Текст книги "Закрытый клуб"

Автор книги: Дэнни Тоби

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 14 страниц)

Теперь я понял, что мы значили для седовласых членов V&D, ждущих своей очереди на возможность жить дальше. Мы означали для них смерть.

– Сара, они никогда не прекратят охотиться на нас.

Она сурово посмотрела на меня:

– Нет, прекратят. Мы их остановим.

– Да?

– Да. – Она взяла мое лицо ладонями. – И знаешь, почему? Потому что я знаю, чего хочу. А они у меня на пути.

В ее словах слышалась реальная сила. Она встала, взялась за подол моей рубашки, стянула ее и бросила на пол. Затем дернула край полотенца, закрученного у нее над грудью, и оно упало. Сара стояла совсем близко. Я смотрел на ее роскошное тело, чувствуя исходящий от нее жар. Она прижала меня лицом к своему животу.

Чуть отстранившись, я поглядел вверх.

– Я никогда раньше не делал этого, – признался я.

Сара изогнула бровь. Я начал объяснять, но она прижала палец к моим губам.

– Знаю, знаю, учась в колледже, ты жил с родителями. – Она улыбнулась. – Ничего, ты парень красивый, разберешься, что и как.

Позже Сара улыбнулась мне, положив голову на согнутую руку.

– Думаешь, это возможно? – спросила она.

– Что?

– Одержимость. Присвоение чужого тела.

– Не знаю. А ты как считаешь?

Она пожала плечами:

– У меня был пациент. Приятный старичок, после инсульта. Каждое утро я входила к нему в палату, и мы совершенно нормально беседовали. Затем я указывала на его правую руку и спрашивала: «Чья это рука?» А он непринужденно отвечал: «Не знаю». Тогда я говорила: «Рука соединена с запястьем?» – «Да». – «А запястье соединено с предплечьем, верно?» – «Верно». – «А предплечье переходит в плечо, правильно?» – «Угу». – «Так чья же это рука?» – «Не знаю, – отвечал старичок. – Может, ваша?»

– Разыгрываешь, – удивился я.

– Я видела пациентов, в которых жило много личностей, и людей, чувствующих запах каждого цвета и вкус каждого звука. Я это к тому, что мы не знаем всех возможностей нашего мозга. Мы вообще мало знаем. Вся наша технология, все исследования – не более чем царапина на поверхности. Мозг по-прежнему остается «черным ящиком». Поэтому – да, я считаю, что это возможно. Но я вот думала, лежа здесь…

– О чем?

– Джереми, если мы правы, тогда они убивают людей. Если отбросить слухи, колдовство и суеверия, то они совершают убийства. Человеческие жертвоприношения. Мы не можем этого допустить. А если допустим… – Ее улыбка исчезла. – Тогда мы заслуживаем всего, что они нам готовят.

Глава 28

Когда Майлс вернулся, мы с Сарой, уже одетые, сидели за маленьким столом в кухоньке у окна.

Он вкатился с улыбкой.

– Готово! – сообщил Майлс. – Готово-готово-готово-готово. Двенадцать копий, марки наклеены, адреса написаны, хоть сейчас отправляй… если ты, конечно, добыл то, чего хотел.

Он посмотрел на меня.

– Добыл.

– Проверил нашу теорию?

Я рассказал ему все.

– Ё ж моё! – Майлс распушил густую бороду. – Чем дальше в лес, тем толще вудуисты. Считай меня ненормальным, но я люблю этот универ. Внешний мир заполонили «Старбаксы» и «Сабвэи», и только здесь можно по уши влипнуть в серьезное макабристическое[20] дерьмо.

– Майлс.

– А?

– Ты ненормальный.

Он зааплодировал:

– Я твой должник, Джереми! Я ведь кем был? Одиноким аспирантом, а ты привнес магию в мою жизнь! «О, начинай же свое вуду, раз ты в этом мастер», – запел он, подражая Тони Беннетту.

– Майлс! А дальше-то что?

– Дальше? Дальше мы займемся шантажом – разошлем письма о нехороших дядьках. Я хочу съездить на почту подальше. Не в городе. Да, и чем больше почтовых отделений, тем лучше. Браунсвиль, Мейсон, Оранж… Выпустим лошадок из конюшни и будем в шоколаде.

Майлс замолчал. Он посмотрел на Сару. Посмотрел на меня. Затем перевел взгляд на нее. И снова на меня.

– Погодите… – Он наморщил лоб. – Тут что-то не так.

Я не отдавал себе отчета в том, что мы с Сарой сидим за столом очень свободно, и только тут спохватился, поняв, что говорят мои жесты. Мой локоть почти касался ее руки. Ногу на ногу я положил по направлению к ней. Я быстро сел иначе, но было поздно.

– О! – Майлс изобразил негодование. – Понятно.

– Майлс…

– Ну что ж, очень рад за вас обоих.

– Майлс, прекрати!

Он ухмыльнулся от уха до уха и показал нам два больших пальца. Сара так покраснела, что в кухоньке стало душно.

– Мазельтоф! – отчего-то заорал Майлс, хотя принадлежал к епископальной церкви, и заскакал в коротком танце.

– Майлс, тебе что, пять лет?

– Будь мне пять лет, – отозвался Майлс, – я бы вот как сделал.

Он соединил подушечки указательных пальцев с оглушительным хлюпающим чмоком, изображающим поцелуй, и подвигал бровями вверх и вниз.

– Разве у нас уже нет дел? – спросила Сара, все еще избегая встречаться с нами взглядом.

– Есть, конечно! – сказал Майлс. – Возьмем три такси, большую территорию охватим. А через час будем уже дома в безопасности!

Майлс раздал нам по четыре конверта.

И я поехал на вокзал, решив еще раз навестить Нью-Йорк.

В поезде я смотрел на городки и озерца, проплывавшие за окном, но меня преследовали мысли о Шалтае-Болтае. Какие-то зыбучие пески образовались в голове: чем сильнее я старался прогнать образ Артура Пибоди, лежащего лицом в луже крови на письменном столе, тем более четким и ярким он становился. Он пошел против V&D, и они убили его. Что же они сделают со мной?

Я подумал о деде, единственном из моих близких, кто тоже умер. После похорон деда родственники устроили поминки в его скромном доме. Когда гости разошлись, мы собрались в гостиной. Мать и отец сели на диване. Мои маленькие двоюродные братья и сестрички играли у ног тетки, не думая о печальном событии. Брата, разумеется, не было. Мягкое кресло деда, покрытое старым клетчатым покрывалом, пугало своей пустотой. Никто не решился занять его. Странно, но в тот момент я совсем не чувствовал грусти. Я ужасно горевал по деду до той минуты и много недель потом; до сих пор меня порой охватывает тоска и отпускает так же внезапно, как налетела. Но в тот момент, сидя в комнате деда и глядя на своих родных, я чувствовал себя необъяснимо, непонятно счастливым. Это счастье я описал бы как бурлящую энергию, охватившую все мое существо. Счастье, может, не совсем то слово. Эйфория. Ликование. Сладкое головокружение. Я ни от кого не слышал о чем-то подобном, а спрашивать стесняюсь.

И сейчас, в поезде, я размышлял, что подумал бы обо мне дед сегодня.

В Нью-Йорке я позвонил брату из привокзального таксофона:

– Надо встретиться.

– Зачем? Что случилось?

– Ничего, просто нужно увидеться.

– Хорошо, приходи ко мне в офис.

– Нет. Давай в каком-то месте, где тебя не знают.

– Что все-таки происходит?

– Слушай, сделай, как я прошу. Я потом объясню.

Возникла короткая пауза.

– Перекресток Клинтон и Деланси, забегаловка «Майко». Там подают буррито со вкусом песка. Как, сойдет, или еще хуже подобрать?

– Лучше тебе иметь вескую причину, – бросил Майк. Вид у него был усталый.

– Работал допоздна?

– Я в клубе «Модель месяца».

Я перевел дыхание. Маленькие окна ресторанчика были закрыты светонепроницаемыми экранами, и сидели мы в дальнем углу за столиком на двоих. Заведение было таким захудалым, что никто даже не смотрел в нашу сторону. Идеальная обстановка. Наконец нам принесли два кофе.

Я подался вперед:

– Майк, у тебя наверняка много банковских счетов и депозитных сейфов?

– Это ты к чему?

– Пожалуйста, ответь на мой вопрос.

– Естественно, много.

– Ты богат. Безумно богат, как воротилы с Уолл-стрит, я знаю. И ты слегка параноик, всегда таким был. Поэтому у тебя наверняка и офшорные счета есть, правильно?

– Я не параноик!

– Майк, препираться нет времени. У тебя есть офшоры или нет?

Он пожал плечами и оттянул от горла воротник.

– Считай, что так я пытаюсь застраховаться от любых непредвиденных обстоятельств, включая полный крах банковской системы США.

– Хорошо… Хорошо… – Я придвинул к нему конверт. – Сохрани это для меня в надежном месте. Не открывай. Спрячь его немедленно, ни минуты лишней не держи при себе.

– А что в нем?

– Не могу сказать. Но если со мной что-то случится, открой его. Внутри лежит письмо в другом конверте с написанным адресом. Если со мной случится что-то плохое, отправь то письмо. Вот и все.

– Джереми, ты что, колешься?

– Прекрати. Лучше выполни мою просьбу, это важно.

Он со вздохом откинулся на спинку стула.

– Джер, я не идиот. Что бы ты обо мне ни думал, я не стал бы тем, что я есть, если бы был идиотом. Это страховка. Прекрасно. Но если хочешь моей помощи, ты обязан объяснить, во что я влезаю. Что это? Список долгов от азартных игр? Или это такой блеф? Наглые зеленые адвокатишки считают себя страшно умными и лезут в большой покер. Я такого насмотрелся. Нечего было выбирать университет так близко от Атлантик-Сити. Если у тебя проблемы, я заплачу твои долги. Не бесплатно, вернешь с процентами. Узнаешь, что такое последствия. Но я хоть ноги тебе не переломаю, правильно?

– Твои деньги этого не поправят.

Я сказал это резче, чем хотел. В голосе прорвалась горечь. Я видел, как дернулось его лицо. Брат быстро овладел собой, но мои слова так и висели в воздухе между нами.

– Майк, мне нужна твоя помощь. Пожалуйста.

Он заморгал и провел рукой по волосам. Волосы у брата были густые, но на лбу уже наметились залысины. И был заметен второй подбородок. «Это мой брат, – думал я. – Боже, он уже не выглядит молодым».

Майк улыбнулся, но слабо и без прежнего задора. Странно, но мне вдруг стало не хватать его напористости.

– Помнишь, как мы играли у ручья? – спросил он.

– Да.

– Там еще этот пес бегал, мистера Рейнольдса, помнишь?

– Злобная шавка, – сказал я.

– Вот-вот. Помнишь, как он потерялся и мы нашли его в ручье?

– После сильной грозы? Да, он застрял под упавшим деревом.

– Ты полез ему помогать.

– Ну да.

– И что сделал пес?

– Откусил мне полруки вместе с иллюзиями.

Майк кивнул.

– Я помогу тебе, – сказал он. – Я буду играть во все твои игрушки. Ты хочешь, чтобы я положил это письмо в таинственный банк, не зная содержания? Хорошо, я так и сделаю. Ты умный, Джереми. Умнее меня. Не надо ничего говорить, это правда. Наверх я прорвался с огромным трудом, ломился, как слон через посудную лавку. Если ты считаешь, что это поможет вытащить тебя из того, во что ты впутался, я поверю тебе. Но обещай мне одно.

– Что?

– Если этот пакет заставит их оставить тебя в покое, ты с ними развяжешься.

Я ничего не сказал.

– Вот так. Понял? Развяжись с ними и живи своей жизнью. Ты же так и планировал сделать? Можешь мне это обещать?

Я смотрел вниз, на свои ладони.

– Я тебя знаю, – говорил брат. – У тебя есть правила. Принципы. Всегда были. А у меня другая философия – ориентироваться на лидера. Потому что больше никто этого делать не будет. Тебе не понять, тебе всегда везло. Ты не знал настоящих проблем. Родители всегда с тобой нянчились, извини, но уж как есть. И если я соглашусь помогать тебе, ты должен мне обещать, что не станешь больше связываться с этими людьми. Ты должен все это бросить. Живи и жить давай другим. Джереми?

Я глубоко вздохнул, вспомнив о Саре.

«Мы не можем этого так оставить. А если оставим…»

– Я пытаюсь тебе помочь, – говорил Майк. – Спасти тебя от тебя самого.

– Понимаю.

– Обещай мне, Джет, дай мне слово!

Казалось, я слышу, как наши с братом судьбы с треском расходятся врозь. Я покачал головой:

– Не могу.

Он закрыл глаза. Я смотрел на его лицо. Молодой свежести в нем я уже не видел, но он по-прежнему был хорош собой. Я хорошо помню, как пахла трава у ручья, где двадцать лет назад играли мы с братом.

– Тогда ничем не могу тебе помочь. – Майк легким тычком направил конверт ко мне.

– Ты серьезно?

Он кивнул.

– Майк, ты мне нужен.

– Нет. Если ты сам себе не можешь помочь, я тебе тоже не помощник.

Мы долго смотрели друг другу в глаза, и никто из нас не отвел взгляд.

– Мне очень жаль, – сказан он наконец.

Я кивнул:

– Понимаю. – Я положил конверт в карман и встал. – Ну, увидимся. – Я пошел к выходу.

Майк схватил меня за руку. Мне показалось, он хотел что-то сказать, но выпустил мою руку и повернулся к своему кофе.

Конверты я опустил в разные ящики, которые попались мне на Пенн-стрит по дороге на станцию. Я чувствовал себя совершенно свободным. Впервые в жизни я знал, что должен делать, пусть и не представлял, как к этому подступиться.

Глава 29

Майлс протянул мне телефон.

– Звони, – сказал он.

– Кому я должен звонить?

– Звони Найджелу.

– Майлс, ты что? После всего, что случилось?

– Послушай меня. Позвони ему.

Он объяснил, что сказать Найджелу.

Я собрался с духом и позвонил. Я слушал длинные гудки. Трубку никто не брал. Я покачал головой.

– Ясно, – сказал Майлс. – Попробуй еще раз.

– Что, опять Найджелу?

– Нет, Дафне.

Я чуть не поперхнулся, услышав ее имя, и ощутил жгучий стыд. Наш последний разговор с Дафной начался с того, что я выслеживал ее, а закончился обыском ее сумки. Я не хотел вспоминать об этом, но мне вдруг пришло в голову, что Дафна – та Дафна – уже не существует. Майлс впихнул трубку мне в руку.

После долгих недель подготовки к процессу я помнил ее номер наизусть. Я нажал цифры, помедлив над последней, но вдавил и эту кнопку. И закрыл глаза.

– Алло, – сказал нежный голос, при звуке которого во мне закрутился огненный смерч. Я не мог прогнать воспоминание о том, как она появилась из тени в коридоре общежития, обняла меня и впилась в губы обжигающим поцелуем. Но я посмотрел на Сару и сосредоточился.

– Алло, – выдавил я.

Пауза.

– Джереми? Это ты?

Мне не нравилось, что она по-прежнему имеет надо мной такую власть. Так, дышим глубоко.

– Да, я.

Снова пауза.

– Я как раз о тебе думала, – промурлыкала она. Я так и видел, как Дафна сидит у окна, подогнув под себя ноги, перекинув через плечо длинные волосы, связанные в хвост, а ярко-голубые, как пламя газовой горелки, глаза сверкают. – Я хочу увидеть тебя.

«Еще бы ты не хотела!»

– Дафна, выслушай меня внимательно.

– Ну зачем же по телефону? Я соскучилась по тебе, – журчал мелодичный голос. – Я хочу тебя видеть.

– Слушай меня. Ситуация изменилась.

Я слово в слово повторил слова Майлса. Мы приняли меры. Мы требуем встречи. Никаких подробностей. Ни малейшего страха. Мой голос звучал уверенно и твердо.

На этот раз в трубке повисла долгая пауза. Я слышал приглушенные голоса, затем Дафна заговорила со мной. Все мурлыканье и шелковистость исчезли, тон стал самым деловым. Я слушал ее и кивал. Майлс и Сара смотрели на меня квадратными глазами – Майлс явно не меньше моего удивился, что наши с ним слова не вызвали у Дафны истерического смеха. Хорошо, что я об этом раньше не знал.

– Ладно, – сказал я и положил трубку.

Я вдруг понял, что некоторое время не дышал. Я втянул воздух и потер глаза.

– Ну что? – спросил Майлс.

– Они хотят встретиться с нами сегодня.

– Да что ты? Где?

Я устало улыбнулся и развел руками, что означало «Ну где же еще?».

– В моей комнате.

Я еще никогда не бывал жертвой квартирного ограбления, но, думаю, именно так я бы себя и чувствовал. Я не появлялся в общежитии с того дня, как попал в свою комнату через люк под кроватью. Все было на месте, но казалось чужим, враждебным и испакощенным. Над кроватью у меня висел постер с Альбертом Эйнштейном и надписью «Не забивайте себе голову проблемами с математикой. Поверьте, у меня они покруче». Раньше он мне очень нравился (мало подходит для юридического факультета, но ведь в колледже я не жил в общежитии и не имел возможности украшать комнату образчиками шаблонного остроумия). Лицо мистера Эйнштейна, размером больше натурального, сейчас казалось зловещим, словно добрый гений в его глазах впал в безумие, пока меня не было. Цепочка страшненьких пупсов на письменном столе раньше охраняла мой компьютер; теперь они представлялись мне отрядом друидов, нагрянувших, чтобы перерубить нам ноги красивыми крошечными топорами.

Когда мы пришли, дверь была заперта, но я, разумеется, ожидал, что Дафна сидит у меня на кровати. Раньше запертые двери никогда не составляли для них проблемы. Однако в комнате было пусто и неестественно тихо. Спасал от темноты только лунный свет, он лился сквозь жалюзи и покрывал серебром старину Альберта.

Я включил флуоресцентные лампы, и тени исчезли. Комната приобрела почти обычный вид. Я заставил себя сесть на мой крутящийся стул, обтянутый прекрасной кожей. Он хорошо дополнял мебель Стикли. Стул казался прежним и скрипел тоже правильно.

Сара присела на мою кровать. В комнате был еще один стул, деревянный, желтый и на редкость неудобный, последний оставшийся от распроданного кухонного гарнитура. Я купил его в дисконтном магазине за семь долларов. Майлс попробовал его, крякнул и присоединился к Саре на кровати.

Стул мы оставили свободным и стали ждать.

Все молчали.

Мозг начал снова играть со мной в игры. Они обманули нас? Решили, что мы блефуем? Это ловушка? Какого дьявола мы вообще сюда пришли?

Сколько же раз мне еще стоять, бессильно сжав кулаки?

Сколько еще раз мне повезет?

Я уже готов был изругать Майлса за… за что-нибудь (видимо, за то, что он не исправил всего, что я наломал), когда в дверь негромко постучали три раза – медленно, мягко и вежливо.

Глава 30

Два вопроса. Первый: кто открывает дверь в таких ситуациях? Второй: что, если за дверью окажется пушка с зажженным фитилем? Любой хороший юрист скажет вам, что ответ на первый вопрос может повлиять на второй.

Я с надеждой посмотрел на Майлса и Сару, встал и пошел к двери.

В глазок гость не выглядел убийцей. Аккуратно одетый – в простом и даже немного поношенном сером костюме. Волосы слегка в беспорядке, ухоженные усы – тоньше, чем у наркобарона, и гуще, чем у колдуна.

Когда я открыл дверь, он протянул руку.

– Вы, должно быть, Джереми, – усталым голосом сказал он.

Я сел на мой кожаный стул, оставив пришедшему свободный деревянный.

Он тяжело опустился на сиденье, поморщился, вскочил и не смог разогнуться, схватившись за бок с тихим стоном.

– Больная спина, – извиняющимся тоном пояснил он. – Дайте мне минутку.

Казалось, ему действительно больно. Он застыл полусогнувшись, не в силах распрямиться и закрыв глаза. Рукой он держался за поясницу и шевелил губами, медленно считая и пережидая спазм. Я взглянул на Майлса и Сару. Майлс пожал плечами. Сара наклонила голову набок. В ней проснулся медик.

– Вы таблетки от люмбаго принимаете? – спросила она.

Он повернул к ней голову, все еще не распрямившись, и приоткрыл глаза.

– Я слышал, они не помогают.

– Вообще-то они очень эффективны, – заявила Сара. – Снимают давление с крестца.

– Как скажете, вы среди нас единственный нейрохирург. – Он пытался улыбнуться, но по-прежнему вздрагивал от боли.

– Присядьте сюда, – сказал я, вставая со своего кожаного трона.

– Благодарю вас, весьма обязан. – Он пошел, не разгибаясь и морщась при каждом шаге. Медленно опустившись на стул, он издал вздох облегчения. – Очень любезно с вашей стороны, – добавил он.

Мне ничего не оставалось, как сесть на деревянный стул. Угол сиденья и спинки был самый нелепый, явно неизвестный человеческой спине за всю историю сиденья, и деревянные планки впивались в тело. У меня невольно вырвалось «О!».

Мужчина в костюме робко улыбнулся.

Он сидел на моем любимом стуле!

М-да, переговоры начались удачно.

Гость, внимательно оглядывая комнату, улыбнулся при виде эйнштейновского постера и покачал головой при виде книжных гор на моем столе.

– Я не пропускал занятий, – засмеялся он так, что мне показалось – чуть-чуть, но пропускал.

– Мы сюда пришли не в игры играть, – заметил я.

– Хорошо.

Он приятно улыбнулся, взял со стола одного из пупсов с яркими волосами и повертел в руках.

– У меня сестра таких собирала. У нее были куклы из разных стран. Целый шкаф куколок. – Он улыбнулся воспоминаниям. – Ну что, приступим?

Этот тип что, шутить со мной пришел?

– Да уж, давайте приступать.

Я протянул ему один из наших конвертов.

Гость взял конверт, вынул листы и медленно, не торопясь, прочел. Там было все, что мы знали о V&D: факты и слухи, загадки и решения, карты тоннелей, местонахождение умфора, список имен. В его лице не дрогнул ни один мускул. Понять его реакцию было невозможно. Лицо не было пустым, просто на нем застыло мягкое выражение. С таким лицом листают «Ридерс дайджест» или ждут очереди в парикмахерской. Закончив, он протянул бумаги мне.

– О’кей, – сказал он.

– Что «о’кей»?

Г ость не ответил. Он терпеливо ждал с вежливой улыбкой, сложив руки на коленях.

Он сидел так долго, что у меня кончилось терпение.

– Мы хотим гарантий. Мы хотим, чтобы вы пообещали оставить нас в покое. Меня, Сару, Майлса, Чанса. Вот так. Мы сделали копии этого письма. Случись что с нами, и они разойдутся в газеты, в Интернет, куда угодно. Если с нами все будет в порядке, эту информацию никогда никто не обнародует. Нам нет дела до V&D. Мы просто хотим нормально жить. Вот и все.

Я пытался придумать, что еще сказать, но ничего не придумал.

– Ну? – подбодрил я его.

– Что «ну»?

Мне захотелось одним прыжком преодолеть разделявшее нас расстояние и задушить визитера.

– Мы договорились?

– О’кей, – сказал он.

Я не сразу понял, что это ответ. Он говорил тихо. Не торговался, не возражал. «О’кей» – и все. Вот так просто. С другой стороны, и ситуация не была особо сложной. Меня не обмануло то, что он играет под Вилли Ломана,[21] – за безмятежным взглядом угадывались извивы змеиного мозга. Видимо, чем умнее человек, тем меньше нужно слов.

– И все? – спросил я.

– А есть что-нибудь еще?

– Нет.

– Тогда о’кей. – Большим и указательным пальцами он пригладил усы. – Я, пожалуй, пойду. Я все время опаздываю. Знаете, как это бывает. – Он засмеялся. – Простите, мне крайне неловко просить, но нельзя ли мне взять вот эту? – Он показал на одну из моих куколок с ярко-розовыми стоячими волосами. – Такой я еще не встречал. Моей сестре очень понравится. – Гость смущенно улыбнулся.

Думаю, брови у меня сошлись сильнее, чем если бы он задал мне математический вопрос.

– Конечно. Пожалуйста.

– Спасибо. Вы очень добры.

Он отвесил пару мини-поклонов в мою сторону и пожал руки Майлсу и Саре.

Уже от дверей, взявшись за ручку, он повернулся и сказал:

– Простите, еще одно. Ваш друг Чанс…

Мы замерли.

– А что с Чансом?

Человек в костюме покачал головой:

– Печальные новости. Он погиб в аварии. Сел за руль пьяным, с сожалением вынужден сообщить.

Я посмотрел на Майлса и Сару. Ее глаза расширились, глаза Майлса горели.

– Завтра это будет в газетах, – сказал мужчина. – Мы собирались посадить в ту машину и всех вас, молодые люди, но, полагаю, в этом несчастном случае можно ограничиться одной жертвой. – Он поскреб голову. – Ну, спокойной ночи.

Глава 31

Секунду мне казалось, что Майлс гигантским прыжком долетит до двери и разорвет маленького человека на части, отрывая по куску. Выражение его глаз напугало меня не на шутку.

Но он не двинулся с места. Он неподвижно сидел с горящими как угли глазами. Я услышал, что дверь закрылась. Усатый ушел, забрав с собой из комнаты весь воздух. Майлс продолжал смотреть туда, где он только что стоял.

Чанс погиб. Эта фраза крутилась у меня в голове. Чанс погиб. Чанс погиб.

Майлс задрожал. Я подумал, что он замерз, но потом увидел его глаза. Они почти потухли – пламя перешло в крохотный огонек. Майлс дрожал так же, как встряхивается лев, оторвавшись от преследовавших его охотников. Он подошел к окну и распахнул его, впустив обжигающе холодный воздух. Майлс словно исполнял некий обряд экзорцизма, чтобы очистить комнату от обходительной злобы этого человека.

Майлс повернулся к нам и чуть развел руками.

– Мы свободны, – сказал он.

– Что?

– Мы свободны. Мы добились своего. Мы получили обратно свои жизни.

– Но Чанс…

Майлс покачал головой:

– Чанс не маленький, знал, на что идет.

– Они убили его!

– Рано или поздно до него все равно бы добрались – не V&D, так сандинисты или «Талибан». Чансу было хорошо только в гуще битвы. Я вообще удивляюсь, что он столько протянул. Знаешь, что было бы для него трагедией? Смерть в доме престарелых в Бока-Рейтон[22] с испачканным гороховым супом подбородком. Его единственное преступление – что он втянул Джереми. – Майлс коротко потер руки. – Слушайте, мы получили возможность спокойно жить дальше. Это большой подарок. Ну просто лучше не бывает.

Я запротестовал, но Майлс поднял свою огромную длань с такой экспрессией, что я отступил.

– Как можно быть таким бесчувственным? – не выдержала Сара.

– Бесчувственным? – уставился на нее Майлс. Секунду спустя он взревел: – Это я-то бесчувственный? Чанс был мне ближе, чем вы оба! Я буду грустить по нему долго после того, как он превратится в пометку на полях вашей памяти!

Его глаза действительно увлажнились.

– Майлс… – мягко начала Сара.

– Не хочу ничего слышать! Чанса не вернуть.

– Я не о Чансе, – продолжала она. – Майлс, они убивают детей. Двадцатидвухлетних юнцов, которые только начали жить.

– Тебе не победить V&D! – рявкнул он. – Допустим, расскажем мы, что знаем. И что будет? Мы живы только потому, что им проще оставить нас в живых, чем устранять последствия шумихи, которую мы подняли бы. Но в принципе у них есть возможность справиться и с шумихой. Мы живы по их милости, вот и все.

– Ты прав, – сказал я.

Майлс недоверчиво взглянул на меня. Сара смотрела на меня как на предателя.

– Что?

– Ты прав.

– По-моему, такого ты еще никогда не говорил, – пробормотал Майлс.

– Обнародовав информацию, мы ничего не добьемся.

– Слава Богу, хоть кто-то меня слушает.

– Значит, надо действовать иначе.

Улыбка Майлса исчезла, и он издал низкое рычание.

Пора было сказать, о чем я думал с самого возвращения из Нью-Йорка. Последняя часть пазла. Ахиллесова пята V&D. То, что было перед нами с самого начала, но мы не замечали.

– Мне с самого начала что-то не давало покоя, – начал я. – Помните, что сказала Изабелла? Одержимость, то бишь обладание, – состояние временное. Совершаешь ритуал, магия срабатывает, а потом – бам, и все закончилось. Часы бьют двенадцать. Так?

Майлс закрыл глаза, но промолчал.

Сара кивнула:

– Да.

– Так каким же образом они растягивают это на целую жизнь тела жертвы, пока не придет время перепрыгнуть в новое поколение? Шестьдесят лет! Как им это удается?

– Не знаю! – взорвался Майлс. – Кто я тебе, верховный жрец?

– Майлс, слушай. Что я видел в тоннеле на той церемонии? Помнишь? Ну, там были танцовщицы и барабанщики, и какой-то шаман с безумными глазами. За ними что я видел?

Он наморщил лоб, но покачал головой.

Это было перед нами с самого начала. Глаза Сары загорелись.

– За танцовщицами? – спросила она.

Я кивнул.

– За жрецом, за алтарем?

– Да.

– Машина какая-то. Ты говорил, что там была машина.

– Вот именно.

– Машина или что-то похожее, и что-то скручивалось и извивалось, повторяя движения танцовщиц. Так ты сказал.

Я кивнул. Ее глаза прояснились и оживились.

Майлс слегка кивнул.

– Изабелла же ничего не говорила о машине?

Он молча покачал головой.

– Конечно, не говорила, – продолжал я, – потому что это вообще не из ритуала вуду.

Сара улыбнулась, вспомнив мой диалог с Изабеллой.

– Если бы кто-то использовал вуду… – повторила она.

– …не будучи адептом культа…

– …для чуждых этой религии целей, – закончил Майлс.

Я кивнул:

– Что, если машина…

– …своего рода продолжение ритуала…

– …удлиняет сроки…

– …пролонгирует эффект?

Видя такое развитие идеи, Майлс покачал головой:

– Это прилада.

– Механизация.

– Конвейерное вуду, – улыбнулся я.

– Само собой разумеется, – продолжил Майлс, – если машина растягивает временное состояние до бесконечного, а мы…

– …уничтожим машину…

– …то одержимость закончится…

– …и тогда…

– Что тогда? – спросил Майлс. – Жертвы – как там Иззи их трактовала, «лошади»? – при них же личности остались.

– А они проявятся?

– Когда бог слезает с лошади, жрец снова становится собой, может, обессиленным, дезориентированным, но…

– …но здесь одержимость длилась не минуты, а десятилетия!

– Если лошадьми пользовались слишком долго, они погибнут? – спросил Майлс.

– Разве мы не должны выяснить ради них же самих? – возразила Сара.

Майлс хрипло засмеялся:

– Должны? Что это мы задолжали Найджелу, Дафне этой? Джону? Они использовали Джереми, а когда ему нечего было им предложить, выбросили без колебаний.

– И что? – сказал я. – За это они заслуживают смерти?

– Нет. Но рисковать ради них жизнью, в том числе моей, многовато будет. – Он засмеялся. – Стали бы они из-за нас париться?

– Нет, – ответил я.

– Это не просто Найджел, Дафна и Джон, – сказала Сара. – Это все, кто приходил до них и после. Новый поток студентов каждый год.

– Ну что тебе до них? Это чужие люди, – сказал Майлс. – Они друг другу глотки готовы рвать за отличную оценку.

Сара подалась к нам.

– Какая разница, как кто поступил бы на нашем месте. Что толку гадать, почему судьба выбрала нас? Кроме нас, больше некому. – Она деловито посмотрела на меня и Майлса. – Я пойду, а вы как хотите.

Я выдержал ее взгляд и кивнул.

– Я тоже пойду, – сказал я.

Мы посмотрели на Майлса.

– Даже если твоя теория правильна, – он нахмурился, – речь идет о том, чтобы проникнуть в святая святых.

– Правильно.

– Это может быть твоей последней прогулкой.

– А может, и нет. Сам подумай. Церемонию им приходится проводить при каждой инициации. Остальное делает машина. Найджела они уже обработали, остальных, наверное, тоже. Много шансов за то, что сейчас в той комнате никого нет.

Он не стал спорить.

– Майлс, ты же знаешь все на свете. Ты разгадал эту вудуистскую шараду. Без тебя мы бы ничего не смогли.

Он поскреб бороду и пробурчал что-то вроде «Ну что за хрень в квадрате!».

– Войти, разбить чертову машину и выйти? – уточнил он.

Я кивнул.

Он закрыл глаза.

– А поджечь-то капище для прикола можно?

– Конечно.

Он вздохнул:

– Тогда почему бы и нет?

Сара издала восторженный вопль и обняла гиганта.

Глава 32

Рычаг, больше похожий на защелку, отыскался где-то в верхних недрах камина. По случаю позднего времени в кабинете было совсем тихо. Прижимаясь щекой к гладкому мрамору, я шарил рукой под каминной полкой. Я услышал его раньше, чем увидел, – при открытии защелки отскочила высокая панель у письменного стола. Сара захлопала в ладоши.

– Перфекто, – одобрил Майлс. Его голос эхом пронесся по просторному кабинету.

Сегодня утром мы сидели в «Сэлс», ломая голову, где найти дверь, за которой они не следят. У нас была карта – та самая, которую мы с Чансом составили с помощью покойного Фрэнка Шепарда. Мы знали, куда надо попасть и что сделать, поэтому в кожаной сумке Майлса вместо постмодернистской ерунды лежал теперь железный ломик. Проход нам требовался по возможности такой, который не караулит шайка ассасинов. Получалось, лучшая дверь для нас та, о существовании которой мы не знали.

С чего начать? Есть люк под моей кроватью, очень удобный для того, чтобы убить меня во сне. Но дело в том, что я подумал бы о люке в первую очередь, если бы мне достало глупости выступить против V&D (чего другого, а этого качества мне, похоже, не занимать). Был лифт в старом доме на Морланд-стрит, но там меня вели, завязав глаза, к тому же эту возможность тоже легко просчитать. Был проход Шалтая-Болтая через библиотеку, но у нас не было ключей. Был люк в кабинете управляющего гидростанцией, но там стоит сигнализация. Был сточный колодец неподалеку от дома Найджела, но в V&D прекрасно осведомлены, что я теперь знаю этот путь. Мне некстати вспомнился долговязый Человек-марионетка, надвигавшийся на меня на своих паучьих ногах с длинным серебристым жалом, торчащим из-под пальцев.