Текст книги "Реквием по Homo Sapiens. Том 2"

Автор книги: Дэвид Зинделл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 40 (всего у книги 77 страниц)

Глава 4
ШЕЙДВЕГ

Мы называем наш сектор галактики Цивилизованными Мирами и верим, что ищем идеального состояния человеческой культуры, без варварства и войн. Если это так, что должны мы думать о Летнем Мире с его серебряными рудниками, где применяется рабский труд? Можем ли мы считать его цивилизованным? И как быть с Катавой, где Архитекторы Реформированных Церквей используют священные очистительные компьютеры, чтобы калечить умы собственных детей? Как быть с Самумом, с Утрадесом и так далее, и так далее?

Правда в том, что понятие цивилизации нам пришлось сделать до предела узким. Цивилизованными считаются те, кто чтит Три Закона. В чем же суть этих законов? Она проста: мы обязуемся ограничивать свой технический прогресс. Быть цивилизованным значит жить в гармонии с окружающей средой, как положено человеку от природы.

Итак, Цивилизованные Миры – это ничего больше, как три тысячи сфер из воды и почвы, где человек решил остаться человеком.

Хорти Хостхох. “Реквием по хомо сапиенс”

Сейчас пилоты Нового Ордена шли назад через те же самые звезды, по которым прошли всего за несколько лет до этого времени. Эта дистанция их пути, от Тиэллы до Фарфары, была наиболее короткой, но они затрачивали много времени, чтобы преодолеть даже несколько сотен световых лет между такими звездами, как Наталь и Акаиб: мультиплекс под Экстром изменчив, как зыбучий песок, и маршруты, только что составленные, могут оказаться бесполезными в следующий момент. Однако Зондерваль в полном порядке провел свой корабли мимо Кефиры, Чо Чуму, Реи Лос и других воспаленно-красных светил.

Удача или сама судьба благоприятствовала им: на этом первом переходе от окна к окну между предательскими звездами у них не пропало ни одного пилота. Однажды, когда они шли через складку Данлади, образованную взрывом свежей сверхновой, “Ибис” Оны Тетсу чуть было не исчез в бесконечных сериях сгибов. Но Она с огромным присутствием духа, свойственным всему ее знаменитому роду, нашла маршрут, который вывел ее к Двойной Бирделле, очередной паре звезд в намеченной Зондервалем последовательности. Там Она дождалась остальных, и все это с таким хладнокровием, как будто это не ей грозила участь быть раздавленной, как ребенку, попавшему между двумя бешено хлопающими листами пластика.

Многие пилоты предпочли бы доказать свое мастерство, прокладывая маршруты самостоятельно, но Зондерваль приказал им держаться вместе, а такое, как с Оной, мало с кем случалось. Так они и шли через Экстр – эскадрой, всегда оставаясь в одном и том же звездном секторе. Они миновали Ишвару, Стиррит и Сейо Люс, прохладное желтое солнце, похожее формой и цветом на Звезду Невернеса. Миновали Калкин, Вайшнару и вышли наконец к Саттве Люс, ярко-белому шару во внутренней оболочке Экстра. Отсюда им оставалось всего несколько звезд до Рененета и Акара. Потом будут Шока и Савона – а там они выйдут из внешней оболочки Экстра, и перед ними откроется путь на Фарфару и звезды Цивилизованных Миров.

Здесь, у самой границы мощного гравитационного поля Саттвы Люс, им встретилось очень опасное фазовое пространство. Вернее, не встретилось, а накатило на них. Некоторые из оставшихся в живых пилотов описывали это как землетрясение, другие толковали о кипящем масле и о разлетающихся вдребезги рядах дискретных множеств. Данло, попавшему в самую гибельную часть этого пространства, представлялось, что он только что плыл по спокойному голубому морю, а в следующий момент над ним навис огромный вал, переливающийся всеми красками от рубиновой до фиолетовой. Он едва успел найти маршрут к белому карлику близ Рененета. Другие оказались не столь удачливыми (или искусными). В тот день погибли трое пилотов: Рикардо Дор, Лаис Блэкстон и Мидори Асторет на своей знаменитой “Розе Невернеса”. Никто не мог знать, каким увидели мультиплекс они в свой последний момент, но другие соглашались, что побывали в одном из коварнейших за всю свою жизнь математическом пространстве, и порадовались, когда Зондерваль распорядился устроить у Шоки привал, чтобы воздать почести погибшим.

Когда много дней спустя они добрались наконец до Фарфары, многим захотелось совершить посадку, как сделали они на пути в Экстр. Пилотам хотелось снова ощутить землю под ногами, постоять в саду Мер Тадео под звездным небом, попить огненного вина и поговорить о славных подвигах. Но Зондерваль не дал на это разрешения. Здесь начинаются Цивилизованные Миры, сказал он, и существует возможность, хотя и маловероятная, что пилоты Невернеса вдруг вынырнут из мультиплекса, как стая хищных птиц, и уничтожат их корабли, пока они сами будут на планете.

– Пора нам начинать мыслить стратегически, – заявил он. – Мы должны смотреть на себя не как на путешественников, нуждающихся в передышке, а как на солдат в боевых условиях.

Возможность войны не была новостью для Мер Тадео дар ли Марара и прочих торговых магнатов Фарфары. Друзья Бардо из Содружества Свободных Пилотов уже успели, как он и говорил, посетить самые значимые Цивилизованные Миры и оповестить их о Шейдвегском сборе. Содружеству требовались корабли, роботы, запасы воды и провизии, а также люди, вооруженные лазерами, тлолтами или хотя бы ножами. Фарфара не имела никакого, военного опыта, как, впрочем, и большинство Цивилизованных Миров. Торговая элита этой богатой планеты к рингизму была настроена оппозиционно и потому отправляла на Шейдвег, помимо провизии и огненного вина, двадцать тяжелых кораблей. Каждый из них имел на борту десять тысяч наспех обученных солдат, негласно вооруженных лазерами и нейтронными бомбами. Корабли сопровождали семьдесят две каракки, очень похожие на легкие корабли Ордена, но менее изящные, с корпусами из черного налла и пилотами, владевшими математикой ровно настолько, чтобы прокладывать маршруты по хорошо известным звездным каналам. В битве одних легких кораблей с другими они могли оказаться скорее помехой, чем подмогой, но Зондерваль тем не менее поблагодарил фарфарцев и отдал их пилотам приказ: следовать в мультиплексе за легкими кораблями, насколько хватит умения.

С Фарфары эскадра двинулась на Фрипорт, где к ней примкнуло еще десять тяжелых кораблей и тридцать восемь каракк. Такое же количество кораблей прибавилось к ним на Веспере и Ваканде. Их путь пролегал через самую старую систему каналов, через Киттери, Скалу Ролло и Нварт – миры, колонизированные задолго до Потерянных Веков, когда первая волна Роения достигла наивысшего подъема. Далеко не все из этих миров поддерживали миссию Нового Ордена.

Многие, как Итуга и Макис, предпочли сохранить нейтралитет, другие, в силу вековых традиций, оставались верны Старому Ордену, а в рингизме видели течение, способное избавить их от тысячелетнего застоя. В отдельных злосчастных мирах произошел раскол: одна их половина стояла за рингизм, другая противилась этой преступной религии. Дзесиро и Редстон в то время, как эскадра дошла до них, находились на грани гражданской войны.

Такая же ситуация сложилась и на Фосторе. Фосторцы прославились на все Цивилизованные Миры тем, что создали Кремниевого Бога. Многие из них до сих пор стыдились этого преступления, поправшего все Три Закона, и готовы были жизнь отдать за то, чтобы подобное больше не повторилось.

Но другие обитатели этого холодного, темного мира до, сих пор жили во власти давней мечты. Их, как их предков пять тысяч лет назад, раздражали жесткие рамки Трех Законов.

Они, правда, не желали строить еще один божественный компьютер, представляющий потенциальную угрозу для Цивилизованных Миров и для самих звезд галактики, но идея, что они сами могут сделаться богами, пришлась им по сердцу.

Эти новоявленные рингисты, самые рьяные из всех, ратовали за отмену Трех Законов и за превращение Цивилизованных Миров в райскую обитель, где каждый свободен стать богом.

Как можно достичь этого эволюционного чуда, никто толком не понимал, но все верили словам миссионеров Ханумана: чтобы воссиять подобно звездам, надо вынести огонь, страдание, а в конечном счете и войну.

Каждый мужчина и каждая женщина – это звезда. Эскадра Нового Ордена, взяв на Монтиэре еще пятьдесят каракк, продолжала двигаться через мультиплекс, и Данло в кабине своего корабля предавался воспоминаниям. Когда-то в одну долгую ночь, в Невернесе, он стоял на морозе и слушал, как Хануман говорит эти слова тысячам ликующих людей. Как можно обновиться, не превратившись сначала в пепел?

За последние тысячелетия случались и другие попытки вырваться за пределы Трех Законов и изменить лицо человечества. В самом конце Пятой Ментальноcти анархисты с Фосторы сделали Алкмит миром, где возможно было все. Николос Дару Эде совсем не случайно родился на Алкмите и там же поместил свое сознание в компьютер, став впоследствии одним из крупнейших богов галактики.

Воины-поэты с Кваллара, научившись заменять части человеческого мозга компьютерными нейросхемами, развернули настоящий террор с целью обратить других в свою веру.

Они могли бы переписать Три Закона, чтобы без помех калечить дух и тело человека, но Орден Ученых, как он назывался тогда, воспротивился им под руководством несгибаемого Хранителя Времени. Первая война с квалларцами едва не погубила Орден, но при помощи легких кораблей и маневров в мультиплексе он в конце концов навязал воинам-поэтам мир.

Кваллар согласился на многие ненавистные ему ограничения в области мыслительной техники, но за семь тысяч лет после Третьих Темных Веков не раз нарушал это соглашение.

Это напряжение всегда чувствовалось в каждом из Цивилизованных Миров, думал Данло в тишине своего корабля: человеку всегда втайне хотелось порвать старые путы и обернуться лицом к чему-то новому. Человек нуждается в новизне, как птенец талло в свежем мясе, но в Третьем Законе сказано верно: человек, слишком долго глядящий в глаза компьютера, не может остаться человеком. Как же быть? Если люди не хотят уподобляться кремниевым машинам, куда обращать им взгляд в поисках нового лица, человеческого и в то же время свободного от тоски и гордыни, так долго клеймивших его? Никто этого не знает. Никто никогда не знал, ни первые хомо сапиенс, глядевшие на звезды в тоске по бесконечному свету, ни воины-поэты, ни боголюди с Агатанге.

Много было, однако, пророков, понимавших, что необходимость развиваться есть самым глубокий и самый страшный из человеческих мотивов. Хануман ли Тош – лишь наиболее новая из этих пылающих головешек, но он религиозный гений. Больше того – он человек со страшной волей к судьбе.

А самое, пожалуй, важное, что он принес Путь Рингесса в галактику в то самое время, когда в людях назрела готовность поджечь свои миры и обратить цивилизацию в пепел – все что угодно, лишь бы как-нибудь обновиться.

Страшная необходимость, думал Данло, следуя через Цивилизованные Миры. Страшный свет – люди не знают, что заключено внутри них самих.

Наконец легкие корабли, а с ними тяжелые корабли и каракки дошли до звезды Мадеус Люс на краю Рукава Ориона. Этот бело-голубой фонарь освещал им дорогу в более темные пространства, через которые им предстояло пройти. От Шейдвега их отделяло каких-нибудь двадцать звезд. Пилоты продвинулись к звездной группе Ионы, где получили подкрепление на планете Шаторет, и приготовились к переходу на Шейдвег.

Для Данло это был самый длинный и бедный событиями отрезок пути. У Шейдвега он, согласно приказу лорда Николоса, должен был распрощаться со своими собратьями и в одиночку идти к сгущениям Рукава Стрельца и к Невернесу, но на данном этапе ему почти нечем было себя занять. Мультиплекс между двумя Рукавами галактики ровен, как лист кованого золота. Данло мог бы, конечно, беседовать с лордом Беде, но старый лорд в пассажирском отсеке либо спал, либо входил в ускоренное время, в котором корабельный компьютер замедляет мышление, как мороз – древесный сок, и время для человека движется куда быстрее, чем в реальности.

Данло ограничивался разговорами со своим образником.

Голографический Эде, лысый, с черными глазами мистика, парил, точно призрак, в темноте корабля. Данло давно надоели его предостережения относительно опасностей мультиплекса и его постоянно высказываемое желание вернуть себе тело и снова стать человеком. Но слова, отключающего занудливую машину, Данло не знал, да и одиночество среди звезд порядком ему наскучило, делая желанным почти всякое общество. Иногда Эде даже веселил его. Однажды, когда они прошли мимо огненно-белого дублета, Эде в тысячный раз напомнил ему, что ивиомилы, возможно, идут через те же самые звезды, чтобы уничтожить Невернес.

– И у них мое тело, пилот. Если они взорвут солнце Невернеса и уйдут к ядру, как же я получу назад свое тело?

– Мы не дадим им взорвать солнце Невернеса, – в тысячный же раз ответил Данло.

– Хоть раз бы еще ощутить мир через мое тело.

– А потом? Что ты будешь делать со своим возвращенным телом?

Лицо Эде выразило механическую грусть.

– Буду пить лучшие огненные вина, греться на песочке у Астаретского моря, нюхать розы, буду страдать, плакать и играть с детьми. Хорошо бы еще влюбиться.

Обычно у них этот разговор дальше не шел, но Данло был в игривом настроении и потому спросил:

– А вдруг твое тело не захочет больше быть телом?

Эде произвел несколько компьютерных операций (или подумал) и спросил в свою очередь: – Что ты имеешь в виду?

– Твое тело пролежало замороженным три тысячи лет, так?

– Только две тысячи семьсот сорок пять.

– Мой друг Бардо однажды умер, – улыбнулся Данло, – и его заморозили всего на несколько дней. Когда криологи его разморозили, он обнаружил, что утратил некоторые свои способности.

– Какие?

– Он утратил способность… иметь дело с женщинами.

– Но у меня с этим никогда затруднений не было.

В сущности, Николос Дару Эде в своем человеческом облике был слишком поглощен своими компьютерами и восхождением к божественному состоянию, чтобы уделять любви углубленное внимание. Но если говорить о сексе, то он не зря был основателем величайшей религии человечества: как и у большинства таких харизматических лидеров, его постель пустовала редко.

– У Бардо их тоже не было, – заверил Данло. – Но когда его вернули к жизни, его копье перестало подниматься.

– Значит, при размораживании моего тела надо будет принять меры, чтобы мое копье осталось поднятым.

– Осталось?

– Разве я не рассказывал тебе о моем преображении?

– Ты рассказывал, как копию твоего мозга перенесли в вечный компьютер, а тело заморозили.

– Да-да, но что я делал до того, как перенес свое сознание в компьютер и стал богом?

– Откуда же мне знать? – Данло улыбнулся, живо представив себе, как толстый голый Эде занимается любовью с тремя красотками, на которых женился в утро своего великого преображения.

– Перед тем как преобразиться, мне захотелось побыть мужчиной в последний раз, и я лег в постель с тремя моими новыми женами. Но я перевозбудился – наверно, из-за напитка кури, который приготовила мне Амарис, – и во время преображения оставался, боюсь, в эрегированном состоянии.

Данло уже с трудом сдерживал смех.

– Ты приступил к преображению с копьем, торчащим в небеса, да?

– На мне было просторное кимоно, пилот, так что этого никто не видел.

– Но ведь когда ты умер… то есть когда программисты разобрали на части твой мозг и ты перешел, как тебе казалось, к высшей форме жизни, разве физическое возбуждение твоего тела не прошло?

– Мое преображение длилось всего девять с половиной секунд, пилот.

– Да? Я думал, гораздо дольше.

– Ну, торжественная церемония, конечно, заняла несколько часов – великие события требуют великой помпы, тебе не кажется?

– Да, наверно.

– Я приказал криологам заморозить меня в тот самый момент, когда мое преображение завершится. За девять с половиной секунд мое копье явно не успело опасть.

– И в таком-то виде Вселенская Кибернетическая Церковь сохраняла тебя на протяжении стольких веков?

– Меня заморозили прямо в кимоно. Все было вполне пристойно.

Тут Данло не выдержал и расхохотался, а потом сказал:

– Нет, в религии все-таки много смешных сторон. И как это одни люди могут поклоняться другим? Даже такому вот лысому толстячку – его кладут в гробницу, а у него торчит, как у сатира.

– Твои слова оскорбительны, пилот.

– Ну извини, пожалуйста.

– Архитекторы кибернетических церквей поклоняются не человеку, а чуду моего преображения в бога.

– Понятно, понятно.

– Но еще большим чудом будет, если мы вернем мое тело и оживим меня во плоти.

– Да, конечно.

– Ты поможешь мне вернуть мое тело, правда, пилот?

– Я же обещал, что помогу.

– Даже если мое копье больше не поднимется, мне все-таки хочется обнять женщину.

Данло закрыл глаза, вспоминая, как обнимал Тамару Ашторет в лучах утреннего солнца.

– Да. Я понимаю.

Эде, как будто из уважения к внезапно наступившему молчанию, заговорил лишь долгое время спустя: – Пилот?

– Да?

– Что стало с копьем Бардо потом? Он вернул себе свою, силу?

– Да, вернул. Он нашел средство. Бардо теперь больше Бардо, чем когда-либо прежде.

– Я рад за него. Без женщин мужчине плохо.

Данло открыл глаза и воззрился на печальный светящийся лик Эде. Впервые он слышал, как голограмма выражает сочувствие человеку.

– Мне хочется верить, что мы вернем твое тело, – сказал он. – Когда-нибудь, в конце пути, ты увидишь свою благословенную человеческую плоть.

Другие их беседы носили более злободневный характер.

Маленький светящийся призрак бога, как выяснилось, довольно хорошо разбирался в военном деле. Вычислив скорость, с которой их флот набирал корабли, он заметил, что у Зондерваля скоро возникнут проблемы с координацией и командованием.

Так и вышло, когда на Скамандре они неожиданно получили пятьдесят пять тяжелых кораблей и девяносто две каракки. Даже лучшим пилотам Ордена трудно было обеспечивать координацию движения, в мультиплексе, но Зондервалю, как единственному командиру, приходилось еще труднее.

Он должен был помогать чужим пилотам прокладывать маршруты через эти взвихренные пространства. Первым побуждением надменного Главного Пилота было просто бросить весь этот сброд, предоставив им самим отыскивать дорогу на Шейдвег. Время торопило его, как надвигающаяся зимняя буря, и он сомневался, что тяжелые корабли и каракки будут полезны в бою. Вероятно, он действительно бросил бы их, оставив им несколько легких кораблей в качестве эскорта, но тут произошло событие, сделавшее такую стратегию невозможной.

Случилось это сразу же после того, как они вышли в реальное пространство у красно-оранжевого гиганта под названием Улладулла. Легкие корабли, соблюдая четкий порядок, собрались у точек выхода всего в нескольких миллионах миль от короны Улладуллы. Но каракки и тяжелые корабли, выходя из мультиплекса, расползались в космосе, как вши на черном войлоке. Зондервалю, как всегда, пришлось ждать, когда они скорректируют свои маршруты и присоединятся к легким кораблям. На это, как всегда, требовалось время, и Зондерваль считал секунды с раздражением купца, отсчитывающего золотые сборщику налогов. Но на этот раз перегруппировка заняла куда больше нескольких секунд, ибо чуть ближе к звезде, наполовину скрытые ее ярким сиянием, затаились пять легких кораблей Старого Ордена.

Их атака была столь стремительной, что ни Зондерваль, ни другие пилоты, кроме одного, не запомнили названий этих кораблей. Ясно было, однако, что пришли они из Невернеса.

Любой корабль, открывающий окна в реальное пространство и обратно, вызывает в мультиплексе колебания, как камень, брошенный в стоячий пруд. Умелый пилот, если он находится достаточно близко, способен прочесть эти слабые колебания и довольно точно определить маршрут чужого корабля.

Если же к определенной звезде следует сразу много кораблей, вычисление их вероятностного маршрута требует значительно меньше умения, поскольку пертурбации сливаются в хорошо заметный поток.

Если пилоты Невернеса знали о сборе у Шейдвега (а они должны были знать), им было проще простого разделиться и устроить засады в наиболее вероятных каналах, ведущих к этой планете. Одна из этих засад почти неминуемо должна была обнаружить бурную реку, образованную флотом Зондерваля. Это действительно было очень просто, но и глупо тоже – так по крайней мере решил Зондерваль, прикидывая степень опасности разных путей к Шейдвегу. В мультиплексе каналов много, как гладышевых ходов в лесу, и командиру невернесского флота пришлось бы раздробить свои силы на очень мелкие группы.

Если бы целью этой атаки был разгром Нового Ордена, расчеты Зондерваля оказались бы верными, но целью этих пяти кораблей был только террор и ничего более. Легким кораблям Зондерваля, собственно, ничего не грозило, как и основной массе тяжелых кораблей и каракк. Зато те, что отбились от стаи, оказались в смертельной опасности. Корабли Старого Ордена обрушились на них со стороны солнца, как ястребы на китикеша. Пользуясь тактикой, разработанной в Пилотской Войне, невернесцы фактически составляли маршруты за своих жертв – смертельные маршруты. Пространственно-временные двигатели легких кораблей открывали окна в мультиплекс и бросали тяжелый корабль или каракку в туннель, ведущий прямо в середину ближайшей звезды. Подобный маневр занимал всего несколько мгновений. Меньше чем за девять с половиной секунд пилоты Невернеса, шныряя в мультиплекс и обратно, как световые иглы, послали на огненную гибель в сердце Улладуллы два тяжелых корабля и тринадцать каракк. Затем они исчезли так же быстро, как появились, и ушли в мультиплекс к далеким звездам.

Этот молниеносный рейд ошеломил флот Зондерваля.

Почти никто не ожидал такой катастрофы – ведь оба Ордена еще не находились в состоянии войны. Только у одного пилота хватило сообразительности (или отваги), чтобы отомстить.

Это был Бардо, доказавший свое мастерство еще в Пилотскую Войну. Увидев, с какой легкостью невернесцы уничтожили пятнадцать кораблей, он крикнул им вслед:

– Варвары проклятые! Они же беспомощны, как младенцы! Сколько народу загубили, эх, горе! С этими словами он прорвал своим “Мечом Шивы” окно в черной ткани мультиплекса и скрылся.

Вернувшись к Улладулле триста секунд спустя, он обнаружил, что Зондерваль наконец собрал воедино свои разбросанные силы, и представил краткий отчет о походе. По световому радио он сообщил Зондервалю и всем пилотам легких кораблей (только им одним) о том, что произошло за время его недолгого отсутствия. В кабине “Снежной совы” явилась из воздуха голограмма Бардо, и зычный голос сказал:

– Кораблей пять, и все разбежались в разные стороны. Пришлось выбирать кого-то одного. Мне повезло, ей-богу! Один еще не вышел из пределов досягаемости, и я сумел быстро выйти на радиус сходимости. Я достал его у горячей голубой звезды в пяти световых годах от Улладуллы. Маррим Масала на “Золотом ромбе”, вот это кто. Нет корабля уродливее этой посудины с прямоугольными крыльями и таким же хвостом. То есть не было – я его отправил прямиком в звезду, что поделаешь. Но я об этом не жалею, потому что он сам убивал невинных. На Пилотской Войне он убил Лаэлу Шатаре, и нет ему за это прошения.

Поединок Бардо с Марримом Масалой был таким же, как всякий бой между двумя легкими кораблями: напрягающим нервы, свирепым и быстрым. Корабли Бардо и Маррима, как два сверкающих в ночи меча, выскакивали из мультиплекса и уходили обратно, ища благоприятный вероятностный маршрут. Бардо как более хитрый и лучший математик через сто десять секунд этих стремительных маневров одержал наконец верх. Предугадав точку выхода “Золотого ромба” в реальное пространство, он проложил насильственный маршрут, и “Меч Шивы” отворил окно в мультиплекс. В это окно и ушел “Золотой ромб” – навстречу адскому пламени горячей звезды.

Так погиб один пилот Старого Ордена против пятнадцати пилотов Цивилизованных Миров – и двадцати тысяч солдат на двух тяжелых кораблях. Эти солдаты, будучи совершенно беспомощными, не были, однако, невинными жертвами, как утверждал Бардо, – это были взрослые люди, и отправлялись они на войну. Никто, впрочем, не думал, что окажется на ней так скоро. Гибель “Калиски” и “Элламы Туэт”, двух транспортов с Веспера, достигла своей цели и терроризировала флот Зондерваля. Пятьдесят пять тяжелых кораблей и девяносто две каракки со Скамандра ушли бы домой немедленно, если бы их пилоты не боялись, что невернесцы перехватят их на обратном пути. Ради успокоения малодушных, чересчур цивилизованных чужих пилотов – и ради их защиты – Зондерваль тут же на месте произвел реорганизацию командования.

Легкие корабли перестали составлять отдельную группировку (других судов после атаки Старого Ордена осталось 1268).

Зондерваль разделил двести своих кораблей на десять боевых отрядов, каждый из которых возглавлял мастер-пилот, командующий двадцатью легкими кораблями – а также десятками тяжелых кораблей и каракк, приданных его отряду. Теперь легкие корабли, по сути, выполняли роль овчарок, не давая своему стаду разбегаться и охраняя его от волков.

Капитанами отрядов Зондерваль назначил мастер-пилотов, сражавшихся вместе с ним в Пилотскую Войну: Елену Чарбо, Аджу, Карла Раппопорта, Веронику Меньшик, а также Ричардесса, Эдрею Чу, Ону Тетсу, Сабри дур ли Кадира и Аларка Утрадесского на знаменитом “Паромщике”. Десятым капитаном Главный Пилот мог бы сделать Маттета Джонса, Палому Младшую или еще двадцать человек, но он удивил почти всех, поставив командиром Десятого отряда Бардо. Он объяснил пилотам по радио причину этого странного решения: Бардо, хотя и не принадлежит больше к Ордену, является, возможно, самым талантливым военным пилотом из всех мастеров. Зондерваль объявил его лучшим тактиком после самого себя. Бардо, по его словам, обладал быстрым умом и отвагой, что доказывала недавняя погоня, в которую он пустился. В пилотских способностях Бардо никто не сомневался, но Петер Эйота и Запата Карек не думали, что он способен командовать другими, да еще в боевых условиях. А Дарио Ашторет настаивал на том, что отщепенец не вправе даже рядом стоять с другими пилотами, не говоря уж о командовании ими. Но Зондерваль, человек практичный и властный, пресек все споры. Капитаном Десятого отряда будет Бардо, сказал он, – и точка.

До Шейдвега флот дошел без дальнейших происшествий.

Шейдвегом называлась прохладная оранжевая звезда, расположенная точно посередине между двумя рукавами галактики. Ее название означало “перекресток”, чему она была обязана не только своим местонахождением в центре Цивилизованных Миров, но и своему знаменитому плотному пространству, где сходились миллионы каналов мультиплекса. До того, как Ролло Галливар открыл еще более плотное пространство у Звезды Невернеса, Шейдвег служил топологическим узлом галактики, единственной звездой, у которой пилот мог найти каналы к любой другой.

Шейдвегом звалась также и единственная планета этой звезды, бело-голубая сфера с глубокими океанами и обширными гористыми континентами. Это был старый мир, населенный двумя миллиардами людей. Со своими многочисленными космодромами и роботизированными заводами он идеально подходил для назначенного Бардо сбора.

– Похоже на то, пилот, что война все-таки будет, – сказал голографический Эде в темной кабине “Снежной совы”. – Никогда еще не видел столько кораблей.

Данло, глядя в свои алмазные иллюминаторы, видел то же, что и другие: полторы тысячи кораблей Зондерваля смешались с уже собравшимся здесь огромным флотом. В космосе висели тяжелые корабли с Темной Луны и Сильвапланы и каракки из тысячи разных миров. Сольскен прислал двадцать крейсеров, и эти чудовищные, великолепные военные машины медленно вращались во мраке пространства. Сто корветов пришло с Ультимы, шестьдесят – с Двойной Радуги, Новые корабли прибывали то и дело, высыпав из мультиплекса, как снег из выколачиваемого плаща. Они приходили с Фьезоле, с Авалона, с кибернетизированных Ании, Хоши, Ньювании и с многих других планет. Всего Данло насчитал около тридцати тысяч – корабли нависали над Шейдвегом тучей, сверкая алмазом и черным наллом.

Легкие корабли, однако, составляли лишь малую часть этого войска. Двести (за вычетом пяти погибших) пришло с Тиэллы, где к ним присоединилось еще сто десять, взбунтовавшихся против невернесского безумия. В Содружество Свободных Пилотов входили те люди, с которыми Бардо штурмовал Пещеры Легких Кораблей и которые затем разлетелись по Цивилизованным Мирам, чтобы призвать к войне. Ими командовал Кристобль на “Алмазном лотосе”, а младшими командирами он назначил мастер-пилотов Алезара Эстареи и Саломе ву вей Чу. Они любезно встретили своих собратьев из Нового Ордена, но между обеими группировками сразу же возник холодок. Кристобль, остроглазый, львиного облика человек, заявил Зондервалю, что душа сопротивления рингизму – это именно они, Содружество Свободных Пилотов.

– Именно нам выпало стать свидетелями того, как рингизм расползается по галактике, – сказал Кристобль на совместном радиосовещании пилотов Тиэллы и Невернеса. – Это мы обошли все Цивилизованные Миры, чтобы собрать сюда все эти корабли и войска. Мы же дали имя той силе, которая отныне будет противостоять рингистам Ханумана ли Тоша. Здесь собралось Содружество Свободных Миров, и возглавить его следует нам.

В предводители Содружества Свободных Пилотов Кристобль без стеснения предложил себя, хотя создателем этой организации был Бардо. Услышав это, Бардо взъярился.

– Гадина! Предатель! – загремел он в кабинах трехсот легких кораблей. Его смуглое голографическое лицо побагровело, кулак молотил по ладони. Кристобль, тоже крупный мужчина, рядом с Бардо сразу начинал казаться маленьким – как на голограмме, так и в реальности. – Кто собирал Свободных Пилотов у себя в доме, когда все остальные скулили и ссылались на указ лорда Палла, воспрещающий сборища? Кто дал организации это название? Кто возглавил атаку на Пещеры Легких Кораблей? Бардо! Бaрдо, и никто другой!

– Мы воздаем должное твоим заслугам, – с ухмылкой ответил ему Кристобль, – но ты, похоже, уже нашел себе место – под началом у Зондерваля.

Тут во всех кабинах появилась голограмма Зондерваля с лицом твердым, как горный гранит.

– Бардо – пилот-капитан двадцати легких кораблей, – сказал он Кристоблю, – и ста двадцати других судов.

– При всем при том он остается отщепенцем, – ввернул Кристобль.

Лицо Зондерваля приняло такое выражение, точно перед ним был червячник или инопланетянин особенно отвратительной наружности.

– Когда обращаешься ко мне, Кристобль, будь любезен добавлять “Главный Пилот”.

– Ты не мой Главный.

– Ну понятно – ты ведь подчиняешься Сальмалину Благоразумному. (Так звали нынешнего Главного Пилота Старого Ордена.)