокал вина.

– Похоже, Алмазный век закончился.

Вот это новости! Пятьсот лет назад, превратив Галатон в самую могущественную империю Аматы и заключив с эльфами бессрочный договор о ненападении, Ридриг первый положил начало эпохе, которую называют Алмазным веком. На протяжении всего этого времени страна процветала и богатела, и ни разу за эти годы на территории Галатона не было войн. Случалось, империя ввязывалась в заварушки, но всегда воевала на чужой земле, что в конечном итоге шло лишь на пользу – если не гражданам, то уж казне точно. Да, Ридриг, безусловно, прав: если Белоглазые выйдут из своего Аллирила и нападут на Лесной край, это будет означать первую за полтысячи лет серьезную войну.

– Скорее всего, произойдет резкий скачок цен на оружие и доспехи, – добавил Верховный. – Эльфы в несколько раз взвинтили пошлины за переход через их земли. Гномы уже выражают недовольство.

Ну, просто новость за новостью! Для жителей гор Золотой цепи переход через Аллирил – единственный способ попасть в Галатон. Поэтому гномы, отправляющие в империю целые караваны с оружием, доспехами, и прочим товаром, а назад везущие ткани, одежду, обувь, провиант, и многие другие вещи, вынуждены соглашаться с любыми условиями эльфов. Те же не теряются, под разными предлогами повышая плату за сомнительное удовольствие пробираться сквозь чащу по узким тропинкам. Есть, правда, в Аллириле так называемый тракт для караванов, но и он представляет собой узкую просеку, по которой с трудом проходит повозка, запряженная парой лошадей.

– Хорошо, – решился Ридриг. – Указ об отправке дополнительных войск в Лесной край будет завтра.

– Ваше величество, – Вериллий был заметно смущен. – Совет позволил себе… лишь из-за крайней необходимости… – он потянул откуда-то из-под стола пергаментный свиток. – Нужна только ваша подпись и императорская печать.

Разворачивая указ, Ридриг недовольно хмурился. Конечно, какому монарху понравится, что указ составлен по чьей-то инициативе, а от него требуется лишь подпись.

– Почему вдруг такая заваруха в Аллириле? – отрывисто спросил он, внимательно изучая написанное на пергаменте.

– Убийства продолжаются, ваше величество.

Храни нас, Луг милосердный! Значит, то, о чем поговаривали люди в трактирах, правда! Ходили слухи, что в последние два года время от времени эльфы расправляются с жителями Лесного края. Нет, конечно, о такой кровавой резне, как во времена Смуты, речи пока не шло. Но рассказывали, что на окраине леса то и дело находят мертвецов, и – самое подозрительное – они убиты из лука. Стрелы, ставшие орудием убийства, найти не удалось. Они были вырезаны из тел, как это обычно делают воины Белоглазых. Случались даже нападения на солдат из пограничных отрядов. Правда, те выжили, Имперские волки – народ серьезный. Но все они уверяли, что в момент нападения видели зеленые костюмчики, да размалеванные хари с бесцветными глазами. Да уж, я сегодня много узнал! Аппетит у меня отшибло начисто, в голове билась единственная мысль: при таком раскладе от военной службы, пожалуй, не отвертеться. Вериллий словно прочел мои мысли:

– Рик, тебе уже сообщили, что твой полк отправляется с миссией на Южный континент?

– Да, – неохотно протянул я.

– Как? – вскинулся принц Келдин. – Почему именно Рик?

– Для воодушевления и повышения боевого духа среди воинов, ваше высочество, – парировал Верховный. – Вы же знаете, как наш Рик Сайваар популярен в народе. Герой не может оставаться в стороне, его участие в кампании вызывает доверие людей.

Ну, теперь решающее слово за императором. Если не возразит – пиши пропало, истлевать моим косточкам где-нибудь в Пустыне призраков, или в джунглях Зеленого сердца! Затаив дыхание, я ждал реакции Ридрига. Тот лишь рассеянно кивнул, слушая рассуждения Вериллия о причинах моего отправления на войну. Дарианна тоже приняла новость спокойно. Вот она, благодарность власть имущих! Я нетерпеливо дожидался конца ужина, чтобы ринуться домой. Уж если суждено сложить голову на чужбине, надо хотя бы привести в порядок дела. Завещание, к примеру, написать. Дом со всем его содержимым и хозяйственными постройками я решил оставить дядюшке Ге, а имение и доход с него – Галианне в благодарность за прекрасно проведенные ночи. В моем распоряжении имелось всего двое суток. За это время мне нужно было найти поверенного, оставить ему бумагу со своей последней волей, дать Сэму распоряжения по управлению домом, попрощаться с Галианной, а самое главное – навестить дядю Ге. Может, конечно, я и вернусь из похода живым, но лучше предусмотреть все возможные исходы. Но и этим скорбным планам не суждено было сбыться. Когда я уже считал минуты до того, как император покинет столовую, и мне можно будет ретироваться, Ридриг вдруг сказал:

– Поздно уже, Рик, ты можешь переночевать во дворце.

Возразить у меня пороху не хватило, от монаршего гостеприимства не отказываются. Физиономия Келдина подозрительно замаслилась. От души надеясь, что мне не придется всю ночь отбиваться от любвеобильного принца, после ужина я проследовал в свои покои. Устроившись на мягкой постели, некоторое время предавался воспоминаниям о Галианне, потом незаметно для себя уснул.

Пробуждение было таким же шокирующе-необычным, как и все, что случалось со мной в последнее время. Я очнулся оттого, что кто-то настойчиво тряс мое плечо. Раскрыв глаза, увидел склоняющуюся ко мне в темноте белую фигуру. Приготовился было заорать, но на губы легла благоухающая ручка с тоненькими пальчиками. Убедившись, что передо мной не призрак, я слегка успокоился и потер глаза, желая рассмотреть загадочную незнакомку. Чиркнула спичка, в руке женщины вспыхнула обычная, не вечная, свеча. У кровати собственной персоной стояла ее высочество Дарианна! Я слегка загрустил: скудные прелести принцессы не будили моего воображения, и ничего такого в отношении нее я предпринимать не собирался. Но истолковать ее появление у моей постели как-то иначе не мог, поэтому просто лежал и хлопал глазами, отдавшись на милость Неи. Однако Дарианна не торопилась с изъявлением нежных чувств: увидев, что я окончательно проснулся, она отправилась к двери, жестом приказав следовать за ней.

От удивления позабыв обуться и одеться, я босиком, в одном нижнем белье, пошлепал по темному пустынному коридору вслед за принцессой, которая, высоко подняв свечу, освещала нам путь. Проведя меня через бесконечные анфилады комнат и несколько запутанных переходов, Дарианна наконец остановилась в небольшом помещении, больше всего похожем на кладовку или чулан. Здесь громоздились кучи старой, пахнущей сыростью, одежды, была навалена какая-то поломанная мебель, высились пыльные горы растрепанных книг, и валялись прочие ненужные и вышедшие из употребления вещи. Принцесса подтолкнула меня к стене, я шагнул, споткнувшись о какой-то рваный башмак, и уперся руками в маленькую, ниже человеческого роста, дверцу. Обиженно заскрипев, дверца отворилась, и я увидел узкую комнату без окон, из глубины которой навстречу мне двинулся человек.

– Заходи, Рик, – полушепотом произнес он.

Подпихиваемый Дарианной, я перешагнул порог и только тогда узнал в незнакомце Ридрига второго. Принцесса между тем плотно притворила за собой дверь и присела в одно из стоящих посреди комнаты кресел.

– Удивлен? – уже в полный голос спросил император.

Я промямлил в ответ что-то невразумительное.

– Есть разговор, – обыденно сказал Ридриг, усаживаясь рядом с дочерью. – Ты, наверное, не раз задавался вопросом: зачем я представил тебя ко двору и приблизил к себе как друга. Дело в том, Рик, что мне нужен был человек, которому я мог бы полностью доверять. Все это время я присматривался к тебе и пришел к выводу: лучше тебя никто не справится с моим поручением. В любом случае, тянуть уже нельзя, а другого кандидата у меня нет.

– Каким поручением? – обуреваемый дурными предчувствиями, я рухнул в кресло.

– Об этом чуть позже. Сейчас я попытаюсь вкратце описать тебе происходящее в империи, чтобы ты понял всю важность возлагаемой на тебя миссии. Сначала небольшой экскурс в историю. Наверное, тебе известно, что империю в том виде, в каком она существует и по сей день, создал Ридриг Просвещенный. Но думаю, не ошибусь, если предположу, что грядут важные перемены, и не в лучшую сторону.

Ну, это не новость. Старики давно поговаривают: быть беде. Правда, старики говорят так всегда, а что за беда случится, и когда это произойдет, не указывают. Но вот дядюшка Ге в последние полгода тоже предрекал неприятности. А не верить ему у меня нет оснований. Старый хрыч нечасто ошибается в гадании по кофейной гуще.

– Вижу, ты не удивлен, – мрачно усмехнулся Ридриг. – Тогда продолжу. Скоро Алмазному веку настанет конец, империя обречена на войны. Первая назревает в Лесном крае: как ты слышал сегодня, эльфы совершают вылазки к жилищам людей, и это всегда заканчивается одинаково.

– Но ведь Лендсонский договор… – начал было я.

– Действителен лишь до тех пор, пока одна из сторон не нарушит пункт о неприкосновенности жизни, – перебила еще одна фигура, выбравшаяся из темного угла комнаты и оказавшаяся при ближайшем рассмотрении Вериллием. – Разведка докладывает, что эльфы считают нарушителями именно нас. Дело в том, что убитыми находят не только людей. Сейчас трудно сказать, кто явился зачинщиком, но Первозданные прощать не приучены. Теперь о нашем основном политическом противнике. Паргания претендует на увеличение влияния в колониях. К тому же, ее народ недоволен правлением нынешнего императора, и вот-вот восстанет. Думаю, для того, чтобы отвлечь подданных от насущных забот, государство вполне способно развязать войну. Сдерживает Парганию лишь необходимость оттягивать большую часть войск на северо-запад.

Что там у Паргании на северо-западе? Ах да, конечно, орки! Нам в этом отношении повезло несказанно больше: с эльфами худо-бедно можно договориться. Народ они, конечно, гордый и воинственный, но если уважать их суверенитет, в драку не полезут. А вот племена Диких спят и видят, как бы уничтожить все человечество.

– Ну и, наконец, третья война уже идет, – подхватил Ридриг. – Колониальная война. На Южном континенте захвачены Санма и Куум – страны, в которых добывается основная часть паурония. Первый полк отправляется туда, чтобы выбить парганских солдат.

Все же я не улавливал смысла этой беседы. Ну, войны, ну, политика. Но при чем здесь бывший бастард, а ныне – лейтенант Имперских ястребов барон Рик Сайваар? Видимо, непонимание отразилось на моем лице, потому что Ридриг сказал: