Текст книги "Закрытый клуб"

Автор книги: Дэнни Тоби

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц)

– Миссис Рейд? – Бернини с любопытством смотрел на актрису.

– Да? – прошептала та.

Дафна наклонила голову набок, как бы в замешательстве.

– Миссис Рейд, для протокола: вы утверждаете, что муж считается добрым и нежным, если хватает жену за плечи и с силой трясет ее?

– Да. Нет. Не знаю.

– Пожалуйста, ответьте на мой вопрос. Да или нет?

– Нет, – тихо ответила актриса.

– Итак, мы не можем называть мужа добрым и нежным, если он хватает свою жену за плечи и с силой трясет ее. Миссис Рейд, извините, но я вынуждена спросить: мистер Рейд когда-либо тряс вас за плечи?

Миссис Рейд покачала головой, но не в знак подтверждения или возражения, а словно отмахиваясь от вопроса. Найджел и Джон смотрели прямо перед собой, не выдавая своих чувств.

– Да, – сказала она наконец.

– Благодарю вас за честность, – мягко проговорила Дафна. – Это было в тот вечер, когда в компании вашего мужа состоялся корпоративный ужин, не так ли?

– Да.

– Вы думали, что находитесь в гардеробной одни?

– Да, – ответила миссис Рейд, тихо всхлипывая.

– Вас удивит, если вы узнаете, что Артур Уилли, гардеробщик, дежуривший в тот вечер, видел вас двоих дерущимися?

– Я никого постороннего не заметила.

– Ваш муж кричал, не правда ли?

– Да.

– Он схватил вас за руки повыше локтя, верно?

– Да.

– Он тряс вас и при этом кричал, не так ли?

– Да. – Слезы потекли по щекам миссис Рейд.

Дафна подалась к ней, как священник или сокамерник.

– Из-за чего вы подрались в тот вечер?

– Не помню.

– Кто-то из вас совершил супружескую неверность?

– Нет.

– У вас были финансовые проблемы?

– Нет.

– Повод должен быть серьезным. Вы наверняка помните.

Миссис Рейд покачала головой, словно надеясь, что вопрос позабудется. Потом ответила:

– Нет.

– Значит, муж схватил вас и тряс из-за такого пустяка, что вы и не помните?

– Этот вопрос уже задан, и ответ на него получен! – крикнул Найджел.

– Поддерживаю.

Дафна мягко обратилась к миссис Рейд, игнорируя Найджела и не обращая внимания на реплику судьи:

– Всего один вопрос, и мы закончим.

Дафна сделала печальное лицо, словно ей трудно было даже спрашивать об этом.

– Произошла ли та ссора до или после увечья мистера Рейда, когда кусок металла попал ему в голову?

Возникла тяжелая пауза.

– До, – ответила миссис Рейд так тихо, что ее почти не было слышно.

Джон подошел к миссис Рейд и дружелюбно улыбнулся. Он посмотрел на жюри все понимающими глазами, потирая шею сзади широкой ладонью и словно говоря: «С этой женщиной обошлись недостойно, она заслуживает лучшего».

– Миссис Рейд, сколько лет вы с Арнольдом женаты?

– Двадцать.

– У вас были мужчины до Арнольда?

– Да.

– Вы ссорились с ними чаще или реже, чем с Арнольдом?

– Пожалуй, чаще. С Арнольдом мы ссорились вовсе не так много.

– Но иногда ссорились, правда?

– Конечно. Мы же прожили вместе двадцать лет!

Джон Пристыженно улыбнулся, словно говоря: «Вы правы, мадам, это был дурацкий вопрос». Он давал время аудитории осознать ответ свидетельницы.

– В тот вечер, о котором только что шла речь, вы обратились в полицию?

– Нет, – озадаченно сказала она.

– Кто отвез вас домой в ту ночь?

– Муж.

– Вы обращались в больницу?

– Нет…

– У вас остались синяки?

– Нет, – изумленно ответила она, словно растерявшись, уж не переметнулся ли Андерсон на сторону обвинения.

– Вы удивлены этими вопросами?

– Пожалуй, да.

– Почему?

– Да потому, что все было не так. Какая полиция, какие синяки? Он не так уж сильно меня и схватил. Мы ссорились, и он, ну, вы понимаете, придержал меня. Мне не было больно. Арнольд всего лишь вспылил, мы же ссорились.

– Вы испугались?

– Наоборот, я просто писала кипятком.

Двое присяжных засмеялись.

– Миссис Рейд, мы только что много наслушались об этой ссоре. Кроме того вечера, Арнольд когда-либо поднимал на вас руку в гневе?

– Нет, никогда.

– Он когда-либо бил вас, толкал, применял иные формы физического насилия?

– Никогда, – сказала она. – Он был нежным человеком. И с нашими детьми тоже. Он был очень хорошим.

– Значит, за двадцать лет брака крупная ссора произошла между вами единственный раз?

– Протест, наводящий вопрос.

– Снимаю. Миссис Рейд, как вы считаете, человека надо судить по двадцати годам брака или по одному вечеру?

– Протест, подсказка аргументов.

– Поддерживаю.

– Миссис Рейд, до этой ссоры Арнольд когда-нибудь совершал поступок, позволяющий предположить, что он способен причинить вред другому человеку?

Миссис Рейд выпрямилась на своем стуле и в упор посмотрела на членов жюри:

– Никогда за тысячу лет.

Глава 12

Инсценированные процессы изначально сводятся к ничьей: ты играешь с заранее известными фактами. Наши свидетели заявляли, что Арнольд – придурок. Свидетели защиты утверждали, что он святой. Наш эксперт-свидетель, ординатор психиатрического отделения университетской больницы, подтвердил, что для объяснения данного убийства не нужен никакой осколок в голове. Бывают моменты, когда взрывается самый тишайший и милейший человек. Причем худшего следует ожидать как раз от тишайших и милейших.

Но когда в свидетельское кресло уселась эксперт защиты, у меня остановилось сердце. Я узнал ее в ту же секунду, несмотря на строгий костюм и аккуратный конский хвост. Новыми для меня стали очки – интеллигентные, с узкими линзами в тонкой медной оправе. Она была умело подкрашена, и запах ее духов заставил меня вспомнить о промозглой ночи, разорвавшемся пакете, раскатившихся апельсинах, признании при луне и милом, добром лице, залитом слезами.

Звали ее, как оказалось, Сара Кейси.

Ее квалификацию признавали безупречной. Наш псевдоэксперт был авторитетным специалистом по расстройствам личности. Их – талантливым нейрохирургом, способным водить экскурсии по мозгу: разрежьте здесь, и получите ярость; ткните сюда, и получите потерю контроля над собой. Она была терпеливой и четкой, скромной, но уверенной. Она улыбалась и шутила. Она рассказала нам о солдатах с повреждениями мозга, возвращавшихся домой совершенно другими людьми, будто одержимыми. Она даже научно назвала это явление – травматическое повреждение мозга, ТПМ, а ведь стоит дать чему-то научное определение, как оно становится реальным. К концу ее выступления казалось очевидным, что только травма заставила Арнольда действовать вопреки побуждениям ума и сердца.

Не думаю, что она узнала меня, пока судья не спросил, готов ли штат к перекрестному допросу.

– Допрашивать будешь ты, – шепнул я Дафне.

– Что?!

– Я с ней знаком, – сказал я.

– Ты работал над этой частью. Ты подготовлен. Начинай.

– Я с ней знаком!

– А мне все равно!

– Готов ли штат начать допрос? – раздраженно повторил судья.

Встав, я ответил:

– Да, ваша честь.

Сара поглядела на меня. Ее лицо выражало озадаченность («Где я его видела?»), сменившуюся узнаванием, затем она сразу вспомнила наш разговор, и в глазах плеснулся острый, мучительный страх.

– Доктор Кейси, – начал я неожиданно высоким голосом. – Вы знали подсудимого до происшествия?

– Нет, – тихо ответила она.

– Вы говорили с людьми, которые знали его до происшествия?

– Нет.

– Значит, вы не можете с полной уверенностью утверждать, что личность подсудимого совершенно изменилась?

– Нет, не могу.

Мне следовало сразу перейти к следующему вопросу, но я замялся, и свидетельница продолжила:

– Но утверждаю со всей уверенностью, как специалист, что такая травма мозга, как у мистера Рейда, ассоциируется с изменением личности.

Мысленно чертыхнувшись, я приказал себе сосредоточиться.

– Ассоциируется. Понятно. Но наверняка вы не можете утверждать?

– Нет.

Хорошо. Теперь вперед.

– А возможно ли, получив травму мозга, не измениться как личность?

– Конечно.

– Возможно ли притвориться личностно изменившимся после травмы мозга?

– Протест!

– Перефразирую, ваша честь. Если кто-то утверждает, что изменился как личность, есть ли способ это проверить?

– В данном случае – нет. – «Дальше… Не теряй темпа… Что дальше?» – Но, – продолжала она, – если человек перенес повреждение мозга и у него произошли личностные изменения, можно задать вопрос, связаны ли эти два явления. В данном случае – связаны.

Черт!

– Понятно, – протянул я, делая вид, будто только что выиграл очко. Притвориться не получилось. Я ничего не выиграл. Я лажал, я проигрывал! – Почему вы пришли сюда сегодня? – спросил я. Не иначе на меня нашло помрачение. Во-первых, вопрос получился открытым, то есть я давал возможность свидетелю противной стороны произнести целую речь. Но это еще не все. Вопрос был безумным, потому что я спрашивал не для пользы дела, которое вел. Я спрашивал для себя.

Сара Кейси встретилась со мной понимающим взглядом.

– Честно говоря, – сказала она, – меня заинтересовало объявление. Я все время провожу в клинике, а процесс показался мне хорошим шансом выбраться на часок и побыть в иной роли.

И тогда я прочел это в ее глазах. Глубоко в душе Сары жила жажда разоблачения. Сознательно или нет, страдающая от чувства вины часть мозга привела Сару Кейси сюда. Она решила пойти на риск и совершить профессиональное самоубийство. Фрейд называл это инстинктом смерти. Эдгар По говорил, что это «бес под руку подталкивает». Теперь я знал ответ на вопрос, который задал ей в ту ночь. Сара Кейси не могла жить ни во лжи, ни без нее, поэтому и представила себя на суд. И в долю секунды я понял, как выиграть процесс, если дам волю своим низменным инстинктам.

– Понятно, – сказал я, на этот раз даже не притворяясь, что все вдет в соответствии с моим тайным планом.

И осознал, что голова совершенно пуста.

Я стоял перед молчащей аудиторией. Люди на местах начали двигаться. Я боялся поднять глаза на Бернини. Где-то кто-то кашлянул – раз, другой.

Я отчего-то тянул.

– Одну минуту, пожалуйста, господа судьи.

Я подошел к нашему столу и постоял, делая вид, что перебираю свои бумаги. Дафна, привстав, прошипела мне на ухо:

– Ты что там крутишь, мать твою?!

Я глубокомысленно кивнул в расчете на присяжных, словно получил бесценную информацию.

– Слушай меня очень внимательно, – чуть слышно шептала Дафна. – Ты не запорешь это дело. Я тебе не позволю. Что с тобой? Не можешь допросить девчонку? Думаешь, она не вынесет этого? Не оскорбляй ни ее, ни меня. Слабак, иди яйца сначала отрасти!

Я притворился, будто записываю что-то важное, но на самом деле написал: «Пошла на хрен» – и подчеркнул.

И отошел от стола.

– Вы пришли свидетельствовать на стороне защиты, доктор Кейси?

Я произнес слово «доктор» как нечто двусмысленное и грязное.

– Да.

– Они заплатят вам за показания, не правда ли?

– Нет, сэр, мне заплатят за мое время. Показания мои собственные.

Черт! Старый как мир трюк, и она выполнила его безупречно. Найджел и Джон хорошо ее натаскали, будь они тоже неладны.

Я посмотрел на Сару в свидетельском кресле. Я не хотел ее оскорблять. Она доверилась мне. Она нравилась мне. Может, даже больше, чем просто нравилась.

«Не хочу так поступать, – подумал я. – Не буду делать это, и все».

Впереди маячила ничья. Несколько недель бессонных ночей, бесконечных ходатайств, забытых обедов-ужинов, ночных кошмаров, беготни в мужской туалет, потому что меня рвало от волнения. Я уже месяц не звонил родителям. Я не встречался с девушками, не посмотрел ни одного фильма, даже кружки пива не выпил. Я был так уверен, что это верный способ попасть в V&D – удача, превзошедшая самые смелые мои фантазии, – что перестал готовиться к лекциям и даже посещать занятия. Помоги мне Боже, если придется надеяться только на оценки! Я сложил все яйца в одну корзину. Этот процесс… Я не могу его проиграть. Не говоря уже о Дафне, которая не прикасалась ко мне с той ночи у моей двери в общежитии. Черт побери ее губы! На кону все – моя карьера, будущее, моя жизнь! А на второй чаше весов – чертов имитированный процесс!

Я не хочу это делать.

Сара сидела в своем кресле успокоенная, расслабленная. Поймав мой взгляд, она улыбнулась мне одними глазами – ведь нас связывала общая тайна. Она уже решила, что я не воспользуюсь ее секретом. Непомерное самомнение, как подумаешь об этом. Она была так уверена в своей власти, не сомневалась, что ради нее я наплюю на свою жизнь, на свое будущее, лишь бы прикрыть ее ложь…

Да кем она возомнила себя?

Я ощутил потрясение – как от вины или боли, – голос внутри меня умолял: «Пожалуйста, я вовсе не хочу навредить ей», – но он как-то затерялся среди других мыслей и желаний.

Я принял решение.

– Доктор Кейси, вы выступаете здесь в роли эксперта-свидетеля, верно?

– Да.

– Жюри присяжных доверяет вашему мнению из-за вашей квалификации, не так ли?

Она вдруг подобралась.

– Да.

Сара Кейси пристально смотрела на меня, стараясь понять, к чему клонится дело.

– Вы стажируетесь в нейрохирургии в рамках лучшей программы в стране, я правильно говорю?

– Да, – тихо сказала она.

– Это означает, что вы блестяще закончили медицинский факультет, верно?

– Да.

– И все это – ваши оценки и место в элитной ординатуре, – все это составляет основу вашей квалификации, на которую мы здесь сегодня полагаемся, не так ли?

– Да, – прошептала она, в отчаянии глядя на меня и пытаясь сохранить хладнокровие, но взглядом моля о пощаде.

– Но есть кое-что еще. Ваша честность. Не правда ли, это часть вашей квалификации, на которую мы здесь сегодня полагаемся? Жюри может доверять вашим словам, потому что вы честный человек?

– Да, – сказала Сара Кейси. Ее глаза увлажнились, но это видел только я, потому что стоял совсем близко.

Я закрыл глаза и глубоко вздохнул.

Дафна, невольно захваченная новым ритмом, жадно, с интересом слушала. Покопавшись в себе, я ощутил праведный гнев и вновь обратился к свидетельнице, отрезав себе путь назад:

– Доктор Кейси, правда ли, что ваше заявление на участие в данной программе содержит серьезные искажения, касающиеся ваших способностей и успеваемости на медицинском факультете?

Джон и Найджел взорвались.

Они понятия не имели, о чем я говорю, но извергли негодование.

– Да или нет? – настаивал я.

Ошеломленная Сара Кейси застыла на месте.

– Да или нет, доктор Кейси? Отчего вы колеблетесь?

Она отрицательно покачала головой.

– Доктор Кейси. – Я произнес слово «доктор» с гнусной растяжечкой. – Вы позволяли своему отцу прикрывать ваши неоднократные провалы на экзаменах во время получения вами медицинского образования?

– Я не обязана это терпеть… Это же не настоящий процесс…

Ее губы дрожали.

– Да или нет, доктор Кейси?

Ответа не последовало.

– Да или нет?!

Ее лицо дрогнуло.

– Действительно ли вы получили место в престижной резидентуре[13] в результате лжи и подтасовок?

– Да, – сказала она дребезжащим голосом.

– Подтасовки имели место при вашем попустительстве?

– Да. – Она уже всхлипывала.

– Вы проходили одно собеседование за другим, выдавая себя за ту, кем на самом деле не были, с целью получить работу, которой не заслуживаете?

– Да. Да. Да.

Протесты защиты сыпались, как осенние листья, но я не обращал на них внимания.

Я даже недослушал ее последний ответ.

Свидетельство эксперта защиты было дезавуировано. От эксперта-свидетеля осталось мокрое место.

Я вернулся за наш стол. Дафна посмотрела на меня с гордостью, граничащей со сладострастием.

Я слышал шаги Сары, покидавшей зал суда. Но я не нашел в себе смелости проводить ее взглядом.

Глава 13

Процесс мы выиграли. Так объявил глава жюри присяжных, стоя с листком бумаги в руке. Судьи раскритиковали наши выступления, но я не помню ни слова из того, что они говорили. Я повторял про себя – с облегчением, но полувопросительно: «Мы победили? Мы победили? Мы победили?»

Солнце почти село, аудиторию заливал пурпурный свет. Судьи ушли. Большинство зрителей разошлись по домам.

– Это надо отметить, – сказала Дафна.

– Подожди секунду.

Я пошел к Джону и Найджелу.

– Ты куда? – окликнула она меня.

Они по-прежнему сидели за своим столом. Джон уткнулся в записи. Найджел без всякого выражения смотрел вперед, как ребенок, которому сообщили, что умерла его собачка.

– Поднимайтесь, – сказал я им. – Мы идем в бар.

Они посмотрели на меня как на сумасшедшего.

– Я не шучу, пошли отметим. Все закончилось. Мы целый месяц себя гробили. Идемте. Я угощаю.

– Что-то не хочется, – ответил Найджел.

– Мне без разницы. Я ставлю всем выпивку, а потом можешь уйти, если хочешь. Уж это-то ты мне должен.

Я не желал слушать возражений и каким-то образом уломал их пойти с нами в «Богатого бездельника». Они еще не пришли в себя, и им было все равно. Этакое онемение чувств. Мы сидели за дубовым столом, напоминая директоров похоронного бюро, но после второго пива этих двоих немного отпустило.

– Все-таки универ влияет на мозги, – говорил я. – Ну когда мы успели стать такими серьезными?

– Разве ты не повеселился, разваливая наш процесс? – обронил Найджел. В его тоне слышались лишь нотки горечи – существенное улучшение по сравнению с тем, что было час назад.

– Откуда ты столько знаешь о нашем свидетеле? – спросил Джон, качая головой. Мы действительно не видели экспертов противной стороны до суда и даже не знали их имен. Андерсон, должно быть, озадачен насмерть.

– Я знаю ее, – сказал я. – Встречались в кампусе.

– Повезло девушке, – сухо заметил Найджел.

Прогнав противное сосущее ощущение под ложечкой, я сменил тему:

– Нет, кроме шуток, вы вообще ходите куда-нибудь? Дурачитесь, прикалываетесь? Или вы всегда как секретари верховного суда?

– Джон раньше выкидывал коленца, – вмешалась Дафна.

– Не верю!

– Это ты о чем? – спросил Джон, впервые после вынесения вердикта поднимая на нас глаза.

– Ну как же, про тот стол!

– Мы же договорились не вспоминать об этом!

– Если ты будешь молчать, я сама расскажу, – улыбнулась Дафна.

– Прекрасно. Давай, рассказывай. – Джон откинулся на спинку стула, закрыл глаза и прижал бутылку ко лбу.

– Дело было в Оксфорде, – начала Дафна. – Джону с приятелями заблажило поиграть в покер. После нескольких бутылок один из его мажорных друзей – кто, кстати, это был, Том, что ли? – решил, что большие круглые столы в столовой отлично подойдут для покера. Это надо видеть: огромные деревянные столы, семь или восемь футов в диаметре. Они его впятером еле подняли. Так вот, после обеда, когда в столовой было пусто, Джон и его приятели потихоньку вернулись и вынесли один стол. Дальнейших действий эти стипендиаты Родса как-то не продумали – вышли со столом, и все.

– Не может быть, – потряс головой Найджел. – Ты украл в Оксфорде стол?

– Ага. – Уголки губ Джона тронула улыбка.

– Главное, им почти удалось! Они прошлепали полкампуса, но когда несли стол через двор, их остановил охранник.

– О нет!

– И что было?

– О, это вообще кайф, – сказала Дафна. – Все струхнули, кроме Джона. Он посмотрел в упор на охранника и сказал с каменным лицом: «Вы что думаете, мне очень хочется тащить этот стол через весь кампус?» И так сказал, что охранник заморгал и отпустил всю компанию!

Все уже улыбались, даже посмеивались.

– Уверенность в себе, – блаженно вспоминал Джон, – это главное в жизни.

Он отпил пива.

– И стол остался у них?

Дафна рассмеялась:

– Нет, он в дверь не прошел!

Джон, покраснев, опустил глаза. Остальные захохотали.

– И что, назад отнесли?

– Не совсем… – Дафна покачала головой. – Вынесли на площадку для сквоша.

Не знаю почему, но сквош меня добил. Я хохотал до слез, до колик, словно из меня выходил весь двухмесячный стресс.

Я почувствовал, что в нашей четверке наступила оттепель. Все стало почти как на обеде у Найджела, до того как нас разделили дурацкие процессы и таинственные клубы, которые нельзя упоминать вслух по каким-то пафосным причинам.

– Вот что важнее всего, – сказал я наконец. – Настоящий момент и дружба. Вечером все остальное надо из головы выбрасывать.

Все согласились, но без особого энтузиазма.

Джон и Найджел, пошатываясь, разошлись по домам. Мы с Дафной отстали и шли вдвоем. Я не знал, что сказать. «К тебе или ко мне?», как вы понимаете, тут не годилось.

– Возможно, мы увидимся завтра вечером, – сказал я. Завтра было одиннадцатое, дата второй встречи, согласно таинственному приглашению, невесть откуда взявшемуся на моей кровати.

Дафна улыбнулась:

– Может быть. Кто знает, что нам готовят? – Она погладила мой локоть. – Ты сегодня отлично выступил. Я знала, что сделала правильный выбор.

– Ты сама была великолепна.

Дафна театрально зевнула и потянулась.

– Ой, глаза закрываются! – Она прильнула ко мне и коротко обняла, затем пожелала спокойной ночи и ушла, оставив меня в замешательстве, как свежевыпотрошенного и выброшенного основного свидетеля.

На следующее утро я проверил свой банковский счет. До конца семестра, то есть до получения очередного чека по студенческому займу, у меня оставалась тысяча долларов. Я снял восемь сотен и купил костюм.

Глава 14

Одиннадцатое ноября стало вторым днем бабьего лета, начавшегося одновременно с нашим процессом. Я почти забыл холод октября; дни стали солнечными и радостными – на солнце тепло, в тени свежо. Я подстригся, попросив покороче. Обычно я оставлял мои немного вьющиеся волосы высохнуть как есть. Сегодня я разделил их слева на пробор и гладко расчесал. Надев новый костюм, посмотрел в зеркало и не узнал себя.

В полученном приглашении информации было еще меньше, чем в первом. Только дата и время. Ни адреса, ни инструкций.

Единственная возможность, рассудил я, – снова отправиться к дому 2312 на Морланд-стрит. Я поехал туда заранее, на случай если ошибусь и придется импровизировать.

По пути я гадал, кого сегодня увижу. Встречу ли снова элегантного мистера Кости? Покажет ли он мне новые экспонаты своей безумной коллекции?

Увижу ли старика в рыжем парике, удалившегося от дел юриста, который расспрашивал о моем деде и проверял, достаточно ли сильно я этого хочу? Сегодня ему не придется спрашивать об этом.

Пряничный домик на Морланд-стрит выглядел по-прежнему. Я позвонил. Молодая женщина, по виду клуша-домохозяйка, отодвинула занавеску и взглянула на меня через окно. За ее спиной двое детей гоняли мяч.

– Да?

– Здравствуйте, я Джереми Дэвис. Я ищу… – я даже не знал его имени, – джентльмена, который здесь живет.

– Простите, кого вы ищете?

– Мужчину, который живет в этом доме. Седой, с меня ростом…

– Здесь таких нет. – Она подняла одного из малышей, который цеплялся за ее брюки, оглядела меня с головы до ног, задержав взгляд на костюме, задернула занавеску и открыла дверь. – Мы въехали сюда две недели назад. Может, вы ищете тех, кто жил здесь раньше?

– Въехали две недели назад?

– Да.

– Вы уверены в этом?

Она подняла брови.

– Абсолютно.

Я тщетно пытался собраться с мыслями.

– А прежние владельцы не оставили нового адреса?

– Нет, я с ними вообще не встречалась. Извините, больше ничем помочь не могу.

– Вы уверены, что мне не сюда? Что меня здесь не ждут?

Она снова оглядела меня.

– Прости, малыш, не знаю, что тебе и сказать.

– Все равно спасибо.

– Не за что. Осторожнее за рулем.

Странное замечание, поскольку я пришел пешком. Но, повернувшись, я увидел на другой стороне улицы машину с работающим мотором. Машина была нерядовая (я не очень разбираюсь в марках, но «бентли» узнал сразу), с тонированными стеклами. Водитель, стоявший у задней правой дверцы, принадлежал к другой эпохе – длинное пальто, черная шоферская фуражка, кожаные перчатки с раструбами.

Наши взгляды встретились. Он отвел глаза почти сразу, опустил голову и потянулся, чтобы открыть дверцу. Он стоял у «бентли», держа дверцу приоткрытой и глядя в землю.

Я оглянулся, но никого не увидел. Улица была пуста. Тишину нарушало лишь тихое урчанье мотора. Дверь дома 2312 была закрыта, а его новая хозяйка обитала в другой вселенной, отгороженной занавесками.

Я пошел к машине. Чем ближе я подходил, тем ниже, казалось, шофер опускал глаза.

Да какого черта, подумал я, почему бы и не сесть в машину? Не убивать же меня собираются. Хотя, услужливо напомнил мне мозг, большая часть киношных убийств начинается с фразы «Садись в машину». Что я, ненормальный, лезть в «бентли»? Что я, сумасшедший, пройти мимо? Я же не знаю, куда идти. Великолепный коричневый кожаный салон был совершенно пуст. Неужели это все для меня? Последний вопрос: не перерубит ли мне горло водитель каратистским ударом ребра ладони, если я попытаюсь сесть в «бентли»?

Решившись, я опустился на сиденье. Шофер захлопнул за мной дверцу.

Как оказалось, стекла были не просто тонированными, а непрозрачно-черными. Я ничего не видел. Еще одна забавная особенность – отсутствие ручек с внутренней стороны. Водитель сидел за прозрачной закрытой перегородкой. Куда бы он ни ехал, нам, стало быть, по пути. Все, что я мог, – смешать себе коктейль в мини-баре. Откинувшись на мягкую спинку, я наслаждался тихим гуденьем мотора.

По моим подсчетам, ехали мы полтора часа.

«Бентли» остановился в городском квартале, шумном и ярком. Надо мной возвышался небоскреб – серое здание в стиле ар-деко с каменными цветами и медузами над третьим этажом. Стекла покрыты городской копотью. «Бентли» стоял посередине длинного здания – табличек с названием улицы я не мог разглядеть ни справа, ни слева. Водитель отступил назад и кивнул в направлении входа в здание, после чего снова наклонил голову. Это показалось мне намеком, и я вошел, как важная персона. «Да знаете ли вы, кто я такой?» – говорила моя походка безразличным пешеходам, спешившим по улице. Случайный автолюбитель проводил меня глазами.

Швейцар, слегка поклонившись, жестом пригласил меня внутрь и улыбнулся:

– Мистер Дэвис?

– Да.

Он произнес мое имя с особым ударением, словно оно что-то значило.

– Двадцать восьмой этаж, пожалуйста. Вас ожидают.

В лифте оказался лифтер, он закрыл дверь и поднял рычаг. Подъем получился быстрым, без остановок. На двадцать восьмом этаже лифтер остановил кабину и любезно улыбнулся:

– Приятного вечера, сэр.

– Вам тоже.

Дать ему чаевые? После покупки нового костюма у меня на счете наверняка меньше, чем у лифтера. Я уже решил не просить денег у родителей до весеннего чека по займу. Они и так залезли в долги, чтобы помочь мне с обучением в университете Лиги плюща. Больше просить не стану.

Я спохватился, что не знаю, в какую комнату идти, но в конце коридора приоткрылась дверь, из-за которой с улыбкой выглянула очень эффектная пожилая (за шестьдесят) женщина.

Ее серебристо-белые волосы – каре, колеблющееся между профессиональным и чувственным, – были заложены за большие уши. Она подняла руку и заправила несколько выбившихся прядок пальцами музыкантши, медленно проведя ногтями по кромке уха. Ее лицо я счел аристократическим. Серый костюм с белоснежной блузкой облегал стройную высокую фигуру. Когда я подошел ближе, незнакомка сказала: «Пожалуйста», – и отступила, пропуская меня.

Она провела меня к обитому бархатом креслу посреди комнаты, поставленному как бы перед театральным партером, занятым исключительно женской аудиторией. Все были пожилые – за шестьдесят, семьдесят, даже за восемьдесят, – и все замечательно хороши: элегантны и со следами прежней красоты. Женщина, встретившая меня у дверей, села в этом ряду последней. В комнате веяло сдержанной властностью, как на историческом собрании жен сенаторов или, в недалеком будущем, на встрече сенаторов в отставке. Стены были выкрашены каким-то особенным оттенком красного, между алым и цветом фуксии, а нижняя часть отделана панелями светлого дерева. Этот странный, мягкий цвет почти пульсировал. В этой просторной комнате я был единственным мужчиной.

Дама в фартуке и чепце внесла серебряный поднос с чашками.

– Благодарю вас, Беатриса, – произнесла леди аристократической внешности. Про себя я решил называть ее «мисс Серебро», поскольку подлинные имена на этих сборищах были под запретом. Мистер Кости и мисс Серебро, две части большой шарады. Она взяла чашку, после чего Беатриса подошла с подносом ко мне.

– Угощайтесь, – сказала мисс Серебро.

Я кивнул, и мы с ней отпили из наших чашек.

– Итак, – промолвила она, – вам удобно сидеть?

– Да, благодарю вас.

– У вас есть к нам вопросы?

Они со мной шутки шутят? Не имея самообладания, я решил выказать его и воздержаться от миллиона вопросов, вертевшихся на языке.

– Что за цвет у стен? – брякнул я.

Мисс Серебро немного удивилась.

– Цвет амаранта. Как в стихах: «Невянущим Цветком Благие Духи кудри украшают лучистые свои». Джон Мильтон. – Она пожала плечами.

Оглядываясь назад, скажу – зря я тогда спросил про краску.

Все смотрели на меня и молчали. Большинство женщин сидели в тени. Я видел только смутные очертания их удлиненных лиц.

Я заерзал.

– Успокойтесь, – улыбнулась мисс Серебро. – Нам некуда спешить. – Она что, слушает Барри Уайта? «Медленнее, детка, не торопись». Я подумал: если сегодняшний вечер закончится оргией восьмидесятилетних, участвовать не буду. Всему, знаете ли, есть предел.

Она отпила из чашки. Я сделал то же самое. Мы долго сидели в молчании и допивали чай.

Вскоре мне стало тепло, и я расслабился.

– Как вы себя чувствуете, Джереми? – любезно спросила мисс Серебро. Ее лицо показалось мне светлее и оживленнее.

– Хорошо, – ответил я. В пальцах рук и ног началась приятная вибрация, а голос прозвучал как бы издалека.

– Хорошо, – отозвалась она, глядя на меня с легкой улыбкой, и снова отбросила волосы тонкими изящными пальцами, проведя кончиками ногтей по кромке уха.

Комната начала медленно кружиться. В ушах зашумела кровь.

Я засмеялся.

– Чему ты смеешься, Джереми?

Это прозвучало так, словно три человека задали мне вопрос одновременно.

– Не знаю.

– Это ничего, – улыбнулась мисс Серебро безукоризненно белыми зубами. Мне она очень нравилась.

Она задержала на мне взгляд. Одна из женщин кивнула. Мисс Серебро откинулась на спинку своего кресла, положила тонкие руки на подлокотники, наклонила голову.

– Джереми, мы же с тобой друзья, правда?

– Да, – улыбнулся я.

– У меня к тебе вопрос. Ты будешь со мной честен? – В ее голосе прозвучала обида.

– Конечно.

– Ты когда-нибудь совершал преступление?

Меня, как волна, захлестнуло удивление и гнев. Я открыл рот, чтобы сказать «нет».

– Да, – сказал я.

– О Боже! – промурлыкала мисс Серебро. – Что же ты сделал?

– Когда мне было тринадцать, я украл в магазине пару обуви.

– О Господи! А еще?

– Когда мне было пятнадцать, мы с друзьями срезали дорожный знак «Стоп» и взяли себе.

– Хм… Ну, это пустяки. Почему бы тебе не рассказать мне больше?

Я хотел закрыть рот. Не знаю, закрыл ли. Вопросы продолжались. Мне хотелось спать. Иногда я отключался и переставал следить за беседой, но слышал свой голос, по-прежнему что-то говоривший.

Очнулся я, когда мисс Серебро спросила:

– Джереми, ты девственник?

И отклонилась назад так, что блузка на груди натянулась.

Я почувствовал, как кровь прилила к щекам, и подумал «Нет», но губы сами сказали: «Да».

Она спросила что-то о моих родителях. Я кивнул. Когда я просыпался, мы говорили о моих секретах. Из-за чего я расстроюсь, если об этом кто-нибудь узнает?