Текст книги "Ты такой же как я (СИ)"

Автор книги: Дэвид Висман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 15 страниц)

ГЛАВА 14

Я сделал рожу тяпкой и выудил из коробки с сигарами одну себе. Прикурил от директорской и с наслаждением затянулся, плюхнувшись в кожаное кресло напротив генерала.

– Эх, Валерьич, ничего-то от тебя не скроешь. Поймал ты меня, запалил.

– Сыныч, ты ёб…твою растуды, совсем долбанулся?

– Да не кати ты бочку раньше времени. Сейчас всё объясню.

– Ну, давай, объясняй. А то что-то у меня в голове твоё пидарство не укладывается.

– Да какое пидорство? С мороженым я практикантика подставил. Можешь у Буториной вон спросить. Приколоться хотел, скучно было. А над кем ещё прикалываться, как не над новеньким. Прописка, так сказать.

– Какая, блядь, ещё прописка? Ты мне чего мозг дрочишь?

– Да погоди ты. Помнишь, я его за мороженым посылал, он при тебе ещё коробку приносил?

– Ну?

– Я его несколько раз так посылал. А вчера охрану не предупредил, Буторина его ко мне и приволокла. Я в отказ пошёл, типа никого не посылал никуда. Довел Артомоновича до белого коленья. В итоге он на хер меня послал, и домой с психу рванул. А Лавреньтева в кипиш ударилась, вот я и поехал за ним. Оказывается, во время поехал. Там его братки двоюродные приговорили уже. Ещё бы минуты три, и бздец котёнку.

– Уроды. Нарожает же пизда, прости Господи. А я уже грешным делом про вас всякую хрень подумал. Встрянешь ты когда-нибудь со своими дебильными шуточками. – Генерал постучал костяшками пальцев по столу, показывая мне, какой я дебил. Хорошо, хоть не по моему лбу.

– Да всё, отшутился. Хватило по самое не хочу. Ведь если бы он из-за меня домой не рванул, эти падлы бы просто хату вставили, и всё. А так… В общем, чуть в гроб пацана своими шутками не загнал.

Валерьич тяжело вздохнул.

– В больницу к нему поедешь? Вину заглаживать?

– Поеду. Хоть вроде как и загладил уже. У меня его телефон. Соседка вещи его стирала, из кармана вытащила и мне отдала. Надо будет отвезти. Мало ли, может, родители звонить будут.

– Передай, что практику мы ему закроем. Пусть не суетится, отдыхает, выздоравливает. Лавреньтьева накатает всё, что нужно в институт.

Генерал снова тяжело вздохнул.

– Я так понял, что родичи у него в отъезде? А мы ведь с моей тоже пацанов часто одних оставляли. Она с Ольгой на курорт, я по бабам. Сейчас как представлю, что такое могло и с ними произойти.

– Ну, тебя бог миловал от таких, вот родственничков. Ладно, пошёл я работать. А то два дня считай, прогулял. – Я решил смыться, пока у генерала ещё каких-нибудь вопросов и подозрений не возникло.

– Давай. Загляни к маркетологам, скажи Макаровне, пусть ко мне зайдёт, насчет практиканта поговорить.

***

Данилу снилось, что его закапывают в землю. Он кричал, что живой, но люди почему-то посчитали его ожившим мертвецом, и земля всё больше и больше давила на грудь. Стало нечем дышать. Темнота и паника заставляли рваться наружу из глубокой страшной ямы. Земля вокруг обваливалась и сыпалась тяжелыми мокрыми комьями. Грудь пронзило болью – ему вбивали кол в сердце. Страх и боль поглотили полностью, и только чей-то далекий голос пробивался через их толщу.

– Давай же, дыши, дыши. Давай, парень, успокойся, всё хорошо. Просыпайся, давай. Ну.

И он проснулся. Вынырнул из этого ужаса, как из липкой, зловонной жижи. Боль начала отступать, и дышать стало легче. Данил открыл глаза, непроизвольно хватаясь за чью-то руку. Перед ним стояли мужчина и женщина в голубых медицинских костюмах. За руку женщины, которой она придерживала у его лица кислородную маску, он и хватался.

– Так, молодец. Теперь вдохни аккуратно, плавно, но глубоко. Вдохни, выдохни. Вдохни – выдохни. Ну, вот, умница. А сейчас сам. Я масочку уберу, и ты сам. Давай, мой хороший. – Женщина погладила его по голове и убрала маску.

Дышать было больно. Данил застонал и схватился за грудь. Мужчина тут же отвел его руку в сторону.

– У тебя, парень, два ребра сломано, так что поаккуратней. Дыши потихоньку, резко не дергайся, крылышками сильно не махай, особенно по грудной клетке не долби. Тем более, одно крыло у тебя в лангете. Хорошо хоть не им себя по грудине приложил.

Данил поднял другую руку к глазам. Кисть была упакована в гипс. Он с удивлением и непониманием смотрел на неё.

А врач продолжал:

– Тебе дышать больно из-за ребер, а трудно из-за паники. Успокаивайся, приходи в себя, и всё тогда будет нормально. Завтра сходишь к невропатологу и психологу в соседний корпус. А сегодня отдыхай. Сейчас завтрак принесут, покушаешь и можешь вставать. Ты у нас не лежачий, двигайся помаленьку. Быстрее на поправку пойдешь. И ещё, следователь звонил, должен подъехать. Ты только, когда всё рассказывать ему будешь, сильно не волнуйся, возьми себя в руки. Ты же мужик.

– А что я рассказывать должен? И что с моей рукой и ребрами? – Голос осип и говорить было тяжело.

– Так-с, парень. Ты меня не пугай, ладно? У тебя сотрясение есть, конечно, но оно лёгкое и память тебе отшибить не должно. Давай, приводи мозги в порядок. Вспоминай, что произошло. Рука в лангете, потому что ушиб сильный. Ты, по-видимому, ею от ударов прикрывался. Рёбра сломаны от тех же ударов. Сотрясение тоже. Я пошёл на обход, после него зайду, и ты мне расскажешь, что вспомнил.

Врач ушёл. Медсестра разглядывала здоровую руку Данила на предмет вен.

– Ну, венки у тебя просто загляденье. Попозже капельницу тебе поставим. В туалет хочешь?

Данька кивнул. Он действительно хотел в туалет. Аккуратно сполз с койки и по стеночке двинулся к выходу.

– Эй, ты куда пошел-то? Туалет здесь и ванная тоже. Мы тебя пока в бокс положили. Палаты все заняты, не в коридор же тебя класть. Бокс у нас для тяжелых больных, после операций. Полежишь пока, а как только кого-нибудь выпишут из палаты, сразу переберёшься. А туалет с ванной там. – Она показала на дверь в другой стороне бокса.

– Ты дверь не закрывай, мало ли. Вдруг упадешь, – предостерегла она, направляющегося к туалету Данила.

Сразу за дверью был небольшой предбоксник с ванной и унитазом, огороженным ширмой. Данил умылся одной рукой, стараясь сильно не наклоняться, было больно. Закрыл кран и вспомнил, как он моется, смывая с себя запах мочи. Ноги затряслись, от слабости он присел на край ванны. Дышать снова стало трудно, в висках застучало. Его затошнило. Судорожно хватая ртом воздух, попытался вновь открыть кран.

– Ну, ты чего, а? На минуту оставить нельзя. – Подскочившая медсестра умыла ему лицо холодной водой. Стало сразу легче.

До койки он добрался самостоятельно. На тумбочке уже стояла тарелка с какой-то кашей и стакан чая. От вида еды его вновь замутило. Данил лёг на кровать, боль от сломанных рёбер не давала лишний раз пошевелиться.

Медсестра неодобрительно на него посмотрела.

– Поешь хоть немного, пока горячее. Полдника у нас нет, а обед не скоро.

Данька молча помотал головой, отказываясь от завтрака.

– Я тогда унесу. Чай-то хоть оставить?

– Да. Остынет, попью. Спасибо. – Горло саднило, как будто обожжено.

– Я сейчас тоже на завтрак схожу и капельницы начну ставить. К тебе через часик примерно подойду, отдыхай пока. – Она вышла, закрыв за собой дверь.

Данил, провожая её взглядом, только сейчас заметил, что стена бокса наполовину стеклянная, и двое каких-то мужиков пялятся через стекло на него. Сестричка их отогнала.

Оставшись один, Данил начал прокручивать в голове, всё что он вспомнил. Безопасника, подставившего его, такси, незапертую дверь квартиры, братьев. А дальше он вспоминать не хотел. Становилось плохо. Он попробовал перескочить через эти обрывочные воспоминания, перемотать вперёд. Следующий кадр – это Дмитрий Александрович, склонившийся над ним. Затем Дмитрий Александрович, подающий ему одежду. На этом кадре Данила бросило в жар и кровь прилила к лицу.

"А что делал безопасник у меня в квартире? Как он там оказался?" – этого Данил вспомнить не мог.

ГЛАВА 15

В кабинете маркетологов меня сразу окружили девчонки. В двух словах описал им произошедшее, пока пил чай. Макаровна ушла к генералу, а язвочка оккупировала телефон и начала изводить медработников отделения, в которое положили Данила. Лавреньтева, вернувшись от Валерьича, тут же развернула активную деятельность по спасению голодного больного практиканта. Оказалось, что нужно ехать на одну из баз, а она по пути в больницу. Так что всё та же язвочка Леночка была откомандирована до обеда с кучей наставлений – что нужно купить Данечке.

Пока я решал, воспользоваться ли мне командировочной и передать телефон с ключами через неё или нет, она уже смылась. Только вышел в коридор и направился в свой кабинет, как на мне с рыданиями повисла непонятно откуда взявшаяся Машенция.

– Господи, я так испугалась! А если бы и тебя, как парня того! Вечно ты лезешь везде! Дурак несчастный! Чтобы я без тебя делала! Всё, никуда больше не отпущу! – Она гладила меня и целовала при всем честном народе, с любопытством лицезревшим эту картину.

Девчата все дружно зашмыгали носами, по-видимому, в поддержку. А может, представили меня малость придушенным да жалко стало. Кто их разберет, этих женщин.

Я быстренько открыл дверь в кабинет и впихнул в него зареванную растрепанную сожительницу.

Черт, а ведь она, наверное, и правда, сильно за меня испугалась. Чтобы Машка – да не накрашенная, да зареванная, да на людях!

Усадил на диванчик, сунул воды. Сел на корточки и уткнулся в её колени. А она все всхлипывала и гладила. Ни с того, ни с сего – совершенно идиотская мысль в мозгах, не понятно, из каких извращенных извилин: "О, блин! А ведь их обоих душили! Ну, надо же, какое совпадение!" И прибило меня на ха-ха. За что и получил тут же по морде. Да ещё по расцарапанной щеке.

– Ой, прости, прости. Я думала у тебя истерика. В чувства привести хотела. – Машка расцеловала мою многострадальную физиономию.

Выслушав, что она мне всё, простила, согласился начать всё сначала.

После её ухода я всё никак не мог собрать мысли в кучу. Это я что, опять женатый, что ли?

Сомнения и злость на самого себя прервал заваливший ко мне генерал.

– Ну, слава богу! Вот видишь, правда, говорят, не было бы счастья, да несчастье помогло! Хоть с Машкой помирился. Вон, какая довольная выбежала. Красивая, зараза, хоть и заплаканная.

– Ага, красоту её ничем не испортишь. – Все мои думки улетучились. Машка – алиби. Твердое и непоколебимое.

***

Данил лежал, тщетно пытаясь заснуть.

Разговор с врачом и следователем выжал его, заставил пережить всё заново. Он пытался изгнать из головы перекошенное лицо брата, обрывки разговора, запах целлофана, черноту, чувство удушья. Но стоило закрыть глаза, и кадры прокручивались вновь и вновь.

Размытые, нечеткие, но такие осязаемые. Сердце начинало болезненно и быстро биться, в горле образовывался сухой, дерущий ком, к глазам подступали слёзы, и Данька изо всех сил сдерживался, чтобы не заорать или не разреветься.

Так унизительно, так больно, так подло. Так тошно от того, что родные, те, которые должны защищать, которым нужно верить, бьют в спину и убивают.

Следователь долго и нудно задавал вопросы. Сколько раз ударил брат его рукой, сколько ногой? Как вязали, чем вязали? Кто принес пакет, Антон или Виктор? Кто, что при этом говорил? Кто из братьев держал, кто затягивал этот пакет на голове? Сплошные "кто", "что" и "как".

Данила бесили эти идиотские вопросы. Если бы этого следователя долбили ногами и убивали, он бы что, считал удары и выяснял, откуда был принесен пакет, которым его душат? Тупизм, идиотизм, который раздражал и заставлял злиться. Но эта злость хоть немного отвлекала его от тянущего страха, чувства унижения и жалости к себе. Очень хотелось увидеть родителей, Влада, дядьку. Даже проклятого безопасника, каким-то образом оказавшегося у него в квартире и спасшего ему жизнь.

Возле окна бокса постоянно кто-нибудь крутился и заглядывал внутрь. Такое внимание со стороны собратьев больных также раздражало. Данил старался накрутить это раздражение на себя, чтобы хоть как то отвлечься от чувства безысходности.

В бокс заглянула санитарка.

– Там к тебе девушка пришла. Ты выйти сможешь, или попросить врачей, чтобы сюда её пропустили?

– Ко мне?

– Ты вроде один в боксе лежишь.

– Я выйду, не беспокойтесь.

– Прямо по коридору до конца. Увидишь дверь, за ней лестница, девушка ждет на ней.

– Спасибо.

Данил встал, и, держась одной рукой за стенку, а другой в лангете придерживая осторожно ребра, побрёл к заветной двери, размышляя, кто бы к нему мог прийти.

Лена увидев Данечку, охнула не сдержавшись.

– Данька, господи, как они тебя! Бедный ты наш! Да ты еле ходишь! Зачем встал? Я бы упросила, чтобы меня пропустили.

– Привет Лен. Мне врач разрешил ходить понемногу. Черт, я же убежал вчера, не отпросившись. Макаровна сердится, наверное. Или меня с практики турнули?

– Дурак ты. Мы все, знаешь, как переживаем за тебя. Аня по телику как услышала, что эти уроды с тобой сделали, сразу обзвонила всех. Мы еле утра дождались. Дмитрий Александрович как только пришел, мы сразу ему допрос с пристрастием. Меня наши специально к тебе отправили. Вот, покушать тебе принесла. Правда столовское, но зато мясное и горячее. В больнице-то, каши, наверное, одни. Здесь ещё всякие булки, фрукты, сок, минералка.

– Стоп, подожди, не тараторь. Лен, ты сейчас про что говорила? В смысле, Аня по телику услышала?

– Вчера в криминальных сводках по нашим местным новостям показали твоих братцев. Рассказали, что спас тебя наш Саныч. Весь Хладик уже знает.

– А он сказал, как у меня оказался?

– Ну, да. Ты же за справкой какой-то поехал, а оказывается, не надо было. Вот он и хотел тебя догнать. Хотя странно. А чего он домой-то к тебе рванул? Телефон же твой есть в личном деле, мог бы и позвонить. Но, слава богу, что поехал. Как будто почувствовал что. Мистика! Точно бог есть! Видишь, как вовремя Саныча к тебе направил. Дань, ты как вообще? Сильно плохо?

– Могло быть хуже. Передай Дмитрию Александровичу спасибо огромное, от всего сердца.

– Передам. Ладно, Дань, иди в палату. А то еле стоишь. Пакет с передачкой я санитарку попрошу тебе отнести.

Уже лёжа в палате, Данил вспоминал их разговор с безопасником. Его странную подставу. Он никак не мог понять, зачем тот поехал за ним и почему наврал, про какую-то справку. Очень хотелось позвонить Владу. Услышать его голос, его поддержку. Может, он бы смог вырваться ненадолго и приехать в больницу.

Все эти мысли, наконец, отвлекли Данила от думок о братьях и целлофановом пакете. Он сам не заметил, как уснул.

***

С работы я уехал пораньше. Вернувшаяся из "командировки" язвочка не сдержала слёз, рассказывая, как выглядит практикант. Я даже не ожидал, что нашу акулку, можно так расчувствовать. Глядя на расстроенных девчат и Зинаиду Макаровну, чего-то у самого засосало где-то в области грудины.

Перед больницей заехал на квартиру Данила. Прихватил сменку белья, полотенце, чашку, ложку, кружку и зарядное на телефон. По дороге купил зубную пасту, щетку и мыло. Мать в последнее время часто по больницам лежала, весь необходимый больничный ассортимент я уже наизусть выучил. Закинул практиканту на телефон деньжат.

Из жрачки покупать ничего не стал. Ленка, как я понял, уже отвезла ему паёк. Я ему лучше денег суну, если возьмёт, конечно. Сейчас в больницах везде буфеты, да киоски есть, покупай всё что хочешь.

В наглую проперся к дежурному врачу. Прихваченный коньяк и коробка конфет – самый надежный пропуск и гарант нормального отношения к больному.

Язвочка оказалась права. Опухшее, с чернотой под глазами и синевой вокруг рта – лицо Данила выглядело действительно удручающе. Багровая полоса на шее, лангет на одной руке и гематомы на другой вызвали желание ещё раз повидаться с его братцами.

Я тронул его за плечо, и он тут же распахнул глаза. Красные, с полностью лопнувшими капиллярами. И у меня само вырвалось:

– Прости.

ГЛАВА 16

Данил смотрел на меня и молчал.

А я не знал, что сказать, кроме этого "Прости". Не умею я прощения просить. Тяжело объяснить, что на душе у меня кошки скребут. Что тошно мне, от того, что наделал.

Выложил на тумбочку, стоявшую рядом, всё, что принёс. А телефон и ключи сунул ему в руку.

– Я сменил замок.

– Спасибо.

– Не за что. Родители – то когда приезжают? У тебя, кроме них, есть кто в городе? Может, сообщить, что ты в больнице?

– Через пять дней приехать должны. У меня здесь дядька по матери, но он, наверное, в рейсе.

– Отец этих отморозков?

– Нет. Витька с Антоном по батиной линии. У них родители пьющие. Посадят теперь из-за меня. Следователь сказал, что загремят оба.

Я, блин, чуть во всю глотку не гаркнул, хорошо, вовремя спохватился, что не у себя в кабинете.

– Не понял. Тебе их что, жалко? И с чего это из-за тебя? Они сами из-за себя загремят. А если бы я на пять минут опоздал? Что бы родители без тебя делали? Их тебе не жалко?

Лицо практиканта приобрело какой-то совсем серо-буро-синий цвет, я даже испугался.

– Эй, ты чего? Плохо, что ли?

Данька покачал головой и как то судорожно вздохнул, отчего у меня возникли подозрения, что он был готов слезу пустить.

– Ну, вот что, парень, кончай-ка себя жалеть. Я понимаю, что в больнице тоже несладко, и досталось тебе основательно, но, главное, ты жив.

– Спасибо, вы мне жизнь спасли.

– Всегда, пожалуйста. Обращайся, если что.

Он улыбнулся. Слабенько так, еле заметно, даже не до ямочек, но от души, почему-то отлегло.

– Дмитрий Александрович, а что вы у меня в квартире делали? Как там оказались?

– Как, Как? Ногами. До подъезда, конечно, на машине приехал, а потом ножками.

– Я серьёзно. Зачем вы поехали за мной?

– Хотел по голове настучать за то, что шуток не понимаешь.

Данил от возмущения подскочил, отчего тут же взвыл.

– Ну, что ты прыгаешь-то, как сайгак! У тебя же там ребра переломаны! Сейчас повредишь себе ещё чего, а я потом отдувайся за тебя перед Макаровной.

Он, отдышавшись, глянул на меня исподлобья вампирскими глазами.

– Каких шуток? Вы издеваетесь, что ли?

– Ну, пошутил я с мороженым. Но я же попросил у тебя прощения! И вообще, искупил!

– Вы, вы… Ненавижу! – Я не успел увернуться от летящей в меня связки ключей.

Ручка-то левая. Кидать было, видать, неудобно. Ключи попали мне в живот, и нисколько не больно. Зато психованный практикантик зашипел от вновь растревоженных ребер.

– Мазила. Ладно, давай серьёзно поговорим. Подвинь ноги, я сяду.

Я сдвинул его ноги в сторонку и уже было уселся на край кровати, как увидел, что в окно на нас пялятся два каких-то гаврика. Пришлось выйти из бокса и объяснить любопытным товарищам, что подглядывать и подслушивать занятие бабское. Когда же вернулся, практикант уже нервно измерял шагами палату.

– Что вам от меня нужно? Чего вы до меня докопались?

– Сядь, не мельтеши перед глазами. А лучше, раз ты ходишь, пойдем в коридор или на улицу выйдем. Там хоть поговорим спокойно. Да и курить уже охота.

Я подобрал ключи и телефон с койки и сунул ему.

– Убери куда-нибудь, и пошли.

Он молча засунул всё это в карман штанов и направился к выходу. Медсестра на посту встревожено окинула нас взглядом.

– Вы куда это направились?

– Воздухом подышать. Не бойтесь, не заморозю. В коридор выйдем, я ему куртку свою из машины принесу, и только потом на улицу выведу.

– У него голова ещё кружится. Долго не стойте и от больницы никуда не отходите.

– Есть, командир. Верну вашего пациента в лучшем виде.

Данил молчал. Молча позволил накинуть на плечи принесенную мной куртку, молча дал взять себя под здоровую руку и вывести на улицу.

И только когда мы оказались на скамейке в больничном парке, повернул ко мне злое лицо.

– Ну? Чего вы добиваетесь? На какую мозоль я вам наступил?

Я закурил, стараясь пускать дым в сторону, чтобы практикантик лишний раз от него не кашлял.

– Данил, я разговаривал по телефону с Владом. И он подтвердил мои подозрения на твой счет.

Данька здоровой рукой вцепился в спинку скамейки, подавляя по видимому желание, заехать мне гипсом в морду. Я поспещил его успокоить:

– Я ничего не имею против того, что ты гей. И даже наоборот.

– Что, "наоборот"? Зачем вы с ним разговаривали? О чём? Как? – Он был на грани истерики.

Его начало потряхивать, синева вокруг рта стала ещё сильнее. Аккуратно отцепив его пальцы от лавочки, сжал своими. Он ошарашено смотрел на мои действия.

– Дань, ты мне нравишься. А этот гандон сразу же сдал тебя с потрохами.

Данил высвободил свою руку из моей и, прижав её ко лбу, застонал, качая головой.

– Я ничего не понимаю. Вы издеваетесь надо мной, да? Это что, проверка очередная на ориентацию? Вы всех так проверяете?

– Что здесь непонятного-то? Мы с тобой одного поля ягоды, и ты мне нравишься. А с мороженым я всё это затеял, чтобы удостовериться, что я не ошибаюсь. Не хотелось встрять, если бы ты натуралом оказался.

– Да пошел ты! Урод недоделанный! Ты, ты, ты меня чуть в гроб не загнал! Из-за тебя я работать нормально не мог! Ты же издевался надо мной постоянно! Гомофоб чёртов!

– Я читал на форуме, что ты там писал про меня и что тебе насоветовали. Я не гомофоб. Алекс был прав, я пидор.

Практикант соскочил со скамейки, охнул, схватился за бок, потом кинул мне куртку и рванул к больнице. Мои три шага – и я вновь накинул на него куртку, разворачивая к себе.

– Дань, я знаю, что урод. И если бы не твои братцы, так бы им наверняка и остался. Но когда я увидел, как ты умираешь, с ума чуть не сошёл. Я ни разу ни за кого так не боялся. Не испытывал такого страха и раскаяния. Прости меня. Не сейчас. Я знаю, что на это нужно время, я подожду.

Данил, не глядя на меня, кивнул.

Я проводил его до палаты. Он больше так ни разу и не взглянул в мою сторону.

Сидя в машине, курил уже третью сигарету подряд. Домой не хотелось. Там Машка.

* * *

Данька пытался переварить всё, что услышал от безопасника, но головная боль не давала сосредоточиться. Ему было плохо. Плохо и душевно, и физически. Настолько, что он не выдержал и попросил медсестру дать ему снотворное.

Она разворчалась, что ему нужно лежать, а он по улицам шастает и выглядит теперь так, что смотреть страшно. Совсем вид умирающего. Снотворное не дала, а привела врача. В итоге ему поставили капельницу, под которой он и уснул.