Текст книги "Скрывая улики"

Автор книги: Дэвид Розенфелт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц)

– Ты был лично знаком с Линдой Падилла? – спросил я.

– А почему ты спрашиваешь? Думаешь, это я убил ее?

Уклонившись от прямого ответа, я принялся объяснять ему, как должен вести себя подозреваемый. Он должен рассказать мне абсолютно все. Будет гораздо хуже, если на суде всплывет что-либо такое, чего я не знаю, но должен был знать. Если подозреваемого и жертву что-то связывало, то Такер непременно до этого докопается. А уж мне как адвокату сам бог велел узнать об этом первым.

– Да, я был с ней знаком, – проговорил он совсем тихо, так тихо, что получилось почти шепотом.

– Несколько близко?

– Встречались пару раз, ну, может быть, трижды. В последний раз я брал у нее интервью.

– На тему?..

– Я работал над большой статьей об организованной преступности в Нью-Джерси. Ну, как она зарождалась и какую роль играет сегодня… все в таком духе. Я попросил Линду Падилла быть моим консультантом, и она согласилась.

В том, что он сказал, для меня не было ничего удивительного. Когда речь заходила об организованных преступных группировках, нередко всплывало имя Линды Падилла, хотя и на уровне неопределенных слухов. Кое-кто даже утверждал, будто у нее в преступной среде имеются свои источники информации, благодаря которым она получает возможность давить на представителей власти. Скорее всего, эти слухи распускали те, кому довелось попасть под стрелы ее критики, либо ее потенциальные конкуренты на выборах. С другой стороны, нельзя не признать, что эти слухи были на удивление живучими.

– В каком контексте упоминалось ее имя?

– Сейчас я не могу процитировать в точности, но был намек на то, что она каким-то образом связана с криминалом и зависит от этих людей. Я задал ей этот вопрос напрямую, но она быстро поставила меня на место. Ответила отрицательно и больше вообще не пожелала возвращаться к этой теме.

Если Дэниел сейчас говорил правду и Линда Падилла действительно была связана с мафией, то у нас в руках был мотив. Вполне возможно, что именно по этой причине ее тело оказалось в Истсайд-парке и его потребовалось обводить мелом. Хотя, конечно, это ни в коей мере не проливает свет на остальные убийства, жертвы которых не были замечены в преступных связях, но в итоге получили все то же самое по полной программе.

– А теперь расскажи мне о том, где ты был в то время, когда совершались преступления.

Кислая гримаса на его лице была красноречивее любых слов. И все-таки он произнес эти слова:

– Я спал у себя дома. Утром мне приходится вставать в половине шестого, и поэтому я привык ложиться рано. Все убийства были совершены после полуночи. Единственное исключение – это когда погибла Линда Падилла…

Он мог дальше не продолжать, и так было ясно. В ту ночь, когда убили Линду Падилла, он не спал у себя дома, а находился в Истсайд-парке, возле ее трупа.

Я спросил Дэниела, как могло случиться, что отпечатки его пальцев оказались на трубке таксофона, установленного в парке. Этому он не мог найти никакого объяснения. Единственным предположением было следующее: пока он лежал в отключке, преступник каким-то образом ухитрился отвинтить эту трубку и вложить ему в руки, а потом приладить ее на место. Однако медики не брались определенно утверждать, терял Дэниел сознание или не терял. Я решил, что на досуге подумаю над этой версией и, возможно, сумею отыскать доказательства.

Дэниел продолжал настаивать на том, что находился очень далеко от парка, когда убийца позвонил ему на трубку. И я решил, что нужно поискать специалистов, которые смогли бы это подтвердить, если такие специалисты существуют в природе.

Когда речь зашла о найденных в его доме шарфах, с помощью которых были задушены другие жертвы, Дэниел оживился. Его версия на этот счет звучала гораздо более внятно и убедительно. Мне даже показалось, что он слегка переигрывает.

– Неужели тебе не ясно, Энди, что это чистая подстава? Будь я убийцей, неужели я стал бы хранить эти вещи у себя дома? Там, где их в любую минуту могут найти? Я десять лет веду криминальную хронику в газете! Я прекрасно знаю, как делаются такие вещи.

Пока я беседовал с клиентом, Эдна прислала мне сообщение. Нас уведомляли о том, что суд принял дело к рассмотрению, что, в принципе, не явилось для меня большим сюрпризом. Слушание состоится в понедельник, судья пока еще не назначен, но будет назначен не позднее завтрашнего дня. И хотя судей, как известно, назначают в произвольном порядке, я имел все основания подозревать, что на этот раз порядок будет чуть менее произвольным, поскольку дело имеет явную политическую окраску.

Примерно через полчаса я попрощался с Дэниелом, пообещав держать его в курсе дела. Теперь мой путь лежал в приемную доктора Карлотты Амбруцце, психоаналитика, у которой три или четыре года назад я прошел курс лечения из пяти сеансов. Тогда мы выясняли отношения с моей бывшей женой Николь, и я честно пытался отыскать причину семейного разлада в самом себе.

Помню, что больше всего мне тогда хотелось сесть и просто поговорить с доктором о моем браке. Однако доктор, которая предложила называть себя просто Карлоттой, потребовала, чтобы я лег на кушетку и постарался вспомнить свое детство. А поскольку я не мог припомнить ни единой проблемы из своего детства, то вся эта затея была очень похожа на пустую трату времени. Кроме того, я вдруг испугался: а что если в самом деле в моем детстве обнаружится что-то ненормальное? Этого мне ужасно не хотелось.

Карлотта тогда пришла к выводу, что я безнадежный врунишка и таким, скорее всего, останусь до конца своих дней. Я прервал курс лечения, что не помешало нам с доктором остаться добрыми друзьями и даже один раз вместе поужинать. Ужин обошелся мне в кругленькую сумму, но, во-первых, я смог наконец нормально поесть, а во-вторых, во время беседы я имел полное право не лежать, а сидеть.

Эдна организовала мне встречу с Карлоттой в ее офисе. Я явился на десять минут раньше назначенного времени и уселся в приемной, поджидая, пока откроется дверь ее кабинета. Мне было известно, что эта дверь откроется ни минутой раньше и ни минутой позже, чем предусматривает расписание.

Наконец дверь отворилась, и из кабинета вышел пациент. Мы, разумеется, предпочли не смотреть друг на друга. Я вообще стараюсь не таращиться на людей, а когда речь идет о пациенте психоаналитика, то уж и тем более. Карлотта вышла в приемную вслед за ним и пригласила меня пройти к себе.

Однажды, когда мы находились с ней в этом самом кабинете, за закрытой дверью, она задала мне неожиданный вопрос в лоб:

– Вы ведь пришли сюда не потому, что считаете себя больным и страстно желаете избавиться от душевного недуга? – В тот раз я предпочел отшутиться…

Сегодня я сделал вид, что намерен улечься на кушетку, но потом резко развернулся на каблуках и сел на стул напротив нее.

– Я пришел сюда получить ваш профессиональный совет и готов за него заплатить.

Подробно описав ей убийства, я поделился тем, что лично мне кажется странным в поведении убийцы. Мне было известно, что Карлотта никогда не занималась судебной психиатрией, и я понимал, что этот случай не вполне входит в ее компетенцию. Однако я надеялся, что она сможет подсказать мне правильный взгляд на события.

После того как я закончил рассказ, она немного помолчала, обдумывая услышанное, а потом спросила:

– Известно ли вам, с какой стороны было совершено нападение? Спереди или сзади?

Я совершенно упустил из виду эту подробность.

– Он нападал сзади. И, по всей вероятности, набрасывал на шею жертвы шарф.

Она снова задумалась и молчала теперь несколько дольше.

– Энди, должна признаться, что я не слишком хорошо разбираюсь в психологии серийных убийц.

– Надеюсь, что у вас все-таки получится попасть в точку.

– Ну хорошо, я попытаюсь, – кивнула она. – Давайте будем исходить из того, что убийства были совершены в результате психической патологии, иными словами, в действиях убийцы не было определенного мотива. В противном случае – если преступник действовал, скажем, из мести или из корыстных побуждений, или руководствуясь какими-либо иными подобными соображениями, – это не представляет для врача никакого интереса.

– Согласен.

– Мне представляется весьма важным тот факт, что не было изнасилования – ни до, ни после смерти жертвы. Уверена, что вам известно о том, что изнасилование – не столько сексуальное преступление, сколько преступление на почве стремления к власти и лидерству. Бывают случаи, когда насильник панически боится женщин и насилует жертву только в том случае, если она мертва и никоим образом не может ему помешать.

– Ну, а если не было покушения на изнасилование? И не было даже угроз? – спросил я.

– Можно предположить, что страх перед женщинами настолько велик, что убийца все равно не может добиться превосходства, хотя бы в сексуальном плане, даже если его жертва мертва. Повторяю, это всего лишь мои догадки, но тот факт, что все нападения были совершены сзади, дает основание предполагать нечто подобное.

– То есть ему не хватает смелости взглянуть жертве в лицо?

– Именно так, – кивнула она.

Все, что она сказала, представляло для меня живой интерес.

– А чем можно объяснить отрезанные руки?

– Сложно сказать… – Она в раздумье покачала головой. – Возможно, в свое время преступник испытал унижение со стороны женщины, и этот некий оскорбительный для него акт был совершен с помощью рук. Или, возможно, он чувствует, что женщины им манипулируют, и таким образом он как бы символически освобождается от своей зависимости. У нас слишком мало информации, Энди, для того, чтобы с точностью утверждать то или иное.

Я позволил себе привести несколько фактов, касающихся Дэниела, включая факт убийства его жены. Однако Карлотта не усмотрела между этими преступлениями никакой связи. По ее мнению, весьма маловероятно, чтобы один и тот же человек мог совершить убийство из корыстных побуждений и те преступления, о которых мы вели речь до этого.

Поблагодарив Карлотту за помощь, я отправился домой, чувствуя после разговора некоторое облегчение. Понемногу я начинал привыкать к мысли о том, что Дэниел, возможно, и в самом деле невиновен. Разумеется, улики утверждают обратное, но опровергать улики – это и есть моя работа.

Лори поджидала моего возвращения на лужайке напротив дома. Они с Тарой играли в мяч. Подумать только, две мои самые любимые женщины ждут не дождутся, когда их господин вернется домой. Немедленно подать сюда газету, трубку и домашние тапочки!

Однако до тапочек дело дошло далеко не сразу, поскольку Лори как раз собиралась отправить меня за пиццей. Кулинарные таланты Лори ограничиваются умением готовить превосходные салаты. А поскольку я считаю себя настоящим мужчиной, то пошел и купил себе настоящую мужскую пиццу с сыром, причем четыре куска съел целиком, с остальных четырех съел только сыр, а корочки отдал Таре.

После ужина Лори открыла бутылку вина, у которого оказался довольно терпкий привкус. Но я удержался от комментариев, посчитав, что общение с любимой женщиной при свечах, перед тем как отправиться в спальню – не самое подходящее время для ознакомительной лекции. Зато Лори поведала мне о своей встрече с Ричардом Димпси, супругом убитой Нэнси Димпси.

Лори сообщила, что этот человек произвел на нее крайне отталкивающее впечатление. По ходу их беседы он умудрился трижды упомянуть, что его брак был неудачным. По мнению Лори, это выглядело абсолютно бестактно, особенно если учесть трагизм самой ситуации.

– Еще немного, и он начал бы ко мне приставать, – сказала она.

– В следующий раз покажи ему тот замечательный приемчик «мордой об капот», который ты отработала на сутенере, – сказал я.

– Непременно, – согласилась она.

– Ты думаешь, он может быть убийцей?

– Нет, Энди, я так не думаю. – Она решительно покачала головой. – Тип довольно скользкий, но чтобы серийный убийца… Конечно, я могу ошибаться, но он совсем не подходит на эту роль.

Похоже, что на эту роль вообще никто не подходит, и это начинало действовать мне на нервы. Кроме того, на меня вдруг навалилась страшная усталость, и мне захотелось немедленно отправиться с Лори в постель. Проблема заключалась только в том, что Лори продолжала сидеть, уютно устроившись на диване, с удовольствием потягивать вино и поглаживать Тару.

Я принялся лихорадочно придумывать, как бы заманить ее в ловушку. Еще будучи холостяком, я разработал на этот счет множество методик и опробовал их на многих женщинах. У всех этих приемов было одно общее свойство: они никогда не срабатывали.

– Хочешь в кроватку? – спросила Лори.

– В любую минуту! – с готовностью откликнулся я и наглядно изобразил, что буквально валюсь с ног от усталости.

– Ну, так ты ступай! Ты выглядишь таким усталым. А я еще немного здесь посижу.

При мысли о том, что в постели рядом со мной не будет Лори, я почувствовал себя засунутым в микроволновку, которую включили на полную мощность.

– А знаешь, пожалуй, я тоже посижу с тобой. У меня сна ни в одном глазу, – заявил я. – Не могу даже припомнить, когда я в последний раз чувствовал такой прилив бодрости.

– Думаю, нам обоим пора ложиться, – улыбнулась она. – Ты идешь?

– А то как же! Я устал как собака.

Она взяла меня за руку, и мы пошли в спальню.

Да здравствует Энди – великий манипулятор!

* * *

Всякий раз, когда я приходил в тюрьму навестить Рэнди Клеменса, у него было одно и то же выражение лица, и сегодняшний день не был исключением. Значит, у него опять имеется чудесный план, гениальная идея, и он опять нисколько не сомневается: та информация, которую он сообщит мне сегодня, послужит ключом к его освобождению. Он настолько окрылен надеждой и полон энтузиазма, что начисто забыл о том, что такое с ним уже бывало миллион раз. Он всегда испытывал эти прекрасные чувства перед тем, как признать, что в очередной раз жестоко заблуждался.

Ну, а моя неблагодарная роль состояла в том, чтобы каждый раз лишать его надежды, сообщая дурные новости. В глубине души я лелеял тщетную мысль, что в один прекрасный день он придумает такой блестящий повод подать на апелляцию, до которого я сам не мог додуматься, и в итоге его выпустят на свободу.

Он вошел в комнату для свиданий и сразу же взглядом вычислил меня в толпе посетителей и осужденных, беседующих по телефону по обе стороны стеклянной перегородки. Он направился ко мне, потом на мгновение замер, настороженно вглядываясь в каждого, кто находился по его сторону. Потом, вероятно решив, что ничто ему не угрожает, наконец, сел.

– Спасибо, что пришел, Энди, – сказал он. – Я знаю, что тебя это очень напрягает.

– Ерунда, у меня тут неподалеку были дела.

– Ну да, конечно.

Рэнди криво усмехнулся, и в его глазах снова засветилась настороженность. Потом, понизив голос, он сообщил:

– Я знаю, кто убил этих женщин.

Если бы мне предложили угадать, что он скажет, то из тысячи предположений я бы ни за что не выбрал то сообщение, которое услышал.

– Что ты сказал?!

– Энди, пойми, я не могу орать об этом на всю тюрьму. У меня есть информация про эти убийства, и я хочу, чтобы ты помог мне подороже ее продать. Я им даю информацию, а они мне – свободу. Такое делается сплошь и рядом.

– А ты в курсе, что я защищаю человека, которого обвиняют как раз в этих убийствах?

Судя по несказанному удивлению на его лице, он этого не знал.

– О, господи! – воскликнул он. – Вот это здорово! Не могу даже поверить.

Что касается меня, то я не разделял его эйфории.

– Что именно тебе известно, Рэнди?

Он снова настороженно огляделся, и на этот раз это не показалось мне странным.

– Все дело в той, которая богата. Остальные – просто для отвода глаз.

– Ты хочешь сказать, что…

Он не дал мне договорить, решительно покачав головой.

– Нет, не здесь и не сейчас. Я обязательно помогу тебе, Энди. Но, пожалуйста, давай сначала ты выполнишь мою просьбу. Организуй мне десятиминутный разговор с прокурором, и твой клиент будет вне подозрений.

– Но прежде чем встречаться с тобой, он захочет узнать хоть какие-то подробности.

Рэнди снова решительно покачал головой.

– Не обижайся, Энди. Сейчас я не скажу больше ничего. Я действительно кое-что слышал… Ты должен просто мне поверить. Честное слово. Клянусь своей дочерью.

Я не стал мучить его больше. Рэнди дал мне пищу для размышлений, и можно было не сомневаться: он знает, о чем говорит. А вот я, со своей стороны, очень даже сомневался в том, что сумею оправдать его надежды.

– Хорошо, я попробую устроить тебе эту встречу. Начну прямо сейчас.

Он почувствовал настолько явное облегчение, что это было видно даже через загородку.

– Спасибо, – сказал он и направился к выходу.

И снова, перед тем как скрыться из поля моего зрения, он на секунду замер и внимательно огляделся по сторонам.

По дороге к машине я в общих чертах придумал, как помочь Рэнди. В том, что обращаться надо в районную прокуратуру, сомнений не было. Но я подозревал, что Такер может запросто пренебречь этой информацией, даже если и сочтет ее вполне правдивой.

Вместо него я позвонил Ричарду Уэллесу. Ричард с самого начала выступал обвинителем по делу Рэнди Клеменса, но не только по этой причине я остановился на его кандидатуре. Этот человек ни разу не дал повода заподозрить себя в предвзятости. Расхожий газетный штамп в данном случае был вполне оправдан: торжество правосудия его волновало больше, чем личная победа.

Мне повезло, и до Ричарда я дозвонился с первой же попытки. Я сообщил, что у меня к нему имеется срочный нетелефонный разговор. При этом я молил бога, чтобы он не счел мою информацию пустой болтовней и не истолковал превратно. Он согласился на встречу, и я предложил увидеться в кафе неподалеку. Меньше всего мне сейчас хотелось случайно столкнуться с Такером.

Когда я вошел, Ричард уже поджидал меня за столиком. Мы немного поболтали о пустяках, после чего я посвятил его в историю Рэнди.

– Надо сообщить об этом Такеру, – сказал он.

– Пойми, Ричард, я не могу. Он ни за что не пойдет мне навстречу. Я рискую повредить даже не одному, а сразу двум своим клиентам.

Понимая, что я прав, Ричард кивнул и принялся размышлять в поисках обходного пути.

– Надо полагать, ты сообщил мне все это неофициально? Не для протокола?

Я не понимал, к чему он клонит, но он ободряюще подмигнул мне, и я согласился.

– Так точно, – сказал я. – Абсолютно неофициально и не для протокола.

– А теперь предположим, что ты приходишь ко мне официально и говоришь, что твой бывший подзащитный Клеменс намерен сообщить некую информацию по поводу серьезных преступлений. Причем ты понятия не имеешь, о каких именно преступлениях идет речь, и даже не догадываешься, что это как-то связано с другим твоим клиентом.

Тут я наконец догадался, куда он клонит.

– Получается, что ты вовсе не обязан докладывать об этом Такеру. Более того, ты вынужден соблюдать полную конфиденциальность.

– По крайней мере до тех пор, пока не услышу, что именно скажет Клеменс, – кивнул он.

– Ричард, а теперь я должен официально тебе заявить…

Я наклонился к нему и, чувствуя себя несколько глупо, рассказал все то же самое, но в новой интерпретации. После этого он – тоже официально – дал согласие встретиться с Рэнди и выслушать его историю. Мы назначили эту встречу на утро понедельника, и Ричард пообещал сам уладить проблему с администрацией тюрьмы.

Уже после того, как мы попрощались, он вдруг повернулся ко мне и сказал:

– А знаешь, улик тогда было предостаточно, и я искренне верил в его виновность, но все-таки… Все-таки приговор по делу Клеменса никогда не выглядел абсолютно справедливым. Согласен?

– Еще как согласен!

* * *

Вести слушания по делу «Жители штата Нью-Джерси против Дэниела Куммингза» был назначен судья Кэлвин Ньюхаус. Родом из Новой Англии, с юридическим факультетом Гарварда за плечами, он знал закон как свои пять пальцев. Кроме того, он был весьма эрудирован и красноречив – из тех людей, кто без труда объяснит вам, какое вино и почему следует считать терпким. Говорил он с легким южным акцентом и любил изображать из себя старого брюзгу. Он демонстрировал полную независимость, пренебрегал формальной стороной дела, но в то же время придерживался «старых добрых традиций».

Бытовало мнение, что Кэлвин как судья склонен сочувствовать стороне обвинения, как, впрочем, и большинство судей. Правда, был один случай, когда мне удалось выиграть: Кэлвин согласился с доводами защиты, и обвиняемый был оправдан. Мне он тогда показался очень умным и по-настоящему беспристрастным, так что сегодня я был скорее доволен его назначением, чем наоборот. Могло быть и получше, но могло быть и не в пример хуже.

Несомненным плюсом было то, что Кэлвину всегда было совершенно наплевать на давление со стороны прессы и на общественное мнение в целом. Ему исполнилось шестьдесят четыре года – как ни крути, скоро на пенсию, и он мог по праву гордиться своей независимостью. Он не станет заведомо подыгрывать Такеру, но, с другой стороны, я тоже не имел оснований надеяться на особую благосклонность.

Сегодняшние слушания были в значительной степени формальными: представление судьи, который огласит дату суда присяжных, а также выслушает официальные заявления сторон. Несмотря на это, в здании суда было полным-полно представителей прессы. Вот уж поистине в мире ничего более важного не происходит!

Винс сходил домой к Дэниелу и принес ему костюм. Когда я взглянул на своего клиента при всем параде, то возблагодарил судьбу, что в зале пока еще нет присяжных заседателей. Если бы судья собирался отпустить Дэниела под залог (а он вовсе не собирался), то в качестве залога вполне можно было бы внести этот костюм. Обвиняемому ни в коем случае нельзя выглядеть респектабельно. Он должен смотреться, как паренек из народа: слегка потрепанный и без малейших претензий на моду. Надо будет сделать Винсу внушение на этот счет.

Такер согласовал дату суда присяжных – через два месяца – и очень удивился, узнав, что меня этот срок тоже устраивает. Конечно, я бы предпочел, чтобы времени было побольше, но Дэниел настаивал на том, чтобы мы продвигались как можно скорее. Казалось, он был убежден: чем скорее состоится суд, тем скорее он выйдет на свободу. Мне же, прежде чем я смогу разделить его убеждение, предстояло проделать еще уйму работы.

Судья Кэлвин поинтересовался ходом расследования и уточнил, на какой стадии оно находится. Коробки с документами поступали в мой офис ежедневно, однако там до сих пор не было данных экспертизы ДНК, на проведение которой уйдет еще несколько недель. Этих результатов я вовсе не ждал, затаив дыхание, поскольку не сомневался, что кровь и волосы на шарфах, найденных в доме Дэниела, принадлежат именно жертвам. Моя задача состояла в другом: убедить присяжных в том, что это не Дэниел положил их туда.

– Ваша честь, – обратился я к судье. – Сторона обвинения предоставила нам не все документы, а только те из них, которые непосредственно касаются господина Куммингза как подозреваемого. Вероятно, господин прокурор полагает, что защита не вправе ознакомиться с ними до начала суда присяжных. Я прошу предоставить нам все, абсолютно все документы, имеющиеся в деле, независимо от того, имеют ли они прямое касательство к моему клиенту.

Такер быстро взглянул на одного из своих коллег и встал.

– Ваша честь, существуют определенные правила ведения расследования, а потому просьба, высказанная адвокатом, представляется неправомерной. Сторона защиты проявляет чрезмерное любопытство.

Я покачал головой.

– Ваша честь, прошу принять во внимание тот факт, что мой клиент какое-то время был посредником между преступником и полицией. Полиция использовала его в качестве источника информации и поощряла его контакты с настоящим убийцей. Так продолжалось до тех пор, пока он сам не попал под подозрение. Мой клиент был связующим звеном в расследовании, и потому защита имеет право знать обо всех аспектах данного расследования.

Такер опять заявил, что он протестует. Он придерживался буквы закона и не мог понять, почему Кэлвин проявляет благосклонность к стороне защиты. Я же искренне надеялся, что судья постарается дать нам все шансы. Он прекрасно понимает, что речь идет о смертном приговоре. А это значит, что последующие апелляционные суды будут тщательно проверять его работу в течение многих лет.

– Я склонен согласиться с доводами защиты, – сказал Кэлвин после того, как Такер повторил свое возражение во второй раз. – Если сторона обвинения будет настаивать на том, что ознакомление защиты с этими документами способно причинить вред третьей стороне, я готов обсудить эти доводы в частном порядке.

Честно говоря, я не особо надеялся победить в этом споре, но коль скоро удача оказалась на моей стороне, надо попытаться выкачать из этой ситуации максимум пользы.

– Благодарю вас, ваша честь. Мы также просим предоставить нам возможность ознакомиться с результатами полицейского расследования, касающегося лично госпожи Линды Падилла, поскольку эти данные могут иметь прямое отношение к ее убийству. Мы искренне надеемся, что они помогут пролить свет на существование других людей, у которых был повод избавиться от нее.

После того, как прозвучал мой намек на возможную связь Линды Падилла с преступным миром, среди представителей прессы пронесся оживленный шепот, а Такер вскочил на ноги. Он был явно обескуражен.

– Ваша честь, смею заявить, что для подобных утверждений нет ни малейшего основания. В этих отчетах не содержится ничего такого, что имело бы отношение к данному делу.

– Насколько я понял, лично вы успели ознакомиться с этими отчетами. Не так ли? – веско спросил Кэлвин.

Он прекрасно понимал, что у Такера не было бы ни повода, ни возможности прочесть эти отчеты, если бы они и вправду не имели отношения к делу.

– Прошу прощения, ваша честь, я совсем не то хотел сказать. На самом деле, я даже не уверен в том, что подобные документы существуют. Но поскольку в них не может быть никакой информации, касающейся господина Куммингза, то я не вижу необходимости приобщать их к делу. Согласно законам штата, мы не имеем права предавать их огласке.

На этот раз Кэлвин опять помог нам выиграть, хотя и не с таким блеском. Он сказал, что готов ознакомиться с этими отчетами в личном порядке и передать их защите только в том случае, если они действительно будут ей полезны.

Я решился еще раз выступить с ходатайством об освобождении Дэниела под залог, хотя особо не надеялся на успех: обвинения, предъявленные моему клиенту, были для этого слишком серьезными.

– Вы специально заставляете суд понапрасну терять время? – поинтересовался Кэлвин.

– Никак нет, ваша честь. Я всего лишь пытаюсь защитить человека, которого прежде никогда не обвиняли в преступлении. Человека, который не представляет для общества никакой опасности и который всегда был достойным членом этого общества. А теперь оказался в камере и вынужден ждать, пока мы сумеем доказать его невиновность.

Такер поднялся на ноги.

– Ваша честь, согласно законам штата…

Кэлвин нетерпеливо прервал его.

– Просьба об освобождении под залог отклонена. Какой следующий вопрос?

Я встал.

– Ваша честь, сторона защиты подала прошение о переносе рассмотрения дела в другой округ. Мы остро ощущаем, что в обществе сформировалось предвзятое отношение к делу, и господин Такер постоянно подогревает общественное мнение, устраивая пресс-конференции в своих интересах. Такой подход делает невозможным подобрать беспристрастных присяжных. Мы предлагаем…

Он не дал мне закончить.

– Я читал ваше прошение, а также читал объяснения по этому поводу обвинительной стороны. Думаю, это займет чуть больше времени, чем обычно, но тем не менее нам удастся сформировать достойную коллегию присяжных. Ваше прошение отклонено. Итак, мы закончили, господа?

Мы не вполне закончили, хотя последний вопрос, который я собирался поднять, был явно обречен на неудачу.

– Ваша честь, в своих интервью господин Закри сообщил прессе, что в деле «несомненно фигурируют четыре убийства», в то время как моему клиенту предъявлено обвинение только в одном. Таким образом, получается, что эта «несомненность» все-таки внушает некоторые сомнения, и господину прокурору следует исправить свою ошибку. Именно поэтому я прошу запретить ему ссылаться на улики по первым трем преступлениям до тех пор, пока он не приобщит их к делу и не предъявит официальное обвинение.

Такер принялся оправдываться, ссылаясь на закон. Дело в том, что улики по трем первым преступлениям пока еще не получили подтверждения в виде «мотива, возможности, намерения и подготовки». Но я, в общем-то, и не надеялся выиграть этот спор, я всего лишь оттачивал свое будущее прошение о пересмотре дела.

Судья Кэлвин решил этот вопрос не в нашу пользу, и я отправился назад, в свой офис. Когда я рассказал Кевину и Лори о своей встрече с Рэнди Клеменсом, они ужасно обрадовались, едва ли не больше, чем я. Может быть, потому, что они не принимали так близко к сердцу бесчисленные предыдущие попытки Рэнди откопать хоть что-нибудь, что помогло бы ему выйти на свободу.

– Значит, он сказал, что все это – из-за Линды Падилла? – уточнила Лори.

– Он не упоминал ее имени. Думаю, из опасения, что нас подслушают. Но он сказал, что убитая была «богата», и я не думаю, что это качество может быть присуще какой-либо из других жертв.

Из Кливленда позвонил Маркус, чтобы отчитаться о проделанной работе, и мы включили телефонный аппарат в режим громкой связи. Когда говоришь по телефону с любым другим человеком, получается совсем не то, что при живом общении, ведь мимика и жесты зачастую значат даже больше, чем сами слова. Маркус же представляет собою ярчайшее исключение из этого правила. Бездушный аппарат способен абсолютно точно передать его индивидуальную манеру общения, поскольку этот аппарат так же лыс, холоден и лишен даже намека на подкожные жировые отложения.

Маркус побеседовал со следователем, который вел дело об убийстве Маргарет Куммингз, жены Дэниела. Судя по его словам, следователь не слишком огорчился по поводу того, что произошло с Дэниелом, поскольку с самого начала был убежден, что Дэниел имеет прямое отношение к убийству Маргарет.

Вообще-то Дэниел имел в Кливленде репутацию добропорядочного гражданина, общественность целиком и полностью поддерживала его, и присяжные единодушно оправдали. А тот следователь был, пожалуй, единственным человеком, который придерживался иного мнения.

– Ты думаешь, это Дэниел застрелил ее? – спросила Лори.

– М-м-м… заказал.

Таким образом Маркус выразил примерно следующую мысль: «Не совсем так. Следователь считает, что наш клиент, руководствуясь корыстными побуждениями, выступил заказчиком убийства».