Текст книги "Огнеглотатели"

Автор книги: Дэвид Алмонд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 9 страниц)

50

Привести Макналти предложила мама.

– Этот бедняга… – говорит. – Каково одному в такой-то день?

– Нужно, чтобы Бобби за ним сходил, – говорит Айлса. – И я с ним пойду.

Видим – у мамы в глазах страх, и у других тоже.

– Мы быстро, – говорю. – Пять минут, всего-то.

Молча встали. Оглядели небо. И бросились бегом.

Папа – с нами, до сосняка. Встал у края дюн, под песчаным холмом, смотрит, как мы карабкаемся. Наверху мы затаились рядом, смотрим на домик Макналти. Костер погас. Засыпан песком. Никакого движения, никаких признаков жизни. Я помахал папе, мы переползли через гребень, спустились.

– Макналти! – зову.

Ничего. Подошли к окну, но сквозь драную занавеску ничего не видно. Позвали его от дверей по имени. Вошли, переступили через кучку песка на пороге. Распахнули дверь во внутреннюю комнату. Он там – под окном, за которым песок, корни и скелетики. Заскулил от страха.

– Это я, – говорю. – Я, Бобби. Я вам как-то помогал, мистер Макналти. Помните?

– Возвращайтесь в укрытия! – шипит. – Не шевелитесь. Не двигайтесь. Возвращайтесь к своим мертвецам!

– Мы пришли вам помочь, – говорит Айлса. – Вам там дадут поесть и попить.

– Там люди, – говорю. – Они хотят, чтобы вы были с ними.

– Люди! – Глаза так и сверкнули. – Люди! Так прячь их под землю, славный. Укрой их.

Я пристроился с ним рядом.

– Бессмысленно, – говорю. – Нет больше безопасных мест, негде прятаться. – Положил ладонь на его костлявый локоть. – Пойдемте с нами, пожалуйста.

– Пожалуйста! – Это Айлса, эхом.

Я его за локоть поддерживаю.

– Эти люди вам помогут, – шепчу.

– Помогут? – спрашивает.

– И полюбят, – говорю.

И улыбнулся.

– Можете дать им представление, – говорю. – Покажите им свои фокусы, мистер Макналти.

Он заскулил снова. Закрыл глаза.

– Ах ты, славный, – шепчет. Ухватил меня за руку. – Что ты там сказал, славный мой паренек?

51

Макналти повесил цепи на плечи. Я взял его ящик с реквизитом, факелы, бутыль керосина, мешочек на палке. Айлса держала его за локоть, направляла. Мы выбрались из домика. Подбадривали его, рассказывали, кто нас ждет, говорили, что все кончится хорошо. Он – ни звука. Солнце уже покатилось к вересковой пустоши на западе.

Папа, как нас увидел, сжал кулаки от облегчения.

– Макналти! – говорит, когда мы подошли. Взял Макналти за плечи, заглянул в глаза. – Здорово, что мы снова встретились, Макналти.

– Это мой папа, – бормочу. – Помните его?

Пошли под тенью от сосен, мимо маяка, мимо костра, туда, где стояли соседи. Вижу – родители Джозефа тоже вышли и присоединились к нам.

– Вот здесь мы и живем, – говорю. – В Кили-Бей. Это наш дом. Все эти люди здесь живут. Это моя мама. – Она встала, пошла в нашу сторону. – Мы с ней были вместе, когда впервые вас увидели. Помните ее, мистер Макналти? – Он потоптался на песке, сузил глаза, и я увидел: да, похоже, помнит. – Это она была ангелом рядом со мной, – говорю.

Он вздохнул и закрыл глаза – она подошла ближе. Взяла его за локоть.

– Подходите, побудьте с нами, мистер Макналти, – говорит, и он послушно пошел за нею.

Встал на колени с ней рядом, взял у нее хлеб с сыром. Выпил пива. Смотрел все время вниз. Остальные наблюдали за ним, в сомнениях. Похоже, появление чужака сразу всколыхнуло все их страхи.

– Это мистер Макналти, – говорю. – Он фокусник и огнеглотатель.

– Величайший огнеглотатель в мире, – говорит Айлса.

Макналти вздохнул.

– В самом великом огнеглотателе, – говорит, – недолго проглядеть, где…

И осекся, споткнулся, рухнул в молчание, в котором мы снова вспомнили свои страхи, уставились в небо, прислушались.

– Что теперь? – прошептал Макналти. – Огонь, цепи или… – Встал неловко и стоит, поймал мой взгляд, застонал. – Поможешь мне, славный?

Я встал с ним рядом.

– Завяжи цепи.

Я давай снимать цепи с его плеч, обматывать вокруг туловища.

– Туже! – шепчет. – Туже, мой славный.

Я замотал туже. Обмотал ему руки, ноги. Переплел, завязал. Там еще были замочки, я их защелкнул. А он все твердит:

– Туже! Туже!

Самый хвост цепи я обмотал ему вокруг горла.

– Платите! – говорит. Сверкнул глазами на зрителей. Потом на меня. – Мешок, мой славный. Скажи им, чтобы бросали туда монетки. Скажи, что, если не заплатят, ничего не увидят.

Я взял мешок на палке, протянул к зрителям. Они стали шарить по карманам.

– Платите! – говорит. – Думаете, я могу питаться одним воздухом?

Несколько монеток упало в мешок.

– Хватит! Да пошло оно все, – говорит.

Осел на землю. Бился, дергался, задыхался – и постепенно освобождался от цепей. Мы кусали губы – было так ужасно, что все это сегодня происходит на нашем берегу. Смеялись, потому что это было ужасно глупо, было чистым безумием. Плакали, так это было грустно. И вот он высвободился, стоит на коленях в песке, повесив голову.

– Видели? – говорит. – Видели, на что способен человек?

Мы уставились в небо. Оно краснело, темнело. Макналти вскрикнул, будто от муки.

– Что это там за стон? – говорит.

– Это море, – отвечаю. – Ничего страшного, просто море.

Он зажал уши руками.

– Прекратите эти стоны! – говорит. – Прекратите вопли! Что же делать, если рок – повсюду?

Протянул руку, схватил меня.

– Ящик! – говорит. – Тащи ящик, мой славный. Тащи то, от чего больнее всего.

Я открыл ящик, он вытащил серебряную спицу с острым кончиком, с шариком на другом конце.

– Кто решится? – говорит.

Не отвечают. Он ни слова про деньги. Продернул ее сквозь щеки, а мы стоим перед ним и смотрим, как металл торчит между зубов, поперек горла, как блестит в последних ярких лучах заходящего солнца.

52

Когда солнце скрылось, мама запела:

 
По волнам по вольным,
По вольным, по вольным,
По волнам на лодке
Мой милый плывет…
 

Мистер Гауэр налил ей вина в стакан.

– Спасибо, – говорит. – А фотоаппарат вы сегодня не взяли, Пол?

Он качнул головой:

– Сегодня – нет.

– Значит, все, что нужно для книги, у вас уже есть?

– Будет и еще, миссис Бернс, когда все это закончится.

– Когда закончится, – тихо проворчал Джозеф, передразнивая южный выговор мистера Гауэра.

– А вам здесь действительно нравится, Пол? – спрашивает мама. Посмотрела ему в глаза. – Или вы нас просто используете?

– Здесь очень красиво, миссис Бернс. Мы очень рады, что приехали сюда.

 
По волнам по вольным,
По вольным, по вольным…
 

Макналти молча лежит на песке, свернувшись, отдельно от нас. Стемнело. Луна так и не показалась. Прожектор маяка не вращается. Ничего, только звезды, немыслимое количество звезд, все смотрят вниз – и бесчисленное число их отражений в море. А потом Айлса увидела среди них один огонек – он медленно приближался с востока.

– Глядите, – шепчет; указала рукой, и мы все стали молча провожать его глазами.

– Это спутник, – сказал Дэниел.

Пролетел над нами. Мы выдохнули.

– А что спутник дал Луне? – спрашивает Йэк.

– Не знаю, – чей-то голос.

– Совет, – говорит Йэк. – Он из Страны Советов.

– Пора зажигать костер, – говорит Джозеф. – Не будем дожидаться дня Гая Фокса.

– День Гая Фокса! – сказал Лош и как подскочит, и они с Джозефом и Йэком рванули к костру, и мы увидели, как чиркнули спички, как занялись первые языки.

Макналти с нами не пошел. Мама накрыла его одеялом.

– Благослови, Господи, – шепчет.

Я на минутку сел с ним рядом на корточки.

– Вы в порядке? – говорю.

Он схватил мою руку. Глаза смягчились.

– Да, – говорит, и на миг все его безумие будто исчезло куда-то. Он глянул на меня с нежностью. – Не беспокойся, – говорит. – Я тебя люблю, мой славный.

А потом он закрыл глаза, и я пошел с остальными к кромке воды. Огромный костер скоро загудел. К югу тоже вспыхнули костры, и на рубеже моря и суши образовалась целая цепочка из огней. Жар заставил нас отступить. Джозеф обхватил меня рукой.

– Смотри, Бобби, он сейчас разгорится до небес, – говорит.

И внезапно, скрытно, поцеловал меня.

Мама попросила нас прочитать молитву.

– Даже если вы не веруете, – говорит. – Даже если считаете, что там нет ничего, кроме ничего.

И мы встали на колени, все вместе, возле костра и воды, и голоса наши устремились вверх вместе с пламенем.

– Не дай этому случиться, – повторял я вместе с Айлсой. – Прошу тебя. Прошу.

Я достал из кармана свою молитву и бросил в огонь – она вспыхнула и понеслась ввысь.

А потом мы сидели парами и небольшими группами и почти не говорили; взрослые пили вино и пиво, а я ненадолго уснул, а когда проснулся, увидел, что Дэниел и Айлса сидят вместе со мной рядом. Они говорили про Кент и Кили-Бей, про школы, про матерей и оленят, и как они любят свободу, и как ненавидят, когда им говорят, что и как делать, а я лежал, вслушиваясь в их голоса, и были оба эти голоса такими тихими и сильными, и при этом такими непохожими один на другой. И я знал, что, если только нам удастся преодолеть эти дни и ночи ужаса, впереди нас, наверное, ждут просто захватывающие времена. И вот, лежа там, я приоткрыл глаза, чтобы посмотреть на своих друзей, и вдалеке, во тьме за ними, увидел огнеглотателя: он был один, и он выдувал в пустоту язык пламени. Никто этого не видел. Взрослые смотрели на огонь и на море. Я подполз к Дэниелу и Айлсе.

– Смотрите! – шепчу.

Они обернулись, и мы тихонько отползли от огня в темноту и сели там все вместе, сидим и смотрим, как прекрасен Макналти – лицо сияет прямо как пламя, а когда он проглатывает огонь, и не скажешь, где кончается пламя и начинается человек. И он, похоже, тоже нас увидел и признал детей, которые его отыскали и привели сюда, которые пытались помочь ему и его полюбить, ибо он шире раскинул факелы, будто бы в приветствии, а потом снова выдохнул огонь; выдохнул снова, а потом вдохнул.

53

Если. Если бы Кеннеди или Хрущев отдали в ту ночь приказ пустить ракеты… Если бы какой-нибудь генерал в каком-нибудь подземном бункере, или командир какой-нибудь подводной лодки на самом дне моря, или летчик в каком-нибудь самолете потерял рассудок от напряжения и сам, по своей воле, нажал на кнопку… Если бы забарахлил какой-нибудь примитивный компьютер… если бы корабли, следовавшие на Кубу, так бы и шли на Кубу… Если… если… я бы тогда не сидел здесь, рядом со старой лампой из Лурда, и не писал эту историю. И не осталось бы повести о том, что произошло в Кили-Бей осенью 1962 года. Может, и вовсе бы ничего не осталось, никакого мира, лишь обугленный, изуродованный комок отравленной земли, отравленного воздуха и отравленной воды, и он продолжал бы вращаться в пустоте и тьме космоса. Конец истории. Конец всех историй. Ни меня, ни вас – никого. Но никто не нажал на кнопку. Корабли повернули вспять. Мы сделали шаг назад от ворот ада.

Люди по всему миру вели себя так же, как и мы в нашем маленьком захолустном Кили-Бей. Мы дрожали, трепетали, тряслись от ужаса. Мы кричали: «Нет!» В каких-то местах начались беспорядки, мародерство. Даже неподалеку от нас, в Ньюкасле, были стычки на улицах. В Блайте какие-то подростки подпалили газетный киоск. Но большинство, как и мы, в Кили-Бей, держались вместе, делились едой, старались любить друг друга. Даже те из нас, кто ни во что не верил, возносили молитвы. Мы зажгли костер. Мы перебрасывались шутками, видели сны, плакали, забирались в прошлое и пытались заглянуть в будущее. И все это время на нас смотрели равнодушные звезды, напоминая, какие мы крошечные, какие ничтожные – возможно, мы и вовсе никому не нужны.

И в самом сердце этой последней ночи Макналти выступал бесплатно, не для зрителей. Он не требовал, чтобы на него смотрели, не требовал, чтобы ему платили. Он выдохнул пламя в небо, а потом совершил смертельный поступок: вдохнул его обратно.

Когда мы до него добежали, он уже был мертв. Факелы, будто свечи, перемигивались рядом. Мы встали на колени и услышали, как испуганные голоса выпевают во тьме наши имена: Бобби! Айлса! Дэниел!

Я взмахнул факелом и увидел, как приближаются их силуэты; и вскоре все переместились от пылающего огня к огнеглотателю, лежавшему бездыханно на холодном песке.

Мама закрыла ему глаза.

– Бедняга, – прошептала она.

И прижала меня к себе.

Мы смотрели на тощее, измученное тело, пока факелы не погасли; а я подумал – что, если вскрыть его, увидеть, что там внутри: молчание, тишину, загадочное исчезновение жизни.

Есть, конечно, и другие «если». Если бы в то воскресенье я не пошел с мамой на набережную Ньюкасла… Если бы папа не вспомнил, что произошло по дороге из Бирмы… Если бы Макналти не пришел в Кили-Бей… Если бы мы с Айлсой не пошли в дюны и не привели его… Если. Но все это произошло, и он умер, и эту историю уже не изменишь.

Мы ничего не могли больше сделать. Накрыли его одеялом. Посидели с ним немного. Помолились за то, чтобы он упокоился с миром.

– Простите меня, – прошептал я так тихо, что никто не услышал.

А потом мы вернулись к костру, и сидели вокруг яростно шипящих углей, и ждали, когда настанет конец этой страшной ночи.

54

Сейчас кажется – это было так давно, будто бы в каком-то другом времени, в каком-то другом мире, будто бы во сне. Однако это произошло в нашем мире, со мной и с другими людьми, такими же, как я, такими же, как вы. Это часть истории. Все это сохранилось в записях. А Макналти лежит на маленьком кладбище в Кили-Бей. Простой надгробный камень, а на нам простая краткая надпись: «Макналти. Ум. 1962. Огнеглотатель. Благослови, Господи». И на могиле всегда – букетики цветов.

Дня через два после его смерти мы с папой и мамой сидели за столом. Мы ели рисовый пудинг, поджаристая корочка, а под ней – мягко и сладко. Мы полили его вареньем и развздыхались от такой вкусноты. Тут раздался стук в дверь, оказалось – пришла мисс Бют. Она робко переступила порог, но едва села, глаза так и полыхнули огнем.

– Я не могу оставаться в стороне от этого безобразия, – сказала она, и с этого мига началась еще одна история – о том, как мы с Дэниелом вернулись в школу, и как вместе с нами стала учиться Айлса Спинк, и как она превзошла нас всех и умом, и отвагой.

А когда мисс Бют ушла, как раз Айлса-то и появилась – вся восторг и нетерпение; она вбежала в дверь, выкликая мое имя.

– Бобби! Бобби! Идем скорее, смотри!

Я бросил пудинг, вышел к ней, а она взяла меня за руку и потащила прочь. Мы промчались по берегу, мимо мыса с маяком, через сосняк – к ее дому с его дряхлыми навесами, грудами блестящего угля и ухоженным огородом.

– Смотри! – говорит и указывает в поля, которые спускаются к коперам и лесам вдалеке. – Вон, туда, Бобби. Смотри!

Глаза попривыкли, и я увидел их – двух оленей, самца и самку. Они стояли у ближайшей изгороди из боярышника, ярдах в пятидесяти от нас.

– Я видела, как они пришли через поля, – говорит Айлса. – Уже полчаса стоят и смотрят. – Ухмыльнулась. – Они за сынишкой своим пришли, Бобби.

Мы пошли в сарай, открыли дверь.

– Давай, малыш, – сказала Айлса.

Олененок встал, вышел с нами наружу. Понюхал воздух, прыгнул. Мы повели его к краю огорода.

– Гляди! – говорит ему Айлса. Указывает на оленей. – Это твои мама с папой. Они тебя отыскали. – Рассмеялась. Мы посмотрели вокруг, на бесконечные просторы. – Бог его ведает как, но они тебя отыскали. – Айлса осторожно опустила руки на спину олененка и вывела его за ограду, в поле. – Ступай. Ступай, тебя ждут.

Олененок потрусил через поле к родителям. Обернулся, глянул на нас на прощание.

– Видел, какой он стал сильный? – говорит Айлса. – Теперь-то уж точно переживет зиму.

Мы помахали ему. «До свиданья!» – кричим вслед семейству, которое отправилось к себе домой.

– Иногда, – говорит Айлса, – в мире бывает так замечательно.

Я заглянул ей в глаза.

– Верно, – говорю.