Текст книги "Ты такой же как я (СИ)"

Автор книги: Дэвид Висман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц)

ГЛАВА 10

Открыв квартиру, я, блядь, чуть на задницу тут же не сел.

В ней как будто Мамай прошёл. Мои шмотки были разбросаны по всей хате, вперемешку с разорванными фотографиями. М-да, женская мстя страшна. Самой мстительницы дома не наблюдалось.

Плюнув на весь этот бардак, решил успокоить нервы и уже открыл ноут, чтобы залезть на какой-нибудь порносайтик для сексуальных меньшинств – как в дверь позвонили.

На пороге стоял наш участковый Лёха. Я не удивился его приходу. Значит всё-таки написала Машка заяву. Лёха пожал мне руку.

– Саныч, какого хрена? Не мог, блядь, вопрос, что ли, решить?

– Проходи. Чего с порога-то разоряешься?

Он присвистнул, увидев бардень, устроенный моей бывшей. Поднял одну из разорванных фото. Машутка аккуратно отрезала ту часть фотографии, где была она, и, по-видимому, забрала её с собой. И совсем неаккуратно, оторвала мне на карточке голову. Леха засмеялся.

– Лихо она тебя обезглавила. А шрам – её работа?

– Её. Чего она там хоть накатала?

– Что душил ты её. Пятна на шее остались. В судмедэксперт поехала. Саныч, я от тебя такого не ожидал. Что, довела так сильно?

Я махнул рукой, и, кивнув на стул Лехе, поставил чайник.

– У тебя телефон с собой?

– Да. Зачем тебе?

– Если я со своего звонить буду, Машка трубку не возьмет. Дай я звякну. Хозяйничай пока. Кофе в шкафу. А к чаю чего, глянь в холодильнике, вроде сыр с колбасой был.

Машка на звонок ответила сиплым голосом. У меня даже вся злость на неё пропала.

– Машут, солнце, выслушай. Не бросай трубку.

– Я на тебя заявление написала.

– Я знаю. Солнце, ну зачем, а? Ну, чего ты, как баба стервозная. Ты же не такая у меня. Я знаю, что я урод последний. Прощения у тебя просить язык не поворачивается. У меня крышу сорвало, когда понял, что бросаешь меня. Как я без тебя, Маняш?

– Ты сам виноват. Нафиг тебе сауны эти сдались. Тебе одной меня мало, что ли? Позорник, всякую заразу собираешь. – Машка всхлипывала в трубку.

– Машут, ну, не мы такие – жизнь такая. Положение обязывает, от коллектива не отрываться. Я сам этих проституток терпеть не могу, ты же знаешь, мне, кроме тебя, не нужен никто. Солнце, ты ко мне на зону-то приедешь? Хоть разок? Мне же там и так не сладко будет, а вернее, не выйду я уже оттуда. Ты же не маленькая, знаешь, что там бывшего мента ждёт. Вообще, мне, наверное, лучше сейчас сразу в петлю, чем на зоне оказаться.

Машка, уже не сдерживаясь, рыдала в трубку.

– Дурак, типун тебе на язык. Заберу я заявление, люблю же тебя, скотину.

– Фотки-то зачем порвала? Такие красивые были.

– Дура, потому что. Со злости. – Завывания стали взахлёб.

– Солнце, ну, не плачь. Прости меня, а? Поехали шубку тебе купим, которую ты в тот раз присмотрела.

– Шубку? – Машка отстранилась от трубки и высморкалась. И уже хриплым голосом и со вздохом: – Ладно, поехали. Но я тебя до конца не простила, так и знай.

– Да я даже не надеюсь. Заявление-то забери, а то и вправду, посадят ещё.

– Завтра заберу. Оно всё равно без справки из судмедэкспертизы в ход не пойдёт. Мне так в милиции сказали.

– Точно заберешь? Учти, я если что, к тебе с того света являться буду.

– Димочка, ну, не надо, о плохом. Сказала же, заберу. Я бы и так забрала. Не собиралась я тебя сажать, попугать просто хотела, да злая была. Я даже синяки снимать не пошла, так что справки не будет.

– Ну, давай, приводи себя в порядок, и в магазин поедем. Я за тобой через пару часов заеду.

– Хорошо. Дим, только учти, я к тебе не вернусь. Сейчас, по крайней мере. Надо же, как-то тебя наказывать.

– Да понял я, понял. Я теперь тебя, по-новой, завоевать должен.

Машка хихикнула.

– Смотря ещё как завоёвывать будешь. Всё, пошла собираться.

– Всё слышал? Завтра заяву заберёт. – Я повернулся к жующему Лёхе.

– Ну, ты и жук. Развёл девку. Чего ты ей плёл? Кто бы тебя посадил? Ну, условно бы на крайняк дали.

– А оно мне надо? Мне эти разборки судебные, сам знаешь, на хер не нужны.

– А кому они вообще нужны? Да ещё и кухонным бойцом на суде позориться. Ладно, пошел я. Надеюсь, твоя красавица не наврала и заяву заберёт.

Помимо шубки, купил Машане ещё и браслетик золотой. Совестно стало, как только увидел её зарёванное лицо. Никакой макияж не смог скрыть опухших красных глаз. Ворот свитера закрывал горло, и пятен от пальцев я не видел, но, помня свою тяжелую руку и хватку, знал, что они есть. Голос у моей бывшей был сиплый, как после хорошей ангины.

Я взял её руку и поцеловал. Поцеловал от души. Ведь она меня действительно любила и не была виновата в том, что я урод. Красивая, неглупая девчонка, а вот угораздило же влюбиться в педика. Мне её было жаль от всего сердца.

***

Данил опоздал на работу. Вчера брательников выпроводить не смог. Пить он с Витькой не стал, как тот его ни подначивал. Антон зависал и от водки отказался. Опьянел старшой с одного пузыря. Весь вечер учил Даньку жизни. От его развязанной речи воротило. У Данькиного бати был знакомый, который отсидел за убийство двенадцать лет. Он работал с ним в одном цехе, и как-то раз они приходили бригадой к ним домой справлять день рождения отца. Ни одной наколки, ни одного мата. Умный, интересный мужик. Если бы он сам не сказал, что сидел, никто бы даже не догадался. Витька же сыпал блатными и матерными словечками направо и налево. Впаривал Даньке о зоновских "понятиях". О "блатных" и "мужиках", о "семьях" и "крысах". О "шестёрках" и "опущенцах".

Данька совсем запутался кто и что. Ему это было не нужно и не интересно. Его тошнило от рассказов, как наказывали за крысятничество и ломали слабаков. И чем больше пьянел Витька, тем мерзостнее были его байки. Он без конца повторял одно и тоже, что Даньку опустили бы в первый же день при "прописке". Что таким, как Данька, место у параши. В лучшем случае, он бы был чьей-то шестеркой, а скорее всего, петухом.

И лишь благодаря тому, что Антону нужна была доза, сунув им денег, Данилу утром удалось выпроводить братцев.

Настроение было отвратительное. Он чувствовал, что незваные родственнички явятся вновь. Как от них отвязаться, не имел представления. Вроде как родня, и гнать неудобно. Да и отцовской твёрдости у Даньки не было. Даньке было жаль их, они ведь не виноваты, что стали такими. Всё зависит от родителей, от воспитания. Мысли Данила далеки были от работы. Он начал копаться в себе. Может, правда, всё зависит от воспитания? А если бы родители любили бы его меньше, или были такими же, как тетка с дядькой – пьяницами, он бы всё равно стал гомиком?

Вывел его из задумчивости голос безопасника.

– Данил Артомонович, будьте добры, зайдите ко мне в кабинет.

Неужели он и опоздания контролирует? Зинаида Макаровна сделала ему, конечно, замечание, но увидев его хмурое и уставшее лицо, ограничилась только им. Неужели ещё и безопасник имеет право на него наехать?

Данил нехотя поплелся в кабинет напротив.

– У меня к вам просьба, Данил. Сходите на фабрику, пожалуйста, принесите коробочку мороженого, в этот раз лично для меня. Сам я с такой рожей идти туда не хочу, а попросить больше некого.

Данила удивил его дружеский тон, но он отнес его к недавнему чаепитию. И даже был благодарен, что безопасник стал более человечней, что ли. Наверное, засосы убедили его, что Данька встречается с девушкой, и все подозрения отпали. Данил улыбнулся Дмитрию Александровичу и кивнул.

– Хорошо, я схожу.

Меня даже совесть мучить начала после его улыбки. На измученном, встревоженном лице улыбка эта была, как солнечный лучик среди пасмурного неба. Захотелось отменить этот дурацкий план по соблазнению практиканта. Вернее, не соблазнению, а вынуждению.

А план состоял в том, чтобы объявить его вором и попугать. Я его не зря все эти дни посылал за мороженым. Сегодня я не предупредил начальницу цеха, что присылаю к ним паренька, но я был уверен, что мороженое она ему даст, подумав, что я его действительно послал и просто забыл позвонить. Буториной же я наказал, чтобы она его с этим мороженым задержала, но шум не поднимала, а сразу провела ко мне. Она уже было открыла рот что-то спросить, но я её оборвал, сказав, что если она молча разыграет спектакль с задержанием и не будет задавать вопросов, я, может, и забуду о том, что она проштрафилась.

Когда грубо держа Даньку за локоть, она впихнула его ко мне в кабинет, он был красно-серым, если бывает такой цвет. В общем, щеки то вспыхивали от возмущения и стыда, то бледнели и приобретали серый оттенок.

– Вот, с мороженым попался. Говорит, что вы послали. – Буторина подтолкнула практиканта к моему столу.

Я, развалившись в кресле, сделал удивленное лицо.

– Я? Если бы я его послал, я бы тебя предупредил.

– Вот я так и подумала. Значит оформлять?

Данил, наконец, приобрел дар речи:

– Дмитрий Александрович, вы же меня сами попросили принести мороженое. Я думал, вы предупредили вахтёров! – Его возмущению не было предела.

– Буторина, свободна. Рапорт о задержании занесёшь позже.

Глаза Данила Артомоновича были на пол-лица, до него явно не доходило происходящее.

Оставшись с ним один на один, я, как всегда развалившись в кресле и закурив, пристально вперил в него свои орлиные очи. Он не выдержал давящего молчания:

– Вы меня подставили, да? Зачем?

Сообразительный. Губы поджал, явно стараясь взять себя в руки. Мороженое швырнул со злостью на стол.

– Я Данил Артомонович, хочу вывести тебя на чистую воду. Я вас, педиков, насквозь вижу. Ты же педрила, так? Или ты сознаешься мне в этом, или я на тебя оформляю хищение.

Парнишка побелел. В глазах непонимание, паника. А затем ненависть. Сколько сразу эмоций и чувств, за какую-то минуту.

– А не пошел бы ты, козел хренов? Засунь себе в задницу свой рапорт.

Я онемел от его наглости. А он развернулся и выскочил в коридор.

ГЛАВА 11

Докурив, собрался уже было поискать Артамоновича, как в кабинет без стука ввалилась Макаровна.

– Дмитрий Александрович, вы куда нашего Данила отправили?

Вот метеор – значит, домой сорвался. Надо прикрыть этого шустрика. В мои планы не входило его бегство с Хладокомбината.

– Зинаида Макаровна, вы уж извините, что не предупредил вас. У Данила Артомоновича с документами не всё в порядке. Я его отправил за одной справочкой. Срочно надо.

– А что такое? Что там не в порядке? Отдел кадров проверял, я тоже. Что не так? Какая еще справочка?

Вот же въедливая бабенция.

– Долго объяснять. Принесёт, покажет. Вы меня извините, но мне идти нужно. Завтра утром будет ваш Данил Артомонович на рабочем месте, как штык. Вот, кстати, мороженое с девчонками ешьте, а то растает совсем. – Я встал из– за стола и, не дав ей опомниться, сунул коробку с мороженым в руки, аккуратно выталкивая в коридор.

Где живет этот психованный сопляк, я помнил. Уточнив номер квартиры, предупредил директорскую секретаршу, что я отлучусь по делам.

Даньку трясло: "Вот что за урод! Я ему что, жить мешаю? Какая ему разница, с кем я сплю? Я же не лезу к нему в штаны! Я вообще ничем не выдаю, что я гей! Работу свою выполняю, начальница довольна, что надо то еще!".

Было обидно до слёз. Он впервые столкнулся с гомофобией. Его впервые вычислили и ткнули мордой в грязь. Данил, добежав до остановки, поймал первую попавшуюся попутку. Ехать в таком состоянии маршруткой он просто не мог.

Слёзы от обиды давили всё больше. В подъезд он забежал уже с тугим комком в горле и застилавшей глаза влагой. У двери квартиры застыл с ключом в руке. С замком было что-то не так. Дверь была прикрыта, но язычки замка не входили в паз, ничего не понимая, он толкнул дверь и вошел в коридор. Представшая картина лишила дара речи. Всё было вверх дном. И среди этого погрома – его братья с набитыми огромными сумками и его ноутбуком в руках. Старший, бросив сумки на пол, кинулся к нему. Данька так растерялся, что даже прикрыться не успел от точного удара в лоб.

– Блядь. Сука, он же на работе должен быть. Вот попадалово! – Витька склонился над лежащим на полу Данилом.

– Херли встал, веревку или шнур давай! Пояс или ремень на крайняк. Быстрее, блядь! – Он обернулся к застывшему и напуганному Антону.

– Зачем?

– Руки связать, придурок. Вот падла, ну, на хуя ж ты приперся-то, а? Нам же тебя теперь грохнуть придется. Сука, я же не макрушник. Падла, падла, падла! – Он с остервенением начал пинать пытающегося подняться Даньку.

Данил по инерции старался прикрыть лицо и грудь. Голова ничего не соображала. Он просто потерял представление, что происходит. Когда Витька, надавив ему коленкой на позвоночник, заломил руки за спину, связывая их, тело само начало биться и сопротивляться.

– Хули застыл, как истукан! Помоги руки ему связать, подержи! – рыкнул Витька, на опять застывшего брата.

– Теперь пакет давай неси.

– Какой пакет?

– Целлофановый, блядь!

– Зачем? – не понял обколотый и как всегда заторможенный Антон.

– Я что, по-твоему каждый день душу кого-нибудь? Пакет на голову, и валим. Сам сдохнет.

***

Профессиональный взгляд за долю секунды выловил, что замок квартиры практиканта взломан. Тело само среагировало, отправляя в нокаут, столкнувшихся со мной в двери двух парней. Перчатки на руках, баулы, набитые до отказа – всё это зрение цепляло отдельно, пока работали кулаки.

Данил бился на полу с пакетом на голове. В нос ударил запах мочи. Запах ужаса, исходившего от бьющегося в конвульсиях парня. Остатки разорванного пакета плотно обмотали шею, и у меня самого началась паника, когда я понял, что, наверное, не успел. Глаза Данила закатились, капилляры белков полопались, лицо приобрело синюшно-багровый цвет.

Освободив, наконец, шею от остатков пакета, начал делать ему искусственное дыхание. Я вдувал в его легкие воздух и молил бога, чтобы он очнулся. Так страшно мне не было никогда. Я бы всё отдал, чтобы повернуть время вспять. Я проклинал свой дурацкий, идиотский план. Проклинал себя. И всё вдувал и вдувал в его рот воздух, набирая его в свои легкие, как можно больше, и передавая ему.

Жал и жал, на его грудь, заставляя работать сердце.

Наконец он закашлялся и задышал. А я притянул его к себе и разревелся.

Из-за меня, чуть не погиб человек. Парень, который мне безумно нравится.

ГЛАВА 12

Из состояния слезливого самобичевания меня вывел шорох за спиной. Один из неудавшихся убийц и грабителей решил очухаться. Пришлось встать и приложить его башкой об пол. Прикладывал несколько раз, держа за уши так, что думал, оторву их к чертовой матери. Сучий выродок пытался дергаться и сучить то ручонками, то ножонками в тщетной попытке заехать мне в морду или, на крайняк, по почке.

Потом была милиция и скорая.

Отзвонился генералу и поставил его в известность, что на работу я уже не приеду. По какой причине – объяснять не стал, сказал, что завтра всё доложу.

Практикант сидел на заднице, мокрый, в луже собственной мочи и ошарашено взирал на врачей, милицию и меня. Фельдшер наскоро осмотрел его. Померил пульс, давление, заглянул в горло и зрачки, ощупал на предмет переломов, морщась при этом от стойкого запаха аммиака. Задал Даньке дежурные вопросы, ответы на которые я не слышал, так как он сипло шептал их ввиду пропавшего голоса. Врач удовлетворённо кивнул и вынес вердикт, что вроде всё обошлось, но, на всякий пожарный, в больницу ехать надо.

Я помог подняться всё ещё дезориентированному парню. Его шатало, и ноги подкашивались, не собираясь стоять прямо.

– Сам выйдешь или носилки принести? – глянул озабочено на него врач.

– Я сам. Только переодеться бы, – шипел Данька, цепляясь за меня.

Молодчиков, чуть не убивших его, менты уже увели в машину. Два товарища в штатском шатались по квартире, "осматривая" место преступления. Попытались было взять у Данила показания, но фельдшер резко оборвал их, сказав, что это и потом можно сделать, а он всё же на работе, и ждать, пока они здесь наговорятся, ему некогда.

– Переодевайтесь и выходите к машине, – кивнул он нам с практикантом.

Данька так и не спросил меня, как я у него оказался. Он вообще был как будто не здесь и не понимал, что происходит. Я нашёл в шкафу его спортивки и толстовку с футболкой, начисто забыв про трусы. Он как-то отстранено и без тени смущения попросил найти ещё их. Пока я копался у него по шкафам и попутно отвечал на вопросы дежурного опера, Данька плескался в ванной.

Меня настораживало его спокойствие и безразличие. Было мерзкое ощущение неправильности происходящего. Я, конечно, не ждал, что он кинется мне на шею с благодарностью за спасенную жизнь, но его апатия просто пугала.

В квартире остались две женщины, соседки с нижнего этажа, пришедшие узнать, что случилось. Они пообещали дождаться моего возвращения. Операм я, конечно, уже доложился кратко, кто я и что здесь произошло, но женщины этого не слышали и принимали меня за родственника или знакомого Данила. Я решил, что после показаний в милиции вызову слесаря сменить замок, поняв из слов практиканта, что родители в отъезде и он сейчас живет один.

Усадив парня в машину скорой помощи, спросил у фельдшера, в какую больницу они его везут. И уже тише, чтобы не слышал пациент:

– Док, у него что шок? Чего он такой ненормально спокойный?

– А ты как думаешь? Он даже боли не чувствует, хотя могу сказать наверняка, что пара ребер у него сломано.

– А он не того, умом не тронется? Какие последствия могут быть после асфиксии?

– Да нормально всё с ним. Не полошись. Отойдёт. – Доктор докурил сигарету и захлопнул дверцу машины.

Я проводил отъезжающую скорую взглядом и поехал в отделение давать показания.

Подонки, чуть не убившие Даньку, оказались его родней. Ничего удивительного в этом не было, учитывая, что такие преступления обычно и совершают знакомые или родственнички потерпевших. Оба были под надзором. Один ещё со справкой об освобождении ходил, а другой с подпиской о невыезде ввиду того, что находился под следствием. Загремят теперь на полную катушку.

В коридоре отделения я видел парня с камерой, но не придал этому значения.

***

Данила долго таскали по всяким кабинетам. Вернее, возили на каталке две пахнущие табаком санитарки. Его заставляли ложиться то на бок, то на спину, при этом не дышать и не шевелиться. Загрузили в какую-то камеру, где он лежал без движения по приказу медсестры очень долго – целую вечность, как казалось ему. Все происходящее было нереальным, он как будто со стороны наблюдал за всеми этими процедурами. И только когда услышал страшное слово "пункция", вдруг понял, что находится в больнице. Почувствовал, что у него все болит. Что он не может даже говорить без боли. И вся картинка встала перед глазами, такая четкая, страшная.

Данил схватился за горло и начал задыхаться. Паника накрыла с такой силой, что он даже не почувствовал, как ему вкололи укол. Постепенно дыхание выровнялось, накатила слабость и сонливость. На койку в палате его выгружали уже полуспящего. А стоило голове коснуться подушки, как Данька провалился в черноту тяжелого сна.

ГЛАВА 13

Оставшиеся в квартире женщины вымыли полы и проветрили помещение. Перед уходом одна из них протянула мне телефон:

– Вот. В брюках был. Мы вещи его постирали.

– Спасибо огромное.

– А вы замок купили?

– Черт, нет, конечно. А слесаря уже знакомого вызвал.

– У меня есть замок, сейчас принесу. Мы поменять хотели, да как-то руки не доходят. Он как раз на вашу дверь подойдет. Потом купите такой же и отдадите.

Есть же женщины в русских поселениях! Умные! Отзывчивые! Хорошие!

Петро, бывший сотрудник Хладокомбината, а ныне работник какого-то ЖКХ, никогда не отказывался от левача. Замок поменял быстро, не задавая лишних вопросов. Ушёл он с Хладика именно из-за левача. У нас не покалымишь, голая зарплата. А на новой работе он бабки хорошие рубил. В отличие от многих, водярой никогда не брал. Копил деньги на коттедж. Уважаю, молоток мужик.

Замок поставлен, в квартире прибрано, можно и восвояси податься. Но мне почему-то захотелось задержаться. Посмотреть, чем живет практикантик, чем дышит. Интересовала меня исключительно его комната. Он на неё мне указал, когда вещи просил принести. Так что я прямиком направился обследовать территорию недодушенного Даньки.

Ничего интересного в ней не оказалось, кроме компа. Но он, зараза, был на пароле, так что я обломился.

Вспомнив про телефон, достал его и принялся копаться в нём. Здесь меня также ждал полный обломизм. Ни одной смс, ни входящей, ни исходящей. Ни одного фото или видео. Только пропущенный вызов от какого-то Влада. Сам не зная зачем, я нажал на соединение. Не отвечали долго, и я хотел уже сбросить, когда услышал:

– Данчонок, ну, наконец! Чего трубку, засранец, не берешь? Приедешь в пятницу? Встречать тебя?

– Кто ты такой и куда должен приехать Данил?

– А это кто?

– Его отец. Так кто ты такой?

Ответа я не дождался. Гудки – весь ответ. Сдулся парень. Сдулся. Как-то даже обидно стало за практикантика. Что это был тот самый вампир, я уже понял. Был бы просто знакомый или друг, не бросил бы трубку. Со злости я набрал снова этот номер. Думал, не ответят, но, к моему удивлению, трубку взяли.

– Какого хрена ты трубку бросаешь? Что у тебя с Данькой? Кто ты такой?

– Трахаю я его. Доволен? – Голос ехидней некуда.

– Ну, ты и сука. Узнаю, где живешь, приеду и башку оторву, педрила хренов.

– На своего педрилу посмотри. Твой сыночек ничем от меня не отличается. Вернее, отличается тем, что это я его ебу, а не он меня. И пошел-ка ты на хуй, вместе с ним.

И гудки…

Охренеть!

Блядь, бывают же суки. Сдал ведь Даньку. Сразу сдал, с ходу.

Подленько, конечно, вышло со звоночком. Не нужно было отцом представляться. Хер его знает, кто дергал меня за язык, нести всё это. Но что сделано, то сделано. А Даньку я теперь хрен упущу.

Вечером позвонил в больницу. Практикантику впендюрили успокоительные, и он дрых.

****

Не успел я припарковаться и вылезти из машины, как ко мне подлетел завгар и хрястнул лапищей по плечу так, что я чуть снова в машину не сел.

– Ну, ты даешь! Герой, бля! Хорошо ты их отделал, морды в экран не влазили!

Я чуть собственными матами не подавился, которые хотел высыпать на такое приветствие.

– Ты о чем?

– Как о чем? О твоем геройском поступке, спаситель студентов!

– Откуда такая информация? – "Что за нахрен? Нафиг мне вся эта бодяга?"

– Да весь хладик знает! О тебе же вчера в местных новостях говорили. И этих козлов показывали, которых ты отделал. Они показания прямо по телику давали. Герой! – Он еще раз хлопнул меня по плечу.

Я кивнул и, обалдевший, одеревеневший, пошел в офис, придумывая на ходу, как объяснить генералу, что я забыл у практиканта дома. Ничего не придумывалось.

В коридоре меня сразу облепили маркетологи, засыпая вопросами: "Как Данечка? В какой больнице? И что произошло?"

Пообещав им, что потом все расскажу, направился сразу к Валерьечу.

Его поза в кресле и сигара в зубах сильно мне кого то напоминала. До смешного. Кто из нас кого копирует интересно, я его или он меня?

– Ну, рассказывай! Ты у нас теперь личность героическая, работников Хладокомбината даже дома обезопасиваешь! – с ходу напустился на меня генерал.

– А чего рассказывать, все уже вон лучше меня всё знают. Телевизора насмотрелись.

– Я твою версию выслушать хочу. Не ту ли приглянувшуюся тебе задницу ты вчера спас? Какого хрена вы делали у него дома посреди рабочего дня?