Текст книги "Реквием по Homo Sapiens. Том 2"

Автор книги: Дэвид Зинделл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 77 страниц)

Харра снова устремила взгляд на Бертрама, и Данло вспомнил еще кое-что, слышанное от Изаса Леля: добрая треть Койвунеймина – это либо ивиомилы, либо те, кто сочувствует им в их борьбе за очищение церкви. Двое предшественников Харры, Мавериль Иви Ашторет и Хисия Иви эн ли Юон, расшатали позицию Верховного Архитектора, слишком часто соглашаясь с требованиями ивиомилов. Открытие нового колледжа для подготовки миссионеров и принятие закона, обязывающего каждую замужнюю женщину иметь не менее пяти детей, были лишь двумя пунктами из обширной программы ивиомилов.

Говорили, что только твердая, как алмаз, воля Харры и ее обновленная вера в свою власть Верховного Архитектора удерживают ивиомилов от захвата контроля над Койвунеймином.

Говорили также, что она очень стара, а среди старейшин нет никого, способного ее заменить. Многие полагали, что следующим Верховным Архитектором будет Бертрам Джаспари, и если это произойдет, он станет первым ивиомилом, получившим этот сан. Низость Бертрама проявлялась в том, что ему недоставало терпения, чтобы дать Харре естественным порядком достигнуть совсем уж преклонных лет и отойти с миром.

– Сейчас мы выслушаем Данло ви Соли Рингесса, пилота Ордена Мистических Математиков и Других Искателей Несказанного Пламени, – объявила Харра. – Пусть он, по возможности, объяснит нам, зачем правители его столь странно именуемого Ордена разыскивают наш мир.

Данло, наконец-то призванный осуществить свою миссию, встал. Твердо упершись черными сапогами в белые плиты пола, он откинул с глаз свои непокорные волосы. Во время своего путешествия он составил около двадцати речей и мог каждую из них прочесть наизусть перед этими злобными фанатиками всеразрушающей церкви. Но теперь, в зале Койвунеймина, под огромным образом Николоса Дару Эде, видя перед собой тысячу лиц, столь же мало отражающих истинные мысли этих людей, как серебряные зеркала, он решил забыть все заученное. Что значат слова эмиссара против истины Эде, отражаемой этими безупречно отполированными умами? Данло надеялся принести им свет разума, но теперь он видел, что ему потребуется нечто большее, чем риторика, чтобы пронять их, какими бы блестящими аргументами в пользу мира он ни оперировал. Он нуждался в копье, чтобы пронзить их сердца, в молоте, чтобы раздробить стеклянную тюрьму, замыкающую их взгляд на вселенную.

Но где найти столь мощное оружие?

– Вечная Иви Харра эн ли Эде, – начал он, – старейшины Койвунеймина, посвященные Архитекторы и все Достойные, проделавшие столь дальний путь, – я хочу рассказать вам о чудесах, которые видел. – Он сделал паузу, чтобы набрать воздуха, и озон ожег ему легкие. Кроме озона, в воздухе чувствовались альдегиды, аммиак, галогены, пластмассы и даже легкие ртутные пары. Боль, как ножом, пронзила левый глаз Данло. – Но помимо чудес, я видел и трагедии, о которых тоже хочу рассказать вам. Каждого пилота на пути подстерегает немало трагических и печальных вещей. Я должен рассказать вам об этом. Я должен рассказать вам о своей жизни.

Данло потрогал шрам над левым глазом и стал рассказывать Койвунеймину о своем рождении и о детстве, проведенном среди алалоев, что живут на заснеженных островах к западу от Невернеса. Он рассказал о смерти своих приемных родителей и всего племени деваки. Причиной этой трагедии был вирус, сказал он, вирус, убивший в свое время миллиарды людей во всех Цивилизованных Мирах. Именно Архитекторы Старой Церкви, напомнил он, вывели этот вирус в качестве биологического оружия с помощью воинов-поэтов во время Войны Контактов.

– Когда мой приемный отец Хайдар уходил на ту сторону дня, его глаза угасли. Свет… он так быстро уходит. От этой болезни умирают долго, но когда момент настает, от жизни не остается ничего, даже боли.

Особенно боли. Добавил Данло про себя.

Он рассказал о своем друге Ханумане ли Тоше, добром по натуре мальчике, чей дух едва не погубил ужас перед очистительными церемониями Церкви. Рассказал о своем путешествии в Экстр и о сверхновых, которые там видел. Излучение этих погибших звезд проникает повсюду, сказал он. Этот убийственный свет сжег биосферы уже многих миров.

– Столько миров, и повсюду смерть, – говорил Данло. – Деревья и вся растительность сгорели, как тоалач в трубке. Животные ослепли перед тем, как умереть. И люди тоже. Сколько людей погибло таким образом? Кто их сочтет? Кто вспомнит их имена и помолится за их души?

Данло остановился, чтобы взглянуть на Харру Иви эн ли Эде. В ее красивых глазах он увидел боль и чувство горького сожаления. Данло подумал, что, если и другие старейшины окажутся столь же сострадательны, он, пожалуй, сумеет объяснить им правду, которая им движет.

Теперь он перешел к чудесам. Он рассказал им о Тверди и о кольцевых мирах вокруг Барака Люс; он попытался описать, что значит быть пилотом легкого корабля, идущего через разноцветные пространства мультиплекса. Многие пилоты Ордена, сказал он, и теперь идут через них, чтобы отыскать Архитекторов Таннахилла. А сам Орден сейчас устраивает Академию на краю рукава Ориона, на планете Тиэлла – там будут обучаться новые пилоты, которые наладят сообщение между народами Экстра. Орден принимает на обучение молодежь из любых миров. Поступившие в Академию могут стать не только пилотами, но и цефиками, скраерами и другими специалистами. Орден делает это во исполнение своей задачи: принести мир в Экстр.

– Вот почему я согласился стать эмиссаром нараинов: ради мира. Все народы желают его. Мечта моего Ордена в том, чтобы мир воцарился на всех планетах, среди всех звезд – а когда-нибудь и в бесконечном кругу вселенной. И сюда я сегодня пришел ради того же: ради мира.

Закончив говорить, Данло поклонился Бертраму Джаспари и всем другим старейшинам, а после отвесил отдельный низкий поклон Харре Иви эн ли Эде. Он вдавил свое пилотское кольцо в ладонь другой руки и снова сел на свое почетное место, чувствуя, что взгляды всех присутствующих в зале устремлены на него.

Когда его сердце отстучало девять раз, Харра улыбнулась ему и сказала: – Блаженны миротворцы, ибо они вечно обитают в центре вселенной.

– Вы поняли меня, – сказал Данло.

– Как вы верно сказали, все люди молятся о мире.

– И при всем при том мир – большая редкость.

– Все люди рождаются с негативными программами, – пояснила Харра. – Но мы можем научиться перепрограммировать себя.

– Я часто думаю, что сама вселенная тоже порочна.

– И вы, разумеется, правы. Эде для того и явился в жизнь, чтобы принести вселенной новую программу.

Данло подумал немного и заговорил снова:

– Есть одно слово, которому научил меня отец: шайда. Им обозначается утративший гармонию мир. Все страдания и все зло вселенной. Я хочу найти средство от этого зла, если смогу.

– Вы надеялись найти это средство на Таннахилле?

– Когда-то я надеялся… совершить путешествие к центру вселенной. Туда, где мир царит вечно, по вашим словам. Потому я и стал пилотом. Если бы я сумел найти это заветное место, я увидел бы, как шайда рождается из мира и покоя, словно приливная волна из океанских глубин.

– Вы говорите образно, почти как мистик. – Харра взглянула на Бертрама Джаспари. – Вам следует знать, что многие из присутствующих здесь относятся к мистицизму неодобрительно.

– Вы сказали, что мой Орден носит странное название. Да, я пилот Ордена Мистических Математиков. С помощью нашей благословенной математики мы исследуем тайны вселенной.

Мы ищем несказанное пламя. Тот свет, что сияет внутри всех вещей и управляет ими. Тот, который и есть все сущее. Он повсюду светит одинаково, правда? И здесь, на Таннахилле, и в залах Невернесской Академии.

Харра медленно и величественно наклонила голову, воздавая должное прямоте Данло, и сказала:

– Мы благодарим вас за вашу искренность и сожалеем о смерти ваших родных. Болезнь, которую вы называете медленным злом, нам известна. Со времен Войны Контактов много Архитекторов погибло от Великой Чумы. Но вы ошибаетесь, полагая, что это Церковь сконструировала вирус. Всем известно, что за это несут ответственность еретики-реформисты. Воины-поэты для нас – достояние истории, и мы мало что знаем о них. Возможно, они были связаны с реформистами. Если так, то это одна из многих трагедий войны.

Вслед за этим Харра стала сетовать на то, что Реформированная Церковь одержала победу предательским путем. Данло чувствовал, что она не солгала относительно воинов-поэтов, но и полной правды тоже не сказала. Харра между тем продолжала свой урок истории, повествуя о бегстве Старой Церкви в неизвестные области Экстра. Это был долгий и опасный путь во мраке, сказала она. Архитекторы, поначалу совершенно несведущие в пилотировании, стали взрывать звезды в неуклюжих попытках раздробить пространство-время и открыть окна в мультиплекс. Многие корабли Церкви пропали тогда в неизведанных пространствах, для которых у Архитекторов-математиков не было имен.

Из 326 тяжелых кораблей, начавших Великое Паломничество, только один вышел из мультиплекса над Таннахиллом.

Десяти тысяч Архитекторов было, конечно, мало, чтобы заселить этот девственный мир с экзотическими лесами и обширными океанами, так по крайней мере они думали тогда.

Однако они, наподобие гладышей и других плодовитых млекопитающих, обладали феноменальной способностью к воспроизводству. Менее чем за тысячу лет они заполнили всю планету и начали посылать к звездам корабли с фанатикамиивиомилами, жаждущими новых миров. За время своего пребывания на Таннахилле Архитекторы поняли, что не обязательно взрывать звезды, чтобы войти в мультиплекс, но другие способы, открытые ими, были не столь надежны.

Архитекторы усвоили лишь самые азы пилотирования. Возможно, сказала Харра, что в Экстре ивиомилам встретились пространства, в которые они не смогли проникнуть, и эти фанатичные Архитекторы вернулись к старой технике уничтожения звезд, спеша принести Божественный Алгоритм непросвещенным народам.

– Возможно, что и Архитекторы, пропавшие во время Великого Паломничества, – продолжала она, – тоже так и не научились путешествовать в мультиплексе. Кто знает, сколько их, этих Архитекторов? Возможно, это они взрывают звезды, не зная иного способа выполнить программу Эде по заселению вселенной. Мы глубоко сожалеем, если это так. Мы скорбим обо всех людях, погибших реальной смертью без надежды преобразиться в Эде. Раньше мы думали, что этих сверхновых не больше ста, а теперь узнали, что их, возможно, миллионы. Но появление сверхновой сопровождается созданием новых элементов: кислорода, азота, водорода, углерода, железа. Разве наши тела сотворены не из этого звездного семени? Разве мы не дети звезд? И разве не сказано: “Обратите глаза свои к свету звезд и насыщайтесь”? Каждый мужчина и каждая женщина – это звезда: об этом тоже сказано в Алгоритме. Согласно программе Эде, мы, Архитекторы, должны сиять и создавать элементы для новой жизни и переделывать вселенную. Ныне и во веки веков мы должны с несокрушимой верой следовать Программе Эде.

Верит ли она сама в то, что говорит? – подумал Данло. Он чувствовал какой-то страшный конфликт за ее мягкими карими глазами и непроницаемым лицом. Или она говорит все это, только чтобы утихомирить Бертрама Джаспари и других своих врагов?

– А теперь мы приглашаем высказаться старейшин, – сказала она. – Они могут задать Данло ви Соли Рингессу любые вопросы относительно его путешествия.

Первым, разумеется, взял слово Бертрам Джаспари. Встав из-за стола, он устремил на Данло указующий перст.

– Слова этого Пилота граничат с кощунством. Он обвиняет нашу Святую Церковь в создании чумного вируса! Он рассказывает нам о нечестивой хакра, которую называет богиней и величает Твердью! Он стакнулся с нараинскими еретиками! Впрочем, чего же и ожидать от намана. Мы ни на миг не должны забывать, что он наман и что все его речи проистекают из негативных программ – из той самой шайды, от которой он ищет средства! Следует ли нам слушать подобные речи? Святая Иви говорит, что следует, и мы подчиняемся. Но мы не должны верить ничему, что сказано этим пилотом. Слишком много в его путешествии (и во всей его жизни) такого, во что поверить невозможно.

После этого Бертрам стал задавать Данло вопросы. Ни у него, ни у многих других старейшин не укладывалось в сознании, что Данло вырос среди людей, предки которых встроили себе гены первобытных неандертальцев. То, что Данло когдато охотился на животных ради их мяса, возмущало Бертрама.

Он, как и все таннахиллские Архитекторы, всю свою жизнь ел только пищу, искусственно выращенную на бронированных фабриках, куда никому не было доступа. Вряд ли он мог вообразить себе снежные острова, где Данло провел свое детство, а уж тем более представить, как Данло на лыжах и с копьем гонится за шегшеем между высоких вечнозеленых деревьев йау.

Но как ни занимали Бертрама детали первобытной жизни, пилотская карьера Данло интересовала его гораздо больше. Он хотел знать об Ордене все и дотошно выспрашивал о связях Невернеса с другими Цивилизованными Мирами. Спрашивал он и о многом другом. Действительно ли Реформированная Кибернетическая Церковь имеет авторитет в Невернесе? Действительно ли ее ересь распространилась на Яркону, Ларондиссман и тысячу других миров? Сколько пилотов и легких кораблей способен Орден выслать в галактику? Сколько из этого количества отправилось во Вторую Экстрианскую Миссию и прибыло на Тиэллу, где Орден строит свою новую Академию? Больше всего Бертрама, как и нараинских трансценденталов, интересовало, как может пилот преодолевать столь огромные космические расстояния – именно то, что Данло не мог ему открыть. Данло объяснил Койвунеймину, что не вправе делиться тайнами своего мастерства, но на все другие вопросы Бертрама отвечал правдиво как мог – иногда даже слишком правдиво.

– Ты сказал, что хакра, которую ты зовешь Твердью, занимает целый сектор космоса на краю рукава Ориона. Каковы же, по твоему мнению, размеры этой хакра?

– Она охватывает множество звезд – возможно, целую туманность. Ее тело и мозг огромны.

– Насколько огромны, пилот?

– Физический ее объем составляет, возможно, около шестисот тысяч кубических светолет.

– Что? Быть этого не может!

Бертрам бросил взгляд на Едрека Ивионгена, как бы спрашивая его, почему они должны терпеть ложь этого беспокойного намана. Старейшины по всему залу гудели, как пчелы, напавшие на новый источник меда.

– Кто знает, что возможно, а что нет? – тихо, почти про себя, произнес Данло. Недоверие Бертрама и раздражало, и забавляло его.

– Чему ты улыбаешься, пилот?

– Так, вспомнил кое-что.

– Что именно?

– Вопрос, который я однажды задал фраваши, своему учителю.

– Не угодно ли тебе повторить этот вопрос перед Койвунеймином?

– Как пожелаете, старейшина Бертрам.

– Итак?

– Я спросил его, как это возможно… что невозможное не только возможно, но и неизбежно.

– Что? Но ведь это абсурд!

Бертрам впился в Данло взглядом, и его тускло-серые глазки напоминали по цвету старый морской лед.

– Да, это парадокс, – признал Данло. – Прошу прощения.

– Мне кажется, ты, любишь изъясняться парадоксами, пилот.

– Да, время от времени.

– Тогда ты должен понять, что единственный путь к спасению вселенной лежит через ее уничтожение.

– И вы правда верите, что вселенную можно уничтожить?

Бертрам, махнув рукой, отмел этот вопрос, повернулся лицом к Койвунеймину и сказал:

– Что касается людей, погибших при взрывах звезд, нам не следует забывать, что это были всего лишь наманы, которые рано или поздно все равно умерли бы реальной смертью. Нужно ли скорбеть о людях, которые пренебрегали возможностью быть преображенными в Эде? Мы должны помнить о миссионерах, посланных нами на Эзно и Масалину: их отвергли, не позволив даже рассказать о преображении Эде и Алгоритме, который Он нам даровал. А что сталось с отважными ивиомилами, посланными на Матопек? Либо они пропали в мультиплексе, либо убиты наманами. Миссионеров и прежде убивали. Сколько ивиомилов отдали свою первую жизнь за то, чтобы принести истину кровожадным наманам? И если наман отвергает истину, следует ли нам скорбеть из-за его неизбежной смерти? Разве не сказано, что тот, кто отворачивается от Эде, подобен цветку, который прячется от солнца? Стоит ли удивляться, когда такие цветы чахнут и умирают?

Он неверно употребляет метафоры, подумал Данло. Все эти люди, взрослые и дети, – прекрасные цветы, которые следовали собственной истине и умерли от света собственных взорванных солнц.

– Бывало, что и другие отворачивались от Эде, – продолжал свою речь Бертрам. – Даже Достойные Архитекторы, бывшие некогда такими же, как мы. Нас крайне тревожит то, что этот Данло ви Соли Рингесс выступает от имени нараинских еретиков. Он говорит, что молится о мире, но действительно ли его цель – это мир?

Старый брыластый ивиомил Демоти Ивиаслин, сидящий позади Бертрама, поднялся на ноги, будто по сигналу, и одышливо произнес:

– Давайте спросим этого пилота, входил ли он в те запретные кибернетические пространства, с которыми, как известно, контактируют нараины вопреки правилам воспроизведения, изложенным в “Схемах”?

Данло тогда рассказал Койвунеймину почти обо всем, что произошло с ним на Новом Алюмите. Он воздержался от описания своего экстатического слияния с высшим существом по имени Шахар, однако признался, что входил в кибернетическое Поле и общался с Трансцендентальными Единствами.

– Поистине они сияют, как звезды, – сказал он, – но я старался не отворачиваться от них.

– Кощунство! – завопил внезапно Бертрам. – Пилот кощунствует, и нам, видимо, следует простить его, ибо он всего лишь наман. Но еретикам нет прощения. Они покинули лоно Церкви и потому являются не только еретиками, но и отступниками. Мы должны решить, как поступить с ними. Мы должны найти решение нараинской проблемы, пока еще не поздно.

Еще один ивиомил позади Бертрама выкрикнул: – Что делать с нараинами?

– Что делать с Новым Алюмитом? – подхватили сторонники Бертрама по всему залу.

– Объявим фацифах! – вскричал краснолицый старейшина.

– Объявим священную войну! – поддержали сразу несколько голосов. – Смерть еретикам!

В зале поднялся шум: одни призывали к войне, другие, наподобие Лео Толова и Варезы ли Шен, урезонивали их. Наконец Харра Иви эн ли Эде потребовала тишины и напомнила старейшинам:

– Теперь не время обсуждать объявление фацифаха. Мы собрались сегодня для разговора с Данло ви Соли Рингессом.

– Тогда я должен задать пилоту еще один вопрос. – Лицо Бертрама в ярком свете зала напоминало старый темный череп. – Не называют ли нараины себя богами? Не объявляет ли кто-нибудь из них себя Богом, в насмешку над всем, что свято?

Остроконечная голова Бертрама напоминала Данло гору Уркель, которая высится над Невернесом. Данло вспомнился один нараинский безумец, Тадео Ахараньи, – он действительно объявил себя Богом Эде. Не желая говорить неправду и подозревая при этом, что Бертран уже знает ответ на свой вопрос, Данло рассказал старейшинам об этом человеке.

– Тадео Ахараньи действительно называет себя Богом Эде, но подразумевает под этим только то, что он и Бог Эде сотворены из той же субстанции. И что дух в них один. Этот дух разделяют все, и нараины, и Архитекторы Церкви, ведь правда? Я думаю, что нараины с Нового Алюмита остались верны духу эдеизма.

– Ты так думаешь? – в бешенстве вскричал Бертрам. – Наман хочет поведать нам нечто о духе Эде?

– Дух – всегда дух, разве нет?

– Но еретики насмехаются над Эде! Их попытка создать новую религию есть насмешка над Священным Алгоритмом!

– Но разве ваша Церковь не учит, что…

– Что может наман знать о нашей Святой Церкви?

Данло помолчал, прижимая кулак ко лбу, и спросил: – А вы что знаете о вашей Церкви?

– Что-о? Что ты сказал?

– Если вы не признаете святости чужой религии, то и святость своей вам тоже недоступна.

– Я вижу перед собой еретика! – вскричал Бертрам. – Он сидит в нашей священной Палате и изрыгает ложь! Вернее сказать, он был бы еретиком, если хоть когда-нибудь принадлежал бы к истинной религии.

– А всех еретиков следует убивать – так по-вашему?

– Их следует спасти от них же самих! Мы очистим их от негативных программ – так выжигают грибок с пораженного болезнью лица. – Для этого используется огонь, идущий от убитых звезд?

– Не следует, думаю, удивляться тому, – произнес после паузы Бертрам, – что одного намана беспокоит судьба других, обреченных на гибель.

– Это были люди! – Данло редко испытывал против когото,гнев, но сейчас в нем вскипала черная ярость – он чувствовал это по учащенному сердцебиению и страшному жару, разлившемуся по телу. – Матери и отцы… и дети, игравшие с цветами на солнце.

– Наманы, всего лишь наманы.

– Но люди с Нового Алюмита – не наманы! Они ваши родичи! У вас одни предки!

– Они еретики и отступники.

Данло посмотрел на Бертрама долгим взглядом.

– Как вы можете питать такую глубокую ненависть… к людям, которые ищут только любви?

– Боюсь, что ты никогда не поймешь чувства, которые мы, ивиомилы, испытываем к еретикам, предавшим нас.

– Ошибаетесь, – сказал Данло, знавший о ненависти почти все, и подумал: я слишком хорошо это понимаю. Ортодоксы всегда ненавидят пророков и первооткрывателей. Безбожники всегда ненавидят верующих.

– Тогда поведай нам, что такое ты понял, – язвительно предложил Бертрам.

– Если желаете, – с легким кивком ответил Данло. – Вы, ивиомилы, похожи на купцов, которые тысячу лет копили золото и держали его под стражей. Но в вашей сокровищнице лежат лишь холодные монеты, вы же ищете истинного золота, как и все. Золота цветов и солнца, что сияет внутри всего сущего. Это не что иное, как сама жизнь. Неизведанная радость жизни, которая обретает в себе еще более высокую жизнь. Теплая, как новорожденное дитя, редкая и великолепная, как голубая звезда-гигант. Вы смотрите через звездное небо на Новый Алюмит и видите, как нараины купаются в этом прекраснейшем свете. Вы боитесь, что они нашли то, чего вы желаете пуще всего? Да, вы боитесь – и хотите завладеть их золотом, и ненавидите их, и в своей ненависти с большой легкостью говорите о священной войне. Но даже объявив фацифах, вы не сможете присвоить их сокровища себе. В ваших силах только уничтожить эти сокровища. Все, что вы можете, – это ненавидеть, и в конце концов вы возненавидите сами себя за то, что загубили самое дорогое для вас.

Данло закончил говорить, и в зале повисла тишина. Его слова поразили и пристыдили многих старейшин. Многие смотрели на Бертрама, как бы спрашивая его, зачем он выставил Церковь в таком нелестном свете перед этим пилотом и эмиссаром со звезд, но все ивиомилы в безмолвной ярости смотрели на Данло. В их число входил и Бертрам. Его потные ручонки сжались в кулаки, синеватая кожа побагровела.

– Этот наман опасен, – проговорил он, указывая на Данло. В его голосе была угроза, в глазах – ненависть. – И, возможно, не просто опасен. – Бертрам с угрюмой улыбкой посмотрел на Едрека Ивионгена, Фе Фарруко Эде, Оксану Иви Селов и других своих сподвижников. – Мне не хочется даже говорить, чем он может оказаться.

Данло сидел на своем стуле, выпрямив спину, и считал удары своего сердца. Всю жизнь он старался говорить правду, но теперь, видя, как темные ангелы насилия перелетают из глаз в глаза ивиомилов, он думал, так ли уж хорошо послужила правда его цели. Быть может, с такими людьми, как Бертрам Джаспари, хорошо продуманная ложь была бы более полезным орудием? Он смотрел на Бертрама, а тот смотрел на него, и Данло вспомнил слова своего друга Ханумана: с теми, кто считает себя обязанными нести людям правду, никогда ничего хорошего не случается.

– Если можно, – почти вкрадчиво сказал Бертрам, – я хотел бы задать пилоту еще один вопрос.

За пюпитром во главе зала прошуршал шелк, как будто Харра очнулась от дурного сна.

– Ты задал уже много вопросов, – медленно кивнув, произнесла она. – Но если хочешь, можешь задать еще один – только обдумай его как следует.

– Благодарю, Святая Иви, – с поклоном сказал Бертрам и повернулся к Данло. – Ты так любишь еретиков – может быть, их мечта стала твоей мечтой? Ты тоже хочешь стать богом?

– Нет, – без запинки ответил Данло, не сдержав улыбки. – Я хочу стать только тем, кем мне предназначено от рождения, не больше.

– Это не ответ, пилот. Ты ничего нам не сказал.

Свет, излившийся на миг из темно-синих глаз Данло, сказал все, и Данло добавил:

– Я хочу быть настоящим человеком, ничего более.

– И что же это значит?

– Фраваши, мой учитель, назвал мне однажды одно слово: асария. Это человек, который способен сказать “да” всему, что есть в человеке.

Этот ответ удовлетворил, по-видимому, многих старейшин.

Они кивали и тихо переговаривались. Но Бертрам, оглядев зал, снова повернулся к Харре.

– Наша Святая Иви полагает, что Данло ви Соли Рингесс говорил искренне. Так ли это? Прежде чем обдумать все сказанноё им, мы должны быть уверены, что он действительно тот, кем себя объявляет. Возможно, нам следует пригласить его в очистительную камеру, чтобы проверить правдивость его слов. Я, как и многие другие старейшины, готов предложить свои услуги в качестве чтеца при столь примечательной церемонии.

Губки Бертрама сложились в трубочку от предвкушения, словно он собирался высосать сок из кровоплода. Он обменялся взглядами с ивиомилами, явно разделявшими его жестокий замысел.

– В данном случае это не понадобится, – сказала Харра.

– Но должны же мы узнать правду!

– Мы тоже желаем знать правду об этом пилоте. И о том, что он рассказал нам.

– Правда одна, Святая Иви.

– Но к ее святилищу ведет много путей, – напомнила она, взглянув на Данло. На ее лице читались задумчивость, вызов и грусть, но больше никаких чувств оно не выдавало.

Взоры старейшин переходили от нее к Данло, и он почувствовал, что ему предстоит выдержать еще одно испытание.

Глава 18

ПРОРОЧЕСТВО

Столь же противоречивой является и Доктрина (или Программа) Остановки. Церковь учит, что вселенная остановится, когда Эде поглотит ее и составит с ней единое целое. Но в древней математике отсутствует алгоритм, позволяющий определить, способен ли циклически работающий механизм когда-нибудь остановиться. Поэтому и научного метода, позволяющего установить, стал ли уже Эде Богом-Вселенной, не существует.

Эту основополагающую доктрину невозможно примирить с наукой, если не рассматривать Бога как сущность вне пространства и времени. Так обычно и воспринимают бога кибернетические теологи. В конце вселенной время остановится, и Эде будет существовать вечно. В определенном смысле он уже вечен и потому существует на протяжении всех времен. Поэтому он должен предвидеть момент остановки вселенной и знать, какие состояния ему предшествуют. Поэтому его провозглашение себя Богом можно рассматривать не только как пророчество, относящееся к будущему, когда вселенная остановится, но и как определение вечного, всеведущего и божественного существа Эде.

Британская Энциклопедия, 1754 изд., 10-я стандартная версия

Планета Таннахилл медленно оборачивалась вокруг своей оси, а Данло с терпеливым ожиданием смотрел на Харру Иви эн ли Эде. Она кивнула одному из охранников, стоявшему наготове. Охранник, красивый молодой человек, который мог бы быть ее внуком, наклонил голову в ответ и подошел к двери позади Харры. Распахнув ее сильным уверенным движением, он пригласил в зал ожидавших в передней двух человек и проводил их к почетному столу, где сидел Данло, наблюдая за происходящим с пристальностью птицы талло, высматривающей в небесах своего сородича.

Старейшины при входе этих двоих изумленно вытянули шеи, но Данло сохранил спокойствие и ясность взгляда. Он улыбнулся вошедшим и склонил голову, признавая логичность их появления здесь. Эти двое, само собой разумеется, были пилот-ренегат Шиван ви Мави Саркисян и воин-поэт Малаклипс Красное Кольцо. Они шли за Данло через галактику на протяжении тысяч световых лет, и теперь он с юмором (и немалым страхом) смотрел, как охранник усаживает их за стол чуть ли не рядом с ним.

Это судьба, думал он. Моя судьба, прекрасная и ужасная.

Но по крайней мере одного из старейшин это нисколько не позабавило. Изумление и ярость исказили невозмутимое до сих пор лицо Бертрама Джаспари.

– Кто эти люди? – вскричал он. – Наманы, по всей видимости, – этот одет столь же варварски, как и пилот! – Он указал на Шивана. – Откуда они явились? Почему нас не информировали о совершенной ими посадке? Почему их допустили в Койвунеймин, даже не упомянув об этом в сегодняшней повестке дня?

Другие старейшины беспокойно ерзали на своих стульях. Данло все это время не сводил глаз с воина-поэта, и тот тоже смотрел на него, прямо в глаза, как бы говоря: “Сколько бы ты ни странствовал по вселенной, пилот, как далеко ни ушел бы, твоя судьба все равно связана с моей”.

Следуя обычаям воинов-поэтов, Малаклипс надел длинное кимоно в Архитекторском стиле, но не белое, а сверкающее киноварью, ультрамарином, золотом и еще сотней оттенков. На мизинцах обеих рук Малаклипса блестели красные кольца, глаза светились глубокой, такой памятной Данло лиловизной. Взгляд этих необыкновенных глаз обошел зал, задержавшись сперва на Бертраме, затем на Харре за ее пюпитром. В этом взгляде, как всегда, была смерть. Воин-поэт, как всегда, был готов либо умереть сам, либо привести любого человека, которого ему поручили убить, к моменту возможного.

Архитекторы его боятся, подумал Данло, хотя и не понимают причины своего страха.

Харра жестом велела Бертраму сесть и представила Койвунеймину обоих пришельцев. Она извинилась за то, что пригласила этих двух наманов на заседание, не информировав старейшин, но сожаления по поводу своего решения не выразила.

Она демонстрирует им свою власть, понял Данло.

– Так складывается, что Малаклипс Красное Кольцо с Кваллара прибыл к нам с миссией, как и пилот, – сказала Харра. – Орден Воинов-Поэтов, как я поняла, хочет возобновить отношения с нашей Церковью. Не совпадение ли, что представители двух таких уважаемых Орденов нашли наш мир одновременно после полутора тысяч лет забвения? Не совпадение ли, что воин-поэт явно знает этого пилота? Мы пригласили Малаклипса Красное Кольцо сюда, чтобы исследовать эти совпадения. Они оба сидят за почетным столом, и вы можете задавать им вопросы. Как сказал наш Вечный Эде, путь к истине есть всегда.

Данло встретился взглядом с Шиваном ви Мави Саркисяном, сидящим справа от воина-поэта. Шиван, как и в саду Мер Тадео, был одет в простой серый костюм без признаков определенного стиля. От пилотской формы он отказался, когда покинул Орден, но черное пилотское кольцо оставил: пилот и его кольцо неразлучны. Постукивая этим почти несокрушимым перстнем по краю стола, он склонил голову, воздавая должное пилотскому подвигу Данло, сумевшему провести свой корабль через Экстр и найти Таннахилл. Данло в ответ тоже прикоснулся кольцом к столу и с улыбкой поклонился Шивану – ведь и тот совершил почти невозможное, пройдя за ним следом через полгалактики.