Текст книги "Ты такой же как я (СИ)"

Автор книги: Дэвид Висман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 15 страниц)

ГЛАВА 29

Не успел я отвезти Данила домой, как мне уже хотелось видеть его снова.

Он догуливал последние дни от практики, которую ему закрыла Макаровна. В понедельник на учебу. Нужно, наверное, снять квартиру. Трахаться в машине – не вариант. Снимать хату с почасовой оплатой выйдет дороже, чем снимать конкретно и надолго. Да дело даже не в деньгах, а в том, что мчаться за ключами каждый раз, а потом отвозить их – влом.

Решено, завтра займусь съемом. То, что это был одноразовый секс, и Данька пошлет меня вместе с квартирой, я даже допускать не хотел. Про Машку пока молчит, и меня это устраивает. Но если встанет вдруг вопрос: "Маша или он?" – я, если честно, не знаю, что буду делать.

Сам себе удивляюсь. Еще два месяца назад готов был сунуть ей сумку в руки. Что изменилось сейчас? Почему она вдруг стала неотъемлемой частью моей жизни? Когда это произошло? В памяти возникла картинка: зареванная Маша и я перед ней на корточках, уткнувшийся мордой в её колени. Наверное, тогда я и понял, что я действительно дорог ей. По-настоящему кому-то нужен.

А может, и раньше. Может, это привычка. Привыкание к человеку рядом. Что я к ней чувствую? Симпатию, нежность, благодарность за то, что любит? Кем она стала для меня? Только ли прикрытием, щитом, как выразился Данька? Я запутался в своих ощущениях.

Я запутался вообще по жизни. Я знаю одно – смелости признать, что я гей, у меня нет и не будет. Раскрыться перед всеми – никогда. Перед Юрьичем была минутная слабость, и я о ней уже жалею.

Но и стать примерным семьянином я не смогу. А с другой стороны, таких, как я, полно. Живут же люди. Имеют детей, тащат всё в дом и гуляют на стороне. И какая к черту разница, с кем гуляют – с женщиной или с парнем. Парень не залетит хотя бы, в отличие от любовницы.

Проблема только в том, согласится ли Данька на такую роль? Достаточно ли ему её будет? И если нет, что я буду делать? Откажусь от него? Сколько вопросов и ни одного ответа.

***

Машка вздрогнула, когда я открыл дверь. Из коридора видно комнату. Она забралась с ногами в кресло, нахохлившись, как воробей. Домашняя, замученная и уставшая. Смотрит на меня, глаза заплаканные. В сердце защемило. За что ей все это?

Прохожу, сажусь на подлокотник, обнимаю, целую. Вздыхает и утыкается мне в грудь.

– Где был? Сколько можно, Дим?

– Зачем ты звонила Данилу в три часа ночи? Кого хотела услышать? – спрашиваю тихо, не злясь.

– Думала, что ты бабе, какой-то звонил.

– Убедилась, что нет? Опозорила меня перед пацаном.

– Это тот практикант?

– Он самый.

– А зачем ты ему так поздно звонил?

– Он с нами был на посиделках в лесу. Напился, как свинтус. Я просто вспомнил, что из-за руки забыл узнать, не влетело ли ему от предков.

– Мог бы и при мне позвонить, а не выскакивать в подъезд.

– Не хотел тебя будить. И, Маш, на будущее. Никогда не подслушивай за дверью мои разговоры, никогда не хватай мой телефон и никогда не звони моим друзьям, сослуживцам, знакомым. Я тебе в тот раз не высказал за Валерьича, вылетело из головы.

– Я…

– Никогда, или мы с тобой расстанемся.

– Тебя фактически не бывает дома. Ты приходишь черт знает во сколько. И молчи Маша в тряпочку, терпи, да?

– Я и раньше, по-моему, не был паинькой. И мы с тобой не семейная пара. Мы сожители. Я тебя не держу.

– Какая разница, есть штамп в паспорте или нет? Мои родители всю жизнь нерегистрированные прожили. Сожители – слово из советского застоя. Или ментовского жаргона.

– А я и есть бывший мент, и ты прекрасно это знаешь. Да и там нас бы назвали не супругами, а сожителями. Ты – сожительница.

– И что? Это что, дает тебе право шляться, где хочется? Трахаться по саунам и приходить домой, когда вздумается?

– Маш, я не изменюсь. Или мы живем так, или никак вообще.

– А если я рожу? Если у тебя будет ребенок, ты так и останешься сожителем? Дядей, живущим с мамой собственного сына?

– Мне не нужны сейчас дети. А может, и вообще не нужны. Я не люблю детей, и я тебе об этом говорил. Или ты пьешь свои таблетки и дальше, или..

– Поздно, батенька, я беременна. Уже два месяца как. Но ты настолько всегда занят собой, что ничего не замечаешь.

До меня медленно доходил смысл её слов.

– Ты же пила таблетки! Как беременна! Каких к черту два месяца?

– Я не собираюсь травиться противозачаточными всю жизнь. У меня от них вся флора нарушилась. Врач посоветовала сделать перерыв и надеть на тебя презики. Но ты же их на дух не переносишь. А тебе про залет не говорила, потому что знала твою реакцию. Когда ты меня чуть не задушил, хотела сделать аборт. А потом испугалась за тебя и передумала. Я хочу ребенка. Твоего ребенка, и не буду от него избавляться, хоть заорись.

Орать и вправду хотелось. Гандонами я пользовался только с парнями и с проститутками. С Машкой для остроты ощущений не хотел их надевать категорически, особенно когда мы стали с ней жить.

– Ты сделаешь аборт, или можешь подавать на алименты. Мне ребенок не нужен. – Еле сдержал себя, чтобы не перейти на крик.

Вот и решение. Вот и приплыли. Она сейчас встанет и уйдет. Родит нашего ребенка и будет растить его одна. А я останусь с Данькой. Или она сделает аборт и все останется, как есть.

Схватив пачку сигарет, вылетел на площадку. Руки тряслись. Внутри страх и злость. Я испугался. Испугался ребенка. Это не правда, что я не могу терпеть детей. Я нормально к ним отношусь. Но на хрена пацану папка гомик? Что я ему скажу, когда он вырастет? "Извини, сына, но папаша твой пидорас, поэтому по девкам мы вместе ходить не будем". Как будто все отцы ходят с сыновьями по девкам. Господи, какой-то пиздец. И ни раньше, ни позже. Да если Данька узнает, что Машка беременна, он пнёт меня тут же.

Может, она все же сделает аборт? Я ведь не смогу её бросить. Не смогу. Я же не совсем ублюдок по жизни. Бросить беременную бабу – последнее дело. Особенно если ты с ней живешь. Люди уже родившихся детей бросают, а я здесь сопли развожу. Мозги сейчас закипят. Черт, что же делать?

Выкурил две сигареты кряду. Нервы ни к черту. Ни хрена этот перекур не помог. Сейчас бы стакан водяры заглотнуть.

Зашел домой. Машка лежит на кровати и, уткнувшись в подушку, воет. Не плачет, а именно воет. У меня волосы дыбом и мороз по коже. Мать когда-то так выла, а я плакал маленький рядом. Гладил её по плечам и просил: "Мама не надо. Ну, пожалуйста, не надо". Картинка, как будто вчера это было.

А если моему пацану попадется такой отчим, как мой отец? Убью на хрен. А если они уедут, и я не буду об этом знать?

Куча мыслей. Не нужных, не правильных. А она уже не воет, а скулит.

И я не выдерживаю, падаю на кровать, прижимаю к себе:

– Если ты родишь, и мы будем жить, это не значит, что я не буду гулять. Так что думай сама.

Она всхлипывает мне в шею, по коже горячие слезы.

– Димка, я дура, я ведь люблю тебя, хоть и знаю, что ты меня нет. Но ты только представь, родится маленький, черненький, весь в тебя. Как ты можешь заставить меня его убить?

Я прижимаю её крепче.

– Никак. Не могу.

Она, наплакавшись, засыпает у меня на плече. У меня же сна ни в одном глазу.

Что теперь будет? Как же круто изменилась моя жизнь. Я совершенно не был готов к таким радикальным переменам. Сначала безудержная симпатия к практиканту, теперь ребенок. Осталось еще работу сменить, и вообще будет полный пиздец.

Даньке я ничего не скажу. Завтра сниму квартиру, а там будь что будет. Может, мне все же удастся со временем изменить его взгляды на жизнь.

Мне страшно. По-настоящему страшно, как в детстве, когда я только понял, что мне нравятся не девочки, как всем остальным, а пацаны. Я боюсь этих перемен. Боюсь и хочу их. Все сразу. Хочу Данила и ребенка.

Хочу Данила и семью. И еще хочу, чтобы мой ребенок никогда не узнал, что его отец трахается с парнями. А не трахаться я не могу. Если только стать импотентом.

"Когда-нибудь, всё тайное становится явным" – эта мысль засела в голове, как заноза. С нею я и заснул.

ГЛАВА 30

Трах в машине подействовал на Данила, как хороший допинг. Настроение было просто отличное. На душе легко, как никогда. Все сомнения и самокопания улетучились. Ему было хорошо с безопасником, и в отношениях, и в сексе. То, что Дмитрий несвободен, пока не очень волновало Даньку. Об этом он старался не думать. Ведь это, в первую очередь, проблемы самого Саныча, и их интрижка на его совести.

По приходу домой он застал такую картину: мать с отцом сидели на кухне, мать зареванная, отец злой. Они очень редко ссорились, поэтому у Даньки в груди появился нехороший такой комочек под названием "страх". Чего он испугался, он еще и сам не понял, но в коленях ослабло. Раздевшись, прошел на кухню, стараясь сохранить нормальную "мину", и нарочито весело, заглядывая в кастрюли, поинтересовался:

– Вы чего такие смурные? Мать, по какому поводу вода?

– Да делать ей не хрен, развела сопли, понимаешь. Письмо вон от родственничка пропавшего получили. На, читай. – Отец взял конверт с холодильника и сунул его Данилу.

– Санкт-Петербург? – прочел вслух Данька адрес отправителя.

– Ага. Боречка объявился. Да не один, а с сынком. – Отец вытащил из холодильника бутылку водки. – Давай, сын, глыкнем по рюмахе, а то что-то настроение хреновое.

Мать глянула на него исподлобья, но ничего не сказала. Только тяжело вздохнула.

– А чего пишет, что вы в таком трансе?

– Сына к нам прислать хочет. Чтобы к Петру Алексеевичу на могилку сходил и фотографии семейные забрал. Вспомнил, блин. – Отец опрокинул стопку, закусывая соленым огурцом.

– Мам, а ревешь-то ты чего? Ну, приедет, отдашь фотки, в чем проблема-то?

– Ты что, не понимаешь? Думаешь, он за фотками едет? Да ему квартира, наверное, нужна. – Мать глянула на Даньку и опять зашмыгала носом.

– Какая квартира? Мы уже в ней черт знает сколько живем. Я в ней вырос, считай. Да и дарственная не оспаривается.

– Во-во. Я ей то же самое, дуре, говорю. А она заладила – "стыдно", "не наше", "они наследники".

– А где эти наследнички были, когда Петр Алексеевич один остался? Ты чего, мам? Кончай себя расстраивать. Я думал серьезное что-то случилось, а она…

– Да вам с отцом все пофигу. Не его же родня, ему перед ними глазами не хлопать.

– Татьян, кончай уже, а? Где они действительно раньше-то были? На похороны ни один из них не приехал, а сейчас чухнулись! Могилку им, блин, посетить надо! А была бы сейчас эта могилка, не будь нас? Похоронили бы, как безродного, старика. Про фотки он вспомнил. Сам уже одной ногой в могиле стоит, вот совесть и мучает.

– А сколько ему лет? – поинтересовался Данька у матери.

– Борису около семидесяти должно быть. Я точно не помню. А Гоше, я не знаю. Боря даже не известил отца, что у него внук родился. Петр Алексеевич не знал о нем ничего.

– Гоша? Это Георгий что ли? – Данька с любопытством заглянул в письмо. Пробежался взглядом по строчкам, но, кроме имени Гоша, не выхватил никакого другого.

– Наверное. Я в именах ни хрена не понимаю. – Мать пожала плечами.

– Когда он приезжает?

– Как только Борис ответ от нас получит. Он не уверен был, что мы по этому адресу живем. Написал наобум.

– Ну, так тем более. Мам, он, значит, не собирается за квартиру предъявлять. Видать, думал, что мы её или продали, или государство забрало.

– Ладно, приедет Гоша, узнаем всё. Спать пошли. Поздно уже.

– Завтра выходной. Мы с Данькой посидим еще. – Отец налил еще по рюмке.

– Хватит водку жрать и сына спаивать. – Мать сграбастала бутылку и унесла её с собой в комнату.

– Вот так, сынок! Никакой свободы. Сначала мать все запрещает, потом жена. Ты это, не вздумай жениться рано. Гуляй лет до двадцати семи.

Данька хмыкнул:

– Дядьке, вон, уже за тридцать семь перевалило, а он так и не женился.

– У Ваньки работа такая, сегодня здесь – завтра там. Выйдет на пенсию, найдет бабенку. Детей все равно ему не дано своих заиметь. Правда, лучше было бы, чтобы ждал его из рейсов кто-нибудь. Но не судьба, видать. Не везет ему с бабами.

– Пап, а почему детей не заиметь?

– Он в детстве на железяку в озере напоролся. Порасхерачил там себе все. Операцию сделали, по-мужски вроде все работает, а вот детей нет. А может, и не работает уже, он ведь хрен скажет. Ты только это, молчок. Мать меня убьет, если узнает, что я тебе рассказал.

– Могила, пап. Жалко дядь Ваню, молодой, ведь ещё.

Ночью Данька все думал о дядьке. Вот ведь жизнь. Он гей, ему детей вроде как не надо, а тому, кому надо, не дано. Не справедливо.

***

Я и забыл, что сегодня выходной, и Машке не на работу, поэтому придется и мне, наверное, сидеть дома.

Она с утра встала в хорошем настроении. Приготовила завтрак и взялась печь пирог с семгой. Я уселся за комп, открыл сайт с объявлениями. Искал хату подальше от центра. И вообще подальше. Нашел квартиру в новостройках в новом районе. Почти полчаса езды на машине от города. Район построен на полях, на другом берегу реки, как отдельный маленький городок. Самое то. Дома там еще заселены не полностью, народ друг друга не знает. Все жители новые. Да и бабок любопытных наверняка меньше. Квартиры, скорее всего, покупает молодежь.

Сказал Машке, что съезжу в магазин, пока она пирог печет, куплю вина.

Она сунула мне список продуктов, и я свинтил с чистой совестью. Мысли о ребенке гнал от себя прочь. Слишком тяжело об этом думать. Не хочу загадывать, что будет. Устал от этих думок, от неизвестности.

Как только вышел из подъезда и сел в машину, позвонил риэлтору. Договорились на понедельник. Потом звякнул Даньке.

– Привет студент. Как дела? Хорошо спал?

– Привет. Отлично. А ты?

От его голоса защемило в груди, и шевельнулась совесть. Хреново я спал, но тебе об этом знать не надо.

– Ты мне снился. – Я вру, мне сегодня вообще ничего не снилось.

Смеется.

– И чего я делал в твоем сне?

– Я тебе лучше покажу при встрече. Рассказывать не умею.

– О, так я там был не один? С тобой? Интересно, что мы такого делали, что это нужно показывать? – И опять смешок.

– Ты дома? – Мне любопытно, не слышат ли его родители наш откровенный треп.

– Дома. Один. Мои уехали в гости. До позднего вечера. Хочешь приехать?

Вот этого я совсем не ожидал. И прежде, чем подумать, сходу выпалил:

– Конечно! Жди, еду.

***

У Даньки было уютно. Или с ним было уютно. Я чувствовал себя, как дома. Он напоил меня чаем и потянул в свою комнату.

– Пошли, покажешь мне сон.

Глаза блестят, на лице улыбка. И ямочки эти… А у меня в груди кошки… скребут. Не хочу просрать только что начавшиеся отношения. Полный тупик. Стена.

Но я ему улыбаюсь в ответ. Зарываюсь лицом в его короткие волосы и вдыхаю запах шампуня. Пахнет свежестью. Мятой. И щеки гладкие, мягкие, наверное, только что побрился. Целую. Щеки, глаза, брови, лоб, губы. Он отвечает. Засовывает в рот мне язык, потом ловит губами мой. Мне нравится с ним целоваться. Валит меня на свой диван, падает на меня и шепчет в самое ухо:

– Дим, а ты всегда только сверху?

Я растерялся. В молодости было по всякому, но уже лет как восемь – да, только сверху. Но с ним я готов на все. Только, наверное, не сегодня. Мне нужно время перенастроиться.

– Позже я снизу, если хочешь. Дай мне время на перестрой, хорошо? – говорю и смотрю в глаза. Не хочу, чтобы обиделся. Не хочу оттолкнуть.

Он улыбается:

– Да я просто спросил. А вдруг бы выгорело. Но нет, так нет. Я не настаиваю.

Притягиваю его к себе за голову и целую так крепко, как только могу. Он шарит рукой у меня в штанах. Пытается расстегнуть ширинку. Помогаю высвободить хозяйство. Оголяться полностью не рискую. Данька сбрасывает с себя джинсы и встает на четвереньки. Намек понял. Только вот презики из машины не взял. Он догадался по моему растерянному лицу.

– Дим, я дома ничего такого не держу. Я чистый. Во всех смыслах. Тебе я верю, так что давай так.

И я даю. Все, что можно дать: страсть, нежность, безудержность и огромное желание быть вместе, сейчас, потом, всегда.

Данил вышел меня проводить. Мне еще за продуктами ехать. Он не в обиде – понимает. Сказал про квартиру, думал, примет в штыки, а он вдруг обрадовался, и на душе стало тепло.

***

Данька зашел домой, засунул покрывало с дивана в стиралку, завел машинку и пошел есть. После секса он всегда был голодным.

Было немного грустно. Было немного скучно и совсем чуть-чуть обидно. Но он вспомнил, как ездил в деревню к Владу по выходным, как довольствовался одноразовым перепихом с другими, и засунул свою обиду подальше.

Ведь раньше он не интересовался у своих партнеров, если у них жены, так что изменилось, в конце концов?

Пока его все устраивало. А Саныч ему нравился все больше, и он был рад, что тот снял квартиру. Оперативно, однако. Но это значит, что у них все же намечается долгоиграющий секс и отношения, ничем не отличающиеся от отношений с Владом. С той лишь разницей, что безопасник намного приятней крольчатника. Данька улыбнулся своим сравнениям.

Наевшись, он решил завалиться спать, а потом позвонить однокурсникам и устроить небольшие посиделки.

ГЛАВА 31

В воскресенье Данька на звонки мои не отвечал.

Маша уехала к своей маме с ночевкой, сообщать о беременности. Звала меня с собой, но я отбрыкался от перспективы встречи с ее родителями. За время нашего с ней проживания я видел их всего пару раз.

Манька жила отдельно от родителей, которые купили дочери квартирку. Она не раз порывалась ее сдать, мотивируя тем, что живет у меня, а за жилплощадь приходится платить. Я стал давать ей деньги на оплату коммунальных услуг, лишь бы хата оставалась свободной. Прямым текстом объяснил сожительнице, что в случае нашей ссоры ей некуда будет свалить, если она пустит квартирантов. Согласилась.

Когда она уехала с утра к родичам, я было обрадовался и стал названивать практиканту, но обломился.

Так что день прошел – никак. Маялся от безделья, набивал пузо Машкиной стряпней и думал, думал, думал.

Машку с ребенком я уже не брошу однозначно. Нужно уметь нести ответственность за свои поступки. Ни она, ни ребенок не виноваты в том, что я использовал любящую меня женщину. А раз использовал, надо расплачиваться.

С Данилом – все еще вилами на воде писано. Пока буду скрывать свое будущее отцовство. Если его не устроит мое семейное положение, и он меня бросит, приму его решение. Если же он примет все как есть, буду только рад. Привязанность или любовь – не важно, как назвать, но если у него ко мне ЭТО будет, то он выдержит все, и мою семью тоже. Надеюсь на это.

***

В понедельник с утра съездил на перевязку, а после обеда встретился с риэлтором.

Квартирка была неплохая. Мебелированная, правда, по минимуму, но все самое необходимое было.

Заплатил за три месяца вперед, прикупил продуктов, пару комплектов постельного белья, посуду, туалетные и ванные принадлежности для себя и Даньки и всякую хренотень по мелочи, вплоть до тапочек. Провозился до шести вечера. Очень хотелось притащить сейчас же сюда практиканта, но он до сих пор не отвечал на звонки. Меня это начало напрягать. Может, я вообще зря затеял с квартирой?

Домой вернулся в восьмом часу вечера. Машка спала, свернувшись калачиком на диване. Присел рядом, погладил по голове, чмокнул в щечку. Она завозилась и открыла глаза.

– Мама тебе привет передавала.

– Угу. Хорошо съездила?

– Нормально. Мои спрашивают, когда мы заявление подавать пойдем.

Этого следовало ожидать. Рано или поздно разговор бы зашел о загсе. Не знаю почему, но я отнесся к этому вопросу спокойно, без напряга.

– Как только, так сразу.

– И что это значит?

– Маш, ты куда-то торопишься? Тебе край нужен этот штамп в паспорте?

– Но ведь ребенок…

– Ну, ребенок, и что? Мало живут с детьми, не регистрируясь? Записать его на себя, я запишу без проблем. И штамп в паспорте никогда поставить не поздно. Ты этого ребенка сначала выноси и роди.

Машка смотрела на меня, и глаза ее наполнялись слезами.

– И что я родителям должна говорить? Что я на хрен тебе не нужна?

– Слушай, еще три дня назад ты вообще собиралась стать матерью одиночкой! Так какие сейчас претензии? Я не отказываюсь ни от ребенка, ни от тебя, но я не считаю, что нужно срочно бежать в загс. Да я, блин, еще к мысли даже об отцовстве и женитьбе привыкнуть не могу. И потом, Маш, если мы даже оформим отношения, это не значит, что я стану мужем-паинькой. Даже не надейся. Я слишком люблю свободу. Я к ней привык, и менять меня уже поздно.

Машка вздохнула и умостила голову на моих коленях, обхватывая меня руками.

– Я соскучилась. Секисом займемся?

– Тебе же нельзя.

– Почему это? – Она с удивлением уставилась на меня. Даже голову с колен моих подняла.

– Давай уже что-нибудь одно – или секс, или ребенок.

– Дим, ты совсем долбанулся? Хочешь сказать, что почти год мы не будем трахаться?

– Именно это и хочу сказать. Не хватало еще ребенка из-за траха потерять.

– Ну, знаешь ли! – Машаня даже с дивана соскочила от возмущения. – Можно подумать, люди не трахаются все девять месяцев! Ерунду какую-то порешь! Ребенку секс не мешает, и у меня нет предпосылок к выкидышу! Так что мне врач заниматься сексом не запрещал.

– А я не хочу и не буду рисковать. Ты хочешь ребенка? Если да, то потерпишь и без секса – не помрешь.

Манька готова была разреветься. Губешки затряслись, глаза заморгали.

– Но ты-то без секса не собираешься все девять месяцев сидеть, ведь так? У тебя кто-то есть? Кого ты собираешься трахать?

– Для этого есть девочки по вызову или вон, минетчицы на объездной.

– Меня от тебя тошнит! Ты полное дерьмо!

– Ну, от этого дерьма ты ребенка родить решила. Я, в принципе, не навязываюсь. Скажу тебе только одно – хочешь со мной жить, прими мои условия. Взамен я даю тебе полную заботу о тебе и нашем ребенке. Обеспечу вас и буду хорошим отцом. Хорошим мужем быть не обещаю. Найдешь мужика лучше меня – вперед и с песней, буду только рад за тебя. Но учти, если он хоть пальцем тронет моего ребенка, став ему отчимом, сделаю все, но лишу тебя материнских прав. Я тебя люблю, по-своему. Может быть, не так, как хотелось бы тебе, но по-другому не умею. И обещаю, что ни одна баба не заставит меня тебя бросить. В этом можешь быть спокойна.

Машка лихорадочно стянула с себя халат, меняя его на джинсы и футболку. Не глядя на меня, шмыгая носом, схватила с вешалки куртку и обувшись выскочила в подъезд.

Я ее останавливать не стал, наверняка помчалась в свою квартиру. Пусть подумает и все взвесит: стоит ли ей связывать свою жизнь со мной. А уж если свяжет, то пусть принимает таким, какой есть. Наглеть, конечно, не буду и постараюсь быть хорошим и заботливым, но и от Даньки не отступлюсь, пока он сам меня не пошлет. Да и вообще не собираюсь отказываться от своих предпочтений.

С сексом я, конечно, загнул, но, блин, не стоит у меня после Даньки на Машку. Хоть тресни – не стоит.

Только подумал об этом гаврике, как телефон разразился мелодией, на которую я его поставил.

– Ну, и чего ты на мои звонки не отвечал? – С ходу иду в нападение.

– А я должен отчитаться? Вроде не подписывался на такое. И вообще, где "здрасьте"?

Да, чего-то я не в ту степь зарулил. С Данькой таким тоном не прокатит, это тебе не Машка. Быстро пошлет веником париться.

– Ну, здравствуйте, Данил Артамонович. Можно узнать, почему это вы на мои звоночки не реагировали?

– Во, другое дело. А то, блин, наезды с ходу. Я, Дмитрий Александрович, вчера погулял малёха с однокурсниками. Из клуба меня забирал папанька, а я был не очень трезв. Он меня чуть ли не за шкварник оттуда выволок, вот я и забыл телефон на столе. Спасибо, девчонки подобрали и вернули сегодня.

– Гуляем, значит?

– А вы что-то имеете против? – Я почему-то представил в этот момент Данькину ехидную улыбочку и вздернутые вверх брови.

– Да нет, Дань, какое я право имею быть против. Гуляй, пока молодой.

– Я тоже так думаю. А чего звонил-то? Соскучился?

– Соскучился. С квартирой вопрос решил, хотел новоселье устроить.

– Ты сейчас на хате, что ли?

– Сейчас нет. Уже дома.

– А жена где? Ты вроде не тихо разговариваешь.

– У родителей. В гости поехала, – вру. – Хочешь матануть на квартиру с ночевкой?

– Не. Не могу сегодня. Батя злой, как черт. Да и в институт завтра первый день.

– А завтра после занятий?

– Посмотрим. Созвонимся, если что. Тебя на работу не выписали?

– Неделю еще, как минимум, гулять буду. Если генерал приедет, то выйду. Нет, на фиг надо. С этим чмо работать нет никакого желания. Кстати, Дань, что про братцев-то слышно? Тебя следователь вызывал?

– Ну, сразу после больницы мы с папкой ездили. Отец тоже давал показания, про шапку и видик, что Антон спер, рассказал. Пока больше не вызывали. Да мне и не хочется.

– Я завтра пробью, как там дело, да скоро ли суд будет.

– На фиг. Когда будет, тогда будет. Думаешь, я горю желанием с ними встретиться?

Я слышал, как в замке ковыряют ключом, а затем открывается дверь – вот и Машка вернулась.

– Ладно, Дань, давай, до завтра. Позвонишь, я подъеду. – Разговор обрывать не хотелось, но перед Машей говорить – тоже.

Данил видать понял, что я не один.

– Давай, пока. Получится, так позвоню, обещать не буду.

– Должно получиться. Возражения не принимаются.

– Посмотрим. Пока.

Отключился. Только бы не обиделся и позвонил завтра.

Маняша с пакетом в руке, ждет, когда заберу, чтобы разуться. Забираю, заглядываю – бутылка кагора, виноград, груши и копчености. Смотрю на нее выжидающе. В честь чего вино и фрукты?

– Кагор мне немножко можно. Для крови хорошо. Давай отметим нашу новую фазу в жизни.

Несу пакет на кухню. Я в принципе не против. Значит, она все решила и приняла.

– Ты с практикантом болтал?

– Угу.

– А зачем ты за ним заедешь завтра?

– В ментовку съездить надо. По делу его. Ускорить процесс, так сказать. Да и вообще узнать, когда суд и всё такое.

– Он что, сам не может?

– Может. Но со мной лучше. Я всё же, как-никак, бывший мент и подвязки имею.

– Допоздна опять ездить будешь?

– Как получится.

– Он тебе случаем девочек-студенточек не подгоняет?

Поворачиваюсь от стола и зло зыркаю на нее:

– Может, хватит уже? Ты так и будешь мне мозг выедать теперь?

– Что-то вы снюхались с ним последнее время. Какие у вас могут быть общие интересы, кроме девок?

Меня смех разобрал. Вот девки-то как раз последнее, что нас с Данькой интересует.

– Дура ты. На фиг мне студентки-то нужны? – И ведь не вру. – Еще проблем с их предками не хватало! Думай, что говоришь? Я уже пень старый для студенческих шашней.

– Я не намного старше, этих самых студенток, вообще-то.

– Ты у меня девушка самостоятельная, от родителей не зависящая. Умная, работящая и вообще, золото. – Обнимаю, подлизываюсь. Она утыкается мне в плечо.

– Ты, правда, никого не завел?

– Клянусь, что никакой другой бабы, кроме тебя, у меня нет и не будет.