Текст книги "Когда корпорации правят миром"

Автор книги: Дэвид Кортен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 31 страниц)

6. Упадок демократического плюрализма

Какое это поразительное ощущение – наблюдать,

как цивилизация разрушает себя, потому что она

неспособна переоценить ценности в совершенно новых

условиях экономической идеологии.

Сэр Джеймс Голдсмит

Поборники корпоративного либертарианизма с ликованием приветствовали распад Советской империи в 1989 году как победу свободного рынка и мандат на дальнейшее продвижение к своей цели. Франсис Фукуяма провозгласил, что долгий путь человеческой эволюции близок к своему логическому завершению – универсальному, глобальному обществу потребления. Он назвал это концом истории  .

Правительства и корпорации Запада тут же пустились убеждать Восточную Европу и страны бывшего Советского Союза воспользоваться уроками западного успеха, открыть свои границы и освободить свою экономику. Целые армии западных экспертов были брошены на помощь этим и другим «переходным странам», с тем чтобы написать законы, которые проложили бы путь для вторжения западных корпораций в их страны.

Одновременное этим промышленный Запад активизировал свои усилия по созданию унифицированной глобальной экономики посредством Генерального соглашения по тарифам и торговле (ГАТТ), учреждения влиятельной Всемирной торговой организации (ВТО) и создания региональных рынков с помощью таких инструментов, как Североамериканское соглашение о свободе торговли (НАФТА), Маастрихтский договор (Европейский Общий рынок) и Азиатско Тихоокеанское экономическое сообщество (АТЭС). Желая услужить могущественным корпоративным интересам и не имея других практичных идей, Президент США Билл Клинтон принял экономическую глобализацию и как свою программу по созданию рабочих мест, и как свою внешнюю политику.

Марксистский социализм и в самом деле умер бесславной смертью. Однако было бы так же неверно приписывать экономический и политический триумф Запада безудержному рынку, как и списывать неудачу СССР на счет активистского государства. Вопреки хвастливым притязаниям корпоративных либертарианцев, Запад добился расцвета в период после Второй мировой войны не потому, что он отверг государство в пользу рынка. Он добился расцвета скорее потому, что отверг экстремистские идеологии, как левых, так и правых в пользу демократического плюрализма – системы управления, основанной на прагматическом равновесии сил институтов правительства, рынка и гражданского общества.

Побуждаемая императивами депрессии и войны, Америка сумела выйти из Второй мировой войны в таком состоянии, когда правительство, рынок и общество работают сообща в более здоровом, более динамичном и более творческом равновесии, чем в любое другое время, начиная с времени, предшествующего Гражданской войне. Относительно равномерное распределение дохода создало обширный массовый рынок, который, в свою очередь, привел к бурному развитию промышленности. Америка, конечно же, была очень далека от социализма, но при этом не была и полностью капиталистической. Ее можно было бы точнее охарактеризовать как плюралистическую. Это та Америка, которая твердо выстояла против угрозы, исходившей от Советской империи, и вышла; победительницей из «холодной» войны. Коммунизм победила Америка демократического плюрализма и равенства, а не Америка «свободного» рынка.

Сходные модели развития, хотя и с некоторой спецификой, преобладали в большинстве других западных промышленных демократий. Некоторые из них продвинулись дальше других в сторону общественной собственности и управления национализированными отраслями промышленности, но все это происходило в рамках плюрализма, в которых и рынок, и правительство играли равные роли.

В отличие от них советская система избрала путь идеологического экстремизма с такой преобладающей ролью государства, что рынок и частное владение собственностью были фактически устранены. Та же самая идеология привела к устранению гражданского общества из управления, оставив государство полным и бесконтрольным хозяином. При отсутствии плюралистического равновесия и отчетности перед гражданами, столь необходимых для здорового общества, советская экономика оставалась глуха к нуждам общества и одновременно неэффективна в использовании ресурсов. Последовавшие отсюда страдания советского народа не были следствием активистского государства. Они были следствием экстремистской идеологии, которая исключала все, кроме государства.

Запад сейчас сползает на сходный путь экстремистской идеологии; разница состоит лишь в том, что нас загоняют в зависимость от независимых от нас и неподотчетных нам корпораций, а не независимомого от нас государства.

По иронии судьбы, чем в большей степени корпоративные либертарианцы приближают нас к своему идеологическому идеалу свободного рыночного капитализма, тем больше неудач терпят рыночные режимы – примерно по тем же причинам, по которым потерпели поражение и марксистские режимы.

• И марксистский, и рыночный режим ведет к концентрации экономической власти в бесконтрольных централизованных институтах – в государстве в случае марксизма и в транснациональных корпорациях в случае капитализма.

• И тот и другой создает экономическую систему, разрушающую живые системы Земли именем экономического прогресса.

• И тот и другой порождает безвольную зависимость от гигантских институтов, разрушающую социальный капитал, который определяет эффективное функционирование рынков, правительств и общества.

• И тот и другой берет в основу узкоэкономистический взгляд на потребности человека, подрывающий ощущение духовной связи с землей и единства жизни на ней, абсолютно необходимой для поддержания нравственной основы общества.

Экономическая система может оставаться жизнеспособной лишь до тех пор, пока у общества есть механизм противодействия злоупотреблениям государственных или рыночных сил и той эрозии природного, социального и морального капитала, которую эти злоупотребления обычно обостряют. Демократический плюрализм вовсе не является идеальным ответом на проблему управления, но, похоже, это наилучший механизм, который мы пока создали в этом несовершенном мире.

СОХРАНЕНИЕ КОНКУРЕНТНОСТИ РЫНКОВ

Хотя представители бизнеса часто жалуются, будто правительство понапрасну вмешивается в их дела, тем не менее, большинство призывов к освобождению рынка игнорирует главную реальность: эффективная работа рыночных экономик возможна при наличии сильного правительств. Эта зависимость хорошо известна в современной экономической теории рынка и была продемонстрирована на практике. В своей исчерпывающей критике корпоративного либертарианизма, озаглавленной «Ради общего блага», Герман Е. Дейли и Джон Кобб-младший выдвигают ряд условий, от которых зависит успешное функционирование рынка, и которые рынок сам по себе не в состоянии обеспечить  .

Честная конкуренция. По своей природе конкуренция создает победителей и побежденных. Победители приобретают все больше власти по мере своего роста. Проигравшие исчезают. Чем большего размера достигают победители, тем труднее новым игрокам пробиться на рынок и тем более монополистичным становится этот рынок. Даже дети, играющие в семейную настольную игру под названием «монополия», это знают. По мере развития игры, игроки в «монополию» приобретают собственность, за которую взимают друге друга аренду. Те, кто купил собственность в начале игры, в конце концов, доводят до разорения менее удачливых. Игра заканчивается тогда, когда все игроки, кроме одного, разоряются. Опытные игроки знают, что всякий, кто приходит позже и присоединяется к игре после того, как остальные игроки уже успели приобрести первоначальную собственность, не имеют никаких шансов на выигрыш. Большинство игроков выбывают из игры после того, как один из них приобретает существенное преимущество, так как даже для умного и удачливого игрока не существует возможности обойти его и одержать неожиданную победу.

Монополия реального мира очень похожа на эту игру, разве что у более крупных игроков есть дополнительное преимущество – возможность использовать свою финансовую власть для оказания влияния на законодателей, чтобы те изменяли правила игры, и тем самым получать еще больше преимуществ. В результате возникает неизбежная тенденция к монополизации, сдержать которую может лишь твердая рука правительства. Однако политики редко желают напрягать эту твердую руку, если нет кризиса и требований со стороны активного и хорошо организованного гражданского общества.

Моральный капитал. Хотя рыночная теория предполагает, что люди, движимые личным интересом, и реальные рынки часто поощряют жадность, нечестность, в целом аморальное поведение, успешная повседневная деятельность рынка основывается на доверии. Рынок, на котором участниками движут исключительно жадность и желание получить немедленное преимущество в конкурентной борьбе любым путем, – рынок без доверия, сотрудничества, сострадания и личной честности, – был бы не только неприятным местом для занятия бизнесом но также и чрезвычайно неэффективным, требующим непомерных затрат на юристов, охранников и другие защитные мероприятия. Ни общество, ни рыночная экономика не могут успешно функционировать без морального фундамента.

Общественное благо. Многие капиталовложения и услуги, которые абсолютно необходимы для общего блага, – такие как вложения в научные исследования, общественную безопасность и правосудие, народное образование, дороги и национальную обороноспособность, – не предоставляются рынком, потому что, как только они произведены, они открыты для свободного пользования любого человека. Даже большинство корпоративных либертарианцев признают роль правительства в предоставлении таких общих благ, особенно тех общих благ и услуг, которые необходимы для прибыльной деятельности чистого бизнеса. Сама работа может быть сделана и частными подрядчиками, но счета должны быть оплачены правительством из налоговых поступлений.

Полное отражение издержек в цене. Рынок лишь тогда оптимально распределяет ресурсы, когда продавцы и покупатели несут полные издержки производства продуктов, которые они производят, приобретают и потребляют. И крайне редко полная стоимость издержек интернализуется на нерегулируемом рынке, если это вообще происходит, потому что давление конкуренции требует экстернализации издержек при малейшей возможности. Производитель, который успешно экстернализовал социальные и экологические издержки, получит более высокую прибыль и привлечет больше инвесторов, а также сможет предложить более низкую цену и захватить большую часть рынка. По мере возрастания его экономической власти увеличивается и его политическое влияние, которое обычно преобразуется в дальнейшие субсидии. Прекрасно, если какая-нибудь компания открывает для себя существование внутренних резервов в том, чтобы уменьшать количество отходов и выплачивать рабочим справедливую зарплату, однако опыт показывает, что в деятельности рынка нет внутренних резервов, которые бы поощряли такое поведение без активного вмешательства со стороны правительства.

Справедливое распределение. В рыночной системе наблюдается сильная тенденция, особенно в периоды экономической экспансии, к тому, чтобы увеличивались богатство и доходы владельцев капитала, а доходы тех, кто продает свою рабочую силу, отставали и снижались. Однако рынок, в котором экономическая власть распределена несправедливо, неизбежно будет размещать ресурсы несправедливо и социально неэффективно. Рыночная эффективность и законность институтов зависят от правительственного вмешательства с целью постоянного восстановления равноправия, которое рыночные силы неизменно разрушают.

Экологическая устойчивость. По мере того как человеческая экономика растет и заполняет собой экологическое пространство, для выживания видов становится необходимым ограничение размеров экономической подсистемы для поддержания оптимального баланса с природой. Выбросы углекислого газа не должны превышать уровня его поглощения. Уловы рыб не должны превышать возможностей воспроизводства рыбных угодий. К сожалению, свободный рынок слеп к бесконечному числу таких ограничений. Правительство должно установить эти пределы и позаботиться о том, чтобы рынку были посланы необходимые сигналы. Даже предложенное «рыночное решение» экологических проблем, такое как разрешение на определенную величину загрязнения, предполагает вмешательство правительства, которое должно устанавливать допустимые пределы загрязнения, выдавать разрешения и отслеживать соблюдение их выполнения.

Рынок дает оптимальный общественный результат только тогда, когда правительство и гражданское общество имеют власть для поддержания этих шести условий рыночной эффективности. Рынок, освобожденный от правительственного ограничения, по своей природе неустойчив, потому что он разрушает свое собственное основание.

РАЗРУШИТЕЛЬНОЕ ВЛИЯНИЕ ГЛОБАЛИЗАЦИИ

Рыночные механизмы необходимы для современного общества. Мы должны научиться пользоваться ими таким образом, чтобы признавать личный интерес в качестве важной и долгосрочной человеческой мотивации и заставить его работать с максимальной пользой. Для этого как минимум требуется, чтобы бизнес признал и принял необходимость эффективного действия со стороны органов, внешних по отношению крынку, – как правило, правительства – для придания рынку контекста, который поддерживает эти и другие условия, определяющие эффективность рынка. И бизнес, и общественность должны также признать, что, когда правительство вмешивается с этой целью, оно может уменьшить прибыль корпораций, ограничить свободу их действий и поднять цены на некоторые потребительские товары. В число потенциальных выгод входят хорошие рабочие места, обеспечивающие приличную зарплату, защиту здоровья и безопасность рабочих и всех граждан, чистая природная среда, экономическая стабильность, гарантия сохранения работы, а также прочная и надежная семья и безопасные места общего проживания.

Будут иметь место и случаи неэффективной работы правительства, точно так же, как это случается с корпорациями. Совершенно правильным шагом будет уменьшить стоимость такой неэффективности как для налогоплательщиков, так и для бизнеса. Правильным шагом будет и гарантирование того, чтобы увеличение цен на потребительские товары не затруднило людям с низкими доходами удовлетворение их основных нужд. Однако нам не следует проявлять озабоченности, когда правительство в интересах общества поднимает цены на потребительские товары, по сути не очень нам нужные, уменьшает чрезмерные прибыли корпораций и дает корпорациям меньше свобод, чем людям.

Для того чтобы выполнять эту существенную роль по отношению к рынку, правительство должно иметь юридический контроль над экономикой в пределах своей территории. Оно должно иметь возможность устанавливать правила для своей национальной экономики без необходимости доказывать иностранным государствам и корпорациям, что эти правила не являются барьерами для международной торговли и инвестиций. Правительство должно иметь возможность оценивать налоги и регулировать деятельность корпораций, осуществляющих бизнес в пределах его юрисдикции, не подвергаясь при этом корпоративным угрозам изъять важные технологии или переместить производства на иностранные предприятия. Для того чтобы осуществлять такую юрисдикцию, экономические границы должны совпадать с политическими границами. Если этого не происходит, то правительство теряет власть, а демократия превращается в ширму. Когда экономика глобальна, а правительства национальны, тогда глобальные корпорации и финансовые институты функционируют в основном за пределами досягаемости общественного контроля правительства становятся более уязвимыми для неправомерного корпоративного влияния, а права граждан сводятся к осуществлению выбора среди потребительских товаров, которые корпорации считают выгодным предложить.

Внутренняя экономика, которая благоприятствует местным предпринимателям, служащим общественным интересам так, как не могут этого делать зарубежные производители и вольные инвесторы, не нуждается в исключении импортных товаров и внешних инвесторов. Там, где международная торговля и инвестиции приносят выгоду, их следует приветствовать. Но народ и его правительств имеют и право, и необходимость контролировать свою собственную экономическую жизнь. И граждане страны, безусловно, имеют моральное право создавала собственных границах препятствия, обеспечивающие преимущества для местных инвестиций. Такая стратегия принесла успех западным странам в период экономического бума после Второй мировой войны и обеспечила значительные экономические выгоды широким слоям населения. Это гораздо более прочная конструкция, чем то, что предлагает корпоративный либертарианизм.

Очень поучительно подумать о том, что могло бы произойти, если бы мы вышли из Второй мировой войны как общество корпоративного либертарианизма (капиталистического свободного рынка), а не демократического плюрализма. Вместо того, чтобы создать широкий стабилизирующий средний класс, куда входила и все возрастающая доля трудящихся классов, мы только углубили бы разделение на сверхбогатых владельцев капитала и угнетенный рабочий класс – разделение, похожее на то, которое породило ранние социадиетические движения в США и других западных странах.

К счастью, западные страны не отступили перед напором идеологического экстремизма, как социалистического, так и капиталистического толка, по крайней мере до 1980-х годов, и, вследствие этого, процветали.

ПРИМЕР ШВЕЦИИ

Швеция известна среди западных промышленных стран своими успехами в достижении изобилия и равенства путем соединения элементов как капиталистической, так и социалистической моделей внутри сильной структуры демократического плюрализма. Опыт Швеции дает поучительный пример динамики плюрализма и последствий глобализации.

Очень немногие осознают, что индустриализация пришла в Швецию на 100 лет позже, чем в Англию, и вплоть до начала периода, последовавшего за Второй мировой войной, Швеция оставалась крайне бедной страной. В сельской местности люди жили по преимуществу на небольших фермах, которые, принимая по внимание бедную почву и суровый климат, едва давали им средства к существованию. Одни умирали от голода, другие эмигрировали. Многие другие даже в нынешнем веке жили подобно крепостным в больших поместьях. Неграмотность была повсеместной. В конце 40-х годов было вполне обычным явлением, чтобы семья жила в однокомнатной квартире с кухней (туалет один на несколько семей). Даже шведская королевская семья была относительно бедной по сравнению с их европейскими родственниками  .

Успех современной Швеции принесла Шведская социал-демократическая партия, добившаяся продолжительного национального согласия, которое позволило ей оставаться у власти в течение 44 лет: с 1932-го по 1976-й  . Социал-демократы создали сложную систему социального обеспечения. Их политика в области заработной платы перевела многих рабочих в средний класс и установила значительную степень равенства в сфере заработной платы и большее равенство в оплате труда женщин и мужчин, чем в любой другой капиталистической стране  . Социал-демократы уделяли большое внимание поддержанию полной трудовой занятости. Для того чтобы побудить шведские транснациональные фирмы – такие как «Вольво», «Электролюкс», «Сааб» и «Эрикссон», – сосредоточить свою деятельность в Швеции, соответствующая действительно эффективная ставка налога была гораздо ниже для прибылей, полученных в Швеции, чем для прибылей, полученных за рубежом  .

Альянс между крупными шведскими корпорациями и рабочими организациями служил политической базой партии и поддерживал централизованные и мирные переговоры по вопросам зарплаты и условий труда между национальными профсоюзами и организациями работодателей. Это содружество дало значительные выгоды как большим профсоюзам, так и большому капиталу. Однако у этой системы были серьезные структурные изъяны, которые в конечном итоге расшатали ее. Одним из них была налоговая система, субсидировавшая более крупные фирмы, которые расширялись и инвестировали за счет небольших и семейных фирм. Это привело к усилению концентрации и монополизации собственности в шведской экономике. Хотя политика в сфере оплаты труда имела целью равенство внутри рабочего класса, разрыв между рабочим классом и теми, кто контролировал капитал, значительно вырос. В то время это считалось платой за поддержание заинтересованности промышленников в коалиции. Но, в конечном итоге, он привел к разрушению коалиции  .

Когда произошло первое шоковое повышение цен на нефть в 1973-1974 годах, вызванный им экономический спад привел к финансовому кризису и спровоцировал общее сопротивление повышению налогов. В течение того же периода Швеция открывала свои экономические границы и становилась более активным игроком в международной экономике. Это привело к ослаблению связей, объединяющих капитал и местную рабочую силу, и ослабило национальное рабочее движение.

На ранних этапах глобализации внешнее расширение шведских фирм создавало новые рабочие места в стране, и цели обеих сторон альянса не обнаруживали серьезных противоречий. Однако, как только шведские транснациональные корпорации стали определять свои собственные интересы как глобальные, а не национальные, альянс между производственными рабочими и владельцами капитала начал распадаться. К этому времени численность высокообразованных «белых воротничков» превысила численность «синих воротничков», а молодое поколение воспринимало «государство всеобщего благоденствия» как данность, что еще более сокращало политическую базу шведских социал-демократов  .

Растущее противоречие между правительственной поддержкой глобальной экспансии шведских транснациональных корпораций и необходимостью создания рабочих мест и повышения реальной заработной платы в стране было невозможно далее сдерживать. В 1976 году социал-демократы проиграли на выборах коалиционному правительству правоцентристской ориентации. Когда социал-демократы вернулись к власти в 1982 году, они уже были умеренной партией, нацеленной на проведение политики, которая позволила бы шведским промышленникам получать значительную долю прибылей от внутренних инвестиций для того, чтобы они продолжали «верить в Швецию», выражение, введенное в оборот П. Г. Гилленхаммаром, председателем концерн; «Вольво». Поддержание веры в Швецию означало увеличение доли национального продукта, идущей в прибыль, по сравнению с зарплатой, чтобы шведские промышленники считали для себя прибыльным вкладывать деньги в свою страну. Это принималось как плата за поддержание полной трудовой занятости, и такое время когда уровень безработицы в Европе составлял 8—9% и выше  .

Такая политика подняла прибыли корпораций на ранее немыслимый уровень. При таком избытке денег, который не мог быть вложен в производство шведские инвесторы занялись спекуляциями, взвинчивая цены на недвижимость, предметы искусства, почтовые марки и другие спекулятивные товары. Для того чтобы остановить этот рост цен, правительство ослабило валютный контроль, так чтобы избыток средств смог выплеснуться в Европу. Деньги потекли из страны в таком объеме, что цены на недвижимость в Лондоне и Брюсселе взметнулись до небывалого уровня. Пока этот спекулятивный пузырь подпитывался сам собой, возможность получения быстрой прибыли, предлагаемой спекуляцией, отвлекала средства от продуктивного вложения внутри Швеции. Когда этот пузырь в сфере шведской недвижимости наконец лопнула шведская финансовая система потеряла 18 млрд долл. Счет был принят к оплате правительством и переложен на шведских налогоплательщиков  .

В течение этого периода крупные шведские промышленники играли активную роль в разрушении «шведской модели», которая была создана социал-демократическим альянсом. Федерация шведских работодателей отвергла централизованную договорную систему оплаты, которая была краеугольным камнем этой модели, и вошла в союз с консервативной партией. Она также финансировала мозговые центры, которые проповедовали экономическую идеологию корпоративного либертарианизма, и проводила большую работу с населением по восхвалению индивидуализма и свободного рынка, одновременно критикуя социал-демократическое правительство как авторитарное и некомпетентное  . Это привело к ослаблению политического аппарата государства и его способности к выработке долгосрочной политики.

В 1983 году председатель концерна «Вольво» П. Г. Гилленхаммар заполнил образовавшийся вакуум и создал Круглый стол европейских промышленников, состоявший из глав ведущих европейских транснациональных корпораціій, включая «Фиат», «Нестле», «Филипс», «Оливетти», «Рено» и «Симменс». Его целью было выработать долгосрочную политику государства и выполнять роль международного лобби, следящего за ее осуществлением  . К концу 1992 года 2% самых состоятельных семей Швеции владели 62% стоимости всех акций, которые обменивались на Стокгольмской фондовой бирже, и 23% всего богатства страны. В то время как средняя шведская семья с 1978 по 1988 год становилась все беднее, 450 самых богатых семей удвоили свое состояние  . Когда социал-демократы впервые потерпели поражение на выборах, уровень безработицы был ниже 3%  . Он поднялся до 5% в 1992 году и, по прогнозам, должен был вырасти до 7%, хотя еще 7% рабочих уже были заняты в программах переподготовки и проектах общественной занятости.

С самого начала «шведская модель» содержала в себе зачатки собственного разрушения. Она породила могущественную финансовую элиту, чьи интересы были далеки от интересов большинства среднего класса. Она породила в шведах безмятежное довольство системой общественного благоденствия. Ей не удалось воспитать в молодом поколении понимания того, что демократия должна постоянно воссоздаваться посредством неусыпной бдительности граждан и политической активности. А ее процветание было построено на неустойчивом использовании природных ресурсов Швеции – древесины, железной руды и гидроэлектроэнергии.

По мере того как элита добивалась все большей финансовой власти, она получила возможность требовать все больших ресурсов без соответствующего вклада в производство. Поскольку экономические границы были открыты, то рабочие места людей, которые зарабатывали на жизнь производительным трудом, оказались в полной зависимости от воли тех, кто контролировал капитал. Чем больше правительство в своих отчаянных попытках сохранить рабочие места в стране уступало требованиям финансовой элиты, тем больше денег перетекало в руки этой элиты, тем больше прав она получала, чтобы диктовать общественную политику в своих собственных интересах, и тем большее давление испытывала структурная основа общества. Сходство с подобным опытом США, исследуемое в третьей части книги, поразительно.

НЕОБХОДИМОСТЬ ТВОРЧЕСКОГО РАВНОВЕСИЯ

В нашем сложном современном мире общество, управляемое каким-либо одним его сектором, неизбежно приходит к нарушениям в своем функционировании. У каждого из институтов – гражданского, правительственного и рыночного секторов – есть своя, присущая им роль в удовлетворении потребностей нормально функционирующего общества.

Гражданский сектор. Гражданский сектор состоит из широкого спектра общественных объединений, члены которых активно добиваются своих прав и стремятся осуществить свои гражданские обязанности. В число таких объединений, в частности, входят многие представительные организации, которые служат интересам отдельных групп населения, например профсоюзы, представляющие рабочих, медицинские ассоциации, представляющие врачей, или группы, подобные НААСП, которые представляют интересы американцев африканского происхождения. Они также включают бесчисленное множество добровольных организаций, которых объединяет общность взглядов, которые ставят целью содействие общественным интересам.

В своей политической роли гражданские организации дополняют политические партии как разнообразные и гибкие механизмы, посредством которых граждане вырабатывают и выражают широкий спектр интересов, удовлетворяют местные потребности и высказывают требования в адрес правительства своей образовательной роли они обеспечивают обучение демократическому гражданству, развивают политические навыки у своих членов, находят и воспитывают новых политических лидеров, стимулируют участие в политике и просвещают широкие слои людей по самым разнообразным вопросам, представляющим общественный интерес. В своей роли общественных стражей они служат, наряду со СМИ, фактором сдерживания того, что Ларри Даймон назвал «неумолимой тенденцией государства к централизации власти и уклонению от ответственности перед гражданами и контроля с их стороны»  . Гражданский сектор является основой демократического общества. Гражданские организации и широкое сотрудничество между ними и отдельными гражданами начинают в значительной степени заменять собой прессу, все более подпадающую под контроль корпораций, в функции стража общественных интересов.

Хотя именно гражданское общество дает мегаинститутам правительствам рынка их власть, сами институты гражданского сектора более ограничены в своей способности концентрировать политическую и экономическую власть. В отличие от институтов правительства и рынка, основой власти которых сложат сами их размеры и финансовые ресурсы, сила гражданского сектора включается в количестве и разнообразии его организаций, а также в скорости гибкости, с которой они образуют сложные и изменяющиеся альянсы вокруг общих ценностей и интересов. Через эти альянсы гражданские организации могут достигать огромного масштаба деятельности и влияния.

Разноголосица идей и мнений в активном гражданском обществе может быть оглушительной. Однако способность гражданских организаций создавать союзы вокруг четко определенных проблем, представляющих общественный интерес, дает им своеобразную роль катализатора социальных нововведений, основанных на ценностях, – определять, выражать, отстаивать и объединять сторонников вокруг идей, которая может со временем войти в современную политическую практику.

Правительственный сектор. Правительство – это единственный сектор, которому общество дает власть использовать принудительную силу в общественных интересах. Общество уступает правительству право конфисковывать имущество, а также лишать человека личной свободы и даже жизни. В демократическом обществе эти полномочия по доброй воле, хотя и без особого восторга, даются гражданами, которые обладают правом взять ее обратно по своему усмотрению. Именно применение принудительной власти в рамках закона дав правительству возможность выполнять насущные задачи поддержания общественного порядка и национальной безопасности, сбора налогов и перераспределения средств для удовлетворения общественных потребностей, таких как необходимость существования достаточного равенства, чтобы поддерживать законность и жизнеспособность институтов общества.