Текст книги "Ты такой же как я (СИ)"

Автор книги: Дэвид Висман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 15 страниц)

ГЛАВА 7

В воскресенье до самого вечера у меня было отличное настроение. Секс в машине сделал своё дело, я получил то, что хотел. Но стоило моей сожительнице вернуться из дома отдыха, как что-то во мне переключилось. Раздражало буквально всё – от её вида, до рекламы в телевизоре. Беспричинное абсолютно раздражение – я это прекрасно понимал. Маша возилась на кухне, и даже не было её обычной надоедающей болтовни. Она как будто старалась не попадаться мне на глаза. Раньше я был только рад, когда она мне не надоедала, а сегодня бесился. Её поведение было странным, и эта странность и вызывала во мне такую реакцию.

Я что-то упустил, потерял контроль, только еще сам не мог понять в чём.

– Маш, ты чего там притихла? Как отдохнули?

– Нормально. – Равнодушный, без каких либо эмоций голос заставил отодрать задницу от дивана и пройти на кухню.

– Ты чего такая недовольная? Что-то случилось?

– С чего ты взял? Всё хорошо. – Она даже не повернулась в мою сторону.

Я подошёл и обнял её, разворачивая лицом к себе.

– Дим, не мешай. Видишь, готовлю. У меня сгорит всё из-за тебя.

– Выключи на время. С чего это ты с порога вдруг готовкой занялась?

– Ну, ты же фиг что сготовишь. Зачем вообще встречать меня, лучше на диване, не отрываясь от телека, все выходные проваляться.

– Тебя там что, комар укусил? Так вроде сезон закончился, и их нет. А, забыл, осенью мухи злющие, с тобой, по ходу, одна из них ядом поделилась.

– Да пошел ты к чёрту со своими подковырками, понял?! Думаешь, я дура, не понимаю, зачем ты меня на все выходные в этот ваш сраный дом отдыха отослал?

– Так, я не понял, что за концерт ты мне здесь устраиваешь? Это за то, что я тебя отдохнуть отправил, меня же и по мордям?

– Знаешь Дим, ты самоуверенный, эгоистичный урод. Я иногда тебя просто ненавижу. Почему ты считаешь, что ты умнее окружающих себя людей? По твоему я полная дура и не понимаю, что тебе было просто удобно меня сплавить? Думаешь, я не знаю про ваши сауны? Вы думаете, что люди вокруг слепы, и никто не обсуждает ваши посиделки с девочками по вызову? Да весь Холодильник об этом знает.

– Ты что мелешь? Кто сказал тебе всю эту хрень? Кто нас обсуждает?

– Не важно. Да и мне, наверное, уже всё равно. Надоело твоё равнодушие, твоё притворство, что всё у нас хорошо. Я всё ждала, что ты меня полюбишь, но ты, по-моему, вообще не можешь кого-либо любить. Ты матери-то своей звонишь, раз в пятилетку, не говоря уже, что когда звонит она, то тебя морщит при разговоре.

– Хватит хрень пороть! Я свою мать люблю, поняла? Просто не могу выслушивать по часу её сплетни о соседях, соседских собачках и кошечках.

– Вот видишь, про замечание о матери ты среагировал, а то, что я сказала, что ты не любишь меня, тебе пофиг. Значит это, правда. – Она сняла с конфорки сковороду с чем-то жарившемся и швырнула её в раковину.

Я, честно сказать, прифигел.

– Это что, бунт на корабле? Ты, бля, совсем с катушек съехала?

– Съехала. И с катушек, и от тебя.

Машка отпихнула меня с дороги и направилась в спальню, при этом прихватив из стола кучу пакетов.

– Э, ты куда это собралась?

– А ты не понял? Я ухожу. Сколько можно тратить своё время на бездушного козла?

Я почему-то совсем не ожидал такого поворота. Ещё несколько дней назад я сам хотел выдворить её из своего дома, но совершенно был не готов, чтобы меня вот так взяли и бросили.

Маша запихивала свои вещи в пакеты, а я пытался справиться с нарастающим приступом бешенства. Но безуспешно.

Вещи полетели по всей комнате, что-то разбилось, а я оказался на Машке, опрокинутой на кровать. Резкая боль на щеке привела меня в себя, и я с ужасом увидел свои руки на Машкиной шее.

Она вцепилась одной рукой в моё запястье, пытаясь отодрать от своего горла, а другой полосовала мне лицо ногтями.

Тяжело дыша, я поднялся с неё, меня трясло. Её трясло еще больше. Хриплые всхлипы рвали душу. В висках стучало, голова болела нестерпимо.

Маша, уткнувшись в подушку, ревела навзрыд, а я не знал что делать.

Я первый раз в жизни поднял руку на женщину.

В голове только одна мысль: "Урод, ублюдок, весь в своего отца. Что ты наделал мразь?"

Я молча встал, взял ключи от машины и кабинета, надел куртку и вышел. А что я мог ей сказать? Что я сожалею? Прости меня? Сколько раз я слышал эти слова. Сколько раз мать принимала их и прощала отца. Я не хотел, чтобы Маша простила меня. Такое нельзя прощать. Будет лучше, если я вернусь, а её уже не будет в квартире, я просто не смогу смотреть ей в глаза.

Приехав на работу, заперся у себя в кабинете, игнорируя удивленный взгляд Буториной.

То, что работники хладокомбината знают о девочках по вызову, я не забыл, и кто из охраны такой языкастый, выясню позже. Сейчас же хотелось побыть одному и банально нажраться.

Коньяк не брал. Пустая бутылка стояла на столе и ни в одном глазу. Злость на себя, на Машку и даже на директора с его девочками, хоть и прекрасно понимал, что это здесь не причем. Машку ведь я отправил не из-за них.

Ненавижу свою гребаную ориентацию. Она мешает мне жить, давит на меня, делает несдержанным и злым. Я "мужик" до мозга костей, в прямом смысле этого слова. Мужик! Настоящий, напористый, знающий, чего хочу от жизни, умеющий взять то, что принадлежит мне.

Но я педик! Гребаный педик, вынужденный вести двойную жизнь. А это выматывает, это бесит. Я так устал от этого. Пора признаться самому себе, что я скотина во всех отношениях. И в первую очередь, в отношении окружающих меня людей. А по-другому я просто не могу, не умею. И менять ничего не хочу. Не хочу.

ГЛАВА 8

Данил, етить твою, Артомонович, несся от меня со всех ног с коробкой мороженого в руках. Я уже было ухватил его за рукав, но тут на меня налетела Машка и начала бить по голове, не то палкой, не то скалкой. Данька вырвался и дал дёру, а я пытался закрыть голову от тумаков, но было ощущение, что бьют меня не по ней, а в самих мозгах. Отпрыгнув от Маньки, ощутимо приложился задним местом обо что-то твердое. От этого и проснулся. Сидел на полу возле диванчика, хлопал спросонья глазами, силясь понять, где я нахожусь и кто всё-таки долбится в моей башке. Долбились не в башке, а в дверь.

– Дмитрий Александрович, время двадцать минут восьмого, народ сейчас на работу подтянется. – Голос Буториной окончательно привел меня в себя. Тут же вспомнил, где нахожусь и почему. Стало невозможно мерзко. Да ещё голова раскалывалась, и левая щека ужасно ныла, не говоря о затекших конечностях.

Как я вообще умудрился скрючиться на этом диванчике.

– Спасибо. Всё, встал. Сдашь смену, зайди ко мне, разговор есть. – Выпроводив Буторину, поднялся с пола и размял одеревеневшие части тела.

Умывальника в кабинете нет, придется топать в туалет. Зубной пасты с щеткой тоже нет, надо будет купить. Прихватив полотенце и заодно чайник, пошёл приводить себя в порядок. В запасе всего минут пятнадцать. В нашей конторе всё ни как у людей. Обычно офисы с девяти работают, у нас же с восьми. Надо шевелить булками, если не хочу помятой рожей на людях сверкать.

– Блядь, пиздец! – Взглянув в зеркало, я охренел. Вся левая щека была опухшей, и, начиная от глаза до самой скулы, тянулись хорошие такие, смачные следы от когтей.

Я сгоряча вчера совсем запарил, что Машка разодрала мне щёку, и царапины не обработал. Да какие к черту царапины! Ногти, наверное, вонзились вглубь на всю их немалую длину, оставив нехилые борозды.

Ну, всё, подколок не избежать. Генерал всю смену будет докапывать, какая рысь меня обработала. Вот чёрт! Ну, Машка, вот кошка драная.

Да и хер с ними, пробьёмся.

Быстро умывшись, закинул в пасть жвачку и пошел ставить чайник в кабинет. Брюки смялись не сильно, а пиджак я снял ещё вчера. Да и вообще, отпрошусь, наверное, домой. Дел вроде важных никаких. Вот только выясню, какая пидовка нас с сауной сдала.

Я как раз пил кофе, когда потянулся народ. Дверь в кабинет я оставил открытой. Морду всё равно не спрячешь, да и прятаться я не привык. Контора потихоньку заполнялась. Проходившие мимо сотрудники здоровались, мельком заглянув ко мне. Рожу мою поцарапанную никто пока не разглядел. Практикант, отвернув башку от моей двери, юркнул в кабинет напротив. Я сразу вспомнил сон и чуть не поперхнулся горячим кофе. Вот надо такому присниться! Дурдом в башке, а не мозги.

– Дмитрий Александрович, вы чай пить будете? Ой! – В дверях одна из девчонок-маркетологов большими такими глазками смотрит на мои боевые шрамы.

– Спасибо, Людочка, я уже попил.

– Вы если что заходите. К Лене мама приехала из деревни, на весь офис пирогов напекла. За день не съесть. Мы-то на диете, так что надрываться вам с Данькой придётся.

– Ну, от пирожка отказаться не могу. – В животе сразу заурчало, да так громко, что Людочка засмеялась.

– Ну, так что, придете? Или вам сюда принести?

Я глянул на часы: до прихода Буториной ещё примерно минут двадцать. Пойти засветить свою морду у девчат. Да в конце концов, эти царапины всё равно быстро не пройдут, и мою рожу неделю точно обсуждать всем офисом будут. Чем быстрее смондрячу легенду, тем лучше.

С улыбкой Джоконды или, скорее, анаконды направился к соседям. Встретили меня дружным "Ах".

– Дмитрий Александрович, вы что, на тигра ходили? – захихикала Леночка.

Этой палец в рот не клади, никакой субординации и такта. Я с тяжелым вздохом и кротким взглядом опустился на стул и ухватил пирожок.

– Вы сначала молодца-то накормите, девицы красные, напоите, обогрейте, а потом уж и расспросы ведите.

– Ага, ещё спать уложите и сами потом с такими же полосами ходить будете, – ухмылочка на Ленкином личике акулья.

– Это вас Маша так приласкала? – У Людмилы в голосе сочувствие, не то, что у некоторых язв.

– Угу. С любовницей застукала. Пирожки – то, какие вкусные! – с набитым ртом и обжигаясь, горячим чаем закивал я.

– А любовница-то хоть живая? – Ехидный голосок Язвочки.

– Ага. Ногу только вывихнула, когда в окно прыгала.

– Ой, ну, что вы чешете! У вас же третий этаж!

– Вот дурак! Ну, вот зачем я вам похвастался, что он у меня третий, а? Даже соврать теперь, не соврешь.

– Девочки, не приставайте к Дмитрию Александровичу. Может, ему неприятно об этом говорить. – Это за меня Зинаида Макаровна заступается. Она вообще заступаться любит, хоть за кого.

– Данил Артомонович, а вы пирожки есть не будете? Вы тоже на диете? Что, после торта вес лишний набрали, худеете? – Я повернулся к притихшему практиканту.

– Отчего, не откажусь от парочки пирожков. – Он встал со своего места и, поставив стул рядом с моим, подсел к столу, как раз с левой стороны.

Это он что, с наглой ухмылкой на смазливой морде рассматривает мою щёку? А сколько злорадства-то в глазах – офигеть! Ну, гадёныш, ну погоди! Да это он советы тех пидоров водворяет в жизнь – дошло до меня. Ну, ну. Посмотрим, насколько твоей храбрости и наглости хватит. Опаньки, а что это у нас на шейке? Никак засос?

– Вон, Данилу Артомоновичу больше на выходных повезло. – Я кивнул на его шею. – Это же какой вампир так присосался?

Девчонки все дружно кинулись отгибать воротник его рубашки, за который он вцепился обеими руками. Интерес к моей персоне сразу пропал. Дожевав пирожок, я по-тихому смылся. Буторина ждала меня уже в коридоре. В кабинете я избрал свою любимую тактику – сел в кресло и закурил. Охранница мялась перед столом, явно нервничая.

– Ну, что, Тамара Батьковна, на пенсию тебе, видать, пора.

– Мне рано ещё, Дмитрий Александрович. Что случилось? Не томите душу, в чем я провинилась?

– Ты старший охранник, ты отвечаешь за своих людей в первую очередь. Ты должна была вдолбить им в их тупые бошки, что не хрен распускать язык. Что всё, что происходит на территории и прилегающих к ней объектов Хладокомбината, хранится за зубами, а не превращается в сплетни.

Буторина побелела, и её повело. Знает, значит, о чём речь.

– Дмитрий Александрович, если вы о сауне, то это не мои люди проболтались. Это техничка, что её убирает. Она жаловалась своим коллегам, что её тошнит уже подбирать, ну, эти… Ну, сами знаете что.

– И я только сейчас об этом узнаю?

– Простите, Дмитрий Александрович. Я и подумать не могла, что это до вас дойдет. Вернее, что об этом все узнают.

– Пошла вон. И готовься к увольнению.

– Я-то здесь причем? У уборщиц начальница Марья Ивановна, она должна была провести с ними беседу. Да и вы ведь инструктаж проводите, когда людей принимаете. Это первый раз такой случай. Я же не виновата, что у неё язык длинный оказался.

– Ты виновата в том, что знала, о чём она треплется, и не доложила.

– Но не увольнять же, меня за это! Ну, как-нибудь по-другому накажите. Куда я пойду перед пенсией? Вы же знаете, у меня кредит, сын еще учится. Будьте человеком, Дмитрий Александрович. Клянусь, что впредь обо всём вам докладывать буду, всё, что услышу или увижу. Пожалуйста.

– Ладно, посмотрим. Иди.

Ну, с Марьей Ивановной и её кадрами пусть генерал разбирается. Мне её лишний раз видеть не хочется. Я при её взгляде чувствую себя, как шмоток сала перед хохлом. Пойду покажу свою покоцаную морду. Узнав у секретаря свободен ли Сергей Валерьевич, пошел получать порцию подъебок.

Данька кое-как отвязался от девчонок, желающих поближе и досконально рассмотреть его засосы. И что он не додумался водолазку под рубаху одеть. Этот чёртов дресс-код.

– Слушай, такое ощущение, что тебя не девушка, а пылесос целовал. Вся шея помимо засосов исцарапана. Она что, зубами по тебе елозила?

"Вот неймётся же этой Леночке, то Саныча доставала, теперь на меня переключилась. Блин, Влад со своей щетиной, побриться что ли не мог." – Данька лихорадочно соображал, что ответить глазастой и въедливой сотруднице.

– Это я пытался синяки вывести, бодягу прикладывал, раздражение пошло. Это не царапины.

– Ты её что, натирал по всей шее, что ли? Как теркой по коже прошелся.

– Елена, хватит всех доставать. Работать иди.

Зинаида Макаровна – самая классная женщина на свете!

Данька тоже занял свое место и попытался погрузиться в работу. Но мысли то и дело возвращались к Владу. Выходные действительно были отличными. Они даже на природу, в ближайший лесок выехали. Жарили там шашлыки, пили вино. Поискали грибов, правда не нашли ни хрена. Зато было здорово. Ещё ни разу у Даньки не было такого свидания. Настоящего, не просто траха, а именно для души. А сколько они говорили! Сколько он узнал о Владе! Все их прошлые встречи даже "рядом не стояли". Данька вспоминал и улыбался. Он рассказал Владиславу о проблемах с безопасником, и тот надавал ему советов. И не важно, что советы эти один в один совпадали с теми, которые ему дали на форуме.

Главное, что Даньку при этом крепко прижимали к себе, чмокали в губы и нос, и все это сопровождалось наставлениями. И после такого напутствия, ему сам директор не страшен, не то, что какой-то начальник службы безопасности…

Данька сидел перед монитором и не замечал, что все девчонки с умилением созерцают его счастливую, улыбающуюся рожицу.

ГЛАВА 9

На удивление, генерал отнесся к моей расцарапанной морде спокойно. И даже шутить не стал по этому поводу, а с порога огорошил вопросом:

– Ну что, выяснил кто у нас такой осведомленный и трепливый?

– Не понял, а ты-то уже откуда знаешь?

Валерьич тяжело вздохнул.

– Ты на хрена руки-то, придурок, распускаешь? Твоя вчера мне звонила, истерила. Пригрозила, что если я тебя не уволю, она моей всё про сауны сдаст. И, кстати, собиралась с утра идти в судмедэкспертизу, синяки снимать, а потом заяву на тебя писать. Ты, говорит, чуть не задушил её, на шее пятна остались.

– Блядь. Вот сучки кусок. А откуда у неё номер твой?

– Ну, каюсь, грешен. Сунул как-то втихаря от тебя визиточку на случай если вы разбежитесь.

– И часто она тебе вот так звонит?

– Не пори херню. Первый раз позвонила, и то, не для того чтобы в объятьях моих утешиться, а обматюкала и обвинила во всём меня. Я же руководитель, и сауны с девками, значит, я устраиваю. И вообще, тебя с пути истинного сбиваю. Сам блядва, под каждую юбку лезу и тебя за собой тяну. Я, если честно, первый раз от бабы такое выслушиваю. Она у тебя похеристка полная. Чихать на мою генеральность хотела, для неё я просто кабель. И знаешь, я её даже зауважал по началу, пока она шантажировать меня не начала.

– Ну, и что ты ей на шантаж сказал?

– Дал номер телефона своей благоверной. – Валерьич пожал плечами, и потянулся к коробке с сигарами. – Будешь?

– Давай.

– Ну, так выяснил, кто про сауну растрепал?

– Выяснил. Ты мне вот что скажи, на хера вы презики где непопадя бросаете?

– Можно подумать, ты не бросаешь.

– Я нет. Я их сразу в туалетную бумагу – и в ведро.

– Чистоплюй хренов. Уборщица, значит, волну гонит.

– Валерьич, я иногда себя шпаной чувствую приблатненной, общаясь с тобой. Ты в молодости, наверное, оторви и выбрось был. Жаргончик не как у интеллигентного директора, а как у урки отсидевшего.

– О, не то слово. Из детской комнаты милиции не вылазил. Мать меня чуть в Суворовское не отправила, мозги вправлять. А ты прямо весь пай мальчик из себя. И разговариваю я так только со своими, так что гордись, шкед.

– Интересно, Машка твоей позвонит?

– Ну, и позвонит. А то ты не знаешь, что Людмиле Борисовне на меня насрать давно. Мне иной раз кажется, что я при ней бабу трахну, а она спокойно носки внукам вязать рядом будет. – Он хохотнул. – Вчера сын звонил. Отправь, говорит, мать на какой нибудь курорт, достала она уже нас. Она домой только ночевать приходит, а так всё у Володьки трется. Анька его – тютя, слово сказать ей против не может, вот она там свои порядки и наводит. У Кольки-то не разгуляешься, Настя быстро её на место поставит.

У Валерьича было два сына и дочь. Сыновья уже своими отпрысками обзавелись, а дочка в Англии училась. Она у них была младшенькой, долгожданной. Людмила Борисовна генерала старше на пять лет, и Ольгу родила поздно. Врачи запрещали, но она очень дочь хотела, поэтому рискнула. Что-то там пошло не так, и их вместе с дочкой еле спасли. Девочка была очень слабенькой, постоянно болела. Людмила вся окунулась в воспитание и лечение дочери.

Генерал просто перестал для неё существовать. Даже на сыновей, в то время как раз только входящих в подростковый опасный возраст, она не обращала внимание. Носилась с Ольгой по больницам и профилакториям. Месяцами обитала с дочерью на всевозможных оздоровительных курортах и лечебницах. Всё воспитание сыновей легло на генерала. Оля у них расцвела и стала красавицей. В семнадцать лет влюбилась в какого-то мальчика и от неразделенной любви наглоталась таблеток. Желудок ей, конечно, промыли, а несостоявшуюся самоубийцу мать начала таскать по психологам. И, наверное, затаскала бы, если бы девчонка не взвыла и не уговорила отца отправить её подальше от матери. Стало модно отправлять детей учиться за границу.

Двое приятелей генерала как раз спроваживали своих отпрысков учиться в Англию, и Валерьич пристроил Ольгу за компанию. Людмила Борисовна устроила грандиозный скандал и ни в какую не отпускала любимое чадо от своей юбки. Но генерал остался тверд, и сыновья встали на его сторону. А девчонка выдала матери, что если та её не отпустит, она сбежит из дома и выйдет замуж за первого попавшегося бомжа. Отношения Сергея Валерьевича и Людмилы Борисовны и так давно уже были соседскими. А после отъезда дочери даже такими перестали быть. Людмила привыкла воспитывать и носиться с дочерью, поэтому всё своё внимание перекинула на внуков. Сначала снохи и сыновья были рады этому, но со временем поняли, что попали. Внуков бабушка баловала без меры, и они становились неуправляемыми. Мало того, она не брала их к себе, она торчала целыми днями у детей и портила им не только отпрысков, но и их семейные отношения.

Мы поболтали ещё немного с Валерьичем, потом он засобирался на деловую встречу, а я отпросился у него домой. Он отпустил меня без проблем, пожелав удачи в войне с Машкой. Посоветовал всё же уговорить её не подавать заяву в ментовку. Отвертеться я, конечно, от этой хрени отверчусь – подвязки хорошие, но, блин, сплетен потом не оберёшься.

Перед тем, как ехать домой, заглянул еще раз на чаёк к девчатам. Данил Артомонович даже головы не повернул в мою сторону. Подрочить его, что ли? У меня прямо зуд начался, так захотелось его подоставать.

– Данил Артомонович, да оторвитесь вы от компа-то. Идите со мной чайку попейте. Зинаида Макаровна не будет ругаться, правда, Зинаида Макаровна? – Лаврентьева только головой покачала, чувствуя от меня какой-то подвох в сторону любимого сотрудничка.

Данька с тяжелым вздохом, как будто я его оторвал от самого интересного занятия в жизни, поднялся, налил себе кофе и уселся напротив меня. Девчонки, делая вид, что заняты работой, тут же навострили ушки.

– Ну, рассказывайте, какая вампирша вас так засосала? Страстная, видать, штучка.

– Вас это, Дмитрий Александрович, никаким образом не касается. По-моему, в обязанности службы безопасности не входит копаться в личной жизни сотрудников.

– Ну, не скажите, Данил Артомонович. А вдруг эта вампирюга в следующий раз вас совсем загрызет. Я должен оберегать наши ценные кадры.

Парень покраснел и стрельнул на меня злым взглядом, я даже услышал, скрип от его стиснутых зубов. Девчонки же захихикали. Но этот стервец быстренько взял себя в руки и с ехидной ухмылочкой кивнул на мою щёку.

– Как Дмитрий Александрович я могу доверить вам свою безопасность, если вы даже себя обезопасить не в состоянии.

Эти предательницы захихикали громче. А мальчик-то всё больше зубки показывает, совсем страх потерял стервец. Что самое интересное, меня это не раздражало, а наоборот, мне нравилось. Я начинал себя ощущать котом, играющим мышкой.

– Ну, у меня всё просто, у меня семейные разборки. От жены себя не обезопасишь. Я и хочу вас уберечь от такой вот вампирицы. Сейчас засосы, а потом шрамы во всю морду. Пардон, морда это у меня, а у вас мордашка.

– Не надо за меня беспокоиться, мне это не грозит.

– Вот как? – Я приподнял якобы в удивлении бровь. – Вы не собираетесь жениться? Что, никогда-никогда?

Девчонки даже для приличия уже клавишами не стучали, а обратились все в слух.

– Почему, собираюсь. Ну, когда-нибудь. Спасибо за кофе. – Он кивнул девчонкам.

– Данил Артомонович, сделайте одолжение, сходите за мороженым. Я бы сам, но с такой красотой не хочется народ на фабрике пугать. А послать вроде больше некого. Не девчонок же. Девчат, вы же хотите мороженое? Попросите Данила Артомоновича.

– Ой, Дмитрий Александрович, ну, вечно вы нас искушаете. Мы же на диете. – Анечка страдальчески вздохнула и посмотрела на подруг.

– Ладно, Дань, сходи, пожалуйста. По одному съедим, и всё.

Позвонив при Даниле на фабрику и предупредив, что к ним придёт молодой человек по имени Данил Артомонович, который был у них в прошлый раз, я поехал домой.

Данька прибывал в восторженном состоянии всю смену, и даже выпады этого козла безопасника не испортили ему настроение. Но стоило подойти к дому, как оно тут же улетучилось. Тревога и неприятное чувство закопошились в душе. На скамейке у их подъезда сидели оба двоюродных братца. Старший Витька был весь в наколках, и сквозь зубы заплёвывал асфальт возле лавочки. Тоха же, как всегда висел в наркотическом угаре и сидел с закрытыми глазами. Витька, увидев Данила, соскочил со скамейки и сгрёб его в охапку.

– О, брательник! Ну, наконец-то. А то мы заждались уже. Звонили, звонили… Дядька на работе поди?

Данил вывернулся из медвежьей хватки.

– Ты освободился уже, что ли?

– А ты чего, не рад мне?

Данька пожал плечами. С чего ему было радоваться?

– Ну, чё, беги за пузырём, встречу отмечать будем. Дядька-то скоро придёт?

– Они с мамкой отдыхать уехали.

– Так ты у нас мальчик без присмотра? – Ткнув Даньку в плечо кулаком, оскалился щербатой улыбкой. Схватил за шкирку Антона и сдернул с лавки.

– Блядь, хватит зависать. Ушлёпок. Обкололся в хлам. Дань, давай ключи, я его домой затащу, а ты пока за водярой сбегай.

Данил растерялся. Ему не хотелось впускать в квартиру брательников, и отказать вроде как неудобно.

– Вить, батя сказал, Антона не запускать больше. Он у нас шапку с дивидюхой спёр.

– Вот, блядь, урод! Сука, у своих пиздить последнее дело! – Витёк отвесил брату смачный подзатыльник. Тот опять шмякнулся на лавку.

– Ну, ты мне-то доверяешь? Знаешь же, что я этому гандону руки если что поотрываю.

Данил нехотя всё же протянул брату ключи.

– Я быстро.

– Давай, вали. Пожрать там ещё купи чего. У тебя без мамки-то в холодильнике, наверное, мышь повесилась.

Проводив Данила взглядом, он сплюнул ему вслед.

– Пидор гнойный. На зону бы тебя, быстро бы у параши оказался. Выёбывается ещё, гандон. Херли ты мало спёр-то у этих куркулей? – повернулся он к брату. – Пошли уже. Надо приглядеть, чего там у них вынести можно. Это заебись, что предки укатили. Меньше народу, больше кислороду. Вставай. – Он сдернул Тоху с лавки и потащил в подъезд.