Текст книги "Сотрудник агентства «Континенталь» (Сборник)"
Автор книги: Дэшил Хэммет
Жанр:
Крутой детектив
сообщить о нарушении
Текущая страница: 66 (всего у книги 76 страниц)
Из главного города округа прибыли шериф Фини – багровый толстяк с пышными каштановыми усами – и окружной прокурор Вернон – остролицый, нахрапистый, жадный до славы. Выслушав нас и осмотрев место происшествия, они согласились с мнением Ролли, что Коллинсона убила жена. Их поддержал вернувшийся из Сан-Франциско Дик Коттон – надутый и туповатый человек лет сорока с небольшим, начальник местной полиции. Коронер со своими присяжными пришел к тому же выводу, он порекомендовал следствию обратить внимание на Габриэлу, хотя в вердикте ограничился обычной фразой «убит неизвестным лицом или неизвестными лицами».
Смерть Коллинсона, как установили, произошла между восемью и девятью вечера в пятницу. Никаких ран, кроме полученных при падении, на теле не было. Пистолет, найденный в его комнате, принадлежал ему. Отпечатков пальцев на нем не оказалось. Кое-кто из начальников, видимо, подозревал, что стер их я, но вслух об этом не говорили. Мери Нуньес продолжала настаивать, что сидела из-за простуды дома. Ее слова подтвердила целая куча мексиканцев. Разбить их показания мне не удалось. Следов человека, которого Уидден видел в машине, мы не нашли. Я еще раз, в одиночку, расспросил Бейкеров, но результатов не добился. Жена Коттона, – она работала на почте, – хрупкая, застенчивая, с хорошеньким безвольным личиком и приятными манерами, сказала, что Коллинсон отправил телеграмму рано утром в пятницу. Он пришел бледный, с темными кругами под глазами, воспаленными веками, а руки у него тряслись. Ей показалось, что он пьян, но вином как будто не пахло. Из Сан-Франциско приехали отец и брат погибшего. Отец, Хьюберт Коллинсон, был крупным, спокойным человеком, по виду способным выкачать из лесов Тихоокеанского побережья сколько угодно миллионов. Лоренс Коллинсон оказался копией Эрика, только на год-другой постарше. По-моему, оба они считали Габриэлу виновницей его смерти, но старались скрыть свои мысли.
– Докопайтесь до правды, – сдержанно сказал мне Хьюберт Коллинсон и, таким образом, стал четвертым клиентом, обратившимся в наше агентство по этому делу.
Появился из Сан-Франциско и Мадисон Эндрюс. Мы разговаривали в моем номере. Он сел на стул у окна, отрезал от желтоватой пачки порцию табака, засунул в рот и заявил, что Коллинсон покончил самоубийством.
Примостившись на кровати, я прикурил «Фатиму» и позволил себе не согласиться:
– Если он прыгнул вниз по своей воле, то почему тогда вырван куст?
– Значит, несчастный случай. В темноте ходить по скалам небезопасно.
– Не верю я теперь в несчастные случаи, – сказал я. – Он послал мне SOS. А в его комнате кто-то стрелял.
Эндрюс наклонился вперед. Взгляд стал жестким и внимательным, как у адвоката, ведущего перекрестный допрос:
– Вы считаете, что виновата Габриэла?
Я так не думал.
– Он был убит. Его убили те… Две недели назад я вам сказал, что мы далеко не покончили с этим чертовым «проклятием» и единственный способ с ним покончить – хорошенько разобраться с Храмом.
– Да, помню, – сказал он, чуть ли не фыркая. – Вы выдвинули гипотезу, что между событиями у Холдорнов и смертью ее родителей есть связь. Но что это за связь, вы, по-моему, и сами не знали. Не кажется ли вам, что гипотеза выглядит… скажем… несколько надуманной.
– Вряд ли она надуманная! Убили отца, мачеху, личного врача, мужа – одного за другим, в течение двух месяцев, а служанка угодила в тюрьму. Одни близкие ей люди. Похоже, что работа шла по плану. А если план не выполнен, – я усмехнулся, – то теперь самый близкий Габриэле человек – вы.
– Вздор! – Он был очень раздражен. – О смерти родителей и смерти Риза нам известно буквально все, и никакой связи тут нет. Виновные в убийстве Риза или мертвы, или в тюрьме. Разве я не прав? Так чего разглагольствовать о каких-то связях между преступлениями, когда мы знаем, что их не существует.
– Ничего мы не знаем, – не сдавался я. – Знаем только, что они не обнаружены. Кому может быть выгодно случившееся?
– Насколько мне известно – никому.
– А если она умрет? Кто получит наследство?
– Не знаю. В Англии или Франции есть, кажется, дальние родственники.
– Да, тут нам ничего не светит, – проворчал я. – В любом случае ее саму убить не пытались. Расправляются только с близкими.
Эндрюс угрюмо напомнил мне, что сначала надо найти девушку, а уж потом судить, пытались ее убить или нет и насколько преуспели. Он был прав. Следы Габриэлы обрывались у эвкалипта, в который врезался «крайслер».
Прежде чем он ушел, я дал ему совет:
– Думайте как угодно, но искушать судьбу все же не стоит; этот план, возможно, существует, и, возможно, вы стоите в нем следующим пунктом. Береженого Бог бережет.
Спасибо он не сказал. Лишь язвительно спросил, не советую ли я ему нанять для охраны частного сыщика.
Мадисон Эндрюс предложил награду в тысячу долларов за информацию о местонахождении девушки. Хьюберт Коллинсон добавил такую же сумму и назначил еще две с половиной тысячи за поимку убийцы сына и необходимые улики. Половина населения округа превратилась в ищеек. Куда ни плюнь, всюду бродили, а то и ползали на четвереньках какие-то люди, прочесывая поля, долины, холмы и тропы, в лесу шпиков-любителей было больше, чем деревьев.
Фотографии девушки раздали по рукам и опубликовали в печати. Газеты от Сан-Диего до Ванкувера подняли суматоху, не жалея красок для портретов и заголовков. Более или менее свободные сыщики агентства «Континентал» из Сан-Франциско и Лос-Анджелеса, приехав на охоту в окрестности Кесады, проверяли выезды из городка и расспрашивали людей – все впустую. О результатах поисков трещало радио. На ноги подняли полицию и отделения агентства в других городах.
К понедельнику вся эта суета ничего не принесла. Во второй половине дня я вернулся в Сан-Франциско и пожаловался на неудачи Старику. Он вежливо выслушал, словно я рассказывал не особенно интересную и лично его не касающуюся историю, потом одарил меня обычной, ничего не значащей улыбкой и вместо помощи любезно заявил, что в конце концов я непременно во всем разберусь.
Затем он добавил, что звонил Фицстивен и пытался меня разыскать.
– Видимо, у него к вам важное дело. Он хотел отправиться в Кесаду, но я сказал, что жду вас здесь.
Я набрал номер Фицстивена.
– Приезжайте, – сказал он. – У меня кое-что есть. То ли новая загадка, то ли ключ к старой, – не пойму. Но кое-что есть.
Я поднялся на Ноб-хилл в фуникулере и уже через пятнадцать минут был у него в квартире.
– Ну, докладывайте, – сказал я, когда мы уселись в гостиной среди книжно-газетно-журнальной свалки.
– Габриэлу еще не нашли? – спросил он.
– Нет. Давайте-ка свою загадку. Только без литературщины, без заранее подготовленных кульминаций и прочего. Я для них недостаточно образован – только изжога всегда начинается. Рассказывайте просто и по порядку.
– Вас не переделаешь, – сказал он, пытаясь состроить кислую, разочарованную мину, хотя явно был возбужден. – Кто-то… голос был мужской… позвонил мне по телефону в пятницу ночью, в половине второго. «Фицстивен?» – спрашивает. «Да». Тогда он говорит: «Убил его я». Точные слова, тут я уверен, хотя слышимость была неважная. В трубке трещало, да и голос шел издалека.
Я не знал ни кто это… ни о чем он говорит. «Кого убили? – спрашиваю. – Кто звонит?» Ответа я не понял, уловил только слово «деньги». Он говорил что-то о деньгах, повторил несколько раз, но я расслышал только одно это слово. У меня сидели гости – Маркары, Тед и Сью Ван Слэки, Лора Джойнс с каким-то знакомым. Говорили о литературе. Я собрался ввернуть остроту о Кабелле,[31] 31
Кабелл Джеймс (1879–1958) – американский романист, критик, поэт.
[Закрыть] что он, мол, такой же романтик, как деревянный конь – троянец, и этот пьяный шутник, или кто он там, оказался совсем некстати. Поскольку все равно не было слышно, я бросил трубку и вернулся к гостям.
Мне и в голову не приходило, что в звонке есть смысл, но вчера утром я прочел о смерти Коллинсона. Я был у Коулманов в Россе. Все-таки разыскал их и нагрянул в субботу на выходные. – Фицстивен улыбнулся. – Ралф сегодня явно радовался моему отъезду. – Он снова стал серьезным. – Даже узнав о Коллинсоне, я все еще не был убежден, что звонок важный. Дурацкая шутка, и все. Конечно, я бы в любом случае вам рассказал. Но вот, взгляните – нашел в почтовом ящике, когда приехал.
Он вытащил из кармана конверт и бросил мне. Дешевый белый конверт, какие продаются повсюду. Уголки грязные и загнутые, словно его долго таскали в кармане. Имя и адрес Фицстивена нацарапаны печатными буквами, твердым карандашом, и писала их неумелая рука – а может быть, автор просто хотел сойти за малограмотного. Судя по штемпелю, письмо было отправлено из Сан-Франциско в субботу в девять утра. Внутри лежал замусоленный клочок оберточной бумаги с одним предложением, выписанным тем же карандашом и тем же дрянным почерком:
ТОТ КОМУ НУЖНА МИССИС КАРТЕР МОЖЕТ ВЫКУПИТЬ ЕЕ ЗА 10 000 ДОЛЛАРОВ.
Ни даты, ни подписи, ни привета.
– Габриэлу видели в машине, одну, около семи утра в субботу, – сказал я. – Письмо же опустили в городе почти за сто тридцать километров от Кесады, и раз на штемпеле стоит девять часов, оно оказалось в ящике к первой выемке. Есть над чем поломать голову. И уже совсем странно, что оно адресовано не Эндрюсу, который ведет ее дела, не богатому свекру, а вам.
– И странно и нет, – ответил Фицстивен. Его худое лицо было возбуждено. – Кое-что можно объяснить. Кесаду порекомендовал Коллинсону я, так как жил там два месяца прошлой весной, когда заканчивал «Стену Ашдода»; дал я ему и записку, на визитной карточке, для Ролли – он отец помощника шерифа и торгует недвижимостью. Но представил я Коллинсона как Эрика Картера. Местный житель может не знать, что его жена – Габриэла Коллинсон, урожденная Леггет. В таком случае у него нет возможности связаться с ее родней, разве что через меня. Письмо и адресовано мне, но чтобы его передали заинтересованным лицам, оно начинается «тот кому…».
– Письмо, конечно, мог послать местный, – медленно произнес я. – Или похититель хочет выдать себя за местного и делает вид, что не знаком с Коллинсонами.
– Верно. Насколько я знаю, ни у кого из местных моего городского адреса нет.
– А у Ролли?
– Если только узнал его от Коллинсона, записку я начеркал на обороте карточки.
– О звонке или о письме вы кому-нибудь рассказывали? – спросил я.
– Звонок упомянул при гостях ночью в пятницу – тогда я еще думал, что это шутка или ошибка. А письмо не показывал никому. Даже сомневался, стоит ли вообще показывать, и сейчас сомневаюсь. Меня что, будут теребить?
– Конечно. Но зачем расстраиваться? Вы же не любите узнавать о трагедиях по чужим рассказам. А пока мне нужны адреса ваших гостей. Если и они и Коулманы подтвердят, что вы находились с ними в пятницу и субботу, ничего страшного вам не грозит, хотя допроса с пристрастием в Кесаде не избежать.
– Отправимся туда сейчас?
– Я еду вечером. Встретимся утром в гостинице «Сансет». У меня как раз будет время потолковать с властями, чтобы они не засунули вас в каталажку прямо с дороги.
Я вернулся в агентство и позвонил в Кесаду. Поймать Вернона и шерифа не удалось, говорил я с Коттоном. Я передал ему полученную от Фицстивена информацию и пообещал утром привезти романиста на допрос.
Полицейский сказал мне, что поиски девушки идут пока безрезультатно. По сообщениям, ее видели – почти в одно и то же время – в Лос-Анджелесе, Юрике, Карсон-Сити, Денвере, Портленде, Тихуане, Огдене, Сан-Хосе, Ванкувере, Портервилле и на Гавайях. Все звонки, кроме самых идиотских, проверяются.
В телефонной компании мне дали справку, что звонок Фицстивену в ночь с пятницы на субботу был не междугородный, а из Кесады в Сан-Франциско в это время вообще никто не звонил.
Перед уходом из агентства я снова заглянул к Старику и попросил его убедить окружного прокурора, чтобы Аронию Холдорн и Тома Финка выпустили под залог.
– В тюрьме от них мало проку, – объяснил я. – А на свободе, если за ними последить, они, глядишь, на что-нибудь нас выведут. Прокурор, думаю, не станет возражать, у него все равно не выйдет предъявить им обвинение в убийстве.
Старик обещал похлопотать, а в случае их освобождения – отрядить людей для слежки.
Я отправился в контору Мадисона Эндрюса. Когда я рассказал ему о звонке, о письме и затем объяснил, что все это может значить, адвокат потряс седой шевелюрой и сказал:
– Верны ваши объяснения или нет – не знаю, но окружным властям придется бросить версию, будто Коллинсона убила Габриэла.
Я с сомнением покачал головой.
– В чем дело? – спросил он, вспыхивая.
– Наверняка решат, – предсказал я, – что письмо специально состряпано, чтобы ее выгородить.
– Вы так думаете? – На скулах у него заиграли желваки, а косматые брови поползли вниз, на глаза.
– Может, и не решат. Ведь если это уловка, то слишком уж наивная.
– Какая там уловка! – заговорил он на повышенных тонах. – Хватит чепухи. Никто из нас и не знал в то время об убийстве. Даже тело еще не успели найти…
– Конечно, – согласился я. – Поэтому-то, если письмо окажется липой, Габриэле несдобровать.
– Ничего не понимаю, – сказал он досадливо. – То вы утверждаете, что девушку кто-то преследует, то говорите о ней как об убийце. А что вы на самом деле думаете?
– Ни то, ни другое не исключено, – сказал я с не меньшей досадой. – И какое имеет значение, что думаю я? Решать будет суд присяжных, когда ее найдут. Проблема сейчас в другом: если письмо настоящее, то как вы поглядите на десять тысяч выкупа?
– Никак. Увеличу награду тем, кто ее отыщет, и назначу награду за арест похитителя.
– Неверный ход, – сказал я. – Награда и так уже обещана. Единственный способ улаживать дела с похитителями – соглашаться на их требования. Мне это и самому не по душе, но другого способа нет. Даже если он не зверь, страх, неуверенность, нервы, разочарование могут в любой момент превратить его в опасного маньяка. Сначала выкупите девушку, а уж потом начинайте драку. Требуют платить – плати сколько требуют.
С тревогой в глазах, но упрямо выпятив челюсть, он подергал себя за лохматые усы. Победила челюсть.
– Будь я проклят, если дам хоть доллар.
– Ваше дело. – Я встал и потянулся за шляпой. Моя задача – найти убийцу Коллинсона, а гибель девушки скорей всего мне только поможет.
Он не ответил.
Я пошел в контору Коллинсона-старшего. На месте его не оказалось, и я рассказал обо всем Лоренсу.
– Уговорите отца дать деньги, – закончил я. – Они должны быть готовы к тому времени, как похититель пришлет инструкцию.
– Отца не надо уговаривать, – сказал он не задумываясь. – Чтобы обеспечить ей безопасность, мы заплатим сколько угодно.
16. Ночная охотаЯ сел в поезд, уходивший на юг в пять двадцать пять. В семь тридцать мне пришлось сойти в Постоне, пыльном городке раза в два больше Кесады, и в одиночестве полчаса трястись до места на обшарпанном автобусе. Когда я вылезал у гостиницы, зарядил дождь.
Из здания почты навстречу мне вышел Джек Сантос, журналист из Сан-Франциско.
– Привет. Есть что-нибудь новенькое? – спросил он.
– Возможно. Но сначала надо рассказать Вернону.
– Он у себя в номере, по крайней мере, был там десять минут назад. Кто-то получил письмо с требованием выкупа? Правильно?
– Да. Он уже успел сообщить?
– Начал Коттон, но Вернон ему помешал – сказал, что это пока не для печати.
– Почему?
– Единственная причина – сведения давал нам не он, а Коттон. – Уголки тонких губ Сантоса поползли вниз. – У них, у Вернона, Финн и Коттона, соревнование – чье имя и фото будут чаще мелькать в газетах.
– Чем-нибудь еще они занимаются?
– Когда? – спросил он с презрением. – Каждый тратит по десять часов в день, чтобы попасть на первую страницу, еще по десять – на то, чтобы туда не попал соперник, но ведь и спать еще нужно.
В гостинице я буркнул репортерам: «Ничего нового», снова оформил себе комнату, забросил в нее саквояж и пошел через холл к номеру 204. Дверь мне открыл Вернон. Он сидел один и занимался газетами, бело-зелено-розовой грудой валявшимися на кровати. Комната была сизой от сигарного дыма.
Тридцатилетний прокурор считал себя удачливым; у него были темные глаза, подбородок он выпячивал вперед, чтобы тот казался решительнее, чем на самом деле, и при разговоре выставлял напоказ зубы. Бодро пожав мне руку, он сказал:
– Рад, что вы вернулись. Заходите. Садитесь. Ничего нового нет?
– Коттон передал вам мои сведения?
– Да. – Красуясь передо мной, Вернон широко расставил ноги и засунул руки в карманы. – Насколько важными и подлинными вы их считаете?
– Я посоветовал Эндрюсу приготовить деньги. Он отказался. Их дадут Коллинсоны.
– Конечно, дадут, – сказал он таким тоном, будто я выдвинул гипотезу, а он ее подтвердил. – Дальше. – Он растянул губы, чтобы показать побольше зубов.
– Вот возьмите. – Я протянул ему письмо. – Фицстивен приедет сюда утром.
Решительно кивнув, он поднес письмо поближе к свету и с тщательностью осмотрел конверт и содержимое. Затем небрежно бросил все на стол.
– Явная фальшивка, – сказал он. – Что точно рассказал этот Фицстивен… так, кажется, его зовут?
Я передал рассказ Фицстивена слово в слово. Вернон лязгнул зубами, подошел к телефону и велел передать Финн, что он, мистер Вернон, окружной прокурор, желает его немедленно видеть. Через десять минут, вытирая с пышных каштановых усов капли дождя, в номер вошел шериф.
Вернон ткнул в его сторону пальцем и приказал мне:
– Расскажите теперь ему.
Я повторил рассказ Фицстивена. Шериф слушал напряженно, даже запыхтел, а его багровое лицо посинело. Когда я закончил, окружной прокурор прищелкнул пальцами:
– Отлично. Этот Фицстивен утверждает, что во время звонка у него в квартире находились гости. Шериф, запишите имена. Он утверждает, что на выходные поехал в Росс к… как его там… Ралфу Коулману. Отлично. Проследите, чтобы все было проверено. Надо выяснить, сколько правды в его словах.
Я дал Финн полученные от Фицстивена имена и адреса. Он записал их на обратной стороне квитанции из прачечной и, пыхтя, вышел, чтобы запустить на полные обороты окружную машину расследования.
У Вернона ко мне больше ничего не было. Я оставил его наслаждаться газетами и спустился на первый этаж. Женоподобный ночной портье поманил меня к стойке и сказал:
– Мистер Сантос просил передать, что у него сегодня играют.
Я поблагодарил и поднялся в номер к Сантосу. Кроме хозяина, там сидели еще три охотника за новостями и фотограф. Играли в покер. К половине первого, когда я выигрывал шестнадцать долларов, меня позвали к телефону. В трубке нахраписто зазвучал голос окружного прокурора:
– Зайдите ко мне как можно скорее.
– Иду.
Я взял пальто и шляпу.
– Расплатимся, – сказал я Сантосу. – Важный звонок. Мне всегда звонят, когда я выигрываю.
– Вернон? – сказал он, пересчитывая мои фишки.
– Да.
– Дело вряд ли серьезное, – усмехнулся он. – Иначе он вызвал бы Реда. – Сантос кивнул в сторону фотографа. – Чтобы читатели утренних газет могли полюбоваться, как он дает интервью.
У окружного прокурора собрались Коттон, Финн и Ролли. Коттон – среднего роста, с круглым, туповатым лицом и ямочкой на подбородке – стоял посреди комнаты в черных резиновых сапогах, плаще и шляпе, весь мокрый и перепачканный. Его круглые глаза самодовольно поблескивали. Фини, оседлав стул, мрачно пощипывал усы. Рядом с вялым добродушием разминал сигарету Ролли.
Вернон закрыл за мной дверь и раздраженно сказал:
– Коттон считает, что кое-что выяснил. Он считает…
Выпятив грудь, Коттон сделал шаг вперед и перебил его:
– Ничего я не считаю. Я точно знаю, что…
Вернон резко щелкнул пальцами между моим носом и носом полицейского и так же резко отчеканил:
– Ладно. Пойдем посмотрим.
Я заскочил к себе за плащом, пистолетом и фонариком. Мы вышли на улицу и влезли в заляпанную грязью машину. За руль сел Коттон. Рядом с ним Вернон. Остальные устроились на заднем сиденье. Дождь хлестал по брезентовой крыше, просачиваясь в щели.
– Черт! Лучшей ночки гоняться за призраками и не придумаешь, – проворчал шериф, пытаясь увернуться от капель.
– Зря Дик полез не в свое дело, – согласился Ролли. – Раз это не в Кесаде, то и нечего лезть. Не его забота.
– Лучше бы следил, что творится под носом, тогда не пришлось бы рыскать по берегу, – сказал Фини, и они с помощником в унисон хихикнули.
Смысл их разговора до меня не дошел.
– А что он затеял? – спросил я.
– Пустое, – сказал шериф. – Сами скоро убедитесь. Господи, я ему все начистоту выложу. Одного не пойму – как Вернон-то мог клюнуть?
Я опять ничего не понял и посмотрел в щель между занавесками. Темнота и дождь мешали любоваться пейзажем, но мне показалось, что мы направляемся куда-то по восточному шоссе. Поездка была гнусная – мокро, шумно, тряско. Остановились мы в таком же темном, мокром и грязном месте, какие только что проезжали.
Коттон погасил фары и выбрался из машины, мы – за ним, скользя и утопая по щиколотку в мокрой глине.
– Черт! Это уж слишком! – пожаловался шериф.
Вернон хотел что-то сказать, но полицейский уже шагал по дороге. Мы потащились следом, не видя друг друга, держась вместе на слух – по чавканью грязи под ботинками. Было темно.
Вскоре мы свернули с дороги и перелезли через высокую проволочную ограду; грязь под ногами сменилась скользкой травой. Потом стали взбираться на холм. Дождь хлестал прямо в лицо. Шериф задыхался. Я взмок. Добредя до вершины, мы пошли вниз; где-то впереди бились о скалы волны. Спуск сделался круче, трава все чаще уступала место валунам. Коттон поскользнулся и упал на колени, об него споткнулся Вернон, но удержал равновесие, схватившись за меня. Пыхтение шерифа походило уже на стон. Мы повернули налево и двинулись гуськом по кромке прибоя. Потом еще раз забрали влево, поднялись вдоль склона и остановились под навесом – деревянной крышей, подпертой десятками столбов. Впереди на фоне почти черного неба черным пятном маячил дом.
– Подождите, гляну, здесь ли его машина, – шепнул Коттон и ушел.
Шериф громко перевел дух и пробурчал:
– Пропади они пропадом, эти экскурсии.
Ролли вздохнул.
Начальник полиции вернулся радостный.
– На месте ее нет, значит – уехал, – сказал он. – Пошли, там хоть не так сыро.
По грязной тропе, вьющейся среди кустов, мы зашагали к черному ходу. Пока Коттон влезал через окно в дом и открывал дверь, нам пришлось ждать на крыльце. Фонари, которые наконец были включены, осветили маленькую опрятную кухню. Мы вошли, оставляя за собой грязные следы.
Из нас только Коттон проявлял энтузиазм. Его лицо, от лба до ямочки на подбородке, напоминало лицо конферансье, который приготовил для публики замечательный сюрприз. Вернон поглядывал на него скептически, Финн – с отвращением, Ролли – равнодушно, а я – поскольку мне было невдомек, зачем мы пришли сюда, – наверное, с любопытством.
Оказалось, что мы пришли обыскивать дом. Но занимался делом лишь Коттон, другие в основном делали вид, что помогают ему. Дом был маленький. На первом этаже к кухне примыкала всего одна комната, и еще одна – неотделанная спальня – находилась на втором. По счетам от бакалейщика и налоговой квитанции в ящике стола я узнал, что дом принадлежит Харви Уиддену. Это был тот самый дюжий, медлительный человек, который видел в «крайслере» с Габриэлой Леггет неизвестного.
Внизу мы ничего интересного не обнаружили и поднялись на второй этаж. Через десять минут там кое-что нашлось. Ролли вытащил это кое-что из-под матраса. Небольшой плоский сверток в белом льняном полотенце.
Коттон опустил конец матраса – он его держал, чтобы Ролли было удобнее шарить, – и мы столпились вокруг них. Вернон взял у помощника шерифа сверток и развернул на кровати. Там оказалась пачка шпилек, кружевной платочек, серебряная щетка для волос, гребень с гравировкой «Г. Д. Л.» и пара черных лайковых перчаток, маленьких, явно женских.
Я был изумлен больше других.
– Г. Д. Л., – сказал я, чтобы хоть что-то сказать, – это видимо, Габриэла, среднюю букву не знаю, Леггет. Девичья фамилия миссис Коллинсон.
– Вы правы. Так оно и есть, – с торжеством сказал Коттон.
В дверях раздался хриплый бас:
– Где ордер на обыск? А если его нет, какого черта вы здесь делаете? Это называется кража со взломом, сами прекрасно знаете.
В дверях стоял Харви Уидден. Его массивная фигура в желтом макинтоше загородила весь проем. Тяжелое лицо было хмурым, злым.
– Уидден… – начал Вернон.
– Это он… – завопил начальник участка и, откинув полу плаща, выхватил пистолет.
Он выстрелил, но я успел толкнуть его под руку. Пуля ушла в стену.
Злость на лице Уиддена сменилась удивлением. Он отскочил назад и бросился вниз по лестнице. Коттон, пошатнувшийся от толчка, выпрямился, обругал меня и побежал за Уидденом. Вернон, Фини и Ролли молча смотрели им вслед.
– Люблю спортивные игры, – сказал я. – Но пока ничего не понимаю. Что происходит?
Никто не ответил.
– Эта щетка и гребень, – продолжал я, – лежали на столе миссис Коллинсон, когда мы с Ролли обыскивали ее дом.
Не отрывая взгляда от дверей, помощник шерифа неуверенно кивнул. Никакого шума с улицы не доносилось.
– У Коттона что, особые причины гадить Уиддену? – спросил я.
– Друзьями их не назовешь, – ответил шериф. (Я и сам это понял.) – Что будем делать, Вернон?
Окружной прокурор отвел глаза от двери, завернул вещи снова в полотенце и сунул сверток в карман.
– Пошли, – резко бросил он и затопал вниз по лестнице.
Парадная дверь была настежь. Коттона и Уиддена не было ни слышно, ни видно. У ворот под дождем мокнул «форд» Уиддена. Мы влезли в него. Вернон сел за руль и повел машину к дому в бухте. Там мы долго стучали в дверь; наконец ее открыл старик в заношенном белье – шериф оставил его сторожем.
Коттон, как рассказал нам старик, приходил сюда в восемь часов вечера, чтобы снова осмотреть дом. А с какой стати он, сторож, должен следить за начальником полиции? В общем, Коттону никто не мешал, но тот вроде бы ничего из имущества не взял, хотя кто его там знает.
Вернон и Финн устроили старику взбучку, и мы поехали назад в Кесаду.
На заднем сиденье рядом со мной сидел Ролли.
– Что собой представляет этот Уидден? – спросил я его. – И что нужно от него Коттону?
– Ну, во-первых, у Харви дурная репутация – был замешан в контрабанде ромом, когда она здесь процветала, да и вообще время от времени влипает в истории.
– Понятно. А во-вторых?
Помощник шерифа нахмурился, запнулся, подыскивая слова, но тут машина остановилась на углу темной улицы у обвитого виноградной лозой коттеджа. Окружной прокурор повел нас на крыльцо и позвонил.
Через некоторое время сверху донесся женский голос:
– Кто там?
Чтобы увидеть его владелицу, нам пришлось спуститься на нижние ступеньки – у окна на втором этаже стояла миссис Коттон.
– Дик не вернулся? – спросил ее окружной прокурор.
– Нет еще, мистер Вернон. Я уже беспокоюсь. Секундочку, я вам открою.
– Не надо, – сказал он. – Мы торопимся. Увижусь с ним утром.
– Ради Бога, подождите, – попросила она и исчезла в доме.
Через несколько секунд парадная дверь открылась. Голубые глаза миссис Коттон казались темными, она волновалась. На ней был розовый купальный халат.
– Не стоило трудиться, – сказал окружной прокурор, когда мы вошли в прихожую. – Ничего особенного. Мы с ним разминулись, и я просто хотел узнать, не вернулся ли он домой. Все в порядке.
– Он… Ее пальцы теребили складки халата на плоской груди. – Он не… не за Харви охотится… Харви Уидденом?
– Да, – сказал Вернон, не глядя на нее, и на этот раз даже не оскалил зубы. Фини и Ролли тоже держались натянуто.
Щеки миссис Коттон залила краска. Нижняя губа дрожала, мешая говорить:
– Не верьте ему, мистер Вернон. Ни единому слову не верьте. Харви не имеет никакого касательства к Коллинсонам, ни к ней, ни к нему. Дик хочет его оговорить. А Харви тут ни при чем.
Вернон смотрел себе под ноги и молчал. Фини и Ролли мрачно разглядывали через открытую дверь прихожей дождливую темень. Никто не открывал рта.
– Ни при чем? – Я вложил в вопрос куда больше сомнений, чем у меня было на самом деле.
– Да! – крикнула она, поворачиваясь ко мне. – Он просто не мог. Не имел возможности. – Лицо ее побледнело, в глазах появилась безысходность. – В ту ночь он был у меня… всю ночь… с семи вечера и до рассвета.
– А где находился муж?
– В городе, у матери.
– Дайте мне адрес.
Она сказала адрес на Ной-стрит.
– А кто-нибудь…
– Хватит, пошли, – вмешался шериф, все еще не отрывая глаз от дождя. – Вам что, мало?
Миссис Коттон снова повернулась к окружному прокурору и вцепилась ему в рукав.
– Не рассказывайте никому, мистер Вернон, ладно? – взмолилась она. – Не знаю, что сделаю, если все раскроется. Вам-то я должна была сказать, чтобы он не свалил вину на Харви. Пожалуйста, никому не рассказывайте, очень прошу.
Окружной прокурор дал клятву, что ни при каких обстоятельствах ни один из нас не проговорится, а шериф с помощником, покраснев, энергично закивали.
Но когда мы сели в машину, они забыли про смущение и снова превратились в полицейских ищеек. Через десять минут эти ищейки уже рассудили, что в пятницу вечером Коттон ни к какой матери в Сан-Франциско не поехал, а остался здесь, убил Коллинсона, потом скатал в город, чтобы позвонить Фицстивену и опустить письмо, вернулся и похитил Габриэлу; и с самого начала он фабриковал улики против Уиддена, с которым давно был не в ладах, так как подозревал его в связи с женой, о чем, кстати, вся Кесада давно знала.
Шериф, чье благородство только что помешало мне расспросить миссис Коттон поподробнее, теперь ржал, тряся пузом.
– Дела! – хохотал он. – Дик мухлюет с уликами, а Харви добывает себе алиби в его постели. Ну и физиономия у него будет, когда мы это выложим. Давайте отыщем его прямо сейчас.
– Не торопитесь, – посоветовал я. – Сначала выясним про поездку в Сан-Франциско. С нас не убудет. Пока против него есть только одно: попытка ложно обвинить Уиддена. Убийца и похититель вряд ли наделал бы столько глупостей.
Финн нахмурился и стал защищать свою версию:
– А может, ему больше всего на свете хотелось подложить свинью Харви?
– Все может быть, – сказал я. – Но лучше сейчас его не трогать и посмотреть, что он выкинет.
Финн был против. Ему не терпелось тут же сцапать начальника полиции, но Вернон нехотя поддержал меня. Мы высадили Ролли у его дома и вернулись в гостиницу.
В номере я заказал разговор со своим агентством в Сан-Франциско. Пока я ждал звонка, в дверь постучали. На пороге стоял Джек Сантос в пижаме, халате и тапочках.
– Хорошо прокатились? – спросил он, позевывая.
– Отлично.
– Что-нибудь свеженькое привезли?
– Только по секрету, не для печати: Коттон решил свалить вину на любовника жены и уже сфабриковал улики. А остальные большие люди думают, что Коттон как раз сам и провернул все дела.
