Текст книги "Реквием по Homo Sapiens. Том 2"

Автор книги: Дэвид Зинделл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 37 (всего у книги 77 страниц)

Лорд Николос, казалось, перестал дышать. Зондерваль, Коления Мор и все остальные тоже замерли на своих стульях.

– Но ведь не может же Бертрам Джаспари, – заговорил немного погодя глава Ордена, – знать координаты нашей звезды?

Данло, который скорее дал бы отрезать себе руку, чем выдал этот секрет, ответил с угрюмой улыбкой:

– Не думаю, что это возможно. Но Бертрам ненавидит не только тех, кто обосновался здесь, на Тиэлле, – он обвиняет и невернесский Орден. И сам Невернес. Я опасаюсь, что ивиомилы перенесут свой фацифах в Цивилизованные Миры и захотят уничтожить Звезду Невернеса.

Данло сказал, что они способны совершить эту шайду не только из мести. Несколько лет назад в Невернесе зародилась новая религия, указывающая людям возможность стать богами. Новообращенные, руководствуясь примером отца Данло, Мэллори ви Соли Рингесса, назвали эту религию в его честь: Путь Рингесса. И Бертрам Джаспари узнал об этом новом Пути.

Для любого ивиомила, да и для любого Архитектора Старой Церкви учение, утверждающее, что какой-либо человек, помимо Эде, способен стать богом, является святотатством худшего толка. Всякий, помышляющий о подобном преображении, называется хакра, и долг церкви – очистить такого еретика от его пагубной гордыни или вовсе истребить его. Ивиомилы решительно настроены истребить невернесских рингистов, пока те не распространили свою кощунственную веру по всем Цивилизованным Мирам и за их пределами.

– Я думаю, что Бертрам Джаспари захочет захватить власть над Цивилизованными Мирами, – сказал Данло, слыша, как его голос наполняет солнечное пространство зала. – У него есть машина-звездоубийца, и его тяжелые корабли набиты миссионерами. Им движет мечта, и он полон ненависти.

После небольшой паузы лорд Николос, чей немигающий взгляд не отрывался от Данло, произнес:

– То, что вы рассказали нам, ужасно. Но, по-моему, можно не опасаться того, что эти ивиомилы найдут Звезду Невернеса. Даже зная ее координаты, они никогда не смогут пройти через Экстр. Тридцать тысяч световых лет! Даже лучшим нашим пилотам такой переход не всегда по силам.

– Но некоторым это все-таки удалось, – тихо заметил Данло.

– Только вам, пилот, и это не…

– Не только мне. – Данло стиснул в руке флейту. – На Фарфаре, до нашего отлета в Экстр, я встретил одного человека. Это было в саду Мер Тадео, как раз перед появлением на небе сверхновой. Тот человек – воин-поэт с Кваллара, и зовут его Малаклипс Красное Кольцо… потому что оба кольца у него красные. Он тоже искал Таннахилл и собирался последовать в Экстр за нашей миссией.

– Воин-поэт? Сам по себе?

– Нет, не сам по себе. На Фарфару его доставил пилот-дезертир Шиван ви Мави Саркисян на своем корабле “Красный дракон”.

Зондерваль, постучав своим пилотским кольцом по столу, сообщил лордам:

– Я хорошо знал Шивана до того, как он сделался ренегатом во время Пилотской Войны. Ему не было равных, не считая меня и, пожалуй, Мэллори Рингесса.

Надменная ремарка Зондерваля явно не понравилась Адже, Елене Чарбо и другим мастер-пилотам. Не понравилась она и лорду Николосу, который кивнул Данло и распорядился:

– Продолжайте.

Данло с поклоном продолжил свой рассказ:

– Малаклипс и Шиван преследовали меня через весь Экстр. Сначала до Тверди, потом до Таннахилла, Они тоже участвовали в войне Архитекторов.

– Весьма популярная война, я бы сказал, – сухо заметил лорд Николос.

– Малаклипс Красное Кольцо заключил союз с Бертрамом Джаспари. Только благодаря ему ивиомилы продержались так долго.

– Воины-поэты в союзе с Архитекторами, – покачал головой лорд Николос. – Это не к добру.

– Теперь корабли ивиомилов ведет Шиван на своем “Красном драконе”.

– Очень плохо, – отозвался лорд Николос.

– Твердь думает, что Кремниевый Бог использует и воинов-поэтов, и Архитекторов в своей войне. Что он уничтожил бы всю галактику, если бы мог.

А то и всю вселенную, добавил про себя Данло.

Он рассказал о мечте Бертрама основать свою новую церковь где-то ближе к ядру галактики, за Невернесом. И фанатики-ивиомилы, исполняя данную им Богом программу по переделке вселенной, будут уничтожать звезды на всем своем пути.

– Боюсь, как бы они не устроили новый Экстр, – сказал Данло. – Если не хуже.

Но что могло быть хуже, чем возникновение нового региона мертвых и гибнущих звезд? Ти Сен Сароджин, Главный Астроном, заметил, что если ивиомилы начнут взрывать звезды ядра галактики, где плотность звезд очень велика, то это может вызвать цепную реакцию сверхновых. Звезды будут взрываться одна за другой от ядра к окраинам, и вся галактика превратится в огненный шар.

– Очень, очень плохо, – тихо повторил лорд Николос. В палате настала мертвая тишина: никогда еще на памяти живых этот спокойный и хладнокровный человек не употреблял слов “очень” и “плохо” вместе.

– Я сожалею, – сказал Данло.

– Религиозные фанатики, фацифахи, звездоубийцы, пилоты-ренегаты и боги! Хорошенькие вещи вы нам рассказываете, пилот. Ну что ж, с войной богов мы ничего поделать не можем, однако…

– Лорд Николос, – прервал Данло.

– Что еще? – коротко переведя дыхание, осведомился лорд.

– Твердь сказала мне кое-что о Кремниевом Боге. Обо всех богах.

– И что же это?

Данло оглядел зал. Лорд Беребир, лорд Ладо и остальные буквально смотрели ему в рот.

– Твердь полагает, что мы владеем секретом победы над Кремниевым Богом. Мы, люди.

– Но как это возможно? – вмешалась Главный Эсхатолог Морена Сунг.

– Этот секрет входит в Старшую Эдду. А Эдда, как полагают, закодирована только в человеческой ДНК.

Никто, по правде говоря, не знал по-настоящему, что такое Старшая Эдда. Предполагалось, что на Старой Земле мистические Эльдрия вписали всю свою божественную мудрость в человеческий геном. И теперь, много тысячелетий спустя, миллионы людей на бесчисленных планетах несут эту спящую память в своих клетках. Только мнемоника (так по крайней мере считают сами мнемоники) способна пробудить Старшую Эдду и вызвать ее живые картины перед внутренним взором.

Одни воспринимали Эдду как чистый мистический свет, другие верили, что это инструкция, как стать богами, а возможно, и чем-то выше богов. Данло, испытавший великое воспоминание, чувствовал, что Эдда включает в себя все сознание и всю память вселенной. Если так, то любой человек, даже ребенок, действительно мог вспомнить, как Эльдрия давным-давно победили Темного Бога и спасли Млечный Путь от гибели. Именно этот Грааль искала Твердь, ведя свою войну с Кремниевым Богом, и существовала реальная возможность, что Данло, и Зондерваль, и лорд Николос в своей ярко-желтой мантии, и все сидящие в этом зале несут тайну в себе.

– Я ни разу не слышал от наших мнемоников, что в Эдде содержатся какие-то военные тайны. – Лорд Николос бросил взгляд на Менсу Ашторета, Главного Мнемоника в серебряной мантии, и тот покачал головой. – Неизвестно, правда, что могли открыть невернесские мнемоники после нашего отлета в Экстр.

Он не добавил, что многие тысячи новообращенных рингистов тоже усиленно вспоминают Старшую Эдду. Лорд Николос не мог относиться серьезно к информации столь таинственной, как Эдда, и тем более к тому, что какой-нибудь ополоумевший фанатик из Невернеса способен открыть нечто, неизвестное мудрейшим академикам Ордена.

– И все же Твердь надеется, – сказал Данло, – что когда-нибудь кто-то из людей вспомнит этот секрет.

– Человек? – уточнил лорд Николос. – Не бог?

– Может быть, и бог. Может быть, мой отец. Но большинство богов – это всего лишь колоссальные компьютеры, состоящие из белковых, оптических и кремниевых схем. Они не живут так, как люди, и не способны вспоминать, как мы.

– По-вашему, Твердь хочет, чтобы мы вспомнили это ради Нее?

– Да.

– Стало быть, Она использует нас, как Кремниевый Бог – Архитекторов и воинов-поэтов?

– Мой отец говорил как-то, – улыбнулся Данло, – что Твердь отзывается о человеке как об instrumentum vocale – говорящем орудии.

– Вы находите это забавным?

– Признаться, да, – ответил Данло, глядя на свою флейту. – Потому что мы, орудия, наделены также собственной волей. Наделены жизнью и песнями, побуждающими вселенную к существованию.

– Интересно, что мы запоем, если боги втянут нас в свою войну?

– Не знаю. Но если мы, люди, все-таки вспомним этот секрет, то получится, что это мы использовали Твердь для истребления Кремниевого Бога, правда?

– Вы это нам советуете, пилот? Чтобы Орден, пустив в ход свои ресурсы, помог Тверди вести Ее войну?

Данло помолчал, стиснув флейту так сильно, что ее отверстия врезались в ладонь, и сказал:

– Я… вообще не считаю войну необходимой. Главный Акашик должен знать, что я принес обет ахимсы. Не причиняй вреда ни одному живому существу. Не попивай чужую жизнь даже ради спасения своей, не делай зла, не убивай.

– Я тоже не считаю, – ответил ему лорд Николос. – Война – наиболее глупый вид человеческой деятельности, за исключением разве что религии. Что же до религиозных войн, о которых сегодня шла речь… – Лорд, сделав паузу, обменялся взглядом с Зондервалем, Мореной Сунг и другими своими соседями и печально пoкачал головой, давая понять, что религиозная война безумна по самой своей природе. – Тем не менее нам следует поразмыслить об этой войне Архитекторов, поскольку она угрожает перекинуться на другие миры. И о войне богов, пожалуй, тоже.

Данло, глядя на лорда Николоса, наклонил голову.

– Вы закончили, пилот?

– Да.

– Тогда я попрошу вас подождать снаружи, пока мы будем обсуждать все те глупые и преступные вещи, о которых вы нам сообщили.

– Слушаюсь. – Данло снова наклонил голову, зная, что только лордам и мастерам разрешается присутствовать при обсуждении наиболее серьезных вопросов Ордена. Он вышел из черного круга и хотел взять с пола сундучок, но тут Зондерваль внезапно сказал:

– Минуту. – Главный Пилот встал и выпрямился во весь свой восьмифутовый рост. – Я хотел бы воздать честь достижениям пилота и его выдающимся открытиям.

С этими словами он застучал своим кольцом по столу.

Елена Чарбо, Аджа, Лара Хесуса и Аларк Утрадесский последовали его примеру. Другие лорды и мастера поддержали их рукоплесканиями и склонили головы, воздавая почести подвигу Данло.

– А теперь я приглашаю Данло ви Соли Рингесса остаться здесь, с нами, – сказал Зондерваль.

Лорд Николос бросил на него недоумевающий, обиженный взгляд.

– Я приглашаю его в качестве мастер-пилота, – пояснил Зондерваль. – Разве кто-нибудь сомневается, что он заслужил эту степень? Думаю, что нет, и поэтому как Главный Пилот посвящаю его в мастера. Церемонию в Зале Пилотов мы проведем позже.

Некоторое время лорд Николос и Зондерваль смотрели друг на друга, как два готовых сцепиться кота. Зондерваль действительно имел право назначать новых мастеров по своему выбору, но имена кандидатов полагалось сообщать комитету мастер-пилотов, чтобы те могли высказаться относительно достоинств и годности каждого. А глава Ордена, если не по закону, то по традиции, лично утверждал назначения и произносил приветственное слово. Чрезвычайные времена, конечно, требуют чрезвычайных решений, но покушение Зондерваля на привилегии лорда Николоса объяснялось не столько необходимостью, сколько высокомерием. Зондерваль считал, что главой Ордена следовало выбрать его, и потому старался подменить собой лорда Николоса где только возможно.

– Очень хорошо, – процедил наконец лорд Николос сквозь плотно сжатые тонкие губы. Данло так и стоял посреди зала, наблюдая, как разыгрывается эта маленькая драма между самыми влиятельными лордами его Ордена. – Очень хорошо, мастер-пилот. Вы можете остаться и присутствовать при том, как мы вынесем решение по этому вопросу.

Данло после вполне официального поклона улыбнулся, проследовал со своим сундучком к столу мастер-пилотов и занял место между Ларой Хесусой и Аларком Утрадесским.

Быстрый вспыльчивый Аларк, который однажды на спор пересек Детесхалун, обнял Данло и шепотом высказал ему свое приветствие, постучав кольцом по столу.

– А теперь, – встав, обратился к собранию лорд Николос, – нам предстоит пересмотреть нашу миссию в свете того, что рассказал нам Данло ви Соли Рингесс.

Так начались знаменитые военные дебаты в Палате Лордов. Поначалу это походило скорее на личный спор между Зондервалем и лордом Николосом. Никто не призывал к войне в открытую, но Зондерваль предлагал направить группу легких кораблей в Цивилизованные Миры с тем, чтобы перехватить и уничтожить в звездных каналах флот Бертрама Джаспари, не дав ему дойти до Невернеса. Лорд Николос, человек бережливый, отвечал на это, что легких кораблей у Нового Ордена немного и каждый из них особенно нужен теперь, после обнаружения Таннахилла. Миссия Ордена, напомнил он, обращена именно к Архитекторам Старой Церкви. На Таннахилл нужно отправить посольство. Орден предоставит Архитекторам корабли и пилотов, чтобы миссионеры могли распространить новую программу своей церкви по всему Экстру. Все Архитекторы; где бы они ни находились, должны узнать, что взрывы звезд более не поощряются и даже не разрешаются.

– Мы не должны вмешиваться в войну между церковью и ее сектами, – заявил лорд Николос и добавил, улыбнувшись Данло: – Что до войны богов, мы просто не имеем возможности вмешаться в нее, разве что кто-то из нас вдруг вспомнит военные тайны Старшей Эдды – больше нам нечем повлиять на богов.

Большинство лордов соглашались с логикой лорда Николоса – это было заметно по тому, как они кивали и перешептывались. Но Зондерваль, едва дождавшись, когда лорд Николос закончит, спросил его:

– А как же быть с ивиомильским флотом, который воин-поэт и пилот-ренегат ведут к Невернесу? Неужели мы бросим в беде мир, из которого вышли?

– Разве я говорил, что мы собираемся бросить кого-то в беде? – возразил лорд Николос.

– Вы также не сказали ни слова о том, как защитить наших братьев и сестер в Невернесе! – с жаром воскликнул Зондерваль. Его возлюбленная погибла при столкновении кометы с ее планетой, и с тех пор он больше не встречался с женщинами. – Надеюсь, причина не в том, что вы боитесь рискнуть несколькими десятками легких кораблей.

– Риск существует в любом случае, на чем бы мы ни остановили свой выбор. Но этот риск должен быть просчитан и цена его взвешена.

– Расчеты! Цена! Так рассуждают торговые пилоты с Триа.

– Так рассуждает любой здравомыслящий человек, которому нужно решить трудную задачу с ограниченными средствами.

– Я как Главный Пилот нашего Ордена обязан поощрять моих людей совершить невозможное, не считаясь ни с какими ограничениями. – Сказав это, Зондерваль поклонился Данло, как воплощению героических пилотских традиций.

Многие лорды тоже посмотрели в их сторону, и Данло стойко выдержал их взгляды, хотя терпеть не мог быть объектом общего внимания.

– От Главного Пилота большего нельзя и требовать, – сказал лорд Николос, – но я как глава Ордена обязан сдерживать героические порывы моих пилотов, даже столь выдающегося, как вы.

Этот комплимент, смешанный с завуалированной критикой, польстил Зондервалю, и он сел, сердито поглядывая на лорда Николоса. Тот воспользовался этой возможностью, чтобы выложить свой козырь.

– Предлагаю послать в Невернес трех пилотов. Лучших наших пилотов на самых быстрых кораблях. Они предупредят лордов Невернеса об ивиомилах и их машине-звездоубийце. У Старого Ордена пилотов больше, чем у нас, – пусть невернесские пилоты и воюют с ивиомилами, если угроза войны действительно существует.

Лара Хесуса обменялась быстрым взглядом с Аларком, блистательная Аджа взглянула на Данло. Мастер-пилоты, по-видимому, уже согласились с планом лорда Николоса и теперь ревниво прикидывали, кого же из них пошлют домой, в Невернес. У лордов тоже не нашлось возражений. Все сидели молча, глядя то на лорда Николоса, то на Зондерваля. Какой-то миг казалось, что лорды уже приняли решение и войны удастся избежать.

Но вселенная – странное место, чреватое иронией и драмами космического масштаба. Порой игра случая и невероятные совпадения убеждают нас в том, что мы – часть какой-то крупной игры, цель которой столь же непостижима, сколь и загадочна. Поступок женщины или слово мужчины способны за один миг необратимо изменить историю. Когда лорд Николос предложил перейти к голосованию, в Палате настал именно такой момент. Большие золоченые двери, в которые какой-нибудь час назад вошел Данло, внезапно распахнулись, и в зал ввалились трое. Двое были кадеты-горологи в красной форме, добровольно взявшие на себя охрану Палаты и различных бывающих здесь важных персон. Третий был необычайно крупный мужчина, одетый в черное, с густой черной бородой, с черными глазами и лиловато-смуглым лицом. Настроение у него тоже было явно не из светлых, поскольку горологи мешали ему войти, хватали его за руки и загораживали ему дорогу.

– Да пустите вы, черт побери! – гаркнул он, стряхивая с себя кадетов, как мух. – Говорю же вам, я привез важные новости, которые ждать не могут! Я вам не террорист какой-нибудь, ей-богу – я пилот!

Лорды повскакали с мест, но Данло улыбнулся, и глаза его наполнились светом, потому что он знал этого человека.

Они обменялись улыбками через весь зал. Пришельца звали Пешевал Сароджин Вишну-Шива Лал, но все знали его как Бардо. Бывший пилот Ордена, он приходился Данло одним из самых близких друзей.

– Прошу вас, соблюдайте сдержанность! – воззвал лорд Николос, обращаясь как к лордам, так и к Бардо. – Займите свои места.

– Это точно – сядьте лучше, чтобы не упасть, – сказал Бардо, проходя в черный алмазный круг. – Я многое имею сказать, и вам понадобится все ваше мужество, чтобы это выслушать.

– Вы больше не пилот Ордена, – заметил ему лорд Николос.

Двенадцать лет назад в невернесской Палате Лордов многие из присутствующих здесь (в том числе лорд Николос и Данло) стали свидетелями того, как Бардо швырнул свое пилотское кольцо в гранитную колонну, разбив его, и отрекся от своей пилотской присяги. Позднее он начал пить священный мнемонический наркотик и проповедовать о возвращении своего друга Мэллори Рингесса, чем положил начало религии, известной как Путь Рингесса.

– Это верно, из Ордена я вышел, – сказал он, – но пилотом остался. И прошел полгалактики, чтобы сказать вам то, что должен сказать.

– Что именно?

Бардо, наполнив воздухом свои объемные легкие, посмотрел на Зондерваля, с которым учился в пилотском колледже Ресе, посмотрел на лорда Николоса, Морену Сунг, Сула Эстареи, а под конец – на Данло ви Соли Рингесса.

– В Невернесе скоро начнется война, – объявил он. – И в Цивилизованных Мирах тоже. Впервые за две тысячи лет. Кровавая, бессмысленная война. Я прошел двадцать тысяч световых лет, чтобы сказать вам, как это случилось и что мы должны предпринять.

Бардо явился сюда незваным и нежданным, но ни один голос не возразил против его присутствия. Лорд Николос оцепенел, словно через его стул пропустили электрический ток, взоры всех остальных были прикованы к громадной фигуре Бардо. И бывший пилот Ордена начал свою повесть о войне, которой предстояло изменить жизнь каждого из них, а может быть, и лицо самой вселенной.

Глава 2
СУДЬБА

Счастливы те кшатрии, которым нежданно выпадает на долю возможность сражаться, открывая перед ними райские врата.

“Бхагавадгита”, 2. 32

Казалось бы, Бардо, стоящий посреди черного круга, темнокожий и одетый в черное, должен был совсем раствориться в этом чистейшем из цветов. Но Бардо не заставили бы стушеваться ни мужчина, ни женщина, ни безбрежная чернота самой вселенной. Он притягивал к себе внимание, как горячая звезда-гигант, пылающая в межгалактической пустоте. Он был рожден принцем Летнего Мира и до сих пор относился к себе как к светочу среди меньших светил, но природное благородство и доброе сердце побуждали его помогать людям, а не обливать их презрением, как это делал Зондерваль.

Драматической жилкой он тоже обладал от природы. Его зычный голос наполнял зал, воспламеняя воображение каждого мастера и лорда. Он умел затронуть людские души, но делал это не по расчету – скорее это было выражением самых глубоких сторон его личности. Взять хотя бы его наряд, который невольно привлекал к себе все взоры. Черное одеяние Бардо было сшито не из шерсти и не из шелка, как у Данло, Лары Хесусы и других мастер-пилотов, а изготовлено из редкого наллового волокна. Налл, вещество более прочное, чем алмаз, служит надежной защитой от ножей, лазеров и взрывов. Для лучшей защиты верх костюма Бардо был снабжен гибким, облегающим мускулы налловым панцирем. Паховые органы, самые ценные и уязвимые, прикрывал огромный щиток. Наряд завершал широченный шешиновый плащ, предохраняющий от радиации и плазменных бомб. Эти внушительные доспехи от начала до конца спроектировал сам Бардо. Он уже был однажды убит, когда пытался спасти своего лучшего друга. После воскресения он относился к своему телу трепетно и не жалел средств для его защиты. Бардо, как заявил он лордам Нового Ордена, собрался на войну и не питал иллюзий на предмет ужасов, которые она сулила как ему, так и им.

– В Невернесе уже состоялось одно сражение, – сообщил он. – Некоторые назвали бы его просто стычкой, поскольку погибло в нем всего трое пилотов, но это событие предвещает другие, гораздо худшие, и настанут они скоро, слишком скоро – не надо быть скраером, чтобы это предсказать.

Бардо рассказал о том, что привело к этому сражению.

То, что произошло в Невернесе за пять лет после отлета Экстрианской Миссии, было, конечно, сложно – история всегда сложна. Вкратце Бардо поведал лордам следующее. Он основал религию под названием Путь Рингесса с целью увековечить жизнь и подвиги своего лучшего друга Мэллори.

Мэллори Рингесс показал Ордену и всему человечеству, что любой из людей может стать богом, если вспомнит Старшую Эдду. Бардо принес это учение в Невернес. Вечера в его доме, где гостям предлагали священный наркотик каллу, давали возможность академикам Ордена и прочим жителям города приобщиться к Единой Памяти. Но Бардо, как сказал он сам, создан скорее для начинания великих дел, чем для их завершения. Он не пророк, он просто одаренный человек, бывший пилот Ордена, желавший указать своим друзьям и последователям путь к бесконечным возможностям, которые лежат перед ними. И чуть ли не у самых истоков рингизма его соратником стал цефик, Хануман ли Тош.

– Вы все его знаете, – сказал Бардо, обменявшись быстрым взглядом с Данло. Хануман и Данло, до того как стать врагами, были неразлучными друзьями. – Но кто из вас знает Ханумана по-настоящему?

Бардо признал, что Хануман, блестящий и харизматический молодой человек, проявил себя как религиозный гений, и рингизм благодаря ему стал стремительно распространяться по Цивилизованным Мирам. Но постепенно в нем открылись жестокость, тщеславие и чудовищное честолюбие. Хануман, сказал Бардо, представляет собой раковую опухоль в теле церкви: он заключил ряд тайных союзов с другими деятелями Пути и учредил новые церемонии, чтобы напрямую манипулировать умами рингистов. Хуже того, он стал распространять о Бардо клевету и подрывать его лидерство всеми доступными средствами. Рингизм рос и протягивал свои щупальца (так выразился Бардо) в залы Ордена и города Цивилизованных Миров, будучи при этом больным изнутри; Хануман в своей жажде власти лишил религию ее истинного смысла.

Наконец настал вечно памятный для Бардо день, когда Хануман открыто бросил вызов его авторитету и вытеснил его с поста главы церкви.

– Он украл у меня мою чертову церковь! – гремел багровый от ярости Бардо, топая черным налловым сапогом о черный алмаз. – Мою прекрасную, благословенную церковь!

После краткого молчания лорд Николос навел на Бардо свой ледяной взгляд и спросил:

– Ваши слова относятся к собору, который ваше движение купило у секты христиан, или к самой организации ваших одураченных единомышленников?

Бардо, хорошо знавший отношение лорда Николоса к любой религии, счел за благо не обижаться и ответил просто: – И к тому, и к другому. Сначала у меня отняли собор, а потом Хануман настроил против меня рингистов. Ох, горе, горе.

– Как это возможно – отнять собор? – осведомился лорд Николос.

– Вы помните, как этот собор финансировался? – с тяжелым вздохом спросил Бардо.

– Я этого вообще не знал, да и знать не хотел.

– Так вот, он стоил очень дорого. Кошмарно дорого – не зря ведь это самое величественное здание во всем городе. Я просто не мог не приобрести его – не только я, а все мы, рингисты. Нам требовалось особое место, чтобы вспоминать великие достижения Мэллори Рингесса и поклоняться ему. Поэтому мы купили собор на паях, и каждый рингист вложил в это свои деньги. У некоторых, правда, возникли сложности.

– У членов Ордена?

– Ну да, у них. Каноны Ордена запрещают им владеть какой-либо собственностью, поэтому им пришлось передать свои доли доверенным лицам. А Хануман по секрету стал переманивать этих доверенных лиц к себе, да и других тоже. И в один прекрасный день, 14-го глубокой зимы, он…

– Установил большинством голосов новые правила относительно допуска в собор, – закончил за Бардо лорд Николос.

– А вы откуда знаете? – В голосе Бардо звучало не столько подозрение, сколько изумление.

– Подобная стратагема напрашивается сама собой. Как же вы-то этого не предугадали?

– Я догадывался – Бардо ведь не дурак. Я думал, что знаю, кто из пайщиков мне предан, а кто нет, но, видимо, просчитался. Я был занят другими делами. Создавать новые религии – это, знаете ли, не пустяк.

Данло улыбнулся. Пилоту, искушенному в математике, не так-то легко признаться, что он просчитался. Но Бардо, при всем своем хитроумии, мог быть беспечен до крайности. Под “другими делами” скорее всего подразумевались романы с молодыми красотками, желавшими любым способом попасть на Путь Рингесса.

– Дела Ханумана, очевидно, шли более успешно, – заметил лорд Николос.

– Он выпихнул меня из моей же церкви, ей-богу! И сам стал Светочем Пути!

– И рингисты пошли за ним?

– Очень многие, – признался Бардо. – Овцы, одно слово, – кто бы еще пошел в самом начале за таким злосчастным, как я? Сперва я пытался устраивать мнемонические церемонии у себя дома, и с полгода в Невернесе существовало два Пути Рингесса. Но я уже перестал вкладывать в это душу – в религию то есть. При виде того, что вытворяет Хануман с моей церковью, мне хотелось плакать.

Бардо сказал, что Хануман полностью подчинил себе Орден – не ради вспоминания Старшей Эдды и поклонения Мэллори Рингессу, а исключительно ради власти. Еще несколько лет назад он заключил секретный пакт с Главным Цефиком, лордом Одриком Паллом, которому помог стать главой Ордена. Теперь лорд Палл сумел внести в каноны Ордена поправку, впервые в истории отменявшую для академиков запрет исповедовать какую-либо религию. Отныне членам Ордена рекомендовалось и даже предписывалось принять Три Столпа Рингизма и подключиться к компьютеру Ханумана, где якобы хранилась в виде ярких виртуальных образов память Старшей Эдды. Лорд Палл стремился влить в свой старый застойный Орден взрывчатую энергию новой религии, и Хануман обратил в свою веру многих пилотов, способных проповедовать Путь Рингесса в Цивилизованных Мирах и за их пределами. Скоро, сказал Бардо, Путь Рингесса и Орден станут единым религиозно-научным образованием, обладающим безграничной властью.

Бардо закончил свою речь, и в зале воцарилось молчание.

Затем лорд Николос, не желающий верить собственным ушам, моргнул и проговорил:

– Это плохо, очень плохо.

В самом деле – мог ли он или кто-либо из лордов предвидеть, что эта новоявленная вселенская религия поглотит Орден и многие Цивилизованные Миры за каких-нибудь пять лет?

– Я никогда не доверял религиозному чувству, – продолжал лорд Николос, – не понимая при этом истинной причины своего недоверия. Теперь она мне ясна. Я приношу свои извинения всем лордам, мастерам и специалистам Ордена. Если бы я знал, какую опасность представляет этот человек со своим культом, – он указал пальцем на Бардо, – я никогда не допустил бы разделения Ордена. Нам следовало остаться в Невернесе и приложить все свои силы для борьбы с этой гнусностью.

Oн не добавил, что лорд Палл многих назначил в Экстрианскую Миссию именно потому, что они выступали против Пути Рингесса. И первым в списке стоял Данло ви Соли Рингесс, который стал теперь смертельным врагом Ханумана и открыто высказывал свое негативное отношение к новой религии. Что касается самого лорда Николоса, он был только рад сбежать от того, что ныне именовал гнусностью, и стать главой Нового Ордена подальше от Невернеса.

– Кто может знать, что готовит нам будущее, – сказал в ответ Бардо. – Если б я знал, что этот гаденыш Хануман украдет у меня церковь и превратит мое учение в гладышево дерьмо, я не провел бы ни одной мнемонической церемонии.

– Что поделаешь – вы, как всякий пророк, полагали, что знаете тайну вселенной, которой должны поделиться со всеми и каждым.

Бардо, задетый и рассерженный этим замечанием, сказал:

– Что я знаю, то знаю, ей-богу! Я вспомнил то, что вспомнил. Старшая Эдда реальна. Я здесь не единственный, кто проник в нее. Морена тоже пила каллу у меня дома, хи Сул Эетареи, и Аларк Утрадесский. Сам Главный Мнемоник приобщился к Эдде, а Данло ви Соли Рингесс прославился своим воспоминанием. Правда есть правда! И не нужно винить религиозное чувство, ведущее нас к истине. Плохо лишь то, что мы сами делаем из наших религий. Как только человек начинает восхождение к божественным высотам, все благословенное и возвышенное почему-то портится, как отборные яблоки, выставленные на солнце. Я, Бардо, это знаю лучше кого бы то ни было.

И я тоже, подумал Данло, вспоминая собственное знакомство с Путем Рингесса.

– Не стану с вами спорить. – В голосе лорда Николоса прозвучала холодная сталь.

– А я не для того шел сюда через галактику, чтобы спорить.

– Чем бы вы поначалу ни руководствовались, Путь Рингесса – это то, что он есть. И того, что вы сделали, не отменишь.

– Думаете, я сам не сознаю этого? – вскричал Бардо. – С чего, по-вашему, я стал бы рисковать своей проклятой жизнью, чтобы рассказать вам о невернесских событиях?

– Действительно, с чего? Нам всем здесь хотелось бы это знать.

– Я должен исправить то, что сделал.

– Понимаю.

– Я способствовал разрастанию рака – теперь я прошу вашей помощи, чтобы вырезать его, пока не поздно.

И Бардо, поклонившись лорду Николосу, приступил к заключению своего рассказа. Потеряв свой прекрасный собор и отказавшись от попытки устроить у себя на дому оппозиционную церковь, Бардо впал в черную меланхолию. Он на пять дней заперся в своей комнате, отказываясь (как ни трудно в это поверить) от еды и питья, приносимых ему верными друзьями. Сидя в роскошном инкрустированном кресле, он помышлял о самоубийстве. Но Бардо не принадлежал к суицидальному типу. Когда дни глубокой зимы стали совсем короткими, а морозы почти смертельными, ярость его обратилась наружу. Он решил, что убить следует не себя, а Ханумана ли Тоша, лорда Палла, на худой конец – собственную кузину Сурью Суриту Лал, некрасивую маленькую женщину; она была самой преданной сторонницей Бардо, пока Хануман не обворожил ее и не толкнул на измену. Он должен был убить хоть кого-то, и в ту глубокую зиму это не представлялось невозможным, ибо в Невернесе настали недобрые времена.