Текст книги "Верблюжий клуб"

Автор книги: Дэвид Балдаччи

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 33 страниц)

Увидев его, таксист надавил на кнопку блокировки дверей и заорал:

– Убирайся отсюда, грязный бродяга!

Стоун продемонстрировал грубияну двадцатидолларовую купюру и, склонившись к полуоткрытому окну, спокойно произнес:

– Лицензия, в силу которой вы совершаете перевозки, ни при каких обстоятельствах не допускает дискриминации пассажиров.

По выражению лица водилы было ясно, что он готов совершать дискриминационные действия при любых обстоятельствах, но в то же время в его глазах вспыхнул алчный огонек.

– Вы толкуете слишком по-ученому для бездомного бродяги, – сказал он и добавил: – Я думал, что все типы вроде вас – просто психи.

– Боюсь, что я не псих и, кроме того, вовсе не бездомный. Я… ну, скажем так… от меня временно отвернулась удача.

– Как от всех нас? – примирительно хмыкнул таксист и открыл дверь.

Стоун быстро влез в машину и сказал, куда ехать.

– А я сегодня видел президента в машине, – ответил таксист. – Крутой мужик!

– Да, крутой, – без особого энтузиазма согласился Стоун.

Бросив взгляд через заднее стекло на Белый дом, он откинулся на спинку сиденья и смежил веки.

«Разве не забавно называть домом мою клоаку?»

Глава вторая

Черный седан тащился по узкой дороге, вдоль которой с обеих сторон тянулась темная стена деревьев. Автомобиль вскоре свернул на отходящий от дороги проезд. Проехав еще сотню футов по гравию, машина остановилась. Тайлер Рейнке, высокий, атлетически сложенный блондин лет двадцати восьми–двадцати девяти, слез с водительского места, а Уоррен Петерс, которому недавно перевалило за тридцать, освободил пассажирское сиденье. В отличие от Тайлера Уоррен едва дотягивал до пяти футов семи дюймов, у него была бочковидная грудь и лысеющая голова. Рейнке открыл багажник. На пластиковой подстилке в позе эмбриона там лежал сравнительно молодой мужчина со связанными резиновой лентой руками и ногами, в синих джинсах и спортивной куртке команды «Вашингтонские краснокожие». Рот человека был заткнут куском ткани. Тем не менее, в отличие от большинства людей, которых заталкивали в автомобильные багажники, этот был еще жив и, судя по всему, находился под действием сильных седативных препаратов. Взявшись за края подстилки, Рейнке и Петерс вытащили пленника и положили на землю.

– Я заранее облюбовал это местечко, – крякнул, отряхивая руки, Петерс. – Место подходящее, но придется пошагать по горкам. Мы потащим его на руках, и никаких следов.

– Согласен, – ответил Рейнке, недовольно глядя на уходящий из-под ног крутой неровный склон. – Будем действовать аккуратно и не торопясь.

Они начали осторожный спуск, стараясь держаться как можно ближе к деревьям. К счастью, дождей не было давно и почва оставалась твердой. Несмотря на это, тащить груз вдвоем оказалось делом нелегким. Склонный к полноте Петерс тяжело дышал, и им несколько раз пришлось останавливаться, чтобы передохнуть.

Когда земля стала более ровной, Рейнке сказал:

– Почти дошли. Надо осмотреться, а он пусть пока тут поваляется.

Они достали из объемистого рюкзака на спине Рейнке бинокль ночного видения и принялись изучать округу.

Увиденное, судя по всему, их вполне удовлетворило, и они снова пустились в путь. Минут через пятнадцать твердая земля закончилась, и парочка оказалась на берегу реки. Медленная в этом месте, она была неглубокой, и над поверхностью тут и там вздымались плоские валуны.

– О'кей, – скомандовал Рейнке, – мы на месте.

Он открыл рюкзак, извлек оттуда два объемных предмета и положил их на землю. Присев, Рейнке стал ощупывать контуры большего из предметов, и вскоре его пальцы наткнулись на то, что он искал. А еще через минуту надувная лодка наполнилась воздухом. Второй извлеченный им из мешка предмет оказался легким мотором, который он тут же приладил к лодке.

– Будем держаться ближе к виргинскому берегу, – сказал Петерс. – Машина работает достаточно тихо, но над водой звук разносится очень хорошо. – Он передал приятелю джи-пи-эс-навигатор и добавил: – Возьми-ка, вдруг понадобится.

– Нам надо окунуть парня, – сказал Рейнке.

– Верно. Думаю, что лучше это сделать здесь, у берега.

Они разулись, закатали повыше брюки, подняли пленника и, зайдя в реку примерно по колено, окунули его в теплую воду, оставив на поверхности лишь лицо. Маневр повторили трижды.

– Достаточно, – сказал Рейнке, глядя на пленника, который начал тихо постанывать. Они не стали мочить ему лицо, ибо это могло привести его в чувство и тем самым затруднить транспортировку.

Молодые люди выбрались на берег и положили пленного в надувную лодку. Внимательно изучив округу еще раз, они спустили небольшую лодку на воду и забрались в нее сами. Петерс запустил движок, и легкое суденышко с довольно приличной скоростью двинулось вниз по реке. Высокий Рейнке, пристроившись рядом с пленником, внимательно вглядывался в экран навигатора, а лодка тем временем шла наискосок к противоположному берегу.

– Я бы предпочел сделать все это в более тихом месте, но решали другие, – сказал управлявший лодкой Петерс. – Хорошо, что надвигается туман. Я видел прогноз, и он для разнообразия оказался точным. Мы поместим его в крошечной, укрытой скалами бухточке, что в паре сотен ярдов отсюда, дождемся, когда осядет пыль, и затем продолжим.

– Отличный план, – ответил Рейнке.

Они замолчали. Лодчонка нырнула в густую пелену тумана.

Глава третья

Алекс Форд подавил зевок и протер усталые глаза.

– Не теряй бдительности, Форд, – четко произнес в наушнике строгий голос.

Алекс едва заметно кивнул и сосредоточился. В помещении было жарко; хорошо, что он не надел бронежилет. Броня из кевлара при такой температуре – почти то же самое, что прикрепленная к телу микроволновая печь. Провода, тянущиеся из портативной станции на поясе к наушнику и микрофону на запястье, как всегда, раздражали кожу. Но хуже всего обстояло дело с самим наушником. От постоянного трения ухо воспалилось так, что его было больно касаться.

Он притронулся к пистолету в кобуре под мышкой. Пиджак, как и у всех агентов секретной службы, был чуть великоват ему в груди, что позволяло скрывать наличие оружия. Всех агентов недавно вооружили новыми пистолетами, отняв старые добрые пушки девятимиллиметрового калибра. Этот новый был хорошим оружием, с достаточной убойной силой, однако некоторые коллеги Алекса были недовольны, отдавая предпочтение старому железу. Алекс никогда не был фанатом пушки, и ему было плевать на эти изменения. За все годы службы ему редко доводилось доставать пистолет, еще реже – стрелять.

Эти мысли заставили Алекса подумать о своей карьере в целом. У скольких дверей приходилось ему торчать на посту? Ответ на этот вопрос давали многочисленные морщины на его лице и усталый взгляд. Даже после того, как его перевели из отряда охраны в вашингтонский полевой офис – ВПО, где можно было заниматься детективной деятельностью, ему то и дело приходилось торчать у дверей, чтобы следить за людьми и искать в стоге сена иголку, способную причинить вред кому-то из тех, кого он охранял.

Сегодня они охраняли высокопоставленного иностранного гостя, и степень опасности считалась не очень высокой. Алексу страшно не повезло. За час до окончания трудового дня, когда он уже мечтал о свободе, начальство осчастливило его сверхурочной работой, направив охранять главу правительства какого-то государства. Итак, вместо того, чтобы потягивать виски в любимом пабе, он должен сделать так, чтобы никто не стрелял в премьер-министра Латвии. Или Эстонии?…

Это был прием в шикарном отеле «Времена года», но публика тут собралась определенно второсортная. Многие явились только по приказанию начальства. Среди относительно важных гостей можно было увидеть горстку представителей Белого дома весьма невысокого пошиба, нескольких политиков из округа Колумбия, рассчитывавших получить хорошую прессу, и импозантного конгрессмена – члена какого-то комитета по международным делам. Судя по виду конгрессмена, мероприятие вгоняло его в тоску даже больше, чем Алекса.

За последнюю неделю ветерану секретной службы пришлось уже три раза отработать на подобного рода встречах. Несколько месяцев перед президентскими выборами являли собой бешеный круговорот приемов, мероприятий по сбору средств и приветственных митингов. Члены конгресса и члены их аппарата каждый вечер участвовали в полудюжине подобных сборищ как ради бесплатной еды и выпивки, так и для того, чтобы пожать руки электорату, собрать денежные чеки, а иногда даже и обсудить насущные проблемы. Каждый раз, когда на этих собраниях оказывались находящиеся под охраной секретной службы типы, парням вроде Алекса приходилось вкалывать после долгого рабочего дня, чтобы обеспечить их безопасность.

Алекс посмотрел на своего партнера – здоровенного молодого детину с короткой стрижкой морского пехотинца. Он, как и Алекс, служил в ВПО, и его выдернули на дежурство также в последнюю минуту. До выхода в отставку и назначения федеральной пенсии Алексу оставалось совсем немного, в то время как этому пареньку предстояло по крайней мере еще два десятка лет двигаться по сильно смахивающему на «американские горки» карьерному пути службы безопасности.

– Симпсон опять смогла ускользнуть, – ворчал паренек. – Второй раз подряд. Интересно, чью задницу она лижет?

Алекс в ответ ограничился ничего не значащим пожатием плеч. Работа, подобная этой, дает время на размышление. Даже, пожалуй, слишком много времени. В этом отношении агенты секретной службы очень похожи на обитателей тюрем, изучающих Уголовный кодекс. У последних есть куча времени, чтобы поразмыслить и составить длиннющий список обид и совершенных по отношению к ним несправедливостей. Надо сказать, что эта сторона службы уже давно перестала волновать Алекса.

Он взглянул на кнопку закрепленного на запястье микрофона и улыбнулся. Агенты частенько случайно нажимают на эту кнопку, когда стоят, скрестив руки. Бывает и так, что кнопка западает сама по какой-то неизвестной причине. И тогда радиоволны доносят до слушателей весьма яркую характеристику появившейся в поле зрения агента сексапильной бабенки. Алекс давно мог бы уйти на покой, если бы за каждую услышанную им фразу «Посмотри-ка на эту задницу!» ему выплачивали по сотне баксов. Затем кто-то обязательно орал в микрофон: «Чей-то мик включен!» – и было очень забавно наблюдать, как каждый агент, словно по команде, косился на запястье, опасаясь, что именно он невольно выдал свои желания.

Алекс переместил наушник и потер шею. Эта часть его тела являла собой ряд из обломков хрящей и сплющенных межпозвоночных дисков. Его отряд сопровождал президентский кортеж, когда автомобиль, в котором он находился, перевернулся. Водитель пытался избежать столкновения с оленем. В результате этого небольшого кульбита Алекс сломал себе шею. После нескольких операций и вживления в позвоночник стержня из первоклассной нержавейки его рост уменьшился почти на дюйм. Но Алекса это не огорчало, поскольку осанка после операций значительно улучшилась – стальной стержень отказывался сгибаться. Алекс мог бы оставить службу по инвалидности, но не этим он хотел закончить свою трудовую деятельность. Агент Форд не имел ни жены, ни детей, и ему решительно некуда было податься. Несколько месяцев после травмы ему пришлось заниматься разборкой бумаг. Одновременно он тренировался до седьмого пота, и медики в конце концов снова благословили его на оперативную работу.

И вот теперь, в возрасте сорока трех лет, после того как большую часть своей взрослой жизни он провел в состоянии повышенной бдительности среди всеобщей скуки – типичное состояние агента секретной службы, – он пришел к выводу, что проявил себя полным дебилом, когда решил продолжить работу. Ведь вполне можно было бы найти себе что-нибудь позабавнее. Например, жену.

Алекс прикусил губу, чтобы справиться с тлеющей жаром болью в шее, стоически наблюдая за тем, как супруга премьер-министра запихивает в рот гусиную печенку.

«То еще зрелище».

Глава четвертая

Оливер Стоун выбрался из такси.

Прежде чем отъехать, водитель презрительно фыркнул:

– Для меня ты все едино бездомный бродяга, как бы хорошо у тебя ни был подвешен язык.

Стоун молча посмотрел вслед отъезжающей машине. Он уже давно перестал реагировать на замечания подобного рода. Пусть люди думают так, как хотят думать. Кроме того, он действительно выглядел как бродяга. Стоун прошел в небольшой сквер рядом с кварталом, именуемым Прибрежным комплексом, и понаблюдал за тем, как коричневатые воды Потомака лижут камни набережной. Какой-то любитель граффити, которого, видимо, не смущала близость воды под задницей, старательно разрисовал бетонную стену. Совсем недавно здесь по проходящей над берегом скоростной дороге Уайтхерст мчалась лавина машин, но к этому времени ночная жизнь переместилась в Джорджтаун. Он сулил прекрасное времяпрепровождение тем, кто имел наличные или был владельцем надежной кредитной карты. У Стоуна, увы, не было ни того, ни другого. Впрочем, большинство гуляк назвали бы это время глубокой ночью. Вашингтон – город, где люди рано отправляются в постель и рано встают.

Потомак выглядел очень тихим. Полицейский катер, регулярно патрулирующий реку, видимо, ушел вниз, к мосту Вудро Вильсона. И это очень хорошо, подумал Стоун. По счастью, и на суше он не встретил ни единого полицейского. Америка – свободная страна, но она менее свободна для человека, который обитает на кладбище, носит почти лохмотья и шляется в округе, где живут зажиточные люди.

Стоун прошел вдоль берега, обойдя стороной Парк имени Фрэнсиса Скотта Ки,[2]2
  Фрэнсис Скотт Ки (1779–1843) – композитор, автор патриотических песен и слов песни «Звездно-полосатое знамя», ставшей в 1931 г. национальным гимном США.


[Закрыть] прошел под мостом Фрэнсиса Скотта Ки, затем миновал и монумент знаменитого композитора. Явный перебор, думал Оливер. Так увековечить парня, стихи которого невозможно запомнить! Небо над головой было похоже на чернильное море с мазками облаков и светлыми точками звезд. После введения запрета на ночные полеты в национальном аэропорту Рональда Рейгана выхлопные газы реактивных лайнеров уже не оскверняли волшебную красоту неба. Когда он подошел к безвкусно размалеванному зданию местного яхт-клуба, его окликнул знакомый голос:

– Это ты, Оливер?

– Да, Калеб. Все уже здесь?

В поле зрения Стоуна появился среднего роста человек с округлым брюшком. Калеб Шоу был облачен в костюм девятнадцатого века. Его короткие седеющие волосы прикрывал котелок. Суконный жилет украшала старомодная цепочка карманных часов. Калеб Шоу носил длинные бакенбарды и аккуратно подстриженные усы.

– Робин здесь, но он отошел… м-м… облегчиться. Милтона я пока не видел.

– Неудивительно. Милтон – яркая индивидуальность, но, как всегда, несколько рассеян, – вздохнул Стоун.

Вскоре к ним присоединился Робин. Выглядел он, надо сказать, скверно. Лет шестидесяти, шесть футов четыре дюйма ростом, он был крепко сложен, его буйную курчавую шевелюру и лохматую короткую бороду чуть тронула седина. Одет он был в грязные джинсы и фланелевую рубаху. На ногах Робина красовались поношенные мокасины. Одной рукой он держался за бок.

«Почки!» – сообразил Оливер.

– Тебе надо бы в клинику, Робин, – сказал Стоун.

– Еще чего! Чтобы кто-то ковырялся в моих потрохах? – скривился Робин. – Я был сыт этим по горло в армии. Поэтому позвольте мне страдать в молчаливом одиночестве.

Пока они чесали языками, подошел Милтон Фарб. Он три раза ковырнул землю одной ногой, два раза другой, свистнул, хрюкнул и выкрикнул несколько цифр, видимо, имевших для него какое-то исключительное значение.

Все терпеливо ждали, пока Милтон закончит, прекрасно зная, что если его прервать в ходе этого ритуала, то он начнет все сначала. А время уже было позднее.

– Привет, Милтон, – сказал Стоун, когда свист и хрюканье прекратились.

Милтон Фарб поднял глаза и ответил улыбкой. На плече у него висел кожаный рюкзак, а одет он был в цветастый свитер и хорошо отутюженные брюки цвета хаки. Очки в тонкой проволочной оправе и светлые седоватые волосы до плеч делали его похожим на стареющего хиппи. Живые глаза проказливо поблескивали, и он казался моложе, чем был на самом деле.

– Я принес кое-что ценное, Оливер, – похлопал он по рюкзаку.

– Пора идти, – подал голос Робин, по-прежнему держась за бок. – Мне надо с утра на работу. Погрузочный дебаркадер ждет!

Компания двинулась вперед. Робин подошел к Оливеру и сунул в нагрудный карман его рубашки немного денег.

– К чему это, Робин? – запротестовал Стоун. – Церковь выплачивает мне жалованье.

– Неужели?! Я знаю, какие гроши они тебе платят за то, что ты выпалываешь им сорняки и полируешь надгробья. Особенно учитывая то, что обеспечивают тебе крышу над головой.

– Верно. Но у тебя самого денег не так много, чтобы делиться со мной.

– А не ты ли делился со мной столько лет, пока я искал работу? – Он немного помолчал и угрюмо добавил: – Взгляни на нас. Команда оборванцев! Подонки общества. И как, черт побери, мы ухитрились превратиться в столь скорбных старцев?

Калеб залился веселым хохотом; Милтон, казалось, был потрясен, но быстро сообразил, что Робин шутит.

– Старость подкрадывается тайком, но когда она пришла, ее объятия вряд ли можно считать нежными, – довольно сухо заметил Стоун.

Пока они шагали, он внимательно изучал своих попутчиков – людей, которых он знал много-много лет и которые оставались рядом с ним как в злые, так и в добрые времена.

Робин окончил военную академию Вест-Пойнт и трижды с честью отслужил во Вьетнаме, заработав все мыслимые медали и благодарности. Затем он продолжал службу в Разведывательном управлении Министерства обороны – армейском аналоге Центрального разведывательного управления. Неожиданно оставив службу в разведке, он стал во всеуслышание выражать протест против всяких войн, и особенно войны во Вьетнаме. Когда страна стала забывать об этой «мелкой заварушке» в Юго-Восточной Азии, Робин оказался не у дел. Некоторое время он жил в Англии, но затем вернулся в Соединенные Штаты. Увлечение наркотиками и сожженные мосты не оставили ему почти никаких вариантов существования. По счастью, он встретил Оливера Стоуна, и тот помог ему радикальным образом изменить жизнь. В данный момент он подвизался грузчиком в складской фирме, уповая главным образом не на мозги, а на мускулы.

Калеб Шоу был доктором политических наук и доктором филологии и специализировался в области литературы восемнадцатого века, хотя его богемная натура искала отдохновение в моде девятнадцатого столетия. Калеб, как и Робин, активно протестовал против войны во Вьетнаме, на которой погиб его брат. Голос Калеба был слышен и во время «Уотергейта», когда страна окончательно прощалась со своим политическим целомудрием. Несмотря на бесспорные научные заслуги, он, благодаря своим эксцентричным выходкам, давно выпал из академического мейнстрима и теперь трудился в Отделе редких книг и специальных фондов Библиотеки конгресса. В своем резюме он ни словом не упомянул о членстве в организации, проводившей этой ночью сходку на берегах Потомака. Федеральные учреждения обычно не жалуют любителей заговоров, собирающихся глухой ночью где-то у черта на рогах.

Милтон Фарб обладал бо́льшими талантами, чем все остальные члены группы, вместе взятые, хотя вполне мог забыть элементарным образом перекусить. Он считал, что отель «Хилтон» в Париже – лучшее место во Франции, и искренне верил, что если у него есть банковская карта, то, значит, есть и деньги. Когда-то Фарб прославился как вундеркинд, обладавший даром складывать в уме огромные цифры и абсолютной, фотографической памятью. Прочитав что-то один раз, он этого уже никогда не забывал. Его родители путешествовали вместе с ярмарочным балаганом, и Милтон приобрел большую популярность, производя в уме арифметические действия быстрее, чем это делали зрители с помощью калькуляторов. Кроме того, он без единой ошибки воспроизводил только что показанный ему текст. Окончив в рекордно короткий срок школу, он поступил в Национальный институт здоровья. Единственным препятствием на его пути к успеху были прогрессирующее обсессивно-компульсивное нервное расстройство и сильный параноидальный комплекс. Оба синдрома были скорее всего следствием его, мягко говоря, не совсем обычного детства, проведенного в непрерывных путешествиях от ярмарки к ярмарке и от карнавала к карнавалу. Злые демоны его психики имели свойство вырываться на свободу в самое неподходящее время. Его многообещающая карьера в институте здоровья закончилась, после того как он направил угрожающее письмо президенту Соединенных Штатов. Это послание привлекло внимание секретной службы.

Они впервые встретились в психиатрической лечебнице, где Стоун был санитаром, а Милтон – пациентом. Пока Милтон пребывал в психушке, его родители скончались, оставив сына без единого пенни. Стоун, узнав о необыкновенных интеллектуальных способностях Милтона, убедил приятеля принять участие в телевизионной викторине «Риск». Милтон благополучно прошел отбор (его психические расстройства на время были подавлены лекарствами), а затем победил всех участников, выиграв целое состояние. Теперь Милтон Фарб занимался разработкой корпоративных интернет-сайтов, и его бизнес процветал.

Они пришли на место, к заброшенному кладбищу старых автомобилей у самой воды. Из тайника в подтопленных зарослях кустов четверка извлекла тронутую гнилью длинную гребную лодку. Судя по ее виду, она вряд ли могла держаться на воде. Однако, сняв обувь и носки и рассовав их по рюкзакам, они вывели лодку на глубину и по очереди забрались в нее. Лодка осела, но осталась на плаву. Гребли по очереди, дольше всех на веслах оставался Робин. Да и греб он мощнее, чем его товарищи.

Над водой пролетал легкий прохладный ветерок, в темноте маняще мерцали огни Джорджтауна, а чуть дальше к югу – Вашингтона. Впрочем, и их постепенно затягивала пелена тумана. Здесь есть то, что может нравиться, думал сидящий на носу лодчонки Стоун. Но гораздо больше здесь того, что вызывает омерзение.

– Полицейский катер патрулирует выше, рядом с мостом у Четырнадцатой улицы, – доложил Калеб. – Копы изменили схему. А над Капитолием и молом опять патрулирует вертолет. Каждые два часа. Сегодня в Библиотеку конгресса пришло электронное уведомление.

– Уровень опасности сегодня был официально повышен, – добавил Робин. – Однако, как мне сказали, вся эта суматоха – обычная перед выборами. Президент Бреннан решил помахать флагом.

Стоун повернулся к неподвижно сидящему на корме Милтону и спросил:

– Ты что-то необычно тих, Милтон. Уж не случилось ли чего-нибудь?

– Я завел себе друга, – застенчиво произнес тот. Все с любопытством уставились на него. – Этот друг – женщина.

– Ах ты, старый пес! – хлопнул Милтона по плечу Робин.

– Это замечательно, – вступил Стоун. – И где же ты ее встретил?

– В психиатрической клинике, – ответил Милтон. – Она пациентка.

– Понятно… – Стоун отвернулся.

– Тебе, вне сомнения, повезло, – дипломатично заметил Калеб.

Держась середины фарватера, они медленно прошли под мостом Ки, а затем, следуя изгибу реки, поплыли на юг. Стоун находил утешение в том, что сгущающийся туман делал их практически невидимыми с берега. Федеральные власти не выносят, когда вторгаются на их территорию. Стоун ждал, когда в поле зрения появится берег.

– Держи чуть правее, Робин.

– Давайте в следующий раз встретимся прямо у Мемориала Линкольна, – кряхтя, предложил Робин. – Во всяком случае, мне не придется так надрываться!

Лодка обогнула западную оконечность острова и вошла в небольшую протоку, именуемую Малым каналом. Невозможно было представить, что всего несколько минут назад они могли видеть купол Капитолия, – настолько глухим и изолированным от остального мира было это место.

Добравшись до берега, они выбрались из лодки, втащили ее в кусты и гуськом углубились в темноту. Походка Оливера Стоуна была, как никогда, упругой, именно этой ночью он должен был очень многое решить.